
Пэйринг и персонажи
Метки
AU
Hurt/Comfort
Нецензурная лексика
Частичный ООС
Фэнтези
Неторопливое повествование
Отклонения от канона
Серая мораль
Слоуберн
Упоминания алкоголя
Гендерсвап
ОЖП
ОМП
Ночные клубы
UST
Преступный мир
Психологическое насилие
Галлюцинации / Иллюзии
Темы этики и морали
Детектив
Полицейские
Франция
Предательство
Борьба за отношения
Горе / Утрата
Сверхспособности
Семьи
Контроль сознания
Преступники
Обретенные семьи
Япония
Сиблинги
Командная работа
Лабораторные опыты
Кома
Термокинез
Описание
Когда-нибудь родная кровь встретится и воссоединится, преодолев все трудности и приняв друг друга. Но, как известно, если хочешь что-то получить — будь готов заплатить за это.
Иногда платить уже нечем, дорогая Акира.
А иногда, Дазай, приносят жертву во имя любви и не спрашивают, хочешь ты этого или нет.
Примечания
Моя 🛒: https://t.me/+cgU4reChGNE0NzZi
Драббл с Дазаем и Акирой — https://ficbook.net/readfic/12976176
Драббл с Накахарой и Ямадзаки — https://ficbook.net/readfic/12962700
Драббл с Акутагавой и Ацуши — https://ficbook.net/readfic/018ad1a3-197c-7b7b-841d-905d5434e86e/35658227#fanfic-author-actions
Акира Абэ — японский писатель, представитель литературного «поколения интровертов». Известен как большой мастер малой формы и продолжатель традиции сисёсэцу, жанра, которому он придал новое звучание. Основные сочинения: сборники рассказов «Тысяча лет» и «Один день из жизни человека»;
Только у нас Акира — женщина.
Кобо Абэ (наст. имя — Кимифуса Абэ) — японский писатель, драматург и сценарист, один из лидеров японского послевоенного авангарда в искусстве. Основная тема творчества — поиск человеком собственной идентичности в современном мире;
Акира и Кобо в реальной жизни — однофамильцы, но в данной работе они связаны.
Нацумэ Сосэки и Нацумэ Кинноскэ здесь разные люди, пусть в реальной жизни это один и тот же человек.
Практически все, кто будет появляться в работе, имеют прототипы в реальности.
Если нашли ошибку — отмечайте в ПБ.
Буду рада отзывам, мотивируют!
Посвящение
Зимняя Пташка 🖤
Как нормальные люди
25 декабря 2024, 02:45
На следующее день, поспав хотя бы несколько часов, все они вновь собираются на квартире у Аяко и Сюмона. Акире до сих пор не верится в то, что произошло ночью, и если бы она не пережила всё сама и не видела глаза Юкио, то подумала бы, что весь этот рассказ — чья-то дурная шутка.
За ночь популярными они не становятся и даже Тосико не в курсе (Акира предполагает, что это временно — рано или поздно, но слухи до матери дойдут) — дьявол работает усердно, но Сюмон Миура — ещё усерднее.
Для них он был адвокатом, мужем Аяко, человеком, присматривающим за порядком в «Орхидее» (Банана говорила, что таким человеком является охранник, но назвать мужа Соно охранником язык не поворачивался), а не таким… Хладнокровным. Сюмон не смотрел как Ямамото; страдания не причиняли ему удовольствие, но по его взгляду Хания понимала, что он, как и она, тоже пережил нечто нехорошее.
— Я адвокат, дамы, — отвечает он на невысказанный вопрос, витающий в воздухе, — но это вы и без меня знаете. Но чего вы не знаете, так это, что одно время я жил в Италии и был адвокатом босса одной мафиозной семьи.
— Так вот откуда все эти приёмчики, — догадывается Анджела. — Вы так ловко расправлялись с нарушителями беспорядка. И сейчас разобрались с газетами.
— Всё равно про сгоревший клуб напишут. Но пару дней отсрочки у нас есть — пусть жители Йокогамы читают про другие преступления, а там, между строк, затеряемся и мы с новостью о пожаре.
