Дорогой учитель Ким

— Боже, оппа! — Хисон хватала брата за руки, за плечи и куртку, когда тот втаскивал безжизненное тело Чона в лифт. — Не причитай у меня над ухом. Уходи, если боишься. Почему ты всё ещё со мной, если я тебе противен. — Я же люблю тебя, оппа… — заплакала та в ответ. — Как я могу тебя бросить?! — Тогда, пожалуйста, не ной. — Хосок обернулся к сестре. — Разве я сделал хоть раз тебе больно? Он и впрямь ни разу не тронул сестру руками. Никогда не делал ей больно, он даже… если правильно использовать это слово, заботился о ней. Но, конечно, по-своему. Но Хисон иногда думала, что лучше бы он был к ней жесток. — Оппа… ты сделал. Очень больно мне сделал. Поэтому я боюсь, что ты снова окажешься в тюрьме. А ты окажешься… — Она заплаканными глазами уставилась на Чона, у которого из разбитой губы сочилась на куртку кровь. — Он же не мёртв? — Нет. — Что, если нас кто-нибудь увидит? — Не увидит, — хмыкнул в ответ Хосок и улыбнулся. Его лицо, за столько лет повзрослевшее, всё ещё сохранило обаяние своей блестящей улыбки. И это действительно сбивало с толка. Дверь лифта распахнулась на их этаже и Хисон снова вцепилась в брата. — Что ты будешь с ним делать? Зачем он тебе? Отпусти его! — Чтобы он пошёл к копам и рассказал, что видел тебя тут? Некоторое время они препирались, не отпуская лифт. Но внезапно Хисон схватила брата за руку и, зажав ему рот рукой, потащила к двери, возле которой несколько мгновений назад стоял Тэ. — Кто-то есть внизу, — шепнула она, и сразу подумала о Тэ. В прошлую встречу она честно рассказала Тэ почти обо всём, явившись к нему на работу. Рассказала о том, как волнуется за брата. Рассказала, как тот провёл годы в тюрьме за свой чудовищный порыв. Умолчала о том, что он не раскаивается. Умолчала о том, как близко он сейчас к Тэ находится. Рассказала о том, как боится повторения случившегося много лет назад, и о том, что изо всех сил постарается заставить его забыть обо всём и попробовать начать новую жизнь. Умолчала о том, что её брат одержим. Она искренне испытывала к Тэ только симпатию, но если бы её спросили (или заставили бы), она с чистой совестью им пожертвовала бы ради брата. Или ради его довольства. Так она чувствовала, хоть это и тревожило её. Но тюрьма её пугала ужасно… И, заслышав шаги внизу, она потащила брата в квартиру. Спрятаться. А потом они что-нибудь придумают. ОНИ. Теперь это не он, Чон Хосок. А ОНИ, Чон Хосок и его сестра. Она теперь его не спасает, она ему помогает. Когда это случилось?! Скорее всего, с самого начала. Уже давно. Просто она об этом не думала.

