Когда рушатся убеждения

      Из кабинета Рида я вышла совершенно потрясенной и разбитой. В голове просто не укладывалось всё то, что происходит со мной и вокруг меня. Словно Вселенная решила надо мной посмеяться. Коллеги что-то спрашивали, видя мое растерянное лицо, но я лишь отвечала, что это всё из-за последних новостей про ирландцев. Не соврала, но и не договорила. Отбившись от них, я вернулась к своему столу, устало падая на кресло. Колесико от моего резкого приземления царапнуло мраморный пол и издало неприятный звук, похожий на скрежет по стеклу. Я поморщилась.       Надо занять себя работой, чтобы... убежать от работы.       Это ли имел в виду Рахул, когда говорил, что моя жизнь в ближайшее время удивит меня? Я скептически тогда к этому отнеслась, но теперь просто не знаю, что со всем этим делать. Лучше бы вообще ничего не говорил. И теперь никакого чая в гостях.       Отец замешан в пособничестве банде торговцев оружием. Мне бы это никогда даже в голову не пришло, потому что я плохая дочь. Забыла про отца, обиженная на него за то, что он отдал меня на попечение людей, от которых бежала мать. Но взросление пришло, как пришло и осознание, что его поступок был оправданным. Я не сгнила в бедности в сером и мрачном Белфасте, выросла в Лондоне, получая хорошее образование на деньги деда, работаю в приличном месте, у меня хорошее начальство и не раздражающие коллеги. Грех жаловаться. Надо было бы сказать спасибо. Но после обиды общаться с отцом было как-то неловко. Я только просила Кэтрин узнать, всё ли с ним хорошо, и мне этого хватало. Мы с ним совершенно друг друга не знаем.       Единственное мое письмо к нему – фотография с моей свадьбы и одно предложение: «Я вышла замуж и у меня всё хорошо. Не волнуйся». О разводе же я уже не сообщила. Получается, соврала Риду о том, что не связывалась с ним. Хотя это единственное письмо сложно назвать чем-то таким, что должно быть между отцом и дочерью в нормальных отношениях, коих у нас никогда не было. Я просто вычеркнула его из своей жизни, за что только сейчас начинаю чувствовать вину.       Столько лет упустила, когда могла наладить с ним контакт и возможно предотвратить его опасную деятельность. Но сейчас лезть в это будет опрометчиво, и придется как-то аккуратно это решать. Или надеяться на какой-нибудь Промысел Божий.       Точно, я же хотела занять себя работой. Надо просмотреть дело Кейси ещё раз. А там, когда Олли состряпает досье на новое лицо в деле об украшениях, взять и его. Домой сегодня совершенно не хочется, иначе я умру от жалости к себе. А умирать на работе под грудой бумаг самое то, когда не хочется решать свои проблемы и лучше всего получается решать чужие.       Кейси.Чтоб тебя.       Моя ошибка превратилась в большую головную боль для всех. Хотя технически это он дернулся, и пуля продырявила шею. А тактически облажалась я. Надо было целиться в ногу. Но и тут было с чем поспорить, потому что он мог прострелить мне голову раньше, чем я бы подняла её от земли, прячась от автоматной очереди. Бродяга спас мне жизнь, за что я благодарна его хозяевам, потому что воспитали такого хорошего мальчика.       Кстати о птичках.       Если утром я ещё хотела попасть домой, потому что велика вероятность, что этот черный дьявол будет ждать меня у двери, то сейчас при всем желании не хочу. Даже он не спасет меня от самобичевания. Лучше я посижу допоздна, и когда Рид пройдет мимо меня, веля ехать домой, я заверю его, что поеду через пять минут, а сама зароюсь в папки по самое-самое. Так и усну, потому что мозг вырубит меня из-за истощения и усталости. А утром сбегу пораньше, чтобы начальник не портил себе настроение моим заспанным лицом.       Прости, Бродяга, но хозяйка всё же из меня так себе.       