Снежная Мимоза

Глава 26. Когда заклятый враг перестаёт быть соперником.              Чёрный обтекаемый мерседес с тонированными стёклами ехал вдоль ночных улиц Сент-Марка медленно — лениво, натужно, находясь будто бы на последнем издыхании. Таким же был его хозяин, похлопывающий руль пальцами, будто подбадривая авто: «Держись, дружище — ещё чуть-чуть, и на отдых погоним». Обычно с вещами Мейсон разговоры не водил — но сегодня ситуация была не обычная.       От выпитого на пустой желудок энергетического напитка, подаренного Денни, — надпись «Дробитель» теперь казалась какой-то иронией… — внутри появилась противная тошнота. А может, она была вызвана вовсе не напитком, а образом Джонатана Дея, чья половина тела, раскуроченная на бесформенные куски мяса, осталась лежать на полу кабинета, а пустой мёртвый взгляд навек отпечатался в памяти — наравне со всеми остальными смертями, где он был виновником. Пусть даже косвенным. Впрочем, Мейсон старался об этом не думать. На одном лишь азарте, адреналине и с внезапными мыслями о Салли Моррисон, чьи документы лежали в окровавленном пальто, он добрался до места, в котором никто и никогда его не ждал. Места когда-то заклятого врага, а теперь человека, что нельзя назвать другом, но с каким он по собственному желанию сотрудничал уже десять лет. Дом Уолтера Сандерса.       Он и сам не знал, почему принял решение ехать именно сюда. Быть может, настолько сильно хотелось разобраться с делом Сальери? Ведь с самим доном ещё предстоял серьёзный разговор. А может, просто не хотелось провести эту ужасную ночь в полном одиночестве…       «Преследования нет. Это радует и… настораживает…» — морщился Мейсон в дороге.       Находясь ближе всего к северо-западу, где пролегала черта города Эмпайр-Сити, в Сент-Марке располагался спальный район — Сохо — а в нём: крохотный коттедж Уолтера. В отличие от Гонсалесов, чей дом был выполнен в колониальном стиле и радовал глаз, этот напоминал больше маленькую коробку. Типичный американский домишка с гаражом и подвалом, с флагом родной страны и свежескошенным газончиком: всё здесь подражало своему хозяину. Уолтер не мог позволить себе роскошный особняк — в конце концов, он был всего лишь сержантом — но самодельный лимонадный киоск и кривые украшения в виде цветов для Недели Весны, выполненные явно ребёнком, говорили лишь об одном: жильцы дома Сандерсов были счастливы в месте, где просыпались каждый день по утрам.       Мейсон вылез из автомобиля, аккуратно захлопнув дверь, — будто любым громким шумом он мог разбудить весь район, что не спал, и собрать на себе любопытные взгляды. Затем прошёлся по газону, оставляя подмятые следы. Встал у крыльца. Напротив двери. Оставалось протянуть раненную руку вверх и нажать на звонок. Но…       «Хм… И что я скажу?.. «Эй, Уолти, как тебе мой новый стиль? Кроваво-американский маньяк!.. Нравится?» М-да. Он точно не обрадуется. Скорее, возьмёт пистолет и продырявит уже второе плечо», — с ироничной ухмылкой размышлял Мейсон.       В конце концов, Уолтер был непредсказуем. Встретиться где-то в городе на нейтральной территории? Не вопрос. Приехать к нему в участок? Что ж, рискуешь спалить себя властям, но в критической ситуации, так и быть, глаза закрыть можно. Однако припереться к нему домой… в единственное безопасное место… где были совсем беззащитные и невинные племянники?.. Что ж, Мейсон совсем бы не удивился, если б Уолтер взял, да и впрямь застрелил бы его на месте.       Но, несмотря ни на что, он уверенно нажал на звонок. Секунда. Тридцать. Минута. Послышался медленный, но стройный шаг и знакомый уже, зевающий голос:       — Секунду-секунду… а-а-а-ах… Кому там, блин, не спится…       Затем лёгкая пауза — казавшаяся бесконечной. И…       Уолтер распахнул со всей силы дверь, выглянув наружу. Вперил в мужчину свои голубые глаза, что горели яростным пламенем. Наверное, если б взглядом можно было убивать, то Мейсон бы стал сейчас таким же бездыханным трупом, как Джонатан Дей.       — Ты-ы-ы-ы!.. Совсем сбрендил? — заорал он так громко, чтоб вздрогнули оба мужчины, и, опомнившись, принялся гневно, шептать: — Что ты тут забыл, Ли? Моча в голову ударила или что?! Тебе нельзя тут заявляться — никогда! Никогда! Представляешь хоть, что будет, если нас тут вдвоём заметят? Только посмей сказать, что тебя ещё и преследовали, и ты всю гангстерскую чепуху ко мне домой привезти решил! Да я могу пойти и сразу в гроб лечь, нахуй, чё мелочиться-то! И тебя с собой прихватить. Да ты просто-…       Мейсон почти не слушал, чувствуя лишь, как мерзко ноет продырявленное плечо, отдаваясь болью в зубах, в нервах, как заглушает болтовню. Он знал, что слова эти — правдивые: Сохо ведь нейборхуд, и все соседи в округе Уолтера знают, чей это дом, кто там живёт, и что чёрный чужой мерседес выглядит тут крайне подозрительно.       Он сосредоточил туманный взгляд на одежде мужчины. Штатная — не гражданская. Неужели только вернулся домой? Ещё даже не успел переодеться? Это сколько он по его милости в участке сидел, интересно? Сначала искал всё на красный Порш, затем на беспечного Харви Макдональда… Вот трудяга — да шеф полиции Эмпайр-Сити не просто повысить его должен до капитана… он должен разместить ему сотню погонов и медалей почёта за службу!       Мейсон поморщился, чуть оборвав гневный поток оскорблений Уолтера хрипом:       — Прости. Просто хотел это сразу сделать. Кхм-Кхм… — чуть прокашлялся. — Возьми. С этим ты, наверное, найдёшь информацию на Салли Моррисон в разы быстрее…       Уолтер удивлённо принял глянцевую исцарапанную карточку, заляпанную алой жидкостью. Нахмурился, увидев теперь следы на перчатках Мейсона. А затем и вовсе заметил его потрёпанное пыльное пальто, взъерошенные волосы, грязь на лице и руку, с какой непрекращаемой струёй сбегала кровь. Только сейчас он понял, в каком состоянии был мужчина.       — Ты… — полицейский вскинул брови чуть удивлённо и фыркнул, будто был недоволен. — Кто это тебя так отпинал? В бойцовском ринге участвовал что ли? Знал бы — сделал бы ставки.       — Не думал, что ты такой азартный человек, — вдруг улыбнулся Мейсон, тихонько посмеиваясь под нос. — Прости ещё раз за внезапный визит. Не хотел пугать. Я… не буду заходить — просто передать тебе эти документы заехал, — он хмыкнул сочувственно. — Завтра у твоих коллег ещё и работёнки прибавится в Холбруке. Виноват…       Уолтер удивлённо похлопал глазами, не ожидая услышать Мейсона таким… мягким.       — Да… вижу, тебя и впрямь головой приложили хорошенько, раз ведёшь себя, как придурок. — Он вздохнул, вынимая тряпочку из кармана пиджака. Педантично принялся стирать всю грязь с айди-карточки. — Скажи: вот это всё дело твоё и впрямь такое важное, да?       — Да.       — И ты, стало быть, много получишь информации под конец. И для меня полезной тоже. Верно?       — Очень много. По твоей работе как раз.       — Вот как… — Уолтер сдул пыль с документа, оглядывая его в свете ламп веранды. Для полноты образа ему не хватало лишь сверкающих очков. — Знаешь, я ведь ещё в штатном. Значит, мой рабочий день пока не закончился. — Он горделиво усмехнулся, глядя на Мейсона с полуприщуром. — Лады, пойдём нароем инфу на твою Салли Моррисон.       — Она не моя-… — фыркнул с ухмылкой тот, делая шаг навстречу. И тут же был остановлен.       — Не-а. Не в таком виде, — Уолтер скривился, рукой придавив грудь Мейсона. — Ты мне щас весь пол кровью зальёшь, сдурел? Сначала руку свою тупую починишь. В подвале.       И, закатив глаза, полицейский потопал по газону за угол дома, закрыв за собой дверь. Мейсону не оставалось ничего, кроме как последовать за ним, мысленно удивляясь такой внезапной благосклонности. Он и правда выглядел столь ужасно, что Уолтеру его стало жаль? Глянуть бы в зеркало…       ㅤ       Преодолев уютный двор с маленьким бассейном, собачьей будкой, внутри которой сладко дремало что-то пушистое и большое, — вероятно, старый-добрый Бруно: золотистый ретривер семьи Сандерсов, — они завернули к южной части домика. Уолтер отпер дверь, кивком пригласил Мейсона — тот с силой сдавливал «кричащее» от боли плечо, чтобы не оставлять за собой кровавую дорожку («Чёрт, вот идиот… Всю машину, наверняка, перепачкал…»). Вместе они вошли за ещё одну дверь и спустились в подвальные помещения.       