💕💕💕

Юнги долго торчал в ванной перед зеркалом, пристально рассматривая повреждения. — А по виду и не скажешь, что его нежные ручки способны на такие зверства, — бубнил он себе под нос. Его и огорчало то, что случилось вечером, и радовало. Огорчало потому, что, наверное, расстроился Тэ. И потому, что он видел в глазах Чимина, когда их взгляды сталкивались. Тот был растерян. Он явно что-то ещё испытывал к Джуну, даром, очевидно, их отношения для Чимина не прошли. И не могло быть иначе, ведь Чимин только выглядел холодным, на самом деле, внутри, он чувствительный, Юнги мог поклясться. Но… зато радовало его то, как тот с ним был добр. И как он мило смущался, и как, сам того не зная, соблазнительно кусал губы от лёгкого нервного возбуждения. «Ах, он не знает о себе, какой он сексуальный…» Юнги влез в наполненную ванну, запрокинул голову, осторожно ополоснул разбитое лицо тёплой водой и застонал. Боль расползалась, проникая так глубоко, что казалось, будто болит сам мозг. — Если задуматься… — говорил он сам с собой, — то я ведь в жизни ещё ни в кого серьёзно не влюблялся. Был этот, как его… — он пощёлкал пальцами, вспоминая имя, но волшебный жест не помог. Имя крутилось в голове, но никак не желало ложиться на язык, и Юнги бросил вспоминать. Тем более, что то увлечение и в половину не было похоже на то, что он чувствовал к Чимину. Он был удивлён, что его так волнует этот парень, немного напуган этим, но… и… это было ужасно приятно. Пока Мин Юнги пытался смыть с себя последствия дня, Пак Чимин, лёжа на кровати, обложенный школьными тетрадями, гипнотизировал телефон. Он волновался, поэтому то хмурился, то невольно улыбался. Но ему хотелось этого звонка. Этот звонок заставлял ощущать себя впервые влюблённым, хоть Чимин и запретил себе влюбляться. Когда телефон зазвонил, то Чимин уронил его себе на лицо, больно ударив в нос. — Фак… — помычал он. Но, когда взглянул на звонившего, выругался куда красноречивее: — Ёбаный ты пиздец… Он сбросил звонок Джуна. После сбросил ещё, и ещё. А когда ему совсем надоело, кинул в чс его номер. Он даже и предположить не мог, что однажды это станет необходимостью. Только он поднялся с постели, налил себе немного вина, чтобы угомонить нервы, как в дверь позвонили. Чимин бросил телефон на кресло и побрёл открывать. С ужасом он обнаружил на пороге мать. Та кивнула ему и улыбнулась. — Впустишь? — Не знаю, — не сдавался Чимин. — А зачем ты здесь? Я не настроен на скандал. Тебе Джун уже нажаловался? — На что? — неподдельно удивилась та. И по её реакции он понял, что, кажется, она и впрямь не знает, что сегодня произошло. И Чимин отступил вглубь квартиры, пропуская её внутрь. — Живёшь скромно. Как и раньше, да? — Она осмотрелась. — У меня есть то, что нужно человеку, чтобы не ощущать себя в каменном веке. Если это преступление, то вызови полицию, — быстро возразил Чимин. — Ты стал дерзким. Никогда таким не был. — Глазами оценивая жизнь своего сына, она взяла его бокал со стола, понюхала содержимое и неудовлетворённо вскинула брови. — Ты со мной не говоришь, игнорируешь мои звонки. Пришлось самой к тебе приехать. Ты же не против? — Да если бы у меня было право возразить. — Чимин забрал у неё свой бокал, залпом осушил его и облизал губы. — Что… что хочешь мне сказать? — Если тебе совсем не нравится Джун… — начала было она, но Чимин моментально замахал руками, стискивая пальцами ножку винного бокала. — Даже не упоминай. Ты… вошла пять минут назад и первое, что тебя волнует — Ким Намджун? Не спрашиваешь ни как я живу, ни о моём здоровье, ни хотя бы как я питаюсь! Ты мне мать вообще? Может, ты меня на распродаже купила?! Он уже начинал кричать, когда она залепила ему звонкую пощёчину. — Никогда на меня не кричи, — приказала она ему. — Разве я не шла тебе навстречу, когда ты, повинуясь чёрт знает какому больному импульсу, отправился