Дорога к нашему счастью

      Чем больше близился конец ноября, тем громче становился шум в палате. Раненые на глазах расцветали подснежниками после затяжной пурги и вставали с кроватей, излечившись от недугов. Настроение пациентов было относительно позитивным, но это все равно не помогало сбить душевное состояние. А вернее — его нестояние.       Приходили друзья — в основном подруги — и натягивалась слабая улыбочка. Микаса даже сама не понимала, зачем создает эту видимость хорошего настроения. Будто лицо инстинктивно наказывало себе держаться, не позволяя кому-либо увидеть обратное.       Даже спустя несколько дней редких размышлений, время на которые было хоть отбавляй, причины так и не были найдены. Все сошлось к тому, что Аккерман не особо хотелось впрягать окружающих в свои «страдания». Было и было. Ребята к этому вообще не причастны, так зачем им это знать? Все равно ничего не изменит, если и скажет — только попортит настроение людям.       Да тем более, она сама со своей головой не сладит, что ли? Сладит. Разведчица или кто вообще?       «Разведчица… Уж конечно».       О своей «первоклассной» нужности Разведкорпусу Микаса тоже не раз думала. Первая пробежавшая мыслишка об этом была изгнана из головы куда подальше. Но на следующий день все же пришлось с ней переспать. И… Сказать по правде, небезосновательно звучит эта идея: тактику боя нормально продумать не может; критическое мышление отсутствует (как показывает практика); ко всему прочему, «благоразумности» хоть отбавляй…       Девушка уныло перевалилась с бока на спину, распластав тыльную сторону кисти на лбу.       Сильная? Да, возможно. Но на предфинальном отборе в десятку лучших ее могла обойти Энни, если бы не оступилась тогда из-за ландшафта. Быстрая? Не очень, скорее, средняя. Да и это не врожденная способность человека. Любой может грамотно обращаться с УПМ, не теряя скорости и мобильности. У того же Армина с несоизмеримой любовью к новым знаниям шансов овладеть аппаратом куда больше. Про тактику ведения боя и вовсе лучше смолчать. Даже капитан устал делать замечания на тему того, что нельзя просто бездумно лупить вражину, надеясь только на реакцию и инстинкты. «Делай ногой шаг вперед, а головой четыре». Даже интонация его выучилась.       Вот и результат. И спрашивается: «А нужен ли такой солдат разведке?». После сухого и трезвого анализа девушка уже начала сомневаться в этом.       На счету ребят десятки спасенных жизней, а на ее — минус двадцать. Получиться ли когда-нибудь привести это число хотя бы к нулю? Не искупить, а просто попробовать отмыть собственную карму от черно-красных следов.       Даже интересно стало, если уйдет сейчас — забудет тех людей, чьи души навсегда погрязли в руинах одной ошибки? Отпустят ли подол юбки трупно-белые пальцы? Срежут ли косу во второй раз?       Некогда грезившая душа по героическим спасениям всего живого теперь не испытывает даже обиды или горечи от подобных мыслей. Слишком пусто. Вера в собственную особенность, способности и железную волю дала трещину в который раз, все больше близясь к расколу. «Да как ты можешь думать о подобном после всех тех трудов, что ты приложила, лишь бы попасть сюда?!», — хочется кричать в себя. «Уже не знаю», — отвечает «я».       А стоило ли оно того? И ради чего все это? «Людей, которых я так хотела спасать и оберегать, — угробила на первой же миссии. Хороша спасительница».       — Микаса?       Спокойный, со свойственной ему осторожностью, вопросил голос, прикрыв окно размышлений. Девушка тут же повернулась на шум, захлопав глазами и приглядываясь к давно осознанному силуэту.       — Это ты, Армин?       — Ага, привет, — он не стал садиться на сплошь продавленный стул, ограничиваясь стоянием рядом с задней частью койки.       — Привет. Что-то случилось или просто пришел? — конечно же нет, судя по непринужденному виду.       — Ну, скорее напомнить о случившемся… Помнишь наш последний разговор перед битвой?       — Разговор? — Микаса всерьез задумалась, погрузившись в пучину головы и событий в ней; «Да, конечно, прямо сейчас вспомнит», — съязвило эго, но хозяйка пресекла дальнейшие действия, — Напомни?..       Армин помялся на ногах, а после спешно обошел к краю кровати, подсаживаясь на корточки. Шепот обжег ухо.       — Предатель.       — Я нашел это в камине еще перед испытанием. Кто-то хотел сжечь его.       Микаса потерла виски и зажмурилась, переваривая прочитанное.       — Это значит, среди нас затесался враг?..       — Сложно отрицать…       Точно… А она уже и забыла про существование теневой опасности.       — Я предлагаю пойти к капитану, — чуть громче добавил он, серьезно разглядывая растерянное лицо Аккерман. — Нужно срочно доложить ему об этом.       Был риск, что прямо сейчас на шеях солдат затягивается толстый узел, сотканный из грозящей напасть в любой момент опасности. Если Трост был одним из событий, вяжущимся со всеобщей картиной, то дела действительно плохи.       — Нет.       Армин удивленно захлопал глазами.       — Что?       — Нет. Что не понятного? — девушка подтянула одеяло ближе к подбородку. — Я хочу побыть одна, можешь, пожалуйста, уйти?       — Одна? Да ты и так все время в одиночестве проводишь! — вскочил он на ноги, не понимая причину отказа. — Микаса, это очень важно! Возможно, прямо сейча-…       — Ну так иди сам и доложи, раз важно. Я-то тебе зачем? — безразличность в последний раз сверкнула в глазах прежде, чем скрылась под веками.       — Но, Микаса…       — Армин. Пожалуйста.       Парень стоял, беспомощно смотря в выглядывающий под одеялом затылок девушки.       Десяток секунд тишины и ответ негромко заявил о себе:       — Хорошо…       Напоследок было брошено что-то вроде «выздоравливай», а после все шумы и вовсе стихли под тяжестью ладоней.

