Снежная Мимоза

Глава 22. Она — и всё, что случилось той ночью.       

♫ О, кто она?

Туманное воспоминание,

Преследующий лик?

Потерянное объятие?

Влюблён ли я лишь в образ,

Что в сон мой так проник? ♫

             От торопливого полубега и воздуха, свистящего в ушах, сигарета потухла. Мейсон встал посередь улицы меж тёмных домов, расставив ноги в готовности. Действовать нужно быстро: он открыл рот и крикнул до жути угрожающим голосом:       — Эй, уроды. Какие-то проблемы?       Трое мерзавцев из четверых присутствующих обернулись, застыв на месте. Замерла и… она. Сэнди? Или как-то ещё? Теперь Мейсон смотрел на актрису-обманщицу иначе: собственные раскосые глаза недобро щурились, губы кривились в презрительной ухмылке. Но она… смотрела точь-в-точь, как в гримёрке: так невинно и искренне, что сердце само собой сжималось чьими-то тисками. Не поменялось ничего. Для неё. Для него же теперь эта девушка выглядела ничем иным как потерянным воспоминанием. Образ Лоренцо Синклера и кружащейся в его компании Сэнди Макдональд отпечатался в памяти, никак не желая выходить из головы.       Подонки так и стояли, не шевелясь. Пришлось раздражённо повторить свой вопрос. Когда один из компашки, держащий девушку за локоть, принялся выдумывать оправдания, мол: «Да мы просто гуляем, приятель! Иди своей дорогой!» — Мейсон вгляделся в их лица. Двое — точно незнакомы. Какие-то безымянные серые мышки, каких не было смысла даже запоминать. Тот, что посерёдке… Не сказать, что Мейсон знал имя, но точно видел несколько раз его, разгуливающего по клубу и крутящегося в компании работниц с товаром. Значит — один из наркоторговцев. Но не такой уж и важный, раз внешность была неприметной. Змеиная татуировка на руке напоминала тематику клуба и такие же метки у Лоренцо и Леона. Вероятно, этот парнишка-неформал восхищался идеалами семьи Серпенте.       Девушке оправдания парня не понравились — она начала отпихивать его в сторону, ругаться, кричать. Насколько правдивым всё это было?       — Значит, «гуляете», да?       Он решил подыграть. Даже если это враньё — ему необходимо было остаться с актрисой один на один. Без лишних помех в лице каких-то придурков.       Решив, что пора заканчивать с этими «потугами», Мейсон потянулся рукой под ворот пальто — туда, где лежал один из любименьких кольтов… Но он не вытащил пистолет. Задержался на пару мгновений, поглядывая на всех, как проницательный кот. А затем — усмехнулся.       «Пф-ф. Хоть попытались бы скрыть, как в штаны напрудить от страха готовы», — посмеялся он в голове, вытащив вместо оружия зажигалку и поджигая потушенную, болтавшуюся без дела на губе сигарету. Пришлось повторить слова, и в этот раз — последний.       — Отпустил. Девушку. Живо.       Наконец, угроза подействовала как надо. Кто-то из парнишек позади… узнал его. Испуганно шагнул назад и нахмурился, как делали это все при виде его жутких совиных глаз. Между ребятами завязался спор — эмоциональный, громкий. Мейсон услышал имя: Мэтт. Мэттью. Жаль, фамилию не назвали… Этого паренька со змеиной татуировкой точно стоило запомнить.       Они пришли к итогу. Остервенело и яростно этот самый Мэтт схватил актрису за запястье и отдёрнул от себя, почти кидая на землю, как куклу: «Забирай, раз так хочешь!»       Мейсон забрал. Успел подхватить за плечи до того, как та с испуганным вздохом упала бы на асфальт. Теперь она стояла, как потерявшийся ребёнок, спиной, прижавшись к его груди, пока сам мужчина наблюдал хмуро за удаляющимися мерзавцами. С какой целью им нужна была эта девушка?       Вскоре Мейсон понял, что уже неприлично долго стоит в прижатой позе, держа на её маленьких плечиках руки. Быстро отпустил. А актриса посмотрела него… с благодарностью. Неужели это и впрямь не было запланированной встречей? Не верилось. Он спросил прямо:       — Ты их знаешь?       Больше не было смысла в обращении «вы». Если она дурит его, водит за нос, выполняя какой-то приказ Синклера, — зачем оставаться вежливым? Девушка открыла рот… и вновь уши наполнила эмоциональная трель её голоса. Надо же, даже сейчас продолжает играть свою роль. Как же жаль, что ему не довелось в тот день познакомиться с Сэнди лично. Быть может, тогда определить где правда, а где ложь, было бы сейчас в разы проще.       Пока она бормотала что-то под нос, бубнила обиженно, напоминая заводную игрушку, Мейсон прикинул в голове план:       «Доказательств — нет. Спрашивать не о чем, кроме пресловутой «Снежной Мимозы». Но как понять, что не солжет? Что не спугну почём зря. Скажет ведь: «Не знаю». А на деле знает всё и даже больше… Нет, нельзя идти в лоб. Нужно… изучить. Речь, поведение. Выяснить, куда идёт прямо сейчас. Домой? Или… на встречу с сообщником?»       Вопрос был прямой:       — Где ты живёшь?       И такой же логичный ответ: не скажет. Она боялась. И не хотела открываться первому встречному так легко. Кто бы стал? Мейсон понимал это чувство на все сто, независимо от того, обманывала она его или нет. Пришлось действовать хитростью.       «Что ж, думаю, я уже достаточно изучил твой образ за вечер, очаровательная актриса. Фокус с монеткой сработал. А сейчас…»       Он хмыкнул мысленно с непоколебимой миной на лице и уже вслух кратко кивнул в ответ на лепетания: «Ладно». Так бесчувственно, что аж самому поверилось. А затем, пожелав удачи «на прощание», ушёл. Как она наверняка подумала…       Долго ждать не пришлось. Через пару мгновений девчушка повелась на его провокацию, и Мейсон, пряча ехидную улыбку, обернулся. Вовремя. От торопливого бега она запнулась на мостовой и вновь чуть не улетела куда-то в сторону — благо, он успел подхватить за локоть. Уже второй раз. И почему она так на ногах не стоит спокойно?.. Может, специально липнет к нему, чтобы провернуть что-то ужасное, пока тот не видит?       Незнакомка — не такая теперь очаровательная, но всё ещё цепляющая внимание, — тоже была не проста. Так и не согласилась с тем, чтобы он до дома довёз. Сказала вместо этого:       — Разрешаю проводить меня до метро!       Он не стал долго спорить. Лишь фыркнул в ответ на такое самоуверенное словечко — «Разрешаю?» — и согласился.       И только когда эта девушка уверенно кивнула, Мейсон развернулся на пятках. Только вот… искра любопытства заставила вновь бегло обернуться через плечо. Посмотреть на неё. На лицо. Не было на нём больше грима — теперь виднелись румяные то ли от мороза, то ли от смущения щёки. Янтарные глазки так же ярко блестели в лунном беззвёздном небе. А кожаная куртка прятала верх сценического костюма. Костюма…       Из взгляда напрочь испарились печаль и сочувствие к новенькой, ничего не подозревающей актрисе. В голове роились ужасные мысли, вопросы. Отвратительные сцены, какие он представлял воочию, с тем, что с этой Сэнди Макдональд мог вытворять за закрытыми стенами Синклер — со своим-то деспотичным характером. И насколько можно было верить словам этой лукавой маленькой женщины.       Мейсон не стал отвечать на её странные томные взгляды, заигрывания — больше он не поведётся на весь этот обман. Не ответил ничего, даже когда она предложила знакомство. Но когда девушка… назвала своё имя…       — Давай сначала? Я Салли. Салли Моррисон. А тебя как зовут?       Мейсону показалось, будто остановилось само время. Эмпайр-Сити, Холбрук, пропитанный вонью и мерзостью человечества, исчезли. Исчезла девушка, чьё имя лучше бы он и не слышал вовсе. Исчезло — всё. Мир вдруг погрузился во тьму, и на него волной нахлынули воспоминания…       ㅤ       

«…Мейсон? Смешное имя! Такое… ну, с корня-я-ями! И тяжёлое… А у меня заковыристое!.. Что-о?! Так я тебе и сказал: угадай! Мама зовёт меня… Сал! Или Валли! Ну, что? Выиграешь — разрешу Чипа погладить! Он пёс послушный…»

      ㅤ       

«Ли? Это… китайская фамилия? Прости, первое, что пришло на ум, не хотела обидеть. Тебе не нравится эта тема?.. Хм… тогда можем на мою фамилию перейти. Сара Салливан. Глупо звучит, правда? Уж слишком напыщенно. Но отцу нравится…»