Здесь не было запаха сырости, плесени, чего-то затхлого. В пыльном углу стоял большой генератор на случай сбоя питания, также какие-то кучи коробок с вещами и стулья. Уолтер поднял пару таких, грубым приказом рявкнув Мейсону: «Садись, чё встал? И плечо своё освобождай». А сам скрылся за угловатым проходом.       — И кто ещё из нас собачка со злобным хозяином, а? — проворчал Мейсон, морщась, снимая с себя пальто.       — Что ты там мелешь?       — Ничего, Уолти, ничего.       Пока полицейский куда-то пропал, издавая издалека звуки скляночек, баночек и хлопающих дверец, Мейсон грустно потирал в пальцах без перчаток пальто, где теперь рваной дыркой виднелся изъян.       — Ц… чёрт бы побрал этот театришко, — вздохнул: пальто и впрямь было любимое. Ведь это был подарок.       Он постелил вещь на свои колени, снял следом такой же дырявый пиджак, еле шевеля пальцами, — оба кольта аккуратно были отложены в сторонку. Ослабил винный галстук — тоже любимый, благо, хоть он уцелел, — и задрал рукав чёрной рубашки. Собственная рука выглядела бледной, обескровленной, а плечо опухло, обнажая вид сочащейся кровью и сукровицей, рваной раны. Не самое приятное зрелище. Ещё и пуля застряла где-то там, в разорванных мышцах, отчего каждое движение рукой вызывало вспышку в глазах. И это ещё повезло: могло ведь и насквозь пройти. Впрочем, неизвестно даже — что хуже…       К счастью, за годы работы к подобному Мейсон привык, а, к сожалению, — сегодня был слишком тяжёлый и насыщенный день, как и несколько дней до него, чтобы с лёгкостью перенести ранение.       Вскоре вернулся Уолтер. На руках резиновые перчатки, а держал он в них большую аптечку. Поставив всё на не стерильный, очевидно, но вытертый антисептиком стол, мужчина разложил инструменты, вскрыл пакеты и повернулся к Мейсону, держа в пальцах шприц.       — Я не доктор Айболит, так что если будет больно — советую молчать. А не то могу руку оторвать по неосторожности…       — Слушаюсь, доктор-врач.       — Сам себе пули вытаскивал?       — Ещё не доводилось.       — Ну, вот и первый опыт будет. Потому что я с тобой возиться не собираюсь.       Уолтер наспех одёрнул ещё сильнее рубашку, заставив Мейсона болезненно прошипеть сквозь зубы: «Поосторожнее, бляха…» Сам улыбнулся, будто изощрённый садист. Двумя небрежными рывками обтёр кожу салфетками с антисептиком, а затем… ввёл иглу. В отличие от кровоточащей раны это и на миг не было так же больно, так что Мейсон и бровью не повёл. Обезболивающее до упора было введено в мышцу — они помолчали немного, ожидая, когда то подействует. Никому не хотелось особо болтать. Затем Уолтер решил вколоть ещё одну дозу — то ли, чтоб убедиться в отсутствии чувствительности, то ли ему просто нравилось тыкаться в тело Мейсона острыми предметами.       — Держи, — он грубо протянул мужчине стерильные щипцы с зубчиками, выглядящие такими живыми, словно они не блестели металлом, а зловеще улыбались в свете подвальных ламп. — Ищи свою пулю и сам её вытаскивай.       Мейсон моргнул и взял в руки предмет, заранее обработав собственные антисептиком. Он знал, что нет ничего ужаснее для раны, чем такая нестерильная обстановка. Но вместе с тем понимал, что ехать в больницу было бы сейчас ещё хуже. Привлекать излишнее внимание ни к чему.       — Как жаль, что у тебя нет рентген-аппарата…       — Сам решил поехать сюда, а не к добрым медсестричкам. Могу кулаком кости просканировать, если надо.       — Обойдусь, пожалуй, — Мейсон вздохнул, готовясь к тому, с какой болью предстоит столкнуться, и кивнул сам себе. — Ну, была не была.       Он крепко сжал в пальцах пинцет, поднёс его к ране и… с силой надавил.       Бух!       Перед глазами вспыхнуло белым от боли. Мейсон вздохнул судорожно. Надавил чуть сильнее, оттягивая кожу. Холод металла прорезал собственную плоть. Вгрызался в прожилки. Он ощущал, как кровь усиленным ключом бьёт из раны.       «Чёртов… новокаин… бесполезная… хуета… ноет… сука… сильно…»       Он стиснул челюсть, скрипя зубами. Вновь надавил на пинцет, пытаясь как можно усерднее и быстрее дренировать рану, раскрыть её края и отыскать, наконец, гадкую «металлическую чужачку», застрявшую в теле. Как жаль, что из-за боли Мейсон совсем не мог понять, где он касается пули, а где — собственных костей. Он вновь вздохнул, чувствуя, как пот застилает глаза. Как кружится голова, а пальцы трясутся от мозговых нервов, казалось, рвущихся на куски. «Как же, сука, больно!..» Набрал больше воздуха в дрожащие лёгкие, перебарывая рвотный позыв, и вновь взялся за пинцет. Простонал. Стиснул пальцы в кулаки так, что ещё чуть-чуть, и инструмент в них готов был сломаться!       — Та-а-ак, всё… — шумно вскричал Уолтер, теряя терпение. — Не могу больше на твой садомазохизм смотреть. Дай сюда! Щас всё мне тут кровью зальёшь, а плечо превратишь в решето, ёпт твою мать!       Он выхватил пинцет из окровавленных рук Мейсона, выкинув его тут же в урну. Вместо этого взял со стола ещё один — чистый, — а с ним спринцовку. Через плечо Уолтер поглядывал, как мужчина тяжело дышит, сгорбившись в три погибели.       — Да нормально всё, — фыркнул Мейсон, пытаясь поднять голову. — Отдай пинцет… сам вытащу.       — Заткнись и сиди смирно, — сплюнул тот, возвращаясь с чистыми инструментами.       Пытка продолжилась вновь — благо, в этот раз пытал Уолтер, отодвигая пинцетом края раны, и Мейсону оставалось только терпеть, сжав кулаки до ногтей, впивающихся в кожу; до зубов, стиснутых с противным скрипом в челюстях. Что ж, зато не сам. Терпеть проще, чем мучить себя.       — У тебя же есть личный врач, — ворчал полицейский, возможно, в попытке отвлечь Мейсона разговором. — Почему к нему не поехал? Или что, решил, что мне на своей работе скучно, и я хочу устроиться хирургом на полставки?       — Ты такой… заботливый, Уолт, — прошептал Мейсон, кусая от рези губы. — А ведь лет десять назад… а-а-ай… чёрт возьми… лет десять назад ты и пальцем бы не пошевелил, чтобы мне помочь. Увидь меня в таком уязвимом состоянии, ты бы… бляха… ты бы сдох от счастья…       — Если не заткнёшься, то кто-то из нас двоих точно щас сдохнет. И не от счастья явно.       А Мейсон, как вживую, видел перед лицом воспоминания прошлого, даже несмотря на боль, кольями пронзающую руку…       ㅤ       Эмпайр-Сити давности чуть меньшей, чем десять лет назад. Сам он был тогда глупым зелёным юнцом — а глаза уже успели испортиться татуировками, и на лбу виднелись яркие шрамы. Спустя много лет они затянутся, не оставив за собой почти не следа, как не оставив и редких волос на бровных дугах, превращая его лик в каменную маску. Но тогда сожжённые пламенем брови были всего-навсего очередным напоминанием о собственной бесполезности.       Юный детектив-офицер Уолтер Сандерс, какому было далеко до звания сержанта, с первого дня знакомства был большой занозой в его заднице. Вечно совал нос, куда не просят, всё пытался нанюхать и выведать секретики Мейсона, а с ним всей семейки Коломбо, чтобы сдать их властям. Намеревался стать яростным карателем, день изо дня бельмом мелькая перед глазами. Не вызывая ничего, кроме ненависти. И когда способ избавиться от копа — отыскался… А Уолтер узнал, какой это было сделано ценой… Гнев его был сродни титанической ярости.       Двадцатичетырёхлетний Мейсон с огромным фингалом под глазом, с носом, из какого струёй бежала тёплая кровь, а в ушах звенело от прилетевшего в лицо кулака, лежал на пыльном грязном полу склада за чертой города. Мерзенько улыбался и смотрел на такого же побитого, израненного Уолтера, какому было в тот день всего двадцать один. Какой возвышался над ним страшной гарпией, приставив к подбородку пистолет с заведённым курком. Какой кричал с глазами, налитыми кровью от ярости:       — Я убью тебя, мразь двуличная! За всё, что ты сделал! Что вы оба с ней сделали!       А сам Мейсон закрывал с улыбкой глаза, принимая судьбу, ожидая долгожданных объятий смерти…       ㅤ       — А-у-у?! Дум-дум, алё! Ты со мной или где?..       Молчание разорвалось громким, но спокойным голосом Уолтера, вернувшим его в реальность.       В его голубых глазах спустя годы не было былой ярости и боли — быть может, лишь где-то там внутри, спрятанной за защитной шкуркой, — волосы отросли, сменив «колючего ёжика», тело возмужало, окрепло. А сквозь плотный слой сарказма, упёртости и отвратительного характера прятался серьёзный и уверенный человек, переживший за жизнь немало тяжестей. И часть, разумеется, были под ответственностью ни кого иного, как Мейсона…       — Тут я, тут… Просто словил приступ ностальгии, — поёжился тот, вспоминая, какой был сейчас год и где он сейчас находился.       — Ясно, я уж обрадовался, что ты заткнулся, наконец. Так… Сейчас будет самое болючее — советую набраться терпения.       «Ах да, реальный мир… Где Уолти не тычет мне в лицо пистолетом, но продолжает мучить иными способами. В целом, заслужил, конечно, но-…»       Тело вдруг вспышкой пронзило болью — да такой сильной, что хотелось завалиться прямо на пол и заорать, не стесняясь в выражениях. Очевидно: Уолтер запустил пальцы в рану, пытаясь нащупать пулю вручную.       — Бл-я-ять… поаккуратнее можно?.. Ты мне щас плечо в мясо раздерёшь… — плевался ядом Мейсон, жмурясь и не переставая дышать. — Ещё ж не стерильные пальцы…       — Я сказал, ёпта, что не врач! Нехер было ко мне приезжать тогда! И ори тише — детей разбудишь… Щас, потерпи, уже почти… почти-… Вот! Нашёл!..       И Уолтер, заливая уже собственные руки его кровью, — не помогала даже спринцовка, собравшая в себя всю жидкость, — нащупал наконец-то «занозу». Медленно и аккуратно, как рыба подплывает к заброшенной в реку удочке, он с ликующим возгласом вынул из раны деформированный предмет пинцетом, а с ней — клочок подранного пальто, что пуля затолкала туда вместе с собой.       — Господи… — так тяжело и облегчённо, как было возможно, выдохнул Мейсон.       — Не «Господи», а сержант Сандерс — и не благодари.       Уолтер фыркнул, стирая со лба пот, кидая пулю, покрытую ошмётками кожи и мяса, в ведро, за ней окровавленные перчатки. Боль стала какой-то притупляющей, а голова нещадно кружилась, поэтому Мейсон не сразу понял, что происходит, когда в плечо пришлись новые уколы иглы — вероятно, антибиотик?.. — когда рука дёрнулась вновь от антисептика, прижигавшего будто бы кислотой.       — За тобой точно не было преследования? — нахмурился Уолтер, доставая бинты.       — Вроде, нет.       — Что ж ты там такое натворил, интересно знать… Хотя нет, не рассказывай. Не порти настроение лишний раз.       «Мне и самому интересно… Этот Элфи. Полиция ведь уже наверняка приехала. Он расскажет, что застрелил Дея сам? Или всё на меня скинет? А остальные… Если они попытались перебежать вслед за мной по крыше — не удивлюсь, если кто-то поскользнулся и сбросился нахер. Там расстояние — ого-го какое было… А, может, вообще пожар устроят, я ведь случайно задел те канистры с маслом… Чёрт бы побрал «Фантасмагорию» и её работников».       За мыслями и немой болью, будто по руке провели ментолом, Мейсон не сразу понял, что плечо только что достаточно бережно и аккуратно обмотали повязкой. Затем в руки приземлился антисептик и салфетки.       — Ну, молись теперь, чтоб не загноилось, — фыркнул Уолтер. — Или чтоб некроз не пошёл. Кто знает, кто знает! Тебе повезло, что я с отличием сдал тесты по первой помощи.       — Спасибо, — сухо буркнул тот, отстраняясь от удивлённого мужчины.       Всё ещё было больно — очень больно. И Мейсон был благодарен ему за эту неоценимую помощь — сам-то он точно забил бы на рану с большой колокольни, поехав куда-нибудь на базу, а там бы упал, теряя сознание. В такие моменты он переставал думать о собственной безопасности и о риске грохнуться где-то камнем, покидая наш мир, что однажды явно грозит стать фатальной ошибкой. Хотелось выразить более искреннюю радушную благодарность, но он опасался, что умудрится разрушить даже такой спокойный, не висящий иголками в воздухе, момент. Потому Мейсон и отпрянул, спрашивая:       — Раз теперь всё — разберёмся с документами? И я поеду отсюда.       — Ага… Пошли. Только не заноси в дом одежду, молю — не хватало ещё, чтоб кровью мне там всё запачкал.       — Ладно, доктор-врач, тут оставлю.       И пришлось бросить любимое пальто и пиджак, собравшие в себя кровь, пот и остальные жидкости, в этом подвале — вместе с грязными инструментами и блестящей пулей на дне мусорного бака.       ㅤ       Мейсон и Уолтер поднялись по скрипящей лестнице на первый этаж, аккуратно закрыв за собой дверь. Первый последовал за вторым, преодолевая узенькие, но уютные коридоры, усеянные семейными фотоснимками, цветами и всякими игрушками. То и дело он наклонял голову, чтобы не стукнуться лбом со всей дури об проём. Наконец, двое мужчин добрались до личного кабинета.       Мейсон огляделся с лёгким интересом — он знал, где живёт Уолтер, как выглядит его дом снаружи, но до сегодняшнего дня внутреннее убранство являлось для него загадкой. И всё и этом кабинете было так, как он представлял. Много дерева — в выборе мебели, украшений, в стенах, даже в запахе. Здесь мускусом точно не воняло… Много приятных синих и жёлтых оттенков — это было видно даже ночью в скудном освещении. Конечно, щепотка брутальности в тёмно-коричневых креслах с кожаной обивкой и в чёрно-белой картине. А на диванчике, будто совсем не к месту, валялась лохматая детская кукла из плюша. Уолтер и впрямь был семьянином.       Мейсон хмыкнул удовлетворённо, понимая, что этот кабинет обставлен живее и больше подходил своему хозяину, чем собственный в «Старом Вестерне». Общую картину портила лишь пара опустошённых бутылок из-под пива, стоящих в укромном уголке за столом…       — Миленько тут у тебя, — фыркнул он, прокручивая в руках смешную копилку в виде коровки, разглядывая медали и жетоны, висящие в стеклянном шкафу.       — Без тебя было бы ещё милее… А ну, не трогай! Положи, фу-фу, — зашикал он на Мейсона, как на нагадившую собаку, вырывая из его рук копилку. — Сядь спокойно и сиди.       Тот с лукавой улыбкой выполнил приказ вредного полицейского. Сам Уолтер задёрнул жалюзи и выглянул через щель на улицу, будто проверяя, нет ли слежки. Только убедившись, что всё спокойно, он позволил себе выдохнуть и сесть за стол, где располагался целый технический центр. Компьютер, экраны, какие-то странные полицейские штучки, что не ясно даже, можно ли было хранить вне участка, — даже Денни бы позавидовал такому наборчику!       — Ну, погнали — отыщем быстренько твою даму и разойдёмся, — почти в хорошем положении духа насвистел Уолтер, вглядываясь в циферки на айди-карте.       — А ты можешь? — удивлённо и с каким-то даже энтузиазмом воскликнул Мейсон, смотря на экран компьютера.       — Ну-у-у, технически — да, — фыркнул Уолтер, будто от неловкости. — Хотя бы начать. У меня есть доступ к базе, так что даже дома могу этим заниматься. А мы, как ты знаешь, живём в век отсутствия анонимности. На любого человека можно найти любую инфу, стоит только захотеть. Даже на нас с тобой, если кто-то вдруг решит поинтересоваться: «А чего это во дворе у Сандерсов стоит странный мерседес? М-м? Прогуглю-ка я номера…»       Мейсон проигнорировал язвительный взгляд и улыбнулся, склоняясь над компьютером.       — Ну надо же, увижу, наконец, тебя в деле, ура-ура. Чувствую себя героем детективно-шпионского романа, — он фыркнул. — Я думал, для обычного копа такое — целая заморочка.       — Для обычного? Да. Но «обычные» копы с мафией не «дружат», — хмыкнул Уолтер, задумчиво прикрывая глаза. — А мы ведь даже не за деньги сотрудничаем. В такие моменты мне всегда интересно: а можно ли назвать меня продажным полицейским? Я ни разу в жизни не брал взятки, всегда писал подробные отчёты без прикрас, даже когда начальник на меня косо поглядывал. Я всегда делаю всё быстро, чётко и как того требует задание — ну да, переборщить маленько могу… и рука у меня тяжёлая, но с кем не бывает? Главное ведь — результат. К тому же, я ещё ни разу целенаправленно не покрывал твою гангстерскую жопу. И надеюсь, не понадобится, — сузил Уолтер глаза и тут же вздохнул, словно вопрос и правда его тревожил. — Так продажный я или нет?..       Мейсон чуть помолчал, размышляя над этими словами. Глянул на своё плечо с задранной рубашкой — все ещё ныло, а от десятка уколов чуть-чуть немели пальцы. Но аккуратный, щепетильно повязанный бинт крепко держался вокруг раны, сдерживая кровотечение, и, как бы Уолтер ни отнекивался, — работа была проведена отменная.       — Продажный или нет, не знаю, но… — Мейсон сощурил глаза, пряча за чёлкой улыбку. — Незаменимый полицейский — это точно. Ты такой один в своём роде, Уолт.       Тот помолчал. И усмехнулся.       — Ну, это словечко посолиднее звучит… Ладно! Так что там у нас с Салли Моррисон…       И «незаменимый полицейский» погрузился в работу. Мейсон не стал его отвлекать, тихонько сев обратно на диван. Со вздохом опустил мутную голову, чувствуя, как тяжелее становится пытаться… не отключиться. Организму теперь не только после шестнадцати часов полёта требовалась передышка, не только от смены часовых поясов, но теперь ещё и из-за ранения.       «Скорее бы… закончить, да… прилечь…», — думал он, напрягая, расширяя глаза, дабы те, дай бог, не закрылись. Чувствуя, как жарит собственное тело, а лоб становится липким от ледяного пота.       Спустя несколько минут донёсся бодрящий голос Уолтера — удивительно, как его самого не тянуло в сон?       — Та-а-ак… Ну что ж, основная информация найдена. Теперь ты можешь с уверенностью знать, что… у Салли Моррисон точно карие глаза, и она точно блондинка. Ну, ещё ей двадцать один, день рождения в конце октября, а группа первая положительная. Это тебе о чём-нибудь говорит?       — Только о том, что ты ищешь какую-то фигню, — чуть посмеялся Мейсон. — Что-то более подробное нашёл? Она чиста на закон? Или по семье что-то интересное есть?       — Мисс Моррисон получала удостоверение в Висконсине — видимо, там и жила всю жизнь. У них свои заморочки с системой. Я могу только по нашему штату отслеживать без особых проблем, — Уолтер нахмурился, глядя на Мейсона с подозрительным прищуром. — На самом деле, я не знаю, что ты там пытаешься на неё отыскать. Если бы она была такой же преступницей, как и ты, — я бы уже раз двести наткнулся на конкретную статью. Не сомневаюсь, что и в семье у неё всё чисто. Уж не планируешь ли ты простой рядовой гражданке конкретно так подпортить жизнь своими выходками? На невинную девушку лезть, потому что что-то взбрендило в голову? Это в твоём духе…       — Уолт, — сухо прервал мужчина. — Я как раз и хочу убедиться в невиновности мисс Моррисон, чтобы её жизнь никто не подпортил. И я — в том числе. Она сама вряд ли знает, что происходит. Если всё сделаем тихонько и аккуратно — Салли Моррисон быстро забудет о том, что я когда-либо существовал. И тогда ничья жизнь не будет испорчена.       — Знаешь, было бы здорово, если б ещё и я знал, что происходит. А то ведь стреляю с закрытыми глазами, — недовольно буркнул Уолтер. — Не расскажешь ведь?       — Прости, Уолт, — тот прикрыл глаза в виноватой улыбке. — Конфиденциальная информация. Но потом всё оправдается, держу слово. Может, уже даже завтра, при допросе Харви, введу тебя в пару деталей…       — Ну-ну… — качнул тот головой. — Ладно, тогда завтра в участке и продолжу. Там у меня всё-таки больше возможностей. Может, на неё страховка какая оформлена в Парадисе — да хоть в вет клинику? Это было бы удачно.       Мейсон сделал паузу, представляя полицейский участок. Его коллег, которых точно нельзя было назвать «надёжными». Вновь взглянул на «незаменимого Уолтера» и понизил голос, делая его загадочным:       — Мне всё больше начинает казаться, что тебе… и участок-то не нужен. Ты и сам отлично справляешься.       — Хм-ф… — тот помялся, волоча языком за замкнутыми губами, будто выбирая, что такое ответить. — Согласен. А тебе не нужен преступный синдикат, чтобы творить всякую дичь.       — Твоя правда. Я и без него суперски нарушаю закон и влипаю в неприятности, — улыбнулся Мейсон, жалея о боли в плече и об их секретности. Ведь иначе он рассмеялся бы вслух.       Уолтер тоже глянул на него интересно — то ли щерился в недовольстве, то ли ему было так же смешно, как Мейсону. Но в один миг приятная тишина кабинета нарушилась, когда из коридора донёсся тоненький, сонный голосок. Явно детский.       — Уо-олтер?.. Ты что… не спишь?..       Мужчины вздрогнули — так резко и внезапно, будто их обоих окатили ушатом ледяной воды или застукали за чем-то незаконным. Уолтер вскочил со стула, зыркнув на Мейсона со всей холодностью:       — Стой тут и не высовывайся. Я не хочу, чтобы дети тебя видели. Ещё перепугаются…       И он бросил Мейсона одного с открытой базой данных, торопливо покидая кабинет. Тот лишь кивнул молча, рухнув обратно на диван.       — Сэмми?.. — послышался глухой голос мужчины из коридора. — И чего ты проснулась?       — Услышала болтовню… У нас… кто-то в гостях? Ты что, только с работы вернулся?       Девочка звучала растерянно и устало, будто её выдернули из сладкого сна. Мейсон знал, что это Саманта — одна из двоих племяшек Уолтера. Второй — Джереми — наверняка спал, не разбуженный даже их громким шёпотом.       — Нет, я один тут. А сегодня… сегодня был нагруженный денёк…       — Что, много… а-а-ах… — зевнула, - плохих дя-я-ядек наказывал?..       — Очень, — голос Уолтера чуть повеселел. — Одного только всё никак прижучить не могу. Слишком уж доставучий и скользкий. Идём-ка спать, м-м? Школу никто не отменял.       — Не хочу-у-у… — сладко зевнула девочка после вздохов и шорохов — вероятно, мужчина взял племянницу на руки.       Последним, что услышал Мейсон, прежде чем их разговоры скрылись в тишине коридора, был невинный оклик: «Уолтер?.. А где мама?..» И от этой фразы стало вдруг так тошно, что захотелось умыться, а плечо заныло с удвоенной силой.       Чтобы хоть как-то себя завлечь, пока хозяин пропадает, занятый семейными делами, Мейсон принялся вновь осматривать кабинет, дабы не упасть прямо на пол.       В шкафу с грамотами и полицейскими выслугами на самой верхней полке стоял маленький оловянный кубок, выбивающийся дешевизной. Снизу надпись корявым почерком: «Уолтеру Сандерсу — самому почётному члену и лидеру уличной банды спасателей!» Наверное, эта награда была самой ценной в коллекции полицейского… Чуть дальше снимки. Вот Джереми Сандерс: зуб его выбит, но темноволосый мальчишка улыбается, держа в руках мяч с автографом — а рядом какой-то известный спортсмен. Следом снимок Саманты Сандерс: на сцене школьный театр, и она — крохотная малышка с соломенными волосами в костюме страшной ведьмы — улыбается во весь рот, сияя ярче всех остальных детей. За ними фотография самого Уолтера, смеющегося в объятиях детей на футбольном поле. Ещё одна, но теперь в парке. Следом ещё пара снимков с незнакомыми людьми — вероятно, родителями Саманты и Джереми. Возле последняя, с пожилым человеком.       Глядя на каждую из этих фотографий, Мейсон вдруг вспомнил квартиру Салли Моррисон. Все уголки жизни в её маленькой коробочке, какую она громко и горделиво могла назвать своим «домом». Даже Александра держала у себя квартире, у себя в кабинете «Лиззиса» цветы, наполняя дом свежестью. Даже у неё порой творился в стенах хаос и творческий беспорядок — особенно в моменты, когда она усаживалась посередь комнаты в растянутой майке и рваных шортах в свободный денёк, час-другой проводя за холстами. А ведь они с Мейсоном, казалось, были так похожи? Как брат и сестра? Но нет.       Отчего-то он сейчас чувствовал себя опустошённым сосудом, что не смог найти своё «я» и наполниться в этом безграничном и обезличенном сером мире. Но хуже всего стало при виде спрятанной за двумя пустыми бутылками картины где-то в дальнем пыльном углу — небрежно прикрытой тканью, и всё же с видневшимся на ней изображением.       Это был пляж Атлантик Бриз — чудесный и прекрасный в заре песчаный берег Сент-Беллы. А в центре картины — гранаты, разрезанные пополам. Оба с пустой сердцевиной. Авторство картины стояло за Александрой Романо.       ㅤ

И это был её первый подарок на их пятое свидание с Уолтером, оставшееся в памяти событием почти десятилетней давности.

      ㅤ       Мейсон смотрел с тяжестью на эту ссохшуюся со временем краску, на потрескавшуюся рамку из дерева… Как наяву видел каждый мазок, который женщина совершала изящным взмахом кисти, и вспоминал, как он сам много лет назад — будучи исполнителем семьи Коломбо, только-только занявшим должность наравне с двумя сварливыми капо — Крейгом и Дирком, — смотрел, как Александра рисует картину, а сам знать не знает, что за человек был её музой. Понятия не имеет, что человек этот был его заклятым врагом — премерзким противным дотошным полицейским, что лез всякий раз в дела мафии. Что это был человек, от которого почти десять лет назад Мейсон так мечтал избавиться…       Утекло много воды с того времени, но Уолтер так до сих пор и не выкинул эту картину. А Александра и по сей день носила на пальцах два бирюзовых колечка.       ㅤ

Это был подарок Уолтера на их годовщину.