Нет, Кейси подождет. Сначала надо немного успокоиться и начать с малого – с кружки чая, которая вернет моему миру равновесие. И снова колесико проехалось по моим нервам – там явно что-то сломано, но искать проблему мне сейчас хочется в последнюю очередь, а новое кресло мне никто не даст. Кто-то сбегает на перекур, а я иду за чаем. За зеленым чаем в пакетике. В комнате отдыха никого не оказалось, но зато в раковине было полно кружек из-под кофе. Я единственная здесь, кто пьет чай, как истинный англичанин, хотя кто-то бы поспорил со мной. Например, я. Потому что чай я терпеть не могла, но в доме деда как будто не существовало ничего кроме проклятого чая, так что я привыкла и смирилась. Чай так чай.       Налив в электрический чайник немного воды, чтобы он быстрее вскипел, я отошла к маленькому окну, раздвигая створки пожелтевших от света жалюзи, и стала разглядывать улицу. Погода с утра не меняла настроения, оставалась всё такой же хмурой и серой, прямо как мое собственное настроение. Но дождь всё не собирался, и стояло такое затишье, словно перед бурей. Надо бы глянуть прогноз погоды.       На противоположной стороне стояло здание частной клиники. И со стены на меня смотрел плакат с красивой молодой девушкой, которая предлагала обратиться к психологу за помощью, если симптомы ниже нас беспокоят, и мы испытываем с этим трудности. Симптомы кризиса среднего возраста. Снижение продуктивности, нарушение режима сна и рациона питания, ощущение усталости, повышенная раздражительность и гневливость, тревожность. Я усмехаюсь. Как удачно они повесили этот плакат, как будто знали, что в Отделе каждый второй ходит с полным набором.       Чайник оповестил меня о том, что воду для меня он согрел. Я достала свою любимую большую кружку, которую купила себе на день рождения, и, опустив туда пакетик, залила кипятком до самых краев. Так я растяну эту кружку на долгое время. Добавила ложку сахара и пошла обратно к своему рабочему месту.       Кружку поставить было некуда, потому что на столе царил полнейший бардак. Я оставила её на минуточку на столе Честера, раз уж пока его здесь нет, и принялась разбирать свой стол. Обычно, я никогда не запускала его до такого состояния, но в последнее время бардак в жизни стал распространяться и на окружающие меня предметы. Дома тоже не мешало бы прибраться. Этим я и займусь завтра. Папки собрала в одну стопку, которая грозилась вообще скоро свалиться, потому что мои ручки всё никак не доходят дописать отчеты и отправить их, наконец, жить в архив. Маленькие бумажки собрались около блокнота, а смятые, как им и положено, отправились в корзину под столом. Компьютер я давно не включала, так что на нём поселилась приличная пыль, и пришлось рыться в сумке, чтобы достать салфетку. Меня устроил менее пыльный вид, хотя нужно было использовать ещё парочку салфеток, но я забила на это и наконец-то села с кружечкой чая.       Теперь точно Кейси.       Его дело лежало обособленно ото всех по моей прихоти. Я открыла первую страницу. На меня смотрел смуглый парень 29-ти лет с каштановыми волосами и дерзкой ухмылкой, хотя для документов такие фото не положены. И такой цвет волос шёл ему больше, чем тот безобразный блонд, за которым он и не следил, когда отросли корни. Его родители были выходцами из Португалии, которые переехали в Англию в 1965 году. Он родился уже здесь. Его настоящее имя было Касимиро де Сильва, а его псевдоним – Кейси – был прочтением его инициалов.       В самом начале, когда Отдел только взял в разработку уличные банды, Кейси возглавлял одну из них и всегда мастерски ускользал у нас прямо перед носом, но в последние пару месяцев стал очень следить, за что и поплатился. Он был на короткой ноге с дядями постарше, и поэтому представлял такую ценность.       Я дошла до монет, на которых были только его отпечатки пальцев. И которые исчезли. Фотографии этих монет потом показали ещё нескольким оценщикам и коллекционерам, но все как один утверждали, что таких никогда не видели. Над кем Кейси собирался поиздеваться этими монетами? Вариант «над нами» я не рассматривала.       Я пролистала ещё несколько страниц его «подвигов», но не нашла ничего такого, за что можно было бы попытаться зацепиться. И дойдя до конца папки, я не обнаружила в ней отчеты о вскрытии и об обыске его предполагаемой квартиры. Джекс должен был их взять, но по каким-то причинам этого не сделал, так что придется самой сходить за ними.       