Дорога к нашему счастью

      «Прошло 3 месяца с момента прибытия в штаб. Ничего нового не произошло. Тренировки со временем становятся все труднее. Наверное, даже в Марли не так строго к этому подходят. Ну, или же просто наш капитан такой дотошный.       Меня чуть не поймали за дневником. К счастью, в последний момент успела прикопать его землей. Микаса вроде ничего не заподозрила, хоть и пришлось с ней просидеть в кладовой до утра. Надеюсь, что она забудет об этой ситуации.       Не хочу врать ей, но и от изначальных целей отказываться не планирую. Парни все больше настаивают на активных поисках Крюгера. Я же отказываюсь, лишнее внимание нам ни к чему. Вот бы еще эти идиоты понимали такую простую истину.       С момента прибытия на Парадиз мы ничего так и не выяснили. Может, нас вообще водят за нос со всей этой ситуацией? Ну почему же все так сложно…       Сейчас наша главная задача — прародитель. Марсель остался в городе, разнюхивая обстановку через местных. Мы же проникаем вглубь разведки. Если все пойдет по плану, то сможем найти наводки о местонахождении Крюгера.       Жутко хочется домой. Скучаю по привычным местам. Кто бы знал, что эти приевшиеся виды из окон станут чем-то близким? Да и уровень цивилизации у островитян ужасный. Поверить не могу, что они живут в этом прошлом из книг по истории, даже не догадываясь о всех научных открытиях».       Вот и все.       Очередной лист отправился тлеть в яром огне, а терзаемая сомнениями душа нашла свое место покоя. Белесый лист бумаги все больше желтел, покрывался волдырями. Будто человеческая кожа при ожоге, только вот ему не больно. Или просто не показывает страха, осознавая неизбежность своего конца. А ведь они чем-то схожи: также медленно, но верно сгорают. Как хотелось бы уйти ото всех: проблем, забот, переживаний. Вычеркнуть навсегда свое имя и сущность из этого мира. Отдаться забвению, чтоб никто больше не увидел. Усталость так и кроет бушующим океаном. Когда же это все закончится?..       Искры вспыхнули в последний раз, свидетельствуя о смерти очередной порции всего накипевшего и высказанного. А ведь на этом огне ее души кормятся все жители дома. Интересно, каковы на вкус тоска и отвращение к самой себе?       Солнце уже давно осело, передав бразды правления ночи. Скоро все уснут и скоро все проснутся. Готовка, тренировка, работа, отдых. Одни и те же лица, одни и те же действия. Как же все приелось, до тошноты обыденно.       Вот только…       Почему-то в последнее время ее персона начала привлекать много внимания. Слишком много внимания. Поздними вечерами, когда уже давно прозвенел отбой в казармах, одногруппницы перешептываются, обсуждают странные вещи, местами даже абсурдные. При этом, все больше завлекая в эти бессмысленные речи и ее саму. Признаться честно, на первых порах Энни полагала, что они каким-то образом прознали о личности марлийки. Может все эти каверзные вопросы ни о чем были лишь проверкой? Усыплением бдительности? Попыткой вывести на чистую воду? Оказалось нет. За этим всем не стояло ничего из перечисленного. Просто это слишком простодушные и излишне открытые девицы, каких и на Родине пруд пруди. Во всяком случае это лучше из возможных вариантов.       С мужской общиной, в большинстве случаев, девушка не общалась, предпочитая женский коллектив. С ними поспокойнее, да и всякую дурь не творят. К слову об этом: среди одногруппниц Энни обнаружила чем-то похожую на себя личность…       Микаса Аккерман.       Миловидная, не болтливая, спокойствием может посоревноваться с удавом. При этом каким-то чудом умудрилась опередить всех в уровне боевой подготовки. Поначалу это крайне раздражало, но со временем гниющее чувство внутри успокоилось и перестало отравлять собственное эго. Может она стала проще относиться к этому? Без разницы, главное — больше не хочется порвать ей горло при очередном поражении. Отец не для этого заставлял пахать до потери пульса, чтобы при первом же противнике, превосходящему по силе, так просто сдаться. Если есть люди сильнее — значит, есть куда расти.       