Шесть Шестеренок

×××

      Фатальное стечение обстоятельств — дела и вещи — осели на плечах Джейса.       Здесь, на окраине, звуки удаляющихся шагов заглушались гулом далеких фабрик. Джейс шагал быстро, прижимая к груди узелок с одеждами. С собой он взял только самое необходимое: практичные ботинки, теплый длинный синий плащ и пару книг, которые Виктор любил, но, кажется, никогда не успевал прочитать. Не факт, что получится в ближайшее время.        Слишком много дел.       Возвращаться в Мастерскую не хотелось, но других вариантов не оставалось: Академия для них обоих отныне закрыта — мертвецам и преступнику туда вход определенно запрещён.       В порт с Заунских улиц путь опасный и ненадежный из-за собирателей, потому Джейсу нужно было хоть немного подготовиться и узнать, как лучше пробраться, чтобы спрятать здесь Виктора, пока тот ждет безопасного выхода. Это оказалось просто.       Здание больше не ограждено: ремонт после взрыва первых неогранённых хекстеков завершили. Джейс вернулся сюда, словно домой, пройдя через Звёздную Аллею, полную скорбных лиц. Ход мыслей непроизвольно ускользнул к матери: как она там?       Мастерская встретила Джейса тишиной и запахом застоявшегося воздуха. Он замер на пороге, оглядываясь.        Свет пробивался сквозь пыльные окна тусклыми полосами, оседающими на столах и покрытых тряпками приборах, обнажая несовершенство. Треснувшие стены, обгоревшие балки, чуть подправленные, но всё ещё излучающие хрупкость. Здесь пахло металлом, залежавшейся гарью, старой краской и едва уловимым ароматом горечавки — её листья с давних пор полюбилось добавлять к чаю, Виктор же впоследствии от запаха плевался.       Прежние чувства нахлынули неожиданно: гордость от завершённых проектов, боль от ошибок, горечь утраты, волнение перед неизвестным — всё перемешалось в одно тяжёлое, но неожиданно уютное ощущение ностальгии. Пространство, когда-то живое от звона инструментов и мерцания искр, теперь казалось навеки уснувшим. Даже не верится, что прошло столько лет.       Джейс медленно прошёл внутрь, осторожно обходя обломки и старые не изъятые академией детали. В углу стоял полуразобранный макет хексгейта, когда-то служивший центром его исследований. Руки чесались начать подкручивать и калибровать его снова, но на уме вовремя замаячило напоминание, что с этим, увы, завязали.       Внимание привлёк хорошо знакомый толстый блокнот на застёжке с торчащими с боков закладками, отдыхающий на столе. Смахнув пыль с кожаной обложки ленивым движением, Джейс открыл этот портал в былое, заключённый на страницах, и меланхолично усмехнулся: на первом случайно открытом развороте бесчисленные схемы, чертежи с формулам, урывками обозначенные мимолётные идеи, а по соседству, как будто спрятанное между этим всем, лицо Виктора. Джейс не помнил, с каким чувством нарисовал его, но помнил, насколько легко это оказалось: графитовый грифель скользил по листу, ведомый до боли естественным желанием изобразить того, чьё присутствие с некоторых пор стало потребностью.       Джейс поднял заточенный карандаш и сделал несколько штрихов на пробу, затем ещё, ещё и ещё, пока не увлёкся. На чистых страницах появлялись портреты Виктора одно за другим, наброски с разных ракурсов и разных этапов его «становления» вплоть до последней ипостаси. К своему искреннему стыду Джейс обнаружил, что неприлично хорошо знает и помнит черты своего напарника, и захлопнул блокнот почти с досадой, пихнув его на противоположный край стола.       Через плотно закрытые окна с улицы донёсся воинственный звук горна, предупреждающий о скором отбытии. Значит, пора.