      ㅤ       «Уолт… когда ты уже выкинешь всю эту ересь из башки? — с ненавистью стискивал зубы Мейсон, все больше и больше склоняя вниз голову. — Прошло уже столько лет — отпусти уже! Нет, вы с Сандрой — два сапога пара. Даже я уже успел оставить в прошлом свою-…».       Что за чувство горело в груди огнём? Вина? Нет-нет, он, конечно же, не был виновен. Это они двое не должны были никогда встретиться — и не страдали бы столько лет, ведь отношения полицейского и преступницы заведомо смертельная ловушка. Он просто стал сопутствующим фактором. Как и был он сопутствующим фактором сегодняшнего убийства Джонатана Дея. Ведь так? Так?..       О, нет. Мейсон знал: он виновен во всём напрямую. Ведь именно так всё и сложилось тогда. Стоило узнать, что Александра — такая родная и близкая ему Сандра, как сестра, что была всегда рядом в трудную минуту, что не отвернулась, когда он отверг всех, в том числе свою семью… Которая нашла его при смерти в том одиноком городке, умирающего от боли одиночества в груди и кровоточащей раны на брюхе, — которая вытащила его с того света с помощью неимоверных сил врачей… Стоило узнать, что она водит роман с полицейским?! С самым ненавистным ему полицейским?! Клятым его врагом — юным офицером Уолтером Сандерсом, деля с ним улыбку, губы, объятия и своё тело?.. Что ж, такого удара под дых он не мог пережить. Не впервые, но ему показалось, что это было ранение хуже, чем бандитский нож в печёнке.       Он ни разу не показал Александре своих истинных эмоций тогда. Ни разу не обвинил ни в чём, ведь был единственным глупцом во всём этом каламбуре. Но потом… потом сама молодая женщина зашла прямо к нему домой и сказала: «Офицер Уолтер Сандерс? Он привязался ко мне, как щеночек. Теперь ты можешь крутить им, как хочешь». И Мейсон согласился, не кривя душой. Ведь этот противный офицер был таким злосчастным бельмом на глазу… Этот офицер плевался в его лицо и заявлял, что собственными руками усадит его за решётку. Этот офицер так мешался дону Сальери, которому Мейсон был обязан по гроб. Разве мог он упустить шанс проучить этого самодовольного жалкого копа?..       Какими же пропитанными иронией казались собственные воспоминания, когда юный Мейсон не знал, что, выяснив правду об обмане Александры, прославившейся затем, как «подлая изменница», Уолтер отыщет его в намерении застрелить прямо на месте. Не знал, что ещё спустя месяц впервые увидит женщину столь опустошённой и мрачной, будто потерянной от всего мира. Не знал, что ещё через время Маттео Сальери скажет: «Тот легавый до сих пор докучает тебя? Даже после той шалости с моей племянницей? Вот настырный… В таком случае, его упрямство можно направить в нужное русло». И не знал юный Мейсон, что спустя время поступит так же, как и дотошный коп, начав ставить ему палки в колёса, подставляя на полицейской службе, собирая весь всевозможный компромат с помощью бывшей безмерной любви Уолтера — Александры. И что использует это для внезапной для всех сторон дьявольской сделки: «Ты на нас — мы на тебя. Шанс забыть о вражде и получить то, что нужно каждому. Или поубивать, наконец, друг друга. Что выберешь, Уолти? Вражду или сотрудничество?»       Прошло много лет их вынужденного «союза», где Уолтер игнорирует Александру, где всё ещё мыслит враждебно о Мейсоне, притупляя гневные мысли с каждым годом, добывая им информацию. Сотрудничества, где сам Мейсон проделывает всё то же в ответ, с каждым годом всё меньше желая травить и издеваться над несчастным полицейским. Раны обид не зажили — но притупились. Где-то затянулся изъян в грубый рубец, где-то подсохла шершавая корка. Какие-то мелкие ссадины с годами исчезли в конец, и следа не оставляя на коже. А часть из них… Всё продолжала сочиться зловонным гнильём, раз за разом напоминая, кто был монстром в их «дружбе», кто был чудовищем, вынудившим две половинки граната разрезаться взмахом ножа, лишаясь своих сердцевин. И кто заставлял жертвовать собой даже в нынешний день, выполняя задание Сальери. Забавно, как всё всегда сводилось к дону семьи Коломбо…       Уолтер научился скрывать ненависть — как за десять-то лет не научишься? — и показывал её временами лишь к Александре. Ведь простить преступника, никогда не скрывавшего своё гнилое нутро, оказалось в разы проще, чем некогда любимую женщину, разорвавшую его несчастное сердце в клочья.       ㅤ

***

      ㅤ       Без скрипа и с лёгким нажатием дверной ручки в кабинет вернулся Уолтер. Теперь и на нём была видна усталость, тяжёлыми тенями пролагая на осунувшемся лице, опущенных плечах. Время давно перевалило за второй час ночи — пора бы им всем отправиться на заслуженный отдых.       — Ладно, Уолт, — тяжело и судорожно вздохнул Мейсон, поднимаясь с дивана — от перенапряжения неприятно потряхивало. — Спасибо за сегодняшнюю помощь. Продолжим уже завтра — к тому же, нам ещё к Харви ехать в больницу.       — Верно-верно. А ты-… — тот запнулся, поджав губу, будто собирался что-то сказать, но… — Всё, езжай. И так уже много времени у меня отнял.       Да, невозможно было излечить такие душевные раны…       Мейсон кивнул, чувствуя, как всё плывёт перед глазами. Начал прикидывать в голове, что делать дальше:       «Так… До Вестерна далеко. В Долину ехать? Ещё дальше… Тут на тридцать восьмой одна из моих квартир, может… да, переночую там. Так, завтра… Завтра-завтра-завтра… Понаблюдать за Салли Моррисон, всё ли в порядке. Потом к Харви. Он всё расскажет, и мы сможем, наконец, завершить дело. И тогда флешка окажется уже в наших-… наших-…»       Он с болью потёр красные глаза, колющие иголками, сморщился от неимоверно раскалывающейся головы. Анестетик прошёл, теперь снова стало тяжело дышать. Он сделал шаг в сторону Уолтера и двери, намереваясь покинуть кабинет и уютный дом, где ему, очевидно, не были рады, но…       Бух!       То ли Мейсон споткнулся об воздух, то ли последние силы покидали ватное тело, но он почти завалился прямо на полицейского, успевшего удержать его за подмышки.       — Дурень, ты чё делаешь? — шикнул тот сразу же, цокая языком. — Ещё не хватало, чтоб меня раздавил…       — Да ты… мужик крепкий… я б не справился с такой… задачей, — еле шевеля губами, усмехнулся Мейсон.       Уолтер нахмурился.       — Так. У тебя повязка кровит — садись.       — Но-…       — Садись, или сам тебя посажу.       Мейсон послушно сел в кресло, делая болезненный вдох. Голова готова была взорваться, как выстрел картечи из дробовика. Впрочем, не сказать, что такая «забота» его злила или расстраивала. Скорее, просто настораживала.       Уолтер вышел из кабинета, пропав где-то на пару минут. Затем вернулся с очередной кучкой медицинских инструментов в руках. Уже через секунду он принялся второй раз ковыряться с его раной, заставляя Мейсона кривить нос, кусать губы и мечтать скорее покинуть это злосчастное место.       Через мгновение на плече, исколотом очередной дозой обезболивающего и антибиотиков, уже красовалась новая чистенькая повязка.       — М-да… ты сколько спал вообще? — недовольно буркнул полицейский, оглядывая итоги работы и лицо мужчины. — Выглядишь ещё страшнее обычного. Особенно мешки.       «А… и правда… сколько?»       Что в четверг, что в пятницу — сны его были настолько кошмарными, что, благо, если он смог поспать хотя бы часа три за обе ночи. Затем были два продолжительных полёта, в общей сложности длившихся почти сутки. Он спал… час, наверное? Это звучало просто ужасно…       — Не очень много, — отмахнулся Мейсон.       — Ну, я так и понял. Иначе ты был не был так безрассуден, чтобы прийти ко мне домой. Ещё и в таком жалком виде — ведь я могу… что угодно сделать, — хмыкнул полицейский, понижая голос и глядя на Мейсона с вызовом. — Сам-то что думаешь?       Тот потупил взгляд. И шепнул тихо:       — Что устал. Пиздец как сильно…       Уолтер посмотрел на него очень странным изучающим взглядом. Схватил за плечо с повязкой, когда Мейсон вновь пошатнулся. И одёрнул тут же руку, потирая её об штаны. Вероятно, он заметил, какой горячей и липкой была кожа мужчины, покрытого потом.       