МФ

      Меня зовут Настя. Всех секретарей в нашей фирме зовут Настя. Или Света. А её зовут по-другому.       Первый раз мы встретились в коридоре, и я подумала, что она большой начальник. Или вовсе посетитель. Так иначе она выглядела по сравнению со всеми, кто здесь работает.       На следующий день я увидела её в туалете, и она тоже мыла посуду. Я обнаружила, что она работает в приёмной финансового директора через три кабинета от приёмной административного директора, в которой работаю я. Посмотрела в телефонном справочнике — её зовут Александра.

***

      Я всегда считала, что работа секретаря не самая престижная. Согласилась на неё, потому что предложили начать «прямо сейчас», когда я ещё не окончила университет. Мало кто начинает работать в столь именитой фирме так скоро. И с перспективой, что «через годик» возьмут в отдел, юристом, для чего я и получаю диплом бакалавра.       Правда, розовые очки разбились в первый же день.       Бросай всё по первой просьбе директора, подай-принеси, сделай кофе, налей воду, помой посуду… А ещё эти постоянные звонки, всем что-то надо, кто-то постоянно заходит, выходит, куча почты, бумажек, документов, бесконечно печатающий принтер. Ох уж этот электронный документооборот! Вечные встречи руководства, переговоры, совещания — к ним стулья, чистый стол, стаканы, воду, бумагу, карандаши-ручки… Работа техническая, но не для меня. Я хотела другого.       Всё быстро приелось, никакого движения — вечный день сурка. Куча мелких задач, поручений. Сотрудники звонят, предъявляют, что неправильно расписан документ или я забыла кому-то позвонить. А сколько в день таких, кому надо позвонить? Думают, что в приёмных работают тупые, ни на что больше не способные. Не понимают, что работать в приёмной — не так-то просто. Ходят с кислой миной и смотрят свысока. Кому из знакомых ни говорила, что работаю в такой-то компании, в приёмной, — все отвечали: «Круто! А, в приёмной…» — и, поднимая брови, отводили взгляд.       Руководство вечно недовольно. Никто ничего не успевает, всё делается в последний момент. Срочно? Всё срочно! Остальные выглядят так, будто работают за кости для собак, и то им не платят. Ходят в чём попало. Убитые, несвежие лица. По моим представлениям, сотрудники такой солидной организации должны выглядеть куда лучше.       Моя сменщица, тоже Настя, носит непонятные платьица продавщиц с рынка и сандалии, из которых свисают кривые пальцы. Зато не кислая. Смеётся без причин, всхрюкивая. Огорчают такие люди с моим именем.       В приёмной генерального директора — почтенная дама, лет шестидесяти. Светлана Николаевна. Вцепилась в своё место и дотошно допытывается до каждого, кто он, что ему надо в приёмной, что за документ он принёс. Почему на бумаге? У нас электронный документооборот. Ах, коммерческая тайна. А у вас вообще есть право носить такие документы? Кто-кто просил передать?       Мне повезло, что даже моя директор мягче этой секретарши.       Я смирилась и привыкла. И с каждым днём, с каждой неделей работы огонёк в моих глазах тух. Я стала считать себя хуже, чем всегда считала. Потому что меня окружали люди, которые были хуже, чем могли быть. И окружение, и скучная работа утягивали за собой.

***

      Она помогла мне полюбить свою работу.       Сложно поверить, что она работает в приёмной. Также бегает как собачка за руководством, подаёт кофе, перебирает бумажки и отвечает на звонки.       Хотелось наблюдать её больше. Держаться как она. Выглядеть как она. Делать как она. С неё брать пример. Она точно делает всё лучше. Лучше, чем Настя, даже чем Светлана Николаевна, чем все секретари вместе взятые.       Я верила в это. И это помогало дальше жить и работать.