×××

      Утренний воздух был бледный и прохладный. Мэл смотрела с пляжа на то, как пузатый дирижабль пришвартовался там, высоко-высоко, к аркадной галерее башни, она — чистое собрание тоски и разлуки наряду с нежным предвкушением перемен, где люди толпились с одной схожей целью. Даже отсюда можно почувствовать, что все полны ожидания. Здесь же, на берегу, было не так. Это побег, вдалеке от людей.       Бывшая советница стояла рядом с Джейсом под руку. Ноги в сапогах мерзли, броня-позолота слегка мерцала. Мэл пряталась в белом плаще, на ее плечи накинули широкий мужской пиджак от сырости, чтобы не простыла. Пока корабли подготавливают к долгому пути, между ними витает неведомая тревога, создавая атмосферу, в которой даже мельчайшее движение становится событием, ожидающим своего разрешения. Волнующее предвкушение — скоро возвращение на родину — перебивается недосказанностью.       Джейс разрушил ее наваждение, положив широкие ладони на плечи, мягко пожимая и поднимая неприятную тему.       — Не сожалеешь об уезде без тр… — он прочистил горло, поправляясь, чтобы не звучать слишком грубым. — Ты уверена, что Медарду-старшую стоит хоронить здесь?       Мэл кивнула, нервно кутаясь в одежду. Холод магии зрел внутри нее, но избавиться от зябкости не получалось.       — Я еще не все решила. Внутри меня шумит эта буря, и не знаю, где будет тишина, — она повернула голову, заглядывая в скрытое лицо бывшего любовника. — Мама ведь истинная ноксианка. Уверена, она будет только рада упокоиться со своими воинами, как Генерал.              Голос Мэл стал нежнее, деликатнее, с робостью интересуясь:       — Тебе не в тягость заниматься такой грязной работой? — она чувствует, как слова даются ей тяжелее, чем она могла представить. — Не мучай себя. Ты ведь тоже потерял близких. Я… черт, я знаю, каково это.       Джейс приподнял маску «Светлячков», скрывающую до этого его лицо, и поддержал зрительный контакт.       — Да, потерял, — невольно огрызнулся он, все еще таящий обиду за омраченный, запутанный ум из-за игр с его чувствами от Советницы Медарды. — И не только людей. Ты ведь не хочешь слышать об этом.       Мэл опустила взгляд, вся в мыслях. То, о чем он говорил, было тяжким грузом, с которым она уже давно научилась жить — кажется, то произошло две вечности назад, — со смерти брата и уезда из Ноксуса. И вот она снова теряет семью и дом, отнюдь не ставя крест на себе.       Но вот Джейс — с ним что-то неладное.       Он вздохнул. Его рука снова легла на ее плечо, но теперь не с той целью, чтобы поддержать. Скорее заземлить.       — Знаешь же, что я больше никогда не смогу быть простым наблюдателем, Мэл. Я обещал ему… — он тут же замолчал, резко одумавшись. Слова будто обжигали губы. Джейс помотал головой и сделал шаг назад, словно возводя между ними стену, и с нервной спешкой снова натянул маску, скрываясь.       — Все хорошо, я поручу захоронить твоих людей внизу.       От непривычки перенявшая бразды правления Медарда съежилась и задумчиво глянула на ноксианцев, спешно загружающихся обратно на флот. Это ее люди. Ее армия. Теперь это все принадлежит ей.       — Спасибо. Они это заслужили.       Рука сама собой потянулась к месту, где раньше был медальон от Черной Розы. Это последняя их встреча, а дальше множество не разрешенных дел, возложенных на хрупкие плечи… Мэл сглотнула и резко повернулась, задрав голову, с уверенностью метнула взгляд на Джейса.       — Я рада своей инвестиции в тебя, Талис, — неожиданно, на одном дыхании, выпалила она.       Ответом ей послужила тень скорбной улыбки, невидимая глазу, которую Мэл неосознанно скопировала. Он неуютно топтался на месте, словно хотел поскорее закончить со всем этим, ведь какими же жуткими казались диалоги с этой прекрасной дамой, когда она смотрит на тебя, как сквозь стеклянную стену. Недавно с обиды от осознания ее сути Талис посчитал, что это чувство походило на разглядывание товара на витрине.              Джейс засунул руку в карман столь же неудобного плаща, выуживая ручку и несколько тонких листочков.       — Можешь написать имена, я положу их в урну во время церемонии.       Мэл покачала головой и развернулась на каблуках, смотря на горизонт, на водную гладь. Ее статная осанка приободрила Джейса: эта колдунья точно не пропадет.       — Не стоит рисковать, — отсекла она. — Я пошлю корабль в оговоренный срок, а до этого береги себя, ладно?       Жалит, душит тоска; этот город, Пилтовер, стал ей родным домом. Она приложила руку к возведению его на пьедестал, он — неотъемлемая её часть. Горло першит.       — Не пропаду, — он приобнял ее плечи, нависнув сзади, и приложился сокрытой костяной маской щекой к ее макушке. Тепло.       Дареный ей пиджак соскользнул с плеч и упал на землю. Она осталась недвижима.              — Знаешь, Джейс, — Мэл сделала паузу, будто примеряя слова, — я до сих пор не понимаю, чем все закончилось между тобой и Виктором? Да и битва в Зале Совета… — она запнулась, поджимая губы от неловкости и иронии собственных невысказанных фраз. — Была слишком странной. Почти как танец. Даже, — она бросила на него предупредительный взгляд, — не смейся! — прелюдия.       Джейс, разумеется, проигнорировал её ремарку и тут же расхохотался. Громко и резко, настолько, что звук отозвался у неё в ушах.       — Что ты хочешь этим сказать? — стараясь обуздать смех проговорил он, но в голосе всё же проскользнула раздражённая нотка, быстро сменившаяся на искру веселья (глупо на подобные двусмысленности злиться). — У тебя слишком точные наблюдения. Иногда мне кажется, что ты читаешь мысли.       — Ты просто плохо прячешь эмоции, как и всегда, — спокойно ответила Наследница, хотя внутри все же почувствовала легкую горечь.       Ответ она получила, хотя и не сразу.       — Да уж, — наконец произнёс Джейс, вздохнув. — Эта стычка была… странной. Хотя, давай честно, это даже не была полноценная битва. Ни один бой бывших друзей так не выглядит. И уж точно это не было завершением.       Он чуть помедлил, прежде чем добавить с едва заметной усмешкой:       — Может, ты права больше, чем мне хотелось бы признать. Это был диалог? Да, довольно выматывающий, но все же диалог.       — Мне жаль, что он у… — она не успела договорить.       С корабля крикнули, что готовы к отправлению — это поторапливали Наследницу Мэл Медарду. Когда же кончится ее игра с дураками в «дурака»?       — Удачного пути? Надеюсь, на нём не встретится голубая пташка, — прошептал Джейс, хмуря брови, зная, что предаст не выражение лица, а сами чувства. Ох уж эта ведьма-эмпатка и ее провокационные вопросы.       — Да. И тебе, — тихо ответила она. Тонкие пальцы в метках-позолоте прикоснулись к его предплечью, Медарда опустила взгляд в землю.       Прощались недолго. Тут же Джейс отпрянул, помахал рукой и быстрым шагом направился к Городу Прогресса.       

