Дорога к нашему счастью

      Было тихо. Так спокойно, что хотелось раствориться в этом сладком дурмане. Небывалая легкость поселилась в теле: руках, ногах, голове. Вот-вот оно взлетит под голубой купол за окном, откуда глухо доносилось чириканье птиц.       Но капельки накопившихся сил заставили грузные веки приоткрыться миру. Все мутно, спутано и неясно от слова совсем. Яркие пятна так и били в глаза, не давая в полной мере оценить обстановку. Только спустя две минуты таких гляделок с самой собой вышло что-то путное: светлые стены были сплошь заставлены стеллажами с различными предметами. Повернула голову чуть правее — стал заметен небольшой коридор с кучей кроватей.       Первая мысль «где я?» заставила мозг изрядно поднапрячься. Все было темно и запутанно… Будто из памяти стерли все последние воспоминания.       Вялое моргание сопровождалось тихим и размеренным дыханием. Грудь только вздымалась с усилием, а в остальном все было в относительной норме.       Опустив взор ниже, Микаса увидела белоснежное одеяло, чуть ли не до шеи натянутое на нее. Странное ощущение в руках — вернее его полное отсутствие — и скрытое полотном тело подкрепляло сомнительные мысли.       «Это ведь не то, о чем я думаю?..»       Конечности не слушались: будто бы отключили возможность как-либо ими воспользоваться. К счастью, пугающие домыслы об отсутствии одной из них растворились, когда левая рука сумела коряво подтянуться и прибрать одеяло. Ну, хоть не инвалид, и на том спасибо.       «Где я?..»       Любопытство, что еще минуту назад буйно разгоралось внутри, погасло, когда сознание постепенно начинало приходить: она, как минимум, в госпитале. Живая и здоровая, наверное. Так что же такого произошло?       Микаса медленно повернула голову вправо, все еще лежа на подушке. Соседом по палате оказался мужчина средних лет. Половина лица в области глаз была плотно перебинтована, только красные пятна свидетельствовали о возможной травме. Спал он или был без сознания — неясно. Во всяком случае лучше не кричать; не хочется потревожить его.       Поворот влево показал аналогичную ситуацию: изувеченный человек с переломом руки лежал и не двигался. В какой-то момент стало даже жутко от этих картин и давящей тишины, будто на кладбище оказалась. Только вместо гробов кровати, а мертвецов — полуживые люди; и лишь она одна единственная теплая душа здесь.       Но что же произошло с ними и с ней?..       «Погодите…» — сам открылся ответ на терзающий вопрос.       Даже голова заболела от размытых и слишком кричащих воспоминаний из города. Точно… Как она могла забыть об операции в Тросте. Неужели все эти люди — ее товарищи? Тогда, раз они все здесь, чем все закончилось?       Поток размышлений прервал тихий скрип двери, а следом и стук колес тележки о плитку. Пухленькая женщина в темно-красном платье и белом фартуке с повязанным на носу платком шла куда-то в конец помещения, но сразу же остановилась, когда Микаса подала знак рукой. Она спохватилась и тут же оставила дело, подходя к раненной.       — Мисс Аккерман, вы очнулись?       Захотелось ответить, что-то вроде «да», но слова будто в горле застыли. Кроме невнятного хрипения ничего не вышло. Даже сухие губы не подчинялись обрисовать слова молча.       — Лучше не напрягайтесь, — сказала она, настойчиво натягивая одеяло чуть ли не на самый подбородок. — Вы сорвали голос, поэтому еще недельку стоит помолчать. Давайте-ка лучше горяченького попьете. Это помогает.       Пожалуй, это было самым верным решением за последнее время. Пусть и было больно приподниматься к кружке, зато результат был полностью оправдан! Засушенное в хлам горло заметно оживилось после нескольких глотков. Губы наконец смочились и уже не так больно тянули кожу. Даже как-то повеселело.       — Вот, аккуратно только, — причитала она, укладывая обратно на подушку.       Микаса посмотрела на эту женщину, что, по всей видимости, являлась медсестрой, и непонятно прошептала.       — А? Ох, вы, наверное, хотите знать, сколько здесь лежите… Сейчас-сейчас скажу, так… блокнот, блокнот…       «Нет! Да без разницы сколько! Что там с битвой и ребятами?!»       — Вот. Микаса Аккерман, четырнадцать лет. Пребывает в больнице уже… четыре дня.       — Что?       — Да. Помню, вас привезли сюда под вечер. Бедняжка, в таком-то возрасте, а уже столько пережила…       Неужели ее отшибло на полнедели? Что же там такого произошло?..       