Дорога к нашему счастью

      — Только попробуй подойти ко мне!       Опять.       — Мы ведь даже не поговорили нормально!       Опять он во сне.       — Плевать на все! Я больше не собираюсь с тобой водиться!       Опять в компании этой жуткой девочки.       — Ну не шугайся ты так! Я же не кусаюсь.       «Конечно не кусаешься, ты топишь», — едко прокомментировал ее изречение.       Леви стоял в поле лаванд, продуваемый летним ветерком. Поодаль находилась та самая злодейка, беспощадно утопившая сильнейшего солдата человечества в озере. Прекрасная компания. Просто замечательная.       Признаться честно, он до последнего надеялся больше не встретиться с ней, даже толком не спал всю следующую неделю после инцидента. Месяц ходил в полумертвом состоянии. И ради чего? Чтобы эта чертовка вновь залезла в голову и сеяла безумие?       — Леви, ну пожалуйста!       — Зараза, чтоб тебя. Еще шаг сделаешь — убью!       Вопреки грозным нападкам солдата, девочка медленно двигалась к нему, раздвигая заросли цветов. За ее спиной все так же развевался белый шлейф одеяний. Резвый ветер подхватывал фиолетовые лепестки и укутывал их в дымчатые волосы. Как же свято и величественно она бы выглядела, не будь в равной степени столь кровожадна и жестока.       — Не подходи! — огрызнулся Леви, делая шаг назад. Сжатые кулаки не спешил убирать, но всем нутром чувствовал: его силы — лишь песчинка по сравнению с ее.       Это была вторая встреча с незнакомкой, но Аккерман в очередной раз подметил это поразительное смешение детской невинности и вековой мудрости. Откуда же в этих аметистовых глазах столько глубины?       Снова шаг.       Хотелось сбежать, проснуться, раствориться. Да что угодно! Лишь бы не видеть ее.       Еще один шаг.       Почему он не может наброситься на это дитя смерти?! Почему не может убить собственный кошмар?! Почему трусит в самый важный момент и жалко пятится, как загнанный в угол зверь?!.       Шаг.       Еще шаг.       И еще.       — Прочь! — только и мог, что скалить зубы.       Шаг.              Все ближе.       Ветер усилился, надувая пышные рукава его белоснежной рубашки. Волосы совсем не слушались, царапали, лезли в лицо. Цветы лаванды взмыли вверх: кружили по кругу меж двумя душами, окутывая своим нутром. Первобытный страх больно резал кончики пальцев, полз по руке вверх, растекался по телу. Внутри все похолодело. А лицо девочки оставалось все таким же непоколебимым. Решимость этих холодных глаз пугала еще больше.       Хищник здесь только один.       Леви хотел шагнуть еще дальше, но ноги не слушались. Ветер предательски дул в спину, не позволяя отступить. Девочка же находилась на расстоянии двух метров, продолжая путь, усыпанный цветами.       Дыхание перехватило. В голове возникли липкие воспоминания о том кровавом озере. Как оно все больше затягивало на самое дно, заливалось в легкие, медленно убивая. Зрачки сузились, глаза судорожно смаргивали наваждение. Отчаянный взгляд был прикован к ее лицу. Дышать стало совсем трудно, казалось, тело забыло как это делать. Паника пульсировала под кожей.       Она была совсем близко.       В голове творилось черти что. Молящее «хватит!» заело и не отпускало мысли. Все как в прошлый раз, история вновь повторяется!..       — Не-!..       Вдруг чьи-то нежные ладони легли на его щеки.       — …подходи, — на выдохе прошептал Леви.       Бушующие волны разума в одночасье стихли. Все мысли и страхи словно рукой сняло, оставив чистый белый свет.       — Все хорошо. Тебе нечего бояться.       Она смотрела прямо на него. Девчонка, ростом ниже его на голову, сейчас аккуратно держала побелевшее лицо в своих руках, словно через это касание обезумевшее сердце утихнет. И ведь действительно, стало легче. Паники никогда и не было в этом теле, в этой голове. Страх поднял белый флаг, признавая поражение пред ее светом. Легкие замерли. Но на этот раз от благоговения.       — Я тебе не враг, Леви, — мягко повторила девочка.       Ураган, свистящий вокруг них, встретил свой конец, только лепестки кружили над головами. Танцевали и оседали на землю.       — Кто?.. Кто ты? — на одном дыхании вопросил он.       Незнакомка медленно моргнула пару раз, будто обдумывала ответ. Но, после небольшой заминки, все же решилась приоткрыть завесу своей тайны:       — Я не знаю, — детские руки все еще лежали на щеках. — У меня нет ни имени, ни памяти, ни тела. Я просто есть. Существую, чтобы исполнить цель своего существования.       Как же знакомо.       Только вот… цели как таковой у него не было: живет, чтобы жили другие. Сухая правда. Исполнять приказы и скитаться по миру. Не самая ужасная перспектива. Почему нет? Что толку помирать раньше времени, если можно использовать себя по назначению во благо других, если уж так плевать на себя. Все равно смерть с косой обходит стороной его ветхий дом.       Он оставил все эти грандиозные планы по спасению человечества другим, более амбициозным и альтруистичным личностям. Реалисту же они ни к чему. Слишком тяжело верить в неисполнимое и далекое. А светлые умы должны жить и создавать новый мир без боли и страданий. Можно сказать, строить красивый и крепкий дом, даже если первым камнем в фундаменте суждено стать ему.       