Зорчие

***

      Охочая группа неспешно возвращалась домой, в Вульсваи. По обе стороны их сковывали скалистые и тенистые пределы Пустынной долины. Львицы, особенно те, что помоложе и понеопытнее, были истомлены и измучены, некоторые потряхивали лапами, стараясь стерпеть их жжение — то была старая, весьма известная болезнь всякой быстрой загоняющей.       Хотя кошки уже следовали со своей добычей — двумя небольшими, закусанными и изгрызенными намертво гну — оставлять ничейное мясо считалось крайне дурным тоном, и оттого, заприметив вдали, у самого основания Вершинного утёса, нечто похожее на тушу травоядного, тёмная, иссечённая глубоким шрамом на правом глазу львица тотчас остановилась, подавая лапою знак остальным.       — Арса! Проверь, — голос Старшей был молниеносен, ясен и остёр, как были остры черты на её морде; она кивнула совсем молодой и новенькой охотнице группы, указывая туда, где уже верещали и грызлись стервятники.       — А… почему я, госпожа Сазарра? — пролепетала львёна, прячась за спиной другой своей сестры по кругу.       — Арса! Живо! — раздражённо повторила хозяйка охоты, показав непослушной кошке клыки.       — Давай уже, не бойся, иди, — весьма утомлённым сёстрам круга было совсем не до характеров и капризов своей Младшей.       Львица вся сжалась, собираясь с духом, глядя туда, где хрипели крылатые твари.       — Быстрее! Чего медлишь? — рыкнула Сазарра.       — Она боится, что её заберут духи утёса, — вступилась за неё одна из охотниц, золотистая бойкая львица, с игривыми сочнолиственными глазами, надкусанным левым ушком и слегка топорщащейся рыжей чёлкой.       Кто-то из хищниц нервно выдохнул.       — Вот ещё… — закатила глаза Старшая, — Да сколько же можно!       — А что там тогда так воет по ночам? — продолжала защищать свою юную сестру непреклонная львичка.       — Нет там никаких духов, — уверенно, явственно выделяя каждое слово, отчеканила Сазарра, — И уж кому-кому, а не тебе, Раша, бояться слухов. Лучше побойся своих желаний.       Кто-то в группе смешливо муркнул. Бойкая самочка лишь повела взлохмаченным ушком:       — И всё же там кто-то есть. Или что-то.       Охотницы тихонько зашептались, Старшая ударила хвостом от досады.       — Там. Никого. Нет, — она повела своими острыми челюстями так, словно пыталась вспороть шею незримой добычи, — И если вы боитесь пустых сплетен, так и скажите.       Сёстры промолчали, не находясь со словами. Арса запряталась за плечом Раши, сама же бойкая львичка с достоинством испытала негодующий взгляд мастерицы охоты.       — Будет у нас разговор потом, — пригрозила Сазарра, — А теперь смотрите, я покажу вам, чего стоят ваши слова и истории.       И она широкими и быстрыми прыжками бросилась к рою бесновавшихся стервятников. Несколько мгновений — и вот она уже там, у самих каменных корней утёса, и тёмный силуэт её стал казаться незначимым и неприметным в сравнении с высокою землёй. Яростно прорычав, она без особых усилий разогнала хищных птиц, а особо упрямой даже успела прогрызть шею.       — Видите! — гаркнула она остальным. — Ничего тут нет! Ничего, кроме вашей трусости!       Львицы по ту сторону оживились и, казалось, немного поуспокоились, принявшись что-то ярко обсуждать. Сазарра обратила взор к своей нечаянной добыче и с разочарованием выдохнула: то была не газель и не гну, а обыкновенная, почти разложившаяся туша гиены.       С досадою шлёпнув по морде закаменевшего в ужасе падальщика, она развернулась к утёсу хвостом, и уже собралась было направиться к своим, как вдруг почувствовала слабую, едва различимую вибрацию земли, такую, какую можно было испытать, ощутив набегающего издали носорога или буйвола. Тут же её уши всколыхнул сильнейший поток воздуха, а вслед за ним — и этого Сазарра не могла позабыть ещё множество ночей — тянущий, грохочущий гул, звучавший так, словно умиравший в жутких мучениях слон завыл и вострубил во все свои оставшиеся силы. Этот рокот пробрал львицу до самого сердца, забираясь холодом под шерсть. Становясь всё сильнее и сильнее, он разносился словно из глубин Чернейших пещер, тех глубин, куда ни один даже самый смелый лев не решался спускаться.       Позабыв и о гордости, и о всех своих убеждениях, Сазарра бросилась прочь, да так быстро, точно оказалась на самой последней охоте, и неслась так, пока не оказалась на обратной стороне долины, где её потом и нашли остальные перепуганные и встревоженные сёстры.       Грозный вой разносился ещё какое-то время, то усиливаясь, то умиротворяясь. Заполняя уши бесстрашных, доселе не боявшихся ничего живого львиц, он вынуждал их лапы невольно трястись, шерсть дыбиться, а глаза — шириться.       Когда всё стихло, охотницы молча переглянулись. Никто даже не подумал засмеяться с Сазарры, так всем стало не по себе.       — К шакалу его, — силясь скрыть дрожь в голосе, пробормотала мастерица охоты, — Берём что есть и уходим. Отныне будем следовать дальней тропе.