учиться на преподавателя? А после, вместо того, чтобы идти работать в университет, решил работать за гроши в школе, питаясь в местной столовке? Я не препятствовала тебе. И это твой выбор. И он сильно ударил по мне. Ты думаешь только о себе, но знаешь, что я тебе скажу… — она вздохнула, словно собираясь с силами, и откинула волосы назад. — Иногда люди должны чем-то жертвовать. Даже если очень не хочется. — Должны, — согласно кивнул Чимин. — Если цель оправдывает эту жертву. Чем оправдывает мои жертвы твоя цель продать меня подороже и заставить меня залететь от мешка с деньгами? Чужая жизнь для тебя ни черта не значит, и я с этим смирился бы. Если бы эта чужая жизнь не была моя собственная. — Я не хочу, чтобы семья где-то на тебе прекратила своё существование. Это плохо? — Только она должна быть записана в книге родословной золотыми чернилами и золотым пером. И никак иначе, — хмыкнул Чимин и налил себе в бокал ещё вина. — А ты чем хочешь её записывать? Грязью? С чем хочешь смешать нашу кровь? — Я об этом не думаю, когда размышляю о семье. Мама… — Он устало вздохнул, опёрся локтями на стол и закрыл лицо руками. — Тэ посоветовал мне с тобой поговорить. Но мы говорим и не слышим друг друга. Я устал, был сложный день. Я скажу сейчас тебе лично… И больше я не стану повторять. — Он поднял на неё взгляд и покачал головой. — Я денег у тебя не прошу. И никогда не попрошу. Я буду жить сам. И если однажды захочу семью и детей, то от того человека, которого выберу сам. Пожалуйста, уходи. Чимин не слышал, как звонил телефон. Он тихо жужжал на кресле, а на том конце сходил с ума Юнги. — Я уйду. Но и мне позволь сказать что-то. — Мать вытащила из кармана своего пальто золотое кольцо и положила на стол перед Чимином. Тот уставился на него. Сперва нахмурился, а потом изумлённо вскинул брови, переведя взгляд на мать. — Ты предлагаешь на тебе жениться? — Хорошо, что ты шутишь, но сейчас не время. Это кольцо сегодня мне принёс Намджун. Просил передать тебе, поскольку ты с ним не говоришь, что он купил это для тебя. Просил подумать ещё немного. И, если согласишься дать ему шанс, то позвони. А если не согласишься, то позвони всё равно. Он хочет услышать твой голос. И да! — Она прикрыла глаза, будто вспомнив нечто незначительное. — Он вернул мне деньги, что я успела ему заплатить. — Боже, как благородно. — Чимин весь скривился. — Теперь моё сердце принадлежит ему! — В заботах о своём сердце ты, кажется, перестаёшь вообще замечать мир вокруг себя. Чимин знал, что этот разговор никуда их не приведёт. Ранее ничего подобного они не обсуждали. А теперь словно были сброшены карнавальные маски, и они оба — и мать и сын — обнажили друг перед другом все свои уродства. Это было впервые, но у обоих было ощущение, что так было всегда. Наверное, потому что в душе оба знали, что однажды это произойдёт, и были готовы к этому. Некоторое время они ещё препирались. Мать выкурила две тонких сигареты, отказалась от вина, а Чимин как раз себе очень даже позволил. Глянув на часы у себя на руке, он со вздохом отметил четверть одиннадцатого. Как раз в это время Чон Чонгук вошёл в подъезд Тэ. А Чимин снова предпринял попытку выдворить мать за порог. — Я провожу. — Он накинул пальто и вышел вслед за ней из квартиры. Они спустились и, когда уже Чимин помогал ей сесть в машину, рядом, бешено тормознув, припарковалась тонированная тачка. Не узнать владельца такой машины можно было только не зная Мин Юнги. — Как ты здесь… — Чимин невольно вздрогнул, ощутив на себе взгляд матери. Пронизывающий до костей он пробрал Чимина мелкой дрожью. Только Юнги этого совсем не заметил. Он выбрался из машины, внезапно схватил Чимина за плечи и тряхнул. — Бери трубки! — Какие трубки?.. — растерянно пошептал Чимин. — Мира, блять! Ты… — Юнги вдруг рассмеялся. — Боже, я добрался до тебя за пятнадцать минут! Почему?! — Не