Казалось, Уолтер долго собирался с силами, чувствами, сменяя несколько разнообразных злобных гримас на лице, — Мейсон растерянно хлопал глазами — пока он, наконец, не выпалил:       — Короче, так. Я просто напомню: мы с тобой не друзья. Никогда не были, никогда не станем. Не после того, что вы с чёртовой Романо творите каждый день и творили тогда. Чёрт, да я быстрее жетоны свои сожру, чем назову тебя так… — почти выплюнул Уолтер, а затем вздохнул — всё так же раздражённо, однако чуть спокойнее. — Но… если ты щас поедешь куда-то, завалишься в канаву и там сдохнешь?.. Не то, чтобы я расстроюсь, нет — я даже рад бы был. Но ты мой незаменимый источник информации. Быстрой смертью ты от меня не избавишься. Понял? Так что лечи свою сраную задницу, а завтра вали отсюда. Мне тебя ещё в больнице потом терпеть…       …       Мейсон всякое готов был услышать от своего некогда заклятого врага, но… уж точно он не ожидал, что Уолтер — краснеющий то ли от злости, то ли от смущения — произнесёт именно такие слова. Вероятно, это было видно по изумлённо вытаращенным чёрным глазам. По вскинутым до небес голым бровным дужкам. Будь Мейсон всё тем же эмоциональным мальчишкой, каким был в детстве, он и сам заливался бы сейчас краской не хуже, чем Уолтер, но… он забыл, что такое смущение. И просто потупил взгляд, зная, что это одна из крайне редких ситуаций, где ему было просто нечего сказать.       — Я-… Кхм-кхм. Делать мне нечего, кроме как в твоём доме тусоваться… Принеси мне водички просто — да я поеду.       — Ты тупой или глухой? Впрочем, не отвечай, — ощерился Уолтер, не стесняясь в выражениях. — Я дважды повторять не собираюсь. Либо остаёшься, либо валишь.       — Какой ты злюка… — вздохнул Мейсон, без сил вновь падая на диван. — Если б я был бодрее, то точно вмазал бы за такие словечки…       — Увидим.       И он удалился, ворча себе что-то под нос, оставив Мейсона один на один со своими мыслями. Тот усмехнулся. Он не хотел находиться в этом доме даже после таких слов — Мейсон был здесь чужаком. Такое непозволительно. Но…       С каждой секундой голова клонилась всё ниже, глаза нещадно желали быть замкнутыми с концами. Усталость могучими камнями лежала на плечах и спине, превращая мужчину в сгорбившегося от мучений старика. Мейсон сам не заметил… как тело его рухнуло прямо на диван, а затылок приземлился на подушку. Такую мягкую, прохладную… и сиденье так приятно продавливалось под его грузным уставшим телом… Он прикрыл глаза, пока мысли волчком крутились вокруг событий последних дней, ни на секунду не желая отвлекаться на что-то иное…       ㅤ       Уолтер вернулся через две минуты, держа в руках стакан ледяной воды. И остановился посередь комнаты при виде… спящего на диване Мейсона. Глаза его закрыты, лицо спокойное с чуть заметной пролегающей складкой на лбу, а сам он размеренно дышит, держа под боком свои пистолеты. Даже в такую минуту он не мог забыть о безопасности.       — Вот придурок, — буркнул под нос Уолтер, ставя с грохотом воду на стол, выплеснув пару капель, и кинув рядом же лекарства.       Затем он взял с кресла плед и небрежно бросил его на Мейсона, не смотря даже, приземлился тот на мужчину, на его голову, ноги или на пол. Не говоря больше ни слова, полицейский вышел из кабинета, закрыв за собой дверь. И в тишине комнаты, приятно пахнущей деревом, одинокий человек погрузился в объятия сна, отстраняясь от настоящего мира и времени.       Мейсон засыпал, даже в последние минуты размышляя о работе и преступлениях. Засыпал, моля сам себя: «Пусть сегодня будут не кошмары… пусть ничего не будет». Ведь он знал, что за первыми двумя снами всегда следует самый болезненный. За страхом горящего дома, за страхом фигур, поглощённых агонией, рассыпающихся от одних лишь его прикосновений… обычно наступал третий кошмар, от какого становилось страшнее всего на свете. Ведь сон этот, дарующий надежду в начале, обволакивая его воздушностью чувств, нежностью любви, утерянных в памяти прикосновений… имел единственный жестокий финал, погружающий его на самое дно небытия. Рывком возвращающий в реальность, уничтожающий всё доброе и невинное, а любимую душу бросая в полымя огня, сжигая заживо в сиянии взрыва столь родное, не заслужившее смерти создание. И болью отпечатывались в голове воспоминания о плавящихся глазах, о губах, выжженных напрочь с лица и о взгляде, никогда не сумевшем более увидеть его. В каком никогда он уже не отобразится и не скажет всех слов, что не смог сказать, не сможет извиниться за вновь совершённую ошибку. Порой казалось, само его существование — одна большая ошибка…       ㅤ       Сегодня Мейсону не приснились кошмары — удивительное стечение обстоятельств. Ему не приснился ни один из снов. Впервые за долгое время он спал без вздрагиваний и пробуждений, как убитый. Целиком без остатка поддавшись забвению. Вероятно, когда несколько дней проводишь без полноценного сна, измученному организму не до кошмаров…       Мейсон ни разу не открыл глаз и не проснулся вплоть до наступления утра.       ㅤ

***

      ㅤ       На следующий день, всё в том же доме.       Радужные лучики солнца весело отражались на стеклянных стенках кофейника, а прямо с его узенького горлышка шёл пар, заполняя кухню пряным ароматом. Окошко было чуть приоткрыто, и откуда-то со стороны парка ветер приносил пение утренних птиц.       А его в свою очередь перебивал звонкий, чуть шепелявый детский голосок:       — …а пот-о-ом он начал нам объяснять, как работают эти формулы, и это было т-а-а-к скучно!.. И тогда Валери Макклири взяла кнопку, чтобы подложить ему под задницу… А Вал о-о-очень быстро бегает знаешь ли. Но та-а-ак громко то-о-опает… Уо-о-олтер?.. Ну ты слу-у-ушаешь?       Саманта Сандерс — маленькая девочка, стучащая со скуки вилкой по столу, — обиженно зыркнула в сторону мужчины, стоящего за плитой над сковородкой. Он не обратил внимания, даже когда она начала трясти волосами, случайно макая их кончики в молоко. Зато это заметил мальчуган, сидящий рядом. Джереми Сандерс схватил девчушку за руку, крикнув:       — Сэм, ну хватит кривляться! Щас меня всего молоком забрызжешь!       — И что-о-о-о?! Ты зануда! — Сэм показала ему язык, вырвавшись из слабой хватки, и вновь принялась крутиться волчком. — Ня-ня-ня, хочу и буду брызгаться!       — Ты-… Ты коза! Поняла? Ведёшь себя, как ребёнок!       — Ну Дже-е-ерри-и-и-и, — девочка заулыбалась, обнажая рот с половиной отсутствующих зубов. — Я ведь и е-е-е-есть ребё-ё-ёнок!       Саманта смочила пальцы в молоке и потянула их к брату, гогоча, как пеликан, а тот испуганно дёрнулся, перехватив детские ладошки.       — Уолтер! Убери её от меня-я-я!       И подмога подошла как раз вовремя. Мужчина выставил тарелки с горячим омлетом и беконом, всё ещё скворчащим даже без раскалённой сковородки. Затем встал позади племяшек и, закрыв глаза, схватил их за головы, тут же начав с усердием трепать волосатые макушки. Теперь кухня залилась не только визгом Саманты и криками Джереми, но и весёлым смехом Уолтера.       — Ну всё-всё, малышня! Ешьте ваш завтрак, а то остынет. Уже даже Бруно успел слопать свой корм, а вы всё мусолите! — Он строго, но с улыбкой ткнул пальцем мальчика в лоб. — Джерри! Твоя сестра права — она совсем ребятёнок, не дави на неё так сильно. И сам ты ещё не дорос, чтоб раздавать приказы!       Девчушка посмеялась, глядя, как Уолтер щёлкает Джереми по носу, но мужчина уже повернулся к ней, вновь с усилием взлохмачивая её голову.       — Сэмми! А ты слушайся брата и не драконь его — вы должны поддерживать друг друга, а не бедокурить. И умой руки, а то как свинка маленькая!       — Бе-е-е! — девочка показала дяде язык, изображая не свинью, а барашка, но всё же вскочила со стула, послушно смыв с рук липкое молоко. — А ты мне нальёшь кофе?       — Куда тебе?! Ещё мелкая слишком, чтоб его пить. Вот дорастёшь хотя бы… м-м… мне по грудак? Там и посмотрим.       — Я это запомню…       Вскоре все принялись за сытный завтрак. На несколько минут в уютной кухне семьи Сандерсов, освещённой лампами и ярким солнечным светом, воцарилась тишина, прерываемая лишь чавканьем и лязгом посуды. Уолтер ценил каждый миг времени, проведённый в кругу семьи, — пусть даже она теперь была не такой большой, как прежде… — а потому блаженно улыбался, потягивая горячий кофе из кружки. Но, не прошло много времени, как тишина закончилась. И прежде, чем Сэмми вновь превратилась в непоседливую лягушку, а Джерри стал ворчливым медвежонком, Уолтер выбрал оптимальный метод борьбы с племянниками.       — Ну что, вы к школе-то подготовились?       Пауза. Улыбка пробежалась по его губам. Он поднял взгляд на детей, скептически хмыкнув:       — Что за молчание? Мне, может, ваши тетрадки проверить?       Дети синхронно поднялись со стульев, прокашливаясь, напевая неловко:       — Кхм-кхм… ну-у-у-у, мы пошли короче!..       — Да… а то… а то на автобус опоздаем! Спасибо за завтрак.       И тот посмеялся, глядя, как взволнованно переглядываются брат с сестрой. Школа могла запугать кого угодно — особенно этих двух проказников.       — Шучу-шучу! Но на учёбу и правда пора, а то опоздаете. Минутку — раздам вам ланч.       