МФ

Александра.       Тишина, темнота и медленно текущее время так и манят растечься вместе с ними. Лежу, опустив голову на предплечья, вытянув руки на столе. Волосы колышет ветер из открытого окна. Закрыть глаза — коричневая пелена с едва заметными разводами. Открыть — примерно такого же цвета поверхность стола. Размыто бликует светом из окна и рябит мелкими вдавленными полосочками — имитация дерева. Идиотское дизайнерское решение — обязательно надо что-нибудь подкладывать под лист, если пишешь от руки, иначе вся эта имитация дерева будет в почерке. В приёмной эта проблема решилась тем, что поверхности стола просто не было видно — в несколько слоёв лежат очень важные папки и записки под прозрачной подстилкой на стол.       Сколько я уже так лежу? Спать не хочется — не могу. Вздрагиваю от каждых шагов в коридоре. Всё кажется, что зайдут ко мне. По началу поднималась, затем поворачивала голову. Сейчас не реагирую. За шагами всё равно последует хлопок другой двери.       Краем глаза цепляю раздражающие часы на подоконнике. Уже второй час. В двенадцать, кажется, было то совещание, уже должно закончиться. Эти шаги десять минут назад были всё-таки Морозовой? Даши Васильевны. Или нет? Как будто вообще близко не подходили. Катя Ветрова? Вообще про неё забыла. Другой департамент?       Очень громко в пустынном кабинете урчит живот. Теперь у меня масса времени поесть — даже можно выйти на улицу. Только нет никакого желания. Кусок в горло не лезет. Но я бы попила чаю и сходила в туалет. Жаль, в «персональных» кабинетах такие удобства не предусмотрены. Даже у МФ нет. Только у гендиректора, наверное. Может, у заместителей.       Рывком заставляю себя подняться и сесть ровно. Противно скрипит стул. Прислушиваюсь к происходящему в коридоре и в соседнем кабинете — подхожу к стене между кабинетами, вроде тонкая. Должно быть слышно. Как там подслушивают? Через розетки? Смотрю на белый короб проводов, на розетки, но всё же ограничиваюсь стеной. Стою какое-то время. Ничего не слышно или там ничего не происходит?       Случайно касаюсь щекой неприятно-холодной неровной стены. Фе. Уже хочу бросить затею, но из-за стены едва доносится звонок телефона. Никто не берёт трубку. Их нет, что ли? Тем лучше.       Направляюсь к двери и ещё несколько секунд вслушиваюсь в звуки в коридоре — убедиться, что никто не идёт. Неважно, кто — не хочу ни с кем встречаться.       Приоткрываю дверь и шагаю в пустой коридор. Тихо её закрываю за собой — не хлопок, так что, надеюсь, никто не узнает, что я вышла. Пойду всё же в столовую. Или с собой что-то куплю. Ещё один день голодать…       Должна ли я сказать, что иду на обед? На секунду замираю напротив кабинета Морозовой и Барсовой. Нет, не буду. Всё равно их, видимо, нет. А один раз скажешь — придётся говорить всегда. Дополнительный контроль…       Крадусь по сумрачным лабиринтам, то и дело озираясь и пробегая взглядом таблички на кабинетах. По два-три кабинета разных департаментов. Есть и Административного. Какие-то изгои здесь собрались.       Быстро фотографирую вид из окна в коридоре на московские крыши старинных цветных зданий. Подоконник заставлен разными растениями в горшках. На одном из растений привязаны ленточки. То ли для красоты, то ли для поддержки относительно палки-опоры, то ли языческий обряд.       Кулер в коридоре недалеко от туалета. Да уж, в приёмной был отдельный. Едва успеваю дочитать объявление «Просьба не выливать остатки чая и кофе в каплесборник», как слышу звук пришедшего лифта и быстро захожу в туалет. Благо, не занято. Здесь всего одна кабинка сразу за дверью. В ней и унитаз, и раковина, и зеркало. Удобно.       Двери лифта раскрываются на этаже. Кто-то выходит. Каблуки Морозовой и ещё чьи-то шаги. Мужской голос звучит неразборчиво. Они проходят мимо и затихают вдали.       