Дорога к нашему счастью

      — Что?       Офицеры в потрясении разглядывали прибывшего солдата, не имея сил даже сморгнуть.       — Да, у меня есть доказательство... — пальцы выудили из кармана аккуратно сложенную потрепанную бумажку.       Первым пришел в чувства Леви, вскочив с дивана. Курсант не успел даже объясниться, как он выхватил сокровенное из рук.       За четырьмя слоями таились возможные ответы на последние события, объяснения, которые неоткуда было взять.       Соколиный взгляд жадно впился в первую же букву, со всей своей внимательностью вчитываясь в текст. К тому моменту подбежала и Ханджи, устраившись сбоку.       «...тела. Правда! Черт. Черт. Ч_рт. Ну почему вс_ идет именн_ так?! Что б тебя. Выслужиться за_отел, придурок. Теперь еще и его убить надо.       ...увствую, что мне становится хуже с каждым днем. Кто бы мог подумать, что убивать безликих людей легче, чем жить с этими? Хоч_ вернуться. Пер_жить это все и з_быть как страшный сон».       — Что за... Армин, где ты это нашел? — строго повернулся к нему Леви.       Спланированное убийство... Возможные сообщники... Кажется, он вот-вот откроет эту драгоценную дверь с ответами на терзающие его вопросы.       Внутри зашипела дикая страсть. Терпение истончилось настолько, что уже готово порваться хрупкой паутинкой.       — Оно лежало в ками-, — хотел было ответить Армин, как внезапно его перебила майор:       — Погоди, не спеши. Арлерт, где доказательства того, что это правда, а не чья-то неудачная шутка? Письмо мог написать кто угодно и с любым посылом.       «Четырехглазая!.. Чтоб тебя и твои мозги!»       Юноша замялся, не зная, как ответить на прямой вопрос.       — Это... Я не считаю его шуточным... Пожалуйста, выслушайте меня полностью и сами в этом убедитесь!       — У нас...       — Как раз есть несколько часов, чтобы выслушать тебя от начала и до конца, — ловко перебил он девушку, усаживая ладонью на диван. — Прошу. Тебе слово. — подозвал он взглядом солдата.       Почувствовав, как с рук за спиной слетают веревки, Армин сразу же поспешил к офицерам. Обстановка стала менее напряженной и удушающей.       Капитан сцепил ладони, уперевшись локтями в колени, и заговорил:       — Итак... поведай-ка нам теперь все с самого начала.       Ханджи скептически скрестила руки, продолжая всматриваться в лицо прибывшего, но все же передала инициативу в руки друга.       — Все началось в день нашего последнего испытания в охотничьем домике, — голубые глаза обрисовывали на полу узоры, а пальцы почти что натерли мозоли на себе. — Всех уже собрали на улице, а я забыл плащ, поэтому вернулся в дом. Тогда-то на глаза и попались догорающие угли в камине. Сначала я подумал, что кто-то забыл потушить их должным образом перед уходом, но подойдя ближе, заметил это.       — Почему сразу не сообщил?       — Времени не было. Испытание уже начиналось. Да и все это так сумбурно произошло, разобраться не представляло возможности.       Леви снова покрутил в руках обожженный клочок бумаги, задумчиво спросив:       — Допустим. Но почему мы узнаем об этом только спустя два месяца? На дворе конец ноября, а ты сообщаешь подобное лишь сейчас, — Армин опустил голову еще ниже.       Капитан старался сохранять спокойный тон, подавляя рвущиеся на свободу разряды. Основной задачей было найти ответы, а не загнобить мальчишку за просчеты (хотя очень хотелось ткнуть его лицом в ошибки).       — П-простите... Я правда собирался! Просто возможности постоянно не представлялось. Еще и доказательств прямых не было... Боялся, что не поверите.       — Ладно, проехали. Ты сказал, что нашел письмо в день испытания, верно? — тот кивнул. — Было еще что-то подозрительное? Говори, не бойся.       — Нет, только письмо.       «Зараза».       — На досуге я еще раз проверил содержимое, пытаясь понять, с какой целью оно было написано. К сожалению, из того, что мы имеем, нельзя узнать пол человека.       Леви остановил его рукой.       — Погоди. Говоришь, нельзя узнать пол, а откуда берешь выборку подозреваемых?       — Других вариантов, кроме всех присутствующих в особняке тем днем, нет...       Его отряд — люди, с которыми он жил под одной крышей, провел не один год, прошел не одну битву — рискуют обнародоваться предателями.       Сей факт неприятно коробил под грудью. Рациональные мысли шли вразрез с эмоциями, от которых он отчаянно старался скрыться.       Но сейчас была необходима трезвость ума. Если на горизонте маячит скрытая угроза — придется закрыть глаза на любые связи, как бы того не хотелось.       — Все присутствующие, значит... Есть, кто на примете? — вопросила Зоэ.       — Нет. Но есть несколько людей, кого можно вычеркнуть из претендентов на авторство письма, — из-за внутреннего кармана куртки показалось несколько свертков. — Саша Браус, Бертольд Гувер, Райнер Браун и Эрд Джин. Вот, сравните. Их почерки кардинально отличаются, от того, что здесь.       — Есть такое...       Разглядев бумаги как следует, назрел резонный вопрос:       — А что если у автора был сообщник? Или сообщники?       «Если предположить связь того неизвестного со случаем в лесу, то сразу становится ясно, что сообщник был. Это даже не обсуждается».       Возможно, предателем-автором являлся кто-то из жителей особняка. Но, исходя из воспоминаний, второй человек был со стороны. Никто из всех, кого знал Леви не обладал схожими телосложением и навыками.       — В таком случае под подозрения все равно попадают все, вне зависимости от почерка, — предположила майор.       — Соглашусь, но с другой стороны, найдя нашего автора, мы отыщем и его сторонников, — ответил Армин, а после тихо добавил: — Ну, если таковые имеются...       Леви снова пробежался глазами по бумагам.       — Как и когда ты попросил их написать тебе?       — Под разными предлогами. Райнера, Бертольда и Эрда удалось до аварии в Тросте. Сашу уже после.       — Ясно... То есть, ты предлагаешь взять образцы почерка у всех, кто был в охотничьем домике?       — Да. Единственный и по совместительству безопасный вариант вычислить подозреваемого.       — Я тебя понял. Тогда немного облегчим задачу и поступим по-другому...       — Погоди, Леви, — встряла Ханджи, не давая закончить предложение.       Капитан и сидящий напротив Арлерт сразу же смолкли, вопросительно, с толикой удивления и замешательства уставившись на девушку.       — Я тебя совсем не узнаю. В последний раз такой порыв энтузиазма наблюдался, когда нужно было сбежать с уроков Эрвина, — майор сместила соколиный взор на рядового. — Армин, ты обещал, что мы все поймем, после того, как выслушаем тебя. Но кроме дальнейших действий я ничего не узнала.       Леви нахмурился, сдерживая завывающее внутри негодование. Нашел же мальчишка время прийти...       — Я не говорю, что нужно закрыть на это глаза, но сам понимаешь: дураков хватает. Кто-то мог в шутку написать это, а потом осторожно сжечь, чтоб никто не заметил. В этом случае виновники одним выговором не отделаются.       Слова Ханджи били точно, метко, в самую цель. Неудивительно, что после таких аргументов Арлерт завял пуще прежнего.       — Продолжая то, на чем остановились. Я бы мог-...       — Леви. У нас нет времени разбираться с этим. Отправим кого-нибудь и дело с концом.       Но капитан пропустил слова мимо ушей.       — Мог бы пригласить оставшихся к себе, под предлогом подписания документов об эксперименте.       — Можно подумать, письмо важнее последствий в Тросте. Заканчивай это, — уже серьезнее отрезала она.       С одной стороны от Армина сидел капитан, дающий возможность наконец-то высказаться. По другую же сбегалась грозовая туча в лице майора.       Чей приказ слушать?       — Арлерт, свободен.       — Нет, останься.       — Леви!..              Он ни за что не упустит возможность приблизиться к разгадке...       Не сейчас.       — Леви, — по щелчку пальцев включила она твердый рабочий тон, — месяц назад прорвали стену! Сейчас не время для ребячества. Работа по восстановлению идет...       — Уж поверь, Ханджи. То, о чем говорит этот мальчишка, — далеко не шутки.       Было видно, что за ее спиной припасено еще много весомых и рациональных аргументов, но какая-то часть все же позволила ему высказаться.       — Тогда потрудись объяснить, с чего ты так взвинтился из-за этого письма?       Поднятый вопрос ударил в лоб.       Неприятно осознавать, но, похоже, некоторыми секретами стоит поделиться...       Глубоко вздохнув, произнеслись три заветных слова:       — Меня пытались убить.       Секунда.       Две.       Три...       И на смену тишине пришло вопиющее негодование Зоэ.       — ЧЕ-Е-ЕГО-О-О?! — по ушам неприятно резанули высокие нотки. — Когда это было?!       — Два месяца назад. В сентябре.       — И ТЫ МОЛЧАЛ ОБ ЭТОМ?!       — А должен был всем вам рассказать?       — Ну знаешь!.. Подобное уж точно в тайне не держат!       Армин был не менее поражен, чем Ханджи, но, в силу характера, только и мог, что пучить глаза.       Когда волна шока более-менее улеглась, офицер сумела заговорить:       — Ты же понимаешь, что теперь я тебя отсюда не выпущу?       — Я и не собираюсь никуда сбегать.       Когда дело приняло такой оборот, есть лишь одна дорога.       — Армин.       — Д-да?       — Помнишь утро после испытания?       Тот согласно кивнул, но после сразу же одернулся.       — Ой... Неужели...       — Да. Тогда я вовсе не с дерева свалился.       — Эй, — недовольно окликнула их Зоэ. — Может быть, вы посвятите меня в подробности ваших бесед?       — Особой роли не играет. Я все равно тогда соврал, так что слушать будете оба, — непринужденно повел плечами сидящий.       — Тихушник...       — Если вкратце, у меня заклинило УПМ в крайне неподходящий момент. Ладно бы просто упал, но это только полбеды, в округе находился титан.       Арлерт и Зоэ удивленно переглянулись.       — То есть, как это? Нет, я понимаю, что это все было на территории Марии... Но вы разве не зачищали ближайшую округу?       — В том то и дело, что да. Лес был чист.       Они с отрядом специально подготовили местность для испытания. Каждый пролесок осмотрели на наличие незваных гостей. Ничего не упустили.       — Так и что тогда произошло?.. УПМ заработало?       — Нет. Пришлось разбираться с ним без устройства, — «Пожалуй, в этой истории о Цветик я все же умолчу...» — подметил за собой капитан.       — Так значит, из-за титана вас в том состоянии принесли?       Закинув ногу на ногу, он продолжил:       — И снова нет. Теперь уже в игру вступает наш сообщник.       — Тот, о котором говорили ранее?       — Да. После того, как раненный титан сбежал, я обнаружил его останки. И именно в тот момент на меня напал неизвестный. Недолго бились — получилось повалить его, но и этот гад сбежал, — Ханджи хотела что-то спросить, но Леви перебил: — Есть в этой ситуации и что-то хорошее: неизвестный не является кем-то из наших. Это точно.       — С чего ты взял?       — Мужчина. Далеко не первый и даже не третий год практикуется в... драках. Кадеты сразу вылетают — никто из них еще не на таком уровне. Мои из отряда по габаритам и способностям также не проходят. Это был определенно другой человек.       — Дела-а... — вздохнула Ханджи. — Кажется, пора начать принимать лекарства от головной боли. Я надеюсь, это все, что ты хотел сказать, Леви?       Голос внутри иронично усмехнулся вопросу.       — Мимо.       — Ч-что?! Да куда еще хуже-то?       — Помнишь титана, что сожрал Бронированного? Это был тот самый из лесу.       Следить за реакциями слушателей было в какой-то степени любопытно. От сменяющихся красок негодования, к расписному шоку и до жалобной мольбы, льющейся из глаз.       — Теперь все.       — Знаешь, я уже не знаю, какую эмоцию использовать... — потирала заднюю часть шеи майор. — Но ясно одно: надо поскорей вернуться в штаб и доложить обо всем Эрвину. Дело принимает офигеть какие масштабы.       Откровение Армина стало недостающей деталью в этой головоломке. Теперь дело за ними.

