Дорога к нашему счастью

      Сон.       Слово из трех букв; из трех звуков. Неотъемлемая функция. Одна из важнейших деталей в пирамиде, название которой — человек. Он приятен, нежен, сладостен… И запретен.       Одним из наказов Кенни стал именно сон. Вернее, чуткость сна. А еще точнее — ее повышение. Наставник сказал, что пока ему всего восемь, он один, а обветшалые двери держатся на замке и стуле (который подпирает ручку) — риск обнаружить на утро пустую хату, а то и вовсе не проснуться увеличивается втрое.       Поэтому уже вторую неделю Леви спит, хотя сном это и не назвать, над тазом с водой из местной речки — чистая для местных роскошь. Он садился на кровать, ставил на коленки металлический таз, попутно обставив его с двух сторон одеялом, чтобы не свалился, и прислонялся к стенке спиной. В основном самое яростное желание поспать начинало кусаться уже через двадцать минут. Особенно, если была тренировка с Кенни. До этого же момента Леви просто сидел, смотрел на дверь и думал о всяком. Развлекать себя было нечем, а скука терпеть не станет.       Зачастую эти мысли принимали обличье фантазий, рождавшихся из маминых рассказов. Он пытался представить себе «небесную синеву». Какая она? Большая и страшная? А может, светлая и далекая? На вопрос «что это?» мама тогда достала зеркало — неказистый, чутка замыленный кусок с острыми краями — и поднесла к его лицу, чтобы можно было хорошо разглядеть глаза. «Смотри, — сказала она, легко убирая мешающуюся челку с его носа. — Твои глаза небесно-голубого цвета. Снаружи небо почти такое же, но оно еще может быть потемнее или вообще другого оттенка — в зависимости от погоды и времени». «Какой погоды?» — захлопал глазами мальчик, столкнувшись со странным словом. Он слабо помнит, что тогда ответила мама. Вроде…       Леви подорвался, делая глубокий вдох.       Все лицо было мокрым. Тазик чудом не опрокинулся на кровать, подпирающие вещи уберегли ее. В комнате царила темень.       Леви протер глаза и откашлял остатки воды. Попало в рот, в нос. Если бы наклонился сильней — и в уши зашло.       В доме было мертвенно тихо. Стены молчали. Пол едва скрипел, но звук уже давно не резал слух. С улиц доносились обрывки чьих-то фраз.       Надо быть бдительнее. Он уже не в первый раз так засыпает лицом в тазу, а просыпается от недостатка воздуха. Но каждый раз все равно страшно.       Леви посмотрел на дверь. Воры — первая мысль. Стул привычно сторожил вход, а щеколда с замком готовы были всех себя отдать ради сохранности дома. Никого не было — вторая мысль.       Нет. Ему определенно нужно быть внимательнее. Эти две мысли должны поселиться в нем! Внутри. Чтобы стали его шестым чувством и могли вовремя разбудить. Без прибегания к воде. Нельзя проспать важный момент. Нельзя…

***

      Помимо тренировок Кенни привносил в голову девятилетнего Леви и базовые знания математики — счета и прочие действия с числами. Объяснял он это тем, что в жизни этот навык необходим как пальцы. Или глаза. Леви уже не помнил, что тогда ему привели примером.       Первое время было сложновато. Отчасти из-за того, что наставник хотел за раз объяснить как можно больше материала, но малость просчитался с объемами — а может и вовсе не замечал. Леви тогда даже позволил себе дерзость. Непривычную для себя и особенно для Кенни. Он ясно помнил как проводил параллели между тренировками с ножом и карандашом, начиная скучать по первому — пусть и не особо любимому — и все больше ненавидя второе. Кто бы мог подумать, что писать настолько сложно? Инструмент так и норовит завернуть не туда, чтобы из красивой тройки получилась восьмерка.       