Акира кивает Аяко, ставящей перед ней кружку со свежесваренным кофе, и бросает взгляд на Банану. Та буравила взглядом сидящего напротив Юкио, на котором лица не было. В одну ночь он потерял то, что ему было дорого — «Орхидея» была смыслом его жизни, всё, что он делал, было ради клуба.
— Юкио, о каких документах говорили эти уроды? — не выдерживает Банана. — Прекрати корчить из себя страдальца и отвечай на вопрос. Мы тоже пострадали и, как я считаю, имеем полное право знать, ради чего всё затевалось.
— Это была наша страховка.
— Страховка? Откуда у нас появилась такая страховка? На случай чего она была нужна?
Акира начинает догадываться, откуда она у них появилась, но вслух озвучить не решается — придётся озвучивать полную историю. Вот что, значит, стащила в ту ночью Ёко из кабинета Исихары, когда они посетили «Белого лебедя».
— Надо рассказать, — Ёко берёт Юкио за руку, — с самого начала, дорогой. С того момента, как мы думали, что Нико ввязалась во что-то нехорошее.
— Ты думал… — начинает Банана после того, как Юкио заканчивает историю. — Ты думал, что сможешь нас этим обезопасить? Да ты вообще думал?! — вскрикивает она, вскакивая на ноги.
— Банана! — пытается пресечь её Кармен.
— Пусть выскажется, — вмешивается Аяко. — Не стоит гнев держать в себе.
— Ты хоть представляешь, как нам всем было страшно?! Лежать на полу связанными и чувствовать себя абсолютно беспомощными?! И всё ради чёртовой страховки! Да зачем она нам была нужна?! Ты никогда не связывался с плохими людьми и держался в стороне от всех тем с борделями — ты ненавидишь то, что там делают с девушками, и через что они проходят!
— Исихара — опасный человек, Банана, он бы не позволил нам жить спокойно! — срывается на крик и Юкио. — Было вопросом времени, сколько мы будем жить в мире!
— Нечего брать было! — рявкает она. — Ты что с этим делать собирался? Это могло годами храниться и не всплывать! Тоже мне, шантажист!
— Ты меня не слышишь — Исихара…
— Совсем не понимаешь… — Банана прикладывает ладонь ко лбу. — Я никогда не думала, что ты будешь рисковать нашими жизнями ради каких-то бумажек.
— Это не просто «бумажки», это компромат на Исихару, — вмешивается Аяко и суживает тёмные глаза. — Отчитала его и хватит, забыла, что разговариваешь с начальником?
— С меня хватит. Я ухожу.
— Банана! — дёргается Кармен, но Ёко её останавливает.
— Пусть идёт. Ты же знаешь, Банане надо дать время остыть.
Но вопреки её словам, за Бананой поднимается Мураками.
— Перебесится и вернётся, — подтверждает Соно, — а нам пока надо заняться более важными вещами.
«Не вернётся, — думает Акира. — Ты не так хорошо знаешь Банану. Она говорит то, что думает, и её не заставить делать то, что не нравится. Будет чудо, если Мураками сможет уговорить её вернуться».
— Смотрите, дальнейший план…
Анджела, несколько минут назад взявшая пульт и щелкающая каналы на беззвучном останавливается на одном из них, вчитываясь в субтитры. Её глаза расширяются, и она включает звук, сразу прибавляя его на максимум.
— Анджела, что ты…
— Смотрите.
— …Синтаро Исихара найден мёртвым в своём кабинете. По предварительным данным, владелец клуба совершил самоубийство…
Они молча переваривают услышанное.
— Это должны были быть мы. Это мы должны были поквитаться с ним, — говорит Юкио.
— Вот это карма, — присвистывает Кармен. — Я бы сказала, практически мгновенная.
— Бывает же такое, — отзывается Рин.
— Погодите, там что-то ещё говорят.
Диктор сообщает и об Юдзиро — он в тяжёлом состоянии находится в больнице, у него сломаны пальцы рук.
И, кажется, у него проблемы с головой, потому что он ничего особо не помнил.
— Но кто мог такое сделать? — удивляется Ёко. — Мне кажется, это неслучайно — кто-то в один день решил убрать и Юдзиро, и Исихару.