Настырно выпутавшись из-под одеяла, Микаса все же вытащила левую руку из плена и потянулась к блокноту медсестры. Вряд ли она сможет озвучить свою просьбу, так хотя бы коряво, но напишет ее.       Женщина не стала сопротивляться: протянула вещицу и карандаш, выуженный из кармана фартука.       Дрожащей нерабочей рукой Аккерман начиркала размашистое «гДе пеБятта Из моеГо ОгряДа?». Мед-сестра внимательно вчиталась в предложение больной, сильнее щурясь на новом слове. В конечном итоге, она все же смогла разобрать написанное, что несказанно обрадовало девушку.       — Не могу сказать точно, про какой отряд говорите… Можете шепнуть мне чье-нибудь имя?       Собрав волю и силы в кулак, разведчица произнесла тихое «Армин Арлерт».       Кивок и женский след простыл за дверьми палаты.       — Микаса! — послышался знакомый голос.       Девушка с улыбкой повернула к нему голову, следя за каждым шагом по направлению к себе. Какое же облегчение она испытала, увидев друга живым и невредимым.       — Как я рад, что ты очнулась!       К сожалению, ничем кроме кивка и улыбки она не смогла ответить.       Паренек подсел к ней на кровать. По его лицу было видно, сколько новостей ему не терпится сообщить.       — Мы смогли отбить Трост! Столько всего произошло, не представляешь! Оказалось, мой план против Бронированного сработал. Правда, без командора Пиксиса вряд ли что-либо да вышло, но в итоге затея оказалась верной, — и тут былая радость в синих глазах куда-то улетучилась, оставив одинокую тоску. — Но… Там произошла кое-какая ситуация с титаном…

***

Четырьмя днями ранее.

Трост.

      — Вот мы и встретились.       Руки сжали рукоять, готовясь ринуться в бой сиюминутно, но выдержка удава твердила ждать.       — Капитан Леви! — донеслось откуда-то сзади.       — Вы прибыли!       — ОКРУЖАЕМ ЭТОГО ДЕВИАНТА, НЕМЕДЛЕННО! — грозно приказал он подоспевшим солдатам.       «Сейчас-то уж точно с тобой поквитаемся».       Стоило разведчикам облететь его с боков к тыльной части, как титану словно голову снесло: он сорвался с места и стремглав понесся по крышам, вспахивая черепицу на воздух.       — ЗА НИМ, БЫСТРО!       Леви моментально выпустил тросы и устремился вслед. Взять в кольцо не удалось, титан разорвал его своим аномальным поведением. И как только его занесло сюда?!       «Тц, ты ведь не спроста сюда явился. Что на этот раз устроишь?»       Пролет за пролетом, поворот за поворотом капитан преследовал врага, почти равняясь с ним по скорости. Оторвав взгляд от гиганта, Леви внезапно для себя обнаружил, что двигаются они по направлению к вратам в Сину.       — Да что ж ты такое… — сквозь зубы цедил он, увеличивая напор газа.       Надо отрезать ему проход к жизненно важной точке. Пока Бронированный в отключке избавиться от всех помех. Непохоже, что он мертв; пар идет, но это далеко от разложения.       Четвероногий титан в несколько десятиметровых прыжков оказался в плотную к телу Бронированного. УПМ итак уже трещало по швам, ускориться не было возможности.       «Черт!»       Четвероногий налег на бездыханное тело и с громким хрустом впился в затылок.       Леви приземлился на крышу и обескураженно наблюдал за странными действиями титана. Непробиваемая ранее броня трещала и крошилась от силы сжатия челюстей, пока с грохотом не разломилась. Рыжая грива сверкнула на редких лучах солнца из грозовых облаков, когда изо костяного рта струями стекали нити крови и плоти.       — Он убил его… — на одном дыхание шепнула подлетевшая Ханджи. — Но как же…       — Уходит, — обрезал Леви, готовясь к новому полету; но рука на плече удержала его.       Титан рванул в противоположную сторону.       — Эй! Ты что творишь?!       — Мы все равно не успеем, Леви. Он идет к Марии.       Гиганту хватило меньше минуты, чтобы рассечь город и уже карабкаться по стенам. Он сбежал.       Леви со всей силы зарычал и злостно пнул черепицу под ногами. Чувство упущенной возможности скребло больнее, чем когти разъяренного волка! Он запрокинул голову к небу и уже был готов драть волосы от жуткой досады.       — Хватит, Леви!       — Что, Ханджи?! Что «хватит»?! Мы за три года НИЧЕГО не добились! НИ-ЧЕ-ГО.       — Да успокойся уже! Криками сейчас никому не поможешь.       Она была права, и он это знал. Отчего и бесило больше. Тот, с кем у него счеты, успешно сбежал, заодно и сожрал объект возможных исследований.       Разведчик рыкнул и стряхнул руку с плеча.       — Тогда зачистим остатки.