***

      — Поздравляю с выпиской, мисс Аккерман… — безэмоционально-рутинным тоном бубнил текст главный врач. — Здоровье улучшилось до необходимого состояния, посему можете выписываться, надеюсь, больше не встретимся, всего хорошего…       — Взаимно…       Подошли к концу те долгие и мучительные две недели ожидания. Наконец-то эти четыре безжизненно белые стены исчезнут из ее поля зрения, оставшись просто плохим воспоминанием.       — Прощай, Микаса. Тоже надеюсь, что мы не встретимся в таких обстоятельствах, — покачала головой медсестра. — А вот за чашкой чая с вареньем всегда за.       — Спасибо, запомню, — слабо улыбнулась девушка.       Тетя Фаля действительно была одной, если не самой приятной личностью среди всего медперсонала. Пусть ее иногда и могло занести на долгую болтовню, это хотя бы было не скучно послушать, даже было о чем подискутировать.       — До свидания.       К сожалению, остатки хромоты остались. До сих пор по спине бегут ледяные мурашки при воспоминании о том, как массивная лапа титана неудачно схватила ее с выпавшим клинком. Лезвие от души вонзилось и прошлось по бедру, буквально вспарывая конечность.       Возможно, боль была бы куда более неистовее, чем ощущалась, но адреналиновые всплески и бушующий шторм в голове позволили приглушить следствия неудачной атаки.       Остается надеяться, что хромота как можно скорее пройдет. Хорошо хоть нога свою функцию исправно выполняет, и на том спасибо.       Одним из первых желаний Микасы по выписке из госпиталя был хороший обед в столовой. Из-за не самых питательных блюд ее лицо почти что превратилось в череп, обтянутый кожей. Синим пятнам под глазам также способствовала бессонница, внезапно объявившаяся за полмесяца до выписки. Малоприятная обстановка, чужие люди, так еще и навалившиеся события… Хочется иногда просто вырезать себя из полотна этой реальности и заменить заплаткой, чтобы никто подмены не заметил.       Даже аппетит пропал, что удивительно и неудивительно одновременно. Во всяком случае, сейчас ее дорога лежит только в штаб квартиру Разведкорпуса на окраине Стохеса. Там и ребята наверняка, если еще не отослали, встретиться бы с остальными лично, узнать, что да как.       Из вещей была лишь небольшая сумка с одеждой и кот. Тот в свою очередь от усталости уже весь изъерзался. Хотя отчего там уставать? Всю дорогу девушка тихо-мирно несла его на руках; негоже солдатскому коту бока отлеживать.       Солнце стояло в зените, когда перед глазами выросло четырехэтажное здание, выложенное камнем. Неподалеку находились самодельные коновязи с несколькими лошадьми вокруг. Привычной охраны не было, да и вряд ли кому-то сейчас есть дело до этого, посему Микаса открыла дверь, подперев ее спиной с Морошкой на руках.       Скрип разлетелся по одинокому коридору, после чего тут же послышался голос, от которго Микаса вздрогнула:       — Кем будете?       — А?       — Имя, фамилия, говорю, — безинициативно буркнул мужчина, сидящий за столом поодаль входа.       — Микаса Аккерман, сэр.              Несколько бумаг помаячило у него перед носом, прежде чем он соизволил пустить девушку во временное убежище солдат. Вслед уходящей фигуре он крикнул номер комнаты: «Шестнадцатая».       Морошка окончательно изъерзался на руках, поэтому Микась пришлось с причитанием скинуть его на пол. Глухой стук лап и задранный к потолку хвост спешил вперед, не дожидаясь попутчицу.       — Ну, хотя бы на первом этаже комната… — с толикой облегчения смотрела она на мелькающий вдали номер «16». — Кс-кс, давай сюда, не уходи.       Коридоры растворялись в собственной пустоте и безжизненности, обжигая кожу ледяным холодом. «Так тихо. Не то что в лечебнице. Хотя, что здесь, что там стены давят. И что за напасть такая?»       Подойдя ближе к концу протяжной линии дверей, путники наткнулись на свою. Лавочка и пара горшков с цветами по обе стороны словно праздновали прибытие гостей, находясь между двух рядов дверей, так и маня присесть, отдохнуть. Стояло это все под самым окном, ловило собою заглядывющие лучики.       Морошка запрыгнул на руки Микасы, завидев уходящий след хозяйки. Три негромких стука костяшками о дверь и по ту сторону донесся чей-то приближающийся голос:       — …ду, иду. Вещи, что ли, забыла… О! Микаса!       Аккерман опешила, захлопав глазами.       — Саша? — из глубинки комнаты долетел спешный стук пяток. — Криста? А вы что здесь делаете?       — Тебя хотим спросить, — блондинка переглянулась с подругой. — С возвращением, кстати. Проходи.       Полуденное солнце, пробиваясь сквозь маленькие окна с деревянными рамами, мягко освещало пространство. Внутри, на хмуром потолке из бревен, сдутая местами пыль на полках и разбросанные на столе карты напевали о тоске собственного бытия. Два ряда двухярусных кроватей занимали всю дальнюю стену. На нижних полках уныло сверкали матрасы, примятые от частых снов, а над ними перебрасывались одеяла, повседневные и не слишком чистые.       — Вы тут одни, что ли?       Саша плюхнулась на край кровати, запрокинув голову.       — Сегодня последняя уехала… Теперь скучно.       Сомнительный взгляд в сторону раскинутых карт и пару монеток составил приблизительную картину «веселого» времяпрепровождения подруг.       — Я-я-ясно… А Энни тоже уехала?       — Нет, но планирует. Она в другой комнате живет.       — Почему?       — Как только один из номеров освободился, она попросила переселить ее туда. Сказала: «Невозможно жить в этом шуме».       «В ее духе…» — подметила пришедшая.       Побродив немного по комнате и разглядывая интерьер, Микаса все же взялась за сумку с одеждой. В это время девочки уже вовсю облюбовали пушистого друга, раскатав блаженное наслаждение от самых ушей и до брюшка. Довольное мурчание слышалось даже сквозь шорох ткани и скрип открывающегося ящика. Где-то под ребрышком уже затесалась колючая иголка, ревносто втыкаясь при виде этой надменной морды, что быстренько переметнулась к новым соседям. «Шкура продажная. Променял меня на них, — хотелось высказать прямо в его голубые глаза. — Я тебя неделями без перерыва гладила, предатель».       Сомнений, что кот ее не поймет, не было. Подобные интеллектуалы лишь притворяются несведущими о всяких банальностях. А на деле такие дела проворачивают, мама не горюй.       Впрочем, пускай наслаждается пока может. Как наскучит — прибежит обратно, сразу же поймет, у кого «под крылом» теплее.       С этим мыслями мыслями Микаса улеглась на кровать, блаженно вытягивая ноги после долгой ходьбы. Пусть и весомую часть сократила телега, вязкая тяжесть под стопами чувствовалась. Месяц прикованного (почти) к кровати режима дает о себе знать. А от представлений, что будет поджидать на первых за последнее время тренировках даже думать страшно. Если не сплюнет тогда свои легкие — уже хорошо будет.

***

      Утро, на удивление, задалось. Дел, как таковых, не было, посему девушка решила для себя не лишним развеяться после затхлых и душных комнат.       Легкой походкой она направилась по тропе мимо кустов, что с каждым шагом все больше набирали густоту: деревья буквально взращивались из ниоткуда. Такие могучие и величественные. Десяток не первый им уж точно.       В нос била лесная пряность. Кому принадлежит она, девушка распознать не сумела; что-то нежное и мягкое, но одновременно бойкое и дающее о себе знать.       Чем больше Микаса погружалась в лесные дебри, тем меньше виднелось над головой небо, заволоченное кронами. Да и общая картина видимости темнела на глазах. К собственному удивлению — страх под грудью не бесновал. Еще каких-то семь лет назад — половинки ее жизни — отсутствие света посылало армию неприятных ощущений на коже и под ней. Про то, что творилось в голове, говорить и вовсе нечего. Зато сейчас где-то страх растеряла, раз непринужденно и даже по-хозяйски разгуливает в местах «нелюдных».       Тянулись тропа и время, пока издали не показалось чье-то поселение. Избы с поросшим мхом на крышах и стенах; Запыленные и потертые окна, которые облюбовала всякая мелкая живность. Неожиданная встреча казалась свойственной, ничуть не удивительной       Микаса прошла вглубь деревни, огибая несколько домов. Непонятный шум вдали приобретал еле заметные очертания людского гула и топота.       «Да что происходит?» — рвалось наружу, когда в глазах замелькал теплый отблеск полыхающего костра.       Хотя это даже костром не назвать; целое кострище, вобравшее в себя долговязые полена и когтистые ветки. Пламя взмывало на пять-шесть метров в высоту, обжигая воздух вблизи.       Люди заливисто напевали частушки, песни, мантры на родном языке, ведя пышные хороводы.       Стало быть — обряд, иначе не объяснишь, но с какой целью люди собрались здесь под луной? Микаса не знала подобных празднеств, посему ни единой мысли, объясняющей сей хаос не было.       Она стояла поодаль, пока чья-то рука настойчиво не утянула ее за собой. Сама того не заметила, как стала частью людской забавы, закружилась в танце.       