Снежная Мимоза

Глава 19. Утёкшая вода прошлого.              От стен серого пыльного помещения, тянувшегося на десятки метров во все стороны, шёл неприятный холодок. С труб бежала вода, ударяясь каплями по металлу, и звук этот бил словно по самому мозгу — неприятно и раздражающе. А в голове, будто гром, гремели два ужасных слова:       «Снежная Мимоза».       Мейсон слышал эту фразу всего несколько раз за всю жизнь и не мог даже на секунду предположить, что это произойдёт вновь — сегодня. В эту минуту. Слетевшую дрожащим всхлипом с губ израненного, побитого, как собака, маньяка по кличке «Сухарь». Если во всём этом деле была замешана «Мимоза» — это было плохо. Очень плохо.       «О чём только Сальери думает… О чём думает Рауль?! — перескакивал изумлённо — и слегка напугано, что было удивлением даже для самого себя, — Мейсон с мысли на мысль, стараясь не показывать никаких эмоций на лице. — А синдикат? Он упоминал встречу донов… неужели…»       Мужчина сузил глаза до двух чёрных щёлок и взглянул на Пита с вернувшейся сталью и жестокостью во взгляде:       — Что значит, «Снежная Мимоза»? Отвечай.       Тот испуганно замялся, придвинув к себе руки: израненный обрубок почти без всех пальцев на одной, деформированный кусок плоти с раздробленными костями на второй. Если он и был в состоянии говорить, стоило позаботиться о кровоточащих ранах. Не помрёт, да, вероятно, потеряет сознание. Мейсон кратко кивнул Поли и Винни, начавшим по жесту вновь связывать бандита, а Куперу привычным расслабленным тоном отдал приказ:       — Обработай ему руки. И перебинтуй.       Дождавшись, когда всё будет сделано, слушая всхлипы, маты и шипение Пита, морщившегося от боли до сжатых зубов, он успокоился, возвращаясь в привычную реальность. Без пыток, что он совершал будто бы не своими руками, а чьими-то ещё — кукольными, робота. Но чётко и механически, как всякий раз до этого.       — Теперь, — вкрадчиво и спокойно начал Мейсон, сменив тон на мягкий, — говори. Что ты знаешь?       Пит помолчал немного, помялся. Вновь покусал кровоточащие губы. Неотрывно гипнотическим взглядом принялся смотреть на ножик, прыгающий из одной руки Мейсона в окровавленной перчатке в другую. А затем сокрушённо опустил голову. Пит был готов говорить. И впрямь жалкий человечишка…       — Ну… не так много… — «Сухарь» шмыгнул носом. — Босс говорил эту фразу несколько раз, краем уха я слышал… И… теперь, кажется… кажется, припоминаю, что и о «Галатее»… он что-то бросал мимоходом…       «Опять меня за нос водить пытаешься?» — Мейсон скривил губы, но промолчал.       — Я без понятия, что это такое вообще… — продолжал мямлить Пит. — Просто запомнил фразу… Кажется, это важно. И… интонация у него была серьёзная…       — Что именно он говорил? Помнишь?       Если Рауль упоминал и «Мимозу», и «Галатею» — значит, всё это действительно связано.       — Н-нет! — всхлипнув, выкрикнул тот, затем поморщился вновь от боли. На глазах его искрились слёзы, но неясно, насколько искренние. — Но… это касалось других донов. Я слышал фамилии… — он глянул на Мейсона, который, казалось, всё ещё не был удовлетворён. — Послушай, друг… я… я правда не был ночью в музее. И никто из наших не был! И… если бы Рауль захотел что-то украсть — он бы не стал пачкать свои руки. Скорее уж бы подставил кого-то извне…       Мейсон хмыкнул, кривя губу: «Рауль — тот ещё импульсивный засранец. Но не глупец, это стоило признать. Иначе до сегодняшнего дня бы не дотянул. Однако закрывать глаза на его выходки… Нет уж. Да и версия твоя звучит слишком уж натянуто, «дружище».       Но неожиданно поток его мыслей, не озвученных вслух, прервала Александра. Она медленно встала с пыльной коробки, подошла к Мейсону и остальным приспешникам, вставая рядом. Выше Купера, ровняясь точно до голов Поли и Винни со своим ростом, чуть-чуть не доходящим до ста восьмидесяти сантиметров, Александра терялась лишь на фоне Мейсона, в обычных помещениях норовившего задеть потолок макушкой. И в этом грязном обшарпанном помещении, полном сырости и затхлой вони, она была единственным ярким пятнышком, почти излучавшим ласковый свет. Но слова, слетевшие с её красных манящих губ, отнюдь нельзя было назвать добрыми…       — В его словах есть толк. Рауль умеет быть умным, когда надо, и вряд ли повёл бы все дорожки на своих бандитов. Но я чувствую, наш «Сухарь» недоговаривает. Иначе слишком многое теряет смысл. Может… пара отрубленных пальцев на второй руке окончательно его разговорят?       Эти слова, казалось, стали крайней точкой для Пита Феррари. Позабыв об одной кровоточащей руке, о деформированных пальцах на второй, он задёргался на месте, как бешеная псина, несмотря на верёвки, плотно обвивающие каждую конечность. Во все стороны летели кровавые слюни, а руки и ноги извивались змеёй, пока он бился в конвульсиях чуть ли не с пеной изо рта:       — Сука ты ебаная, только посмей, нахуй, подойти… Урою, блять!.. Я тебе скальп сниму. Пизда тебе, шмара. Ещё хоть раз я появлюсь в твоём обсосанном салоне, с ебанутыми потаскушками!.. Слышь, пидор! — он обращался к Мейсону, даже не глядящему в его сторону. – А ну посмотри на меня, блять! Смотри, сучара, когда Пит говорит с тобой! Хули ты этой суке не угрожаешь, а?! Чё ей пальцы не отрежешь? Ссышься? Это крыса! Главная, нахуй, крыса — таким, как она, не доверяют! Обоссать и выкинуть, блять! Помяни моё слово, эта шлюха тебе воткнёт нож в спину, а ты, нахуй, и не заметишь! Ты… Ты знаешь, что я с тобой сделаю, блять?.. О, я не просто плюну в твою рожу уродскую, тварь… Я… Я…       Он начал брыкаться, кидаться на пол и прыгать на коленях, чуть ли не ползая на четвереньках. Слова перестали быть чёткими и больше походили на пьяный бред.       — Всё, надоел этот понос. Купер.       Мейсон скривился, помахав вытянутой ладонью у шеи, отдавая мужчине молчаливый приказ. Тот кивнул и без лишних слов пнул Пита ногой. Сначала в живот, а затем — кулаком по лицу, попадая на второй глаз. В мрачном помещении, наконец, вновь воцарилась тишина.       Александра оглядела Пита без каких-либо эмоций на лице, но по горящим синим глазам и дёргающейся родинкой над губой, Мейсон догадался, что думы её полны злых мыслей.       — Что теперь? Так и оставим его?       — Он вряд ли пустое место для Рауля. Убивать рискованно. Можно, конечно, язык отрезать до кучи, но ему всё равно нечего ляпнуть будет. Так что без трупов сегодня.       — Не боишься мести дона Моретти? — холодно усмехнулась Александра, кинув на него мрачный взгляд.       — Это уже не имеет смысла. Она и со смертью «Сухаря» нас настигла бы. Что до Рауля… что ж, у него есть возможность показать, кто в действительности стоит за кражей картины, — Мейсон безразлично оглядел тушу Пита, в смешной позе лежащего на полу. Глянул на своих подчинённых. — Купер. Подлатай ребят как следует. А то смотреть на эти кривые лохмотья вместо повязок просто стыдно. Поли, Винни. Всё уберёте здесь. Чтоб следов не осталось. «Сухаря» погрузите в тачку — довезёте до города и выкинете где-нибудь в Холбруке. Можно недалеко от больницы, его заметят и вызовут скорую. Купер за рулём. Как выполните — отчитаетесь звонком. И на базу. — Затем он вновь повернулся к Александре и вдруг чуть замялся. — Я… Кхм-кхм… Отойду… Мне надо позвонить…       — Всё нормально, — она положила ладонь на широкое твёрдое плечо, уверенно кивнув мужчине. — Иди, я проконтролирую.       Мейсон кивнул с благодарностью, последний раз оглядев итоги его пыток — Пит «Сухарь» Феррари, так похожий на кабана, лежал на полу, оставшись за молчание с выбитым глазом, раздробленной костяшкой руки и парой отрезанных пальцев в придачу.       Он, наконец, вышел со вздохом из помещения, пропитанного запахами цемента, сырости и крови.       ㅤ       Серые, покоцанные ржавчиной и злым течением времени двери закрылись за спиной Мейсона со скрипом. Полуденный воздух свежестью защекотал нос — он вдохнул его полной грудью, чувствуя облегчение. Просьба позвонить была, конечно же, просто отмазкой. Дышать этим затхлым воздухом он больше не мог.       Мейсон оглянулся через плечо на гигантский заброшенный склад, выкупленный пару десятков лет назад Сальери как раз для подобной работы. Серая металлическая обивка надёжно скрывала происходящее от посторонних глаз, бетонные стены заглушали любые вопли. А люк, спрятанный внутри между блоков, вёл к секретному бункеру с зарешёченными камерами — для специальных «клиентов», чей «приём» обходился не часом-двумя возни, как с сегодняшним «гостем программы», а сутками и более. И склад этот располагался в надёжном месте за чертой города, в сотнях километрах от Эмпайр-Сити и его Восточного Побережья, куда не сунется нога ни одного нормального человека. Безупречное место для грязной работы.       «Такой себе, конечно, работы» — фыркнул Мейсон, отворачиваясь от здания и медленно топая к машинам.       Какая-то её часть приносила удовольствие. Погони, временами стрельба — в крови бушевал горячий адреналин, очищая мозг и разум, и он соврал бы, если б сказал, что ему не нравится чувство азарта. Порой это было редкой вещью, вызывающей хоть какие-то яркие эмоции в потухнувшем сердце. Возможно, по этой причине он был не против бизнеса Сальери.       Какая-то часть была нейтральной. Разбираться с бумажками, заполнять отчёты и сидеть в офисе. Выполнять ту скучную половину, какую требовало от себя «прикрытие». Никаких мыслей по этому поводу — обычная рутина.       Но третья часть работы… о ней Мейсон старался не задумываться никогда, ибо знал, что это попросту адово колесо Сансары, желавшее затянуть тебя в свою мясорубку-воронку, состоящую сплошь из пугающих мыслей. Не сразу, нелегко, но он научился отключать мозг во время кровавых заданий, не проявляя даже и грамма волнения. Кто не научится за десять с лишним лет?.. Сальери эмоции были не нужны. И он, со всей бездушной и непробиваемой бронёй, как никто иной подходил для подобной задачи.       Опершись спиной о мерседес и слушая редкое пение птиц в скудном лесу, сообщавшее свирелью о начале весны, Мейсон задумчиво шерудил по карманам пальто в поисках зажигалки. Поймав, наконец, убегающую «негодницу», вынул руки и заметил вдруг… что те дрожат. Всего на пару секунд его охватила злость. На себя.       — Ц, бляха… — выругался он под нос, оттряхивая с ладоней в перчатках засохшую кровь и зажигая сигарету. — Последнее время всё чаще…       К счастью, дрожь была еле заметной — вряд ли кто кроме него самого обратил бы внимание. И всё же это доставляло неудобства. Несмотря на многолетнюю привычку, организм временами «сбоил». Значит, поможет сигарета. Всегда помогала. Так оно, в целом, и вышло. Мейсон прикурил, делая короткую, но приятную затяжку. Задержал во рту дым, чувствуя еловый искусственный запах табака. Дрожь исчезла с пальцев через минуту.       