***

      — Что?..       — Да… Он ушел. Мы не смогли ничего сделать.       Девушка приуныла, выслушав целый рассказ. Чувство обиды прорастало и одновременно жгло внутренности. Столько сил они положили ради убийства этого монстра! А все зря… Как будто сковородой чугунной огрели затылок, иначе никак это отвратное состояние не объяснишь; но одновременно с этим разум понимал всю свою беспомощность, повелевая никуда не годным тельцем. А правда. Что бы она сделала, будь тогда в боевой готовности? Если целый взвод не расправился с титаном, то и недоразведчик-то и подавно. Какой абсурд.       Неработающие пальцы коряво написали на вырванном с блокнота листке. Армин пробежался глазами по строчке и одобрительно кивнул:       — Криста и Саша свободны, могу попросить их зайти. Что касается остальных… — глаза ушли в сторону. — Битва трудная была, все сейчас отдыхают. Ты тоже ни о чем не думай, постарайся восстановиться как можно скорее!       Закрыв и без того ослабевшие глаза, Микаса почувствовала, как распахнутые врата беспокойства постепенно затворяются. До чего же сладкое это ощущение… Майский мед и рядом не стоит с этой чудесной негой.       «Что ж. Тогда подожду девочек. Ничего другого не остается», — подытожила Аккерман, смотря вслед уходящему другу. Хотя, нет. Надо бы еще узнать, надолго ли она здесь…       Непонятные и даже местами смазанные отголоски выстрелов с каждой секундой все больше давили на уши; раздражали своими непрекращающимися залпами; приводили в откровенную ярость и негодование заливистым эхом, что разносилось по всем уголкам головы. «Дайте тишины!» — хотелось крикнуть. Только вот отчего-то молчалось. Зато кричали другие, бессовестно зовя по имени. «Микаса-Микаса!»       — Микаса! — на стыке грез и реальности твердилось слово.       Залитые свинцом веки, как в первый раз, приоткрылись; на носу сразу проявились морщинки, что олицетворяли все людское негодование ситуацией. Только на пятый, а то и седьмой раз сознание выплыло наружу. Как-либо соображать под призмой водной толщи весьма затруднительно…       — Микаса, живая наша!       Была бы здесь Энни, наверняка в своей недовольной манере осадила этих двоих. Что Саша, что Криста частенько забываются и могут увлечься. Поэтому тут либо сама Микаса остужает их пыл, либо строгая подруга.       К сожалению, в таком состоянии противостоять сестринской любвеобильности не выйдет.       Девочки накинулись на Микасу; конечно, осторожно (после пары сдавленных писков), все же больной есть больной, но с «перчинкой».       — Все. Хватит-хватит… — прокряхтела Аккерман, оттягивая ладонью от себя лицо Браус. — Я тоже рада…       Живые, здоровые, красивые да расписные. Будто и не было никакой битвы. Везение это или благословение свыше — Микасе было все равно. Видя откровенно ужасное состояние своих товарищей по больничной койке, девушка не могла предложить ещё вариантов, кроме этих двоих. В той бойне даже самые закаленные солдаты падали замертво, о каких развитых навыках вообще речь? Чу-до. И только.       Криста устроилась поудобнее у ног подруги, накрепко закутанных в одеяло, а Саша выбрала стул для дальнейших посиделок.       Неспособность говорить даже начинала нравиться. Поначалу раздражала, но, если углубиться и искать плюсы, то это довольно полезно: много болтать не придется; и на то есть уважительная причина! Зато другим придется «развлекать» тебя болтовней. Писать, правда, приходиться, если что-то важное спросить надо, а в остальном очень даже неплохо. «Вот что люди называют оптимизмом…»       — Прости, но нам не разрешили занести тебе чего-нибудь поесть, — виновато приопустила голову блондинка. — На входе отказали.       — Но ты не волнуйся! Еда даром не пропадет. А через недельку мы тебе заново попробуем принести чего-то!       Микаса легонько усмехнулась сквозь сомкнутые губы. Чувство голода как-то притупилось за это время; есть совсем не хотелось. Приятно осознавать, что о такой мелочи подумали.       — Ой, кстати, — задумалась Саша. — Нам сейчас выписали законные две недели отдыха! По большей части это для тех, кто пострадал несильно, но нам, как участникам битвы, тоже позволили ничего не делать.       — И полностью оправдано ничего не делать. Пусть Гарнизон с полицией разгребают последствия. Мы свое дело сделали, — гордо сложила она руки на груди.       — А еще под конец боя тако-ое произошло!.. Я в жизни такого титана не встречала! Зубы, когти, жуть, да и только…       — Прямо по крышам прыгал. Честно, я уж думала, задавит… — состроила лицо Ленц. — Уж слишком аномальный для аномального…       «Видимо, это тот титан, о котором говорил Армин… — составляла пазл событий в голове. — Но что ему понадобилось от Бронированного?»       Только начала погружаться в витиеватые думы, как в голову ударило одно воспоминание…       Пальцы потянулись ко все тому же листку с карандашом, чтобы написать всплывшую просьбу.       Криста, сидевшая ближе, прочла послание, после чего задумчиво ответила:       — Ой, ну, я, конечно, спрошу-узнаю, но не могу обещать. Капитан сейчас здесь, в Стохесе, но поймать его трудно будет…       — Привидение, не иначе.       — Именно.       «Опять, наверное, работой нагрузили… В последний раз на его столе свободного места не находилось — все документами заставлено было».       Микаса в меру своих возможностей кивнула девушкам.       Следующие полчаса пролетели совсем незаметно. По большей части подруги просто делились впечатлениями о первой в их жизни битве. Странно, конечно, непринужденно называть это таким словом, но ведь отрицательный опыт — тоже опыт.       Выяснилось, что Криста была одной из тех, кто участвовал в зачистке пристенных титанов. Из-за неудобной позиции и практически полного отсутствия зданий в округе, уцепиться было не за что; поэтому приходилось подпускать их ближе, и уже там расправляться.       Со слов разведчицы, ее навыки вряд ли бы помогли в остановке Бронированного; куда больше пользы принесет зачистка медленных и неповоротливых гигантов. Вот капитан отряда и назначил ее туда.       Тем же временем Саша вместе с парнями помогали остальным в центральной части Троста. Если голова правильно помнит, именно в том месте и происходила вся кульминация боя, когда они с Армином, Энни и Жаном полетели в штаб Гарнизона…       «Стоп».       Микаса вылетела из разговора в собственные воспоминания. Смутные и местами совсем неясные, но осязаемо-реальные.       «Неужели, я что-то забыла?..»       Девушки болтали непринужденно, не замечая «ухода» подруги.       Микаса попыталась воспроизвести в памяти остатки последних событий, но все как будто разом утонуло. Мощное течение уносило на самое дно, не давая и шанса на просвет. Стоило приоткрыть глаза, чтобы хоть глазком уцепиться за что-то — все тускло и меркло.       Она так близко и так далеко! Вот оно, сокрытое, совсем рядом, буквально под носом, но непомерно глубоко и недосягаемо. Как же ухватиться за эту оборванную ниточку?..       Подруги говорили, но Микаса уже не слушала; терзающие домыслы об утерянных событиях того дня мигом вытеснили все истории.       Только когда рассказчицы поутихли, удалось побыть наедине с собой и более глубоко залезть на собственные подкорки памяти.       «Т-томас Вагнер… А я Мина Каролина», — возникло странное наваждение.       Девушка удивленно заморгала. Эти имена показались ей знакомы… И что за люди мелькают перед глазами?       — Ам-м-м, ну, мы, наверное, пойдем, — сказала Браус, вставая со стула; но тут же остановилась, когда ее ухватили за край одежды. Она вопросительно взглянула на Микасу. — Что такое?       Аккерман сглотнула накопившуюся слюну и тихо-тихо прошептала:       — Томас… Мина… Вы знаете… этих людей?..       Тут уже вклинилась Криста:       — Мина, говоришь? Так они наши сокурсанты из 104-го. Забыла, что ли?       «Ну конечно!..»       — Ты с ними практически не пересекалась, вот и не помнишь. А что? Они тоже в Тросте были?       — Да, — неожиданно ответил рот, опередив всякие мысли. — Еще… люди… Что с ними?       Ленц, задумавшись, отвела взгляд, но после лишь покачала головой.       — Прости, я ничего об этом не знаю.       Досадно.       — Ладно, мы пошли тогда.       — Обещаем навещать! Не скучай!       Поднятая до локтя рука медленно покачивалась вслед уходящим. Сил не было совсем.