Мысли спутались в одночасье: что происходит? Зачем все танцуют? Где она? Кто эти люди? Ответов не было, — был только шум, гложащий нутро.       Жар огня плавил воздух. Хотелось скинуть с себя кофту и щеголять в одной сорочке. Капли пота текли со лба, текли по щекам, срывались на ключицы и оставляли следы на белом платье с лямочками.       Девушки кружили, задевая холщевыми рукавами нежную кожу плеч. Микаса смахнула наседающие на нос пряди волос, зализывая их влажной ладонью за самую макушку.       Казалось, во всеобщем хаосе она одна не потеряла себя. Делала, но не понимала зачем.       Серебряные, с теплым отливом глаза устремились в ночное небо, где вовсю кружили искры.       Спертое дыхание втягивало горьковатый вкус дыма по трахее в легкие, заставляя сглатывать редкую слюну.       Кружить стало невтерпеж. Грудь болела от жадных глотков заветного воздуха. Стопы и пятки ломило от кочек и земляных неровностей; а колени — от беспрестанных движений.       Нужно было срочно остановиться! Передохнуть! Сделать паузу!       Девушка начала искать глазами выход из этих нескольких колец безумия, вот только взор их приковался к лесной арке из могучих дубов. Деревья сотрясало до предсмертной дрожи в кронах. Размеренно. Тяжело. И каждый вздрог ощущался сильнее предыдущего, пока эти удары не начали касаться ног.       Усталостью подобное не назвать. Это определено дрожь земли.       Шум радости-веселья по-прежнему порхал в воздухе, но Микасе уже было не до этого. Прохладный ветер обжег разгоряченные плечи, что укрывала одна лишь сорочка. Волосы хлестали по спине из-за открывшегося из ниоткуда сквозняка. Серьезный взгляд обошел лесную арку. Раз. Два. Ничего. Но чувство тревоги не отступало, искрило в воздухе, запрещая продохнуть.       За секунду до очередного грохота голову пронзило осознание, а грудь — неистовый страх. Микаса поняла причину раньше, прежде чем массивная рука раздвинула деревья, как нечего делать. Кряхтение трескающейся коры затмило шорох костра, все больше набирая звонкости. Следом за рукой показалось и лицо, искаженное ужасом.       Люди кружили в ритме хоровода, не смолкая на секунду. Тело покрыла вязкая слизь. Она заползала в уши, глуша всеобщий шум; нос, не давая ощутить никаких иных запахов; рот, запрещая кричать и звать о помощи. Да и о какой помощи речь? Никого не смущало нечто вылезшее из-за вековых дубов.       Микаса рвано огляделась по сторонам, пытаясь унять подвешенное дыхание. Глаза забегали по мелькающим фигурам, ища хоть какого-то отклика. Безполезно. Лица смазало яркими пятнами, костер затмевал все собой, мутив атмосферу. Титаны же приближались. Медленно. Пьяно. Душили все своим присутствием; нагромождали грозовыми тучами в ясном небе; несли пред собой тихую угрозу, расплывшуюся под жаром общего веселья.       Они были здесь.       Но опасности никто не замечал.       Микаса, словно оцепенелый зверек, вскочила с места расталкивая окружающих. Дрожащими руками она тресла их за плечи, пытаясь вернуть хоть толику осознанности и благоразумия. Но лица их заклеймили широкими улыбками.       А титаны шли.       Микасу изнутри сотрясал тихий ужас, но люди смеялись и танцевали. Никто не реагировал на ее жалкие попытки уберечь их.       Титаны шли.       — Да очнитесь вы! Почему вы все смеетесь?!       Небо стремительно чернело. Их единственный безлесной уголок освещало лишь кострище. Силуэты мелькали пред глазами, опьяняя координацию.       — ТИТАНЫ ИДУТ! ЧЕМУ ВЫ РАДУЕТЕСЬ?!       Грохот нарастал с каждым мгновением. Стук сердца же смалкивал ежесекундно.       ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА.       — ДА ПРЕКРАТИТЕ УЖЕ!       ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА.       — ХВАТИТ!!!       ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА.       — ОСТАНОВИТЕСЬ!!!       Дома рушились. Монстры давили конструкции под собой, как мелких жучков.       — БЕГИТЕ!!!       Слезы выжигали глаза, а голос срывался в очередном крике. Худые пальцы впивались в плечи незнакомых, трясли их, но без толку.       Под ногами захрустели раздавленные тела. До боли знакомый звук раздробленных костей и расплющенной плоти.       Вид крови уже давно не пугал — привыкла, но сейчас разведчица была в ужасе.       Сумасшествие, вшитое в лица поселенцев, сменяли закатившиеся глазные яблоки за орбиты и фонтаны жидкостей изо рта.

Все как в тот день.

Все как в тот проклятый день.