×××

      Фигура напротив оконного проёма.       Виктор, изменившийся и так и не вернувшийся в полностью человеческую ипостась, с ностальгическим интересом сидел в тусклой, маленькой, некогда разрушенной мастерской Джейса.       Отпетый архангел, чей нимб — мерцающие светодиоды с улиц. Свет фонарей сбоил и изредка перемигивался, — еще не успели починить поступление энергии — к чему привыкаешь.       Он вчитывался в их пыльные, наивные исследования, сохранившееся здесь начало пути. На доске нарисован треугольник с пустотой в центре — хекстек, а рядом таблица известных на тот момент рун. Один из первых чертежей, прошло уже столько лет. Протяни руку, и коснешься прошлого; кажется, что всего один выбор мог изменить судьбу. Но он чувствует — нет, знает, — что это иллюзия.       Механические пальцы его третьей руки-протеза машинально расправляются, чтобы поправить плотные шторы на окнах. Царит глубокая чернота, в которой все неподвижно. Включать светильники внутри мастерской Джейс строго настрого запретил, и Виктор не сразу понял, что видит слишком хорошо для царящей вокруг темноты. Пришлось «сощурить» глаза для антуража. Он ведь прячется.       Прятаться от людей — обычное его состояние, а вот бездействовать, как просил Джейс, никто не собирался.       Хотелось творить.       Он вслепую провёл пальцами по запылённой поверхности рабочего стола. Под неестественно гладкой ладонью вдруг что-то зацепилось — твёрдое и чуть шероховатое. Листки? Виктор наклонился, чтобы рассмотреть находку, и обнаружил толстый блокнот. Чистый, явно недавно тронутый, но исписанный более чем наполовину, если судить по закладкам.       Неожиданное узнавание кольнуло: Джейс раньше таскал его с собой, защищая аки зеницу ока, а сам Виктор уже читал его, когда Талису грозили отчислением из академии. А потом блокнот вместе с частью записей, что должны были изъять, исчез, а на деле, оставленный в этой мастерской, остался копить слои пыли, как и многое другое в жизни. Вещь, которая не должна была здесь быть.       — Вот как, — пробормотал Виктор себе под нос, усмехнувшись и осторожно погладив треснувший корешок.        Открыть его он решился не сразу. В этом маленьком предмете скрывалось что-то тяжёлое, это было очевидно. Интимное, почти запретное. Но любопытство снова оказалось сильнее: надеясь найти чертежи или записи, Виктор приоткрыл застёжку, переплёт нехотя хрустнул, и перед глазами развернулись первые страницы.       Знакомые линии и формулы, некогда открытые с юношеской жаждой знаний, теперь казались такими простыми и почти… банальными. Урывки мыслей. План на день. Одни из «их» старых девизов, записанных Джейсом: «Прогресс требует жертв», «Нам нужны лидеры, смотрящие в будущее, а не в прошлое». Подчёркнутое: «Если хочешь изменить мир, не спрашивай разрешения».       Он перевернул ещё несколько страниц, пока не наткнулся на то, что остановило его взгляд. Лица. Его лицо.       Виктор уставился на собственные портреты — наброски, с штрихами, полутонами. С разных ракурсов, в разных настроениях. Там был он — прежний, нынешний, весь, как на ладони, вложенный вместо Скай на жертвенный алтарь.       Он затаился, осознав, что больше не видит то, что перед ним. Вместо этого перед глазами — образ Джейса, сидящего за этим столом с карандашом в руке. Напряжённый, сосредоточенный, увлечённый… забывший о времени и обо всех мирских делах.       Виктор почти мог услышать скрип графита по бумаге. Картина была настолько живой, что он невольно отвёл взгляд от страницы. Это было невыносимо личным. Словно кто-то вскрыл то, что он давно пытался забыть.       Виктор поспешно перевернул несколько страниц назад, надеясь найти что-то другое, но остановился, заметив рядом со списком дел, куда втисалось «Виктор — мой напарник. Знаю только его имя, надо спросить о фамилии» — он бы удивился правде, — приклеенный маленький вкладыш с тем же содержанием, как и последняя исписанная страница. Потемневший от времени, он казался чем-то чужеродным среди остального содержания блокнота. Подцепив скотч, Виктор легко оторвал его, как будто тот ждал этого момента.       Он замер. Что он делает? Хотел забрать рисунок?       Мысль застала его врасплох. Почему это так важно? Сам факт, что Джейс рисовал его, или то, что эти наброски были такими… проникновенными?       Виктор захлопнул блокнот, как будто пытаясь заглушить незнакомое внутреннее движение, природу которого он так и не дал себе понять. Его жесткие пальцы оставили на обложке едва видимый след, чего он не заметил.       — Хватит, — прошептал самому себе, возвращаясь к чертежам.       Думаешь, Виктор, стоит на такое полагаться?       Но память не отпускала.