И если же на себя Леви давно было по боку, то ответ девочки показался крайне странным: почему у настолько светлого человека такое темное мировоззрение?       — Тебе все равно на свою жизнь?       Вопрос весьма озадачил ее.       — Не знаю. Не задумывалась об этом.       — Ясно, — коротко ответил парень, после чего аккуратно убрал чужие руки с лица. — Как мне к тебе обращаться?       — Как хочешь. Я же в твоей голове, придумай что-то, — негромко хихикнула та.       И снова вернулась ее детская натура. Руки, что недавно окутывали сознание мягким настилом, были задорно спрятаны за спиной. Сама же девочка отшагнула назад и хитро заулыбалась, ожидая ответа.       Леви оказался в тупике: имя? Какое еще имя придумать для этой девчонки? Может, кличку какую. Нет, не животное же она какое-то.       Он принялся искать подсказки по сторонам. Вот только ничего из округи не наводило на верные мысли: трава, цветы, деревья, небо, цветы. И еще цветы. Снова цветы…       Ни-че-го.       Поняв, что матушка-природа бессильна в подборе имени, он вновь устремил взор на девочку: на него смотрели широко распахнутые фиолетовые глаза. Горящие, в преддверии первого шага к становлению человеком. На солнце пара аметистовых озер сверкнула, пронзив голову внезапным осознанием.       «Точно…»       — Может цвет…       — -ик!       — Что?       Не успев закончить мысль, девочка перебила его и заскакала на месте:       — Цветик! Хочу Цветик!       — Не позорься, ужасно звучит.       — А мне нравится!       — Ты сказала, я выбираю имя.       — Вот и выбрал. Теперь меня зовут так!       Леви обреченно вздохнул и прикрыл глаза ладонью. Спорить было бессмысленно, да и сил не было. Как же в одном человеке уживаются личности познавшего весь мир мудреца и необразумевшегося ребенка?       Сейчас бы не помешал ум первого.       — Ладно, — угрюмо пробасил он. — Делай что хочешь. — Девочка, чье имя отныне Цветик, победно усмехнулась:       — Тогда пойдем гулять!       Она беспардонно схватила солдата за руку и потащила вперед. Внутренности были сотканы из противоречий: с одной стороны, сложно забыть свою смерть, причем непосредственную причастность девчонки к ней. С другой же, хочется верить в ее светлые мотивы, без страха оказаться обманутым. А вот какой выбор не принесет сожалений — одному Богу известно.       Они вышли с лавандового поля прямиком к гористой местности. Короткая и редкая трава умело сочеталась с каменной насыпью и небольшими булыжниками. Ветерок усилился, но дышать было по-прежнему легко. Цветик весело маршировала по тропинке, время от времени запрыгивая на крупные камни. У Леви даже голова закружилась от такого сгустка чистой энергии. Но, конечно же, парочка каких-то замечаний пролетели мимо ее ушей. Дети и во сне дети.       — Леви, а ты вообще спишь? — не отрываясь от резвых прыжков, вопросила она.       — С чего вдруг спросила?       — Да все связаться с тобой не могла. Ждала, ждала, а ты не приходил.       Ах вот оно что.       — Сплю, — он решил не вдаваться в подробности.       — Странно, я бы заметила, — задумалась Цветик, но вскоре забыла о разговоре и продолжила скакать по тропе, напевая какую-то мелодию.       А вот Леви не забыл. Эта невзначай брошенная фраза дала серьезную почву для размышлений. Связаться? Заметила? О чем вообще говорит это сонное наваждение?       До недавних пор он думал, что попал в кошмар, свидетелем каких только не становился. Осознанный, правда, что редкость, но вот повторная встреча с девочкой начала настораживать: разум чист, память свежа, восприятие реальности не изменилось. Тогда что происходит?       До боли в висках душа жаждала расспросить о первой встрече. Зачем она привела его на то озеро? Чего добивалась? Почему не помогла? И… что тогда сказала? Нет, он точно видел движение губ. Голоса вот не расслышал. Столько вопросов и так мало ответов. Особенно хотелось докопаться до истины, только предчувствие твердило ждать и наблюдать.       Что ж, значит, потерпит. Да и она, судя по всему, не горит желанием выкладывать все карты на стол.       Леви снова глянул на ребенка: лисица, не иначе. Вот бы его еще в свои таинства посвящала.       «Что же ты такое?..»       Спустя несколько минут парочка добралась до утеса. Небеса там были серыми заплывшими тучами. С краю находилось оползшее подобие лестницы, а на самом дне была равнина с отделяющей их протяженной рекой. Сам же участок гористой земли, на котором они стояли, был высотой с саму стену. Казалось, его вырезали и приподняли вверх, отчего была такая резкая разница.       Леви, конечно, и не такое на УПМ видывал, но смотреть вниз было некомфортно. Ноги предательски клонили тело вперед.       — Красиво? — повернулась к нему Цветик.       Чувство дежавю пролетало где-то неподалеку.       — Я на этот вопрос больше не отвечаю, — презрительно сощурил он глаза и демонстративно отошел от края.       — Да ла-а-адно тебе! Пойдем вниз лучше.       Так они и сделали. Дорога была не из легких: светлые одеяния то и дело цеплялись за острые грани скалы, ноги соскальзывали и вообще нé за что было ухватиться рукой. Но с горем пополам-таки слезли. Цветик поскакала к речке и села на корточки у самого края. На удивление воды в ней были чистыми и спокойными.       Заглядывая в зеркальную гладь, девочка вдруг заговорила:       — А ведь ты тогда чуть не утонул.       Леви удивленно уставился ей в спину:       — Что?       — Ну помнишь, пять лет назад, когда только наружу выбрался. Ты еще плавать не умел, а на одном из заданий грохнулся туда.       «Что?»       — К счастью, рядом Мик был, он и вытащил тебя. До ниточки промок.       Она пересказывала события прошлого с такой легкостью и еще более поразительной точностью, будто ничего особенного и не произошло.       — Откуда ты…              Цветик повернулась и захлопала черными ресничками.       — То, что помнишь ты — помню я. То, что знаешь ты — знаю я, — гипнотизировала она своими речами. — Мне открыты все двери твоего разума. И даже те, к которым ты сам не притрагивался.       Девочка встала и подошла к нему почти что вплотную. Отчего-то в висках начало неприятно давить.       — Леви, — эхом разнесся ее голос по всей округе.       Внезапно, весь мир начал трескаться, медленно откалывались кусочки и пропадали в белой пустоте. Он хотел повернуться, чтобы посмотреть на крушение его царства сновидений, как перед лицом замелькали самые разные фрагменты из жизни. Голова начала болеть сильнее.       Леви поднял взгляд на девочку, но лицо оказалось смазано. Каждую секунду оно менялось, возвращало прежние черты и снова угасало. Фиолетовые глаза хищником впились в него, не отпуская.       Он видел все и сразу. Мозг не успевал переварить тонны информации и начинал трещать по швам. В ушах загудело. Бесконечное множество голосов пытались пробиться внутрь и устроить апогей хаоса.                   «Дь#вол!» «П#чем#?»

«Никогда ## про##!..»

«Эт# кон#ц?..»

«Мы уб##м ##о»

«Ты #олж#н»

«Про##и, ро#д##я…»

«СТ#Й»

            «С д##ог#и!»

«ЛЕВИ!»

      Леви хотел схватиться за голову, пытаясь усмирить сумасшедший вихрь, как вдруг, чьи-то руки перехватили его и заставили посмотреть вперед. Цветик стояла напротив с непоколебимой маской на лице. В очередной раз вернулась эта холодность к аметистовым глазам.       — Прости, я снова поторопилась.       Она потянулась маленькой ладошкой к лицу, чтобы накрыть ею небесно-голубые глаза. Скрыть их взор от остального мира и не позволить увидеть запретное.       — Что… происходит?.. — стиснул он зубы, пытаясь взять под контроль тело.       Стоило Цветик прикоснуться, как все в одночасье стихло. Темнота сильнее окутывала разум, и только последние слова мельком коснулись слуха:       — Засыпай, Леви.       Время текло не по обыкновению медленно. Даже слишком. Он ощущал это сквозь самую глубокую фазу сна. Тело же наоборот пользовалось возможностью и жадно копило силы для предстоящего дня. Веки окаменели, не поддаваясь воле хозяина. Нужно было проснуться, встать, разобраться во всем!.. Но темень окончательно погрузила разум на дно.       Проснулся он на удивление бодрым. Солнце восходило, а его первые лучи лениво нежились в кровати. Впервые за столько времени выдалась возможность прилечь на перину, а не жесткое кресло. Бывало, от второго варианта ломило спину, — скрючился под утро, а позвоночнику жить и функционировать еще весь день. Хотя как таковой проблемой это не являлось, если хорошо разомнется, потянется, ломку можно и не заметить. В любом случае сейчас ему более чем отлично.       Решив перед походом в общую ванную комнату выпить кружечку горячего чая, Леви направился к рабочему столу. Забыл с вечера убрать чайник, так и остался стоять в кругу бумажных стопок. К слову о них: компанию на ночь ему составили увлекательные анализы кадетского прогресса. Прошло три месяца, а значит, начальство радостно стучится в дверь.       В день, когда Леви только узнал о поручительстве и скором прибытии десятерых желторотых кадетов, он еле сдерживался, чтобы не прибить какого-нибудь мимо проходящего солдата. С какой стати он должен нянчиться с этими недоумками? Тем более — весь следующий год. Можно подумать, других кандидатов на эту роль не нашлось. Но недоумение и стиснутая сквозь зубы ярость преследовали только первое время, ведь как оказалось позже, верхушка разведки пытается по максимуму сократить свои потери. И его роль в качестве инструктора — лишь долгосрочная программа нового обучения, которое, в случае успеха, может ввестись на постоянной основе. Иными словами, капитаны Разведкорпуса будут растить новое поколение: такое, какое сможет сравнять счеты человечества с титанами в этой нескончаемой войне.       У самой же разведки репутация и без того ужасная. Если они продолжат устраивать вылазки за стены, а возвращать только повозки с горами трупов, — появится риск мятежа среди простых граждан. А там подтянется и полиция, и тогда хана будет всем. Допустить этого нельзя, а значит, надо что-то делать. А что делать? Правильно: сыграть карту качества, а не количества. Все на совете это понимали, посему дружно указали пальцами на Леви. Образцовый солдат, один стоит как целый батальон, отлынивать не позволит. Действительно, кто если не он?       