      Бежать-бежать-бежать. Куда? Бежать-бежать-бежать. Зачем? Бежать-бежать-бежать. Почему?       Сдавленный хохот за спиной перекрыло обрушение избы. Микаса бежала. Путалась в ногах, падала, поднималась и снова бежала.       «УПМ… — высеклось в памяти. — Где мой чертов УПМ-?!.»       Но рукоять его уже была в руке.       Девушка изумленно посмотрела на раскрытую ладонь, где уже покоилась слегка потертая часть устройства. Белые брюки формы стягивали ноги, рубашка и куртка облепили спину. А по обе стороны чувствовался массивный обвес.       Размышлять ей не дали.       От неожиданности Микаса выронила рукоять с клинком, которую уже перехватила рука титана вместе с ней. Она снова стала зажата меж пальцев чудовища. Бессильная. Беспомощная. Вновь загнанная в угол.       Во мраке показались сложно различимые черты людского лица. Стеклышки глаз размывались неживым блеском, устремляясь в нее.       Острая боль пронзила бедро: клинок вонзился и вспорол кожу.       Дышать сил не было.       Слезы уже высохли.       Микаса в ужасе смотрела на отдаляющийся от нее свет огня и сменяющийся тьмой во рту титана.       Грудь давило ледяным ужасом.       Смыкающиеся челюсти.       Конец.       Смерть.       Начало.       Воздух.       Воздух.       Воздух!       ВОЗДУХ!!!       Горловой вдох окатил тело дрожью. Руки содрали с груди одеяло и впились в бедро. Иллюзорные фантомы насмехались и вновь насылали болезненные ощущения. Было больно. Очень больно. Нога ныла как в первый раз. Кровь в сосудах пульсировала, отдаваясь ударом молота.       Девушка зашипела сквозь зубы, стараясь заглушить недомогание. Если бы на нее сейчас и посмотрели в полусне, то все равно ничего не заметили. Пряди волос ловко скрывали сморщившееся лицо, опадая на колени.       Осознание, пронесшееся мимо опасности, студило жар страха за жизнь. Однако тревога никуда не делась, будто она все еще в том лесу, в очередной раз переживает свой самый страшный момент.       Кошмары вновь начали тревожить Микасу еще полмесяца назад. Каждый раз ее поджидала смерть. До этого сны не давали спать в детстве, когда пала Шиганшина, и закончились спустя год. Но после Троста и кошмарных событий оттуда в памяти разворошились потаенные страхи, которые теперь и являются по ночам.       Страх за свою жизнь. Страх быть пойманной. Страх смерти в пасти титана. Она вновь начала их бояться. Ее снова бросает в оцепенение при виде этих перекошенных морд. Где твое бесстрашие?!       И если по ночам Микасу преследовали гиганты, то наяву — мысли: вдруг ей не хватит смелости сражаться? Вдруг струсит? Еще хуже — подставит кого-то под удар. Опять кто-то погибнет по ее вине. По вине ее бессилия и робости. А сможет ли она взвалить такой груз, когда до сих пор волочит ноги от последствий прошлой ошибки?       Что-то внутри подсказывало, что нет.       Микаса подтянула подушку к стенке, завалившись спиной. Руки обхватили колени, куда она уткнулась носом — всегда так делала, когда было тревожно или страшно. Одежда пропиталась влагой тела, но сейчас это ни капли не мешало.       Мысль о собственной ненужности пугала и вгоняла в еще большую апатию. Слова о том, что все скоро пройдет и она вновь решительно отправится в бой, все больше казались иллюзорными и далекими от реальности.       «Надо просто пережить это. Все будет как прежде. Это всего лишь кошмары, они никак не повлияют на реальность… Просто держи лицо и не дай эмоциям взять верх».       За окном была глубокая ночь.

***

      — Мика-а-са-а! Вставай! Пошли в столовую, проспишь сейчас все.       Глаза разлепляться совсем не хотели.       Под девичьи разговоры удалось влезть в внезапно сузившиеся рукава рубашки, куда ладони не с первого раза попали. Пуговицы под пальцами норовили сбежать, но настойчивость им не позволила.       Морошка прошмыгнул меж ног под юбкой, оставляя «послевкусие» на лодыжках. Сегодня нужно было одеться потеплее, ноябрь особенно сильно кусался холодными сквозняками. Простыть после всего пережитого ой как не хотелось.       Неспеша девушка приблизилась к зеркалу. За натянутой поблекшей кожей виднелись темные полоски, рисовавшие синяки под глазами; полуприкрытые серые глаза обрамляли ресницы вдоль разреза; сухие губы, которых неприятно коснулся палец.       Былая младая красота куда-то делась. Сейчас остался лишь увянувший цветок.       Несмотря на внешнюю худобу и неприглядность, эти хрупкие руки и ноги были утянуты мышцами, насквозь пропитанными превозмоганием и силой. От самых плеч до позвоночника тянулись линии запечатлевшие в себе приложенные старания сквозь боль. Разбитая внутри, но закаленная снаружи. Вот только чем сердцу поможет эта сила? Есть ли в ней вообще толк?       — …каса, вас вызывает Криста. Как слышно? — внезапно замаячила перед глазами подруга. — Ты меня совсем не слушаешь?       