Еще более забавно в этой ситуации то, что она — Энни Леонхарт — стала понимать эту девчушку. За железными кулаками и волей, нелегкой жизнью и трудностями кроется ребенок. Оставленный на попечительстве у этого холодного и враждебного мира. Вот только пути их разошлись, несмотря на одну и ту же точку старта.       Вопреки всем боевым заслугам Аккерман, желание помочь всем и каждому несказанно бесило. Она могла бы стать превосходным… нет, идеальным бойцом. Только отбросив чувства и прочие людские слабости можно мыслить рационально, на трезвую голову. Принимать лучшие решения в самых сложных ситуациях. Конечно, это ее не касалось, но было жалко упускать такой ценный потенциал. Такие люди редко встречаются и еще более реже выживают. Потому что цена силы — самопожертвование ради других. Считай, пожизненное клеймо, от которого не сбежишь. Учитывая некую альтруистичность в характере Микасы, представить ее в роли жертвенного агнца весьма просто. Только вот, за что жертвовать-то?       — Энни! — со второго этажа донесся детский голосок Ленц.       — Иду.       Неспешной походкой, девушка направилась к лестнице. Не удостоив печки с догорающими углями в огне последним взглядом, поднялась вверх по ступенькам, прямиком в женскую часть.       Девушки в обычной манере вели бурные дискуссии на далекие темы. Слова как всегда вылетали из головы уже через пару секунд, оставляя чистый неисписанный лист. Болтать и подначивать им не особо хочется, но, иногда, эти девицы могли специально вывести ее на диалог, узнав какую-нибудь историю из жизни.       — Ой, девочки, я тогда так перепугалась! Подумала: ну все-е-е, не видать нам урожая, — Саша махнула рукой. — А нет, оказывается. Пережили! Да еще как! Мешков даже не хватило, чтобы все убрать.       Браус опять на своей волне. Пожалуй, это был первый человек, которого Энни смело вычеркнула из списка подозреваемых. У этой гиперактивной девчонки в голове до сих пор ветрено, не уследишь — учудит что-то, мама не горюй.       — Потом такие супы варили!.. Вот приедем в штаб разведки, дам попробовать вам наши овощи. Нигде таких не увидите!       Криста, сидевшая рядом, мило улыбнулась:       — Всего-то подождать девять месяцев, чтобы отведать ваши блюда… Вполне неплохая мотивация пережить этот год, — хихикнула.       — Естественно! Ваши желудки после нашей картошки больше не смогут есть что-либо другое, — она горделиво задрала нос.       Энни поправила одеяло, накинув его на ноги. До ушей доносились обрывки разговоров, но смысл все больше ускользал. Сознание постепенно погружалось во всеобъемлющую тьму.       Новый день не встретил внезапными событиями, кардинальными изменениями или хоть какими-то переменами. Все в привычном распорядке готовились к предстоящей тренировке. Старшие копались где-то в огороде, Петра возилась с цветами подле окна. Только с недавних пор она задумалась о деятельности разведчиков вне операций и миссий. Отряд, конечно, особого назначения тревожить без повода не стоит, но работа в огороде — это все, чем занимаются в свободное время? Впервые проснулся неподдельный интерес получить ответ. Нужно как-нибудь узнать у них подробности.       По прошествии нескольких изнурительных часов кадеты вернулись домой. В очередной раз избитые камнями и промокшие до ниточки. Нет, в Марли определенно не так готовят солдат. Еще и капитан был как назло в приподнятом настроении, посему на протяжении всей этой экзекуции отпускал свои едкие комментарии, больше походящие на публичное унижение. Весело же ему было. Ха-ха.       