Столь серьезная реформа в методе образования должна с первого раза показать отличные результаты для утверждения в программу. Одного Леви в роли инструктора не хватит, ученики тоже должны быть под стать своему командиру. Поэтому были отобраны лучшие из лучших.       И так, десять отличившихся за год поехали в резиденцию отряда специального назначения, где живут и тренируются. В договоре о принятии на службу этих зеленышей была даже отдельная строчка о полной свободе действий в период обучения. Что, несомненно, развязывало руки капитана. Если же в корпусе солдаты недолюбливали его неоднозначный подход к тренировкам, а именно хладную строгость и выжимке всех соков из бедолаг, то здесь он был волен делать что душе угодно. До сих пор в голове мелькают фрагменты с первых занятий кадетов. Только предсмертные хрипы и слышались. А потом привыкли, видимо. Свисающие языки, конечно, никуда не делись, но нытья и жалобного моления больше не слышалось.       Ко второму месяцу они и вовсе освоились. С утра вместе готовят на кухне, помогают в огороде, воду таскают, со всякими форс-мажорами разбираются. Этот штаб разведки, который стал домом для всех… ожил что ли? Если раньше круглый день была тишь да гладь, то сейчас, куда ни пойди, слышатся чьи-то беседы, шаги, смех местами. Не сказать, что Леви был рад этому внезапному пополнению в коллекции «музыки» дома, но и противно не было. Тихо — хорошо. Спокойно — хорошо. Но когда этих «тихо» и «спокойно» слишком много и постоянно, начинает приедаться. Сколько себя помнит, даже во времена жития в Подземном городе его окружали люди: громкие, застенчивые, яркие, мирные, хвастливые, задиристые. Да вообще любые. Они просто были. И сколько бы Леви не пытался доказать свою тягу к уединению и манящему одиночеству, все только сильнее драли эти границы и выдергивали в свет. Судьба у него такая, что ли? Быть в шаге от желанного, но никогда ступающим к нему.       Со временем, сам того не заметив, привык. Привык к этим надоедливым людям, снующим то там, то сям. Долгим рассказам Фарлана, всегда приправленными преувеличением. Порой надоедливым жалобам Мики об уличных задирах. Едким комментариям Марго, зачастую адресованных ему и только ему. Ну, или же к смеху Изабель. Живому и детскому.       Вроде бы и хочется всех разом выставить за дверь, а стоит подойти — всякое желание пропадает. Тихо слишком станет. Может, наседать никто не будет? Вот только и к этому выработалась некая повернутая привычка. Как с уборкой, только втрое непонятнее для самого же Леви.       Сейчас происходит аналогичная ситуация. И противно, и привычно. И работать не мешают, не дети малые, в конце-то концов, но и косячат регулярно. Перечислять можно до бесконечности, суть не изменится.       А может, это проявление тяги к стабильности? Если наседают с дурацкими вопросами, значит, все спокойно. А стоит замолчать — сразу чувствуется неладное. За годы жизни солдат понял одну истину: «если хорошо слишком долго — скоро будет плохо». Весь мир живет в незримом балансе. И стоит чему-то задержаться — другое с новой силой набросится и порвет на куски.       Вот только… Ему уже известно, чем станет это «плохо». И плохо будет не ему, а им: этим беззаботным детям с мечтами и надеждами. Каждый солдат, вне зависимости от характера и обстоятельств, переживал переломный момент в своей жизни, когда улыбаться больше не хочется. Вот вообще не хочется. Как будто из жизни внезапно забрали все краски и причины радоваться. Довелось наблюдать за сломленными людьми и тем, как их светлые мечты медленно истекают кровью, пока не умрут и не утащат за собой душу. Кажется, что свеча вот-вот погаснет, а сделать ничего не можешь. Молча наблюдай и иди вперед. Другого выхода нет и не было.       А жизнь начнет ломать. И сломает уже на первой вылазке за стены, если, конечно, титаны не пробьют их раньше. Несмотря на Строй Дальнего Обнаружения, разработанный Эрвином, жертвы всегда были. Новобранцы оставались под жутким впечатлением после увиденного там. Отучиться три года в армии, пройти с другом весь путь вместе, а уже на первой вылазке слышать его истошные вопли в пасти титана. Да что уж говорить там… он и сам знает каково это. Вот только сильнейшему солдату жизнь не в первый раз преподносила подобные сюрпризы, чего не скажешь про кадетов. Это пока они веселые и беззаботные, осознание еще не настигло. После — жизнь начнет жесточайший отбор. И его задача — подготовить их к нему.       Ах, если бы он только мог задержать этот момент. Чтобы их миг счастья не исчезал, и чтобы хоть кто-то оставался прежним в этом сером мире. Было неприятно смотреть, как ломаются и угасают другие. А если представить, что в их шкурах побывают эти желторотые — беспомощность ощущалась еще ярче.       