— Кто-то, кому эти два кадра успели насолить, как и нам, — поясняет Аяко.
Возвращается Рю и пожимает плечами — вернуть Банану у него не получилось.
***
Акира прижимает стакан с холодной водой ко лбу, прикрыв глаза. Эти пару недель определённо можно было причислить к одним из самых неудачных в жизни — что ни день, то новая напасть. Тосико узнала о случившемся с «Орхидеей» и закатила скандал, порываясь приехать к Юкио и высказать ему всё, что она думает о нём, его жизни и этом дурацком клубе. Она терпеть не могла, когда жизнь Акиры подвергалась опасности, и Акира в какой-то степени её понимала, как и понимала Юкио — она знала и видела, как дорога ему «Орхидея». Да и не только ему. Тосико до сих пор понять не могла, что они все находили в хостесс-клубе и этой профессии. «Хорошо, что тогда дома был Ютака, — вспоминает Акира, содрогаясь, — а одна её я бы не смогла удержать в квартире». Финальным гвоздём, вбитым в крышку гроба, оказывается… сам Юкио. Он собрал их через несколько дней в кафе и объявил, что это конец. Он выплатит им некоторую сумму, как и положено, но на этом всё: у него на очередное создание хостесс-клуба не хватит ни моральных, ни денежных сил, а обращаться к семье ему не позволила бы гордость. Аяко, конечно, пыталась его образумить и убедить ввязаться в авантюру, но Мисима был тверд в принятом решении — хватит. Они старались, никто не скажет, что они не старались, создавая «Орхидею», но на выжженной земле цветок не будет расти. Все они возвращаются к обычной жизни. Обычной жизни, мысленно повторяет это словосочетание Акира, вот ирония-то — она последние двенадцать лет так и пытается жить. Видимо, придётся начинать заново. Нико возвращается в деревню к родителям, Ёко присматривает за Юкио и помогает отцу-художнику в мастерской, иногда доставляя клиентам готовые картины. Анджела устроилась в танцевальную студию (не пропадать же открытому Аяко таланту), а Банана помогала сестре рисовать мангу — это они узнали из переписки Мураками с ней, который очень старался и смог достучаться до девушки, убедив её поговорить с коллегами. Рин работал в офисе, и Акире было непривычно видеть парня в строгом костюме и белоснежной рубашке. — Как я выгляжу? — спрашивает Рин, пока Анджела поправляет ему галстук. — Отлично для того, кто устраивается на нормальную работу, — даёт она свою оценку. Проблемы возникли у Кармен, но Акира не бросила её — предложила работу в бюро переводов, и девушка с радостью согласилась. Господин Мураока против не был, так что теперь они трудились втроём. — Я взял тебе зелёный чай с персиком, — Дазай ставит перед Акирой чашку с ароматным чаем, от которого поднимался полупрозрачный дымок. Акира склоняется к чашке и делает вдох, наслаждаясь напитком. О случившимся с «Орхидеей» они не разговаривали, хотя Хания подозревала, что Осаму вполне мог знать (даже если Тосико уже знала, полицейский, а тут детектив). Даже уже Грэм Грин звонил Юкио: приносил искренние соболезнования и перевёл им немного денег, от которых Мисима хотел отказаться, но Аяко и Ёко уговорили его не упрямиться и взять, ведь Грэм хотел его поддержать. — Всё хорошо? — спрашивает Дазай. — Тебе нехорошо? Ты просила воды и прижимала стакан ко лбу. — Просто немного болит голова, но это пройдёт, — отзывается она. — Всё в порядке. Ложь. — Почему она мне не рассказала? — вопрошает Дазай, меряя гостиную Ацуши и Томиэ шагами. Томиэ хмыкает и вытягивается на футоне как кошка, поправляя длинные рукава шелкового нежно-голубого халата — на какие-то роскошные вещи Ямадзаки готова была тратить всю зарплату, и даже нотации и крики Куникиды её от этого не останавливали, благо Ацуши её жалела и кормила, готовая