***

      Я несу вазу с цветами в сторону туалета. Моя директор указала на то, что они уже не свежие. Непорядок!       И вижу её.       Она идёт мне навстречу с папкой документов. К гендиректору. Наверняка — материалы к совещанию. Когда-нибудь и я буду их так носить…       Она вся в чёрном. Укороченный до талии двубортный пиджак. Под ним чёрная водолазка. Зауженные брюки с высокой посадкой, туфли с острым носом и ремешком на щиколотке. — Добрый день. — Дыхание перехватывает, я не верю, что смогла это сказать.       Короткий кивок. — Добрый, — слышится уже, когда она прошла мимо меня.       Она обратила на меня внимание? Поздоровалась? С другой стороны, почему не должна…       Возвращаюсь в свою приёмную, сажусь за компьютер. Вновь забиваю её фамилию в телефонный справочник, нахожу строчку и смотрю, будто от этого появится новая информация, которую я не знаю. Смотрю на внутренний номер телефона той приёмной. Вот бы она позвонила… Но наши директора курируют совершенно разные сферы, которые никак не пересекаются. За то недолгое время моей работы ни я, ни Настя ни разу не связывались с финансовым департаментом по рабочим вопросам.       Сижу, втыкаю в экран компьютера. На автомате разбираю почту, отвечаю на звонки. Пытаюсь зацепиться хоть за что-нибудь, чтобы позвонить в ту приёмную. Видимо, завтра…       А вдруг ответит не она, а другая Настя? С ней меняется ещё одна Настя. Почему не я?

***

      Захожу в туалет, чтобы помыть детали от кофемашины, и от неожиданности шагаю назад, ударяясь плечом о дверной косяк.       Она стоит у зеркала, поправляя волосы. У неё всегда на голове тугой пучок, не торчит ни единой волосинки. А сейчас тёмно-русые пряди рассыпались по плечам. Проводит по ним расчёской. Укороченный пиджак приподнимается, открывая спину. Такая тонкая талия… Перехватывает рукой волосы, сворачивая в пучок. Наши взгляды пересекаются через отражение в зеркале. Она чуть улыбается. Делает шаг в сторону: думала, что я не могу подойти к раковине. А их три…       Только тогда я осознаю, что замерла на входе. Шагаю к раковине и включаю кран. — Добрый день, — говорю слишком громко, стараясь перекричать шум воды. Эта фраза уже стала моей фирменной. Многие говорят «здравствуйте». Заметила ли она это? Да нет, конечно.       На секунду теряю из виду — а её уже нет. Опускаю взгляд на раковину, там бурлит вода чёрным болотом. Я не выбросила кофейный сгусток, прежде чем начать мыть… Медленно выдыхаю. Навожу порядок, вытираю всё бумажным полотенцем. Бреду к себе.       Как видение.

***

      Ноль-два-десять. Набираю эти цифры на внутреннем телефоне дрожащими пальцами. Повод позвонить в ту приёмную нашёлся.       Моя директор попросила найти контакт директора фирмы каких-то поставщиков. Телефон этот давно был в записной книжке Насти, но когда-то та же Настя и подсказала, что нужный номер можно спросить в других приёмных, если он не нашёлся. Этим я и решила воспользоваться.       Сердце бьётся с ритмом гудков в трубке, пропуская положенные удары. — Приёмная Лариной. — Её голос! — Д-добрый день. — Мой голос дрожит, как и пальцы. — П-подскажите, п-пожалуйста… — Мысли испарились. — Н-номер телефона директора… Или приёмной директора… э… ф-фирмы… — Хотелось бросить трубку и провалиться сквозь землю; я никогда не любила разговаривать по телефону. — Фирмы… «Окна под ключ», — наконец мне удалось произнести простое и при этом такое неуловимое в данную минуту название. — Они были партнёрами… ну, то есть, контрагентами… по поставкам… ну, точнее, по установке э-э… окон… — К сожалению, — прерывает меня твёрдый, но благожелательный голос. — У нас нет телефона директора этой фирмы. Обеспечением хозяйственных нужд ведает курируемый вами отдел. — Д-да, спасибо, — и я вешаю трубку.       Почему я это не предусмотрела? Это действительно так. Если б я не знала телефон, должна была спросить у начальника отдела материально-технического обеспечения. Тем более, если с той фирмой уже связывались. Чёрт… Ощущаю себя такой глупой. И боюсь выйти в коридор. Если прежде я мечтала её видеть, пересекаться как можно чаще, то сейчас сгораю от стыда.