Серые глаза на чёрных склерах уставились в сторону горизонта, проглядывая сквозь редкую крону деревьев, через пустошь, над какой виднелся где-то там мегаполис. Крохотной точкой он сиял даже с такого расстояния, проблескивал каждым своим небоскрёбом. И впрямь, путеводный маяк штата.       Кто-то находил красоту и прелесть города даже в пасмурной погоде, царившей в Эмпайр-Сити весной, — ведь это был мегаполис! Такой сказочный, невероятный! Всё нипочём, когда ты в столице мечтаний и огромных возможностей! Но для Мейсона…       Тьфу.       «Серый. Унылый… Гадкий. М-да… Стоять бы тут целую вечность».       Что может быть в этом приятного? В шумихе, бесконечном галдеже, недовольных минах людей. В мусоре, разбросанном по его улицам. Крысам, бегающим по мостовым, как дома. Так же дозволено, как бандиты, разгуливающие вдоль кварталов столицы… Мейсон и представить не мог человека, которому пришлось бы такое по душе. Кто мог бы наслаждаться городом со всеми его плюсами и минусами. Удивляться ему каждый раз, словно в первый.       «Вот на такое я бы взглянул…»       Но сейчас размышлять об этом больше не хотелось. Он знал, что отвлечься от дурных мыслей поможет работа. Только работа. Всегда работа.       «Хм… Позвонить Сальери? Если спрошу его о «Снежной Мимозе» прямо… Он снова будет играть в «угадайку». Старик безумный, ничего ведь не расскажет… И как же связано похищение «Галатеи» с… Само изображение?.. Что если… Нет. Дело глубже, не так очевидно. Думай. Думай. А может, дело не в картине, а в…-»       Мозговой штурм прервали. Дверь склада со скрипом отворилась и вскоре захлопнулась — оттуда вышла Александра. Следом Купер, Поли и Винни, втроём тащившие тушу Пита, бессознательно раскинувшуюся в их руках. Проследив, как ребята заталкивают тело в багажник, а затем садятся во второй чуть потрёпанный чёрный автомобиль, он кивнул Куперу на переднем сиденье, и машина выехала на гравийную дорогу. Не было смысла терять время. Мейсон кивком предложил Александре забраться в мерседес.       — Ну, что думаешь? — хмуря лоб и зажав меж зубов сигарету, проговорил он, поворачивая ключ зажигания.       — Не всё так просто, как кажется. Вот, что я думаю, — она чуть поморщила свой прекрасный нос, словно высеченный из камня. — Зная прошлое Моретти и то, что связывает его с «Галатеей»… он жаждет вернуть картину. Я всё ещё придерживаюсь мысли, что Пит недоговаривает.       — Моретти, значит… — Мейсон раздражённо сдавил сигарету в пепельнице, утратив какое-либо желание докуривать её. — Тогда вот моя версия. Если за этим стоят Моретти — значит, Конти тоже не останутся в стороне. Ты знаешь, Рауль ищет любой повод, чтобы поцапаться с Паоло. И бездействовать тот не станет.       Не озвученная ранее за все эти часы гипотеза пришла Мейсону в голову внезапно. Впрочем, это был самый логичный вывод из ситуации. Стоило поразмышлять над всеми версиями на досуге — например, когда они приедут на базу. Заодно попытаться разговорить Маттео Сальери. Быть может, старый кот раскроет-таки свои секреты?       Александра в ответ промолчала. Вместо каких-либо слов посмотрела как-то странно, заметив нервный блеск в глазах.       — Дай-ка руки.       — Что ты-…       — Дай.       Он не стал спорить, со вздохом протянув женщине ладони. Та стянула с его рук кожаные перчатки, с которых так до конца и не стёрлась кровь. Откинула их на заднее сиденье, коснувшись голых ладоней Мейсона — широких, больших, с прослеживаемыми в каких-то местах мозолями. Холодные.       Он внимательно наблюдал уставшими глазами, как Александра чуть сжимает его руки — её ладони были тёплыми… — приобнимает костяшки пальцами, заставляя свои кольца стучать об его, металлические. От этого жеста стало теплее. Не в руках — в груди. Очень редко когда Александра совершала подобный жест, что поистине можно было назвать «родственным», но каждый раз Мейсон желал, чтобы эти короткие мгновения не заканчивались.       — Когда приедем на базу… с тебя чай. Горячий, — мягко произнесла она, украдкой кидая на мужчину улыбку.       И тот не смог не улыбнуться в ответ.       — Слушаюсь, мэм.       Затем она выпустила его ладони. Нога Мейсона с тяжестью приземлилась на педаль газа, и чёрный мерседес с номером из трёх семёрок двинулся в путь. Пора было возвращаться.       ㅤ       Чёрное авто гладко скользило по шоссе, как по бархатной ткани, мчалось без остановки ракетой, запущенной в космос. Мимо тонированных окон мелькали пейзажи — леса и кустарники, меж чьих тонких крон просвечивались оленьи рога, прячущиеся тут же в чаще. Пшённые поля, отливавшие золотом, фермерские угодья. Пустырники и когда-то величественные каньоны, усеянные ныне землёй и зовущиеся теперь Кенвудской Долиной.       Мейсон задумчиво вёл машину, глядя на шоссе, раскинувшееся перед глазами до горизонта, но временами раз-раз, да просматривал в сторону Александры, дремавшей на переднем сиденье. На самом деле она не спала, разумеется. Но прикрытые веки с пушистыми ресницами нервно вздрагивали, словно она пребывала в кошмаре.       — Прости, — первым подал он голос, который звучал как-то тихо. — Теперь из-за меня у вас поубавилось клиентов.       — М-м? — она распахнула веки, глядя на него прекрасными синими глазами, будто не закрывала их ни на секунду. — Ты про «Сухаря»?.. Что ж, от того, что пара бандитов Моретти перестанут заезжать ко мне и менять свои ржавые покрышки — прибыль не заплачет. Более того: никто, наконец, не будет тревожить моих девочек. Пит не первый раз заезжал к нам с приятелями. И не первый раз я получала жалобы от работниц. Теперь будет знать, что руки распускать не только в сторону картин запрещено.       Мейсон хмыкнул, пользуясь возможностью лицезреть редкие минуты Александры, проявляющей яркие эмоции. Яркие в её понимании, конечно… Ведь еле заметно дёргающиеся брови и остервенелое прокручивание колец на пальцах можно было назвать нехилой сменой в поведении. А вскоре она вновь поразила мужчину, тяжело вздохнув и с тоской откинувшись на сиденье:       — Интересно, успокоятся они когда-нибудь или нет…       Мейсон сразу догадался, о чём речь.       — Я думал, за столько лет ты давно привыкла.       — Привыкла. Но иногда фразы вроде: «Крыса, якшающаяся с легавыми» или «Змея, крутит шашни то с одной семьёй, то с другой»… хочется слышать чуть реже, знаешь? — она усмехнулась. — От работы отвлекает.       — Такова цена информации. И Сальери это ценит.       Александра ничего не ответила. Ответ и не нужен был.       Не отрывая глаз от столицы-мегаполиса, приближающейся к ним с каждой минутой, от спешившего вот-вот закончиться пустого шоссе, Мейсон прикидывал в голове: «Выходит, с этим твоё настроение связано? Неужели тебя правда такое заботит?.. — и тут же хмыкал, сдерживаясь от того, чтобы покачать головой. — Нет, Сандра. Слишком уж хорошо я тебя знаю…»       Он вновь беглым взглядом окинул женщину, смотрящую в окно отвернувшись, и размышлял обо всех недомолвках и секретах, сумевших скрыться от его глаз. Попавших в их слепую зону. Но Мейсон доверял людям, с которыми плотно работал, — насколько это возможно в их бизнесе — а потому не стал пытаться разговорить Александру. В важный момент все линии сойдутся в единой точке, и тогда не нужно будет ломать больше голову.       Через пару минут раздался звонок телефона. Купер.       — Всё сделано, босс, — краткий и безупречный ответ подчинённого. — Чисто, быстро и тихо. Оставили «груз» на 52-й улице Холбрука. Выдвигаемся на базу.       — Отличная работа, ребята.       Мейсон положил трубку. Минус одна из забот — хотя бы на какое-то время.       Машина тем временем преодолела порог Кенвудской Долины, ещё несколько минут назад переехав черту города. По краям появились первые домишки, коттеджи, густые леса, чья крона была ещё недостаточно зелёной для мартовской прохладной погоды. На дорогах стало в разы больше автомобилей. Ещё несколько молчаливых минут — и их лишь прибавилось раза в три, когда мерседес выехал на мост Джулиано, соединяющий берег с островом. Всю дорогу, что двигался автомобиль, ловля каждый зайчик и блик океана от полуденного солнца на зеркалах, Мейсон и Александра провели в тишине.       Впереди вновь появились небоскрёбы. Их острые верхушки пиками замаячили где-то там, в небесах, завораживая взгляд любого, чьё сердце горело Эмпайр-Сити. Проехав несколько шумных и людных кварталов, и днём и ночью сверкающих богатством, — а в Неделю Весны ещё и сотней украшений, — автомобиль выехал на четвёртую авеню. И спустя несколько коротких мгновений остановился, наконец, у последнего за сегодня места назначения.       «Старый Вестерн».       ㅤ       Красно-белый шлагбаум — красивый, явно свежая краска — бодро поднялся, стоило охраннику завидеть автомобиль Мейсона на горизонте. Эту машину знал каждый работник заведения. Точно, как и её водителя.       Ровные, гладко выстриженные газоны, зелёные даже в марте кусты в виде животных проплыли мимо окон автомобиля, пока мужчина заруливал на любимое — свободное всегда, когда ему нужно, — парковочное место, аккуратно вставая меж белых полос. Кивнув друг другу, как пафосные герои фильма, мужчина с женщиной синхронно надели на лица тёмные очки. Мейсон первый выбрался из авто, обойдя его и подав руку Александре.       — М-м, какой галантный, — хмыкнула она, касаясь большой и широкой ладони одними лишь кончиками тонких пальцев, как королевская особа.       — И льстец.       Со стороны блестящего здания отеля послышался быстрый шаг. Мейсон обернулся, завидев приближающегося к ним Купера. Тот успел пригладить волосы и костюм, но на одежде до сих пор где-то виднелись пятна цементной пыли.       — Босс.       — Что за внешний вид? Поопрятнее. Пиджак грязный, — тихо сделал замечание Мейсон вместо приветствия. — Доехали без препятствий?       — Да. Всё в порядке.       Он удовлетворительно кивнул. Купер, Поли и Винни вовсе неудивительно добрались быстрее — выехали раньше и мчались на всех скоростях, тогда как сам Мейсон не спешил возвращаться в Эмпайр-Сити. Любование загородными пейзажами приносило удовольствие, какое хотелось продлить, оттягивая момент возвращения к вечному переполоху.       — Вам загнать машину? Привести в порядок?       — Нет, — он хмыкнул, заранее предугадывая ответ. — Пардо не появлялся с утра?       — Ещё нет, босс.       — Ясно. Пока можешь быть свободен — Поли и Винни тоже передай. Отдыхайте.       Кивнув, Купер беглой походкой покинул пару. Александра вскинула бровь:       — Лео? Зачем он тебе?       — Всё, как обычно. Рутинные дела, — добавил он, заставив интересу испариться из глаз женщины. — И я не удивлюсь, если этот паршивец опять опоздает.       — О, он любит. Идём?       И та первая направилась в сторону входа с золочёной надписью сверху: «Старый Вестерн». Мейсон напоследок окинул номерной знак своей машины, повторяющий инициалы названия, вновь подумав о Маттео Сальери, а заодно и встрече с этим пожилым хитрым котом. Хотелось бы провести её как можно скорее.       ㅤ       Стоило преодолеть порог роскошного дорогого отеля — на минутку, входившего в пятёрку самых лучших отелей штата Парадис, а с ними и в десятку по всей Америке, как трезвонили журналисты топов «Эмпайр-Таймс», — и до ушей донеслась приятная музыка. «Старый Вестерн» был прекрасен не только своим внешним богатством из тридцати сияющих этажей, величавой формой, мраморными узорами, окружающими окна. Не только гостевыми зонами внутри, тремя ресторанами, огромным бассейном и выставкой редких авто и мотоциклов — владелец явно любил шик, блеск и роскошь. Ведь всё это могло посоревноваться даже с самыми богатыми отелями Лас-Вегаса.       О, нет, не это было главное в «Вестерне». Визитной карточкой дорогого отеля было место, которое ёмко и одним словом описывало «белый» бизнес Маттео Сальери, его личность, да и всю, пожалуй, семью Коломбо, называвшей каждый день это здание своим домом.       Казино.       Ах, эта чудесная музыка! Расслабленные разговоры посетителей, даже в полуденный час заполнявших игровые залы, стекавшихся сюда рекой со всего города. Пиликанье, яркая мелодия автоматов, скрип шестерёнок и вращающихся барабанов. А затем перезвон позолоченных жетонов, с приятным стуком падающих в поддон. Шелест карт в руках крупье, кубики и фишки, стучащие по зелёным войлочным покрытиям, треск и дребезжание рулетки…       Если бы Мейсона спросили, нравится ли ему казино, он бы не дал однозначный ответ. Ведь и сам не знал, когда плюсы перешивали минусы, и когда было наоборот. Но одно он знал точно: здешняя атмосфера, со всей своей странностью, шумихой и суматохой, какую он на дух не переносил, ему… приходилась по душе. В конце концов, он признался, что любит азарт.       Мимо прошла группа девушек в чудесных брючных костюмчиках, отблескивающих в свете люстр: «Доброе утро, мистер Ли!». Пара дружных крупье, следовавших за улыбающимися девушками: «Здравствуйте, директор! Мисс Романо!» Лениво зевнувший мужчина в деловом костюмчике, гостивший в люксовом номере: «А, директор Ли! Как ваше ничего? Господин Сальери ещё долго будет в отъезде?» На каждое приветствие тот кивал или давал краткий ответ, подмечая, что люди узнают его и с очками. Неудивительно: маскировать свою внешность, не показывать лишний раз на улице глаза, когда не требовалось, чтобы тебя узнавали, — это обычное дело для каждого в их работе. Но Мейсону приходилось порой носить очки чаще других, как, например, в казино, где казалось, что он может расслабиться и не прятаться от людей. А причина была проста. Не каждый способен смотреть в его ужасные глаза спокойно, без страха, брезгливости и вопросов в голове, вроде: «Что он забыл тут вообще со своей-то внешностью…» Лишь таким способом он мог не привлекать нежеланное внимание. Александре маскировка в этих стенах не требовалась. Но два человека в затемнённых очках выглядят загадочнее, чем один, верно?       — Ну-с, что теперь? — хмыкнула та, когда они преодолели игровые залы и стояли теперь в лифте — не менее роскошном, чем весь отель. А главное: пустом и тихом.       — От «Сухаря» ничего толкового мы не узнали.       — Верно. Получили вместо ответов лишь ещё больше вопросов, — она подняла взгляд к потолку, синими глазами за стеклом очков поглядывая на лампу, будто та могла помочь решить загадку. — Но он сказал пару любопытных вещей. Как минимум, о нежелании Рауля пачкать собственные руки. У меня есть предчувствие, будто мы упускаем что-то важное…       — Согласен. Например, «Снежную Мимозу».       Он заметил интерес, пробежавший в глазах Александры. Вспомнил серьёзное лицо, с каким она слушала фразу, произнесённую Питом. И как та ни разу не подняла эту тему в дальнейшем. Какие её догадки?        — Хм, «Мимоза»… Знаешь… я не хочу пока делать поспешных выводов. И тебе советую, — хмыкнула она, улыбаясь недовольному лицу Мейсона. — К тому же… не стоит ли нам отдохнуть? Ты обещал мне горячий чай.       «Старая добрая Сандра», — усмехался тот, всякий раз поражаясь, как она умудрялась быть так похожей на своего хитреца-дядю, будто тот был родным ей по крови.       Двери лифта раскрылись — впереди длинной линией проявился коридор со стенами кремового цвета, выстланный дорогими коврами. Мужчина с женщиной шли неторопливо, преодолевая один проём, другой, коридорчик с диванами и фонтаном, разговаривая на формальные и бессмысленные темы, вроде погоды или сегодняшнего движения на дороге. Наконец, они вошли в просторный светлый холл. Вдоль чуть прозрачных и тёмных стен тянулись двери. Таблички: менеджеры, бухгалтера. Конференц-зал, помещения аудиторов. Разумеется, кабинет самого Сальери с самой большой и яркой вывеской. И по соседству — дверь в уже знакомый офис. Чуть скромнее последней, но внушительнее всех остальных.       Мейсон сжал ручку, потянув на себя, и пропустил Александру.       — Прошу, синьора, в моё холостяцкое логово.       — М-м, роскошно. С изюминкой. А сколько трофеев! — хитренько улыбнулась та, оглядывая ковёр-зебру, тёмные шторы, странные фигурки и украшения на полках. Дорого, красиво, со вкусом, но… словно совсем не подходило хозяину.       — Сандра… — вздохнул тот страдальчески. — Не я занимался оформлением.       — Знаю, — лишь ещё загадочнее она улыбнулась, закрывая дверь.       Мейсон раскрыл шторы, обнажая вид из окна на яркий проснувшийся Гранд-Айленд и его пики зеркальных небоскрёбов-великанов вдали. Ему безразлично, зато Александре нравится. Подошёл к небольшому столику у окна, где любезно и даже чуть педантично был выставлен чайный сервиз. Маленькая «шалость», которую он мог себе позволить, не являясь заядлым кофеманом, как Александра или Уолтер. Уже через минуту кабинет наполнил насыщенный аромат китайского чая.       — Сегодня делишься со мной редким сортом и даже не жмотишься? — женщина поднесла кружку к носу, взмахом ладони стараясь поймать как можно больше вкусного запаха.       — Будем считать, оплата за услуги.       — От денежной тоже не откажусь. К тому же… — она почти по-кошачьи улыбнулась одними лишь глазами. — Без аванса я не работаю — а у нас ещё много дел впереди, верно?       Мейсон одарил её такой же кошачье-глазастой улыбкой в ответ. Вытащил из запертого прежде на ключ сейфа несколько скреплённых резинкой купюр — довольно крупную сумму денег. Та тут же довольно припрятала её в карман чистенького белого пиджака, по которому и не скажешь, что он побывал на складе и пропитался запахом крови.       Он оглядел спокойную и неотразимую женщину с задумчивостью на лице.       Александра Романо — содержит собственный автомобильный тюнинг-бизнес, пару цветочных магазинов и ресторан в Сент-Белле, куда частенько приглашает его на ужин. И вместе с тем является соучастницей и информаторкой, способной самым быстрым способом получить информацию на любого человека. Всё благодаря связям и людям, работающим в её местах. Тут тебе и детишки, бегающие по улицам Сент-Беллы, интересную новость расскажут, и бабулечка, покупающая в цветочном букет, внезапно по случайности услышит любопытную весть. И уж, конечно, собственные работницы, трудясь за машинами, не упустят возможности лишний раз высунуть любопытное ухо. Собственных сил семье хватает даже на поиск информации, но если дело касается чего-то серьёзного — как сегодня — без помощи Александры не обойтись. А не работает она ни на кого, кроме Маттео Сальери, выполняя только его поручения. И частенько эти поручения связаны с работой самого Мейсона.       Все годы — больше десяти лет — что они знакомы, их судьбы шли рука под руку рядом друг с другом, не разлучные даже сейчас, в наши дни, раз за разом сводя мужчину и женщину в опасных и рутинных делах. Может, всё и правда должно было сложиться с самого начала…       — …Уже за двенадцать, — Александра встала с кресла, глянув на телефон, вырывая Мейсона из раздумий. — Пообедаем?       — Не могу. Запланировал с Лео — как и сказал, пару вещей обсудить надо. Да и дел бумажных ещё хватает.       — Ясно, господин жмот, никаких претензий.       — Может, завтра?       — Обещаешь?       — Предлагаю, — он улыбнулся.       — Тогда я подумаю над этим предложением.       — Обещаешь?       Александра улыбнулась так же мягко и дружелюбно:       — Предлагаю, мистер Ли.       На этой ноте женщина поднялась с мягкого кожаного кресла, отставив в сторону кружку недопитого горячего чая. Мейсон взял ту в руки, согревая их приятным теплом. Она чуть повернула через плечо голову, открывая входную дверь:       — Что ж, пока простимся. Ты отдыхай. Не накручивайся, как любишь делать. А я продолжу искать информацию.       — Но и ты не забывай про отдых.       — Обязательно, — кивнула та со странной тяжестью в глазах и отвернулась, как только мобильник в кармане пиджака волнительно задрожал — на рингтоне у Александры стояла итальянская классическая песня. — Всё, Мей. Если что — свяжусь. Сальери звонит.       Тот кивнул на прощание, и женщина вышла из офиса, взмахнув гривой волос цвета воронового крыла, взяв в руки трубку. Последним, что он услышал, слетевшим с её губ по отношению к Маттео на другом конце линии, было: «Здравствуй, дядя».       Затем Александра покинула офис. Мейсон остался один — в тишине, спокойствии и окружении чуждой ему обстановки.       Кружка медленно остывала в его руках, пока стук каблуков становился всё тише, тише и тише, скрываясь в глубинах коридора. Он поставил её на стол — рядом с такой же остывшей своей. Допивать чай как-то перехотелось. Затем задумчиво оглядел офис, подходя к своему столу. Уселся на стул, откидываясь на спинку. Такое бурное оживлённое утро словно требовало продолжения, но то не спешило наступать.       Раскладывая перед собой папки с документами, он вытащил телефон, прикидывая в уме, что именно понадобилось Сальери от своей племянницы, и как долго те будут говорить — ведь ему тоже было, о чём поболтать с боссом. И быстро Мейсон понял, что проще дождаться, когда тот соизволит позвонить сам, а пока заняться отвлечёнными делами. Но, пытаясь сосредоточиться на рутине, всякий раз мыслями он возвращался к одной и той же теме работы. Той, что пряталась за дневной спокойной рутиной. Что по ночам, в тёмных переулках и тайных комнатах превращалась в опасные игры. И той, в какой он гряз уже около десяти лет, за какие успел привыкнуть — пусть и не до конца — ко всем мрачным делам их бизнеса, который нельзя было называть вслух этим словом, но зато можно было назвать в своей голове.       Мафия. Как же забавно всё выходило.       Мейсон и не заметил, как мысли о синдикате увели его к самым истокам…       ㅤ