и заплатить, если понадобится. — Ну и чтобы ты сделал? — приподнимает Томиэ брови. — Поквитался бы с обидчиками? И смысл — с ними уже расправилась карма. Да и вообще, с чего ты взял, что Акира должна тебе что-то говорить? Ты ей кто? Друг? Брат? Парень? Дазай, перестань играть в обиженного мужа и посмотри правде в глаза — если она сочтет нужным ваш уровень доверия в отношениях, то расскажет. Сам не дави на неё. — Не знал, что ты у нас, помимо несостоявшейся убийцы, ещё и психолог, — бросает шпильку в адрес девушки Осаму, но Томиэ её перехватывает. — Приходится подрабатывать на досуге — кто же знал, что у меня в друзьях не двадцатидвухлетний парень, а четырехлетка-истеричка. — Как жаль, что в парке тебя нашел не я. Томиэ приподнимается на локте и посылает ему воздушный поцелуй. — Ты свободен сегодня? — спрашивает Акира. — Да, а что? — Хочу тебе кое-что показать. — Я только «за». — Тогда поехали, — она поднимается на ноги. — Я на машине агентства. Говори адрес, куда нужно. Если с остальными Дазай притворялся, что совершенно не умеет водить, то с Акирой он вёл себя иначе — за рулём сидел образцовый водитель. Они приезжают в «Минато-Мирай», и Акира первая выходит из машины. Идя за ней к белому зданию с панорамными окнами, Дазай рассматривает девушку: привычные джинсы, светлые кеды. Верх только выбивается — бежевая кофта со спущенными плечами, которую Акира с непривычки поправляла, пытаясь натянуть обратно. Красные волосы распущены, и несколько прядей схвачены на затылке заколкой. У неё есть ключ, которым она открывает дверь и пропускает Осаму. Они оказываются в просторном светлом помещении, в котором кроме колонн и начавшегося ремонта больше ничего нет. На Йокогаму опускается вечер, и пространство оказывается залитым кроваво-рыжим цветом. — Предстоит много работы, но мы стараемся не отчаиваться, — тишину разрезает звонкий из-за акустики голос Акиры. — Прости, что не рассказала тебе о случившемся, но всё так быстро произошло и завертелось… — Ничего, я понимаю, — Осаму поворачивается к ней. — Здесь открывается очень красивый вид на бухту. Сделаете ремонт и будет просто конфетка. Как вы нашли это помещение? — Мы… Мы пытались заниматься чем-то другим, но в итоге все пришли к выводу, что нам нравился наш хостесс-клуб. Бывшие клиенты помогли деньгами, мы вложили свои сбережения. Стали думать, какое здание и где можем себе позволить, как объявилась Банана и предложила это место. Юкио всегда хотел открыться в «Минато-Мирай». — Удачно совпало. Акира улыбается, прикусывая губу. О том, что ко всему этому руку приложил ещё и Сюмон, убедив человека продать им здание не за невероятный ценник, как было в объявлении, а вполне себе за приемлемую сумму, она говорить не стала — ни к чему Дазаю знать, что замешан мафиози. Пусть и бывший. — Как вы вообще?.. Есть какие-то проблемы? — Кто-то с нашими проблемами разобрался, — отзывается Акира, имея в виду Исихару и Юдзиро. Она подходит к панорамному окну. — Я бы помог. — Почему? — Почему? — переспрашивает детектив, засунув руки в карман плаща и шагая к Акире. — Как я могу пройти мимо и не помочь белладонне? — Давай без этого, — Акира качает головой. — Я вовсе не белладонна. — Ну и как бы ты поступил с понравившейся тебя девушкой? — интересуется Томиэ.