***

      Вскоре состоится наш первый разговор тет-а-тет. Зайдёт дальше, чем «добрый день», но с него начнётся.       Я захожу в туалет, чтобы вымыть посуду после визита посетителей к моему директору. А там уже возле раковин стоит она. И тоже моет посуду. — Добрый день. — Я ставлю посуду и включаю кран. Стараюсь сдержать улыбку, невольно напрашивающуюся с того момента, как только я её увидела за тем же делом, что собиралась сделать сама. И что считаю самым не престижным на моей — на нашей с ней — должности. — Добрый. — Кажется, она на меня посмотрела. Но я не видела, боясь посмотреть на неё.       Руки не слушаются, пару раз я неловко звякнула фарфором, но ничего не разбила. Вдох-выдох. — Говорят, ваша директор очень эмоциональна и часто орёт… — Не лгут. — Мгновенный ответ, что я не успеваю его осознать. А так долго репетировала в мыслях этот диалог. — К-как работается? — Нормально. — Она смотрит на меня через зеркало, и от пересечения с ней взглядами бросает в жар. — Это её проблема — принимать всё близко к сердцу — не моя.       Она выключает кран, вытирает руки и выходит из туалета с подносом, ногой открыв дверь. А я могла бы помочь…       Прокручиваю в голове каждую фразу, интонацию, детали, боюсь что-то забыть. Стараюсь выжать всё из этого уже состоявшегося разговора. Что? Хотела бы и я знать, что. Из пары фраз пытаюсь понять, что она из себя представляет. Что у неё в голове.       Выпадаю в осадок. Будто прочитала философский трактат.

***

      Было трудно. Неудачные переговоры. Рассерженная директор. Нужно делать всё быстро, реагировать быстро, но это куда сложнее, когда вокруг искрящее напряжение.       Не под рукой документы, не вовремя подали чай, не так стоят стулья. И ты не виновата, но остаёшься крайней.       Я остаюсь крайней.       От меня что-то хотят, я не понимаю чего. Кругом суета, все куда-то бегают, что-то делают. Именно что-то и куда-то. Нет времени вникать в суть каждого вопроса. Хочется всё бросить и спрятаться. Скорее, чтоб этот день прошёл. А он бесконечен.       Рабочее время давно закончилось, часа три назад. Постепенно всё начинает утихать. Моя директор, не попрощавшись, уехала домой. Я медленно, без сил проверяю её кабинет, собираюсь мыть посуду. Дела переделаны, офис погружается в сон.       Снова поднос посуды, неверные шаги по направлению к туалету. О ней даже не думаю. Некогда думать в этот бешеный день.       Захожу в туалет, в уме высчитывая, сколько времени мне понадобится на мытьё посуды и во сколько я отсюда выйду. А там стоит она. Без посуды. В широких чёрных брюках и длинном чёрном пиджаке. — Добрый д… — произношу на автомате и обрываю себя, ведь уже давно не день. — Плохой день?       Хочу ответить «да», но не произношу ни звука. Стараюсь дышать глубже. К горлу подкатывает ком. Ну и к чему он сейчас?       Включаю кран, но не вижу ничего из-за пелены слёз.       Она подходит сзади, скользя рукой по моей руке, забирает у меня чашку и закрывает кран. У неё кольцо в форме змеи, обвивающей два пальца. Невольно оборачиваюсь, и её лицо так близко-близко… — Всё позади.       Она обнимает меня, и я кладу голову ей на плечо. Слёзы катятся из глаз, впитываясь в её пиджак. Чувствую неловкость. Что за слабость я себе позволяю рядом с незнакомым человеком? Будь кто другой, я бы отстранилась, отвернулась, ушла. А хочется прижаться ближе, раствориться в ней, прочувствовать насквозь и не отпускать. Понять, что она за человек.       Судороги от рыданий резонируют с гулким биением сердца. Я так близко к ней. Думаю, она чувствует моё сердцебиение.       А я ощущаю исходящую от неё мягкую прохладу. Её рука лежит у меня на талии, и по спине волна мурашек. Чувствую её холодные пальцы сквозь рубашку. Она отстраняет меня, заглядывая в глаза, поправляет волосы. Берёт за воротник рубашки, расправляет его. А я боюсь пошевельнуться.       Её взгляд скользит ниже, и пальцы начинают расстёгивать пуговицы рубашки. От неожиданности касаюсь рукой её руки, а она хитро улыбается и кладёт её себе на грудь. Невольно отдёргиваю руку, боясь прикасаться к её идеальному телу. Она расстёгивает пуговицы на пиджаке, и я вижу, что она лишь в коротком белом топе-бандо, и под ним ничего нет. Она расстегнула его сзади и небрежно кинула на раковину, оставшись в пиджаке на голое тело. — Так лучше? — вновь берёт мою руку. — Не бойся.       У неё мягкая и нежная кожа. Плавные изгибы, будто змеи́.       Холодные пальцы на моей груди, едва царапающие ногти. Когда она успела расстегнуть мне рубашку? От прохлады передёргивает, тело стремится увильнуть, но в то же время насытиться больше этими прикосновениями. Несмотря на её холод, внизу живота разливается тепло возбуждения. Кусаю губы, чтобы усмирить разыгравшееся нутро — такие странные и приятные «вживую» ощущения — и закрываю глаза. Едва слышно выдыхаю, в то время как она ласкает мои соски, сжимает в ладони грудь. Проводит по рёбрам. Ощущаю обжигающий язык на одном из сосков, в то время как холодные пальцы сжимают второй. Задерживаю дыхание, чтобы не издать ни звука. Боюсь пошевелиться.       Она скользит рукой ниже, освобождая меня от юбки и стягивая колготки, которые трусливо рвутся от её ногтей. Вздрагиваю от холода её пальцев на моём лобке и открываю глаза. Она сидит подле меня на корточках, прикрыв глаза. Один её вид пробирает до мурашек. Так страшно. И так желанно.       В голове осознание: она рядом со мной, она!       С её подачи сажусь на стол меж раковин. Юбка падает на пол как тряпка. Не жаль.       Секунда — и её язык касается складок, проникает внутрь. Находит ту самую точку. Ещё. И ещё. Так контрастно быстро, так горячо и влажно. Холодной рукой придерживает мою ногу, сжимая пальцы с длинными ногтями, как кошка, от удовольствия. Это возбуждает ещё больше. Мысли в голове путаются, я не осознаю… Её язык двигается глубже, сильнее внутрь. Горячее дыхание щекочет тонкую чувствительную кожу.       Затем резко встаёт, притягивает меня к себе и целует. Язык плавно касается моего нёба, медленно проводит по зубам. А её холодная рука сжимает мою грудь. Слабо обвиваю её шею и приникаю ближе. Так боюсь её эфемерность, кажущуюся хрупкость, недостижимость. Пытаюсь взять хоть что-то от неё. Отвечаю на поцелуй и хочу перехватить инициативу. Не слушаются руки и губы, в мгновение бросает то в жар, то в холод, и кружится голова. Она чуть прикусывает мою губу в довершение и, кажется, подмигивает. Не вижу чётко, потому что потемнело в глазах.       Отстраняется.       Поворачивается к зеркалу в полный рост, буднично поправляет волосы, пиджак. Как ничего и не было.       У меня спутанное сознание и затуманенный взгляд.       Когда слышу хлопок двери в коридор, постепенно прихожу в себя. Она ушла.       Шаги. — Александра! Вы ещё здесь? — слышу мужской голос из коридора. — Что-то припозднились. — Да, Евгений Николаевич, работы много, работа кипит! Как и всегда в приёмной. — Поезжайте домой, а то нечему кипеть станет. — Ха-ха, за меня не беспокойтесь. Про себя не забывайте. — Финансы не дремлют! Хорошего вечера! — И Вам!       Перевожу взгляд на раковину. Беззвучно смеюсь. Она что, вышла без топа?