      ㅤ              Дыхание спёрло в груди, он не мог сделать даже лёгкого вздоха — и кожа казалась такой холодной и мокрой, будто его окатили ведром ледяной воды.       — Салли?..       Только и смог хрипло повторить Мейсон, пугаясь собственного голоса, казавшегося чуждым, неприятным. Режущим скальпелем. «Салли» смотрела с недоумением, покуда он сам стоял в свете фонарного столба, запрокинув голову к небу, и щурил дрожащие глаза:       «Почему?.. Почему?! Уже второй раз выбираешь то, что больнее. Ты специально? Как ты вообще могла знать, что… Хватит играть со мной! Это невыносимо…»       Она была не только воровкой «Галатеи» и «Снежной Мимозы». Не только воровкой его забытых воспоминаний. Она умудрилась украсть самое дорогое и страшное — имя…       Мейсон не стал отвечать. Вмиг расхотелось заниматься всем этим отвратительным делом: ждать поимки картины, выяснять, как идут дела у Крейга и Дирка, ехать к дону в Германию. Пытаться узнать, что же задумала эта обманщица, чьё имя, может, не было ни Сэнди, ни Салли, ни каким-либо ещё. Кто она такая?       Девушка удивилась реакции. Но не стала сдаваться. Надо же, какая упёртая… Начала волчонком кружиться вокруг, заглядывать снизу вверх в его тёмные глаза — давно уже никто не смотрел в них с таким любопытством… Спрашивала всякие странные вещи. Ещё и присказку глупую вспомнила: что-то про Ромео и Джульетту. Он подыграл — без эмоций, из вежливости. А она… загорелась поистине вечным пламенем.       Не счесть, сколько раз актриса спросила его собственное имя — «Пф-ф, будто я скажу тебе…» — не счесть, сколько сменила формулировок. Сколько прикинула вариантов, называя не то детские стыдливые имена, не то клички для собак. Шелдон, Боббик, Лонселот — он даже не знал, что сказать… Затем актриса перешла на прозвища. «Мистер Безэмоциональное лицо» — как грубо… «Зорро Чёрные Глаза» — ещё грубее! «Великий Молчаливый Слушатель»… Это ему нравилось. Но больше не хотелось зваться именно так.       Понимая, что не может уже подобное терпеть, Мейсон согласился через силу:       — Нет уж, пусть лучше будет Шелдон…       И она… рассмеялась. Так громко, заливисто — заразительно. От подобного смеха улыбка на лице неизбежна. И он боролся со своей собственной, понимая, что нельзя ей доверять, нельзя поддаваться. Что болезненных воспоминаний не избежать. Но почему ему так хотелось верить в эту искренность?       Когда она отвернулась — Мейсон опустил взгляд, позволяя печальной ухмылке пробежаться по бледным сухим губам. И принял в голове:       «Не Сэнди и не Макдональд, значит? А инициалы-то те же выдумала… врёт и не краснеет. Ладно… Даже если за нос водит — пусть будет Салли. Ей это имя хотя бы к лицу».       Не говоря больше друг другу слов, двое незнакомцев свернули на оживлённый даже посередь ночи проспект.       ㅤ       Холбрук и его Хобокен, как самый неприветливый квартал города, встречали неприятно, холодно. Эмпайрцы блуждали вдоль улицы с противными гримасами, автомобили разъезжали так быстро, что сносили порой горы мусора, лежащего на дорогах. И впрямь, «Имперский Город» во плоти.       Ветер нещадно обдувал щёки Мейсона, играясь с воротом его пальто, волосами, и он смотрел на незнакомку, гадая, как ей вообще не было холодно. Эта кожаная куртка даже в тёплую погоду не справилась бы со своей задачей, а тут… середина марта.       Но «Салли» не обращала внимания: легкомысленно шла рядом, пиная носком обуви камушки, хихикала от рекламных щитов с тортиками, а затем в голос смеялась от их нелепости. Это и впрямь был алкоголь, каким пахло ещё в гримёрке? Очередные уловки? Или… или она была такой сама по себе? Вот она улыбается в попытке его разговорить, спрашивает что-то обескураживающее, вроде: «Интересно, почему в бисквитных печеньях тёмная половинка часто вкуснее? А каково слепым людям? Они же не видят, какую сторону первой едят!» И так хотелось ему сказать в ответ что-то такое же обескураживающее. Подыграть, чтобы снова увидеть реакцию. Но он молчал. Продолжал исполнять роль «Молчаливого Слушателя», изучающего свою обманщицу.       «Салли» остановилась вдруг посередь дороги. Кивнула в сторону Спринг-Крика — жуткого пустого парка, даже летом выглядящего непритягательно, а теперь шатающего голыми ветвями, как костлявыми ручками. Идеальное место для безнаказанных преступлений. И она собиралась пойти туда? Казалось, нельзя было стать ещё более подозрительной…       Мейсон отговорил — не пришлось прилагать сильных усилий. Отвернулся, готовый идти прочь, и провокация вновь помогла: «Салли» второй раз побежала к нему, не желая расставаться. Сколько ещё, интересно, эта хитрость будет срабатывать?       Но на каждую провокацию та умудрялась провоцировать его в ответ: вот и сейчас на бегу девушка вновь запнулась, чуть не растянувшись пластом по дороге. Но спаслась — сама в этот раз — поймав его плечо. Он замер напряжённо, представил самый опасный исход. Подождал секунду. Ещё тридцать. Ничего не происходило. А чувство маленькой женской ладошки, схватившейся за локоть, как за спасательный буёк, хотелось задержать ещё минуты на две, если не больше — вопреки всем подозрением.       Мейсон не растерял хладнокровия: расслабил одну руку. Вторую — свободную — сжал в кармане в кулак, готовый к её выкрутасам. Бросил тихо уже на ходу: «Идём». И та пошла следом.       Когда он опустил голову, позволив беглому взгляду пробежаться по её розовощёкому грустному личику, по сомкнутым губам в нервном прикусе. По плотно закрытым векам с дрожащими, но такими пушистыми и чудесными ресницами… Он понял, как слишком уж тихо стало в этом шумном и громком Холбруке без взгляда янтарных глаз, будто звёзды. С её непривычным молчанием. Мейсон заставил себя отвернуться, сосредоточившись на единственной цели в голове: проводить её до метро и узнать, что та собирается делать дальше.       ㅤ       Вскоре короткая минута молчания кончилась — они вышли на более людную улицу, и «Салли» вновь принялась выкрутасничать. Вот её вдруг затошнило, вот она снова улыбается, затем жалуется на голод. Корчит рожи и заявляет, что просто «троллит» его… Да уж, при других событиях она явно нашла бы с Лео общий язык. Ироничное предложение Мейсона пойти и поесть прямо сейчас было воспринято враждебно — неудивительно, он и не старался сделать голос дружелюбным.       А затем… «Салли» снова обескуражила его, переменившись за секунду в лице, схватившись вдруг за ткань и бархатные ленты костюма, словно тот сейчас лопнет на лоскутки, а она нагишом останется стоять посередь всего Холбрука.       Девушка крикнула: «Надо чем-нибудь закрепить! В таком виде до метро я не доберусь!»       И Мейсон подумал: «Нет, ну она точно издевается».       Порвала костюм? Серьёзно? Ну-ну, и в какой же момент, интересно, — когда он появился в переулке? Когда она о чём-то заговорщицки шепталась с барменом в коридоре? Когда стояла с Синклером, укрытая плащом и капюшоном, с картиной в руках и глядела прямо на Мейсона, зная, что все разговоры в гримёрке пустой трёп, а её задача — любезно исполнить поручение Лоренцо?       Тем не менее пришлось поверить «Салли», ведь сценическая одежда и правда выглядела паршиво, будто держится на соплях. Мейсон не мог прикинуть, с какой это было сделано целью, но стоило разобраться.       «Как она вообще додумалась идти в таком виде в мороз? Коленки побитые, руки в синяках, почти голышом разгуливает. Думает, на руках понесу, или что?»       Он представил, как поднимает её с земли легко, будто пёрышко, держит в крепких объятиях. Как та начинает ругаться, брыкаться. Издавать громкие звуки, будто тявканье. Невольно захотелось усмехнуться, но все намёки на улыбку исчезли, стоило представить следом… как, сидя у него на руках, «Салли» тянется к груди под пальто и выхватывает его пистолет. Смеяться больше не хотелось.       Оставался последний, но верный вариант. Мейсон не знал, как та отреагирует, поэтому максимально уступчиво направил её в первую попавшуюся забегаловку. Проследил, чтобы она зашла туда, не сворачивая. И думая, не выкинет ли эта актриса вновь очередной фокус, он вытянул руку, жестом призывая жёлтенькое такси.       Приехал мужчина — португалец, судя по изречениям на чужом языке и акценту. Спросил, куда отвозить, и удивился, стоило Мейсону сказать, что он и сам знать не знает. Пришлось ждать, когда выйдет из забегаловки девушка — за внушительную доплату, конечно. Подгонять такого щедрого клиента водитель не стал.       «Салли» возвращаться всё не планировала. Мейсон нервно прикусил губу, зажимая сигарету. Представил уже будто вживую, как незнакомка пытается удрать от него через окно в туалете, застревая в раме с рвущимся по швам костюмчиком. Неловкое зрелище…       Надеясь, что это лишь игра воображения и что на него не свалится очередная порция головной боли и бессмысленной беготни, Мейсон зашёл внутрь. Она и впрямь была там — стояла потерянно посередь помещения, закрепив тяп-ляп рвущиеся ленточки. И смотрела на него так странно волнительно, с дрожащими ресницами и надеждой в глазах, что его собственное сердце так же дрожало в ответ, пока он хмурился, становясь всё мрачнее:       «Почему ты так смотришь на меня? Почему не пытаешься убежать? Тебе совсем скрывать нечего? Совсем не страшно? Почему ты такая странная, Салли Моррисон?»       Они вышли на улицу. Увидели такси. Девушка уже через секунду сменила милость на гнев, вывалив на него шквал ругательств и претензий. Кажется, причина была… в отсутствии денег? Будто это проблема — он ведь заплатит! Она была не согласна. «Салли» полезла в рюкзак, видимо, пытаясь доказать, что он тут был главным мажором на районе, в то время как она выживает, словно крыса в канализации, пока… Её лицо вдруг не исказилось в удивлении и испуге, а руки не вцепились в сумку, как приклеенные намертво. Взгляд говорил только об одном: что-то пошло не по её плану.       — Потеряла что-то? — спросил он скрипуче-ехидным голосом, демонстрируя недоверие.       Она тоже не доверяла: отшутилась, пряча содержимое сумки. И тем самым вызывая всё больше вопросов в его голове.       Вскоре прикрикнул водитель — «Салли» пришлось согласиться. Она ведь не была глупой и понимала, что не доберётся в таком виде даже до метро. И более того — ей пришлось согласиться ехать прямо вместе с Мейсоном, на которого она всё продолжала смотреть вопрошающим подозрительным взглядом, как и он смотрел на неё.       Она назвала адрес. Ривер-Фолс. Мейсон прикинул: работа его крайне редко заводила в этот квартал, что был бывшим гетто Эмпайр-Сити, но он знал: местечко то ещё. Подходящее для такой чуднóй девушки. Несмотря на то, что преступность там была не на нулевом уровне — но и не на таком высоком, как в Холбруке — Ривер-Фолс был пуст на банды и группировки, какие могли бы выдвинуть свои права на участие в синдикате. Вероятно, с этим районом не должно быть проблем. Вероятно…       Машина дёрнулась с места.       ㅤ        Автомобиль ехал быстро, резво, как гордый скакун с бурлящей юношеской кровью. На каждом лихом повороте и кочке, от которой почти тряслись косточки в теле, Мейсон жалел, что выбрал такой вид транспорта. Такси он терпеть не мог.       Девчушка забалтывала водителя, чьи усы выглядели, как ржавая гармошка, шутила и всё рассказывала о чём-то без умолку. Водитель тоже болтал, ещё и Мейсона в разговор пытался вплести, но это была задачка не для его ума.       Он был занят. Ему писал Крейг.       «хай босс мы в клубе!!!»       «Как успехи?»       «не густо пока что (. (. но в процессе! дирк пошёл актрисулек забалтывать, а я тут шляюсь болтаюсь в главном зале».       «Посмотри, есть ли там один парень. Мэттью зовут. Чёрные длинные волосы, тату со змеёй. Неформал такой. Попытайся что-нибудь выудить. И из барменов, если найдёшь».       «ок».       Разговор кончился, а из мыслей его вытащила вновь «Салли», задав вдруг столь логичный, но не спрошенный ранее вопрос:       — А нафига ты меня вообще провожаешь?       Он смерил её хмурым взглядом без ответа. Ну-ну, так он и сказал! Конечно, реакция неизменного молчания ей не понравилась. И «Салли» принялась вновь кошмарить его, работая с совершенно неясной целью. Попросила сначала попить воды. Затем придвинуться ближе — и придвинулась сама, смущая его своей наглой выпяченной позой прямо под мышкой. Какая же непоседливая… Когда пошла просьба врубить громче музыку, Мейсону захотелось фыркнуть: «Я что, так похож на дворецкого?»       Наконец, она сдалась. Всё же бесконечно терпеть его молчание и гнетущий взгляд способен не каждый. Вот и у девчушки иссякли все силы сопротивляться. Но почему-то именно Мейсон чувствовал себя проигравшим в этой игре. Быть может, потому что он и на миг не приблизился к разгадке того, «Что же скрывала и добавилась Салли Моррисон?»       Долго молчание не продлилось. Всего через пару минут, когда они выехали из Холбрука и уже были на Фримен-Стрит, автомобиль вдруг резко остановился, чуть не врезавшись в кузов чьего-то грузовика!       Вжух! Вжух!       На бешеной скорости мимо проехали чёрные автомобили. Следом — полицейские. Водитель запричитал оскорбления на португальском, плюя им вслед. «Салли» выглядела до ужаса удивлённой и ошарашенной. А Мейсон… Мейсон сжал челюсть до боли, чувствуя, как испорченная сигарета крошится во рту. Ведь он знал, что это были за машины…       Когда таксист вырулил авто из свистящего недовольного потока, а Мейсон потушил сигарету — первым делом он написал Александре:       «Что у вас там творится?»       Короткий ответ:       «Проблемы с Синклером. Авария».       «Серьёзная?»       «Не очень. Но машина долго не протянет».       Не теряя времени, но негодуя от срыва такого лёгкого приказа, как оставаться в Холбруке, Мейсон написал ещё одно СМС. В этот раз — Говарду:       «Привет. Знаю, у тебя выходной, и не стал бы без повода его отнимать — но ты, вроде, и сам просился. Напиши Александре — у них передряга. Нужна машина. Возьми мою — она стоит на Крикет-Стрит, у сороковой, в Холбруке».       «Сделаю, шеф», — короткий молниеносный ответ. Говард явно не знал, что такое отдых.       Мейсон поднял голову. Увидел впереди очередной лихой поворот, заранее готовясь к тряске. И, убирая телефон, лишь гаркнул громко «Салли»:       — Советую пристегнуться.       Та не послушалась, напыщенно фыркнув, — а зря! Ведь только машина вильнула в бок, и вот, «Салли» вновь летит прямо в его сторону — он сбился со счёту, который уже раз за эту злосчастную ночь. Будь в этом мире магия, Мейсон представил бы, что кто-то накинул на него проклятье притягивать к себе неприятности. Если, конечно, эту девушку можно было так назвать.       Вновь примагниченная к нему «Салли» потёрла нос, вмазавшийся в твёрдое мускулистое плечо. Пошевелила пальчиками беспардонно лежащей на его груди руки. А Мейсон не стал больше замирать в невесомости. Не стал реагировать изучающе и спокойно. Он был готов к очередным выкрутасам и держал ладонь на рукояти… пистолета.       ㅤ       Некоторое время «Салли» вперивала в него прожигающий испуганный взгляд. Очень хотелось знать, что за ним стояло… Мейсон ожидал всякой реакции: мёртвого молчания, хмурости, хладнокровия, с каким бы его находку увидел опытный человек. Но никак не…       — Вижу, ты упёрто стремишься к неясной мне цели. Даже на крайние меры идёшь… Если в твоих действиях таится опасный секрет — должна ли я прямо сейчас уносить ноги?       Она улыбалась. Озорной такой улыбкой, лукавой. Как лисичка. У Мейсона спёрло дыхание от подобной наглости, и ему просто жизненно необходимо было проверить эту девчушку на прочность.       Он приблизился — близко-близко. Медленно и с невесомой угрозой склонился над ней, чувствуя, как ремень впивается в твёрдую от напряжения грудь. Так он просидел несколько секунд, отчётливо чувствуя уже знакомый медовый запах, щекочущее дыхание на щеке, — не такое щиплющее, как морозный ветер.       — Нужно ко всему быть готовой. Верно?       Он верил, что собственные слова произведут впечатление. Спровоцируют на действие. Но она… промолчала. И тогда Мейсон с выдохом застегнул ремень на её груди.       — Сказал ведь: пристегнись.       И прежде чем ещё что-то могло произойти в этой чувственной тишине, где лишь двое незнакомцев глядели друг на друга, гадая, что творится у обоих за сердцем и мыслями… таксист беспардонно оборвал всё таинство, крякнув: «40-я улица, Ривер-Фолс! Как и заказывали!»       Мейсон первый преодолел конфуз, заплатив за поездку с приличным количеством чаевых — пусть этот напыщенный таксист ему и не понравился — и вышел из авто. Через несколько секунд следом выбралась «Салли», встав рядышком. Машина уехала. Ривер-Фолс, как и Холбрук, встретил неприветливо — тишиной и морозом. Настал момент истины.       «Ну, что? Испугаешься? Побежишь даже с рваным костюмчиком? — крутилось в голове. Это бы со стопроцентной гарантией подтвердило его слова. А он готов был рвануть следом… — Или поведёшь прямо в квартиру? В устроенную ловушку? Кем? Тобой? Синклером?»       Она выбрала второй вариант. Кивнула и медленно поплелась куда-то вперёд, оглядываясь временами через плечо. Вскоре они оказались у скромной пятиэтажки, стоявшей почти в облипку с другими такими же кирпичными домиками. Только яркие граффити на стенах были изюминкой — приятным разнообразием квартала. «Салли» завела его внутрь через побитые кем-то двери. Странно, со всеми этими обшарпанными стенами, липкой плиткой на полу и разбитыми стёклами… место не выглядело опасным. Не выглядело так, будто за углом его ждали гадюки, готовые пустить яд в кровь.       «Салли» встала вдруг посередь коридора. Раздвинула руки, начала прочитать, что действия его не идут уже ни в какие рамки! Понятливая реакция. Мейсон прикинул: сработает ли уловка и в этот раз? Деваться ей в любом случае некуда. Он ведь уже запомнил адрес — нужно было лишь остаться наедине. Совсем наедине. И задать главный вопрос.       Он понял, что последний раз за эту ночь играет в игру в провокации, когда развернулся, готовясь услышать оклик. И… не прогадал. Не такой уж и непредсказуемой была эта незнакомка. Но «Салли» тоже нравилось играть в игры. И в метафоры. «Не спеши уходить… Вдруг впереди будут закрытые двери! Кто-то ведь должен открыть их». Почему все в этом городе так любят загадки?..       Вместе они поднялись по кривой покоцанной лестнице вверх, на самый крайний пятый этаж. Она всё держалась за ленточки, оборачивалась через плечо с опасением, а щёки продолжали гореть румянцем — уже и не от мороза вовсе. Он спросил, одна ли живёт. Та сказала загадочно: «С мужчиной…» Хотелось бы взглянуть на такое.       Незнакомцы остановились у двери с номером «18». Отворила она её быстро, нашарив за секунду в рюкзаке ключ. И произнесла жутчайшие слова будто бы в пустоту, опустив голову:       — Когда тебя убьют — не жалуйся потом с того света…       Мейсон стиснул челюсть, пальцами в воздухе повторяя привычный жест хватания пистолетов, готовый к самым ужасным и серьёзным опасностям. Но…       Это была обычная и пустая квартира. Однокомнатные апартаменты, словно крохотная коробочка. Всюду горшки, коллекции ерунды, много-много жёлтого. И пахло вкусно — не затхлостью и скоплением мусора, как в Холбруке. Не вечным прогорклым бензином и уличной едой, чем вонял центр города. Свечи, зелень и уже знакомое молоко с мёдом. Мёдом пахло от неё… И самым приятным дополнением в квартире стали фотоснимки. На каждой стене, на каждом комодике — всюду и везде «Салли». Это не обман? Личная жизнь Салли Моррисон? Или Сэнди Макдональд? Где же из всего этого была правда?..       Но одно слово точно можно было подобрать для описания атмосферы, столь чуждой обыденно Мейсону, ведь он избегал лишних украшений, избегал своих фотографий или снимков прошлого на стенах. Здесь было…       — Очаровательно.       В этот раз «Салли» не стала ругаться на такое обескураживающее словечко. Может быть, потому что обескуражил не Мейсон вовсе, а кто-то — его? Например, взявшийся из ниоткуда чёрный пухленький кот с половинчатым ухом и жёлтыми лунами вместо глаз. И секунды не прошло, как он оказался на руках хозяйки, называвшей самые странные и вычурные клички, какие только можно было придумать. Это было в её духе…       Оглядеть квартиру Мейсону не дали — хотя что было оглядывать? Слишком маленькая и безобидная она была, чтобы прятать в жутких углах и шкафах за собой бандитов. К ногам подбежал кот. Прыгнул на табурет, столешницу. И… точнёхонько приземлился уже на его плечо. Мейсон даже не шелохнулся — лишь уставился удивлённо на питомца, чья беспардонность могла посоревноваться с беспардонностью собственной хозяйкой.       «Как ты-… Почему так беспечно ко всему относишься? Ты что, даже за врага меня не держишь? Настолько уверена в своих силах?..» — беспорядочные мысли крутились в голове, пока лицо оставалось кремнём.       «Салли» подошла ближе. Сказала: «Знакомься: Тосик! Но я хотела назвать его Сыром». «Сыр» и правда бы подошло. Она принялась перечислять, какой кот наглый, хитрый. И как этот мужчина — Мейсон, конечно же — ему понравился. Стало очень забавно в момент, когда он представил, что и не о коте уже речь шла… Он протянул аккуратно руку к питомцу, ожидая реакции. Чуть дрогнула тень улыбки, когда кот ответно прильнул в ответ, утыкаясь мокрым носом в перчатку. Когда Мейсон озвучил собственные мысли. А «Салли» застыла в изумлении, добавив, что, как и кот… изучает его. Он это знал. Ведь изучал её в ответ с самого начала.       Кот спрыгнул с плеча на пол. Тяжесть исчезла и появилась на сердце. Захотелось вдруг резко вздохнуть — плюнуть на всё, покинуть эту несчастную квартиру, забыть об этой незнакомке, настолько вскружившей голову, что мысли о работе смешивались с мыслями о себе самом в нераспутываемый комок ниток. Но он не мог этого сделать. Не сейчас. Не когда на кону «Снежная Мимоза». И несмотря на то, что с каждой минутой квартира казалась всё более обыкновенной, что сама девушка больше не выглядела круглой обманщицей в его глазах, а чудачества поведения можно было сослать попросту на алкоголь… Мейсон не мог уже отказаться. Дело нужно было довести до конца.       Он одним шагом приблизился к «Салли». Встал напротив, возвышаясь над ней, как циклоп Полифем над обворожительной Галатеей. Хмуро, мрачно, с ощутимой даже зрителю угрозой в воздухе. И прямо спросил:       — Что же ты теперь собираешься делать?       Она молчала. Смотрела целенаправленно в одну лишь точку на его груди — туда, где покоилось оружие. «Салли» спросила полушёпотом: «Неужели ты не боишься? Я ведь могу взять его. Пистолет». Ему хотелось улыбнуться от столь самоуверенной наглости. Мейсон и не заметил, когда в нём проснулся азарт. Что ж, пусть попробует, раз так хочется. Выйдет ли?       Она постояла в раздумьях, будто отринула эту затею. Подождала, когда хмурость на его лбу и в глазах исчезнет. А затем — рывком дёрнула к нему руку. Разумеется, ничего не вышло, и он перехватил её запястье в ответ, не давая и шанса на глупости. И выглядело это так наивно и неопытно, даже в какой-то степени умилительно в его глазах, что Мейсон бы усмехнулся — при ином случае. Ведь сейчас ему было не до смеха. Она попыталась украсть пистолет… Не из простого теста была слеплена эта девушка.       «Салли» с шумом, с испугом вздохнула. Мейсон отпустил руку. Ему не нравилось происходящее, не нравился бесконечный ком подозрений в собственной голове. И не нравилось испытывать стыд за мимолётной мыслью: «Зачем я всё это вообще делаю? С какой целью? Она ведь совсем не выглядит, как преступница… И всё же…»       В момент, когда казалось, что эта незнакомка не сможет сделать что-то ещё более внезапное, не сможет озарить его и без того растерянное лицо… «Салли» сказала, что хочет показать секрет. Что хочет, чтоб он задвинул прядь её волос за ухо. Зачем? Что-что, а в этот раз у Мейсона не было и единой догадки в голове. И почему-то… сделать это всё же хотелось.       Он протянул медленно руку, вспомнив неосознанно свой сегодняшний кошмар. Вообразив, как от одного прикосновения его ужасных пальцев эта незнакомка рассыпается в пыль. Ужасно, и правда ужасно… Коснулся ладонью в перчатке волос, текущих сквозь пальцы, как вода. Представил, какой должна быть эта дрожащая розовая кожа на ощупь… И аккуратно заправил прядь за ухо, чувствуя на запястье её тревожное дыхание. А затем увидел…       — У нас родинки — одинаковые… в одном и том же месте. Представляешь?       Он представлял. Видел эту аккуратную точку у левого её глаза, сияющего, как драгоценный топаз. Остановил руку в полёте, приложив все усилия, чтобы не дотронуться до своей собственной. Мейсон ни капли не удивился бы, если б ему сказали, что сейчас он выглядел как фарфоровая по бледности кукла с застывшим на лице изумлением. Что за безумные проделки судьбы?.. Почему «Салли» так умело ими пользовалась?.. И от чего было всё это так странно и так волнительно?       Время игр, наконец, кончилось. Она вновь спросила, что ему нужно. Что он планирует сделать с ней. Больше не скрывала страха на лице и в глазах — он видел его в перепуганном взгляде. Но чувствовал — а может, ему просто хотелось так думать, — что страх не был вызван его отталкивающей внешностью. Только собственными жуткими поступками, ведь Мейсон выглядел сейчас не иначе, как какой-то маньяк.       Актриса взяла его за запястье, так и не одёрнутое от нежной щеки. Поднесла к своей шее. Как же старалась она храбриться и казаться уверенной. Даже сказала это вслух: что бороться будет до последнего вздоха. Она и впрямь была готова ко всему, что он может сделать? Ко всему, на что он способен ради «Галатеи», ради благополучия Сальери и всей семьи Коломбо? Мейсон и сам порой не задумывался, где пряталась допустимая грань его действий…       Когда скрываться, играть в бессмысленные игры не было больше желания, он ответно сцепил пальцы вокруг её тоненького хрупкого горла. Не приложил и грамма физической силы, наклоняясь ближе. Ему достаточно было испуга, в каком замерла «Салли», вцепившись свободной рукой в его плечо. Мейсон прокрутил в голове каждый подозрительный момент: разговоры с Синклером в клубе. Если это и впрямь она, о чём они шептались? Каждый засвет этой чуднóй девчушки вспомнил на камерах. Всю болтовню с барменом и бахвальство у стойки с непонятным предметом в руках. Пора ей было признаться, у неё оно или нет. Понижая голос до тяжёлого медленного шёпота, Мейсон тихо промолвил на ухо:       — »Снежная мимоза». Знакомо звучит?       