- Хочу понять, изменился ли твой подход. — Улыбнулся, осыпал комплиментами, а после — затащил в постель. Она закатывает глаза. — Все вы, мужчины, одинаковы. — Никаких чувств, только секс, — пожимает Дазай плечами. — Новый день — а я её лица даже не вспомню. — Почему? — Ты приписываешь мне то, чем я не обладаю, — признаётся Акира, чувствуя, что разговор движется куда-то не туда. — Вовсе нет — я говорю то, что действительно думаю. Ты себя недооцениваешь, и напрасно. — Напрасно? — Ты красива, Акира, — тихо произносит Дазай, и Хания искренне удивляется. — Я говорю не только о внешней красоте, но и о внутренней. За милым личиком есть что-то ещё, и я понял это, наблюдая за тобой. До этого момента Акира смотрела ему в глаза. На несколько секунд переводит взгляд на губы и, подняв голову, ловит Дазая за тем же занятием — он изучал взглядом её губы. — Теперь ты видишь родинку на губе? — также тихо отвечает она, вспоминая их диалог в «Орхидее». Вспомнит ли он?.. И Дазай вспоминает, приподнимая уголки губ в улыбке. — Дазай… — Прошу прощения. Можешь даже меня ударить, если захочешь, и я пойму. — За что я должна?.. — Акира не успевает задать вопрос — окончание тонет в поцелуе. Губы накрывают чужие, обжигая; прикосновение осторожное, будто Осаму даёт ей возможность привыкнуть, но в тоже время Акира чувствует решительность — Дазай не отступит. Даже если она поднимет руку и ударит его, захочет оттолкнуть — он не отстранится. Но Акира ничего такого не предпринимает, и Дазай кладет ладонь на её талию, пальцами второй руки мягко касается подбородка Хании и делает шаг вперёд. И ещё несколько. Она приоткрывает рот, наконец-то отвечая, и пятится назад, лопатками вжимаясь в колонну. Поцелуй становится напористее, ладонь с талии скользит выше, на ребра, и возвращается обратно. Акира судорожно выдыхает, когда Дазай отстраняется и прижимается губами к её шее. Хания интуитивно наклоняет голову в противоположную сторону, предоставляя ему больше места, прикрывает зелёные глаза, и… Дазай отстраняется. — Прости. — Всё хорошо, — она смотрит ему в глаза. — Я… — Акира. У неё звонит телефон — Нико, и на разговор с ней Хания отвлекается. Воспользовавшись этим, Дазай уходит, но Акира почему-то на него не злится. Сжимая в руке телефон, она съезжает вниз по колонне и улыбается. Ками, она впервые поцеловалась! Поцеловалась! И… Как же ей это понравилось.***
Томиэ обхватывает себя ладонями за плечи, с непониманием смотря на стоящего перед ней Дазая. Ацуши позади неё спит на футоне, и Ямадзаки торопливо выходит за дверь. — У тебя три секунды на то, чтобы объяснить, что ты забыл у меня ночью. Разговор до утра не… — она осекается, посмотрев, наконец, Дазаю в глаза. — Ками, да на тебе лица нет. Вскоре они сидят на ступенях, ведущих в общежитие. Томиэ кутается в плащ Дазая, слушая его рассказ о том, что случилось несколько часов назад. — Да уж. — Я хотел… Я ведь хотел иначе. Как нормальный человек. Но что-то пошло не так, — вздыхает Дазай. — Я с трудом остановился. Что? Чего ты ухмыляешься? — Ты тоже можешь терять контроль. Никто от этого не застрахован. А вообще, Дазай, мы никогда не будем нормальными. И никогда ими не были. Жизнь жестоко с нами обошлась, — Томиэ вытягивает ноги, набрасывая на них полы плаща. Подумав, пододвигается ближе к Осаму и пальцами сжимает его коленку. — Это чувство воспевают поэты и музыканты, — говорит Осаму. — Химики говорят о сантиментах. Что… — Любовь придаёт жизни смысл. — Смысл жизни? — переспрашивает он. — О, твой любимый вопрос: «В чём заключается смысл жизни?» — Томиэ закатывает глаза. — Я так и не нашёл на него ответ. — И не найдешь — для всех он разный. Нет универсального ответа, понимаешь? — Но почему нет? Есть ведь вещи, в которых все люди сходятся. — Не в такой неоднозначной теме, — Томиэ качает головой. — Для кого-то смысл жизни — дети, кто-то хочет огромный дом с бассейном. Кому-то подавай счастье, свободу. Любовь — хорошая причина для смысла жизни. — Но не для таких, как мы, — не соглашается с ней упрямо Дазай. — Ты любишь Чую, я знаю. И он тебя любит. Но иногда