***

      Все последующие два дня проходили крайне, нет, даже на пике всевозможной крайности однообразно. Было банально нечем заняться. Один раз к ней заскакивала Криста, и то ненадолго.       Все те часы, что бодрствуешь — просто смотришь в потолок и считаешь трещинки. Белесый и унылый потолок госпиталя; отличная компания. А что еще оставалось, если даже головой крутить больно? Что уж говорить об остальном теле. Пожалуй, можно выделить только голос; на фоне остальных, он единственный активно шел на поправку. Теперь не приходится умирающе кряхтеть или писать: достаточно негромко сказать на грани шепота и все услышат.       А еще, как выяснилось, у нее сломано ребро. И то эту информацию она случайно получила из очередных разглагольствований тетеньки медсестры. Не сказать, что Микасе было все равно на причину своего нахождения здесь, просто за последнее время случилось столько всего, что голова начинала идти кругом, а о диагнозе совсем забыла.       Во всяком случае, это прямо объясняет эту неизмеримо ноющую и пылающую боль в груди после обвала…       Девушка широко распахнула глаза, невесомо прошептав:       — Крушение здания…       — Микаса! Сегодня у тебя назначена перевязка, — послышался уже знакомый бархатный голос.       Женщина пододвинула к себе стул и оттянула низ одеяла, обнажая перевязанное бедро. Легкое белое платьице было удобным для врачебных махинаций, так как расстегивалось с двух сторон, позволяя спокойно выполнять работу. Рукава до локтей, правда, иногда раздражали тем, что задираются и никак улечься спокойно не могут, а в остальном нормально.       Слой за слоем, слой за слоем чутка посеревшая марля была снята в одну кучку. Нежной кожи дотронулась холодная мазь, пуская мурашки по спине. И без того период за окном был не летний.       Немного поморщившись, когда рука сестры проходилась вдоль по рваной ране от лезвия клинка, Микаса вздохнула с облегчением, осязав завязывающийся на ноге узелок. Полотно повязки чувствовалось чуть ли не от самого таза и до колена.       Все эти махинации, нередкие перевязки и прочий врачебный мрак не нравился девушке от слова совсем. Не пугало, но заставляло понервничать. Ну некомфортно ей в этой давящей атмосфере!       — Так, повернитесь-ка во-от сюда… Ага, — увлеченно вторила тетенька, придерживая за виски.       Вскоре, и с головы послетали бинты, сменившись новыми.       — Вот и все, — явно довольно собственной работой подытожила она. — Даже в таком состоянии остаешься красавицей! Небось женихи только так носятся.       «Эм-м, спасибо?..»       — А-а… как вас зовут? — вдруг вспомнила о правилах приличия.       — Меня? Фаля, — Микаса кивнула и решила поддержать разговор; все равно делать нечего.       — А вы откуда?       — Из Даупера. Небольшая деревенька на юге Розы.       — Ого, а как в Стохес попали?       — А вот это уже моя Аля постаралась, — тепло улыбнулась она. — Дочурка через знакомых из Военной полиции устроила сюда. Вот и работаю уже который год.       — Ясно… А я уже второй год в армии. Должна была пройти церемонию «посвящения в разведчики», но не сложилось, — ироничная ухмылка наползла на лицо. — Вот, как видите, сижу здесь теперь…       — Будет тебе еще. Не гонись так за временем, — махнула та рукой. — А пожить когда успеешь? Все-то вам торопиться куда-то надо. Тебе еще пятнадцати нет, а уже вот что.       Микаса даже опешила от такого возмущения недавней знакомой.       — А что в этом плохого? — искренне не понимала она.       — А вот что. Так всю жизнь в бесконечной беготне и заботах проведешь. Уж не повторяй моих ошибок, девочка. Я сама когда-то такой была. И вот что скажу: ни к чему хорошему это не привело!       Идти в открытую оппозицию Микаса не стала; все же не хочется по пустому поводу конфликтовать с единственным «живым человеком». Только сказала пришедшую на ум мысль:       — Может, у вас и так, но у нас в разведке по-другому заведено. Уж чем-чем, а временем точно разбрасываться нельзя, — она пусто взглянула куда-то вглубь помещения. — День, второй и ты в могиле. А перед смертью жалеть будешь, что не сделал чего-то при жизни.       Сама того не заметив, погрузила все в гнетущую тишину. Вот же, нашлось время этим мыслям… Только через время она опомнилась и посмотрела на медсестру.       — Ой, простите. Что-то занесло меня…       — Нет, нет, ничего, — добродушно отмахнулась женщина. — И в твоих словах мудрость есть. Ты лучше скажи, зачем в разведчицы-то подалась? Молодая, красивая, а отправилась на убой титанам. — она устроилась на стуле поудобнее и приковала взгляд карих глаз к собеседнице.       Ни секунды размышляя, Аккерман сходу выпалила:       — Хочу помочь людям. Избавить наш мир от титанов. Чтобы не было больше страха быть съеденным и растоптанным.       