Но телефонный звонок прервал мои планы. – Брукс слушает, – я сразу же снимаю трубку. – Спускайся ко мне в архив, – сказал Честер и сразу сбросил.       Неужели нашёл что-то интересное? Хотя спускаться в подвал очень не хотелось. Там было тихо, пыльно и мрачно, и Оливер единственный из нас любил там работать, когда нужно было собрать какую-то информацию, и оправдывался тем, что можно сразу найти какие-то старые документы, если понадобятся, а не бегать туда-сюда. И я про себя посмеялась: значит, пыльный архив он любит, а интересный и такой же пыльный антикварный магазин нет? Надо спросить у него об этом. Тогда по пути обратно придется заскочить и забрать недостающие материалы по Кейси.       Чай я так и не допила и не допью, потому что к моменту моего возвращения он уже остынет и будет невкусным. Кружку уберу потом. Я прикрыла папку Кейси и убрала её в ящик стола, чтобы она не мозолила глаза остальным. В этот раз бежать до архива не придется, но идти туда, по меньшей мере, минут пять – это если не останавливаться поболтать с коллегами.       Выйти из офиса, повернуть налево, затем направо в длинный коридор и до конца – там будет лестница, где меня остановила девушка из отдела кадров, зачем-то спросившая, есть ли в нашем офисе цветы. Я даже задумалась, потому что никогда не обращала внимания. – Честно, я не знаю, загляни к нам и проверь, – ответила я и обошла её, толкнув вперед тяжелую дверь.       За дверью небольшая лестница, ведущая на первый этаж. Там снова дверь, снова длинный коридор и в конце уже лестница круче, которая уходит на два этажа вниз, в архив. Спускаться проще, чем подниматься, так что этот путь я преодолела быстро. И снова коридор с серыми голыми стенами и ярким белым светом над головой, словно в больнице. А в конце заветная дверь в царство бумаг и документов, Бог весть с каких годов там хранящихся.       Я захожу, дверь за мной закрывается, и я попадаю в такую тишину, что можно услышать собственное сердцебиение. Большое помещение, заполненное рядами металлических картотечных шкафов. Воздух ощущался вязким из-за пыли и запаха старых бумаг. На одном из столов у стены даже стояли печатные машинки, которыми, конечно, давно никто не пользовался, так что они тут как достопримечательность. Мистер Коутс, наш архивист, смерил меня долгим недовольным взглядом, сидя за своим столом. Я ему кивнула, улыбнувшись, и прошмыгнула мимо. Он сегодня меня уже видел, когда я вломилась сюда очень громко, ища Честера. Сейчас я тоже его ищу, но зашла по всем канонам – тихо, чтобы не было слышно даже моего дыхания. – Ну наконец-то, – Оливер показался из-за стеллажа, махнув мне рукой. Я поспешила к нему. – Что случилось? – говорить приходится почти шепотом, как в библиотеке. – Читай, – когда я села на стул рядом, он показал мне форму, которую заполнял информацией по Келли Данбару.       Родился в Южном Уэльсе в 1947 году, затем перебрался в Лондон и остался здесь жить. Работал на Лондонской фондовой бирже, был примерным семьянином. Скончался от рака. Три года назад.       Я нервно усмехаюсь, прикрывая рот ладонью. – Ошибки быть не может? – спрашиваю, ещё раз пробегаясь по листу бумаги глазами, пытаясь увидеть что-то новое. – Я проверил всё, Брукс, и сам ничего не понимаю. Человек, который приходил в лавку Кумара три месяца назад с убитой миссис Эттвуд, умер три года назад, дьявол меня раздери... И угадай, что? – он не дал мне сказать и сразу продолжил: – Его фотографии в базе нет. – Зато есть адрес, можем съездить. Судя по всему, у него остался сын. Ты с Сарой Эттвуд ещё не связывался? – я вкладываю документ в общую папку, и мы начинаем собираться, так как больше ничего здесь не найдем. – Нет. Давай сначала по адресу Данбара, если фото получим, заедем к Саре. Может, она что скажет.       Мы прошли мимо мистера Коутса, который снова смерил нас недовольным взглядом, потому что говорили мы обычно, совсем забывая про золотое правило подобных мест – «Соблюдать тишину». – Что мы скажем Данбару-младшему, если вообще застанем его дома? – спросил Олли, пока мы поднимались по лестнице.       