знаю… — Чимин отвечал на каком-то автомате, представляя у себя в голове трубки мира и не отрывая взгляда от разбитого лица Юнги. — И я сам не знаю, — мигом смягчился Мин. Чимин хотел было что-то ответить, но внезапно, словно его ударили током, вспомнил о матери, что стояла рядом у открытой двери машины. — Я слегка занят был. Ты… боже, потом поговорим. Его мать всё время молчала. Только слушала и совершенно бесстрастно рассматривала Юнги с ног до головы. Она ничего не говорила, и лицо её ничего не выражало, но Чимин знал, что у неё в голове. И боялся этого. Он довольно сухо попрощался с ней, она же ответила ему тем же, но тихо напомнила о том, что оставила у него на столе. — Ты что, совсем не держишь себя в руках? — Чимин, наконец оправившись и ощущая себя свободнее в отсутствии матери, обернулся к Юнги. — Как можно куда-то сорваться только потому, что кто-то не ответил на твой звонок? Как это?! Юнги в ответ искренне пожал плечами. — Я вдруг подумал, что он опять может быть тут. Это меня взбесило. Даже сердце колотится. — Он схватил Чимина за руку, прижал его ладонь к своей груди и тут же улыбнулся. — Впрочем, это всё оправдания. — Оправдания чему? — затаив дыхание спросил Чимин. — Моему появлению у твоего дома. — Юнги положил ладонь поверх его руки, сильнее прижимая её к себе. — А какая настоящая причина? — Никаких предположений? Совсем? — Юнги мягко потянул его к себе, и Чимин подался вперёд, сделав шаг к нему навстречу, но тут же остановился и отвёл взгляд. — Не надо, пожалуйста. Это плохая идея. — Точно, — согласно кивнул Юнги, но руку его не отпустил, наоборот, крепче сжал и увереннее притянул его к себе. — Я же не пытаюсь тебя соблазнить. — Ты уверен? — Чимин нервно усмехнулся. Ладонью он ощущал тепло разгорячённого тела Юнги, и слышал, как грохочет в груди его сердце. И это было так волнующе, что хотелось рухнуть на землю и кричать. — Конечно. Я пытаюсь признаться тебе. Ты нравишься мне. Юнги осторожно гладил его руку, пальцами мягко сжимая запястье. Он видел его глаза, знал и понимал, что Чимин колеблется и знал, почему. Поэтому улыбнулся и продолжил: — Я сейчас ничего не смогу обещать или признаваться в вечной любви. Я не знаю, к чему это всё может привести, и даже не знаю, что сам чувствую по этому поводу. Я лишь хочу сказать… ох, блять… — Он закрыл лицо рукой, но руку Чимина не отпустил, будто без неё его сердце остановится. — Прости. Ты, наверное, не это хотел бы услышать. У меня ничего для тебя нет, и я не знаю, будет ли когда-нибудь, но ты мне нравишься. Юнги сказал ровно то, чего Чимин как раз таки меньше всего хотел, чего боялся и пытался избегать — неизвестность. Юнги напрямую сказал, что завтра может его бросить, что завтра может уйти с другим омегой, что завтра может сделать ему больно. Сказал прямо, что ничего не может обещать. Но он держал его руку, прижимая к своему сердцу, чтобы быть честнее, чем есть обычно. Ни разу никто не хотел быть с Чимином более честным. И… даже если он не был честным до конца, он не знаком с его матерью. Этой мысли Чимин невольно усмехнулся. — Что? Я сказал смешно? Я так и знал! — Юнги запрокинул голову и закатил глаза. — Я потом тебе расскажу, — ответил Чимин, вырвал руку из мягкой хватки его пальцев, сжал ладонями его лицо и, притянув к себе, поцеловал. Закрыл глаза, стиснул пальцами его волосы и жадно хватал губами его губы. Пак Чимин ещё ни разу в жизни себе подобного не позволял. И не имел ни малейшего представления, почему позволил сейчас. Но слышал собственное дыхание, которое вырывалось так, словно Чимин вообще дышит впервые. И чувствовал своё холодное сердце, которое трещало, как тающие льды под летним солнцем. Этого никогда не должно было случиться, но вот случилось, а почему, Чимин знать не хотел. Может быть, он захочет позже. — Ты же это делаешь не из мести или назло матери? — спросил