***

      ㅤ       Америка. Двадцатые-тридцатые годы. Время волнений и недовольств, бурных перемен в жизнях граждан. Революции.       В драматичный период страны, когда экономика находилась в положении краха, земли наполнились иммигрантами. Они бежали кто откуда: Англия, Франция… Италия. Убийства землевладельцев, разборки в сицилийской провинции, побег в Новый Орлеан и жестокие расправы — кровавыми чернилами была прописана история возникновения союза тех, кого ныне принято называть мафией.       Во времена Великой Депрессии, разрушившей жизни сотен и сотен жителей штатов, люди, покинувшие родные земли, искали себе новый дом. Они обосновались кто где, выживали, как получалось. Но путь честности и справедливости был не для их крови. Итальянские фермеры-мигранты начали создавать банды. Первое время это было больше нуждой, чем душевной прихотью: чтобы хоть как-то защитить еле плодородящие земли от бандитов, они скрепляли кровные узы родства, объединяясь друг с другом. Создавая первые группировки. И никто не удивился, когда действия безобидных фермеров стали выходить за рамки дозволенного. Понадобилось не так много времени, чтобы в землях штата Парадис, а с ним и в районах города, носившего громкое название Эмпайр-Сити, появились претенденты на «власть».       И затем… наступила эпоха «Сухого Закона». Запрет алкогольной продукции — и начало его подпольной продажи. Двадцатые годы поистине можно было назвать золотым расцветом американской мафии, накопившей огромные состояния, незаконно поставляя тонны запрещённого спирта. Связи росли, людей становилось всё больше. Не было в США ни единого города, каким не заправляла бы из тени преступная «семья», как они смело нарекали своё итальянское родство. Но не всё может длиться вечность — вскоре «Сухой закон» отменили.       Не каждая банда сумела выйти из тупика, и пора испытаний выпала на долю мафиозных кланов. Часть распалась, неспособная адаптироваться к правилам новой игры, а часть оказалась хитрее, распустив длинные руки на забытые прежде просторы для преступности. Строительство, казино, вымогательства. Проституция и оборот наркотиков — возможностей было неимоверно много. Но разве не грозило всё это приближающимся крахом? Как контролировать столь могущественный, жадный до богатства и внутренних войн союз? Ответ нашёлся.       В Америке была создана Комиссия. Правила и традиции, иерархия, кодекс молчания. Урегулирование не только крупных и властных кланов, но и мелких банд, что порой даже ложилось на плечи первых. Весьма выгодно для властей… Так появился преступный Синдикат, и на первое место в хаосе стало слово «контроль», не сместив всё же более важное каждому боссу семьи качество: преданность. Новые термины и коллегии создавались, прописываясь кровью в бумагах, и уходили так же быстро, неподвластные течению времени. Одна эпоха сменялась другой. Так и для тайных преступников начался новый этап изменений, когда мир вдруг перевернулся вверх тормашками и стал краткой ёмко-описываемой фразой: век технологии. Контроль ужесточился, не помогали разбои и попытки жестокой резни. Мафия изменилась, а с ней изменились и традиции с устоями, заставлявшие людей прокладывать себе путь сквозь кровь, пот и слёзы. Наступила новая эпоха перемен.       ㅤ       В Эмпайр-Сити за это время появилось и расцвело множество преступных семей, как и такое же множество потухло и исчезло, не выдержав бешеной гонки сменяющих друг друга законов. Одним из таких кланов стала семья Гамбини. И во многом причиной краха стал сам дон: Базилио Гамбини. Чистокровный сицилиец, чрезмерно и неуёмно амбициозный, жадный до власти и денег, ради которых он готов был на что угодно. Каждое из этого перечня личностных качеств стало причиной неизбежного конца семьи. В своё время, когда мафия Эмпайр-Сити только входила во вкус, Базилио рвался быть не просто доном — главенствующим руководителем своего клана. Отдавать приказы не только своему подручному и капитанам — тем, кто и так безусловно выполнит любой приказ. Его целью было стать боссом всех боссов, что для остальных семей сравнимо с приговором. И подобных амбиций стерпеть уже не смог никто. Пустое место привычнее занятого, а потому, сам того не осознавая, Гамбини, кому судьбой и фамилией было предначертано «играть в кости» и рваться к успеху, проиграл в карты дьяволу, поставив на кон собственную жизнь.       Тридцатые остались почти в прошлом веке. История семьи Гамбини стёрлась из времени, но не из памяти ныне живущих последователей остальных кланов, кто следует негласному правилу: никто из донов не должен идти по стопам Базилио. Но что скрывается в потаённых уголках разума боссов семей? Есть ли в них жадность, те же бесконтрольные амбиции? Этого не узнает никто и никогда, а вместе с тем не изменит историю.       Пятёрка крупных семей, фактически создавшая целостный синдикат Эмпайр-Сити, распалась, и Гамбини стал тёмным прошлым истории. Теперь всем городом заправляли четыре семьи, дожившие до наших дней. Имена первых донов, основавших кланы, позабыты не всеми, но многими, а их фамилии живы и до сих пор хранят всю суть семей, существующих уже больше пятидесяти лет.       Моретти. Адские псы, работающие под руководством действующего дона — Рауля Руссо, являющегося самым молодым боссом среди боссов. Агрессивный подход к работе, дерзость, чрезмерная самоуверенность и девиз: «Все средства хороши» — залог успеха семьи, а вместе с тем всех их проблем. На их счету самое большое количество «солдат» — исполнителей, готовых порвать глотку за своего босса, а автомобильный бизнес и контрабанда оружия, как основной доход, всегда шли им в пользу. Рауль — дон агрессивный, а значит, должен был обзавестись врагом. И неизменными соперниками Моретти были…       Конти. Их поистине можно было назвать ленивыми котами, тихо и скрытно сидящими в тени в ожидании своего часа, но в удобный момент… миг! И жертва уже покоится обездвижено в плену их острых клыков. Паоло Бруни занимал должность дона больше пятнадцати лет, планируя оставаться на нём ещё столько же, если не больше, по характеру являясь полной противоположностью Рауля. Спокойный, тихий и рассудительный, что не проявит лишних эмоций без повода, Паоло будет анализировать любого своего собеседника, как мишень для экспериментов, даже если это всего лишь разговор о погоде. Неудивительно, что связи с исследовательскими лабораториями, крупный денежный оборот в синдикате и владение банковскими компаниями были перечнем бизнеса семьи Конти. И всё же, временами Паоло не хватало чуть больше амбиций — как Раулю умению быть тихим. Зато этим могли похвастаться…       Серпенте. Воистину змеи — как по фамилии первого дона, столь иронично погибшего пятьдесят лет назад от подмешанного яда в вино, так и сейчас по поведению, личности и характеру, каким обладал Леон Валентини: нынешний дон семьи Серпенте. Властный, уверенный в себе мужчина, чья добродушно-приятная внешность в ста случаях из ста сыграет с тобой злую шутку, если хоть на минуту позволишь себе расслабиться и забыть, с кем говоришь. Опытный и чтущий память Леон как никто иной уважает уставы и правила мафии даже спустя десятки лет после реформ, изменений законов и попросту утери значимости кодекса, как «истинной истины». А вместе с тем непредсказуемо отдаёт выбор тёмной, мрачной и рискованной яме, что для него была золотой жилой в бизнесе. Наркотики. Проституция. Поговаривали, даже рабство и похищения людей. Верить ли слухам? Решай сам. И внешне, и внутренне Леон — как и многие его приспешники, в особенности подручный босс Лоре́нцо Синклер, — был скрытной коброй, порой даже более опасной, чем Конти и Моретти вместе взятые. Но если их конфликт был часто открытый и громкий, то «тихим» противником Серпенте был самый молодой и позже всех образованный клан…       Коломбо. Как и велит фамилия, зачастую выходцы этой семьи воспринимались легкомысленно, безобидными птенчиками, выпавшими из гнезда — даже несмотря на то, что Маттео Сальери был самым старшим среди всех донов синдиката, обладая поразительной памятью и смекалкой. Их мотивы были скрытны, действия осторожны. Маттео имел определённую репутацию не только среди семей, но и в иных сферах, заканчивая правительством. И зачастую никто не знал, что прячется у него за душой и в этих хитрых глазах, глядящих на тебя словно с издёвкой. Иллюзия осторожности и мягкости, исходящая из семьи, заканчивалась в ту минуту, когда дело приходилось иметь не только с доном, но и его подручным боссом — Мейсоном Ли. Чёрные страшные глаза, не менее жуткая мина, пугающая аура и слухи не создавали приятную картинку в голове. Хуже всего было тем, кто имел опыт в этой картинке удостовериться… Впрочем, то же самое можно было сказать и про самого Маттео. Быть может, по этой причине дон выбрал основным бизнесом казино, сделав его самым популярным и прибыльным заведением во всём городе, если не в штате — и что по многим причинам не приходилось по душе остальным мафиозным семьям.       Так или иначе, даже после исчезновения пятой семьи, как самого сильного и опасного клана, синдикат Эмпайр-Сити остаётся крепко держащимся лидером в своей стезе, а мафия — средь всей организованной преступности Соединённых штатов. Но всякий знает, что в любой, даже самой прочной и нерушимой на первый взгляд крепости, найдётся своя маленькая прореха, грозившаяся стать концом очередной эпохи. Вопрос был лишь в том, когда эта прореха будет обнаружена…       ㅤ