А это ещё кто с ней? Или это не Даша Васильевна?       Делаю свои дела в туалете и выхожу, убедившись, что вокруг никого нет.       Из высокого окна на лестнице открывается вид. Облака серо-синими горами нависли над крышей, где третий мезонин — мой кабинет. Рядом ещё два — Морозовой с Барсовой и Кати с новым пареньком из другого отдела.       Медленно шагаю по лестнице, разминая ноги. Украдкой заглядываю в коридор, ведущий в приёмную гендира и большие залы для совещаний и приёмов. По дороге делаю фото в зеркале напротив лифта. На шестом зеркала нет, вот досада. Есть начиная с пятого и до первого.       Оказавшись на четвёртом, прошибает мысль — нужно вещи забрать. Резко замедляю шаг — к счастью, никого вокруг нет — и пишу Настеньке с вопросом, как обстановка. Надеюсь получить быстрый ответ о том, что в приёмной никого нет и всё тихо. Надежда умирает последней, как говорится. Подхожу уже у самой двери приёмной со скоростью улитки — Настенька не ответила и даже не прочитала. Прислушиваюсь — тихо. Хоть бы вообще на месте была. Ладно, если нет, всё равно просто заберу вещи. Какая разница, в конце концов? Я уже там не работаю.       Открываю дверь. Уверенно, но осторожнее, чем обычно. Будто чуть что — захлопну её перед носом у МФ. Как бы не так. Что мне даст эта осторожность? Разве что выиграть пару секунд, чтобы сориентироваться в ситуации.       Настенька за своим столом сосредоточенно раскладывает бумажки. Едва услышав дверь, резко поднимает голову. — Ой, Саня, ты! Привет!       Киваю ей, взглядом стараясь охватить и стол Аделины — бывший мой — и часть переговорки, которая видна из открытой туда двери, чтобы оценить обстановку. Настенька ловит мой взгляд. — Аделина обедать пошла. Ларина у себя.       Удачно. — Я за вещами, — говорю тише, чем обычно, даже когда через стенку МФ. Странно — ощущать себя гостем в месте, больше года бывшем «вторым домом». Теперь меньше рамки дозволенного. Как у всех. — Ага, давай. — Настенька вновь утыкается в бумаги.       Не паникует, но занята. Значит, дела не плохи. Хочется поболтать с ней, всё обсудить, но, видно, та не настроена. Пожалуй, я тоже. Пока ничего не понятно. Нечего говорить. Значит, в другой раз.       Открываю шкаф, куда предусмотрительно припрятала свои пакеты. Те, которые уместились. Ещё два — ненавязчиво стоят рядом, за дверью их и не видно. Вроде с утра совещаний в переговорке не планировалось, значит, МФ не видела этот вокзал. Иначе бы кому-то досталось по шапке. Точно не мне. Насте.       Максимально стараясь не шуршать, переношу пакеты по два на гостевое кресло в приёмной — поближе к двери. Там удобнее возьму… Шесть штук, в теории можно за один присест унести. Только бы не порвались. Чёрт, пиджак ещё, вешалка… Другой убрала, брюки и футболку тоже — на всякий случай оглядываю шкаф.       Поставив первую пару, едва ли не на мысочках подхожу к Настеньке. Лоферы жутко скрипят по полу приёмной. — Открой график, я сфоткаю. У моих совещание какое-то было…       Память подводит, хочу быть в курсе ситуации. Ощущаю себя почти беспомощной, не зная о передвижениях и «своих», и МФ. Не дожидаясь, пока Настенька отложит бумаги, сама беру её мышку и захожу в календарь. А, вот тут что-то про эти формы… Дважды нажимаю на ячейку, открывая окно, где пишутся примечания. Там есть какой-то текст. Фоткаю его. Надо почитать, чтобы быть в курсе. Закрываю. Фоткаю целиком график.       В этот момент открывается дверь кабинета МФ. Выходит она.       Резко выпрямляюсь и поворачиваю корпус в её сторону, прижавшись сильнее к креслу Настеньки. МФ не открыла дверь на полную — стоит слишком близко. Расправляю плечи и вытягиваюсь ещё сильнее — жалею, что не на каблуках, хотя толстая тракторная подошва лоферов тоже подойдёт. Мы с ней примерно одного роста. И когда я на каблуках, то становлюсь выше, если она без. Приятно ощущать превосходство в такие моменты. Особенно теперь. Она стоит в балетках. Не собиралась никуда выходить. — Здравствуйте, Маргарита Федотовна. — Здравствуй, Александра.       