Аккерман спохватилась, удивленно закачав головой.       — Слышу.       — А по-моему, нет. Ха-а. Ладно, можешь, пожалуйста, мне заплести косичку?       — Заплести? — непонимающе заморгала та.       — У тебя хорошо получается.       — Разве.       — Э-э… Ну, как бы, ты весь кадетский самой себе заплетала не хуже, если бы кто взялся помочь.       Поняв, что разговор не сложится, Криста взяла инициативу в собственные руки, подтащив стул к зеркалу.       — Ты все время с хвостом ходила, чего косу захотела?       — Не знаю. Просто подумала что-то сменить, — непринужденно качала она ногами.       Шелк лился по пальцам, нежно затягиваясь в один колос. Здоровый блеск перекатывался с одной пряди на другую и терялся на волосинках, выпавших из общего пробора.       И до этого Микасе иногда казалось, что Криста — это ходячее воплощение света, добра и всего хорошего; эдакая принцесса, ни с того ни с сего оказавшаяся в затхлом сарае. Сегодня она окончательно убедилась в этом.       — Готово, — подытожила Аккерман, затянув узелки бантика; девочка покрутилась пару раз, а потом благодарно улыбнулась.       — Спасибо!       Где-то за спиной закопошилась Саша, натягивая легкий плащик. Она глянула на подруг, нервно потирая руки у груди.       — Если готовы, то идем скорее! Разберут же все!       А ведь когда-то это место было сокровенной мечтой для лежачей в больничной палате. Местная еда была либо со странными привкусами, либо же настолько жидкой, что уже через пару часов снова чувствовал голод. До тех пор, пока рецепторы и вовсе не атрофировались. На последних неделях еда стала совсем безвкусной. Будь то суп или каша — одного поля ягоды.       Сейчас же это рвение куда-то испарилось.       — А вот уже ребята сидят, — кивнула в сторону Ленц.       Предпоследний от стены ряд столов. На одном из них были заметны знакомые макушки одногруппников: Райнер, Бертольд, Конни, Жан и Энни.       «О... Встретимся хоть спустя месяц», — появление девушки на утреннем застолье немного приободрило.       Не теряя времени, троица прошла к линии раздачи еще горячих блюд. Щекочущий желудок запах пюре с овощами терзал до самой остановки.       — Я уж думал, вы проспали, — усмехнулся Спрингер, обведя глазами прибывших, остановившись на Браус.       Стук ложек о тарелки звонко подыгрывал на фоне болтовни.       Криста миловидно улыбнулась.       — К счастью, нет… Эй, Саша, ты плачешь, что ли?!       — Нет, — стоически зажмурилась она.       — Да она ж слезу пустила!       Микаса искоса поглядывала на друзей, предпочтя не влезать в их странные разговоры. Да и сидела она с краю, напротив Энни, теперь уж точно не до этого было.       — Привет, — аккуратно начала она, протаптывая почву; подруга ответила тем же коротким приветствием и взглядом, водя по тарелке. — Как все прошло после миссии? После нее мы с тобой ни разу не пересекались.       — Нормально. Живая, здоровая, как видишь.       — Ясно…       Несмотря на жгучее желание спросить, из-за чего она ни разу не навестила ее, Микаса все же посчитала столовую не лучшим местом.       Они не являлись прям близкими-близкими друзьями, как с тем же Армином, например, но что-то общее все же было. Может, просто два одиноких волка встретились и нашли свой язык, как произошло с капитаном, а может, это от безысходности. Безусловно, Криста с Сашей были хорошими людьми, друзьями. Просто что-то не стыковалось. Ну вот был в их связи какой-то неподходящий элемент. Характеры, темперамент не сходились. Да и сама Микаса ощущалась лишней: у них двоих была своя какая-то атмосфера, в то время как она, слишком отстраненная и неактивная, в разговорах уходила на вторые позиции, предоставляя их друг другу.       Армин, несомненно, ближайший и дражайший человек. Он видел когда-то ее детские слезы и переживания, стараясь помочь, как мог. И это в прошлом. Сейчас он человек, которого Микаса волей-неволей обязала себя защищать. Боится упустить последнюю нить, связывающую с прошлым? Не хочет повторения трагедии? Неважно. Пускай для него она будет сильной, готовой защитить в любой момент.       Не стоит объяснять, что в таком положении ни о каком равенстве и речи быть не может. О диалогах по душам, кроме событий детства, тоже.       А Энни… Можно сказать, ее собственное отражение, только еще более «запущенное». При разговоре с ней уйти одной на третьи или четвертые ряды уж точно не выйдет. Либо обе на главной сцене, либо в закулисье — молчат. Даже появляется желание раскачать ее, вывести на обсуждение чего-то. И это… интересно.       Интересна ее реакция и дальнейшие действия. Приоткрывать слой за слоем завесу личности, все больше напоминающей собственную. Бороться с неловкостью в разговоре с таким же человеком, не боясь сказать лишнего. Иными словами — общаться с тем, кто понимает тебя. «Быть на одной волне».       