×××

      Красться в маске по Пилтоверу — городу, в котором ты провёл детство и юность, по которому парили дирижабли с твоим изображением на баннерах, ради которого ты на плаху возвёл своё предсказуемое будущее — ощущалось странно, но не плохо.       Тенью скользя по выложенным камнем улочкам, по въевшимся в подкорку пейзажам, мимо проезжающих скрипучих трамваев и рокочущих паровых двигателей, сквозь толпу суетных горожан, Джейс чувствовал себя преступником (кем, строго говоря, и являлся ныне), и вопреки ожиданиям не испытывал тоски или обиды, скорее лёгкий азарт и предвкушение. После сражения с ноксианцами, когда Верх и Низ действовали как единый организм, явилась одна простая истина — этот Город умеет прощать. Но для этого необходимо время.       Добравшись до мастерской, мужчина в экипировке «Светлячков» огляделся на предмет хвоста и прошмыгнул в здание через чёрный вход, единственный не заваленный и не заколоченный. От шагов по лестнице и деревянным доскам в коридоре раздавалось гулкое эхо, кроме этого — гробовая тишина, заставляющая интуитивно напрячься. Но Виктор никуда не исчез и оставался здесь. Завис над верстаком, о чём-то, видимо, глубоко задумавшись, потому на вошедшего не обернулся. Подобное происходило и раньше: кому-нибудь из них время от времени приходилось замирать, аки каменная гаргулья, чтоб поймать за хвост ответ на решение головоломки. Очень деликатный момент, требующий такого же деликатного отношения.       Не создавая лишнего шума, Джейс прошёл внутрь и снял маску, провёл ладонью по влажному лицу (стоит посоветовать Экко подобрать более воздухопроницаемый материал), стирая пот и эмоции от прощальной встречи; по-хозяйски снял газовую горелку с крючка на стене, с полки достал перевёрнутые дном вверх стаканы и круглодонную колбу из сушильного шкафа, действуя с машинальной плавностью. Вряд ли наступит момент, когда мышцы забудут расположение каждой приблуды в мастерской — слишком много времени здесь проведено.       Из наплечной сумки мужчина вынул коробку и мешочек со специями, зажёг горелку и закрепил на штативе колбу, налил в неё молоко, разломал две звезды бадьяна, чтоб пролезли через горлышко, закинул следом несколько засушенных нераскрывшихся бутонов гвоздики и палочку корицы. За всеми приготовлениями не заметил, что Виктор стоит позади совсем рядом и наблюдает, потому вздрогнул, едва знакомый тембр мазнул по перепонкам:       — Стоит ли мне ҏадоваться тому, что ты и о таких моих слабостях помнишь?       Раньше голос напарника звучал на уровне плеч, теперь — над головой. Сколь долго придётся привыкать ко всем переменам? Джейс обернулся через плечо, поднимая глаза: в полумраке, освещённый дрожащими короткими языками пламени горелки, Виктор выглядел воистину жутко. Потусторонне.       — На рынке возле набережной старушка торговала специями, и я не смог пройти мимо, — удерживая мешочек с пряностями за плетённые шнурки, Джейс покачал им в воздухе, распространяя великолепный аромат. Мог ли Виктор его чувствовать? Возможно, теперь ни вода ни еда не являются для него чем-то необходимым для выживания. — Слушай, а ты–       Джейс прикусил язык, нахмурился и покачал головой. Нет, слишком неловко об этом спрашивать так рано. Прискорбно, что он не читает людей так, как Мэл, и не способен заглянуть внутрь чужой головы и изучить содержимое, его удел — действовать исключительно наугад. Интересно, как себя чувствует Наследница, не мучает ли её морская болезнь?       Длинные и холодные на манер металла пальцы обхватили подбородок, настойчиво разворачивая лицо обратно к столу.       — Джейс, молоко убежит, — сказано в макушку; пальцы другой руки, иссиня-фиолетовой с узорами-золотом, зажали фитиль, и огонь горелки умолк, кипящая жидкость постепенно успокаивалась. Успокаивался и подскочивший от испуга пульс, когда Виктор отступил и вернулся к своему прежнему занятию.       Плечи Джейса осунулись, он потёр глаза и выдохнул. Привыкать придётся долго.       За верстаком Виктор возился с инструментами, сдувая с них осевшую пыль, со звоном перебирал детали: болты, гайки, шестерёнки и прочую мелочь. Зацепившись за чертёж в блокноте, он не удержался от желания собрать конструкцию, которую Джейс сочинил для первого академического конкурса, где в итоге с треском провалился, не пройдя даже отборочный этап. Тогда они ещё не познакомились и не синергировались в своём стремлении изменить мир, но образ Талиса слишком выделяющийся: одного раза достаточно лицезреть, чтоб запомнить надолго.       Устройство показалось Виктору презабавным: шумное, яркое и совершенно бесполезное.       — Навевает воспоминания, — сказал Джейс вместе с тем, как поставил стеклянные стаканы с ароматным молоком по правую сторону от конструкции с крутящимися лопастями.       Стакан Виктор взял не сразу, несколько недолгих секунд вглядывался в него, под конец всё же обхватывая пальцами тёплое стекло.       — Ты бывал ҏаньше в Зауне? Я имею в виду, кҏоме того случая, когда ты пҏишёл и сломал всё, что я постҏоил.       Талис развернулся и хотел было начать свою активную оправдательную защиту, но вовремя затормозил себя: это же Виктор, его напарник и ближайший друг. И сказал он это так, будто Джейс сломал что-то вроде песочного замка, с некой детской обидой (притворной ли?).       Джейс рассмеялся и покачал головой.       — Я спускался в Заун, чтобы разрушить планы ещё одного засранца, — бравировал он, намеренно умалчивая о деталях того фееричного провала.       Голова Виктора с глазами-прожекторами склонилась вбок — наверняка закатил бы их сейчас, будь такая возможность.       — Не дуйся, — Джейс похлопал напарника по бионическому плечу. — Побудешь мне экскурсоводом?       — Если обещаешь вести себя пҏилежно.       — С обещаниями у меня дела так себе, но я постараюсь, — и уверенный кивок в довершение.       — Отлично, — протянул Виктор, окидывая Джейса скептическим взглядом. — Хотя я уже пҏедвкушаю, как ты наверняка умудҏишься вызвать какие-то непр’риятности.       — А вот это уже клевета, — притворно возмутился Джейс, складывая руки на груди. — Я всегда… ну, почти всегда, в пределах разумного, стараюсь держаться в стороне от лишних проблем.       — Как бы ты сам и не был их источником, — Виктор тихо пробормотал, повернувшись спиной к напарнику, но достаточно громко, чтобы Джейс услышал.       — Эй! — возразил тот, но расплылся в улыбке от подобного подтрунивания. — Ладно, серьёзно, — продолжил он, немного помрачнев. — Нам правда нужно увидеться с Экко. Я слышал, он сделал копию чертежей Профессора. Может, там есть что-то, что нам пригодится.       — Хеймердингеҏ… Мґм. Я помогу. Тем более сейчас вр’ремя, когда все заняты.       На какое-то время повисло молчание. После водоворота событий, из-за которого привычное мироустройство с ног встало на голову, не выпадало моментов для праздной неторопливой беседы. Их стало немного ещё с тех пор, как Джейс оказался в составе Совета и в гуще политических и дипломатических демагогий. И сейчас радостно уже от того факта, что не нужно бежать куда-то на мероприятие, придумывая второпях очередную воодушевляющую речь. И не нужно больше отчаянно бросаться в пропасть, играя на перегонки со смертью, чтобы вырвать из её когтей того, кто значил для него всё.       — Мэл сказала, что наша потасовка местами походила вовсе не на драку, — как бы невзначай нарушил тишину.       Спокойная расслабленная поза Виктора схлынула, сменяясь любопытством и недоумением в каждом движении.       — На что же? — к ароматному и наверняка уже остывшему молоку так и не притронулся, хотя стакан из руки не выпускал.       — Это я и пытаюсь сейчас выяснить, — Джейс улыбнулся мягко, в своей излюбленной манере «человека прогресса», как он по обыкновению делал на публике: наигранно и всё же наивно.       Виктор задумался, прокручивая в голове тот день, и не встретил никакого внутреннего сопротивления: слишком поздно беспокоиться о таком. Не после пережитого.       — Не то чтобы я вынашивал в себе желание пр’ридушить тебя, — начал Виктор своим мурчащим голосом, и Джейс невольно усмехнулся на такую подводку. — И тем не менее… Я осознал явственно, что моё тело меня больше не огҏаничивает. И даже такого, как ты, я могу… — он сделал неопределённый жест в воздухе, на что Джейс приподнял одну бровь.       — Такого, как я? Невозможного красавца, имеешь в виду?       — Насчёт пҏидушить я могу пеҏедумать, — он парировал мгновенно, почти угрожающе клацая протезом, проворачивая с небольшим щёлканьем сегменты на запястье, поднеся руку ближе к собственной шее для наглядности угрозы.       — Попробуем обойтись без этого, — взгляд по инерции примагнитило к дразнящей третьей руке, способной без особого труда распилить прочнейший композиционный сплав. Уму непостижимо, что Виктор потешался над ним подобным бессовестным образом. — Мне по вкусу, когда ты на моей стороне.       — Отчего же? Вҏаг я, стало быть, непр’риятный? — Виктор испытывающе скрестил руки на груди.       — Наихудший! — беззлобно заканючил Джейс.       — Ну-ну, — подыгрывая, в успокаивающей манере Виктор дважды пригладил рукой-протезом волосы на макушке напарника, вызывая у того улыбку. В этот раз настоящую.