Юнги, но ту же цокнул языком и добавил: — Хотя какая разница! Разницы и впрямь никакой не было. Это был тот вечер, когда они позволили друг другу плыть по течению. Не раздумывая, куда это течение ведёт, в райское ли озеро, или в сточную канаву. И если Юнги это делал с завидной регулярностью до встречи с Чимином, то тот впервые отдался этому порыву. По-настоящему, жадно желая этого взаимного поцелуя, утопая в нём всем телом и духом тоже, оставляя в себе пространство лишь для дыхания. И как приятно от него пахло! Перцем, сладкой ванилью и чем-то пряным, наверное, паприкой. Запах, который привычно и совершенно естественно Юнги подавлял, ощущался теперь в его сбивчивом дыхании, им пахла его кожа, к которой Чимин со всем своим желанием прижимался носом, и этот запах, такой густой и почти осязаемый, будто запер их обоих в объятиях друг друга. Чимин, быть может, и хотел что-то сказать, но не позволял себе разорвать поцелуй. Будто если сейчас прервать его, то весь этот момент рассыплется прахом и перестанет существовать в реальности, превратится в фантазию. А Чимин хотел ощущать ЭТУ реальность здесь и сейчас. Не терять ни одного мгновения. Юнги прижимал его к себе, лицо ужасно болело, когда Чимин губами прижимался к щекам, носу и глазам. Только это было приятно. Приятно было ощущать на грани этой боли чужую страсть, и приятнее вдвойне осознавать, что это только ТВОЁ. Только тебе он отдаёт своё пламя, которое долго и упорно хранил. Юнги всегда был жадным, всегда брал от партнёра столько, сколько взять мог. Уставал, убегал и забывал так же быстро, как и увлекался. А теперь он боялся того, что почувствовал в поцелуе этого парня. Боялся, что теперь он окажешься тем, от кого устанут, от кого убегут и о ком забудут. Боялся забрать у Чимина всё, что сейчас тот испытывает, и оставить его пустым. Снова. И они оба вновь останутся одни. Каждый сам по себе. — Всё, всё. — Юнги, закрыв глаза и переживая мучительное сожаление, слегка отстранился. — Приятная случайность. — Прости. — Чимин мгновенно пришёл в себя и смущённо отвёл взгляд. Тряхнул волосами и попытался на шаг отступить. Но Юнги его удержал, обхватил голову руками и болезненным лицом зарылся в его волосы, глубоко вдыхая запах его тела. — Пахнешь малиной и сливками. Ты такой нежный. Спасибо за этот поцелуй. Не пожалей о нём. Чимин молчал, с ужасом осознавая, что не хочет его отпускать. Не хочет знать, что там стоит за этими чувствами, будет ли у них будущее и есть ли шанс, что эта связь не рухнет им на голову и не придавит их своей чудовищностью и огромностью. «Впрочем, что чудовищного в этом? Если бы я не был сыном своей матери, испугался бы я этой связи? У меня бы не возникло никаких сомнений…» — крутилось у Чимина в голове, и он не предполагал даже, что не будь он тем, кто он есть, они бы, скорее всего, даже и не встретились. Так устроена Вселенная. Юнги отпустил его, ещё мгновение смотрел на его отсутствующее лицо, облизал губы и, грустно хмыкнув, попрощался: — Пока. Иди домой, холодно. Он запрыгнул в машину и, посигналив фарами, сорвался с места. Чимин немного постоял, сунув руки в карманы пальто и ощущая, как под футболку пробирается дрожь — от холода и страха. Что такое сейчас произошло?! Одновременно приятно, больно, страшно и волнующе. В объятиях Юнги одиночество не ощущалось так остро. Нет, даже вовсе не ощущалось. И теперь, когда он уехал, оно вернулось. — Все люди на свете одиноки. Что тут такого, — мрачно шепнул сам себе под нос Чимин и побрёл обратно домой. Он не забывал о матери ни на мгновение, она всегда призраком витала вокруг него, напоминая о том, что он не свободен в своём выборе и, наверное, никогда не будет свободен. И Чимин боялся того, что последует за случайным столкновением его матери и Юнги. Поцелуй был прекрасен, но после него всё равно пришлось возвращаться в реальность.