Когда контейнеры с наклейками и смешными зверьками, забитые едой, были упиханы в рюкзаки, детишки были готовы. Джерри первый вышел на крыльцо и, пока его сестрёнка обиженно расчёсывала соломенные волосы, взлохмаченные дядей, бубня: «Ну, блин, сам же растрепал, почему я расчёсываюсь?..» мальчик свистнул:       — Уолтер… подойди-ка, хочу поговорить. По-мужски.       Глядя на насупившиеся круглые щёки мальчишки, которому было всего одиннадцать лет, но который старался выглядеть так же серьёзно, как дядя, Уолтер чудом удержал улыбку.       — Что такое? — он присел на корточки перед мальцом.       — Только не смей увиливать или обманывать — я узнаю. Чья это машина? — мальчик указал на чёрный мерседес, припаркованный рядом с газоном их участка.       Уолтер тут же нахмурился. Он не знал, что ответить на такой внезапный вопрос, позабыв на мгновение, что за человек находился сейчас в их доме… Одно его присутствие грозило ужаснейшими проблемами. И, несмотря на то, что и Джереми, и Саманта были знакомы с этим Мейсоном Ли — чёртовым преступником… — несмотря на то, что пару раз за несколько лет общались с ним вживую — не по его прихоти, разумеется, ведь Уолтер надеялся, что все моменты этих разговоров стёрлись из памяти детей без следа… Несмотря на всё, он не мог ввязывать их в опасности. Семья для него была на первом месте.       — Эта? Да ничья, Джерри. Может, кто из соседей новую купил, да встал тут случайно.       — Ну-ну, — фыркнул мальчишка, ковыряя носком деревяшку, торчащую из покосившегося пола крыльца. — Значит, у тебя нет никаких проблем на работе?.. Никто тебя не достаёт, не грузит, не… делает из тебя плохого копа?..       — Откуда ты берёшь вообще эти глупости? — посмеялся Уолтер чуть нервно, трепля Джереми по темноволосой макушке. — И не говори слово «коп». Это неуважительно.       — Откуда-откуда… В школе всякое заливать начинают, когда узнают, кем ты работаешь… Особенно этот тупица Гэрри. У него же папа тоже служит… Ажно капитаном…       — Джерри. Поменьше слушай других и побольше думай своей головой. Не зря же она у тебя на плечах, м-м? — тот щёлкнул его по носу.       — Ладно, — хмыкнул мальчишка, надув щёки. — Но… что ещё думать-то? Ты всё время на работе. Всё время так занят, что мы даже на игру не сходили! А ты обещал…       — Я помню… прости, дружище, в следующий раз всё будет! И мы возьмём самые крутые места. Хорошо? — Уолтер улыбнулся так мягко и ласково, как только мог.       — Хорошо… — вздохнул Джерри, роняя голову на грудь. А затем тут же вспыхнул огонёчком, походя в чём-то на своего дядю. — Ну, тогда!.. Если это из-за работы, то скажи там всем плохишам, что если… если они и дальше будут отвлекать тебя от нас, то мы всех побьём! А если тебе нужна помощь — то я сам всё сделаю! Я… ну… хорошо умею искать по запаху! И точно пригожусь в участке! Вон, помнишь, узнал, кто из нашей мусорки подворовывал в том месяце? Это еноты были… Противные воришки…       Джерри поморщился, вздрогнув всем телом, и Уолтер расхохотался, хлопая его по плечу.       — Помню, конечно… Но… — он виновато потёр шею, вновь сажаясь на корточки перед племянником. — Слушай, Джерри, всё правда в норме. Просто в этом месяце работы чуть больше, чем обычно. Я своё дело знаю, не переживай. А ты — позволь себе просто быть ребёнком. Хорошо? У вас с Сэмми вся жизнь впереди — не стоит так рано взрослеть.       — Да знаю-знаю… Просто хочу, чтобы, когда мама и папа вернулись… — на словах мальчика Уолтер вдруг странно поник, и взгляд его опустел — …мы не сожгли дом дотла, не вылетели из школы, а ты не помер там на работе! Ясно, старик?       — Ясно, — фыркнул мужчина, горделиво ухмыляясь тому, каким смышлёным растёт племянник. — Ну всё, беги — вон, слышишь? Автобус едет.       Вдалеке и впрямь показался жёлтенький школьный автобус, готовый забрать ребятишек с каждого дома и отвести в страшную тюрьму с железными решётками под названием «школа». Джерри попрощался, с сокрушённым, но победным видом двигаясь вдоль газона. Тут и Саманта вылетела, наконец, на крыльцо, запинаясь и падая, с расстёгнутым наполовину рюкзаком.       — Ну и куда побежала в таком виде? — крякнул Уолтер, хватая девочку и приводя её в порядок. — Я ловлю, конечно, преступников всяких, но воришек твоих карандашей и пеналов точно не отыщу!       — Хи-хи-хи-и-и-и! А я их сама поймаю! — расхохоталась Саманта, сплёвывая с лица светлые кудри, лезущие в нос. — Эй, Уолтер! Можно вопрос?       Он улыбнулся: всего девять лет, а какая эта девчонка уже была хитренькая!       — Конечно, только скорее — а то на автобус опоздаешь.       — Я быстро! — она дёрнула мужчину за штанину, заставив со вздохом сесть вновь на корточки — с этими детьми можно легко было накачать ноги! Заговорщицки заулыбалась. — Уолтер… А кто та позавчерашняя тётя?       — Какая тётя? — недоумённо похлопал он глазами.       — Ну така-а-а-ая… Темноволосая, краси-ивая! И крута-ая. А ещё загадочная, как кошка! — чем больше Саманта описывала чертовски знакомую женщину, тем сильнее и сильнее лицо Уолтера превращалось в бледную, а затем красную физиономию. — Она какой-то пакетик оставила у крыльца. А ты потом подобрал его, заглянул внутрь и такой: «Ну-у-у, Ли-и-и, чёрт бы тебя побрал!» Как-то так крикнул… Ты был на индюка похож, хе-хе-е-е…       Он прикрыл рот девочки ладонью, хмурясь:       — Сэм. Не сквернословь.       — Но этфто фже фты шкажал такое шлово, — с закрытым ртом невнятно протянула Саманта и лизнула в конце руку Уолтера, чтоб тот одёрнулся, брезгливо вопя:       — Фу-у, боже-е! Сэм! Нам точно стоит заняться твоим воспитанием!       Но девочка уже бежала прочь к ворчащему трясущемуся автобусу с таким же ворчащим трясущимся водителем, хихикая на бегу:       — Ладно, прячь свои секретики! Но тётя очень красивая, ты молодец! Только не ударь в грязь лицом! Пригласи её на свида-а-а-ание! Всё, пока! До ве-е-ечера!       И дверцы автобуса захлопнулись, заглатывая последнего ребёнка, перед тем, как «монстр из алюминия и металла», жутко скрежеща, покинул район. Уолтер остался один на крыльце, с неясным выражением разглядывая свою обслюнявленную ладонь. С такими же пустыми глазами он вернулся в дом. Закрыл за собой дверь. Прошёл к раковине, умывая с мылом руки. И всё смотрел неотрывно в пустоту, поджимая губы.       Он догадывался, что вчерашний пневматический пистолет с отпечатками Харви Макдональда оставила именно она. Но слушать слова Саманты, говорящие такие вещи о женщине… вроде Александры Романо? Ненависть яростным комом бурлила внутри, переполняя все органы. Нет, это не про неё. Не про Романо. Никакие положительные черты не относятся к таким, как она!       Уолтер намывал посуду, вилки, ножи. Загипнотизировано смотрел в одну лишь точку перед собой, а в голове всё крутился смех племянницы: «Темноволосая, краси-ивая! И крута-ая. А ещё загадочная, как кошка!»       И перед глазами всё же вспыхнули обрывки воспоминаний, что забыть было попросту невозможно.       ㅤ       Красивая? Вероятно. Была когда-то. Сейчас — нет. Ни за что…       ㅤ       Сколько лет назад это было? Он не помнил. Но помнил уютную кофейню, помнил поздний вечерний час и окна с роскошным видом на Эмпайр-Сити. Помнил читательский зал, так похожий на оранжерею, и полки с книгами, что за скучными обложками прятали миры столь прекрасные, что собственная жизнь казалась пустышкой. И помнил её. День их знакомства.       — Мисс, это?.. «Жизнь на обмен»? У вас в руках.       Незнакомка с короткими кудрявыми волосами цвета ночи оборачивается, и два синих сапфира смотрят на него с белоснежного лица. Затем появляется улыбка, и что-то в юном Уолтере вспыхивает ярче любого пламени.       — Это?.. Всё верно… А почему вы-…       И вместо ответа в его руках возникает точно такая же книга, с такой же обложкой из переплетённых в золотой ткани мира паре, — мужчине и женщине — отчего незнакомка улыбается в разы шире, а собственное сердце трепещет, как птица.       ㅤ       Загадочная? О, не то слово. Загадочной она была и оставалась до сих пор, но больше он не хотел разгадывать ни её саму, ни какие-либо её секреты…       ㅤ       — Значит… Романо? Что это за фамилия?       — А вы попробуйте угадать, — улыбается она, пряча улыбку за бокалом вина.       Это было их второе свидание.       — Хм-м… Сначала я думал, что вы француженка!       — Почему же?       — Ну, знаете… Это ведь страна любви, да? Вот и я смотрю на вас, и хочется… писать любовные романы… Глупо, да?       Смех её — бархатный, глубокий — ласкает уши, заполняя собой тихий ресторан и его сердце.       — Не глупо, вовсе не глупо… Но вы не угадали. Подумайте ещё. Могу дать подсказку.       — О, нет… Я люблю сам допытываться до мелочей — я ведь офицер полиции!       — Но мне так жаль смотреть на вас, офицер Сандерс. Нет, не могу… Мисс? Нам, э-э… пожалуйста, «Маргариту». И две пасты.       — Вот, значит, что! Так вы не мадемуазель! Вы сеньорита Романо!       И во второй раз улыбка со смехом превращают его грудную клетку в цветущую оранжерею.       ㅤ       Мог ли Уолтер назвать её крутой? Нет вопросов — всё в ней было круто. Зажигательно. Мощно. Интересно. Но теперь он знал: предательство в список «крутых» вещей никогда не входило.       ㅤ       — Я-… я и подумать не мог, что у тебя есть мотоцикл! — он кричит, схватившись ладонью за голову, чтоб шапка не улетела со свистом вдаль. А вторая ладонь так осторожно, тактично хватается за женскую талию. — Это же… так опасно!       — И классно! — перебивая ветер, кричит она, и тело покрывается мурашками от обжигающего прикосновения чужих пальцев. В свете луны кожа её сияет, словно драгоценный алмаз. — Но ты не узнаешь, Уолти, пока не прижмёшься поближе!.. Готов к приключениям?       — Г-… готов, конечно! Спрашиваешь ещё!       И два тела жмутся друг к другу, пока рёв адского мотоцикла заглушает сердцебиение, слившееся в единое целое. В одну сердцевину.       ㅤ       Сколько ещё ужасных воспоминаний мог вызывать Уолтер, чувствуя, как глаза неприятно щиплет, чувствуя, как в груди завял каждый цветок, а тело обессиленно держится, желая рухнуть на пол, забившись в конвульсиях?       ㅤ       — Тебе нравится это, Сандра? Чувствовать песок между пальцев…       Вода океана на пляже Атлантик Бриз волной обдаёт кожу, и в ряби мелькает отражение женщины с волосами цвета ночи в этот особенный вечерний закат.       — Не знаю. Но такое ощущение, словно сотня крабиков кусает за пятки. Это не глупо?       — Вовсе нет… — улыбается он. — Но… Значит, не нравится?       — Я этого не говорила.       И смех их теряется в шуме волн, бьющихся о пляж из камней и песка, в пении чаек и голосах пар, гуляющих вдоль лазурного побережья.       ㅤ       — Никогда бы не подумал, что гранат может пахнуть так вкусно…       — Где? Я не чувствую…       Она шепчет эти слова на ухо, носом щекоча шею. А он улыбается, прижимая её к себе ещё ближе.       — От тебя, глупая… Твои духи. Кажется, я в них влюблён, — и он чувствует, как обнажённая женская нога тянется выше к собственному бедру — горячему и влажному под одеялом. — Вчера задание было тяжёлое. И пахло в той квартире просто отвратительно. Смертью… Но. я подумал о тебе и о гранатах. И вдруг… стало полегче…       Она кладёт голову на его вздымающуюся грудь, улыбается, чувствуя, как мужские пальцы перебирают между собой её чёрные кудри. И задумчиво тихо бормочет:       — Вот как?.. А мне… нравится твой запах кедра. Успокаивает. Когда тяжело — а так частенько в последнее время… — я стараюсь думать о нём. Получается.       И два запаха сливаются в единую гармонию, как и сердца бьются в унисон, когда она придвигается ближе с улыбкой для поцелуя, а он податливо склоняется, сцепив руки за её спиной в крепкий замок.       Она улыбается, отстранив влажные губы после близости, и глаза её цвета индиго, цвета самого глубокого озера в мире, притягивают в желании стать ещё ближе. А собственные, так похожие на небо, укрытое белыми облаками, сияют драгоценнее всех алмазов.       — Я вижу тебя в своих глазах, Уолти. Прямо, как в зеркале. Глупо, да?..       — Ни на секунду…       ㅤ       До мелочей он помнил тот день и ту дату рождественского злосчастного вечера. Помнил, как когда вместо подарка и шутливого согласия связать обе их жизни за протянутым бирюзовым колечком, найденным на их пляже… Александра показала истинное лицо, разорвав на куски его сердце, душу и разум.       Теперь зеркало их любви разбилось вдребезги, а от каждого взгляда на женщину вместо синих глаз он видел острые осколки. Запах граната был просто невыносим. Вид её пальцев до ужаса тошнотворен — будто назло ему, до сих пор Александра носила эти ужасные кольца…       ㅤ       — Значит… это правда… Всё это время… ты просто игралась со мной, как с щенком…       Он не скрывает в голосе боль, не прячет её за дрожащим, красным от слёз лицом. Глотает ком, глядя на то, как она — ледяная королева с пустыми глазами — смотрит, будто бездушная кукловодка, дёргая за крючки, привязанные к пальцам.       Он бросает бирюзовые кольца в снег, прямо в сугроб. А она улыбается, как паучиха.       — Прости. Хоть и знаю, что не простишь. — О, этот наигранный смех, полный желчи. О, этот взгляд, смотрящий на него, как на грязь под ногтями.       ㅤ

— Не стоило так привязываться, Уолти. Всё это был просто приятный сон. Пора проснуться…

      ㅤ       Вжик!       И он проснулся, почувствовав резкую боль в пальце. Уолтер шикнул сквозь зубы, поднося руку к губе, — так задумался, что, моя посуду, резанул ножом со всей силы прямо по грубой коже.       — Вот… чёртова женщина… — гневно морщился он, сунув палец в рот, чувствуя на языке вкус металла.       Единственный раз в своей жизни он доверился человеку — доверился себе! Не стал рыться в женщине, как медведь в улье, не стал искать тайны о прошлом, покрытом мраком, мучить себя. Просто доверился этим синим глазам — и был обманут. Она водила его за нос, крутила, как хотелось, врала — неужели с самого начала? С самого знакомства? Боль не хотела уходить и временами она напоминала о себе — в моменты уязвимости, в чувстве слабости под высоким градусом алкоголя, когда он набирал знакомый номер и… сбрасывал. Набирал вновь и молчал в трубку. Набирал третий раз и выливал шквал безумных и пьяных мыслей, говоря всё, что о ней думает. Ни разу ещё эта алкогольная терапия его не спасла. Может, не зря гад-Ли так любил над ним позлорадствовать? Выглядел Уолтер в такие моменты попросту жалко. Как мерзкий слизняк.       Прошло много лет. Он старался каждый день отпускать прошлое, зная, что это было бы проще, не будь он по руки и ноги связан с Мейсоном Ли. Зная, что когда-то любимая женщина работала на него — а Мейсон был когда-то заклятым врагом, какого стоило как можно скорее упрятать в тюрьму и выполнить долг по искоренению города от преступности. От гангстеров и их банд. По строительству лучшего будущего для своей семьи… Не мафиозной, как у него. У Мейсона нет семьи. Это он был жалким человеком. У Уолтера были его родные и любимые племянники.       Но он не желал больше убить Мейсона, как десяток лет назад, приставляя ствол к его подбородку. Не желал больше так яростно избавить мир от его присутствия. В конце концов, у их сотрудничества были плоды. Конечно, никто не должен знать, из каких источников тот берёт информацию. Но если это и произойдёт… и если произойдёт по вине Мейсона?.. Что ж, Уолтер был готов перевернуть всё вверх дном, поднять каждый кирпичик, сломать все двери и стены, но найти преступника, чтобы восполнить не завершённую однажды месть. А пока?.. Пока работа идёт в гору. Пока он закрывает даже самые сложные и тяжёлые миссии. Пока он рвётся к повышению, а дети — сытые, здоровые и весёлые — справляются с жизнью даже без родителей под боком.       Только ради племянников он и согласился связать себя с этими ненавистными когда-то и неприятными в настоящем людьми. И связь их была слишком крепкой — он отказаться не мог. Видел лица Саманты и Джереми перед глазами. Понимал, сколькое делает только ради них. Как выходит, порой, за рамки дозволенного и действует категорично, ведь… ради своих целей водит «дружбу» с преступниками. Как задаётся иной раз вопросом, не противоречит ли его нынешняя служба собственным же принципам? Борьба с мафией, а не угодничество перед ней — это всегда была его цель. Но… что ещё остаётся? Со всеми своими минусами, возможно, он и был истинным блюстителем закона? Уолтеру не хотелось сидеть целыми днями в офисе и смотреть футбол, проводить всё свободное время на обеде, лишь бы не работать. Нет, он любил своё дело. Думал о нём и искал любую возможность отличиться, вырваться вперёд! Даже несмотря на все разочарования, что приносила его полицейская жизнь, Уолтер побеждал и выигрывал ради племянников. Ради старого пса по имени Бруно. Ради себя самого. Ради семьи. Больше не было в жизни людей, каких он мог бы назвать словом «друг».       И что же оставалось делать с таким тяжёлым грузом ответственности на плечах?       — Ничего. Просто засунь язык в жопу и продолжай работать. Иных вариантов нет.       И Уолтер принялся дальше мыть посуду, игнорируя боль в порезанном пальце. Игнорируя почти десять лет такую же, но притуплённую — в собственной грудной клетке. Ведь иного ему судьба уготовить не сумела.