Я пожала плечами, устало протирая лицо руками. Это какое-то безумие. Нет, серьезно. Я работаю здесь уже десять лет, но этот год очень щедрый на всякого рода «сюрпризы», и я боюсь, что это далеко не всё, что он нам приготовил. Такого не было никогда. Мы ходим кругами, как слепые котята, надеясь на удачу, потому что у нас кроме имён и несколько показаний ничего нет. Кто-то очень сильно не хочет, чтобы его грязные дела стали достоянием общественности. И из-за этого кажется, будто мы какие-то дилетанты, а не детективы с опытом работы.       Я же хотела забрать материалы по Кейси. Пока мы не поднялись в наш офис, я торможу Оливера: – Мне надо заскочить за кое-чем, иди без меня. Я быстро.       Поворачиваю направо, направляясь к нашим дорогим судмедэкспертам. Там находиться ещё неприятнее, так как там всё очень сильно напоминает морг даже в их кабинетах. Всё минималистично и стерильно. Холодно и мрачно. Благо, идти туда быстрее, чем в архив, и поэтому я уже открываю стеклянную дверь, сразу нос к носу встречаясь с Бетти, главным судмедэкспертом, которая куда-то спешила. – Мне нужен отчет о вскрытии Кейси, – выпалила я, пока женщина никуда не убежала. Иначе её потом не найдешь. – На столе моем посмотри. Его должны были забрать уже давно, вы чем там занимаетесь?       Сколько негатива за короткий промежуток времени. Всё-таки тот плакат не зря там висит, и некоторым стоит обратить на него внимание. Я только выдыхаю, подавляя свою агрессию. И думаю, как я ещё могу здраво мыслить и не кидаться на всех с претензиями. – Спасибо, – не став нарываться, я прохожу мимо неё.       Стол Бетти выглядел так стерильно, словно был операционным. Папка нашлась сразу же, потому что на ней был прилеплен стикер с одной фамилией, написанной большими безапелляционными буквами: «РИД». Я ещё на всякий случай её открыла, чтобы точно удостовериться, что это то, что мне нужно. Безобразный блонд я ни с чем не перепутаю.       Уже разворачиваюсь, собираясь уходить, но вижу молодого парня в белом халате, который выходит из какой-то каморки и здоровается со мной. Пока отчет я не собираюсь смотреть, но мне нужен был ответ на один вопрос и я его спрашиваю: – Извините, – парень оборачивается, вопросительно уставившись на меня своими оленьими глазами, – кто забирал тело Касимиро де Сильвы? – он теперь смотрит недоуменно, видимо, пытаясь вспомнить, кто это вообще такой. И я решаюсь добавить: – Тело Кейси.       Почему-то за ним так прицепилась его прозвище, что люди знают его только по нему. Парень сразу издает понятливый звук. – Его отец, в отчете указано. – Спасибо.       Я быстро ухожу, бросая взгляд на наручные часы. Без пятнадцати минут пять вечера. Не так много времени осталось до конца рабочего дня. Только в Отделе не знают, что это такое, потому что все работают сверхурочно. И для посещений время поздноватое, правильнее было бы сделать это утром. Но мы с Оливером должны успеть, потому что адрес Данбара был недалеко.

***

      Район был таким тихим, словно не находился в непосредственной близости от кипящего жизнью Лондона. Строгие чопорные дома, все как один похожие друг на друга, маленькие садики под окнами и спокойно прогуливающиеся люди. Я невольно засмотрелась на пожилую пару, впереди которой бежала черная собака, но это был не он. Даже испытала некоторое разочарование, потому что очень хотелось узнать, с кем же живёт Бродяга.       Мы быстро нашли нужный дом и остановились перед ним как вкопанные, переглядываясь друг с другом. Клянусь, мы бы рассмеялись, если бы не профессиональная этика и не люди вокруг.       Потому что дом выглядел так, словно в нём давно никто не живёт. – Думаю, пора сходить в отпуск, потому что больше я таких шуток не вынесу, – вздыхая, ворчит Оливер и открывает низкую калитку, которая поросла плющом. Она скрипит очень неприятно.       