Медсестра замолчала, смотря немигающим взглядом куда-то сквозь. Всегда раскрепощенная и болтливая, теперь сидела в замешательстве, затаив дыхание. В палате стало как-то по-особенному тихо.       — Людям помогать, значит?.. — наконец произнесла она, неспешно выдыхая; девушка хмыкнула. — Ладно, это твоя жизнь. Если считаешь правильным — делай.       Микаса никак не ответила. Да и ответ не требовался. Слишком многого она натерпелась от этих монстров. Катастрофа, разделившая жизнь простой девочки на до и после, назначила непомерную цену. То и дело слышится скрипящий звук заточки косы Смерти, стоит только приблизиться к стенам и гигантам по их сторону. Вечный страх, сковывающий душу и изворачивающий наизнанку. В голове громко отпечатались беспомощные крики в пустоту и страх, что ввел в сущее безумие. Тело сжимало: долго и болезненно. До хруста костей. До смерти запуганные глаза пристально следили за тем, как смерть все ближе и ближе к линии жизни. Вот-вот и оборвет, глазом моргнуть не успеет. Голову заволокло отвратным смрадом, а вместе с тем и прощальными с миром мыслями о слишком кóротко прожитой жизни.       Мурашки пробежали по коже и не отпускали; хотелось до смерти исчезнуть и раствориться прямо здесь, на этом матрасе; смыть с себя эти наваждения и кошмары, чтобы инстинкты не вопили во все горло. Она ведь в безопасности! Битва окончена!       Обратная эйфория утаскивала с собой в темные глубины, все больше вызывая дискомфорт от своего существования. Руки нервно подмяли одеяло под себя, стараясь хоть как-то отгородиться ото всех, в том числе и от вездесущих титанов. И что это за горькое послевкусие после боя?..       От обиды на собственное состояние девушка закрыла глаза, назло хотя уснуть.       Медсестра, ходящая то к одному раненому, то к другому, на что-то отвлеклась и поспешила ко входной двери. Разговора Микаса не слышала, за исключением очередных вздохов тетеньки; хотя, это уже стало нормой.       Знакомый стук каблуков о пол выдал армейскую натуру. Сначала тише, потом громче. Приятная ритмичность отпечатывалась на каждой плитке, приближая мелодию идущего к ней.       Любопытство взяло вверх и Микаса приоткрыла глаза; тут же захотелось их закрыть и хорошенько проморгаться, ибо кого-кого, а капитана встретить здесь не ожидала!       Невысокого роста фигура сбавила скорость по мере приближения к нужной койке. Белая, отлично выглаженная рубашка со спущенной линией рукавов; те самые светлые брюки из комплекта с формой; а еще сапоги, чей стук было слышно с самого входа. Не будь она в рассудке — спутала бы с сошедшим ангелом, что явился за ее душой.       Разведчица немного поерзала на кровати, приглаживая складки на одеяле; капитан закончил свой марш, стоя в паре метров от нее. Только сейчас, когда он повернулся лицом, Микаса заметила под боком рыжее пятно. А вместе с ним и красное.       Леви неспешно подошел, растягивая каждый шаг, и уселся на стул. Прибывший с ним Морошка потоптался лапками по коленам и дернул ухом. На четыре, если не пять слоев, обмотанный вокруг его шеи шарф свисал до самого низа и больше напоминал полноценную кофту. Две пары голубых глаз молча смотрели на нее.       — Здравия желаю, капитан, — первой начала Микаса.       — Полагаю, из нас двоих это здравие пригодится тебе больше, — кивнул он. — Как себя чувствуешь?       Микаса задумалась, прислушиваясь к ощущениям. Мало ли, может, за это время что-то поменялось?       — По правде говоря, не очень. Не думала, что сломанное ребро будет так противно ныть… — с самоиронией пояснила она.       — Понимаю. Вещь не из приятных… А в общем, как?       — А в общем — жить буду, куда я денусь.       В ответ на оптимистичную ухмылку рядовой капитан лишь снисходительно повел бровью. Вот были бы здесь Криста или Саша — заценили настрой, даже обидно как-то.       — Я вот что пришел… — начал он, подхватывая животинку под лапы. — Аккерман, вы почему кота не забрали?       Тихое «ой» вырвалось изо рта, когда до мозга наконец дошло, что он имел в виду.       — Забыли…       — Забыли… — передразнил он. — Весь изъерзался по дороге в Розу. Чуть с ума не сошли.       В ответ на возмущения начальства Микаса жалобно протянула:       — Капитан, ну вы же сюда пришли не за тем, чтоб ругать меня?       — Нет. Пусть это и полезно, — вздохнул он, освобождая бедного Морошку от оков бордового шарфа. — Держи.       — Спасибо… Ой. Такой чистый… И пахнет лавандой.       — Я подобрал его тогда, ну и решил постирать. Не отдавать же перемазанным грязью.       Микаса в две руки рассмотрела всю длину шарфа, ни капельки не сомневаясь в словах капитана. По-моему, он еще никогда таким чистым не был… Или это она плохо стирает. Во всяком случае, главное — памятная вещица рядом.       — Спасибо большое. Он очень важен для меня, — вложив всю свою благодарность кивнула она ему.       