С тяжелыми мыслями он взял в руки несколько бумаг: анализы способностей и прогресса каждого кадета. Пересмотрел еще раз на наличие ошибок и неточностей.       За эти три месяца они совершили довольно большой прыжок, если сравнивать с изначальными результатами. Бои в рукопашке и с орудием длились все больше, а наполнение сверкало новыми приемами. Выносливость повысилась вдвое: теперь, утренняя пробежка для них не более чем разминка. В лесу стали лучше маневрировать: не теряются на поворотах и неплохо контролируют тело. Про его особые тренировки на реке сказать пока сложно. Кто-то, плюс-минус, приноровился, даже камни пару раз отбивал, а кто-то хромал и падал в воду. Надо бы не забыть отправить запрос на привоз инвентаря, для отработки ударов. Все, конечно, неплохо потрудились, но о правильном нарезании затылка забывать тоже не стоит.       А пока он не задумался в очередной раз, стоит поставить чайник на огонь, иначе утро никогда не начнется…

***

      — Рота, подъем!       И так, с этими словами началось их очередное утро.       Все быстро собрались и уже через сорок минут стояли около реки и собирали камни. Гладенькие и острые, большие и маленькие, какие только не попадались.       Первым на «плаху», как среди ребят ее прозвали, пошел Жан. В принципе, порядка вызова у них нет. Но Микасе иногда казалось, что капитан выбирал сначала насоливших ему больше всего. Как было после их недавнего побега с очередного отчитывания за косяки… Тогда и она с Энни под раздачу попала.       — Жан, так держать! — кричал Марко, зашвыривая очередной камень в друга.       Кирштейн криво усмехнулся, пытаясь балансировать на скользком камне и отбивать нападки товарищей. Сквозь боль от пропущенных камней, юноша сжимал шест только сильнее, отражая удар за ударом. По легкой дрожи в ногах было не сложно догадаться, каких усилий ему стоил контроль сразу нескольких вещей.       — Есть! — Жан победоносно взмахнул руками, когда смог отбить последний камень. — В этот раз больше!       Кирштейн вышел на берег и уставши вздохнул, протирая вспотевший лоб. Было видно, как он гордился своим результатом. Из толпы ободряюще крикнули. Его победа стала маленькой победой для всех них. Ведь чем быстрее они покорят эти испытания на воде, тем быстрее придут к цели, что мотивировала их все время. А именно…       Когда последний кадет возвращался на берег, будучи промокшим насквозь, капитан разочарованно цокнул языком, приковывая к себе уже раздраженные и местами злобные взгляды. Ветер изредка поддувал с северо-запада, заползая под мокрую одежду ребят, отчего по телу пробегала уже третья волна мурашек.       Капитан сложил руки на груди и оглядел подопечных:       — У нас скоро веревок не хватит всю вашу одежду сушить.       — Тогда зачем мы проводим тренировки на реке?! Можно подумать, плавать в УПМ начнем, — раздраженно рявкнул Кирштейн.       Остальные молча согласились с дерзким высказыванием, потупив взор в землю. Саша нервно заерзала, перетирая пальцы за спиной. Конни и вовсе затерялся в толпе. А вот Армин, ко всеобщему удивлению, смело заглянул в капитанские глаза и весьма дипломатично высказался:       — Может, мы не можем нормально работать, потому что… не видим причины для этого?       Леви насмешливо вздернул бровь:       — Значит, желания не быть съеденными титанами вам не хватает?       — Нет! Что вы, конечно хватает. Но конкретно в этом испытании трудно найти смысл, — он мельком глянул на ребят, ища поддержки своих слов. — Соответственно, и цели не появится.       — Кажется, в самом начале я довольно ясно объяснил, что у вас хромает равновесие, — продолжал он испытывать его взглядом.       В этот раз, вместо Арлерта, уже заговорил Конни:       — Зачем нам вообще нужны все эти приколы с избиением камнями и стоянием в реке?! — он сжал руки в кулаки, закивав в такт своим словам. — Как нам поможет это при битве с титанами?       Капитан уже хотел ответить что-то язвительное, но, в последний момент, их прервал Райнер:       — Что ты там говорил, Армин? Цели нет, значит? — он подошел к беседующим. — Тогда давайте найдем ее.       Арлерт уже открыл рот, чтобы продолжить, пояснить, но его не слушали. Всю инициативу диалога перехватил на себя Браун:       — Капитан, как насчет спора? Мы выучимся этим приемам за три месяца и покажем идеальное выполнение в конце срока. Взамен вы исполните одно желание, если нет, то наоборот.       Леви только пожал плечами, ответив невозмутимым голосом:       — Если это улучшит ваши навыки, почему бы и нет.       — Значит, вы согласны?       Он посмотрел на протянутую руку к себе, а потом на Райнера и хитро ухмыльнулся:       — За два. Вы выучитесь за два месяца.       В глазах Брауна забегали азартные искры. Но затем раздался громкий хлопок — спор заключен.       — По рукам, — хохотнул он; Бертольд неуверенно вопросил:       — Эй, Райнер, ты уверен?..       — Да не ссы, нормально все будет, — здоровяк расцепил руку и посмотрел на капитана. — В таком случае, через два месяца кто-то исполняет желание.       Леви же никак не реагировал, будто знал: победа у него в кармане.