Я иду следом за ним по заметенной прошлогодней листвой дорожке и осматриваюсь. Здесь точно давно никто не жил. Хотя бы окна в доме не побили и не оставили грязных надписей. Мы поднимается по ступеням на широкое крыльцо. И теперь было два варианта развития событий. Первое и самое простое: мы можем вломиться, чего делать крайне не рекомендуется, но дело у нас было срочным. Второе и самое правильное: нам нужен был ордер на обыск. И я быстро в голове накидывала веские основания для него. В доме могут находиться доказательства и улики, так как адрес этого дома записан в досье пока единственного подозреваемого, хоть и мертвого. И с ордером не возникнет потом проблем перед начальством, потому что обыск был проведен законным и надлежащим образом. – Нам нужен ордер, – одновременно говорим мы с Честером и потом переглядываемся, смеясь.       Пока Олли отходит к перилам, чтобы заглянуть в окно, я, кряхтя, сажусь на корточки перед дверью, заглядывая в щель для писем. Маломальское уличное освещение дает рассмотреть кучу писем на полу и больше ничего. Я поднимаюсь, отряхивая руки. – Окна зашторены наглухо, – он уже успел проверить и другое окно, но результатов это не дало. Я чувствую, как у меня начинает болеть голова. – Там полно писем, – бросаю я и замечаю, что пожилая пара, которая прогуливалась с собакой, смотрит на нас с подозрением. Как бы полицию не вызвали. – Извините!       Я спешно спускаюсь к ним, по пути доставая из кармана удостоверение. Они долго его разглядывают. Женщина даже достает очки. И только после того, как точно удостоверилась, что я не вор, кивает мне в знак приветствия. – Вы живете здесь? – я глазами обвожу улицу, на что они снова кивают. – Вы знаете, кто здесь жил? И почему оставил этот дом? – Парень здесь жил два года, – начал мужчина, прокашливаясь. – Но с прошлого лета я его не видел, точно вам говорю. – А до парня кто-то жил? – Да, его отец. Но парень переехал сюда после его смерти, – ответила женщина и испуганно прикрыла рот ладонью. – Что-то случилось? – Нет, мы просто проверяем информацию, – улыбаюсь я, чтобы они перестали волноваться. Ко мне подошёл Честер. – Может, парень вёл себя как-то странно? – Он был самым обычным, – задумчиво проговорил пожилой мужчина. – Если бы мы заметили что-то странное, то непременно сообщили бы. – Спасибо, – вместо меня отвечает Оливер. – Нам пора. Всего доброго.       Нужно дождаться ордер и тогда мы сможем хоть что-то сделать. Пока мы выходим, Честер закрывает за собой калитку, а я смотрю на прохожего парня, который быстрым шагом проходит на противоположной стороне дороги и поглядывает на нас. Чутье говорит, что это очень подозрительно. Я смотрю на него в ответ, готовая в любой момент пойти за ним, но всё заканчивается. Там на углу его встречает девушка, они коротко целуются и уходят уже не спеша.       Мы тоже уходим и молчим, про себя переваривая информацию. И снова тупик. Это как гребаная полоса препятствий – только ты преодолеваешь одно, идёшь, радостный, что у тебя что-то получилось найти, как возникает следующее. И так до бесконечности. Пора перестать этому удивляться. Не зря ведь говорят, что наши ожидания – наши проблемы. А в нашей работе ожиданий и вовсе не должно быть. Только сухая черная правда и факты. И щепотка безумия. – Давай поужинаем, – сказал Честер, когда мы как раз проходили мимо небольшой кафешки, так что я даже не думала возражать. Есть хотелось страшно, потому что мозговая активность забрала последние остатки сил.       Я вернулась в офис уже одна. Оливер с чистой совестью ушёл домой, обещая завтра работать за двоих, так как у меня выходной. На самом деле ещё много кто остался в офисе, так как все зашивались сверхурочно. Остановившись перед своим столом, я с тяжелым вздохом посмотрела на дверь кабинета Рида. Идти туда совершенно не было желания. Потому что я успела позабыть об отце, пока мой воспалённый мозг находился в шоке от новой находки и проблем. Но сейчас, стоило вкусно покушать и чуть-чуть перевести дух, как снова мысли об упущенных возможностях захватили меня с новой силой.       Надо занять себя работой.       