одной любви бывает недостаточно — вспомни себя и этого парня, который пытался отправить тебя на тот свет. Ты его любила, но разве это не помешало ему использовать на тебе яд? — С Кимифусой история другая — с самого начала было понятно, что у нас ничего не выйдет, — Томиэ вздыхает. — Знаешь, я так ненавидела его одно время. Думала, если встречу когда-нибудь, то сделаю с ним тоже самое, что и он со мной. Но сейчас… Пусть живёт. Думаю, ему от этого ещё хуже. Погоди… Когда это недостаточно любви? Почему ты так говоришь? Точнее, когда ты понял? — Когда у меня на руках, истекая кровью, умер мой единственный друг. Глаза Томиэ расширяются. Внезапно части загадки, над которой она долгие годы думала, становятся на свои места. — Вот… Вот почему ты ушел. — Когда он поймет, что с тебя есть, что взять, то в покое не оставит, — произносит Дазай вывод, к которому пришёл вскоре после смерти Одасаку. — Мори забрал у тебя друга. — Не только. Ещё я отдал ему своё молчание. Томиэ стискивает плечи Дазая, поливая его светлую рубашку в полоску слезами. — Почему ты плачешь? Ты ведь даже не знала Одасаку. — Я плачу из-за тебя, — всхлипывает она. — Ты был один с этой проблемой, болью, потерял единственного друга, и при этом пытался разобраться со смыслом жизни. Что-то есть в её слезах и искреннем сочувствии. Дазай не испытывает отвращения, когда девушки плачут — все они люди, это нормально. Он осторожно обнимает Томиэ за плечо, прижимая к себе. Сжимать её в объятиях — не тоже самое, что Акиру. Акира ощущалась как уют, свежесть, что-то, что Осаму чувствовал, но ещё пока не мог опознать. Он облизывает губы, вспоминая их поцелуй. Что-то в ней есть то, что его влечет. — Не жалей меня, — тихо шепчет он в макушку Ямадзаки. — Жалость — плохое чувство. — Я знаю, что ты в ней не нуждаешься, — она вытирает слезы, — но я не жалею тебя, Дазай, а сочувствую. Человеку нужен человек. Он молчит. — Томиэ? — Что? — Я не жалею, — признается Дазай. — Я бы всё повторил. Я бы поцеловал Акиру ещё раз. И ещё. Томиэ улыбается. Ей интересно посмотреть, куда приведут Дазая чувства. С ней самой ведь всё было давно понятно.***
— Ну и где ты была? — Вышла за молоком. Дома закончилось, а я хочу сделать какао перед сном. Ютака вздыхает. На ночь глядя? Наверное, ей предстоит ещё такой диалог с Ютакой (и не один), но желание выяснить, что же это такое — Портовая мафия — сильнее. Она не лгала и не любила лгать мужу, но эта ситуация была исключительной. Тосико хмурится, смотря на жующего поздний ужин Кимифусу, сидящего напротив. Круглосуточное кафе — кто бы мог подумать, что оно станет местом их встречи. Хмурится, потому что ей не нравятся свежие следы избиения на его лице, но он упорно молчит на её вопрос о том, кто это сделал. Не скажет. Мафиози приучены держать язык за зубами до последнего — когда выносят вперёд ногами, станет он с ней откровенничать. Пусть и молодой парень, возраста её Акиры, но воспитан мафией. Кимифуса Кита вызывает в ней противоречивые чувства — она не может перестать видеть в нём ребёнка. Особенно после того, как мозг услужливо напоминает об Акире. Тосико видела подобное. Дети из неблагополучных семей сидели у них в участке, пока они разбирались с горе-родителями и хоть как-то пытались убедить их относиться к своему потомству иначе. Дети молчат, некоторые кричат, что хотят к родителям, но глаза… Глаза говорят громче всяких слов. Они — калейдоскоп эмоций. — Тебе нужна помощь, — говорит она. — Ты не хочешь делиться тем, кто так тебя отметелил, но позволь помочь. — Мне не нужна помощь. — И ты один со всем этим разбираешься? — Да. Мне никто не нужен. — Упрямый мальчишка. Нет ничего плохого в том, чтобы