ㅤ       «Салли»… не знала. Застыла в шоке и полном непонимании: «О чём он вообще толкует?!» Это было видно по хмурым светлым бровкам под чёлкой, по сжатым в отчаянии розовым губам. Мейсон вздохнул — так тяжело и устало, будто с этим вопросом сбросил груз тяжёлого бремени. Он умел читать эмоции людей, хоть эта незнакомка и была самым непроницаемым человеком за последнее время. И несмотря на ворох всех подозрительных вещей, что она вытворяла… «Салли» выглядела искренней. Она и правда знать не знала, что такое «Снежная Мимоза».       Возвращая былую расслабленность, по которой он успел заскучать за эту затянувшуюся надолго прогулку, Мейсон размял плечи и оглядел внимательно всю квартиру. Никто так и не заявился, не вылез из шкафа, не устроил пальбу. Она сама не попыталась сделать с ним что-то ужасное — что, конечно же, просто не вышло бы — и не вызвала Синклера на подмогу. Значит… она чиста? По крайней мере в своём незнании. Допрашивать о картине, об её связях с Синклером, о синдикате попросту не было смысла. Если суждения Мейсона насчёт неё ошибочны — а с каждой минутой он сомневался в себе всё сильнее — он попросту подставит под удар всю семью Коломбо. Пришло время игры из тени.       Мейсон похлопал девчушку по плечу, в уме довольствуясь её растерянным личиком, — можно ли это было считать местью? Он не знал, но ему это нравилось. Предупредил сидеть дома и никуда не выходить. Это было и в его, и в её интересах. А затем… покинул квартиру. На этот раз не собираясь провоцировать её на ответ. Но «Салли», кажется, это решение не понравилось. Она крикнула ему: «А ну стоять!» столь приказным тоном, что он и впрямь остановился. Завалила вновь тонной вопросов с такими бесстыдными выражениями и ругательствами, что становилось забавно. Назвала странным вдобавок.       «Кто из нас ещё странный, дорогуша?»       И всё же не хотела она расставаться так просто. И глядя в её пламенные яркие глаза — ничьи глаза в синдикате не горели таким страстным огнём — Мейсон понял, что нет за её душой притворства. Лишь искреннее любопытство. Сам он не знал почему, но эта мысль по-своему успокоила напряжённые нервы…       «Салли» вновь спросила его имя — второй раз. И второй раз он не собирался отвечать на её вопрос. Пока он первый не узнает, как зовут её на самом деле, Мейсон и в жизнь не признается! Но в чём-то она была права. За такое количество секретов и утаек он и впрямь был ей обязан. Как и она — ему. Например, следующей встречей. Где всё встанет на свои полочки, где прояснится каждый момент, и где не нужно будет больше подозревать ни в чём девушку, не похожую теперь на обманщицу, не похожую на актрису «Фантасмагории», на утерянное воспоминание о прошлом или на что-то до ужаса страшное. Она походила… на Салли Моррисон. Это имя и правда шло ей к лицу.       Мейсон не удержался от того, чтобы вновь назвать её очаровательной, понимая, что её это взбудоражит, а его повеселит — ведь мог он позволить себе хоть секунду злорадства в ответ на весь ураган эмоций, каким она его окружила сегодня? И, широко улыбнувшись, что выглядело точно обескураживающе, дал намёк, что встреча их не последняя. А затем ушёл, стараясь запомнить напоследок каждую деталь внешности причудливой девчушки, похожей не на упавшую с неба звезду, а на самый яркий луч в ночном небе.       — До встречи, Салли Моррисон. И приятных тебе снов.       Это было последнее, что он сказал девушке, перевернувшей его жизнь с ног на голову. Мейсон ушёл, не дождавшись ответных прощаний.       ㅤ       Часы показывали половину четвёртого ночи. В Ривер-Фолсе в это время суток было достаточно тихо — поразительно для бывшего гетто. Часть окон всё ещё горели, не погружённые в сон. В том числе окошко восемнадцатой квартиры пятого этажа в доме на сороковой…       Мейсон стоял в тусклом свете фонаря, где вокруг лампы в загадочном танце плясали мотыльки. Закуривал уже неизвестно какую за день сигарету — с уровнем его стресса было совсем неудивительно, что портсигар каждый день опустошался с неведанной скоростью. А в голове кружились волчком мысли:       «По периметру, вроде, тихо. За нами никто не следил, не преследовал. Не думаю, что сегодня к ней кто-либо сунется. И всё меньше мне кажется, что она знает Синклера… Вряд ли бы ответила. Может, стоило больше вопросов задать? Нет, спугнул бы, спугнул… Достаточно за ночь приключений. Те ублюдки в переулке… мелкие шавки, но на Серпенте работают, это факт. Узнали меня. Завтра поднимется шумиха. М-да, а ведь воскресенье… Нужно подготовиться. А пока…»       Он поднял взгляд к небу, глядя в горящее окошко, прикрытое шторой.       — Выдохни, Салли. И приготовься к завтрашнему дню.        Дожидаясь машину с Говардом и остальными, кому он заранее сообщил адрес, Мейсон вытащил с любопытством телефон. От Крейга и Дирка тихо. И на звонки не отвечают. Что за дела?.. Впрочем, он не волновался. У них была чёткая задача, а дело они своё знают.       Ветер взъерошил волосы, обдувая успевшее окоченеть тело. Стало любопытно, насколько замёрзла сама «Салли» в своём полуобнажённом прикидике… Время клонилось к утру, а впереди ещё столько дел — никак нельзя спать. Да и не шибко хотелось. Адреналин без конца бурлил в собственной крови на протяжении всего вечера и вряд ли планировал заканчиваться. Ведь предстояло взять, наконец, в руки утерянную «Галатею»…       Вскоре подъехал уже знакомый автомобиль. Чёрный гладенький мерседес с неизменным номером «С.В. 7.7.7.» остановился напротив, приглашая любезно внутрь. Мейсона уже ждали. Первым вальяжно поздоровался Лео, вскидывая тёмные очки на лоб. Он не удержался от ехидства касаемо «снятой в клубе девчонки». Мейсону же точно было не до шуток сейчас. Потому последовала прямая угроза штрафа — ведь Лео не только бармена в маске упустил, отдав нелепый приказ, но и на кой-то хрен выехал из безопасного для преступников Холбрука прямо в Сент-Марк. Туда, где полиция бдит и днём и ночью. Александра второй вклинилась в разговор, осадив паренька, взяв беспардонно сигарету у Мейсона. Увидела, как он задумчиво набирает вновь и вновь номера Крейга и Дирка — и спросила загадочно, всё ли он сделал, что хотел.       «Она явно догадывается, что я увиливаю».       Вместо ответа Мейсон сделал выпад на опережение:       — Что с поручением?       Та кивнула на предмет, лежащий меж дверцей и собственным телом, обёрнутый в ткань. «Галатея». Судя по всему, целая и невредимая. Мейсон хотел было выдохнуть, но Александра нахмурилась: «Всё прошло гладко — и даже слишком». Он нахмурился в ответ. Однако спросить ничего не успел — позвонил Мартин Гарсиа.       Он почти вырвал трубку у ехидного Лео, успевшего наговорить всяких глупостей смешному человечку. Принялся выслушивать причитания Гарсиа, напоминавшего мелкого хряка. Что-то Мартину не нравилось… Ах, верно! Поли и Винни ведь по указке дежурили прямо в его доме. Надо же, он успел напрочь об этом забыть…       Слушая лепетание, звучащее, как свиное похрюкивание, сначала с ухмылкой, а затем скукой — Мейсон прервал разговор. Он понял, что всего одной фразы хватит, чтобы заткнуть этого человечка, а вместе с тем удивить хмурящуюся, щурящую глаза Александру. Всего одного намёка было достаточно — она ведь не в курсе, что он обо всём позаботился. Что закинул все удочки в море. Что всё ещё контролировал ситуацию…       — «Галатея» у нас.       Этого хватило, чтобы женщина удивлённо выдохнула облако дыма и усмехнулась. Мейсон не был фанатом загадок и метафор в обыденной жизни. Но лишний раз кинуть пафосную речь он был не прочь.       Гарсиа, как можно было догадаться, перепрыгнул из одного настроения в другое. Сердечно попросил освободить его от головомойки и болтающихся под ногами незнакомцев. Мейсон оставил за собой последнее слово, попрощавшись и положив трубку, но всё же отозвав бездельников Поли и Винни на отдых. Повисла небольшая пауза. Александра посочувствовала бедному человечку, услужливо трудящемуся во благо Сальери. Мейсон знал, что больше всех в его благо трудился он сам.       А затем она спросила — мягко и аккуратно, но не скрывая лукавого прищура:       — Сдаётся мне, ты начал вести собственную игру?       Он не дал однозначного ответа. Ведь знал, что ведёт. И не мог её посветить целиком во все подробности.       Говард, доселе молчащий, почесал подбородок замотанной в бинт рукой. И бодро спросил:       — Куда теперь, шеф?       Мейсон позволил последнему взгляду пробежаться по жёлтой скошенной траве, на какой послышался мягкий шелест и перестук. По кирпичному дому, украшенному граффити. И по окошку самого верхнего этажа, прячущего за собой восемнадцатую квартиру.       Наслаждаясь умиротворяющим звоном весеннего дождя, Мейсон улыбнулся, когда свет потух, и хозяйка, которую звали ни то Сэнди, ни то Салли, но которая теперь напрочь засела в его голове, отправилась спать.       — В аэропорт, — отдал он последний приказ.       И автомобиль тронулся с места.       ㅤ