💕💕💕

Почему Ким Тэхён медлил, стоя у своей двери, кусая уже оборванный заусенец, думая о квартире наверху и прислушиваясь к странному шуму наверху, он не знал, но ему казалось, что там происходит что-то, что его касается. И эта квартира его касается. ОН пришёл оттуда в то утро, Тэ был почти уверен. Только копы ничего об этом не говорили. И это пугало Тэ. Он колебался, прежде чем побежать обратно наверх. И после он с ужасом думал, а что было бы, если бы он не решился. Тэ не сразу понял, на что именно смотрит, и не сразу до него дошло, что это Чон. Из-за крови на его лице, да и в целом — его тут быть не должно! — Чонгуки, ты что же это… — Он уселся рядом. А тот сидел на полу, привалившись, как мешок, к дверям лифта. Там, где его и бросили. — Хоть бы жив, боже… Почему с тобой подобное случается, неужели из-за меня… Тэхён пощупал его пульс, попытался стереть кровь с лица, но получалось плохо. — Давай, помоги мне. Нужно тебя поднять. Боже… — Тэ застонал, поднимая его на ноги, — почему же ты такой тяжёлый. И всё время ему казалось, что на него смотрят. Тэ твёрдо решил, что позвонит копам и буквально заставит их пойти в ту квартиру. Иначе он сам взломает её. А потом переедет к чёртовой матери в другую вселенную. — Боже, Тэ, что стряслось?! Почти уже на пороге своей квартиры Тэхён наткнулся на соседку. Девушка жила рядом, добрая и они часто болтали с Тэ, когда встречались. — О… — Тэхён вздрогнул от неожиданности. Он как будто бы забыл, что в доме есть ещё квартиры кроме его собственной и той, что наверху. — Ничего, ничего. Он просто подрался, я сейчас его умою и всё обойдётся. — А он точно жив? — Девушка наклонилась и заглянула Чону в лицо. Тот кашлянул и тихо позвал: «Сонсеннииим». — Вроде жив, — нервно улыбнулся Тэ. — Помочь тебе? — Нет, надо тихонько, а то ребёнка разбудим… Я сам. — А ты его… — она кивнула на Чона, — вообще знаешь? — Конечно. — Тэхён с сожалением вздохнул. — Это мой ученик. Чонгук снова что-то невнятно помычал и несколько раз кашлянул. Из раны брызнула кровь, пачкая рукава рубашки Тэ. — Если что, позвони мне. — Угу, — только и хмыкнул в ответ Тэ, затаскивая Чона в дом. Усадив его на диван, он осторожно стащил с него куртку. И Чон наконец открыл глаза. Долго пытался сфокусировать взгляд, блуждая глазами по квартире. — Я умер? — Лучше бы умер, не пришлось бы с тобой возиться, — улыбнулся Чон в ответ. Он намочил полотенце и принялся тихонько стирать кровь с его лица. — Расскажи, почему ты здесь. И как ты случилось, что ты оказался в таком виде едва ли не у меня на пороге… — Ким-сонсенним… мне кажется, что вам надо переехать… — Чон застонал, откидывая голову назад, закрыл глаза и попытался облизать разбитые губы. — Вы сказали, что он был красивый. Он красивый и сейчас… и его сестра тоже. Только это же… ужасно. Я думаю, мне кажется… что они тут живут. Или… не знаю… но они оба тут. Он говорил путано, сбивался, говорил то быстро, то тянул слова, и явно пока плохо понимал, где он. — Голова кружится. — Только кружится? — удивлённо переспросил Тэ. — Ты плохо выглядишь, даже если не учитывать, что тебя избили. — Меня не избили! — с жаром возразил Чон. — Я его не заметил… он хитрый. Тэхён молчал. Ему стало страшно, что этот парень, который никакого отношения к нему не имеет, и который совсем не должен из-за него страдать, сейчас тут, ему больно и он напуган, хоть этого и не показывает. Этого не должно было случиться ни при каком раскладе. Тэхён лихорадочно соображал, как поступить дальше. Что теперь делать? Как устранить Чона из свой жизни, чтобы не случалось больше подобного. Он рассказал ему о прошлом надеясь, что тот не захочет связывать себя чужими тревогами и проблемами. Любой нормальный человек мгновенно самоустранится, а он вот теперь тут. И