С другой стороны, она не может судить человека исключительно за характер. Капитан уже много раз доказывал свое превосходство и силу. Истинный дьявол Парадиза, не иначе.       Если же им придется сражаться по разные стороны… Что ж. В таком случае, он будет трудным врагом. Они до сих пор не знают предел сил человека с негласным титулом сильнейшего солдата. Жалкие провокации Райнера не сработают, нужно что-то более действенное, но на ум ничего путного не приходит. Остается надеяться на удачное стечение обстоятельств.       После того, как девушка привела себя в порядок, надев чистую одежду и причесавшись, приняла решение сделать что-то для продвижения в расследовании. А именно выяснить хоть капли информации об Эрене Крюгере.       Твари, из-за которой пришлось шляться по острову много лет, без возможности свалить куда подальше. Сидел бы и дальше гнил в каком-нибудь подземье, но нет — сбежал. А теперь приходится искать его преемника, так как срок проклятья поджимал. Если они выйдут на его друзей, знакомых, то смогут хоть что-то предпринять, найти пути для дальнейшего расследования.       От Марселя никаких новостей. Видимо, все правда настолько плохо. Честно говоря, Энни надеялась на него больше, чем на них троих. Он сильный лидер, смекалистый, наверняка нароет больше информации, чем эти недосолдаты.       Капитана Леви нужно было искать на улице. Скорее всего, пока не зашел во внутрь из-за очередных дел. Этот разговор девушка заготовила уже давно, вот только откладывала его в дальний ящик. Теперь же настало время распахнуть все дверцы и начать действовать.       Леви стоял рядом с оружейной и начищал УПМ. Видимо, намечается тренировка в лесу.       — Капитан, — окликнула его девушка, подойдя на пару метров; он поднял голову.       — Что такое?       Вдох-выдох.       — Во время падения стены Мария я потеряла связь со своим дядей — Эреном Крюгером. Вам, случаем, не знакомо это имя?       Капитан задумался, но после выдал краткое «нет».       — Тогда где можно найти хоть какую-то информацию о нем?       — В архивах.       — Уже искала.       — Объявление о пропаже.       — Было.       Он вздохнул и отложил устройство в сторону.       — Я не тот человек, который поможет в этом.       — Но у вас наверняка есть возможность получить доступ к информации о жителях, — продолжала настаивать на своем Леонхарт.       — Не занимаюсь благотворительностью.       — Пожалуйста, это важно для меня.       Он перевел взгляд на УПМ и продолжил начищать металл.       — Лучше у Ханджи спроси, она в этом разбирается.       Хотелось что-то возразить, но стало понятно: разговор он больше не намерен поддерживать.       — Есть, — шепнула девушка прежде чем повернуться к дому. Но стоило отойти, как ее окликнул мужской голос:       — Он был военным?       Энни остановилась. Неужели, что-то знает?       Решив, что не стоит отвечать однозначно, она увильнула кратким «не исключено». Все еще может перемениться, лучше расположить к себе ситуацию заранее.       Капитан коротко кивнул, а кадет направилась к особняку.       Можно ли это считать провалом? Он ничего не знает, а ждать целый год до приезда в штаб, чтобы расспросить ученую, не очень хочется. «Черт-черт! Ну где же Галлиард?!».       Вечер прошел не лучше.       Тело по-прежнему ломило после тренировки на реке, а сна ни в одном глазу не было. Это, конечно, не бессонница, но жить мешает. Бесконечные ворочания по кровати наверняка уже достали сожительниц, просто открыто не говорят или же давно уснули. Пусть девушки для нее не союзницы, но простого человеческого «поспать» их лишать не хочется, вымотаны все и все имеют право на отдых. Не садист же какой-то.       