Внутри все потеплело, полностью перекрыв пульсирующую боль под грудью. Он не забыл о подобной — как может показаться — мелочи. Очень значимой для Микасы мелочи. Взял с собой потрепанный временем шарф на поле боя, вдобавок постирав и вернув в целости и сохранности! И все это для простого рядового… «Ну как тут продолжать держать лицо и не улыбаться?»       — А, и еще…       Четыре лапки опустились на белое покрывало, так невесомо и легко. Пальцы невольно потянулись к его круглой морде и пышным щекам. Как же расцвел Морошка за время жизни в доме. Из хилого с редкой шерстью кота он превратился в упитанного и царственного. Только хитрый взгляд остался прежним.       — Оставить в том доме мы его не могли: неясно, когда еще вернемся. Да и уши уже болели от верещаний Оруо… — натянул он брезгливость на лицо и закатил глаза. — Могу отдать ребятам, если здесь не нужен.       — Нет! — прикрикнула Микаса. — То есть… Мне с Морошкой будет не так скучно коротать здесь время…       Рыжий кот уже прилежал себе место под боком девушки, поджав лапы и нахохлившись. Только и слышалось глухое мурлыканье при каждом поглаживании по макушке.       Это был последний гвоздь в крышку гроба: довольная широкая улыбка растянулась по бледному лицу.       Все-таки животные лечат. Может, не тело, но сердце уж точно.       «Хорошенький… Пухленький какой. Так бы и зацеловала тебя».       Пока кот и Микаса наслаждались глажкой (хотя неизвестно, кто больше получал удовольствие), она не могла отделаться от ощущения чужих глаз на себе. Таких пристальных и чего-то вопрошающих.       Не выдержав, она-таки повернулась к капитану.       — Что-то не так?       Его словно выдернули из оцепенения, потому как он заморгал.       — А? Нет. Просто, когда мне пришлось вытаскивать тебя из-под обломков, волосы придавило. Ничего не оставалось и я их отрезал.       — Что? — удивленно вытаращилась она на него.       Рука сразу же потянулась к ключицам, нащупывая пряди. Потом к шее, ничего не обнаружив.       Волосы и вправду были чуть ниже линии ушей, рваными частями прилегая к подушке. Только выбившаяся тогда из общего пробора челка сохранила свою длину. А толку-то?       — Я попробовал поднять камень, но коса оказалась слишком глубоко под завалами, — то ли виновато, то ли безучастно говорил он.       Микаса заметно понурилась, проходясь пальцами по колким обрывкам. С другой стороны, имеет ли она право сожалеть, когда проблема измерялась в масштабах жизни и смерти? Отрезанные волосы вообще не беда; отрастут, а жизнь не вернешь.       Но какая-то часть все же тосковала по своей густой и шелковистой косе.       — Капитан, я забыла, что так и не поблагодарила вас за спасение.       — Ну, это не что-то необычное, чтобы благодарить, — изогнул бровь. — Я бы даже сказал — это обязанность каждого солдата. Не оставлять же тебя там было?       — И то верно… А, и кстати! Как вы здесь оказались?       — За день до пролома ворот Троста мы собирались в путь. А по приезде все и закрутилось.       — Ясно… — снова вернула взгляд к Морошке, проходясь по ушам. — А как ваше состояние?       Леви захлопал глазами, словно она сморозила какую-то глупость.       — Серьезно? Это тебя сейчас волнует? — Микаса обиженно надула губу.       — Может, и волнует. Вы в последнюю нашу встречу без подмоги еле как ходили.       Капитанское «тц» говорило само за себя.       — Я скоро дневник заведу и буду вписывать туда имена чрезмерно болтливых, Аккерман.       — Вот и делай людям хорошие дела, — видно скрестила руки на груди. — Переживаю тут, а вы кукситесь.       Микаса даже демонстративно отвернула голову, чтобы показать все свое вселенское возмущение и негодование. Все равно капитан сейчас ругаться не станет, грех не воспользоваться своей беспомощностью…       — Ха-а-а… Ну как дите малое, — тихо вздохнул капитан. — Нормально все.       Аккерман тут же повернулась к нему, пронизывая любопытно-довольными глазами.       — Точно?       — Точно.       — Тогда хорошо, — одобрительно кивнула она.       Ну, видимо обстановка снаружи и вправду лучше, чем ожидалось. По настроению капитана и ребят не было заметно, что за стенами госпиталя творится сущий кошмар.       — Ладно, пойду тогда, — неохотно поднялся со стула, поправляя рукава. — И так засиделся.       Микаса приуныла, спрашивая напоследок:       — Уже уходите? Жаль.       К сожалению или счастью, одиночество — такая штука, которой как воздуха не хватает в душном помещении или слишком много, подобно яду. Еще неделю назад она могла мечтать о заветной тишине, но сейчас готова на стенку лезть, лишь бы кто пришел и разбавил мертвую атмосферу палаты разговором. Все-таки душеньке не хватает ее шумных и надоедливых временами товарищей.       Капитан остановился и вполоборота повернулся.

