Когда рушатся убеждения

1999, май

      Всего лишь движение пальца. Всего лишь выстрел, и ты с легкостью решил чью-то судьбу. Человек, который служит закону, успокаивает себя лишь тем, что сделал всё правильно: одна жертва сейчас – меньшее число жертв в будущем. Становится убийцей во благо, потому что спасает чужую жизнь в обмен на другую, которая погубила бы ещё большее количество жизней. Но всё равно он убийца. Вечный философский вопрос морали, на который можно дать много ответов, но ни один из них не станет общепризнанно верным, потому что правда у каждого будет своя.       К моралистам она себя никогда не относила и всегда воспринимала убийство как действие, которое по своей сути не является ни хорошим, ни плохим. Это действие, потенциально оправданное в зависимости от обстоятельств, средство для достижения цели, а не утверждение морали. Такая точка зрения позволяла легче оправдывать поступки, которые другие считают аморальными или неэтичными, и не чувствовать угрызений совести и вины за отнятые жизни. Это было грязной частью её работы, о которой никто не рассказывает. На каждого, кто идёт на подобную службу, вешается ярлык убийцы по умолчанию.       Вдалеке прозвучала сирена, звук которой с каждой секундой становился всё ближе. Вивьен стояла с вытянутой рукой, крепко сжимая пистолет, и смотрела, как тело заваливается набок. Она вовсе не собиралась его убивать, лишь хотела ранить, но он дернулся в последний момент, и пуля, которая предназначалась его плечу, попала чуть выше – в шею. В глазах мужчины застыл животный ужас, и этот взгляд теперь будет преследовать её время от времени во снах. Его рука, в которой был небольшой нож, плавно опускается, и орудие выпадает, ударяясь о землю с тихим стуком. Пёс рядом с мужчиной протяжно скулит, пытается встать, но из-за ножевого ранения ему это даётся с трудом. Брукс быстро реагирует, убирает отточенным движением пистолет в кобуру на бедре и аккуратно протягивает руки к животному, боясь его спугнуть. – Тише, тише, – присаживается рядом и, стягивая с шеи шёлковый платок, прижимает к ране на лапе. Правда, он уже пропитался по́том, был пыльным, но это хоть что-то, чем можно попытаться остановить кровотечение. – Ты спас мне жизнь...       Она осматривает его, насколько позволяет естественный свет. Не была уверена, встречала ли подобную породу раньше и могла только гадать. Он был большим. В первый раз он ей показался просто огромным, но то было лишь игрой её воспаленного воображения и темноты. Брукс подумала, что может это борзая или волкодав, других же похожих пород она не вспомнила. Шерсть полностью чёрная, но на удивление мягкая, без колтунов, а значит, он не был бродячим, но ошейника на нём не оказалось. Ещё и забрался так далеко в заброшенные доки на окраине Лондона.       По глазам больно ударил свет фар. Служебная машина резко затормозила, и из неё посыпались люди в форме и с оружием наперевес. Вивьен свободной рукой прикрыла глаза, потому что этот свет сейчас казался самой настоящей пыткой для зрения, привыкшего к темноте. – Детектив Брукс! Вы целы? – раздался мужской взволнованный голос рядом.       Она поморгала пару раз, привыкая, и медленно убрала руку, кивнув головой. Кто-то уже окружил тело Кейси, и она услышала, что он мёртв, а следовательно, ей придётся писать рапорт и выслушивать выговор за смерть такого ценного источника информации. Ну что ж, вполне себе привычная рутина. Но и корить себя за это она тоже будет, потому что если все остальные задержанные ничего полезного им не скажут, то придется начинать всё сначала. А это снова бессонные ночи, ворох бумаг и злое начальство. Женщина успела на мгновение забыть, что у неё на коленях лежит собака, пока не почувствовала под рукой, которой зажимала рану, слабое трепыхание – он порывался встать. – Я в порядке, неси аптечку, – быстро заговорила она, вновь обращая всё внимание на животное, стараясь без резких движений уложить его обратно. – Да не стой же ты! Неси гребаную аптечку!       Полицейский только-только собирался ей что-то сказать, но после её приказа захлопнул рот и бросился к машине. Спустя пару минут, которые ей показались очень долгими, в руках Вивьен оказалась эта несчастная аптечка. Она быстро подняла голову с надеждой на то, что здесь будут медики, но на месте оказалась лишь вторая опергруппа. Быстро открыв её, достала антисептик, чтобы попытаться обработать рану. Порез оказался глубоким, и она подумала, что придётся ехать в ветклинику, потому что сама зашивать в таких условиях она точно не рискнет. Пёс даже зарычал, когда в рану попал антисептик, но вырываться не стал. Брукс, стараясь не сильно касаться грязными руками стерильного бинта, аккуратно замотала лапу животного. – Прости, дружище, но это всё, что я могу сделать для тебя сейчас, – она погладила его по голове, и он посмотрел на неё таким осмысленным и мучительным взглядом, что она изумилась и даже почувствовала легкий дискомфорт. Ей ещё не приходилось встречать подобного. Обычно собаки смотрят с каким-то глупым восторгом, но этот взгляд ощущался в какой-то степени благодарным. – Уоллис, помоги мне загрузить его в машину. Ему нужна помощь ветеринара! – крикнула она дежурному, что стоял у машины, переговариваясь по рации. – Ещё всяких собак нам не хватало, – пренебрежительно отозвался голос сверху, и Вивьен подняла глаза. Это был Рид. – Оставь его, Брукс, не помрёт. – Он спас мне жизнь! – гневно отозвалась она и поднялась с колен. – Если бы не он, то вы бы заворачивали в мешок сейчас меня, а не Кейси.       