***

      Этим вечером особенно похолодало. Да так, что пришлось ложиться спать чуть ли не в кофте. Гостиные одеяла не могли похвастаться своей плотностью, посему тепла от них ждать можно было лишь на словах.       Сожительницы уже давно смыли день с лиц и уже расправляли постели. Прогулка по городу заметно утомила их. Только у Микасы сна ни в одном глазу не находилось. Он в принципе затерялся где-то еще несколько недель назад. Сложно вспомнить, когда на душе было свежо и чисто при взгляде на радостные лучики солнца, пробивающиеся сквозь приоткрытые занавески. Когда уют нежно обнимал за плечи цветочным запахом нового белья. И когда непринужденные лица проходящих не вызывали неприятия.       Оковы мертвым грузом тащили вниз, несмотря на желание освободиться и встать с колен. Хотелось выть от отчаяния, но голос куда-то исчез.       Легкий и приглушенный подвальный свет вперемешку с мушками пыли едва ли касался ее. Даже он обходил стороной...       Несмотря на предложение Энни поселиться в отдельном номере, Микаса отказалась. Двоякое чувство шептало на ушко, соблазняло и окутывало сладкими речами чтобы та ушла, осталась одна. Но душой понимала, уйдет сейчас — окончательно потеряет связь с миром. Поэтому, усилием воли приходилось слушать шумные и местами неуместные беседы подруг.       И вина не их. Что Криста, что Саша помогали словами как могли. Делом не выходило: Микаса наотрез отказывалась покидать пределы гостиной ради эфемерных прогулок до местного заведения с закусками. В какой-то степени даже стыдно становилось: неблагодарная, что плевать хотела на благородные поступки сожительниц. Но сил тратить на это мысли уже не было.       «— Микаса, — донеслось со спины. — Ты как?       Но она молчала. Непроходимый ком в горле не позволял и словечка вымолвить. Скажет что — окончательно треснет по швам.       — Не бери в голову слова этого придурка. Все не так было.       Холодный, но при этом едва потеплевший голос. Знакомый.       — Я не рассказывала о травме, потому что не сочла нужным. В том нет твоей вины, просто знай это.       «Уйдите... Просто уйдите все...»       — Микаса! — запыхавшись окрикнула Криста. — Микаса, ты как?       «Шумно...»       Дрожь в горле на мгновение утихла, тогда Микаса воспользовалась всем своим самообладанием, чтобы голос не заскочил на высокие ноты.       — Спасибо...       Почувствовалось прикосновение — кто-то обнял сбоку.       Все, что смогла сделать Аккерман, — накрыть охватывающую ее руку своей холодной.       — Вс-се нормальн-но... — слегка в нос произнесла она предпоследнюю букву.       — О, Микаса... Прости, что не остановила его тогда. Надо было сразу обрубить его, пока не наговорил гадостей, — виновато промычала девочка, уткнувшись лицом в кофту.       Призрачное присутствие Энни ощущалось на расстоянии так же, как и ее сочувствующий взгляд позади.       Больше слов Микасе уже не хватило сил сказать».       С тех пор отношения между ними тремя — Сашей, Кристой и Микасой — казались натянутыми, в некоторой степени вынужденными. Навязчивые мысли одолевали, каждый раз прорываясь сквозь открытые и уязвимые места вглубь сознания. Стала обузой даже для подруг. Наверняка они продолжают заводить с ней эти неловкие и глуповатые беседы из чувства вины. Хотя, о какой вине идет речь? Не из-за них язык Кирштейна оказался в тот день особенно острым и развязанным. И не их обязанностью было останавливать его.       «Лучше горькая правда, чем сладкая ложь», — сейчас она готова была утопиться во лжи...       — ...в разъездах сейчас. Но вроде бы капитан собирается только сегодня уехать. То ли за документами, то ли...       Одно лишь слово одарило разрядом молнии.       