***

      Девять утра, и перед глазами экран компьютера. Сижу и глупо улыбаюсь, глядя в одну точку. В душе приятное опустошение. Что было? Что будет после? Что изменится?       Вновь забиваю её фамилию в телефонный справочник. Это как бесконечно проверять профиль интересующего человека в Инстаграме. Будто что-то изменится, и от этого появится новая информация, которую я не знаю. Её строчку запомнила наизусть. Хочу просто насладиться видом её имени.       Что?!

Ничего не найдено Сотрудники по вашему запросу не найдены. Попробуйте изменить запрос

      Я быстро ищу приёмную Лариной, нажимаю — и в развернувшемся списке секретарей лишь Уткина Анастасия Михайловна. Это не она!       Она больше здесь не работает?       В приёмную входит начальник одного из отделов. Не до него. Взгляд упирается в бездушную надпись. Она больше здесь не работает… — Здравствуй-здравствуй, Анастасия. — Он кивает на дверь в директорский кабинет. — Директор занята? — По телефону разговаривает, — я отвечаю монотонно, на автомате, бросив взгляд на горящую красным кнопку переадресации. — Вас вызывали? — Не-ет, это не срочно. Я подожду. — Садится в кресло и листает документы. — Ой, ну Маша-а-а… — Начинает звонить по телефону и, потрясая документами, ходит туда-сюда по приёмной. — Мария! Что ты мне тут накопировала? — говорит доброжелательно-строго. — Давай-ка быстро, как мы обговаривали. Скинь на приёмную, Анастасия нам распечатает. Да-да, нужно так, нужно думать, что пишешь. Ты же у меня не секретарь, а умный сотрудник.