Оставив пальто на спинке стула, я пошла к Риду. В третий раз за сегодня, из-за чего некоторые оглядывались на меня с любопытством. Я старалась не обращать на это внимания.       Как обычно, после второго стука разрешили войти. – Нам нужен ордер на обыск, – сразу говорю я и прохожу к креслу, но не сажусь, а лишь облокачиваюсь на него руками, смотря на мужчину сверху вниз.       Он молчит, протирая уставшие глаза и, наверное, вспоминает, в каком же деле он мог нам понадобиться. – Основания? – он вопросительно на меня уставился и откинулся на спинку стула, скрестив руки. Я снова вздыхаю, но теперь лишь устало.       И я рассказала ему о ходе дела с украшениями и о возможном подозреваемом, который мистическим образом оказался жив, хотя должен быть мертв уже как три года. И о доме, в котором должен был жить его сын, но его там не видели год. – Это уже тянет на что-то очень и очень серьезное, – Бен разминает шею. – Будет вам ордер. – Хорошо. – Брукс, – я нахожу в себе жалкие силы не дернуться от его строгого голоса и оборачиваюсь с кривой улыбкой. – Когда я выйду из этого кабинета, чтоб тебя за рабочим местом не видел. Домой. Спать, – я только хлопаю глазами и киваю.       Выхожу из его кабинета. Какой начальник у меня всё-таки заботливый. Усмехаюсь и иду к своему столу. Пока садилась, думала очень предательские мысли. Я ведь считаю Рида почти что отцовской фигурой. Десять лет провела в его команде, и до этого встречала его несколько раз. Им пугали новичков в академии, так что и я была в их числе. Он действительно всегда заботится о подчиненных, хоть и сомнительными методами, и слывёт очень хорошим детективом. Детство кажется мне очень и очень далеким, так что я уже и не помню, каким отцом был Генри. Если плохих воспоминаний у меня не осталось, значит, был хорошим. До десяти лет. Потому что потом я считала его самым последним предателем. А дедушка... Лишний раз я даже вспоминать о нём не хочу. В те времена он вызывал у меня лишь страх. Он был военным до мозга костей, поэтому в доме все ходили на цыпочках. Хоть какой-то симпатией я к нему так и не прониклась. Не выбросил меня на улицу и ладно. Единственное наследство, что у меня от него осталось – старая позолоченная зажигалка, которую я умыкнула из кабинета в день его похорон. И сейчас она пылится у меня в гостиной на каминной полке. Фрэнка же я полностью вычеркнула из своей жизни, как какую-то нелепую ошибку.       Так что да, Рид – единственный мужчина в моей жизни, который чего-то сто́ит.       Смотрю на время и прикидываю примерно, сколько он ещё будет сидеть в кабинете. Раз надо смыться, то придется забрать папки домой.       Сначала Кейси.       Я достаю из ящика его дело и вкладываю туда отчет о вскрытии. Остался только отчет об обыске. И я бросаю взгляд по помещению, вспоминая, кто же этим занимался. Точно, Джексон. Но у него сегодня выходной, а рыться на чужом столе мне как-то не с руки, а бумажки забрать надо. Верчу карандаш в руках, думая, что делать. Раз он должен был уже давно вложить отчет в общее дело, то ко мне не будет никаких претензий, если я сама заберу его. Только нужно предупредить. Я беру стикер и пишу ему о том, что это я забрала отчет, чтобы он не перепугался.       Иду к его столу с самым невозмутимым видом и ищу нужные мне документы. У него бардак ещё хлеще, чем был у меня. Но спасибо, что рыться долго не пришлось, я клею стикер на видное место и ухожу со спокойной душой к себе. Теперь папка Кейси была полностью укомплектована.       Осталось дело с украшениями. У меня была его полная копия, нужно только сделать копию сухого досье на Келли Данбара и можно отправляться домой. Ксерокс за день уже устал от постоянной работы, так что откопировать мне документ не очень-то и спешил. Я стояла над ним, как коршун, потому что воевать с машиной мне сегодня точно не хотелось, но он как будто почуял мое скверное настроение, поэтому выкатил мне один несчастный лист.       Оригинал я оставила на столе Честера, а копию вложила в свою папку. Теперь точно всё.       Две увесистые папки, мое недовольное лицо, жуткое настроение и переполненное событиями сознание – мы все едем домой.