Может, из-за этого что Энни, что капитан стали ее объектом душевных разговоров по вечерам. Наговориться за все невыговоренные года, так сказать, и не получить по шапке.       — А как все сложилось для Разведкорпуса? — чуть громче спросила Аккерман.       — Потери, безусловно… Затраченные ресурсы… Но вроде живет, если ты о «закрытии».       Микаса отклонилась от стола, отрицательно замахав ладонями.       — Нет, я не об этом! Конечно же, разведка продолжит существовать. Столько людей положило на это дело всю свою жизнь.       Сказав это, она ощутила на себе пристальный взгляд Кирштейна: молча следил, старательно пытаясь запихнуть в себя ложку пюре.       Девушка предпочла проигнорировать его.       — О, к слову о разведке, — встрял Конни, — вы слышали, что эксперимент с нашим участием закрывают?       Сказанное сразу же притянуло к себе пары изумленных глаз. Даже Саша на миг оторвалась от кружки.       — То есть, как это? — вздернул бровь Райнер. — Нас типо теперь в разведчики не пустят?       — Да вроде не должны. Мы свое отработали.       — Мгм, хотелось бы уже видеть на своей куртке крылья вместо этих мечей, — положила на ладонь щеку Криста.       «Крылья…»       — А из-за чего это? — поинтересовалась Леонхарт.       — Без понятия. Этих шишек не поймешь. Сами себе на уме, — пожал плечами паренек. — Но сомневаюсь, что из-за нас. Показали мы себя в той битве просто класс-с… Разнесли этих титанов в пух и прах-...       — Заканчивай, стихоплет фигов. Откуда слухи эти?       — Не поверишь — от самого майора.       Бертольд удивленно посмотрел на Конни.       — Ханджи Зоэ?       — Да-да-да. Меня даже по головке погладили за проявленную отвагу в бою, — нахохлился он; Райнер хитро улыбнулся.       — А-а-а… Вот оно что. А я-то все думаю, что ты веселый такой сегодня.       — Завидуешь, что меня майор отметила?       Тут уже вмешалась Энни.       — По-моему — просто пытаешься затмить вклад Армина и остальных.       — Пф-ф. Тоже мне…       — Кстати, — вдруг отозвалась Микаса с дальнего края, — а где Армин и Марко?       Все разговоры стихли, а стол погряз в мрачную и душную тишину.       Микаса медленно обвела глазами сидящих, в ожидании ответа. Странное напряжение пронизывало мелкими иголками.       — Армин ушел, — начал Конни. — Еще рано утром куда-то. А Марко…       — …погиб, — закончила за него Криста.       Внутри снова что-то безвозвратно откололось. Стало пусто.       Пусть они с Марко и не были тесно знакомы, но годы жизни под одной крышей хватило, чтобы привыкнуть к боевому товарищу.       Опять это странное чувство: знал человека столько времени, а теперь его нет. Умер.       Ложка в руках тоскливо заскребла по керамике.       — Та битва забрала слишком много жизней…       Внезапный звон столовых приборов разрезал накатившую тишину.       — Нет, ну вы посмотрите на нее.       Микаса обескураженно вздернула голову, встретившись глазами с гневным лицом Жана.       — Еще смеет говорить такое.       — О чем ты?..       — Глаза в Тросте оставила? Не битва забрала его жизнь, а ты!       Девушка сию же секунду передернулась от такого прилюдного заявления.       — Что?..       — Из-за тебя все задание чуть не сорвалось! Если бы ты поубавила свое гребанное любопытство и осталась в строю — ничего бы не случилось! — пальцы его яростно впились в поверхность стола. — Но тебе было мало. Вместе с ним на тот свет и Энни чуть не отправилась!       Теперь же и ее охватил приступ гнева. Она вскочила с лавки, чуть ли не опрокидывая ее.       — Да как ты смеешь такое говорить?! — рвалось наружу возмущение. — Ты понимаешь, какой бред несешь?!       — О-о-о, уж поверь, я отдаю себе по-о-олный отчет в действиях.       — В таком случае, тебе пора к врачу на осмотр.       — Так не хочется принять свои грехи?       Аккерман стиснула зубы, глядя на напускное довольство в лице Кирштейна. Навязчивые мысли, с которыми она так усердно боролась начали выползать наружу.       — Какое я имею отношение к смерти Марко?! Если твой друг погиб, это не значит, что можешь винить все и вся!       Все сидящие затихли, с замиранием сердца наблюдая за развернувшейся руганью.       — ПРЯМОЕ, МИКАСА. ПРЯМОЕ.       Хотелось вскочить на стол и заткнуть его овечье блеянье, но остатки самодисциплины сдерживали жеманные желания.       — Если бы ты тогда не свалила, поджав хвост, ни Марко, ни Энни не пришлось бы искать тебя по доброте душевной! Устроила театр. Короле-е-ева. Все тебя искать должны, боясь, как бы нашу Микасочку титаны не сожрали!       — Свалила?.. Т-ты серьезно? — запыхаясь в собственных словах от шока говорила она.— Свалила после того, как отправилась в самое пекло и держала оборону наравне с разведчиками, по-твоему?!       — Именно! Идиотка, что предложила всем отправиться в штаб Гарнизона и нахватать пороха!       Микаса окончательно сорвалась.       — Ты еще и к моей идее прикапываться собираешься?! Она, между прочим, и спасла всех вас!       — Спасли мы и мозг Армина, а ты на полпути смылась и свалила все на нас!       — Я!..       «Осталась там».       — Язык проглотила?! И так понятно, что внезапно жить захотелось.       «Захотелось».       — Нам пришлось несколько часов без перерыва удерживать оборону города. Почти все старшие из передового отряда полегли! Слышишь?! Полегли! Пока выигрывали нам время.       — Жан, заткнись сейчас же, — ледяным тоном резанула Леонхарт. — Или придушу тебя твоим же языком.       — Не-е-ет, если я сейчас ей не скажу — никто не скажет. А она продолжит. И кто станет следующим? — парень повернулся к Микасе. — Номер один среди всех кадетов… И где же этот номер один, когда он был так нужен, а? Где он был, когда мы на последнем издыхании и каплях газа резали титанов?       «Не спасла…»       — Мы боялись, что тебя поймали, у тебя сломалось УПМ, кончился газ, ДА ЧТО УГОДНО. Марко полетел на твои поиски. Энни вызвалась сама. НО ОН УМЕР. УМЕР ИЗ-ЗА ТЕБЯ. ПОТОМУ ЧТО ПОЛЕТЕЛ ТУДА ИЗ-ЗА ТЕБЯ И ТВОИХ ВЫХОДОК! Энни была смертельно ранена под завалами, потому что переживала за тебя! И вот чем ты ей отплатила!       Из потока грязи проблеснули последние слова, выдернувшие из оцепенения.       — Что?..       Микаса медленно повернулась к подруге, устремляя неверящие и даже молящие глаза на нее.       — Энни, скажи, что это не так.       Но она молчала.       — Энни? — с опасением, более требовательно взглянула Аккерман.       Леонхарт несвойственно замялась, пару раз кидая убийственный взгляд на Кирштейна.       — Микаса… Он не врет.       Девушка перевела в миг ошпаренные изумлением глаза на Жана.       Стало жарко. Невыносимо жарко.       Одногруппники с беспокойством смотрели то на нее, то на зачинщика всего этого разговора.       А Микасу же словно выдернули из реальности. Уши неприятно заложило, разрывая связь с миром; взглянув на руки, заметила крупную дрожь, пробирающую до костей; а собственное частое дыхание могла чуть ли не увидеть.       Жарко. Лицо окунули в кипяток.       Она не слышала разговоров. Маленький зайчонок, потерявшийся средь незнакомых деревьев.       Тело отшатнулось так, что лавочка чуть ли не перевернулась.       Микаса попыталась сморгнуть напряжение, но оно лишь нарастало. Одарив человека перед ней последним взглядом, она сорвалась к выходу, опрокидывая по пути случайно задетые предметы.

***

      — Слу-у-ушай, Леви.       — М?       — У чая синовцев такой вкус необычный.       — Соглашусь.       Фарфор звонко цокнул.       — И ты, если память не изменяет, раньше промышлял незаконным «изъятием» товаров… — легкомысленно продолжала свою мысль Ханджи.       Леви аж поперхнулся от такого заявления, спутанно оглядывая собеседницу.       — Ты что удумала, женщина?       Под линзами мелькнули азартные огоньки, которых капитан, в некоторой степени, опасался из-за особой непредсказуемости.       — Хе-хе-е… Леви, а не хочешь нагнуть местный склад?       Презрение моментально выползло на лицо слушающего.       — Окстись, — выплюнул он в ее сторону, вымученно потирая переносицу.       — Ну весело же было!       — Это была эксплуатация детского труда!       — Зато какая!       Погружаться в постыдные воспоминания о краже офицерских запасов чая совсем не хотелось. А об их отчитывании Эрвином — уж подавно.       — Серьезно, тебе же ничего не стоит, — продолжала упрашивать его майор. — Для своих же ничего не жалко! У нас чаечек в дефици-и-ите-е…       — Не устану жалеть о том, что вообще рассказал тебе о воровском прошлом.       — Ребята в прошлый раз оценили, а сейчас так и вовсе руки целовать будут, — короткое «фе» на последнюю фразу было проигнорировано. — Это ж когда еще выдастся возможность хлебнуть напитка, ворованного самим капитаном!..       Раздался стук в дверь.       Леви, не поворачиваясь, немного отхлебнул и поставил чашку с тарелочкой на колени.       — По-моему, мы случайно призвали Эрвина по наши грешные души.       — Цыц, входите!       Ожидался дозорный, рядовой с докладом, да кто угодно, но на пороге объявился Арлерт. Он неуверенно помялся у входа, перебегая взглядом с майора на капитана, а потом спешно отдал честь:       — Здравия желаю!       Легкомысленность девушки улетучилась еще в момент стука; высокий голосок сменился твердым басом.       — Вольно. Зачем пришел?       — У меня есть… важная новость, — Леви поймал его осторожный взгляд на себе. — Капитан, тут по большей части к вам относится.       Отложив чашку на стол, он все внимание приковал к курсанту.       — Валяй.       — Кхм-кхм… Капитан Леви. Майор Зоэ. Вынужден сообщить, что среди нас… есть предатель.