***

      ㅤ       Ночное небо иссиня-чёрными красками расплывалось над верхушками разноцветных кирпичных домов, куполом обволакивало всё и вся до горизонта. Дождь барабанил по окнам, по ветвям деревьев и ещё нераспустившимся почкам. На дорогах Ривер-Фолса было крайне мало машин, и мерседес уверенно вёл свой путь обратно в Холбрук, направляясь к дальнему главному аэропорту города: Ла-Аргентина.       Мейсон, откинувшись на спинку, что было в пятнадцать раз удобнее сиденья поломанного такси, сделал очередную затяжку. И первый разорвал воцарившуюся тишину:       — Так что всё-таки… ты имела в виду под словами «слишком гладко»? — он обратился к Александре, подняв тему картины.       — То и имела. Мы выехали из Хобокена, всё как по плану. Некоторое время катались по Холбруку без дела, пока Синклер и его люди наворачивали круги.       — Потом!.. Он сам решил выехать из района! Мы просто не успели его перехватить, босс, — выкрикнул Лео, отстаивая свою позицию. — На Фримен-Стрит мы его уже и подрезали. К чему излишняя тряска, картина-то у нас, м-м?       — Так или иначе… — Александра прищурилась. — Синклер не шибко сопротивлялся. Словно ему было по барабану. Когда приехали копы, он быстренько вручил картину мне в руки. Очень легко. Благо, мы ото всех отвязались.       — А машина — в хлам. Придурки Синклера решили постреляться! Мы оставили её на Хоит-Шермерор, у хозяйственного магазинчика. Так всё и было, без базара.       Дослушав рассказ, Мейсон нахмурился, глядя на картину под рукой Александры теперь иначе. Всё меньше ему хотелось брать её в руки и подтверждать догадки, что давно роились в голове. Но прежде, чем он успел открыть рот, Лео тяжко вздохнул на переднем сиденье, делая стрекочущую рок-музыку тише:       — Эх… Жаль, мы так быстро свинтили из «Суккуба». Там была… така-а-ая атмосфера.       — Атмосфера? — переспросил с желчью в голосе Мейсон. Ему абсолютно точно не нравился антураж владений Серпенте.       — Да-а-а! Ну, типа… Агрессивно, но со своей романтикой. И откровенно. Мне нравится такое! — Лео лукаво заулыбался. — Босс, а чё «Старый Вестерн» не позаимствует у Серпенте пару идей дизайна?       Тот фыркнул:       — Нет уж. Благо хоть здесь у Сальери есть вкус, в отличие от Валентини. — Уже про себя он добавил: «Ещё б мой кабинет не украшал всякой экзотикой бесполезной, цены б ему не было». Но тему не закрыл: — Да и, Лео… атмосфера атмосферой, но твои слова звучат так, будто ты у врагов плюсы нашёл. Эти люди — не ориентир. Они по головам идти готовы ради власти.       — Хм… я думал, все мы к ней стремимся?       Повисло молчание. Каждый по-своему был согласен с этими словами и вместе с тем не согласен.       — Верно. Только ты забываешь про средства и методы, с какими можно достичь одну и ту же цель. Не каждое из их действий одобряется в синдикате. Это и Моретти касается — только те прут в лоб, как быки. Херачат направо и налево… Ладно, бомжа прирезать, но так ведь однажды и на сынишку богатенького политика можно нарваться, — последнее Мейсон произнёс, не скрывая разложения в голосе. — Сейчас дело ещё важнее. Картина принадлежит Коломбо. Точка. Никаких посягательств на чужое — иначе будут последствия. А Серпенте это не берут во внимание. Вот и получают бумерангом. Как и Моретти. Всё связано.       Лео покривил губой, размышляя над словами босса. В глазах то ли перламутровых, то ли фиалковых от цветных линз, пролегало сомнение. И Мейсон без слов мог прочесть эту явную мысль: «А чем мы отличаемся? Мы ведь тоже обманываем людей, пытаем. Убиваем. Чем мы лучше?» А может, так думал не Лео — а он сам.       Мейсон вспомнил как наяву вчерашний день, затхлый склад и Пита Феррари, сидящего перед ним в луже собственной крови. Вспомнил, что Сальери ни разу не осудил его действия. И только сейчас осознал, насколько показушной теперь выглядела пытка. Пафосной, словно он демонстрировал, кто доминирует в преступном обществе. И чем больше Мейсон думал об этом, тем больше понимал: кажется, он близился к разгадке того, что стояло на уме дона Коломбо.       Лео прервал поток его мыслей, ехидно прохихикав под нос:       — Эй, босс? И всё-ё-ё-ё-таки… Девчонка-то с характером попалась, да?       Мейсон не сразу обнаружил в вопросе подвох и, с меланхолией разглядывая сменяющие друг друга холбрукские многоэтажки под пеленой дождя, задумчиво, будто больше себе отвечал, выдохнул дым:       — С характером?.. Точно… характер что надо… — и, за секунду переменившись в лице, сузил глаза, поглядывая то на Лео, то на Александру. — Так. Я не понял. По какой, интересно знать, причине ты в курсе моих дел? Или это новая привычка у Коломбо: следить за тем, как я время провожу?       Александра пожала плечами, будто она тут не при делах, а Лео заулыбался, словно кот на щедрой кормёжке — сыто и довольно.       — Последнее время кого-то чересчур избаловали, я смотрю, — строго проскрипел Мейсон. — Говард. Как закончим с делом Сальери — напомни мне преподать парням пару уроков дисциплины. А то больно уж расслабились.       — Да ладно вам, босс! — Лео блаженно прикрыл глаза, закидывая руки за голову. — Все мы знаем, что вы добряк!       — Значит, заодно и репутацию обновлю, — фыркнул Мейсон, а затем избавился от шуточной интонации, каменея в лице. — Лео. Даже не надейся, что я забыл о твоих проколах.       — Вы снова о том пареньке? — юный гангстер выглядел недовольным. — Но… мы ведь пришли в клуб за картиной. Я потому и сказал отпустить его: раз чист, нафиг пыжиться? Откуда мне было знать, что вы там ещё что-то придумали, о чём никому не сказали? Я не думал, что даже в таком случае парня стоило задержать.       — Вот именно. «Не думал». Это твоя главная проблема, Лео — никогда не думаешь. — Мейсон продолжал давить, не останавливаясь. Улыбнулся криво и гаденько, словно общался с ожившей грязью на кончике ботинка. — Такими темпами ты не то, что моё место никогда не займёшь. Тебе и звания капо не видать. Поразмышляй об этом на досуге, считая количество штрафов.       Лео промолчал, не стал спорить. Отвернулся, пряча лицо. Но в зеркале заднего вида Мейсон успел заметить, как на секунду в хамелеоновых глазах парня промелькнул неприятный блеск.       «Неужто обидел мальца? — фыркнул он мысленно с лёгким чувством жалости, которое быстро испарилось. — Ну, будет знать теперь, когда надо остановиться и засунуть в жопу язык. Если б не он — барменчик был бы уже у нас. Одной головной боли лишились бы».       И всё же он не мог избавиться от мысли, которая подтверждала сказанные не так давно Александрой слова: Лео был в чём-то на него похож. Упёртый, непоколебимый. Любит делать всё по-своему. И имеет начальника, который действует, как заблагорассудится, и который никого никогда не ставит в известность…       Захотелось перевести тему — только не на «Галатею». Он не понимал, почему так оттягивает этот неизбежный момент. Мейсон пригляделся к седовласому мужчине на переднем сиденье и хмыкнул:       — Говард. Ты почему таким… покоцанным выглядишь? Будто подрался с кем-то. Были проблемы помимо машины?       — Он был таким ещё до приезда, — кивнула Александра. Тем не менее интереса к разговору она не проявляла.       — М-м… ничего такого, шеф, — за себя ответил Говард, подавая по-старчески скрипучий, но мягкий голос. — Просто в неприятность попал, пока по своим делам катался.       — Серьёзную?       — Пустячок.       И всё же светлые глаза на усатом морщинистом лице поблёскивали как-то странно, загадочно, отражаясь в зеркалах, пока сам он смотрел на размытую дождём дорогу. Говард, как и остальные, увиливал.       «Сегодня что, все решили в загадки-неразгадки поиграть?» — хмыкнул Мейсон, но не стал спорить или ворчать. Вместо этого серьёзно спросил:       — Всё точно в норме? До аэропорта доедешь с твоей-то рукой?       Говард поразмял перебинтованными пальцами с ссадинами, глянув на свою вторую — правую, в единственной перчатке — руку, мёртвым грузом лежащую на руле. Он улыбнулся сквозь пышные усы и лукаво глянул на Лео:       — Без проблем, конечно. Но… иногда и молодым нужно дорогу уступить? Помимо дисциплины ещё и пару уроков вождения преподать стоит…       Мейсон улыбнулся в ответ так же мягко, не сопротивляясь отзывчивым эмоциям, что вызывал в нём этот пожилой человек. Он не имел права отказывать себе в них. Не с ним.       Через пару секунд он кивнул:       — Отлично. На ближайшем светофоре поменяетесь с Лео.       И парень лишь театрально тяжко вздохнул, будто мученик:       — Все против меня…       Лёгкость разговоров смогла чуть ослабить тошнотный узел, скрутивший желудок. Мейсон был готов. Пока Говард усердно и искренне рассказывал Лео, какие правила дорожного движения можно нарушить легко, а с какими стоит быть осторожнее, и пока сам парень слушал его краем уха, вторым подключив что-то в наушник, — Мейсон повернулся к Александре. Вытащил из кармана пальто пневматический пистолет бармена.       — Тут за сиденьем зип-локи. Достань один, пожалуйста.       Когда женщина протянула специальный пакет для вещдоков, какими пользуются полицейские, он аккуратно погрузил оружие внутрь.       — Если понадобится — снимем отпечатки.       И освободил, наконец, собственные руки из плена кожаных перчаток. Чуть поразмяв затёкшими вспотевшими пальцами, покрутив металлические кольца на них, он вздохнул. Теперь…       — Не хочешь, наконец, взглянуть на нашу главную цель? — заговорщицки шепнула Александра, протягивая картину.       — Хочу.       Он взял в руки предмет. Одним плавным взмахом стянул вельветовую ткань. Вот и она… «Галатея». В своём первозданном виде.       Мейсон мягко коснулся рамки из строгого дерева — аккуратной, вырезанной с чувством и достоинством. Погладил шершавый плотный холст, где ощущался каждый резкий мазок. Казалось, что он вживую дотрагивается до грубой каменной массы вместо лица Полифема. До воздушного, нежного, будто цветок лотоса, лика Галатеи. Пальцы обогнули картину. Прочертили линию сначала по горизонту холста, затем сверху вниз. По диагонали. Он отчётливо искал секрет, таящийся за этим холстом. И, наконец… нашёл.       Когда пальцы нащупали на задней стороне картины странный выпуклый отсек… когда тот податливо прогнулся под его лёгким давлением… Мейсон прикусил губу в предвкушении. И…       Пусто. Внутри ничего не было.       «Так и думал, — с пустой улыбкой и таким же пустым взглядом посмотрел он на картину, поймав разочарование лишь на секунду. Затем, столь же быстро, печаль сменилась на азарт. Жажда интереса проснулась где-то внутри, и Мейсон понял: — Я был прав. В каждом своём суждении о «Галатее». С самого начала».       Отложив картину в сторону, он отвернулся от Александры. Глянул в окно и понизил голос до еле слышных слов:       — Теперь… пускай Маттео расскажет, наконец, как всё было.       И та повторила его жест, отвернувшись к другому окну:       — Верно…       Оставшаяся поездка прошла в безмолвном молчании, лишь изредка прерываемая перешёптыванием Говарда с Лео и индастриал-музыкой, щекочущей нервы.       ㅤ       Атмосфера ночного аэропорта с величественным названием Ла-Аргентина приходилась Мейсону как нельзя по душе. Тихие залы с пустыми сиденьями — лишь изредка одинокие пассажиры с грузным багажом плелись по коридорам, — сонный, но уверенный говор диспетчерки, объявляющей о посадках из Эмпайр-Сити в самые разные уголки света, куда вольный полёт механической птицы развозил незнакомцев, встреченных единственный раз в жизни. Ритмичная дробь капель дождя и шум двигателей вдалеке приносили своеобразное умиротворение в обременённое грузом сердце.       Лео сначала пропал куда-то за перекусом, жалуясь на такую долгую и нудную поездку. Затем стоял и вздыхал, гадая, что он вообще здесь забыл, — он ведь не летит с боссом в Германию, так на кой ляд тут торчать? Затем добился, наконец, уставшего кивка и свинтил по своим делам. Кто знает — может, отсыпаться, ведь время шло уже под утренний час. А может, проводить время на очередной безбашенной вечеринке, какие он так любил.       Говард уже ждал внутри одного из двух личных самолётов, принадлежащих семье Коломбо. Второй находился прямо сейчас в Мюнхене под владением Маттео Сальери. Пожилой мужчина сам вызвался быть сопровождающим в этом полёте — кажется, его заслуженные выходные были беспечно потрачены.       Дирк и Крейг так и не ответили ни на одно из сообщений — стоило ли волноваться? Всё же они были профессионалами своего дела…       А Мейсон и Александра стояли вдвоём на лётной площадке у готового транспорта под полупрозрачным зонтом, тихо переговариваясь вдали ото всех лишних взглядов.       — Я останусь в Эмпайр. У меня ещё есть несколько незаконченных дел… — она вперила в него внимательный взгляд ясных синих глаз. — Пара поручений дяди…       — Вот как… — Мейсон задумчиво качнул рукой, где под мышкой покоилась спрятанная от чужих лиц «Галатея». — Лишаешь меня приятной компании?       — С тобой летит Говард: чем не приятная компания? — Александра улыбнулась.       — Тоже верно…       — Я… была бы рада увидеться с Томасом, но дела — есть дела. Передай ему от меня радушный привет, хорошо? Если, конечно, планируешь навестить, — добавила она чуть тише.       — Планирую.       Разумеется, Мейсон не собирался приехать в Мюнхен и оставить без внимания единственного родного сына Маттео Сальери, а вместе с тем двоюродного брата Александры, находящегося… в не самом завидном состоянии.       — Ну, тогда вперёд! И встретимся, когда… — она вдруг как-то печально опустила голову. Спрятала глаза, будто ей не хотелось видеть лицо Мейсона — …когда решишь. И береги себя. Не то спасение шкуры дорого вам обойдётся, господин Ли.       Она хмыкнула в противовес этой возникшей из ниоткуда грусти, заставив его удивиться, и сам он мягко улыбнулся в ответ:       — Знаю. Что бы я без тебя делал?       Александра сделала шаг назад, собираясь уйти. Он без задней мысли поймал её за запястье. Аккуратно и ласково держал голой рукой, собираясь сказать что-то важное. Ведь Мейсон видел её волнение. Переживания на бледном лице. А от каждого прикосновения женщина дёргалась, как ужаленная. Он знал, что стоило сказать что-то успокаивающее, но… вместо необходимых в ту минуту обоим слов лишь нахмурился, доставая из рук зип-пакет.       — Передашь это Уолтеру?       — Хм, — её алые губы скривились. — И почему же я?       — Встреча с Маттео точно не пройдёт быстро. Скорее всего, я вернусь только к завтрашнему вечеру. Восемь часов туда — восемь обратно. А такие вещи не требуют отлагательств. Да и, сама знаешь — мне лишний раз в его участке светиться не стоит.       — А мне, значит, стоит?       Он вновь улыбнулся при виде недовольства в этих согнутых домиком бровях.       — Как знать, как знать… — Затем добавил серьёзно: — Можешь анонимно передать, раз так хочешь. Мне по барабану. Главное, чтобы вещдоки были у Уолтера.       Она без лишних слов и эмоций забрала у Мейсона пистолет, пряча в кармане чёрного пиджака. Сдула со лба чёрные волосы, какие мягко и даже как-то ласково обдувал ночной мартовский ветер.       — Тогда ты передай ему вот это, — и протянула из другого кармана белоснежный конверт. — Координаты на один грузовик в порту.       — Это… касаемо его расследования? О контрабанде?       Александра кивнула.       — В мой цветочный частенько заглядывала одна старушка, чей сосед — парнишка, работающий в порту. Именно через него я смогла нарыть полезную Сандерсу информацию. Связалась с частным детективом, запросила снимки и координаты фургона, который водил тот паренёк. Это была моя часть. И… — она сделала короткую паузу, прикусывая губу. — Просто пришли ему. Не говори, что от меня.       — Но он ведь и так знает, что мы вместе работаем, — Мейсон усмехнулся.       — Именно. Не дразни быка лишний раз.       Он спрятал конверт в карман.       Прошло столько лет, а эти двое всё никак не могли свыкнуться с совместной работой. Благо хоть больше не было слёз, яростных воплей. Угроз и готовности застрелить друг друга во взглядах. Лишь лёгкая неприязнь, казавшаяся рутинной.       — Сандра, — он мягко окликнул обернувшуюся, готовую уйти женщину. — Не веди себя так, будто мы видимся последний раз.       — Кто знает? — она одарила его загадочной улыбкой.       — Я знаю — мы ведь ещё пообедать должны вместе.       — Это… предложение?       — Обещание.       Синие глаза на белоснежном лике озарились, и улыбка стала будто бы ностальгической, когда Александра встретила такой же светлый и обнадёживающий взгляд Мейсона. И всё же — она вздохнула, холодея в лице. Отвернулась. Нечего было больше сказать. Он тоже развернулся на пятках, поправляя ворот пальто, чувствуя, как волосы становятся влажными без её зонта.       Последний раз посмотрев на женщину, поглаживающую бирюзовое колечко на пальце, Мейсон ступил на трап самолёта. Впереди были восемь часов свободного полёта без связи с внешним миром. Восемь часов полного отсутствия контроля над ситуацией. Это одновременно и заставляло виски досадливо ныть от боли, и… расслабляло. Может, хоть сейчас он сможет отдохнуть?       Это вряд ли. Мейсон не был фанатом длинных перелётов — и вообще каких-либо перелётов — и будь его воля, он так и остался бы сидеть на этих чуть пыльных покосившихся от времени креслах, слушать умеренный гул моторов вдали, смотреть на нестройные ряды хвостов самолётов, наслаждаясь тишиной аэропорта. И наблюдать, как медленно просыпается дремлющий в своём мирном сне мегаполис.       Эти часы были его часами. Но время было не для безмятежных посиделок. Время было для долгожданной встречи с доном Коломбо.       Спустя несколько коротких мгновений двигатель частного самолёта с изображением ласточки на крыле заревел буйным мустангом, а сама «вольная птица», преодолев полосу и спрятав шасси, исчезла за чёрными облаками.       ㅤ