Встречаюсь с ней взглядом. Сверху вниз. Не могу понять, что выражают эти чёрно-карие глаза. Ничего? А что я ожидала? Она закрывает за собой дверь и делает пару шагов вперёд, увеличив расстояние. И мне, и ей становится легче дышать. — Я за вещами. Уже ухожу.       Она не любит, когда в приёмной кто-то просто так прохлаждается или разговаривает. Воспользовавшись ситуацией, скольжу мимо неё обратно к шкафу и уже без опасений за громкие звуки подхватываю оставшиеся четыре пакета. Тяжёлые, зараза. Ставлю на кресло. — Саш, тут ещё твоя кружка, вода…       Чёрт. Настенька показывает на тумбочку. Поставила в сторону, чтобы потом убрать, и забыла, видимо. Под взглядом МФ иду туда, заодно проверяю ящики, не забыла ли ещё чего. Стараюсь не смотреть на МФ, потому только догадываюсь, какой у неё взгляд — контролирующий, насмехающийся, недоумевающий, ахуевающий от моего количества вещей… Хотя у самой просто горы вещей — все шкафы забиты.       МФ перемещается к двери и приподнимает один пакет. — Тяжело будет. Настя, позови кого-то из мальчиков, пусть помогут.       Настенька рефлекторно хватается за телефон. — Богдан, приветик. Можешь зайти на минутку? Нужно помочь донести… Да, спасибушки!       МФ одобрительно кивает.       Чёрт, не хотела внимания привлекать к своему переходу. А тут как назло — и МФ, и Богдан этот… Почему-то всегда, когда нужно забрать тяжёлые дары для МФ или что-то ещё сделать в приёмной, просили его. Не представляю, откуда пошла такая традиция. Он самый сильный что ли? Да вроде нет. Я бы и сама всё донесла… Не привыкать.       Дверь открывается, и заходит пухлый парень с чёлкой, нависающей на глаза, как у собак какой-то породы. — Так, Богдан. Помоги, пожалуйста, Александре донести пакеты. — Голос МФ звучит со всей строгостью и серьёзностью, будто дело особой важности. Наверное, и можно было бы списать это на нужды приёмной, но видно, что в пакетах чашка, карандаши-ручки, туфли и прочее барахло.       Богдан молча подхватывает все шесть пакетов. Они топорщатся в стороны и шелестят. Хорошо, что всё-таки не я их тащу. Мне остаётся только пиджак да бутылка воды. Странно чувствовать себя «дамой», когда мужик рядом тащит тяжести, а не ты сама. Открываю ему дверь, выходя в коридор. — Александра, какой теперь у тебя номер кабинета? — подходя ближе, спрашивает МФ. — Шестьсот сорок два. — Хорошо, если что… — дверь за Богданом захлопывается. Прямо перед носом МФ, как я и хотела.       Но… если ЧТО?       Открывать дверь и переспрашивать точно не буду, да и МФ будто на том и закончила фразу. Останется гадать, что для неё — что. Впрочем, неважно. Не заявится же она ко мне в кабинет. Евгений Николаевич даже на чердак не лазает, куда уж ей.       Молча веду Богдана к лифту, из которого, как назло, выходят какие-то люди, затем по тёмным коридорам — в свой кабинет. Прошу поставить на пол пакеты, но тот ставит на стол для переговоров. Явно видно, что я собираюсь сесть за стол прошлого начальника. Хотя, если человек не наблюдательный от слова совсем, может этого и не заметить. Богдан не задаёт вопросов и ничего не комментирует. И остаётся только гадать — он ненаблюдательный или просто тактичный. Всё равно. Главное, чтобы поскорее ушёл.       Говорю «спасибо» и закрываю за ним дверь. Только когда шаги утихают, возвращаю своё внимание к пакетам. Что ж, пора обживаться…       Не тороплюсь раскладывать всё барахло. Мало ли… Достаю кружку, пиджак — в шкаф, остальную одежду тоже. Чёрт, помялась в пакете… Надо будет тоже отпариватель принести, как Лина. Можно, кстати, спросить, какой фирмы у неё, чтоб хороший купить.       