***

      Уже сворачивая на свою улицу, я чувствую, что меня ждут. Это пушистое недоразумение. Умей он говорить, я бы спросила у него, как же ему живётся на две семьи. И с тем страшно хотелось её увидеть – что за хозяева такие, которые не волнуются о том, что пёс натурально не ночует дома.       Сбавляю скорость до минимума и паркуюсь на площадке около дома. И фары отлично подсвечивают моего ночного гостя, который сладко потягивается под моей дверью. Я устало облокачиваюсь на руль и смотрю на то, как он, заметив меня в окне, радостно машет хвостом, но не лает, потому что уже поздно. Я тихо смеюсь и вылезаю из машины, захватывая потяжелевшую сумку. – Привет, дружище, – я очень вымотана, но у меня хватает сил потрепать его за ушами.       И всё-таки животные действительно обладают какими-то чудными силами, раз он одним своим видом поднял немного мне настроение. Мы молча идём в дом, как будто это само собой разумеющееся действие, которое мы делаем каждый день. Как будто живём вместе уже многие годы.       Он включает свет, на что я просто уже не удивляюсь, и уходит в гостиную. Я снимаю обувь, с удовольствием зашвыривая её куда подальше, снимаю платок и пальто, вешаю их на вешалку, кобура с пистолетом тоже отправляется на неё. Сумку я несу в гостиную, чтобы высыпать на стол документы. Две увесистые папки со шлепком приземляются на поверхность, и фотографии с украшениями выскальзывают из второй. Я ругаюсь, собирая их, и кладу сверху. Пёс уже устроился на диване и помалкивал, с любопытством наблюдая за мной.       Нужно сначала переодеться и сходить в душ. Я треплю Бродягу меж ушей и ухожу наверх. Время только девять вечера, так что можно ещё спокойно посидеть над материалами дела, потому что уснуть я не смогу, как бы сильно я не устала за сегодня. Нужно изнурить организм основательно. Захожу в свою комнату, где кровать я никогда не заправляю, потому что живу одна, и ругать меня за это никто не будет. Тянусь за домашним халатом, но по привычке его там не нахожу, и вспоминаю, что утром я его бросила в гостиной. Я лишь обреченно выдыхаю и иду вниз, потому что другого халата у меня нет.       Спускаюсь и на середине лестницы замираю: в гостиной какая-то возня и рычание. Я быстро выцепляю глазами кобуру, которую так предусмотрительно всегда оставляю на вешалке, и быстро спускаюсь, одним отточенным движением вынимая оружие.       Заглядываю в гостиную и взвожу курок.       Бродяга стоит напротив столика со стороны камина и очень злобно рычит, глядя куда-то на поверхность. Там лишь папки и фотографии. Что он там увидел? – Эй, успокойся, – я делаю один шаг, и он обращает на меня внимание. Его глаза просто полыхают гневом. Как бы сильно я не любила животных, но он сейчас меня пугает. Я его просто пристрелю, если он дёрнется.       А в следующее мгновение происходит то, что я себе объяснить не могу.       Пёс буквально начинает преображаться. Исчезают уши и хвост, морда становится плоской, шерсть превращается в одежду и он вытягивается во весь рост.       Человек. Передо мной стоит мужчина.       Какого дьявола...               Я инстинктивно вскидываю руки с пистолетом, направляя на него. – Не двигайся, – мой голос хрипит, и я чувствую, как мое сердце зашлось в бешеном ритме. Мне стало действительно страшно. Не каждый день увидишь такую необъяснимую чертовщину.       Мужчина медленно поднимает руки и смотрит в упор. Я вижу, как ему трудно сдерживать себя, его лицо исказилось в какой-то муке, но в этой комнате оружие только в моих руках. Он высокий, с вьющимися волосами до плеч, одетый в костюм. И его глаза серые. Я делаю шаг назад, напрягая боковое зрение, но пса здесь точно нет. Я не верю в то, что видела.       Не верю. Не верю. – Вивьен, – произносит тихо мужчина, и делает шаг навстречу, но я дергаю пистолетом, на что он останавливается, злобно дергая челюстью, и держит руки поднятыми. – Я ничего тебе не сделаю. Откуда у тебя этот снимок?       Он кивает на столик, где на первой фотографии изображено украшение последней убитой. Меня мгновенно заполняет злость. Он только что на моих глазах превратился из собаки в человека, а его интересуют только фото?! – Ты кто такой, дьявол тебя раздери?! – резкая боль бьет мне по вискам и становится жарко. – Я всё объясню, – мужчина делает глубокий вдох и начинает понимать, что так просто он от меня ничего не добьется, и я могу его пристрелить.       Мои мысли должны сейчас лихорадочно биться в голове, но там полнейшая пустота. Только тупая боль и события последних минут.       Диалог.       Надо сначала поговорить. Да, поговорить. Тётя всегда говорила, что нужно уметь вести диалог, и только после этого решать, стрелять в человека или нет.       Пока я обдумываю эту простую мысль, которая неожиданно дается мне с трудом, то запоздало понимаю, что ничего не слышу, когда вижу, что мужчина что-то говорит, но я не разбираю слов. Его губы движутся, но смысл до меня не доходит. Я начинаю глубоко дышать, но воздуха мне не хватает.       Меня накрывает паника.