***

      Грациозной походкой под полотном тьмы, фигурка мягко ступала по деревянным полам комнаты. Обходя каждую скрипящую половицу, точно кошка, укладывала вещи в тряпичную сумку. На дворе стояла черная ночь. Только звезды изредка поблескивали сквозь толщу стекла. Все спали, укрывшись одеялами, и только Микаса расхаживала подле кровати.       Когда крышка сумки закрылась на пуговицу, девушка перекинула лямку к себе через плечо, поправила рукав белой рубашки и пошла к выходу. Но стоило пройти через порог — остановилась.       — Ах, забыла… — шепнула она.       Микаса тихо шагнула обратно в комнату и стянула красный шарф с полки.       — Теперь все, — улыбнулась и хорошо перевязала его на шее, концами вперед.       Вытанцовывая балетные движения над скрипящим полом, Аккерман долетела до лестницы. Последний рывок и долгожданная свобода уже распахивает руки для крепких объятий.       Одна ступенька.       Четвертая.       Восьмая.       Хватило трех шагов и армейские сапоги уже касались первого этажа. Окон здесь было немного, посему и света не хватало на всю комнату. Темные углы особо жутко выглядели, будто вот-вот кто-то вылезет оттуда.       Микаса тихо прошла до входной двери, хватаясь за стены, и уже отодвигала щеколду, как вдруг, чей-то голос заставил ее дернуться:       — И куда ты собралась?       Послышались медленный стук сапог, словно хищник крадется. Сердце сделало кульбит, прежде чем свалиться на самое дно. Она обернулась и испуганно начала вглядываться в кромешную темноту. От такой внезапности даже не сразу распознала владельца голоса, да что уж тут говорить, ее застали врасплох.       — Я спрашиваю: куда ты собралась?       Во тьме показался еле различимый силуэт. Не по-доброму сверкнули ледяные глаза.       — Я… я просто… — «Соберись! Думай, думай!» — отчаянно копалась в голове Микаса, прежде чем не рассмотрела человека ближе. — К-капитан?..       Он подошел ближе, не сводя с нее пристального взгляда.       — Отвечай.       Строгий тон отрезвил секундное оцепенение, и Микаса начала думать, как выкрутиться из этой ситуации, что ответить ему. Слова предательски застряли у самого горла, не проталкиваясь твердым комом вверх. А капитан продолжал выжидающе смотреть на нее.       — Аккерман, я задал вопрос, — в голосе слышалось раздражение.       — Я…       Пальцы сильнее сжали тряпичную сумку, а глаза забегали по полу в поисках ответа. Думать надо было здесь и сейчас. Но как объяснить ему внешний вид и ночное брождение?       «Так! — нужно было успокоить хоровод безумия в голове. — Сомневаюсь, что уйду безнаказанной, значит, постараюсь как можно убедительнее преподнести ложь».       Выбора не оставалось. Планы о походе уже давно были отметены, сейчас самое главное — уйти «живой».       — Я вспомнила, что забыла забрать свои вещи с сушилки, — сказала первое, что пришло на ум.       Конечно же никакой одежды там не было. И, по всей видимости, капитан это также знал.       — Да? Я недавно был там, и что-то не припоминаю такого.       Провал. Как же опрометчиво это было сказано. Чертовы нервы!       — Да нет, просто я их положила…       — Заканчивай это, — резко оборвал очередную ложь. — Куда ты собралась?       Ну все. Доигралась.       Больше испытывать шаткое терпение капитана не хотелось, да и врать было бессмысленно. Поправив лямку сумки на плече, Микаса тихо ответила:       — Мне не спится.       Он изогнул бровь, словно услышал несусветный бред.       — Поздравляю, мне тоже. Вот только я, почему-то, остаюсь дома, а не сбегаю на улицу, — он оглядел ее внешний вид. Шарф, уличная одежда и сумка не остались незамеченными. — А ты, судя по-всему, только и ждала, чтобы уйти.       — У меня была причина!..       — Ну так потрудись это сделать, чтоб мне не пришлось трижды с тебя спрашивать, — он сложил руки на груди.       Микаса вздохнула и с напускным спокойствием ответила:       — Я хотела сходить в одно место. Оно недалеко отсюда.       — Зачем? — снова молчание. — Я спрашиваю: зачем?       Девушка обиженно сжала губы и отвела взгляд:       — Вы сочтете эту причину глупой.       Да. Да, глупой. Да, черт возьми! Последнее чего она хотела, так это чтоб другие узнали о подобных похождениях. Образ стойкого солдата прижился к ней еще с первого курса, если не с детства. Нельзя сказать, что Микаса была против, нет, это наоборот помогало сохранять некий авторитет и уважение. Быть в самых низах, в армии, ну, такое себе. В голову закрадывались вполне обоснованные сомнения насчет всего этого, поэтому было принято решение делать все в тайне.       — Чего? — ответ подопечной явно удивил его; а вот Микасе было не до смеху. — Раз сказать не можешь, я ведь сам узнаю.       — А я не пойду.       — Пойдешь в другой день. Тогда подкараулю на кухне.       — Подкараулите? То есть вы знали?!       — С чего бы? Я не имею права здесь находиться?       — Тогда какое право я не имею выйти на улицу?       — Комендантский час, Аккерман.       — Вы тоже его не соблюдаете.       — Я его создал.       — Тогда… Агх! Ладно! — аргументы кончились.       Микаса была огорчена своим поражением. Так глупо загнать себя в тупик, причем дважды!       Она уже собиралась открыть дверь, как обернулась к капитану и смущенно добавила:       — Только не смейтесь, пожалуйста, — он ничего не ответил, молча шествуя за ней.       Прошло уже порядка десяти минут, пока оба солдата шли в полной тишине до того «загадочного» места. Синие ели сменяли одну за другой. Под ногами хрустели опавшие хвоинки и прочие веточки. Иногда над головами пролетали бдящие совы. Они уже давно сошли с тропинки, но Микаса хорошо помнила маршрут, даже во мраке ночи.       — Ты уверена, что не сбилась с пути? — голос за спиной так и светился «оптимизмом».       — Уверена. Мы уже скоро-, — перед глазами показалось то самое место, — придем…       В ночной тишине елового леса сияло благородное озеро, словно зеркало, отражая таинственное свечение луны. Тишина ощущается непомерно глубоко. Каждый звук, каждое дыхание становятся частью этой волшебной симфонии ночи. Прохладный ветер шепчет что-то неведомое, создавая волны, что нежно качаются на поверхности озера. Вся округа затаила дыхание и остановила время, даже для них.       — Нравится? — осторожно повернулась она к капитану, который не менее завороженно смотрел вдаль. Он странно нахмурился, но все же ответил:       — Да.       — Тогда идемте.       Они спустились к подножию склона. Здесь, по пути уже не встречались сухие коряги, цепкие колючки или же опутывающие ноги стебельки. Наоборот: трава была еле выше стоп, и до чего же мягкой! Микаса приходила сюда изредка, но каждый раз дивилась их нежной поверхности.       Луна светила точно в озеро, оголенное пустотой над головой. Синие ели вели хороводы и напевали шумные песни. Хотелось остановить чудный миг, остаться в нем навечно. Она была готова даже отбросить идеи о вступлении в разведку, участии в битвах, войнах, да отказаться вообще от всего! Было неимоверно легко и свежо. Захотелось крикнуть. Да так, чтобы на весь лес.       — Я не видел этого места прежде, — задумчиво сказал капитан, подойдя к Микасе.       Она ухмыльнулась, приподнятое настроение выкинуло из головы понятие субординации, посему ответила не менее веселым тоном:       — Потому что хоть иногда нужно смотреть по сторонам, — Микаса хитро сощурилась, покосившись на него. Судя по лицу — сказанное не оценил.       — Кажется, я вас слишком сильно распустил.       «Та-а-а-ак! Пора заканчивать это».       Микаса состроила до не привычки невинные глазки, а потом прикрыла рот ладонью, словно сказала что-то неприличное.       — Нас? Что вы, мы образцовые ученики… — Леви усмехнулся этой наигранности. — Пойдемте лучше! Сейчас будет самое интересное.       И это мягко сказано. Она прекрасно знала, что собирается сделать, но держала интригу до последнего. Никому прежде не доводилось показывать это, но Микасе жутко хотелось, чтобы увидевший испытал те же эмоции, что и она когда-то. Потому что то, что сейчас произойдет…       — Капитан, давайте со мной, — предложила, стоя рядом с редкими кустами и невысокими деревцами вокруг озера.       — Я понял, Аккерман, все, не надо, — отмахнулся он, но девушка настаивала.       — Нет! Я не отстану от вас, пока не сделаете это!       Он глянул на кусты и искрящуюся от предвкушения кадета и состроил презрительное лицо:       — Только не говори мне…       — Меньше слов, больше дел! — беспардонно оборвала его Микаса, после чего схватила за руку и ринулась бежать сквозь деревья.       Леви пытался всячески вырваться, но она не позволила — уйдет. Поэтому продолжала веселиться. Ладони царапали колкие ветки и острые листики кустов, но руки только сильнее ударяли по ним. Эмоции шли через край, а их никто и не сдерживал. Захотелось поддаться этой минутной слабости. И Микаса закричала. Потом еще резвее засмеялась. Хладный ветер бил в лицо, залетал под одежду и несся прочь. Вот она — свобода. В самом наиживом представлении. Интересно, что сейчас капитан Леви думает о ней? Наверняка: «сумасшедшая какая-то, ходит в лес чтобы покричать». Да и пусть. Сейчас не хочется думать и заботиться о будущем. Хочется просто жить. Здесь и сейчас.       