От размышлений об отпаривателе отвлекает настырно жужжащий в кармане телефон. Мама прислала несколько сообщений в вастап. Пока грузятся какие-то фотки, отвечаю на последнее «Не занята? Позвоню по видео?» — «Да, конечно». Свой кабинет. Даже в коридор выходить не надо. Красота. Устраиваюсь на скрипящем кресле спиной к стене. Она не такая, как в приёмной, да и освещение другое. Заметит — не заметит? Приёмную-то она видела.       Раздаётся звонок. Эх, нет монитора, на который можно было бы опереть телефон. Приходится держать в руке. Натягиваю улыбку и нажимаю «ответить».       На экране появляется весёлое лицо мамы. Она сидит на веранде — сбоку видны обвивающие окна листья винограда. Сквозь них пятнами падает солнечный свет. — Привет-привет! Как дела? — доносится из динамика с помехами, затем связь налаживается. — Всё хорошо. А твои? — Тоже. Собиралась, вот, сегодня в город. Там на Вайлдберрис приехали секаторы новые, подкормка для розочек… бисер новый. — Хорошо. — И знаешь, что? — лицо мамы становится заговорщицки весёлое. — Кот наш Кот на охоту с утра отправился. Прыгает что-то возле крыльца, выслеживает. Я хожу туда-сюда. Вижу — поймал-таки, в пасти несёт. — Ого! Кого поймал? — Я сперва не поняла. Пока собралась, там тёть Тане ещё банки отдать хотела заехать, потеряла его из виду. Потом смотрю — уже нет ничего в пасти. То ли отпустил, то ли съел. Иду в конце концов обуваться. Надеваю кроссовок, а там что-то мягкое. Я сунула туда руку — а там ящерица! Живая!       Смеюсь вместе с мамой. Смотрю на её весёлое лицо в солнечных лучах и на морщинки вокруг глаз на загорелой коже — солнечные лучики. Становится на душе тепло, когда она счастлива. Горжусь собой за то, что работаю на такой работе, которая позволяет не работать ей. Конечно, я не могу в полной мере обеспечивать нас обеих, но не просить денег и иногда дарить ей хорошие подарки — вполне. Зато она получает заслуженную пенсию и занимается любимым делом — плетёт из бисера цветы и деревья, живёт на даче и работает в саду. — Я так испугалась, ты не представляешь! Она живая, шевелится! Вытряхнула её на траву, она убежала. — Вот это да! Охотник.       Наш кот и прежде ловил и мышей, и ящериц. Иногда съедал, иногда игрался, иногда оставлял где-нибудь на видном месте — для нас. Как-то в мамин день рождения притащил неизвестного пушистого зверька с хвостом. Так и не поняли, кто это. Надеюсь, не сбежавшая шиншилла кого-нибудь из соседей. — Да уж, охотник, рыжая морда. Поймал ящерицу и положил мне в кроссовок! Ладно, рядом, но в кроссовок! Чтобы я с собой взяла!       Смеёмся вместе ещё какое-то время. Наконец-то начинаю ощущать все прелести собственного кабинета. Можно разговаривать без наушников и в полный голос, как дома. Сюда бы кровать… — Вайлдберрис-то ты забрала в итоге? — наконец, спрашиваю. — Да, забрала. И тёте Тане банки отдала. Она снова солит всё, закручивает. — А ты? — А мне зачем, если она всё равно поделится, — смеётся. — А ты всё равно не ешь. У нас яблок опять немерено, с ними бы справиться. Компоту наварю… Остальное сушить надо.       Мама на что-то отвлекается, смотрит в сторону, а затем переключает камеру. — Вот он, явился, герой сегодняшнего дня!       Кот появляется откуда-то из-за угла и садится на против мамы, щуря глаза от солнечного света и ведя носом по ветру. Видно, он весьма доволен собой. — Ко-о-от! — громко шепчу, надеясь, что Кот услышит.       