Микаса дернулась, спешно стаскивая с себя одеяло.       Белое платье. Длинная кофта. Босые ноги.       И холодный коридор.       Она не успела понять, даже заметить, как оказалась вне комнаты.       Она просто шла. Бежала?       Нужно было успеть...       Кругом мелькали картинки, но все они превратились в черный тоннель.       Только вперед.       Успеть. Успеть...       — Капитан! — истошно крикнула Микаса, задыхаясь после бега.       Фигура застыла на месте, укоренившись в кромешной тьме развилки у второго этажа.       Он не обернулся.       — Поче-му... Почему вы... не сказали...       Девушка отчаянно вкушала воздух, чтобы речь была хоть немного внятной. Взгляд намертво вперился в спину, облаченную темным плащем.       Воздуха не хватало.       — Вы ведь знали... Знали! — голос содрогнулся и разбился. — Знали... что все погибли...       Слова сами лились изо рта. Бесконтрольный поток. Горестный, возжелавший найти причину всех несправедливых ударов судьбы.       Девушка стояла в нескольких шагах от ее капитана. Губы дрожали от отчаяния и боли. Слезы текли по щекам, оставляя мокрые следы, словно шрамы на сердце. Взгляд ее был полон непонимания и гнева.       — Почему, капитан?.. — снова спросила Микаса, и голос ее был похож на крик раненой птицы. — Почему вы не рассказали мне, что все те люди погибли? Почему не рассказали мне еще в больнице, когда я лежала там в неизвестности?!.       Она шагнула вперед, сжимая кулаки. Глаза цвета разлитой стали метали молнии; страх и ярость кипели в ней.       — Вы все думали, что защищаете меня? — продолжила она. Лицо напряжено, как натянутая струна. — Но вы только сделали хуже. Я должна была знать! Я имела право знать!       Энни, Армин, Криста, Саша, все. Все молчали, боясь раздуть сгустившуюся пелену тумана у ее глаз и показать голую истину. Все молчали.       Он молчал.       Взгляд серо-голубых глаз был устремлен в пол, и тишина между ними тянулась, как нескончаемый поток бессмысленной пустоты.       Стук опавших на пол слез ритмично рвал воцарившееся молчание.       Холод не подступался сквозь голые стопы. Внутри все уже давно заледенело. Только влажные дорожки на щеках и шее свидетельствовали о растоптанном тепле.       Наконец, он приподнял лицо и посмотрел ей прямо в глаза. На мгновение Микасе показалось, что в его взгляде пробежали тени сочувствия, но даже так, оно все равно скрылось под полотном безэмоциональных глаз.       — А ты бы поверила? — произнес он тихо-тихо, как будто сам боялся своего вопроса.       Аккерман отшатнулась, как если бы ее укололо веретено. Слова капитана свалились на ее восприятие, как гром среди ясного неба.       — О какой вере речь?.. — эхом отдался ее дрожащий шепот меж стен коридора.       — В госпитале ты не могла понять, не могла осознать, — промолвил он. — А если бы и поверила...       Тишина опустилась на них, как тяжелое покрывало. Она стояла перед ним, потрясенная и израненная, не зная, чему больше верить: своей боли или его словам.       Теперь уже не смотрела Микаса. Взгляд увял к полу, на котором все еще были свежи темные следы.       — Прости... — тихо и невесомо шепнул он напоследок, прежде чем раствориться за дверью.       Тело выпуталось из нитей, сдерживающих от неминуемого падения. В коленях периодично звенела отголосками глухая боль.       Ранее казалось, что слезы иссякли. Больше не будет мокрых щек и ресниц. Но сейчас соль на губах кричала об обратном. Уже не было сил сдерживаться.       Где-то вдали ей кричали вслед. Звали, но шум в ушах позволил отдаться самой себе, не подпуская никого к своему горю.       Бессмысленный и опрометчивый шаг принес еще больше боли, затягивая терновую ветвь на шее.