Рид помолчал, явно решая, что делать сейчас ему с этой информацией, и после лишь махнул рукой. – Черт с тобой, но чтобы через 2 часа была в участке! – Рид хорошо знал на собственной шкуре, что спорить с Брукс нельзя. Конечно, он не был каким-то уж совсем бесчеловечным, чтобы бросить раненое животное, поэтому сказал то, что сказал, только от дикой усталости и нервов. – Марк мертв, Честер и Уолкер ранены, сейчас ими занимаются медики.       Брукс кивнула ему, серьезно посмотрев в глаза. Снова он потерял члена своей группы, который даже не успел стать полноценной её частью. Сегодня было первое его боевое крещение, с которого домой к семье он уже не вернется.       Они осторожно погрузили пса в машину. Вивьен села на заднее сидение, положив его голову себе на колени, и стала поглаживать. Этим действием она хотела успокоить скорее себя, чем его. День действительно выдался напряженным, и поэтому такая вот простая манипуляция оказывала на неё в каком-то смысле положительный эффект. В голове был сплошной вакуум от усталости и недосыпа, и это затормаживало все негативные последствия и мысли, которые непременно дадут о себе знать в скором времени. Она бы прямо сейчас уехала домой, чтобы проспать как минимум двое суток, но оставалась ещё парочка дел, которые надо закончить.       Пёс слабо рыкнул, и женщина отстраненно перевела на него взгляд и увидела, что она сжала его шерсть на загривке. – Прости, – прошептала и тут же потрепала за ушком в знак извинения, на что он вновь уложил свою голову ей на колени. – Что будете делать с ним? Оставите у себя? – поинтересовался Уоллис спустя несколько минут после того, как они выехали с территории доков.       И Брукс уставилась на него. Действительно, она даже не подумала о дальнейшей судьбе этого животного, потому что в списке задач этот вопрос занимал далекое последнее место, но, как оказалось, решить его стоило сейчас. Она могла бы забрать его себе, потому что в принципе любила собак, даже мечтала стать кинологом когда-то в далеком детстве, увидев однажды, как тренируют этих животных на выполнение различных команд. Но своей собаки у неё никогда не было. Была соседская ласковая старая овчарка, которой она украдкой приносила еду со стола, за что отец её всегда ругал. В итоге, хоть она и связала свою жизнь с работой в органах, но выбрала не кинологическую службу, а Отдел Уголовных Расследований.       Только вот Вивьен всегда пропадает на работе, поэтому у неё и в осознанном возрасте не было постоянного домашнего животного, потому что в таком случае он был бы дома один. Времени порой на себя не хватало, не говоря уже о ком-то, кому нужна постоянная забота и ласка. Хотя ей очень хотелось себе пушистого компаньона. Этот черный пёс, спасший ей жизнь, как она успела понять за это короткое знакомство, был на удивление ласковым и отзывчивым, а значит, у него точно есть хозяин. Ну не может быть, чтобы дворняжка вот так спокойно лежала, прикрыв глаза. Только вот как теперь искать хозяина, она не представляла. – Честно, я не знаю, – наконец ответила Вивьен и перевела взгляд на быстро меняющийся пейзаж за окном. Они уже были в черте города, но машин на дорогах пока не было из-за раннего утра, а поэтому они доедут быстро. – Сначала надо ему помочь, а потом уже и думать, что делать. – Собака-то уже взрослая, приручить, наверное, будет трудно, – продолжал мужчина за рулём, мельком бросив взгляд в зеркало.       Брукс ничего не ответила. Жутко хотелось уже поскорее всё сделать и поехать домой.       Чуть позже – Мы можем оставить его у себя на несколько часов, но вам придётся потом его забрать, – тараторила молодая девушка у стойки. Брукс обреченно вздохнула. – Вы точно не можете его оставить на лечение? Или хотя бы, не знаю, разместить объявление где-нибудь... – Нет, я уже сказала, что мы не приют, поэтому решайте, мисс, – медсестра, не стесняясь, в раздражении закатила глаза, в ожидании уставившись на Брукс. – Хорошо, я заберу его.       