***

      ㅤ       Бз-з-з! Бз-з-з!       Мейсон чуть вздрогнул, погружённый в бумажную волокиту на столе, а с ней в собственные мысли настолько, что не заметил вибрирующего телефона. Глянув лишь мельком на экран, он быстро взял трубку, чувствуя облегчение.       — Мистер Сальери. Слушаю.       Наконец-то дон соизволил набрать его номер!       — Привет-привет, мой мальчик. Как успехи?       — Хм. Мне казалось, Сандра уже должна была всё сообщить.       Эти слова явно позабавили Маттео, учитывая, каким улыбчивым стал его голос:       — Хо-хо, Мейсон! Ты ведь знаешь: она передаёт мне лишь то, что касается личных поручений. Хотелось бы от тебя услышать хорошие новости.       — Насколько они будут хорошими, вопрос…       Он кратко рассказал о поиске автомобиля с помощью сил Уолтера Сандерса — по зловещему молчанию можно было догадаться, что Сальери не рад. Он всегда с предостережением относился к этому рискованному «союзу» копа и преступника. Затем пересказал, как они вышли на «Сухаря» и обо всей передряге в ресторане «Альфонсо».       — М-м, псы Рауля, как и всегда, не знают рамок поведения в культурном обществе. Что ж, этому парню стоило следить за руками и не стрелять лишний раз.       — За руками следить, это точно.       Как и ресторан «Альфонсо» в Рокфеллере Сент-Марка, казино-отель «Старый Вестерн» располагался на людной улице. Центр города, четвёртая авеню — место, где небоскрёбы по обеим сторонам обнимают немаленькое здание, где всюду роскошь и дорогие магазины, а днём и ночью мегаполис переполнен весельем, как при параде. Никто в здравом уме никогда не устроил бы здесь перестрелку. Точно то же самое можно было сказать про любую улицу любого района, где находились предприятия семей — будь то рестораны, банки, отели и клубы — даже про «Альфонсо». Ведь Рауль, несмотря на анархию и небеспричинный риск угодить за решётку, глупцом не был. Но бандит его семьи сумел нарушить одно из важных правил существования в синдикате…       Никогда — никогда не позволяй застать себя в уязвимом положении.       — Что ж… теперь даже с подкупленной полицией у Рауля будет нервотрёпка из-за его работничков, — Маттео ответил спокойно, но в голосе слышались еле заметные нотки удовольствия. — Что ещё ты узнал?       Мейсон пересказал последнюю часть истории.       — Думаете, «Сухарь» юлил? — спросил он сразу.       — Люди Моретти выдрессированы быть преданными, как собаки, но сломаться под натиском пыток может кто угодно. Здесь вопрос во внутреннем стержне, Мейсон: его не надрессируешь. Если стержня нет — ты сдашься от самой жалкой угрозы. Либо же… будешь молчать, даже когда с тебя сдирают заживо кожу, — Сальери задумчиво хмыкнул. — Одно точно ясно: все дорожки ведут к Раулю. К тому же, у него через неделю будет день рождения.       — У него особые планы?       — О, ещё как! На собрании донов краем уха услышал: он собирается закатить себе шикарный отпуск в Вегасе с «девочками и покером». Вот, видать, и сделал себе личный подарочек. Ты ведь не забыл, как «Галатея» оказалась у меня в галерее, м-м?       — Нет, — кратко ответил Мейсон, игнорируя веселье в голосе Маттео.       Разумеется, он всё помнил. А уже второй раз за день его пытались упрекнуть в плохой памяти…       История «Галатеи» была проста: с самого начала она принадлежала Раулю Руссо. Тот был любителем коллекционировать различные экзотические произведения искусств, что никак не скажешь по его грубой внешности и поведению, и долгое время картина хранилась в его небольшом музее в Сент-Марке, являясь самой ценной для Рауля вещью — ценнее всех остальных вычурных экспонатов, принадлежащих ему и только ему. А затем… случился пожар. Все знали, что это был не несчастный случай, ведь после спасения здания от бушующего пламени вскрылась ужасная для Руссо новость: исчезли не только все вычурные произведения искусства, но и ценнейшая «Галатея». Какой-то паршивец совершил такое непревзойдённое ограбление, не оставив за собой и следа. Почти полгода никто не знал, куда делась картина, да и все остальные экспонаты, пока всего месяц-полтора назад Лео Пардо — новый, но крайне смышлёный исполнитель в семье Коломбо — не узнал о некоем любопытном аукционе, проводимом в Альбукерке, Нью-Мексико. Маттео сделал на Лео ставку и не прогадал: каким-то образом тот смог урвать «Галатею» за никчёмную сумму денег, а Сальери обзавёлся изящной картиной известного художника, что вскоре отправилась прямо в галерею искусств Монро, став завершающей ячейкой в неполной ранее экспозиции картин Сальваторе Моро. Теперь она по праву принадлежала семье Коломбо, ведь, как говорится: «То не пропало, что в руки попало». Конечно же, до момента её очередного похищения… Теперь у картины вновь не было хозяина. И почему же всем так нужна «Галатея»?       Пока Мейсон задумчиво размышлял над связью картины с Раулем, Маттео продолжал:       — В любом случае, у нас ещё не хватает зацепок. Я дал Александре пару наводок, какие можно проверить. Это займёт время. Так что сосредоточься пока на «Вестерне». Мы ведь не допустим, чтобы моё казино простаивало, пока я в отъезде, верно, мой мальчик?       — Всё будет в порядке. Не сомневайтесь, — кивнул Мейсон. И затем, переборов негодование внутри себя, решил задать, наконец, вопрос, что гложил его столько времени. — Босс. Вам есть, что сказать мне про… «Снежную Мимозу»?       Повисло молчание — непродолжительное, но ощутимое. Затем Сальери произнёс вкрадчиво и коротко:       — Смотря, что именно ты хочешь услышать.       Мейсон нахмурил лоб, узнавая интонацию, какую так не любил: лёгкое недовольство, апатия и вкус очередной недосказанности.       — Только то, что вы можете мне рассказать.       — Тогда тебе стоит набраться терпения. И не поднимать тему в неподходящих ситуациях. Сам знаешь, чем чреваты разговоры об этой вещи.        О, он знал прекрасно. Знал, насколько важна «Снежная Мимоза» исторически, душевно, материально и денежно — подбирай любой эпитет, не прогадаешь. Знал, какой ценностью значилось обладание ею. Знал, на какие жертвы способны пойти и какими амбициями могут гореть нужные люди при возможности заполучить знания об этой вещи. И как сильно это грозило крахом очередной мафиозной семьи, неспособной совладать с такой властью.       Но… неужели всё это не было байкой? Неужели оно действительно существует?..       — Учту, босс. И буду ждать вашего ответа.       — Вот и славно. За сим завершим наш разговор, — усмехнулся Сальери, а Мейсон всё никак не мог понять: что за нечитаемая эмоция звучала в голосе мужчины, когда он спросил о «Мимозе»? Почему она испарилась так быстро, будто её и не было? И главное: от чего всё это вызывало такой отвратительно-тошнотворный ком в желудке и глотке…       — На сегодня ждать ещё поручений?       — О, нет. Можешь отдыхать, мальчик мой. Насладись этой минуткой спокойствия.       С этими словами Сальери положил трубку. А сам Мейсон со вздохом уронил голову, хватаясь за лоб, чувствуя себя юнцом-студентом, пережившим трудный экзамен. Что ни разговор, так очередная головоломка. Но дон Коломбо был прав: пора отвлечься от тёмных дел и закончить дела рутинные. С этой мыслью он вновь придвинул к себе бумаги, продолжив работу директора казино-отеля, дожидаясь звонка как и всегда опаздывающего Лео и думая только об одном: «Надо бы ещё чаю заварить…» И день продолжил длиться своим чередом.       ㅤ       Часы медленно, словно ленивая улитка, передвинули свою стрелку на единичку. Солнце вовсю сияло за окнами здания, отражалось в зеркальных стенах небоскрёбов и так приятно пригревало макушку, что сонные эмпайрцы, уставшие от рутины пятидневного графика, лишь ещё сильнее хотели спать. Мейсон не мог сказать, что он устал именно сегодня. Ведь усталость он чувствовал почти каждый день.       Бело-серый лифт с красивыми панелями плавно двигался вниз к гостевым залам отеля. Он получил весточку от Лео, как раз закончив со всей волокитой бумаг, и готов был пообедать — тем более что день начался без завтрака.       Раз-раз, да мысли его снова возвращались к «не той» работе, пока глаза наблюдали за убегающей стрелкой этажей.       Седьмой.       «Значит, Моретти-таки совсем оборзели…»       Пятый.       «Конти? Они ведь присоединятся. Рауль, да без Паоло, как Паоло без Рауля…»       Третий.       «Чёрт… Если три семьи в деле, и четвёртая влезет. Буквально же, как гадюка в сливной толчок».       Дзинь! Дзинь! Приехали.       Мейсон вздохнул, поправляя туго затянутый галстук на шее. Пора было заканчивать с этими размышлениями. Если ещё и о «Снежной Мимозе» начать сейчас думать, можно сразу ложиться в психушку! Нужно отдохнуть, отвлечься. Расслабить мысли, позволяя им течь в приятное русло. Звучит отлично! Проблема лишь в том… что он напрочь забыл, как это делать. Вечно зацикливаясь на одном и том же, Мейсон грозил сам себе дойти до грани. Разбиться и не собраться снова. Он ведь знал, каково это. И даже помнил, как чуть не…       «Всё. Хватит уже, больной идиот. Отвлечёшься, наконец? Или так и будем тупить и мурыжить себя», — прорычал он в собственной голове, как разъярённое чудище, оставаясь таким же непробиваемым камнем снаружи. И всё же взгляд страшных глаз пылал от негодования, и в радость было оказаться в этот момент одному. Не хватало ещё перепугать кого-нибудь лишнего.       Мейсон вышел из лифта, оказавшись в просторном холле с гостями отеля, слыша звуки бильярдных киек и игровых автоматов где-то далеко-далеко. Мысли, доселе скачущие, как мячик, придавило громкой свистящей фурой из какофонии казино. Что ж, тоже своего рода отвлечение…       Пройдя от лифта несколько метров, здороваясь с парой блёклых, но узнающих его самого людей, он дошёл до изящного внутреннего входа в ресторан «Донна», где его уже поджидал знакомый человек. И только завидев Мейсона на горизонте, Лео Пардо улыбнулся во все тридцать два зуба, щуря глаза, как лисица.       — Э-ге-ей! Бо-осс, привет! Долго меня ждали?       — Ещё громче поори. Опоздал на целый час. В следующий раз будем уже на твои деньги обедать, — вместо приветствия отчеканил Мейсон, встав рядом с этим молодым высоким, — но не выше его — мужчиной.       Он сверху вниз оглядел Лео: зачёсанные назад светлые пряди («Это что, лак для волос?») суженные хитренько глазки цвета хамелеона, важный вид, выпятив грудь, сунув руки в карманы стильного узорчатого пиджака. «Холёный красавчик»: так называли его в шутку Крейг и Дирк, не воспринимая всерьёз этот образ парня с обложки модного журнала. «Эксклюзивный выпуск о преступниках!» — так и красовалась в голове карикатура. Даже глаза с линзами всякий раз разного цвета он надевал, участвуя в той или иной фотосессии. А ведь если Лео и впрямь стремился по карьерной лестнице вверх в их работе, рано или поздно ему придётся забыть о бахвальствах собственной внешности… И всё же Сальери ценил в этом молодом мужчине смекалку и находчивость, за что принял в семью и поощрял амбиции и рвение быть успешнее остальных исполнителей, с кем он делил статус. В конце концов, именно Лео вынюхал всё о том странном аукционе и заполучил для дона «Галатею». Парень был смышлёным, этого не отнять.       Мейсон хмыкнул, заметив, как от его «приветствия» Лео преувеличенно театрально состроил обиженную морду. «Бедолага». Но он не собирался останавливаться.       — Где ты был? На «белом троне» застрял?       — М-м, можно сказать и так, — лукаво заулыбался вновь парень. — Только не «на», а скорее уж «возле». И это было вчера вечером. Я хз, вы шарите-нет, но вообще-то в центре была тусовка. Вечеринка у… Э-э… Короче, какого-то богатого типа. Они на тачках по городу гонки устроили. И такая горячая цыпа ко мне клеилась, м-м!.. Ну и мы с ней в туалете того-самое…       — Это был риторический вопрос, — скептически фыркнул Мейсон, желая дать парню подзатыльник — в образовательных целях. — Мне неинтересно, с кем ты в кабинках сношаешься. Уж избавь от подробностей.       — Ла-а-адно, босс… То есть… Директор. Просто знайте, опоздал по важной причине: спал, — он улыбнулся, чуть не прыснув от смеха при виде невозмутимого лица Мейсона. — Ну, так что, время обеда? Я сожрал бы целого кабана!       — Не подавись только.       Вместе они прошли внутрь ресторана.       ㅤ       Это была не сеть «Альфонсо». Вместо тёмно-зелёных полотен и винных бордовых оттенков ресторан «Донна», которым владел Маттео Сальери, был украшен мягкими коричневыми цветами и кучей света — как искусственного, так и ярко бьющего сквозь панорамные окна отеля вдалеке.       Они прошлись неторопливо к знакомому забронированному столику. Лео вновь пустил пару глупых шуток не в тему о «трендах» в интернете, заставив Мейсона почувствовать себя каким-то старпёром. А вместе с тем напомнить, что парню было всего двадцать три года. Совсем зелёный огурец для их работы, хоть и не такой зелёный, как ещё более молодые и неопытные ребята, вроде Поли или Винни. Вместе с тем, не сказать, что разница между ними была такой уж существенной, ведь Мейсону тридцать два исполнится летом. Впрочем… что Лео, что он сам временами выглядели совсем не на свой возраст, ведь подобная работа заставляет рано повзрослеть. А значит, и удивляться было нечему.       Но это точно не значило, что он вдруг перестанет общаться с ним в вальяжно-фамильярной форме, обращаясь как к заведомо мелкому несмышлёнышу, зная, что Лео ещё многое придётся познать и изучить. Если он выбрал этот путь — что ж, так тому и быть.       Парень развалился на стульчике у окна. Мейсон сел напротив, спиной к солнцу. Он предпочитал прятаться от него и не любил, когда то слепило прямо в глаза. Больно смотреть.       — Добрый день, директор Ли! Лео, — раздался над ухом певучий женский голос официантки. — Вам как обычно?       — Э-э-эй, Сабрина, ты? — на лице молодого парня расплылась довольная улыбка. Он прикрыл глаза, делая голос чуть более интимным. — Давно не виделись, где пропадала?       — Я каждый день работаю, это ты тут редко бываешь… — она чуть смутилась, прикрывая лицо меню для гостей и тут же, опомнившись, начала раскладывать их по столику.       — Вот как! Ну, дела-дела, сама понимаешь — работы много. Но это можно исправить… — он откинулся на спинку, поглядывая на девушку игривым взглядом. — Не хочешь прошвырнуться со мной вечерком в-…       — Кхм.       Лео перевёл взгляд на Мейсона и тут же прикусил язык при виде его многозначительного взгляда. Будь у мужчины яркие брови, все бы видели, как сердито он их выгнул. Сейчас же его лицо выглядело просто недовольным.       — Простите, мистер Пардо, я сейчас на работе… — пробормотала, сгорая от неловкости, официантка по имени Сабрина, переключив внимание на более важную персону. — Я… прошу прощения. Что вы говорили про меню?..       — Ничего не говорил, — хмыкнул Мейсон. — Но сегодня не «как обычно» — принесите что-нибудь интересное. Например, блюдо дня. И кофе. Ему покрепче, мне — латте. Без всего.       Фамильярством занимался он только со своими людьми, потому не стал переходить на «ты» с официанткой, как Лео. Парень безразлично пожал плечами, негодуя от того, как босс прервал его шанс закадрить очередную девушку. Сабрина коротко кивнула и удалилась, забрав все меню, а с ними остатки достоинства Лео, одарив его недовольным взглядом.       — Уж на работе хоть придержи коня в штанах, — протянул Мейсон, чувствуя всё же, как от всей ситуации смог, наконец, отвлечься. — Поговорим лучше о делах. Тебе звонили сегодня из… заповедника?       — Что?.. — Лео нахмурился, не понимая, о чём тот толкует, но при виде стальных чёрных глаз резко вздрогнул, как взъерошенный голубь, а потом заулыбался. — А-а-а… заповедник… Заповедник, точно… Конечно, звонили!       — И что же сказали? — Мейсон вздохнул, скрестив на груди руки, а сам подумал:       «И где твоя именитая смекалка, о которой говорил Сальери, м-м?» И лишь поразмыслив о бездарности паренька, он выпрямился, стоило услышать следующие слова Лео, произнесённые уверенным и спокойным голосом:       — Ничего такого, директор Ли. Просто передали отчёт, а я проверил, что всё сходится. Теперь под охраной в заповеднике Сальери три больших фазана — с ярким оперением, конечно же. Два королевских канюка — с острыми клювами и чистым пением. А ещё… — он чуть замялся, но вскоре так же спокойно улыбнулся. — Одна чудесная синяя цапля. С неумолимым аппетитом — она съела тридцать четыре лягушки.       — Маловато в этом месяце, — кивнул Мейсон удовлетворительно. — С её-то обычным аппетитом.       Как только Лео договорил странный набор фраз, мужчина позволил лёгкой скромной улыбке пробежаться по губам, означая безмолвную похвалу, от которой тот расслабился, вновь «стекая» по спинке стула. Разумеется, не существовало никакого заповедника Сальери, и не привозил им никто ни фазанов, ни канюков, ни, тем более, синей цапли. Все эти слова были шифром. Кодом, означавшим поставку оружия и машин, через который Мейсон мог получить рапорт о качестве и количестве принятого товара. И он находил довольно ироничным использование для такой таинственности именно птиц, ведь фамилия их семьи — Коломбо — с итальянского переводилась не иначе как «голубь».       Конечно, никто не использовал подобное общение на постоянной основе — даже по телефону бандиты не всегда находили время на аккуратные слова. И, более того, отчёт от Лео был выдумкой. Он ведь исполнитель — пока никто не доверит ему такую информацию. Но знать это нужно. И потому устраивать парню, как новичку, ежедневные мини-проверки, чтобы тот не растерялся в неподходящий момент. Сегодня он справился вполне успешно.       Вскоре к столику вернулась Сабрина, держа в руках поднос, с которого доносился приятный мясной аромат. Раскрыв тарелку, она выставила блюда на стол, и Лео тут же расплылся улыбкой на прежде серьёзном лице, разглядывая еду.       — М-м, вот это да-а! А как пахнет… Мистер Ли, не против, если я и на ваше налягу?       Мейсон проигнорировал слова, посмотрев на еду переменившимся взглядом — стеклянным и пустым. Уж очень это походило на…       — Прошу! — улыбнулась официантка. — Сегодня у нас в меню свиная отбивная из дикого кабана, охотничьи колбаски и чудесный сырный суп с грибами. Сухарики прилагаются.       — Спасибо, золотце! — усмехнулся Лео, подмигивая девушке, а затем всунул несколько купюр под пояс её рабочего фартука. — Чаевые. Специально для тебя.       Та проигнорировала столь наглый флирт и удалилась, пожелав скромно приятной трапезы. Лео не требовались лишние раздумья, чтобы начать уплетать еду за обе щеки, умудряясь выглядеть при этом чистым и опрятным.       — Босс… Вы что, не будете? — спросил он, отпив кофе, при виде застывшего мужчины.       Тот вновь не ответил. Глянув на колбаски, похожие на чьи-то пальцы, Мейсон вдруг резко понял, что у него пропал аппетит.       ㅤ       Спустя полчаса — прошедших в молчании и тишине, которую нарушали лишь звуки столовых приборов и разговоры посетителей, — обед был завершён. Лео набил желудок почти под затяг, Мейсон съел не так много, остановившись больше на супе, переборов лёгкое чувство тошноты, преследовавшее его с утра. Всё-таки отказываться от еды из-за собственных заморочек было бы слишком глупо. Пару раз кто-то из гостей отеля прерывал трапезу нескромными вопросами: «Когда же господин Сальери вернётся из поездки? У меня к нему есть пара деловых предложений». И всякий раз Мейсон чувствовал раздражение, будто он был каким-то секретарём. Но терпеливо сводил тему.       Выйдя из ресторана и поднимаясь теперь на лифте вместе с Лео, он думал о чём-то своём, а паренёк насвистывал мелодию, борясь со скукой. Вскоре он не выдержал:       — Не пойму, что не так, если я скажу просто «сэр» или «мистер»? С хрена ли я должен так общаться, будто пресмыкаюсь перед кем-то…       — Потому что ты пресмыкаешься, — фыркнул Мейсон. — Так оно и работает. Не забывай, ты пока ещё не дорос до нужной должности. Поэтому, если к ней стремишься, соблюдай правила. Работа — это не только игры в войнушки или танчики по переулкам города, — протянул он, ужесточив голос. — Это собранность. Ответственность перед-…       — «Господином»? — Лео ухмыльнулся, кривя губы.       — Верно.       Сальери был «господином», ведь он главнее всех в этом здании, а вместе с тем был доном семьи, но слово «дон», произнесённое в тех стенах, где могут быть лишние люди, окажется дорогостоящей ошибкой. О существовании синдиката в курсе все, кто хоть как-то разбирается в политике и инфраструктуре города. Более важные люди знают и о семьях. О Коломбо. О доне. Но никогда и ни за что нельзя ставить это слово и фамилию действующего босса в одном предложении. Правила есть правила, и семью нужно беречь — а вместе с ней и себя самого.       Хоть Мейсон и не любил обращение «господин», что порой вызывало поток неприятных воспоминаний о прошлом и о судьбе, какую он так и не смог избежать, — иного пути не было. Сальери был значимой фигурой в его жизни, и он не побрезговал бы многим для службы этому человеку. На подобные мелочи можно было с лёгкостью закрыть глаза.       — И всё-таки… — Лео вздохнул, поглядывая на босса взглядом хитрой лисички. — Сложно запомнить все эти штучки. Я про «фазанов» и «лягушек», если что.       — Привыкнешь, — усмехнулся тот. — Если не хочешь в тюрьму загреметь или чтоб язык отрезали — привыкнешь.       — Может, и так, но общаться как вы, босс… Увольте.       — А как я общаюсь? — он чуть улыбнулся, изображая удивление на лице.       Лео тоже улыбнулся — аккуратно, прощупывая почву.       — Ну… Либо молчите, либо только приказы отдаёте. О, или загадками. Как Сальери.       — Так и должно быть, — фыркнул тот, ухмыляясь. — Ты ведь мой подчинённый. А я — его.       И Лео только ещё тяжелее вздохнул.       ㅤ       Двое мужчин преодолели очередной длинный коридор. В конце концов, «Старый Вестерн» был по-настоящему огромным отелем, и тридцать этажей — это не шутка. Остановились у красивых деревянных дверей, напоминающих вход зрительских залов в театре. Им кратко кивнул рослый мужичок в тёмных очках, сидящий неподалёку. Даже не глядя на него, Мейсон первый вошёл внутрь.       Наконец, они оказались в месте, где можно было не секретничать. Где было безопасно. Где были свои. «База» семьи Коломбо.       Ушей коснулась приятная музыка в стиле джаз, мягкий свет лампы лёг на глаза и лицо, словно чьё-то ласковое прикосновение, а разговоры и мужской хохот вызвали довольную улыбку на лице Лео, готового тут же сорваться с места и присоединиться к игре, развернувшейся в углу.       