Поэтому, аккуратно стянув в сторону одеяло, девушка направилась к выходу из комнаты. Каждый шаг по холодному дереву сопровождался глухим хлюпаньем босых ног. Ну и пусть. Чтобы освежиться у окошка не требуется надевать сапоги.       Который это уже раз? Вот так стоять в коридоре, посреди ночи, в мертвой тишине, окруженной бушующим морем абсурдных идей и мыслей.       «Нужно просто потерпеть».       Потерпеть. Просто. Потерпеть. Немного. Нем-но-го…       Лицо плюхнулось в холодные ладони с приглушенным мычанием. А потом и яростным рыком, все больше перерастая в крик.       Тело размякло. Облегченный вздох заставил голову упасть на сложенные в проеме окна руки. Легкие наполнились воздухом. Каким-то другим, по-новому приятным и свежим. Будто впервые за столько времени все окружение не было пропитано удушающим смрадом. Горло больше не режет без причины, а на глазницы не давит.       Письмо хоть и помогает раскатывать собственное нутро, такое глубинное и недосягаемое на простом листке бумаги, но живые эмоции ты никак не выплеснешь, кроме как через крик. Яростный, роковой, рассекающий небеса подобно грому.       — Почему все так сложно?..       Мысли перемешались в кашу. Угораздило же родиться ей человеком и со всем соответствующим ему. Не стать тем самым идеальным воином, каким отчаянно хотела казаться для всех. Маска уже давно въелась под кожу, но, в последнее время, потрескалась глубокими сколами. Внутри все сдавливало. Безумно хотелось домой, увидеть родной сердцу город, встретиться с сослуживцами, перестать плыть в этом бескрайнем болоте изо лжи и гадкого вранья и подступающего осознания, что когда-нибудь ей придется отбросить привязанность и взять на мушку «товарищей». Казалось, кого волнуют моральные устои? А вот он: изъян неидеального воина. Бездушная машина для убийств, что уже лишила жизней добрую половину вражеского государства. Безусловно, удобно забирать души целых поселений, если не видишь окровавленные лица, изуродованные тела; слышать предсмертные вдохи; наблюдать за конвульсиями и последней агонией.       В теле титана.       Когда ты облачен материей, сплошь утянутой мышцами и безграничной силой, можно с легкостью уничтожать людишек. Для тебя они становятся ничем кроме жалких клопов, снующих в ногах. Дави не хочу. Вот только конец этой эйфорической легкости наступает после осознания самого себя. Что ты давно уже не человек. А монстр.       Сначала Леонхарт ничего не чувствовала, обольстилась достижениями. А потом стало тошно. Уже не один год так воротит. От себя и своих действий. Но было поздно. Она достигла своей точки невозврата. Назад дороги нет — самолично обрезала все пути.       В глазах начало неприятно жечь.       Рвано дернула рукавом кофты по лицу: не помогло.       Щеки помокрели.       Девушка принялась рьяно тереть лицо руками, но глаза-предатели не слушали сиплых приказов, все больше сдирая маску.       — Да хватит уже… Почему…       Внезапно, послышался шорох за спиной. Леонхарт обернулась, вглядываясь в темные силуэты.       — Кто там?! — невольно вырвалось дрогнувшим голосом.       В черном уголке что-то промелькнуло. Все силы разума девушка бросила на выслеживание неизвестного объекта, позабыв о недавних изливаниях матушке-ночи. Соколиный взор хватался за любое движение так, словно пребывал на охоте. Вот только охотились сейчас на него.       Из теневого настила грациозной походкой вышел кот. Глаза горели, а шерсть отражала лунный свет, вот-вот и сам заискрит. Ушко неуклюже дернулось, стоило мошке коснуться нежной кожи. Звука совсем не издавал: если бы не скрип двери и вовсе не заметила.       Энни бесшумно выдохнула. Прикрытые веки и ладонь на груди были свидетелями небывалого облегчения. Кот же деловито подошел к самым ногам, остановился и задрал голову. Смотрел в самую душу таким взглядом, каким еще ни один человек не смотрел.       