Он и правда поворачивает голову на звук. Узнал мой голос. — Дома без Кота грустно. Потискать некого, — в который раз повторяю маме, хотя, в общем-то привыкла. В первое время, когда мама только переехала на дачу вместе с котом, сильнее ощущался дефицит тискания мягких шерстяных боков, мурчания и когтистых лап. — Тоже скучает по тебе. Всё время спит в твоей комнате, — подаёт голос мама. — Там просто никто не ходит и не трогает. — Смотри, я фотки тебе скинула…       Разговор течёт довольно долго, на обыденные темы. Казалось, только вчера с мамой виделись, а уже успели соскучиться. Или это я просто не тороплюсь никуда?       Уже начинаем прощаться, у мамы начинает барахлить интернет, как она вдруг спрашивает: — А где это ты сидишь-то? Вроде не приёмная.       Маме тоже свойственна наблюдательность, как и Лине. И мне.       Я не раз ей скидывала фотки и приёмной, и переговорки, и даже кабинета МФ. Коридоры она видела, когда прежде я выходила с ней поговорить. Так что не сложно сложить два плюс два — другого цвета стены, странная тень от скошенного потолка, естественное освещение вместо ламп. Сама бы я не стала ей говорить, но раз уж заметила и спросила… — Это мой новый кабинет.       Наблюдаю за произведённым эффектом — как меняется её лицо, и связь, кажется, начинает барахлить ещё больше. Прежде, чем она успеет задать вопрос, говорю: — Я ушла из приёмной. Теперь работаю в отделе методологии и координации налогового планирования.       Пусть всё выглядит так, будто сама захотела, а не насильно перевели вместо увольнения. Мама не находит, что сказать. Или это помехи не передают голос. — Ты ничего про это не говорила! — наконец, восклицает. — Сегодня первый день. — Не зря училась! А ты в магистратуру не хотела. Видишь, пригодилось! Поздравляю!       Улыбаюсь, киваю. Не думаю, что МФ думала про мою магистратуру, когда это проворачивала. Если вообще знала, что она у меня есть. Хотя, может, Женя… Но он и то только узнал. Видимо, совпало. В этом отделе объективно не хватает людей.       Распрощавшись с мамой, погружаюсь в тишину.       Так и не купила поесть. Блять.       Из коридора вновь доносятся какие-то голоса и хлопки двери. Уже не могу их различить, но как-то там слишком шумно, поэтому не хочу выходить.       Теплится надежда, что у меня в вещах будут какие-нибудь конфеты или шоколад из подаренных посетителями приёмной когда-то там. Скорее я себя кормлю этой надеждой, потому что все конфеты лежат у нас в общей куче в шкафчике за столом Настеньки. И я чётко помню, что ничего оттуда не брала. Зачем? Ну да.       Время течёт с непостоянной скоростью. Коротаю его всё в той же позе — разлегшись верхней частью туловища на пустом столе. Подложила пиджак — помягче. Иногда смотрю на часы — проходит лишь пара минут. В другой раз смотрю — и час проходит.       Когда там, кстати, компьютер привезут?       Собираю всю волю в кулак и рывком, пока не передумала, выхожу из кабинета и направляюсь в кабинет Морозовой и Барсовой. Так не хочу к ним заходить… Нужно ли постучать?.. Секунду колеблюсь, потом всё же коротко стучу. Открываю дверь — она чуть заедает, из-за этого на пару секунд становлюсь идиоткой, дёргая не до конца опустившуюся ручку. Привлекает внимание лучше любого стука. Заглядываю к ним.       Кабинет рассчитан на троих — сразу бросается взгляд — и столы меньше, чем в моём. Неловко. Третий стол завален бумагами. На подоконнике стоят разлапистые растения и опять же кипы бумаг. По середине на тумбочке — что-то печатающий принтер.       Останавливаюсь на пороге, но у них открыто окно, поэтому возникший сквозняк, перелистывающий бумаги в верхней папке на столе, вынуждает меня шагнуть ещё вперёд и закрыть дверь. Стараюсь улыбаться, чтобы выглядеть поприятнее. И так, думаю, они не в восторге от моего появления.       Алла Николаевна сидит прямо возле двери, но из-за стоявшего перед её столом шкафа и монитора её и не видно. Говорит с кем-то по телефону, бросив на меня поверх компьютера взгляд. Не берусь характеризовать его — теряюсь в догадках, что у неё на уме. Пока она слушает собеседника, ничего особенного. Но вот, она начинает отвечать в свойственной ей очень резкой манере: «Вы мне предлагаете за Вас это сделать? Так, Вы поняли меня». Или это манера не её?       