×××

      Туман Серого Неба окутывает улицы, струясь плотной пеленой. Обычно он не слишком густой, позволяет дышать более-менее свободно. Но сегодня царит Серостой — время, когда воздух настолько тяжек и удушлив, что каждый вдох является борьбой, грудь сжимает, видимость ограничена расстоянием вытянутой руки.       Переживать о маскировке долго не пришлось: на общественном хексдравлическом подъёмнике самыми странными пассажирами являлись те, кто выглядел совершенно обычно. На рыночном стыке между Зауном и Пилтовером градиент культур казался не столь очевидным, но чем ниже спускаешься, тем чётче становится разница.       И тем труднее становится дышать.       Технологии, развивающиеся здесь с ненормальной скоростью, завораживали столько же, сколь пугали. Ничем не сдерживаемая индустриализация не брезговала выжигать напалмом всякую жизнь, но та, упрямясь, находила всё новые и новые способы адаптироваться под экстремальные условия. Что важнее: использовать их в своих интересах.       Подъёмник с оглушающим скрипом затормозил на уровне Променада, где сошла львиная доля нормальных граждан и им на смену загрузилась прослойка более жутких на вид существ. Раздался свисток кондукторши.       Казалось, что маска банды «Светлячков» не способна спрятать пристальный и любопытный взгляд, потому для надёжности, не желая привлекать внимание, Джейс развернулся к панорамному зеленоватому окну, загрязнённому слишком сильно, чтоб можно было хорошо рассмотреть обстановку снаружи. Становилось темнее; свет от фонарей с лампами накаливания заглушался и перебивался кислотно-зелёным цветом и густым смогом из промышленных труб. В глотке накапливалась горечь, которую не удавалось проглотить, она въедалась в слизистую и жгла её. Капсула-лифт не герметична, и всё же атмосфера внутри сменялась удивительно быстро.       — Сходим на следующей, — зазвучал голос Виктора где-то над ухом. Ответом послужил простой кивок — им Джейс и ограничился: усиливающиеся першение в горле сулило приступом кашля. Отражение Виктора в заляпанном стекле оставалось неподвижным; его фигура в тёмном плаще отгораживала компаньона от остальных попутчиков. По лицам некоторых стразу видно — шавки химбаронов, — что следует держаться подальше. В сонофон раздался голос суровой кондукторши:       — Мезонин, выходим! Дальше не спускаемся!       «Рев» со скрипом остановился. Выходили на уровне, откуда начал пропадать свет. Спустись на этаж ниже — утонешь во тьме.       — Ты запомнил путь? — уточнил Джейс, сам же уже внутренне теряясь из-за пространных объяснений Экко по типу «туда-сюда-обратно», ведь очнулись они сразу в убежище, а романтичной прогулки до Древа не случалось.       — Через сточные тр’рубы, — коротко ответил Виктор, осматриваясь. — Или вентиляцию.       Хотелось ответить что-нибудь едкое, но горло защипало. На Медно-латунной аллее, как и на близлежащих улицах, находились фабрики химбаронов. Здесь с избытком напихана вентиляция, но ближайшие месяцы она скорее вредила, и местные работники затыкали ее чем только можно. Химикаты из труб, открытых по приказу Кирамман, распространялись полупрозрачным ядовито-зеленым облаком газов, заволакивая все вокруг и удушая. Лишая… дыхания… Джейс поморщился. Предстоит так много работы, но это уже не его рук дело.       Придется замараться буквально. Стоки так стоки.       Виктор вел их вперед со знанием местности.       — Здесь всегда так было?       — Сколько себя помню, особенно на Черных линиях. Но достаточно не появляться здесь какое-то время, чтоб при следующем визите едва узнавать.       — В хорошем или плохом смысле?       Ничего не говоря, Виктор неоднозначно промычал.       Всё, что есть в Пилтовере: проверки, сертификации, множество предварительных испытаний и тестов до конвейерного производства, этика и законы, ограничивающие людское любопытство и жадность — в Зауне этого нет. Иногда нет и здравого смысла.       — Здесь, в такой свободе, ҏождается множество гениальных умов. Многие из них тонут в безумии. Ҏезультат ты можешь наблюдать воочию.       Из этих слов следовало, что они бредут сейчас по внутренностям огромной пороховой бочки. И что испытывать по этому поводу Джейс никак не мог определиться. Память заезженной пластинкой воспроизводила слова: «Я — с Нижнего Города». Ясно лишь то, что этому месту нужна помощь. Строгая рука, которая задаст верное направление.       Виктор не переставал верить, что Заун может стать лучше (потому и Джейс).       Может излечиться.       Тело, что раньше страдало от недуга и медленно умирало всё стремительнее после каждого вздоха, теперь излечилось от хвори, став чем-то бóльшим, чем могло в себе уместить; оно — рождённое в слабости, закалённое в страдании, уничтоженное в безумии и спасённое в эгоистичном упрямстве — неподвластно тому, откуда берёт своё начало. Семечко содержит потенциал цвета, запаха, бутона и листьев цветка, но разве можно сказать, что семечко — это плод цветка? Тело осознает полно: мир — это просто слияние множества материальных сил. Воздух здесь не способен боле наносить вред совершенному организму. И всё же миазмы, червями заползающие внутрь, напоминали каково это — гнить заживо.       