Со счетом Леви сдружился позднее. И здесь даже сразу не скажешь, кто причастен в продвижении в его познаниях: увесистые подзатыльники или снизошедшее просвящение.       Но даже так спустя добрый десяток подобных занятий всплыла его предрасположенность к точным наукам. Со слов Кенни, ребятня его возраста за то же время, что он прорешивает столбец заданий, успевают, разве что с первым примером ознакомиться, а после еле путное накалякать в ответе. Леви расценил это как комплимент. Наставник, хоть и редко, но не поскупается на хорошее слово. Пусть и в своеобразной манере. Впрочем, не ему судить.       В один из дней, когда Кенни должен был прийти с очередным часом математики, Леви ждал у себя в доме, заранее подготовив листок и карандаш, которые ему любезно одолжили.       Но урока тогда не случилось.       Кенни поставил свой угловатый портфель на кровать, снял крышку с пуговиц и раскрыл содержимое вещицы. На самом верху виднелась потрепанная, сложенная в несколько раз бумага — а в дальнейшем карта.       — Так, отродье, — вздохнул он, подзывая. — Ты ж считать умеешь? — Леви кивнул. — Умеешь. Ножом орудуешь? Орудуешь. Короче, тема такая есть…       Леви никак не комментировал предложение и все последующие действия наставника. Во-первых, выбора у него нет и не было, а во-вторых… А куда он денется? Если Кенни сказал, то затеянное непременно осуществится.       — Так, пока ты мелкий это прокатит. Что будет с твоей харей, когда вырастешь, — без понятия.       Кенни ворошил его волосы в попытках нацепить… еще одни волосы? Позже всплыло название — парик, и их предназначение. Но даже так Леви было не по душе носить накладную шевелюру, которая, как на зло, еще и щекотит всю шею с плечами.       — Да не ерзай ты, — шикнул наставник, ругаясь под нос на «криворуких, что придумали такое идиотское крепление».       Выбора не было, пришлось молча терпеть и ждать.       Следом стало не лучше. Теперь уже он решил взяться за его лицо.       — Я сам не мастак, конечно… Но довелось узнать.       Кисти оставляли щекотливый шлейф на сомкнутых веках, носу, щеках, да везде, куда только могли дотянуться руки. Кенни скрупулезно рисовал. В какой-то момент Леви даже показалось, что от напряженности тот высунет язык. Но не случилось.       Спустя пять минут утомленного сидения на стуле, Кенни-таки принялся за «финальные штрихи». Из портфеля показалась какая-то трубочка розоватого цвета, обернутая в пожелтевшую бумагу. Леви с любопытством следил за дальнейшими действиями учителя, прокручивая предположения о новом, неизвестном ранее предмете. Присев на одно колено, Кенни твердо обхватил пальцами лицо подопечного, развернув к себе, и начал мазать трубочкой по губам. Леви поморщился, но рука отпрянуть не давала.       — Во-о. Ляпота. Щас еще в халат тебя какой-нибудь запакуем и пойдет, — довольно прохрипел он, явно будучи гордым за свои старания.       В какой-то момент у Леви просто жуть жуть как зачесался глаз. Конечно же он решил избавиться от неприятного ощущения. Рука уже потянулась к лицу, как вдруг ее перехватывают.       — Ну не смей! Как руку отрежу и все! — Леви вздрогнул от крика, пугливо вжав голову в плечи, и непонимающе посмотрел на наставника. — Если сотрешь — все заново придеться красить. Так что даже не вздумай касаться!       Согласия не требовалось. Оно в принципе не требуется, когда под угрозой сохранность твоих конечностей.       — Тэк… Надень-ка это, вроде нормально будет. А то на мелочь хрен найдешь че путное. Во-о! Другое дело! Все, пакуемся и топаем.