Здесь находилась большая часть их клана, каждый день собиравшаяся в этом месте в ожидании тех или иных поручений. Проводя время за весёлой игрой, разговором или просто отдыхая от тяжёлой работы. Каждое лицо было знакомым для Мейсона, на каждого он знал всю подноготную и всех скелетов, прячущихся в шкафу. Часть из них менялись как перчатки каждый месяц, а то и неделю. От разных причин, заканчивающихся в конце неизменным итогом. А часть проводили здесь время уже столько лет, сколько, наверное, он и сам работал на Маттео Сальери.       Вот Купер, сменивший имя множество раз, а потому называемый по фамилии, сидит за барной стойкой вдали ото всех — молчаливый исполнитель, которого Сальери принял в «семью» года полтора назад. Потерявший жену в родном городке Шотландии из-за уличной перестрелки, оставившей на щеке некрасивые шрамы. А затем бежавший сюда, в Америку, где обрёл новую цель в жизни. Теперь он беспрекословно выполняет все поручения ради благополучия Сальери, а деньги отправляет больным родителям в Эдинбург.       Неподалёку Поли и Винни играют в бильярд, болтая о чём-то с весельем. На лице одного пластырь, а у второго под пиджаком что-то выпуклое — бинт, вероятно. Эти двое не были братьями по крови, но в общении неразлучны, начиная с самого вступления в «семью». У одного мать-алкоголичка, а второй появляется в доме своего старика раз в полгода. По неслучайной случайности ребята, почти вышвырнутые из домов, оказались под крылом нового «отца» — заботливого и справедливого. Теперь всех себя они отдавали работе.       Остальные члены «семьи» сидели кто где: часть мужчин играли в покер, заливая стены гостевых комнат раскатистым смехом. Часть наслаждались музыкой пианистки в углу, с клавиш которой разливалась яркая мелодия, аккомпанирующая джазу с колонок. Женщин в синдикате было катастрофически мало — по очевидным причинам — и пареньки наслаждались любой минутой, проводимой в их окружении. А кто-то просто курил вдалеке, у балконов, не донося до помещения тонкий запах табака, и вёл непринуждённые разговоры. Каждый из этих людей кровью и жизнью обязан был Сальери, в своё время оказавшему нужную помощь, а потому находились здесь и сейчас. И время всякий раз словно останавливалось в этих стенах, заставляя каждого наслаждаться минутами отдыха чуть подольше, зная, что в любой момент те могут закончиться. И затем будет одна цель: работа.       ㅤ       Лео, встрепенувшись от удовольствия, поспешил распрощаться с боссом, получив в ответ указку не забыть о заданиях. Он был секретарём Мейсона, а вместе с тем следил за работой пит-боссов в казино, которые наблюдают за процессом игры, контролируя всё происходящее в зале. Например, «случайные» низкие выигрыши. Или наоборот, пресекал крайне высокие. Но чтоб без подозрений, разумеется. Сальери очень дорожил своим игорным бизнесом.       Парень направился в сторону зелёных бильярдных столиков и мужчин, играющих в покер. А Мейсон прошёл вперёд, к чуть приоткрытой двери, где они должны были уже его ждать. По пути ответил на каждое приветствие, в лёгкой форме кинутое в лицо. В этих комнатах можно вести себя свободно — и всё же не забывать о правилах. И многие, кто редко имел возможность один на один общаться с боссом, здоровались чуть напряжённо и робко, даже не считая его пугающей внешности. Например, Поли и Винни, которым сегодня он отдавал личные приказы всего второй раз за всё время их работы.       Отворив и плотно закрыв за собой дверь, Мейсон зашёл в большое просторное помещение с длинным столом и узкими окнами, завешанными шторами. Свет был приглушён, шум и разговоры остались снаружи, и здесь царила приятная тишина. На стене висела карта города, усеянная жёлтыми и красными кнопками, стикерами, символами — не значащими ничего для посторонних людей. А стеллажи, запертые на ключ, хранили в себе документы, которые никогда и ни за что не должны покидать эти стены. Помещение было предназначено для общения только тех пятерых лиц семьи, что занимали высокие должности. Дон Коломбо: Маттео Сальери. Его неизменный советник — консильери: Фрэнк Коппола Младший. Оба этих мужчин были сейчас в Германии. Подручный босс семьи, стоящий на втором месте после дона: сам Мейсон. Его должность была высокой. И двое капо — капитанов, которым он отдавал все приказы и которые сидели прямо сейчас в этом кабинете, дожидаясь его прихода.       Крейг Кинке́йд и Дирк Дешо́н. Два неразлучных приятеля-гангстера, что являлись самыми преданными работниками Сальери и полной противоположностью друг друга, а вместе со всем остальным — ближайшими людьми Мейсона. Те немногие, кому он доверял.       — О! Привет, босс! — пророкотал, как могучая скала, самый высокий. — Сыграешь с нами в картишки?       Порой даже слово «высокий» было недостаточным, ибо Крейг был единственным человеком в окружении, что выигрывал росту Мейсона в метр девяносто четыре. Сам громила был двухметровым рыжим гигантом с массивной челюстью, шеей, не менее грубым и крупным телосложением и улыбался сейчас по-ребячески глупо, но добродушно. А за узкими глазами прятался терпеливый характер и стойкость. Самым верным сравнением было бы слово «викинг».       — Да, босс, присоединяйся. Я щас порву этого дурака, как тузик грелку! — прокричал более высоким и дерзким голоском второй человечек, ткнув кулаком Крейгу в плечо.       Как и приятель, Дирк был одет в гладкую серую рубашку и брюки чёрного цвета с подтяжками, но на этом всё их сходство заканчивалось. Жёлтая, как пшеничное поле, копна волос торчала во все стороны, а тёмные брови на лице были сложены перевёрнутым домиком, пока сам гангстер злорадно улыбался. Худенький и мелкий в сравнении с двумя мужчинами и своим ростом метр семьдесят Дирк напоминал хорька, что усмехнётся в лицо, насвистывая весёлую песенку, а ты и не заметишь, как из карманов пропали часы, ключи от машины и кошель со всеми богатствами.       Эти двое были истинными профессионалами в делах, касающихся не только работы казино, но и всего, что включала в себя её криминальная часть. «Не суди книгу по обложке» — самая верная фраза, которую можно было сказать в их сторону.       — Пожалуй, откажусь, — хмыкнул Мейсон, усаживаясь за стол. — Дел ещё много.       — О, как. Тогда… быстренько пробежимся по ним? — громила почесал рыжую макушку, разминая плечи, и принялся тасовать колоду. — Ну, у меня ничего нового. Французик… М-м, простите, Жак, — он улыбнулся, щуря глаза, — снова требует повысить ему оплату за перекуп. Говорит: «Я из кожи вон лезу каждый раз, чтобы вам пушки мощные раздобыть! Можно и пощедрее денег выплачивать!» — Крейг изобразил французский акцент с лёгкой забавой, и Дирк улыбнулся — Мейсон же остался непроницаемым. — Но по поставке всё норм. Много автоматов — хорошие, проверил. Пистолеты качественные.       — От меня тож нет плохих новостей. В этом месяце всё в норме — нет поломанных машин, как в прошлом. Много легковушек, есть внедорожники и фургон. Но по количеству скудненько. Луиджи, чёт, в этот раз зажопился, — пробормотал Дирк, насупившись, вглядываясь в карты с зажатой меж зубов сигаретой. — На рынке щас цены подскочили, конкуренция большая. Сказал, старается, как выходит. Моретти нам, конечно, не обогнать… Но ебашим, как можем.       Эти двое всегда были непринуждёнными и расслабленными, и лишь им можно было наедине обращаться к подручному боссу на «ты». Многое связывало этих людей, много воды утекло в прошлом, а вместе с тем залилось снова, учитывая, сколько событий пережила вместе троица. Дирк был родом из Техаса. Крейг прожил полжизни в Орегоне. Оба американцы, в чьих жилах не текла итальянская кровь, как и в самом Мейсоне, как и во многих членах семьи Коломбо. Времена сицилицев и жестоких правил вхождения в «синдикат» канули в лету. И Мейсон был рад: вдруг вместо Крейга и Дирка он общался бы сейчас с напыщенными итальянцами? Одного уже было достаточно, сидящего во главе иерархии всей семьи.       — Хорошо, — кивнул он, доставая из сейфа бумаги, а из пиджака — портсигар. От всех этих запахов захотелось пригубить ещё одну сигарету. — Как по «белой» прибыли дела?       — В гору идём! По крайней мере, жаловаться не на что, — закивал Дирк, пробегаясь глазами по протянутому документу. — По отелю щас стоит на одном уровне доход, но скоро Неделя Весны, так что переживать не о чем. Туристы рекой потекут.       — Вот и славно.       — Кстати, о прибыли… — Крейг почесал щетинистый подбородок, смущённо улыбаясь, что шло вразрез с его пугающим образом громилы-вышибалы. — Карен сказала тут… что шубка у неё старая уже. Не соответствует последнему писку моды.       — Как намекает-то, а, — фыркнул Дирк, отрываясь от карт. — Чё не купишь тогда? Вон, тебе Поли опять все деньги проиграл — значит, есть на что. Не учит башка парня совсем ничему… Босс, мы-таки доиграем последний круг?       — Дак я!.. — Крейг запнулся с явным желанием треснуть приятеля по голове. — Конечно, есть деньги, не о том я базарю! Я просто… ну, не разбираюсь во всех этих бабских приколах… Какая, блин, шуба нужна… Босс! Ты, вроде, стильно одеваешься. И с женщинами ладишь. Может, посоветуешь чё?..       Мейсон улыбнулся, глядя на громилу со снисхождением.       — Крейг, у твоей жены дизайнерский бизнес. У тебя дома буквально кладезь сокровищ и идей, какую ей подарить шубу. В яблочко попадёшь. Так что не меня об этом спрашивай, — затем он вновь надел на лицо маску безразличия. — Доигрывайте, и продолжим.       Двое издали тихонькое: «Ура!» не отвлекая Мейсона от бумажной волокиты. В этот раз — по иной работе. Тот погрузился в мысли, прикидывая все расходы на ближайший месяц, кому какие даст поручения — «Вестерн» был единым местом всех встреч и времяпрепровождения членов семьи Коломбо. Помимо этого были и базы, где хранились машины, оружие. Даже со связями Сальери нужно было просчитывать всё до мелкой детали. А сегодняшней миссии это касалось в двойном объёме.       — Дирк?       — Ась?       — М-м… Отправь ближе к вечеру кого-нибудь из ребят, кто бездельничает, к галерее Монро. Пусть понаблюдают за зданием — и ночью тоже. На всякий пожарный.       — Без проблем, босс. Карл сёдня хуи пинает за автоматами — пну его.       — И Отто пни, — Крейг задумчиво вытянул карту, перескакивая глазами с противника на колоду. — Он там шары катает. В бильярде, в плане. Босс… — он задумчиво глянул на Мейсона. — Это с твоими разъездами связано? И, м-м… допросами. С отрезанием пальцев.       — Это у кого язык такой длинный? — скривился мужчина, откладывая бумаги. — Я-то думал, вида отрезанных пальцев достаточно будет, чтоб не трепаться.       — Да Винни ляпнул, не подумав, — раздражённо буркнул Дирк, лихорадочно перетасовывая колоду. — Сопляк ещё просто глупый. Не боись, я ему уже надавал по шапке. Но… — он хмыкнул, хмуря лоб, брови и насупившись, как хорёк. — Всё в норме? Ждать неприятностей?       — Пока нечего говорить, — Мейсон покачал головой. — Поэтому не будем поднимать тему.       — Нет вопросов, босс.       Пока Крейг и Дирк вновь занялись картами, он подумал: а и впрямь, не ждать ли неприятностей…       Пару минут спустя раздался восторженный возглас и поток оскорблений: проиграл Дирк. Он тут же потребовал реванша, и Мейсон кивнул, не отрываясь от бумаг. Ещё несколько минут — на этот раз Дирк злорадно заливается смехом, а Крейг уныло хлопает себя по лбу. Снова реванш! Нет, никаких отвлечений. Мейсон знал, что это затянется на неделю, ведь в игре в покер им не было равных. Потому зыркнул на обоих холодным взглядом, и все трое, отложив фишки с картами, вперились глазами в бумаги, вернувшись к работе. Вслух они обсуждали дела мафии, а также раскидывали в уме, кому и сколько на расчёте предстоит раздать денег.       Время побежало на всех скоростях, будто боясь проиграть в марафон, и стрелка на настенных часах закрутилась в бешеном танце. Прошёл обед. Четыре часа. Шесть часов. Наступил вечер.       ㅤ       Крейг и Дирк выкарабкались из-за стола, разминая затёкшие плечи и пальцы. Теперь ещё более поразительной казалась такая огромная разница в их росте. Они договорились сыграть пару партий в бильярд, спросив напоследок, не присоединится ли Мейсон. Тот покачал головой, не отлипая от бумаг. Им оставалось лишь посочувствовать боссу-трудоголику. Крейг раскрыл одним толчком массивной руки дверь, Дирк юркнул сквозь проём, как шустрая ласка. С их весёлыми разговорами исчезло и всё тепло из кабинета, и только Мейсон сидел во главе длинного-длинного стола, как король без короны и королевства.       Спустя ещё немного времени, ощущая уже, как внутри узелком сворачивается желудок — съесть один лишь суп за день было слишком даже для него, — он прибрал за собой все бумаги и вышел из кабинета.       К вечеру шум казино-отеля не сбавлял и на миг — казалось, стало даже ещё громче, чем днём. Лео уже не было — вероятно, работал в залах для гостей. Крейг и Дирк до сих пор играли в бильярд, и расслабленные улыбки говорили, что они опустошили не одну бутылку коньяка. А вместе с тем… у стойки бармена сидел ещё один человек, которого Мейсон не ожидал здесь сегодня увидеть и вместе с тем никогда бы не проигнорировал.       — Говард? — воскликнул он с лёгким и даже приятным удивлением в голосе, садясь рядом с седовласым мужчиной. — Что тут делаешь? Я же дал тебе выходной.       Говард Гонсалес отвернулся от стойки, одаривая Мейсона мягким взглядом светлых глаз, прослеживающимся за седыми бровями на морщинистом лице. Личный водитель, или охранник, или телохранитель — как его ни назови — не состоявший официально в семье Коломбо и выполнявший задания только от Мейсона, сидел прямо сейчас в баре этой самой семьи, медленно потягивая стакан виски.       — Привет, шеф, — кивнул и улыбнулся он под седыми усами. — Да я так, зашёл на минутку. Спасибо за выходной, я сейчас как раз в центре был. Покупал цветы, пришёл за бутылкой вина. Всё же тут лучшее в городе, — Говард чуть посмеялся, качая в руке стакан. — Сейчас допью виски, да поеду.       — Цветы для Магнолии?       Мейсон внимательно посмотрел на букет, лежащий на коленях седого мужчины, придерживаемый рукой единственной, одетой в чёрную плотную перчатку. Нежно-зелёные листья, тонкие веточки, синие и голубые лепестки. Кажется, это дельфиниум? Он не так сильно разбирался в цветах.       Говард коротко кивнул. Отпил ещё немного виски.       — Как она? — спросил Мейсон, покачав головой на вопрос бармена о заказе.       — Ничего. В хорошем духе. Ждёт тебя в гости…        От теплоты в голосе мужчины стало вдруг как-то тоскливо.       — Пока… не знаю, как получится. Но постараюсь найти время. Обещаю. И если что-то будет нужно — скажи.       Редко когда кто-то мог улицезреть интонацию Мейсона такой… взволнованной. А он не допускал, чтобы люди слышали. Поэтому произнёс слова тихо, чтобы ничьих, даже ушей бармена, это не коснулось.       — Конечно, шеф. Завтра уже выхожу?       — Нет. Есть возможность — отдыхай. Ты мне пока не нужен, покатаю себя сам.       Говард улыбнулся в ответ, щуря светлые приятные глаза. Неожиданно его телефон на стойке завибрировал. Он потянулся рукой в перчатке, двигая ей медленно, механически. Мейсон успел разглядеть номер звонящего и нахмуриться. Он знал его. И собственная мысль в голове не сулила ничего хорошего.       — Секундочку, — буркнул Говард, поднимаясь со стула и глянув бегло на мужчину. — Я пойду, ещё пара дел есть. Если что — звоните, босс.       И торопливо удалился, принимая чей-то звонок, не забыв забрать купленную бутылку вина и букет. Мейсон проводил его вслед опустошённым взглядом, жалея, что не успел толком ни о чём поговорить с этим мужчиной.       «Ну, будет ещё возможность. И надо бы в Сент-Беллу скататься. Недалеко живу, а веду себя, как настоящий придурок», — хмыкнул он в голове, поднимаясь следом.       Закатное теперь солнце пряталось за зеркальными небоскрёбами, за высотками из стеклянных стен, отражаясь на них тёмным золотом. Свет падал на Мейсона, делая и без того бледное лицо ещё более уставшим, углубляя и без того большие мешки под тёмными глазами, похожими на воронки. Чувствуя, как хочется упасть в кровать и больше не просыпаться, он покачал головой, отгоняя дурные мысли. Осталось ещё сделать пару дел — и можно отдыхать.       Мейсон дошёл до Крейга и Дирка, задумчиво стоящих у бильярда. Вернее, задумался только Крейг, сверху вниз глядя хмуро, как Дирк жестикулирует и о чём-то рассказывает.       — …так вот, когда жидкость впиталась в мякоть арбуза, убираешь воронку, а его — в холодильник.       — Ага-ага… А потом?       — Потом вытащишь только на следующий день. И вуаля! Водка впиталась, можно пить. Главное — крышку не забудь всунуть, а то вытечет всё из дырки. Зато какой арбуз получается, м-м-м…       — Зачем вам в арбузе дырки делать? — усмехнулся Мейсон, подходя к мужчинам, услышав лишь последние пару слов. — Хотя… не отвечайте…       — А-а, босс! Да у Эрики же день рождения через пару недель, хотим устроить ей вечеринку. Вот, Дирк рассказывает, как в арбуз водку накачать.       — Собираешься дочь напоить? — он хмыкнул. — Ей же год.       — Босс, ну даёшь, как всегда! — залился заразительным смехом гиены Дирк, а Крейг чуть не поперхнулся, хлопая глазами. — Не боись, детей не спаиваем. Вот лет через пятнадцать…       — Ну, так далеко забегаешь. Дожить бы сначала, — улыбнулся странно Мейсон, заставив обоих нахмуриться, а сам вновь стал серьёзным. — Отто с Карлом в галерее? — те уверенно закивали. — Хорошо. Пусть пока стоят на стрёме. По очереди отдыхают и сменяют друг друга.       — Сделаем. Что… всё так серьёзно? Замучаться же можно, — Дирк вскинул тёмной бровью, поглядывая на мужчину так, будто точно дал бы подзатыльник, если бы вокруг не было людей, а должность Мейсона не была выше, чем капо.       Тот быстро понял, что спрашивает Дирк, не за дело переживая. Эти двое никогда не сомневались в успешности работы, которую выполняют. Вскоре и Крейг подтвердил мысль.       — Не собираешься на боковую, босс? Время-то уже позднее. Мы за всем приглядим.       Мейсон не стал отвечать, лишь кивнул, понимая, что и правда устал.       Телефон в кармане Крейга разразился истошным рингтоном — тот взял трубку, улыбнулся и принялся ворковать, как влюблённый голубчик. От того, как грубый лающий голос мужчины, переполненный нежностью, шёл вразрез с внешним видом, Мейсон улыбнулся, а Дирк закатил глаза. И взгляд прямо говорил: «Ох уж эти бабские нежности…»       — Привет-привет, любимая! О, я очень рад тебя слышать! Ну, конечно… А я-то тебя как… О, не дразни меня… Была б ты тут, зацеловал бы во все щёчки…       Мейсон отвлёкся на свои мысли, перестав слушать «телячьи нежности» Крейга, по уши влюблённого в свою красавицу-жену. Сон и правда тяжёлым грузом висел на глазах, так и намеривавших закрыться. Он знал, что особо важных дел больше не было, потому был спокоен и расслаблен. Но была бы ещё работа, Мейсон не позволил бы себе и на минуту прилечь на диван, зная, что будет кропеть над делом до посинения, хоть до самого завтрашнего утра. Да и какой толк ложиться спать, зная, что ночью опять начнётся-…       Ехать в Кенвудскую Долину не было смысла — преодолевать такую даль, просто чтобы вздремнуть? Неохота. В одну из его квартир на Гранд-Айленде тоже. Зачем вообще волноваться, когда у тебя под рукой личный люкс одного из тысячи дорогих номеров для посетителей такого роскошного отеля, как «Старый Вестерн»? И комната у него шикарная. Красивая, чистая. Безупречная и просторная. И пусть, что стерильно пустая, как и то место за городом, в Долине, где он ночевал чаще обычного, не желая проводить много времени. Как и любое такое же место в городе. Место, какое он вряд ли мог назвать своим-…       — Дома? Конечно, я буду дома, что за вопрос! Карен… К-… Карен! Да я ради дня рождения Эрики разобьюсь, нахер, и перебью всех, кто помешает — но буду дома. Железно. Ну конечно, господин Сальери даст выходной, в случае всего… Я-…       — Я пошёл, — кивнул он скучающему Дирку, что лениво опирался подбородком об бильярдный кий. — Передашь громиле. Если что — дёргайте с кровати. Проснусь.       — Есть, босс!       С этими словами Мейсон покинул двух приятелей-коллег, покинул залы помещений Коломбо и игровые комнаты. Коридоры, выстеленные роскошным ковром. Очередной дорогой лифт. Вновь коридор с перечнем вырезных дверей. Проём — чуть ниже ста девяноста сантиметров, из-за чего приходится нагибаться. И оказался, наконец, в своём номере.       Неизменный в своей чистоте, опрятности и запахе блёклого шампуня, он встретил его тишиной и одиночеством. Солнце спряталось за горизонтом, но его жёлто-оранжевые лучики проблескивали, искажаясь в стёклах окна и падая на затемнённую мебель. Мейсон прошёл в ванную, снимая с себя всю одежду, и несколько длинных бесконечных минут стоял под холодным душем, закрыв глаза. Уши слушали шум бежавшей воды, а в голове бегали мысли — такие же скользкие и противные. Затем наспех переоделся в чистое бельё, лежащее здесь для подобных приездов. Почистил зубы. Ужинать не хотелось — конечно же, ему, а вот желудку хотелось, да ещё как, судя по ужасным звукам, доносящимся изнутри. Но аппетита так и не было. Мейсон пообещал себе сытный завтрак с утра.       Затем, недолго думая, лёг в постель, закрывая глаза. Сегодня он решил погрузиться в рай снов и фантазий не в пять утра, не в три ночи, не ровно в полночь, как делал это обыденно день ото дня. Чуть пораньше. Но был ли от всего этого толк, если ровно через пару минут, как сознание рассеялось в объятиях дрёмы, на Мейсона волной накатались уже знакомые, ставшие рутиной…       Кошмары.