Осмотревшись вокруг, они дошли до застоявшейся и заброшенной пилтоверцами системы канализации, которую зауниты используют скорее для сокращения маршрутов. Стены сточного тоннеля звонко резонируют со звуками шагов по бензиновым лужам. Первое, что привлекает внимание, — это множество граффити и выцарапанных на стенах рисунков какого-то незнакомого символа. Пауки? Всюду пауки.       На сухой кашель, эхом разносящийся вдоль трубы, Виктор реагирует мгновенно: подходит к отставшему и согнувшемуся в приступе Джейсу, осматривая маску: либо она изначально неисправна, или что-то мешает ей фильтровать отравленный воздух.       — Будет сложно, но попытайся задер’ржать дыхание, — сказал Виктор и, дождавшись согласия, снял устройство с чужого лица; испытывая странное, неприятное волнение, он разглядел поломку в виде отогнувшейся пластины эзофильтра на одной из сторон и с характерным скрежетом вернул её на место. В маске Джейс с опаской вновь сделал вдох и, откашлявшись, задышал уже с облегчением.       — Спасибо, — пробормотал он севшим на октаву голосом. Горечь, вяжущую глотку, хотелось сплюнуть под ноги.       Воплощённый безукоризною, Джейс оставался уязвимым всё это время, и не замечавший этого раньше Виктор сейчас задумался, почему тот так часто поддерживал под руку, помогая идти, и ободряюще обнимал за плечи. Ощущение это казалось неясным и хорошо забытым.       — Ви? Идём?       Натянув обратно на голову капюшон накидки, Виктор молча зашагал вперёд. Искать надо там, откуда дует ветер.       Если птицу и поймают, о полёте она не забудет. Это есть воплощение разобщенных группировок Зауна, что создаются с одной целью: избавиться от угнетения. От властолюбивой хватки химбаронов, от держащего в тени Пилтовера. С этими целями, верно, лучше всего справляются «Светлячки».        Шли долго, слишком долго, чтобы не начать сомневаться, правильно ли выбрали направление. Граффити редели, больше всего их было оставлено у входа; их заменяли флюоресцентные насекомые, являющиеся единственным источником освещения. Лужи под ногами отражали слабое мерцание, иногда из темноты вырывались движущиеся тени — крыс или иных измененных под влиянием мерцания существ, оставленных без внимания. Шаги Виктора звучали уверенно, как будто он точно знал дорогу, влекомый чем-то большим, чем интуицией и памятью, но даже его нельзя было назвать расслабленным. Глаза-щелочки беспрестанно обшаривали пространство впереди, каждую тень, каждую ветку трубы или треснувшую панель. Здесь могла скрываться опасность, а звуки сверху или издалека (эхо мешало ориентироваться) — обрушения, движение механизмов, звон металла — указывали на жизнь, что кипела даже в таких местах.       Поворот за поворотом, они спускались всё ниже. В одном месте пришлось проскользнуть через узкий тоннель, где откуда-то из глубины тянуло неприятным запахом гнили. В другом — перепрыгивать через ржавые решетки, едва держащиеся на перекосившихся болтах. Одна из них угрожающе заскрипела под весом Джейса, заставив того схватиться за ближайшую трубу, но, к счастью, удержалась.       Следующая развилка оказалась входом.       Возникла панорама: качающееся на продувном ветру из-за дыры над головой потемневшее гнездо, пёстрые птахи, сосредоточенно танцующие вокруг него, их тревожно-озабоченные крики, писк птенцов. И Экко, забравшийся прямо на Древо, свисающий к верху тормашками с высокой ветки.       Нет, конечно, ему было все равно на то, что вся община собралась вокруг, откровенно забавляясь с того, что творил их лидер. Более того! Экко считал, что все в полном порядке, что ветер в лицо и скрип ветви, страдающей соразмерно как от ветра, так и от веса — это нормально, само собой разумеется и вообще он держит все под контролем. Его ведь попросил сын Скара, старого товарища, чей взгляд в этот момент не оставлял выбора отказа как такового.       — Ну-у-у-, еще чуточку… — высунув язык, Экко пытался дотянуться пальцем до грозившегося выскользнуть гнезда. Стараясь использовать умеренную силу, чтобы аккуратно поправить… он ругался раз за разом, боясь совершить непростительный проступок и сделать ситуацию хуже. Подцепил: ноготь указательного пальца уткнулся в мелкие ветки и волокна мусора, из которых и было свито убежище. Птенцы боязливо затихли, жались друг к дружке пузиками, их облезлые крылышки трепетали, из-за чего сердце также стиснулось от жалости. Осторожно поправив гнездо, он ловко качнулся и спрыгнул на ховерборд, умудрившись поскользнуться и плюхнуться на ягодицы у земли. Ну хоть не расшибся в лепешку.       