***

      ㅤ       Мягкий оранжевый свет вырезных ламп был единственным уголком уюта в кабинете, полного зелёных и фиолетовых оттенков. Деревянные полки выставлены рядами книг — в жанре эпоса, драмы, что-то и о философии. С ними мраморные античные статуэтки. А диваны из бархата чёрного цвета очаровывали взгляд, будто бы приглашая присесть на удобные сидушки. Приглашая погрузиться в их очаровывающий плен. Подобный антураж нравился Лоренцо Синклеру не меньше, чем ярко-красные неоны «Суккуба». Ведь это был его личный кабинет.       Мужчина вальяжно восседал за столом из недешёвого дерева, откинувшись на спинку такого же дорого стула. Маленькие зелёные глаза в прищуре перескакивали с одного документа на другой, затем на третий, на четвёртый. Верхние — договора с важными клиентами. За ними — контракт о владении зданием с именем Джонатана Дея на самой нижней строке. Тонкие брови Лоренцо изогнулись, как две гадюки, при виде этих бумаг.       Рядом стояла наполовину заполненная бутылка виски и три бокала. Пил он не один — по большей части опустошили её двое мужчин, успевших покинуть его кабинет, избавив тем от лишних криков, громкого смеха и пьяных бредней, какие он ненавидел всей душой, но на какие улыбался всякий раз, надевая лицемерную маску. Рауль Руссо и Леон Валентини.       Эти двое важных господ вышли из офиса всего пару минут назад, удовлетворённо — впрочем, для кого-то не очень… — дождавшись, когда Лоренцо отчитается в итогах своего поручения. «Галатея» сначала была надёжно отдана в его руки в «Суккубе». Затем оказалась уже в руках Александры Романо, известной в узких кругах, как «легавая крыса». Очень легко, без раздумий. Как и планировалось. А у него же покоился теперь предмет, хранящий в себе истинную ценность. И который оказался бесполезной пустышкой…       «Какая глупость…» — нахмурился Лоренцо, раз за разом пролистывая пустые папки без файлов, какие хранила в себе флешка, спрятанная до этого вечера в «Галатее».       Он сложил на столе руки, оперев на них собственный подбородок. Прикрыл глаза, уводя мысли к мужчинам, покинувшим кабинет. К их разговорам.       Вот Рауль Руссо в ярости звонит дону чужой семьи с претензиями. Ведёт себя импульсивно и глупо, будто он был маленьким ребёнком, а не опасным жестоким гангстером. Порой было удивительно, как этот мужчина собирал в себе обе черты. Кричит бешено: «Где она?! Где вся инфа?! Что за фокусы, Сальери!»       Вот Леон Валентини сурово отчитывает его, говоря: «Ну и зачем? Теперь он знает, что ты ввязан в кражу. По коридорам «Фантасмагории» бродил его сосунок — Ли. Рыскал, разнюхивал тут. Лоренцо! — обращался Леон к нему. — Когда ты уже заключишь с Деем контракт и возьмёшь под контроль весь театр?»       Лоренцо Синклер распахнул глаза, суженные до змеиных зрачков. Ему и правда следовало заключить, наконец, контракт.       — Дорогой Джонатан… — почти шептал он со зловещей улыбкой на ужасном лице. — Надеюсь, ты не спишь? Надеюсь, не станешь вновь вести себя, как собственник. Она моя игрушка. Не твоя.       И только стоило подумать о Ней — о ласточке, принёсшей в его гнездо «Галатею», как вдоль тела пробежался табун мурашек, — неприятных и скользких, но таких будоражащих, что Лоренцо тысячу раз пожалел о том, что по его совести «любимая игрушка» блуждала где-то там в ночи, спасаясь от собственных же бандитов без шанса на жизнь. А ведь могла прямо сейчас сидеть перед ним на этом самом диване, глядеть на него своими вечно печальными и опустошёнными зелёными глазками — круглыми, будто два хризолита. И вызывать в груди ничего, кроме острого жизненно необходимого желания обладать. Желания рывком подняться с этого кресла. Желания в два шага оказаться прямо перед ней. Схватиться за эти хрупкие бледные плечики. Склониться над тонкой шеей, манящей к себе каждый день его губы — его клыки. Дотронуться до лица и тела, взывавшего к неизменному возбуждению в собственном…       Но нет. Сэнди Макдональд решила выбрать свободу.       «Жаль. Очень жаль, дорогая, что ты поступила так опрометчиво. Я мог дать тебе всё, чего пожелаешь. Всё, чего ты так хотела!.. А теперь… Тебе отведены последние часы перед кончиной. Наслаждайся, ласточка».       Мысли переключились на проваленное задание. На предположение: а что, если Сэнди настолько почувствовала себя всемогущей, что решила, будто смеет его обокрасть… Обмануть за спиной. Будто хитрой гадюкой в этих стенах была она, а не он. Временами этой наглостью она могла посоревноваться с самим Лоренцо.       Не желая думать о плохом, а только о самом хорошем, зная, что его люди найдут и заберут из убитой девушки всё, что та посмела украсть, Лоренцо поднялся из-за стола, вытаскивая ключ из кармана. Отпер дверь в недоступную никому, кроме него и Сэнди комнату. Место, где он воплощал в жизнь все свои самые потаённые желания. Ведь очень сейчас хотелось ему отвлечься на приятное…       Вот у изголовья кровати висят холодные наручники. Вот шкаф стоит, заполненный вещами для его утех. А вот и сам запах — блаженный, возбуждающий, словно наполненный феромонами — вбивается в ноздри, разгоняя кровь. Заставляя вновь жалеть, что её нет сейчас в этой комнате. Что не сможет она вновь и вновь пытаться удовлетворить его неудовлетворимый голод. Ничего не поделать: неужто новую «игрушку» искать? Второй такой уже не найти…       Сэнди Макдональд настолько не желала уходить из его мыслей, что неосознанно Лоренцо видел её во всех незнакомках, кто хоть на толику был похож. Одна такая нагрянула сегодня в «Суккуб», устроив странную сцену прямо в зале. Ну и глупость…       Он долго ещё мог бы стоять в этом помещении, походящим не то на спальню, не то на студию для съёмок эротической картины с этим обилием камер и фотоаппаратов, пока в дверь не раздался вдруг стук. Синклер выпрямил широкие плечи, рукой размял шею, пробегаясь пальцами по татуировке змеи у кончиков волос. Улыбка — спокойная и радушная — появилась на бесстрастном лице, когда мужчина вернулся в кабинет.       — Эм… босс? — раздался голос.       Это был один из его работников. Охранник, сторожащий вход. Охранник, вырубленный ударом этого противного мерзкого отвратительного в своей поганой внешности и поганом характере Мейсона Ли. О, он знал, что это его рук дело. И знал, что не оставит без внимания всю его наглость и мерзкое хвастовство, с каким он блуждал по его коридорам, с каким сидел в его вип-зоне и смотрел в его лицо.       — Кхм-кхм…       Кажется, Лоренцо слишком уж замечтался.       — В чём дело? — несмотря на улыбку, напоминавшую узкую щель, лицо Синклера оставалось холодным и неприятным.       — Тут… тут к вам один человек. На аудиенцию.       — И кто же? — спросил он без особого интереса.       — Я… не знаю. Не из наших. Но… вам будет интересно послушать…       Охранник уверенно подошёл к мужчине. Склонился над ухом, даже своим грузным телом и формой не являясь ровней Лоренцо с его ростом в метр девяносто. И шепнул тихонько, заговорщицки:       — Это человек из <…>       В миг вся скука исчезла с лица. В миг улыбка из натянутой стала искренней, но всё такой же хитрой, лукавой. Новым взглядом Лоренцо уставился на человека, вошедшего в комнату, оглядевшегося с любопытством и восхищением. И спросил, дружелюбно раскидывая в стороны руки:       — Что привело тебя сюда — друг?       Кажется, в чьих-то рядах завёлся крот.