что с ним делать? Тэхён ошибся. Вновь. Не стоило быть таким откровенным… — Ты запер дверь? — Чон вдруг схватил Тэ за руку. — Надо всё закрыть! А завтра уехать! — Да куда же я поеду, Чони? — Тэхён устало улыбнулся. — Я тут живу, и другого места у меня нет. Это в фильмах легко и просто люди берут и уезжают. В реальности всё сложнее. — Тогда позвони в полицию. Сонсенним, обещай, что позвонишь! — Позвоню утром, не кричи, мелкий проснётся… Чонгук замолк, о чём-то подумал минуту и взглянул Тэ в глаза. Он так смотрел, что Тэ невольно застыл с полотенцем в руках, не понимая этого взгляда. Потому что Чон словно просил чего-то, и предлагал что-то, и в чём-то признавался. Только это всё было таким не оформившимся, что Чон и сам не понимал, что хочет сказать. Поэтому молчал. Только смотрел, не выпуская руку Тэ. Стискивал пальцами его запястье. А Тэ не пытался освободиться. Он сидел возле него, поджав под себя ноги, и так сильно ему хотелось его обнять, что боялся пошевелиться, чтобы невзначай этого не сделать. — Учитель Ким. Я пришёл, потому что мне захотелось. Ты прости, я, кажется, только проблемы тебе доставляю. Не знаю, почему так случается. Айщ… — Чонгук случайно потёр пальцами нос и застонал, задев рану рукой. — Не трогай. Надо обработать… Ты… есть хочешь? Когда ты ел последний раз? — Сегодня я съел пирожное, — честно признался Чон. — Ужасно. Умереть хочешь? Странно, что ты вообще сам можешь на ногах стоять. Давай я тебя накормлю. Окей? Только ты должен мне что-то пообещать… Тэхён вытащил из шкафа чистую майку и бросил Чону. — Вот, надень, а то весь в крови. Твой отец знает, где ты? — Пф, — Чон презрительно фыркнул, поднялся и без всякой задней мысли стащил грязный свитшот. — Вряд ли он вообще помнит, что я существую. Тэхён отвернулся, стараясь не смотреть. Как себя заставить ничего не чувствовать, когда он сейчас тут и, хоть лицо в крови, такой волнующий? Или нужно было оставить его там?! Боже… Как нужно было поступить, чтобы было правильно? — Ладно. Будешь пасту? С беконом… — А, мне всё равно… я вообще-то ем всё. Но это ничего, что я тут сейчас? Чонгук зажмурил глаза, ощущая, как кружится голова. От боли и голода. Усевшись за стол, где совсем недавно пил вино Тэ, он сложил руки на столе и принялся наблюдать, как Тэ возится с едой. Смотрел, как тот мягко двигается, и как под рубашкой торчат его лопатки. Как он убирает свои светлые волосы с лица, пропуская пряди сквозь пальцы. И как подбородком поправляет рукав, постоянно сползающий. Это было так приятно, видеть его здесь и таким. И совсем было приятно осознавать, что дома он почти такой же, как в школе. Значит он никогда не притворяется, всегда одинаково нежный, лёгкий, с ласковым взглядом. И о нём дико хочется заботиться. — Учитель Ким. Прости меня. — За что? — Тэ резко обернулся, волосы упали ему на лицо и он лёгким движением их смахнул. — За то, что я такой для тебя проблемный. Тэхён выложил в тарелку пасту, насыпал сверху немножко сыра и поставил перед Чоном. Сам уселся напротив и мрачно улыбнулся. — Ешь. — Себе он налил немного вина. — Так вот. Я тебя очень прошу, пообещай мне, что будешь всеми силами избегать этих людей, если однажды они снова тебе встретятся. Я решительно не понимаю, отчего ты всегда рядом там, где быть не должен. Но я в ужасе от одной только мысли, что ты, или любой другой непричастный к этому человек, будет страдать потому, что оказался не в том месте и не вовремя. Понимаешь? Чонгук хмыкнул, наматывая спагетти на вилку. — Какой это любой другой? Я там, где я есть, потому что хотел быть там. — И такое лицо тоже хотел? — саркастично улыбнулся Тэ. — Это мелочи. — Чон пожал плечами. — Подумаешь. То же мне, трагедия. Трагедия будет, если вам что-то сделает этот парень. Его надо бы обратно