Даша Васильевна — ближе к окну, под «навесом» скошенного потолка. У неё на столе огромные папки, распечатки и другие бумаги, за которыми не видно поверхности. Возле монитора стоят разные сувенирные фигурки. Верблюды, лисы… Она тоже на телефоне. Кладёт трубку и поворачивается ко мне. От её замученного взгляда становится стыдно. У неё так много работы, а я сижу страдаю от безделья. — Компьютер пока не привезли… Может, могу так что-нибудь сделать? — говорю, наконец.       Она через силу улыбается, оборачивается в сторону тумбочки у стола, затем что-то ищет на нём самом, поправляя растрепавшуюся за день причёску. Достаёт из-под завалов розовый блокнот. Сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться и не выразить никаких эмоций. Так странно видеть, что у начальника розовый блокнот и милые безделушки на столе. — Нет. Саш, завтра для тебя будет задание. Отдыхай пока… — Она сдвигает брови, отчего глаза кажутся огромными, они ещё и увеличены очками. Вздыхает и закрывает блокнот. — А по поводу компьютера зайди к Кате. Пусть она позвонит.       Такая маленькая за этим столом, заваленным бумагами. Хочется что-то сделать, чем-то помочь, но, пожалуй, лучшее, что я могу сейчас сделать — не отвлекать.       У Даши снова звонит телефон. Лишь киваю в ответ и осторожно выхожу за дверь.       Не хочется идти к Кате. Ощущаю себя изгоем. После могущества приёмной жестковато падать.       Снова стук. Приоткрываю дверь. Играет тихая музыка. Стол в углу, как Дашин, пуст. Никого нет? Замечаю движение слева от меня — из-за чёрного монитора, стоящего на тёмной столе в мрачном закутке выглядывает Катя. — Привет!       Она единственная, кто улыбается в этом отделе. Причём не измученно, а будто рада меня видеть, хотя в приёмную она почти не заходила, и мы особо не пересекались. — Привет. Кать, можешь позвонить, пожалуйста, насчёт компьютера? Сегодня есть шанс его получить?       Хотелось отпустить какую-нибудь шутку, но от голода, подвешенного состояния и общей напряжённости не могу собрать мысли во что-нибудь вразумительное. — Угу-у. — Катя ныряет за монитор, кликает мышкой и начинает звонить по громкой связи.       В кабинете полусумрак и прохладно, ненавязчивая музыка. Невольно ловлю ассоциацию со спа-салоном, хотя кроме этих критериев никакой схожести. Да и Катя выглядит живой и отдохнувшей. Релакс-кабинет, получается. — Этот человек не берёт трубку. Перезвонит — я спрошу. — Спасибо.       Ещё и без толку сходила. Пару секунд колеблюсь, пытаясь придумать, как продолжить разговор, ведь всё располагает к этому, но как назло — ничего. Даже простые вопросы кажутся бестолковыми. Решаю не мучить себя, ещё раз благодарю Катю и выхожу.       Казалось бы, минное поле из дверей всех кабинетов пройдено, можно пойти в столовую или что-то купить, но из соседнего кабинета выходит Алла Николаевна и направляется по коридору в ту же сторону, куда надо мне, с таким выражением лица, будто идёт убивать. Или убила уже. Не хочу идти на расстоянии пары шагов перед ней или позади неё, поэтому иду в противоположную сторону — к своему кабинету. Ощущаю неописуемую неловкость, проходя мимо неё, прячу глаза. Должна ли я была что-то сказать? Или улыбнуться? Или пропустить? Или что? Никогда не задумывалась об этом. И будто даже не попадала в такие ситуации. В узких коридорах, по крайней мере, в которых очень сложно изобразить, что не заметил человека.       Солнце перемещается в другую часть неба, и в кабинете становится темно. Лежу, гипнотизирую стол. Размышляю о жизни.       