— Я не могу. Я должен идти.

      Темные ресницы прилипли к векам, обнажая суженный зрачок; легкие забыли, как дышать.       — Выздоравливай.       Взгляд его небесно-голубых, слегка прищуренных глаз стал точкой невозврата; линией, что разделила существо на до и после; пулей, выпущенной в голову, идеально попавшей в висок.       Она вспомнила.       Она вспомнила то, чего не могла вспомнить днями и ночами, проведенные здесь.       Именно этого толчка ждал разум, чтобы наконец отпереть дверь с заветными воспоминаниями. Именно тот взгляд она видела в бреду. Именно с таким взглядом он смотрел на нее, пока уносил из-под завалов.       Прежде смутные и неясные фрагменты один за другим начали принимать контрастные облики и формы. Цепочка событий стремительно выстраивалась, вместе с тем принося пугающее возбуждение. В тот момент битвы она свернула за угол и нашла группу людей. Они бежали, бежали… Титаны шли один за другим… Потом заложило уши и… Боль. Всепоглощающая и агоническая боль.       Микаса лежала в немом ужасе.       Она молча смотрела вслед уходящему капитану, не в силах вымолвить и слова. Рот приоткрыт, но речи нет. Все как в тот раз: может только просить остаться и не уходить. Нельзя! Нельзя его отпустить! Нужно узнать, спросить, понять, что произошло! Что со всеми этими людьми?! Что с теми четырьмя кадетами?!       Рука потянулась к нему, будто может ухватить; рот выкрикнул негромкое «капитан!». И он остановился.       Она как будто стоит на пороге у двери. На пороге очень важного. Внутри все сгорало от нетерпения.       — Капитан. Вы… знаете, что потом произошло с теми людьми, где я была?.. Как они? Смогли добраться до ворот? Я должна была их сопроводить, а потом…       Он молчал.       Продолжал смотреть своими безучастными глазами, пока наконец не выдал:       — Я не знаю.       — Но-…       — У меня еще работа есть, не могу больше задерживаться.       Капитан развернулся и пошел к выходу.       Микасе оставалось лишь смотреть ему вслед, как и тогда. Ни догнать, ни остановить она опять не может.       Тревога все больше сжирала изнутри. Ей совсем не нравилось то, что никто ничего не знает.       «Почему все молчат?!» — вопил внутренний голос.       Неужели придется ждать еще полмесяца, пока все заживет и она не встанет на ноги, чтобы лично узнать обо всем?!       Неизвестность буйным омутом захватывала ее с головой. Сидение на месте без хоть какой-то информации начало становиться пыткой.       Микаса накрыла лицо ладонью, пытаясь унять сотни бушующих мыслей и домыслов; Морошка залез к ней под другую руку и положил голову на грудь.       — Хоть кто-то в этом кавардаке способен уснуть… — горько усмехнулась девушка. — Зато как мне теперь-то спать?..       Двери закрылись.       Леви оперся на них спиной и устало облокотился затылком. Шумный вздох прокатился по коридору.       Сквозь ряды не длинных ресниц он видел лишенные освещения потолок, пыльные стены, окруженные непреодолимыми горами руины, образы усопших в небе. А еще… их.       Ощущение собственной беспомощности в штыки врезалось в грудь, протыкая насквозь. Совсем не хотелось рушить надежды, и еще больше не хотелось видеть слабую нить дыма от потухшей свечи.       Рука твердо протерла лицо, словно смахивая послевкусие от разговора. Если бы это только могло помочь…       — Так будет лучше…