посадить. Почему его не могли найти? Ищут ли они вообще? Он говорил будто сам с собой. Морщился, потому что есть ему было больно, но очень хотелось, а Тэ смотрел на него и думал не о том, что ему его жаль, как брошенного щенка, а о том, что будет с ним через несколько лет. Каким он станет? Останутся ли его глаза такими же чистыми, а черты лица такими нежными? Или он, как Чон Хосок, изменится до неузнаваемости. Думал о том, что это так странно, что он сейчас сидит в его доме. Странно, и Тэ печалился и одновременно приятно волновался этому неуместному событию. Чонгук шмыгнул носом, глянул быстро на Тэ и, едва улыбнувшись, сказал: — Вы приятно пахнете. — Что?.. — Тэхён шумно сглотнул вино, не понимая, показалось ли ему. — От одежды приятно пахнет. И от вас в школе тоже всегда так пахнет. И от вашего ребёнка. — Заметив, как изумлённо смотрит на него Тэ, он тут же смутился. — Я имел в виду… ну, что это… Ох, прости, сонсенним… — Не ввязывайся никуда, пожалуйста. Ладно? Я увидел тебя сегодня и очень испугался. Если для тебя это ерунда, то хотя бы подумай, что я буду ощущать, если из-за меня с тобой… — Это не из-за тебя. — Чонгук внезапно очень серьёзно и даже твёрдо посмотрел Тэ в глаза. — Это я сам. Сам пришёл той ночью к больнице, и сам пришёл сегодня вечером сюда. Просто иногда очень хочу вас видеть. Наверное, это доставляет вам хлопоты. Но я смотрю на вас по-особенному. — Тебе стоит думать о себе. Столько всего впереди. Даже если ты не хочешь дальше учиться… — Не надо сейчас… — Чон жестом остановил его. — Пожалуйста. Я знаю, что учитель должен наставлять на путь истинный и всякое такое, и для вас это в первую очередь так. Только не сейчас, ладно? Он потёр пальцами глаза, сцепил пальцы в замок и, опираясь локтями на стол, положил на них подбородок. Он, с разбитым лицом, синяком в уголке рта, едва заметной под ссадиной родинкой под губой, смотрел так серьёзно, как-то жадно, и совсем, совсем не по-детски. Он смотрел так, будто прямо сейчас, а может быть и задолго до этого момента, знал ВСЁ. И Тэ стало стыдно. За то, что он испытывает такой интерес, который теперь казался неприкрытым. И Тэ отвёл взгляд. — Учитель Ким, — позвал его Чон. — Ммм? — Можно мне вне школы звать тебя просто по имени? Тэхён вздохнул. — Не должно бы случаться такого, как сейчас. Вне школы ничего не должно нас связывать. — Почему? — Почему?.. — Тэхён такого простого вопроса не ожидал и слегка растерялся. — Потому что это естественно, после школы жить свою собственную жизнь. Тем более тебе. — Учитель Ким, можно на сегодня я отложу эту жизнь, о которой идёт речь и посплю тут? — Спрашивая, Чонгук поблагодарил мысленно Хосока, который разбил ему лицо, потому что ощутил, как краснеет. А за синяками и кровоподтёками не заметно. Он ни на секунду ни разу представить не мог, что однажды сможет задать подобный вопрос. И теперь сердце бешено колотилось, от ужаса, стыда и волнения. Он его выставит за дверь? Он может его выставить за дверь, ведь Чон просто один из многих дурных учеников, которые всегда влипают в истории. Он может его сейчас выставить за дверь. И Гуки глубоко вдыхал запах его футболки, от которой пахло фиалками, и боялся, что не сдержится и признается в том, в чём признаваться страшно. «Я в тебя влюблён, учитель Ким» В ту ночь выпал первый снег. В ночь, когда мама Пак Чимина запомнила номер машины Мин Юнги. В ту ночь, когда Пак Чимин, повалившись на кровать, унимал горохочущее в груди сердце, а Юнги, добравшись до дома, счастливо, но и чуть печально подрочил на воспоминания о ласковых губах. И в ту ночь, когда Чон Чонгук быстро и крепко вырубился на диване Тэ, а тот присел рядом, пока тот спал и долго на него смотрел. Со страхом и трепетом. Много чего случилось впервые в ту ночь.