Пока не понятно, к чему всё это приведёт. В отделе собрались слишком странные и не похожие друг на друга люди. Милая несчастная Даша Васильевна, злюка (хотела назвать торнадо, но оставлю этот эпитет для МФ) — Алла Николаевна, на релаксе — Катя. Работая в приёмной, я особо ни с кем из них не взаимодействовала. Они лишь иногда заходили забрать корреспонденцию или что-то с подписи, звонили узнать, на месте ли МФ, заносили материалы… Мелькали куда реже других отделов, которым вечно что-то надо от приёмной. Теперь кажется, что я заглянула за какую-то завесу. За ней ещё тонкий тюль, но уже прорисовываются силуэты, кто есть кто.       Сажусь ровно. Взгляд упирается в заваленный бумагами второй стол. Надо будет разобрать завтра… И чего я не сделала это сегодня? Завтра в полной мере работать начну, раз Даша подготовила задание. Будет некогда.       Пытаюсь визуализировать, как бы работали нормальные люди в этом кабинете. И начальник, и сотрудник за тем столом — замначальника скорее всего. Если бы начальник был ещё прежний, меня бы посадили за тот стол.       Сидеть по двое в кабинете может быть… интересно. Особенно с учётом того, что это не проходной двор. Никто не будет заходить, как в приёмную. Изнутри дверь закрывается. Тут ещё этот приставной стол для совещаний…       Перед глазами возникает образ сначала какого-то рандомного начальника, которого — вдруг — назначили бы вместо Даши и которого бы непременно усадили за этот стол. Мне пришлось бы потесниться за второй. Может быть, он не был бы женат… Прошлый вроде был.       Хм, у Даши есть парень? А у Аллы Николаевны?       Подсознание — предатель. Подкидывает мне уже избитый образ. Искра.       Как я мечтала с ней работать в приёмной, писала ей об этом, ещё когда мы общались, да и потом… Вот бы в таком кабинете сидеть с ней. Подняли бы с колен всю методологию всего налогового планирования. Не важно, что она училась на другой специальности, даже близко не связанной с экономикой. Может, курсы переквалификации бы прошла… в Агростади как раз. Тут наверняка есть ставки, если в отделе без меня три человека.       Что за ерунда лезет в голову?       Представляю её образ за разобранным от бумаг столом напротив. Представляю, как мы бы смеялись тут. Я бы ей помогала освоиться. Она бы разнесла в пух и прах всех коллег в департаменте, в том числе МФ. Вместе бы ездили домой — контора бы сэкономила на бесплатном такси после 22:00, ведь нам мы живём рядом… и не обидно задерживаться допоздна. Ходили бы на обед в кафе, делали красивые фотки. А если бы не успевали — я бы приносила ей кофе. Как часто бывало, когда мы работали в салоне. Она была бы рядом.       Как будто ничего не произошло.       Вопрос, почему мы перестали общаться хотя бы дружески, остаётся открытым. Я променяла её на работу? Или она поняла мои чувства и решила уйти?       Из окна долетает тёплый летний воздух с вкраплениями вечерних запахов. Вдыхаю его, закрываю глаза. Фантазия не даёт покоя, становится почти ощутимой. Чувствую её руки на своих плечах, прикосновение её тела. Откидываю голову назад, будто прижимаюсь к её плечу. Улыбаюсь. Вижу её лицо, искрящиеся в закатных лучах светлые волосы…       Открываю глаза и вижу скошенный потолок, вокруг — мрачный кабинет. До заката ещё далеко, да и солнце будет садиться в другую сторону. Здесь окна на северо-восток.       Опять наступаю на одни и те же грабли. Прошло полгода c окончательного расставания. И год с той поездки. Как перестать думать о ней?       Стараюсь больше не смотреть на манящий пустой широкий стол для совещаний и золотящиеся предзакатным светом облака за окном, так похожие на цвет её волос.       В 18:00 заходит Даша, говорит, что я могу идти домой. Компьютер так и не привезли.       В 18:10 иду по залитой солнцем улице в сторону метро. Что я буду делать дома? Гонять навязчивые мысли.