просить о помощи. Подходит официантка, разряжая напряжённую атмосферу. — Будете что-нибудь заказывать? — официантка кивает на стакан воды в руке Тамуры. — Принесите этот суп и мне. Могу спросить? — интересуется Тосико у Кимифусы, когда официантка, приняв заказ, уходит. — Смотря что. — Как ты… Как ты попал в Портовую мафию? Ты далеко не глупый парень, вот и спрашиваю — мне кажется, что у тебя есть кто-то из семьи. Родители задолжали крупную сумму и откупились тобой? Или мафия подобрала беспризорника? Мне правда любопытно. Кимифуса удостаивает её взгляда и ответа: — Сам пришёл. — Сам? — переспрашивает Тосико. — Нужно было выплеснуть копившуюся агрессию, — негромко произносит он, беря между пальцев ложку и зачерпывая суп. — Портовая мафия показалась мне самым подходящим вариантом. Ты выполняешь работу, тебе становится легче и никто не лезет. — А как отреагировала твоя семья? Он усмехается. — Пытаетесь залезть мне в голову, госпожа полицейский? Выведываете информацию для своей белой доски — или какая она у вас там? Пробковая? — Нет. Белая. И ещё раз нет — пытаюсь понять, как парень с неплохими мозгами пошёл по скользкой дорожке. «Я не пошёл по скользкой дорожке, — думает Кимифуса, — я покатился по ней ещё в пять лет, когда попал в руки этого психопата». — Меня воспитывал деспотичный отец. — И ты решил, что лучше калечить окружающих, чем пытаться разобраться с этим вместе со специалистом? Кимифуса пристально смотрит на неё, но Тосико выдерживает взгляд. Говорить ей, где он видел её советы и сочувствие в глазах, он не стал — будет не очень культурно, а посылать её почему-то не хотелось. Даже если что-то и всплывёт, у Тосико нет имён. Да и вообще, может, он врёт? Он ведь из Портовой мафии — они еще те сказочники. — А мама? — сдаётся Тосико, так и не получив ответа на свой вопрос. Куда в этой ситуации смотрела мать, если, конечно, она была жива? — Мать умерла. Если бы не Портовая мафия, я бы отца убил. А тут он не лукавит: Ямамото и сам был в курсе «тёплого» отношения Кимифусы к своей персоне и что лишь работа (и немного Мати) сдерживали Киту от убийства. Ямамото нравилось ходить по краю — он от этого пребывал в эйфории. Больной ублюдок. — Перевариваете моё откровение? — хмыкает Кимифуса. — Да. Вспомнила свою дочь — она примерно твоего возраста — не представляю, что делала бы, если бы она мне такое сказала, — и слова сами слетают с губ, прежде чем Тосико понимает, что и кому она говорит, но разве сердце матери удержать? — Позаботься об Акире, если со мной что-то случится. Кимифуса недолго молчит. — Вы ввязались в опасную игру и хотите победить. Но если что-то хотите, вы что-то должны отдать. Так устроен мир, — поясняет Кита вещь, очевидную и ей, как полицейскому, и ему, как мафиози. — Он жесток, и вы это знаете. — Так не всегда. Говорит Тосико и осекается. Сама шесть раз теряла детей, чтобы потом в её жизни появилась Акира. Наверное, не так уж и плохо, что мир послал девочку ей — она любила её. Вот и сейчас что-то придётся отдать, чтобы одолеть Портовую мафию, но что? Разве недостаточно было боли? Обожглась в первом браке, теряла нервные клетки на работе и была на границе потери самой себя; хотела стать матерью и пережила шесть выкидышей — до сих пор помнила кровь на кафеле в ванной комнате и на стенках унитаза. Так хотела переловить всех преступников, что не заметила, как враг попался не по зубам. — Мир жесток, — соглашается она. — Так чего вы просите? — Кимифуса подаётся ближе, щурясь и всматриваясь в лицо, освещенное лампочкой на потолке. — Я ничего не прошу. Я только хотела, чтобы однажды утром, пока еще закрыты мои глаза, изменился бы весь мир. И что-то в нём откликается.