Может, это правда, что животные понимают людей лучше?       На пушистых боках оказались аккуратные пальцы: приподняли, покрутили, да прижали к самой груди. В темноте животинка совсем почернела, а вот нутро осталось все таким же белоснежным. Не то что у нее. Днем светлее солнца, но стоит луне воцариться под небосводом — вся мерзость вылазит наружу.       Кот глухо завибрировал, стоило руке пройтись пару раз между ушами. Удовлетворено зажмурился и размяк, изредка потягивая кончиком лап. Сама того не желая отвлеклась. Девушка помнила тот шумный на радостные ахи и охи вечер, когда только принесли его. Бедолагу затискали и удушили своей любовью и заботой. Возможно, это был единственный случай, когда нужно было доверить работу мужской части. Трудно представить остолопа Брауна или доходягу Гувера тепло обнимающихся с котом. То же самое и с остальными.       Энни сидела на полу, уперевшись спиной к низу оконных проемов. Кот сидел на подтянутых к телу коленках и тихо мурлыкал.       — Хорошо, наверное, не иметь разума?       Никакой ответной реакции.       — Ни забот, ни проблем. Живи себе вдоволь и ни о чем не переживай.       Гладкий хвост дернулся, когда рука перешла на бока.       — Постоянно кажется, что делаю все не так. Вообще все. Только и умею, что сожалеть о выборах, — в голосе проявилось раздражение. — Как вообще понять: что правильно, а что нет?       Энни не сразу поняла, что все это время говорила не с котом, а с собой. И спрашивала совета не у него, а у себя.       — Ладно, что с тебя взять. Идем вместе, раз так хочешь. Надеюсь, хоть эта ночь будет спокойной…       Вдохнув напоследок отрезвляющего воздуха, она поднялась на ноги, закрыла окно и пошла в сторону женской части. Кот мирно сидел на руках, убаюканный поглаживаниями.

***

      Летнее пекло въелось в майский воздух и раскалило до невозможности дышать. Легкие совсем не раскрывались под тяжестью вязкого зноя. А ветер и вовсе покинул мучеников, оставив бренное скитание по земле штилю. Как они переживут грядущее лето, Микаса не знала и знать не хотела. Мало того, что ей тяжело переносить высокие температуры, так еще и работать, небось, в привычном ритме будут. Поблажки от капитана ожидать не стоит. В насколько же они плачевном положении, что в голове пробегают мыслишки о падении в реку на тренировке? Видимо, просто ужасном. Не будь этой летней бестии, девушка бы уже давно хлестнула себя по щеке за халтурство. А сколько планов-то было…       Ладно, пора заканчивать думать, иначе мозги в край расплавятся и вытекут. В мозолистых руках бренчало деревянное ведерко. Шаталось по разным сторонам, подстраиваясь под шаг. Армейскую форму разрешили не надевать. Да что уж там: сами старшие ходили в одних только футболках с шортами да майках светлых. Поэтому оголенные ноги, укрытые юбкой до самых щиколоток, кололи и резали лесные колоски с травинками.       Компанию Микасе составляли Жан, Энни и Конни. Остальных запрягли по уборке конюшен и работе в огороде. Все четверо шли до речки размеренным шагом, кто-то сзади насвистывал тихую мелодию, а кто-то предпочитал мертвую тишину.       Шум бурных вод был слышен издалека, метров так за двадцать уже можно было догадаться о ее присутствии. Уровень реки подупал из-за жгучих лучей и долгого отсутствия дождей.       Ребята подошли к самому берегу, готовясь наполнить ведра. К сожалению, им придется сделать еще несколько таких заходов, пока бочки не будут наполнены. Петра как-то раз упоминала, что до их приезда использовалась лишь одна. Но вскоре пришлось лезть в подпол за второй. Все-таки на обеспечение пятнадцати человек требуется куда больше ресурсов, и старшие охотно используют их для подобных целей.       — Эй! Прекращай брызгать! — по правую сторону закричал Кирштейн.       