***

      Кенни любил хорошенько выпить. А еще Кенни был не прочь совершить набег на местный склад с этой самой выпивкой.       Для Леви это было первым важным заданием. Первым опытом ведения подобных дел. Он нервничал. Немного. Но не из-за угрозы быть пойманным местным кладовщиком. Вовсе нет, это еще не самое страшное. Куда ужаснее был Кенни в ярости. Ох, вот тогда уберечь от гнева наставника и по совместительству отъявленного преступника Подземья может только удача. Леви ни разу не был главной целью его плохого настроения, зато был свидетелем печальных судеб остальных. С тех пор он зарекся как-либо разочаровывать взявшего его под свое крыло бандита.       В женском платье было крайне неудобно идти. Ноги путались в непривычном обилие ткани. Желание вернуться к штанам возросло вдвое и начало печальной мыслью скрестись на душе.       Они шли по второй линии улицы. Более темной, безлюдной. Кенни учил Леви пользоваться и знать на зубок все пути отхода в этих местах. Чтобы вопреки темени и слепоте он мог свободно перемещаться там. И все же светлые и более чистые, приятно пахнущие дороги его привлекали сильнее.       — Так, смотри, — Кенни остановился, всматриваясь в слабо освещенный участок вдали. — Видишь? Это вход на склад с просто шикарнейшим вином. Там работает один мужик. В три часа дня четверга сюда завозят новый товар. Я уже давненько слежу за ним… Когда кладовщик расплатится, то начнет уносить шесть ящиков в подпол. По одному. В этот момент, сам понимаешь, дверь к нескончаемым запасам будет открыта. Надо-олго открыта, если ты постараешься.       Леви внимательно кивнул, тщательно запоминая полученную информацию.       — Хрыщ попался расторопный. Как унесет последний ящик, тут же наверх и кладовку на замок. Твоя задача — выйграть мне достаточно времени, чтобы обчистить полки. Все понял?       — Но как я его задержу? — не понимал Леви. В голову не приходило ничего другого, кроме прибегания к оружию. — Этим? — достал он ножик, спрятанный под халатом.       — Нет, мелочь. Лет через пять подобные фокусы устраивай. Не дорос еще, чтоб жирдяев нагибать. Разговорами как-нибудь. Уболтай его. Придумай чего. Может… О, потерялся, типа. Во, точно. Развей эту историю по-своему. Главное — задержи. И не забудь, что для них ты девочка!       По-началу все действительно шло уверенно: телега с поставкой ящиков алкоголя пришла точно в срок; кладовщик встретил извозчика, перебросился с ним парой слов, расписался на бумаге и уже направился с первым ящиком в подпол. Леви пошел следом. Напоследок он оглянулся, словно пытаясь собрать свою уверенность по кускам в лице Кенни. Было страшно. Страшно и волнительно.       Скрип двери едко завис в ушах. Леви вошел внутрь. Теневые псы вцепились в ноги, но свет висевшей на стене лампадки их тут же прогнал.       Подпол был открыт.       Глаза быстро пробежались по коридору, в бесплодных попытках отыскать кладовщика. Вот бы только Леви знал, что роль хищной птицы выполняет отнюдь не он…       — Эй. — Басистый с хрипотцой голос заставил его содрогнуться.       Леви медленно обернулся на зов. Тянул момент как мог, лишь бы не встречаться с недругом взглядами.       Коренастый мужчина с небрежно заправленной в рабочие штаны рубахой. Повернувшись больше, он подметил здоровенные руки, обросшие рыжими волосами. В лицо смотреть было совсем жутко. Но краем глаза Леви все же заметил наличие у мужика бородки.       — Ты че здесь делаешь, дрянь?       — Я… Я… — заметался Леви, не зная, что и ответить. Все слова будто разом покинули его. — Н-не могу найти дорогу домой, — внезапно выпалил он первое пришедшее на ум.       Мужчина вытаращился на него, как на глупца.       Леви посмотрел на склад за его спиной и решил отступить подальше, чтобы дать Кенни пространство.       — Эй! Куда пошла? — крикнул ему вслед кладовщик.       Ноги привели его в очередное неизвестное помещение. Свет был таким тусклым, что его еле хватало на всю комнату. Тени скреблись по углам, заманивая к себе. Об стекло бились мотыльки, рвясь наружу. Выходов отсюда не было.       — Я спрашиваю тебя еще раз: что забыла здесь?       Леви попытался состроить жалостливое лицо, чтобы его не раскусили раньше времени.       — Мой дом где-то здесь… Не могу найти.       — Беспризорница, что ли?       Леви вопросительно взглянул на него. Но, видимо, мужик счел это за немое согласие.       — А-а-а… Сиротка, что с остальными вечно здесь ошивается. — Губы его расплылись в улыбке.       Он медленно двинулся в его сторону.       — Раздражительные, шумные дети…       За спиной была одинокая холодная стена. Леви невольно попятился.       — Чего ж ты — бездомная — вырядилась так, а? Еще и сама сюда заявилась. Думаешь я поверю в твои россказни о том, что не можешь дом найти? Да вы эти улицы вдоль и поперек знаете.       Его глаза перестали сверлить лицо Леви. Наоборот, спустились ниже, скользя по платью вплоть до туфель. Взгляд кладовщика теперь начал пугать по-особому. Что-то было не так. Что-то недоброе таилось в этом жадном взгляде, каким пьяницы в барах смотрят на принесенный напиток.       — Я…       — Ты же не против немного развлечься, а? — Теперь он уже не скрывал своей довольной улыбки, оголявшей ряд пожелтевших зубов.       Рука потянулась к запрятанному ножику.       «Нет. Что-то не так», — тарабанил по стенкам внутренний предостерегающий голос, внушая тревогу. Сейчас что-то…       Леви не успел среагировать, как мужик уже повалил его на пол. Оружие выпало на пол, с глухим стуком перевернувшись. Страх обуял душу и разум. Худощавые руки и ноги неистово забились в попытках вылезти из-под навалившегося тела. Леви был не способен увидеть даже свои отчаянно вытянутые ладони. Все жгло. Жгло и леденило, как если бы ночевал на голой земле. В груди разгорался неподвластный никому огонь, выедая органы изнутри. Глаза бегали по комнате, в отчаянии ища фигуру Кенни.       Но его не было.       Мужчина придавил собою правую ногу мальчика, хватаясь за левую в попытках раздвинуть. Леви цеплялся за любой шанс выцепиться из хвата как собака, которую взяли за шиворот. Легкие разрывались от ритма дыхания. Сердце же давно парализовал ужас. В спину болезненно впивались мелкие камни. А противостояние, казалось, скоро завершится. «КЕННИ, Я ЗДЕСЬ, СЮДА», — молил истеричный голос в голове. Но подсознательно Леви знал: никто не придет. Он остался один.       Над телом правили инстинкты. Жить. Жить. Нужно жить. Только одно слово кровоточило перед глазами. Только это слово правило и будет править. Выжить, во что бы то ни стало, выжить.       Леви не издал ни одного крика за все время, — лишь ошпаренные страхом глаза бегали по мрачному силуэту.       Откинув в бок голову, он вдруг заметил тусклый блеск.       Нож.       Орудие, что подарил ему Кенни лежало рядом. Совсем неподалеку. Вблизи!.. Было плевать абсолютно на все. Перед ним стояла лишь одна цель — выжить. Он выживет.       Свободная рука моментально потянулась к спасительному свету. Тусклому, еле заметному блику на исцарапанном металле. Но единственныму шансу на спасение.       Пальцы коснулись гладкой рукояти, слившись с ней воедино, и рука тут же наотмашь замахнулась. Только багровые пятна в этот момент Леви мог отличить от мрака, насквозь пропитавшего город. Красный. Цвет его спасения. Цена его жизни. Красный. Попытка увидеть хоть что-то незапятнанное чернотой. Попытка вылезти из этих терней. Красный. Жажда жить.       Звериный вопль, льющийся изо рта Леви, оборвался, только когда горло начало мучительно ссаднить. Но он не останавливался, продолжая хрипеть, смотря вниз глазами, полные безумия. Рука продолжала рвано наносить один удар за другим. Красный-красный-красный. Еще. Еще. Еще.       — Ха-а-а… Ха-а-а…       Собственный голос сипло попискивал при каждой попытке вздохнуть. Горло как будто ободрали, сняли кожу. Невыносимая боль, страх, непонимание, ужас — все мешалось в одно.       Платье до колен вымокло и потемнело. Веки держались на последних силах, чтобы не схлопнуться. Голова жутко кружилась, а кругом летал едкий запах.       Он убил человека.       Своими руками оторвал его жизнь.       Этими пальцами вогнал под кожу металл.       Кто он теперь?..       Оцепенение бесконечно долго тянулось. Шок мешался с непониманием происходящего. Леви понимал, что нем что-то оборвалось. Что-то… Что-то незаменимое. Нечто важное, без которого все навсегда изменится и уже не будет как прежде.       Голос за спиной его окликнул. Леви даже не вздрогнул, продолжая сидеть в своих мыслях и разглядывать красные ладони.       Кенни бесшумно подошел к месту смерти. Чьей? И сухо произнес:       — Третий мой тебе урок: никогда. Ни-ког-да не выпускай оружие из рук. Либо ты, либо они.       «Либо ты, либо они…»       В голове засели его последние слова, наводя на мысли, что пришли они сюда вовсе не с целью грабежа. И эти переодевания… Неужели Кенни все спланировал? Или то была случайность?       «Спасение умирающего — дело рук самого умирающего».       Леви знал сейчас лишь одно: сегодня домой он вернется уже другим человеком.