Когда толща растительности подошла к концу, Микаса выскочила на травянистый берег, уперев руки в колени и шумно дыша, высмеивая остатки.       — И что это было?! — рьяно отряхивал он свою рубашку. — Чокнутая.       Отвечать сил не было, да и реакция была вполне понятна. Вместо этого Микаса выпрямилась и негромко посмеялась. Как же забавляла ситуация. Стоило ей поднять голову, как пронзило запоздалое осознание.       Ах, точно. Она же забыла о самом главном.       — Капитан, — Аккерман подошла к нему. — Вы ведь все еще стоите спиной к озеру…       Недовольное лицо было особенно темным, на их фоне, а силуэт очерчивали яркие линии и засветы. Микаса знала, его глаза сейчас темнее ночи, но вот ее — искрятся сотнями золотых искр.       — Повернитесь.       Она осторожно положила руку на предплечье и натолкнула его на исполнение просьбы.       — Что? За-…       Леви не договорил.       Ночь окутали, словно звездопад, золотистые искры, переливающиеся в сумеречном полумраке. Маленькие огоньки танцевали в воздухе, укутывая его мерцающим золотым покрывалом. Они плавно поднимались вверх, оставляя за собой шлейф из ярких следов.       Над озером разлились отражения звезд, создавая зеркало для летящих светлячков. Их золотистые тени танцевали на поверхности воды, точно маскарадные фантомы, играющие в невидимую игру с ночным ветром.       Этот момент стал пышным балом, где обычные жучки становились звездами в ночном небе, озаряя темноту своим светом. А озеро, сгущаясь в тени, превратилось в сцену для всеобщего торжества и веселья. Этот маленький мирок, в центре которого скрылось ограненное зеркало, стал королевским дворцом. Ни конца, ни края в небе ему не было.       Микаса, закусив губу, с интересом наблюдала за реакцией капитана, словно питалась людскими эмоциями. И она их получила. Не ожидала, но получила.       Всегда хмурое и неприветливое лицо находилось в первозданном изумлении. Прижившиеся морщинки в бровях разгладились, уступив место детскому интересу. Казалось, он хотел что-то сказать, спросить, но не смог, так и оставив рот приоткрытым. Даже дыхание в это мгновение покинуло тело, затаившись в глубине. А взор остался прикованным к сказочному зрелищу.       Теперь уже в этих глазах, цвета небес, Микаса четко видела сотни огоньков. Лишь изредка ресницы подергивались, когда его взор цеплялся за все другие картины. Ветер лениво покачивал смоляные пряди челки, знал: нельзя сейчас бушевать. Она увидела желанное. Теперь можно и самой насладиться.       Томный вздох коснулся слуха, когда девушка повернулась. Капитан уже вышел из этой затягивающей прострации, но продолжал смотреть в небо сквозь полуприкрытые веки.       — Никогда такого не видел.       — Такое и не часто встретишь.       Он задумался, а потом тише ответил:       — Думаю, это был лучший поход на озеро за последнее время.       Микаса не сразу поняла смысл его слов, но вскоре спохватилась, поторопив и его:       — Это еще не все!       Девушка развязала утягивающие ноги узлы и стянула сапоги, поставив у самого края берега. Аккуратно закатала светлые брюки и сделала шаг в озеро. Когда кончиков пальцев коснулась холодная вода, захотелось съежиться, но отступать нельзя, ведь эта цель определенно оправдывает средства.       — Что ты делаешь?       — Идемте за мной.       В этот раз капитан не стал спорить и молча повторил действия. Оба шли по песчаному дну, пока вода не подходила к коленам.       — Посмотрите наверх.       А смотреть было на что. Бесчисленное множество ярких звездочек падало с неба, прямо на них. Медленно, но верно опускались.       — Они еще долго будут здесь кружить.       Микаса вытянула руку, ловя маленькое свечение в ладонь. Жучок осел и принялся неспеша гулять по теплой поверхности. Потом пополз по пальцу, чтобы снова взлететь. К тому моменту на Микасе уже сидело несколько таких огоньков, которые с интересом обхаживали место пребывания. И про капитана не забыли. Судя по прищуру, ему не особо доставляло удовольствие возиться с ними, но и прогонять не спешил. Позволял ходить по одежде, не касаясь кожи. Кто-то мог упасть или скатиться на спинку, тогда он тыкал в них пальцем, помогая встать на лапы и продолжить путь.       Микаса сама не заметила, как засмотрелась на это зрелище. Неприлично, нагло, несвойственно ей, разглядывала капитана. Лицо его было скрыто темнотой, только черты слабо освещались светлячками.       Аккерман молча рассыпалась в благодарностях за то, что Леви не видит ее глаз и то, с каким бесстыдством они смотрят на него.       И все-таки, как же это было…       «Красиво».