Конни подстрекающе показал тому язык и, с ехидной улыбкой, прыснул очередной порцией воды. Блестящие на солнце капельки полетели на сухую одежду. Парень уже замахнулся для удара, но неугодный отскочил в сторону, заливаясь задиристым смехом.       — Заканчивайте этот балаган, — в своей манере сказала Леонхарт, вовсе не обращая внимания на парней.       В принципе, Микаса была с ней согласна, но с другой стороны, что плохого в небольшом веселье?       — Зашибу!       Жан злостно полоснул по воздуху, когда Конни начал грести воду в ведро и плескаться содержимым. Темные пятна усыпали всю майку и шорты обоих. Парни начали егозить по берегу, что-то кричать и верещать. Обычная перепалка из простой ссоры уже давно превратилась в соревнование «кто кого». Все бы ничего, пусть бесятся себе, вот только все веселье закончилось тогда, когда Спрингер на скорости укрылся за спиной Микасы. Не успев остановиться, Жан махнул ведром в их сторону.       Холод окатил с ног до головы, заставив конечности окаменеть. Со смоляных волос стекала влага и разбивалась о песчаный бережок. Протерев лицо ладонью, веки смогли-таки разлепиться, но неприятная резь все еще сопровождала мутный взор.       Перед ней стояло двое юношей, которые изумленно пялились, приоткрыв рты. В воздухе повисло напряженное ожидание.       — Ой…       Но вместо раздражения или осуждающего взгляда, послышался тихий смешок. Да такой легкий и внезапно детский.       — Эй, ты чего…       Девушка утерла пальцем скопившуюся влагу с глаз и успокоила напавшую смешинку.       — Да ничего. Просто… — рука медленно потянулась к реке.       Плеск.       — Эй!       — Что за?!       А Микаса только сильнее рассмеялась.       Сбитые с толку парни зажмурились от капель воды, но очень быстро подхватили настрой. Уже через пару минут все трое стояли в реке, босыми ступнями, задорно разбрызгивая воду.       Всю армейскую строгость как рукой сняло, теперь здесь веселились не солдаты разведкорпуса, а простые дети.       Микаса расслабилась и напрочь забыла о поручении, ровно как и сослуживцы. Только Леонхарт стояла в сторонке и молча наблюдала.       — Давай к нам! Освежишься! — махнул ей Конни.       Пара брызг приземлилась на белую майку девушки. Послышалось раздраженное цоканье и довольные усмешки ребят.       Весь следующий десяток минут кадеты резвились на реке. Жаркое солнце пекло, но уже не так жестоко: прохлада воды смягчила его железную волю. Напряжение все смыло, оставив в воздухе легкость и хорошее настроение.       Возвращаясь домой, понимая, что работать предстоит еще весь жаркий день, компании было свежо на душе. Даже едкие подколы Конни не задевали горделивое эго Жана, видимо, повеселились от души.       Вот бы еще капитан не сердился на них…       — И что это было?       Строгий взгляд смерил всех провинившихся. Сложенные на груди руки и размеренное постукивание носком ботинка о пол сарая говорили громче любых слов: поступок ему явно был не по душе. Кадеты опустили головы, как дети, которых мать отчитывает за хулиганство. Ожидалась долгая нотация о несоблюдении правил, а потом и вовсе отжимания до белых сумерек, если бы в последний момент капитана кто-то не позвал. Стоило только отвернуться, как пронырливый Конни быстро шепнул товарищам:       — Бежим. Сейчас.       Спорить никто не стал. Все четверо молнией понеслись из сарая прочь. Куда подальше от строгого начальства. Скрип задней двери и шорох сена капитан услышал сразу. Но было уже поздно: только пятки сверкали.       Вслед спасающимся от праведного гнева кадетам только крикнуть успел:       — Ну черти… Марш-броском не отделаетесь! До смерти загоняю!       Легкие заболели: то ли от бега, то ли от смеха. Микаса и сама не поняла. Последнее, что помнит, — припавших к земле парней, тихий хохот и легкую ухмылку Леонхарт.