Виктор иронично захлопал, шаг-в-шаг с Джейсом подойдя к спасшему их мальчишке, кому подвластно время. Экко тут же напрягся.       — Вы уж простите, если не встретил вас с фанфарами, — начал он, поднимаясь, и, обмахнув руки, сделал пару неуклюжих шагов назад, вцепившись взглядом в Виктора. Было видно, что парень внутренне напряжён: его ладони смирно лежали на бедрах, но пальцы нервно барабанили по швам брюк. — Идемте.       Некоторые светлячки недоуменно переглянулись. Цокнув, Экко спешно махнул рукой, подзывая гостей, и двинул в уединенную комнату где-нибудь снизу, чтобы не давать неприятным ему типам ховерборды.       — Надеюсь, вы пришли не за тем, чтобы мне снова всю голову морочить, — уже внутри помещения проворчал он, захлопывая дверь полупустующего склада.       Виктор осмотрелся.       — Должен признать, что ты как всегда гостеприимен, — с некой натянутой улыбкой начал Джейс. — Но нам действительно нужно поговорить.       — Вот как. А я думал, вы со своим «блестящим планом» уже плывёте куда подальше. Чего вам теперь надо? — Экко скрестил руки на груди, облокотившись спиной к стене. Его голос прозвучал язвительно, но Виктор видел, что это защитная реакция. Экко был готов слушать, но ждал объяснений.       — Нам нужно вҏемя, Экко. И место, — сказал Виктор, обойдя Джейса и приблизившись к своему недоброжелателю, смотря на него сверху вниз и говоря медитативно учтиво. — Мы хотим понять, что ещё можно сделать для тех, кто остался здесь, в Зауне.       — «Что ещё можно сделать»? — Экко фыркнул, недоверчиво склонив голову. — А то, что уже натворили, тебя не смущает?       — Смущает, — резко ответил Виктор. Его голос прозвучал так твёрдо, что Экко слегка отшатнулся. — Но это не значит, что я откажусь от попытки испр’равить хотя бы часть.       Экко молчал. Его глаза бегали между Виктором и Джейсом. Он явно пытался решить, стоит ли впускать их в свою зону доверия снова, даже после того, как они недавно обрушили на его людей свой «подарок прогресса и великой эволюции». То, что он им помог выкарабкаться из этой ситуации и поклялся унести тайну их жизни в могилу, не значит, что Светлячки — союзники.       — Послушай, Экко, — вмешался Джейс, поднимая руки в примирительном жесте. — Мы понимаем, что ты не обязан нам помогать. Но остались чертежи Хеймердингера. Возможно, с их помощью Виктор сможет разработать устройство, которое…       — …Которое снова всё взорвёт? — перебил его Экко, поднимая бровь.       — Нет, — уверенно отозвался Виктор. Его взгляд, хоть и строгий, был полон искренности. — Я хочу создать фильтҏ для воздуха. Для Зауна. Для тех, кто дышит этой отр’равой каждый день.       Экко на мгновение замер, и в его взгляде что-то дрогнуло. Их Первая химбаронесса в Совете способна договориться о закрытии дыма, но вот что делать с осадками и заводами, с серым небом, которым всю жизнь дышали он и его близкие — неясно. Эзофильтры дорого обходятся и изнашиваются в самый неподходящий момент. Дерево болеет.       Возможно, сомнения растут из горечи, или, может, надежды, так долго сжатой в кулаке, что её трудно было отпустить. Идея прекрасна, но приходила от того, кого едва ли рискнёшь назвать другом.       — Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Экко скрестил руки, его взгляд стал испытующим. — Ты понимаешь, сколько химбароны потеряют, если это заработает? Лучше уж локальное фильтрование, иначе мы не удержим их гнев.       — Да. — Виктор ответил без колебаний. — И я знаю, что они сделают, чтобы это остановить.       — А что Джейс? — Экко бросил короткий взгляд на стоящего чуть позади изобретателя.       Джейс поднял руки, словно сдаваясь.       — Это не моё. Я здесь за компанию.       — Чушь. — Экко скривился, явно не веря. — Мальчик прогресса и отказывается от науки.       — Возможно, — согласился Джейс, устало потерев висок. — Но сейчас я прошу тебя только об одном. Если получится… передай моей матери в Пилтовере, что я жив.       Экко склонил голову, будто обдумывал услышанное. Затем тяжело вздохнул.       — Знаете что? Ладно. Но только потому, что я хочу увидеть, как это получится. Но это не умаляет твоих грехов, Вестник.       — Виктоҏ.       — Да плевать мне, — заунит закатил глаза, меж бровей и на переносице образовалась хмурая складка, скатавшая краску. — Чертежи и в правду сохранились, но там ничего полезного в подобном направлении нет. Если они вам помогут — вперед и с песней. Конструировать будете при мне, я хочу знать технологию. И что вы не будете чудить!       За маской не было видно яркой улыбки Джейса от облегчения. Он схватил руку предводителя банды, крепко пожимая. Экко коротко усмехнулся, качая головой.       — Вы, наверное, последние люди, кому я бы помог, — пробормотал он, а потом бросил через плечо: — Следуйте за мной. Если ещё раз подведёте…