***

      Очередным жарким вечером, было принято решение устроить трапезу на свежем воздухе. Вынесли столы на задний двор, туда же и еду поставили. Тогда в воздухе витал ароматный запах выпечки: на привезенные недавно продукты испекли хлеба, таким румяным и пышным вышел! Микаса уже и забыла каково это на вкус.       Под конец дня поддувал приятный ветерок. Волосы так и лезли в лицо, что пришлось перевязать их лентой. Пусть и отросшие пряди челки никуда не делись. Нехорошо, конечно, в армии отращивать их, мешаться начнут, небось зацепятся за что, но девичья натура просто не дала их состричь. Вот и отросли уже ниже лопаток.       Ребята болтали за столом о самом разном. Иногда и старшие подключались к обсуждению. Даже капитан соизволил выйти к ним из кабинета. К слову о нем: краем глаза Микаса заметила его мирно беседующим с Эрдом. Что было у них на повестке дня, девушка понятия не имела, но было ясно одно: пора заканчивать это. Бог с ним! Будь что будет! Месяц пыталась она игнорировать сложившуюся ситуацию и последствия от нее, да вот не вышло. Если здесь и сейчас не поставит точку на всем — совесть сожрет.       Аккерман решительно встала изо стола и направилась к капитану. К тому моменту Эрд уже отошел к ребятам, поэтому разговору никто не помешает.       Приближавшуюся Микасу Леви заметил сразу. Смотрел так, словно заведомо знал, чего ожидать. Зато вот уверенность кадета с каждым шагом все больше угасала.       «Так! Поговоришь и со спокойной душой уйдешь. Хватит трусить!» — голос внутри пытался подбодрить и возродить былой настрой солдата. Поможет это или нет — она и сама не знает.       Сделав последний шаг навстречу капитану, Микаса осторожно глянула на него и спросила:       — Мы можем отойти на разговор?       Кивнул.       «Ну точно понял…»       Через минуту уже оба стояли на крыльце. Забавно, что именно в этом месте происходят самые щепетильные разговоры. Интересно, стоит плакать или смеяться?       Микаса уперлась руками о турник, немного помялась, но все же взяла себя в руки, чтобы продолжить:       — Я не хотела, чтобы все так сложилось, — она виновато понурила взгляд.       Капитан молчал, продолжая смотреть куда-то вдаль.       — Не хочу оправдывать себя, в тот момент я поступила не лучшим образом. Но тогда мне показалось, что смогла бы чем-то помочь, что-то сделать.       Наступившую тишину на улице прервал мужской голос:       — Микаса, — она украдкой глянула на него. — Желание помогать другим — хорошая черта. Но пойми одну важную вещь: если «спасаемый» не нуждается в помощи, ты ее никогда не окажешь.       Девушка сжала губы в тонкую полосочку. Эти слова — правда чистой воды. Сознание понимало такую простую мудрость, а подростковая импульсивность — нет.       — Ты толковая девчонка, есть потенциал. Далеко пойдешь, если захочешь, — капитан слегка повернул к ней голову. — Но вот судишь всех под призмой своего опыта и характера. Не все такие же как ты.       — Я… Понимаю.       Чувство стыда и вины вот-вот сожрет Микасу. «Ну какой же дурой я была! Сколько еще раз придется жалеть о том поступке?»       Неловкое молчание было сложно не заметить. Постепенно оно начало искриться напряжением, отравлять воздух своим присутствием и давить мертвым грузом. Обстановка читалась невооруженным глазом. Первым, кто решил окончить это мазохистическое пребывание на крыльце, был капитан.       Грузный вздох вернул сознание в реальность.       — Давай условимся: не лезть в личные дела друг друга, — осмелившуюся повернуться к нему Микасу встретила пара небесно-голубых глаз, что светились при свете с окон. Капитан выжидающе смотрел на нее, уверенно проговаривая каждое слово. — Моя обязанность как инструктора — сделать из вас первоклассных бойцов. И я этот приказ исполню. А вот ваша задача — пахать на тренировках так, чтобы с ног валились от усталости. Так что давай не будем тормозить работу друг другу и лучше поможем в достижении цели. А она у нас одна, уж поверь.       Аккерман застыла, переваривая каждое слово. Он что… предлагает помириться?       — Вы не обиделись на меня? — аккуратно спросила девушка, цепляя каждую реакцию на лице.       Капитан же наоборот: уставился на нее взглядом, пропитанным непониманием и удивления. А затем, с нотками возмущения в голосе, ответил:       — То есть, тебя это сейчас волнует? — изогнул он бровь; Микаса обиженно отвела глаза.       — Мне важно это знать.       Ветер предательски задул с новой силой, налепляя смоляные волосы прямо на лицо. Щеки и нос щекотало, но девушка принципиально не убирала подпирающую голову ладонь, смиренно ожидая ответа. Капитан сложил руки на груди и вымученно вздохнул:       — Нет, Микаса. Я не обиделся. И не видел повода для этого, — она обернулась и во все глаза уставилась на него.       — Что? Но я ведь…       — Ты думаешь, за всю жизнь я не слышал ничего более обидного твоих фразочек? — он облокотился на столб. — Хотя, я уж начал думать, что обиделась ты. Но нет, ошибался.       — Я?       Девушка удивленно захлопала пышными ресницами, пытаясь провести хоть какую-то логическую цепочку. Только вот писанный с картин профиль капитана оставлял больше загадок и вопросов.       — Что на гражданке, что здесь — все женщины одинаковые. Надумают всякого и верят после, — заворчал он.       Изо рта вырвался невольный смешок. Микаса прикрыла ладонью нижнюю часть лица и повернулась к лесу. Захотелось дать себе пощечину. Знаете, такую смачную и отрезвляющую. Как же стало хорошо. И в душе, и в голове. Светло, просторно, окрыленно. Больше нет этих недомолвок, нервного молчания и всяческих попыток избежать встречи наедине. Грузный палач с секирой за спиной, под именем Совесть, наконец сменил свою жертву. Вина ушла восвояси, прихватив багаж ненужных мыслей.       Как же он был прав. Все эти загоны и выдумки присущи только прекрасному полу и никому больше. Забавно, что она услышала эту здравую мысль именно от капитана. И откуда в этом солдате столько мудрости? Казалось, у них разница в каких-то четыре года, но насколько же на самом деле они отдаляют его от остальных. Разговоры с капитаном всегда краткие и по делу, но почему-то всегда более глубокие и осмысленные. Будто одного нахождения с ним хватает, чтобы погружаться в мир философских рассуждений и возвышенности с головой. Хотя себя девушка не могла представить настолько высокой фигурой через каких-то четыре года. Может, мозги нормальные наконец появятся, о действиях и последствиях думать начнет, кто его знает. Микаса улыбнулась темному вечернему небу. И все-таки, как стало хорошо.       — Спасибо, капитан.       — М?       — Что вы есть, — кадет мечтательно положила щеку на ладонь, продолжив считать звезды, зная, что уже давно сбилась со счета. — Полезно иметь рядом таких людей, которые вовремя голову вправят на место. — Она ехидно улыбнулась.       Капитан оставил взор на девушке, то ли разглядывая силуэт, то ли думая о смысле слов. Но не нашел ничего лучше, кроме как глухо цокнуть языком и ответить:       — Для чего ж меня еще приставили к вам? Всю дурь юности выбивать.       Фоновый шум из особняка прекращался, угасая, как огонь на последней свече. На улице становилось прохладнее, несмотря на приближение жаркого июня и череды летних месяцев.       До чего же тяжко будет тренироваться в этот период. Хотелось верить, что капитан смилуется над ними, но Микаса знала: он пока что добрый, при свете луны, под конец рабочего дня, но стоит солнцу взойти, как вся эта невинность и доброта как водой смоется, оставив хищного зверя.       Аккерман на одни и те же грабли во второй раз не наступает, здравые мысли капитана запоминает и на деле применяет, а значит — прекращает думать о лишнем. Лучше жить здесь и сейчас. Наслаждаться моментом, а не забивать голову бессмысленными переживаниями.       «Где же раньше были эти чудесные советы?..»       А жаркий июнь все приближался…