В принципе, было ожидаемо, что просто так избавиться от этой пушистой компании ей не удастся. Врач осмотрел его рану и наложил десять швов. Во время этого пёс яростно пытался вырваться, и Вивьен, стоя рядом, сбивчиво шептала ему, что всё будет хорошо и стоит немного потерпеть. Ей даже показалось, будто он фыркает, но в итоге сдался и позволил помочь себе. Сейчас же он смиренно лежал на кушетке, прикрыв глаза.       Брукс после беседы с медсестрой ушла в уборную, чтобы привести себя в порядок. Отражение, что глядело на неё, конечно, оставляло желать лучшего. Страшный недосып оставил под глазами огромные синяки, которые не скрывала никакая косметика. Взгляд был усталым и тусклым, из-за чего темно-зеленая радужка глаз казалась ещё темнее. Черные, слегка волнистые волосы, собранные на затылке, были пыльными и грязными, уже давно растрепались и торчали во все стороны. Послав своему отражению вымученную улыбку и вымыв руки, она набрала воды, чтобы сполоснуть рот. Потом Вивьен стала отмывать капли крови с лица. Кровь того парня, Марка, всё-таки попала на неё, запачкав при этом ещё и рубашку, которую теперь сто́ит только выбросить, ибо заморачиваться и пытаться отстирать пятна Брукс точно не станет. А платок, которым она закрывала рану от ножа, уже давным давно лежит в мусорке вместе с окровавленными бинтами. Теперь неудивительно, что так насторожило медсестру и врача, когда она ворвалась к ним. Женщина в грязной одежде, с кровью на лице и диким взглядом – явно не то зрелище, которое ожидали увидеть простые работники ветклиники этим ранним утром. Пришлось даже показать удостоверение, чтобы не задавали вопросов.       После того, как она закончила, решила ещё раз подойти к животному. Она погладила его по морде, на что он тут же навострил уши. – Тебе нужно подождать немного, – она улыбнулась ему, а он лизнул её руку. – Раз я пока не знаю, как найти твоего хозяина, то временно тебе придется пожить со мной.       И не только из-за хозяина ей нужно будет забрать его, но и из-за того, что придется менять повязки на лапе. Милосердие ей не чуждо, поэтому она всё же не откажется от пса. По крайней мере, раз уж он пострадал из-за неё, то она возьмёт на себя полную ответственность за этот случай. Да и чего душой кривить – он ей понравился. Агрессии не выказывал, не капризничал, разве что немного, когда его пытались зашить, и был ласковым. Может быть, Вивьен даже оставит его себе, если хозяин так и не объявится. Хоть кто-то будет ждать её дома и туда захочется возвращаться.       Последний раз погладив его, Брукс развернулась и пошла на выход из здания. Бросив взгляд на наручные часы, которые показывали 5:37, уселась в машину, и они отправились в участок. Те два часа, что ей дал Рид, нещадно истекали, поэтому она мысленно готовилась к очередной порции недовольства в свой адрес.

***

      Пока Бродяга лежал на кушетке, которая ему не нравилась, потому что была твёрдой и пахла просто отвратительно чем-то медицинским, размышлял, как же он умудрился вляпаться в то, что сейчас с ним происходило. Плечо отзывалось тупой болью. Он впервые столкнулся с тем, что с ним сделали, даже не помнил, видел ли подобное в магловских фильмах. Его просто взяли и зашили, как какую-то рубашку. Конечно, он не сомневался, что ему таким образом оказали медицинскую помощь, но всё же волшебством это сделать было гораздо проще. Но здесь и загвоздка: эти люди волшебниками не являлись и делали то, что умели. Ещё и та вонючая жидкость, которой ему залили рану, очень жгла, и хотелось вылизать это место, лишь бы не зудело.       Он лишь обреченно выдохнул.       Прошёл ровно год с той финальной битвы. И поэтому проснулся он утром в весьма скверном настроении, как и практически каждое утро до этого, но сегодня было что-то ещё такое новое в этом скверном, и он даже самому себе не смог объяснить, что это было. То, что лежало на поверхности – боль, горе, скорбь, злость, обида – были постоянными его спутниками, поэтому в расчёт он это не брал, но появилось что-то ещё. Что-то, от чего он всячески пытался скрыться.       От пустоты.       Привык жить в постоянном ожидании опасности и беспокойстве за жизнь своих близких. А сейчас что? Настало наконец-то для всех мирное время, которое они все ждали и за которое так отчаянно боролись, но он попросту не знал, как жить. Поначалу думал, что научится, ведь в глубине души так сильно желал, чтобы весь этот кошмар канул уже в лету, но ошибался. Потому что так и не научился жить спокойно. Начиная с детства его жизнь уже перестала быть спокойной в том смысле, что он не чувствовал себя в безопасности. Лишь во времена учёбы, в те по-настоящему беззаботные годы, он ощущал что-то вроде безмятежности. И единственной опасностью в это время было то, как бы не попасться злому Филчу из-за очередных шалостей. Вечно чего-то не хватало – риска, азарта, в конце концов, дыхания смерти в спину, к которому так привык и чуть ли не родным считал. А сейчас сплошное ничего.       Конечно, работу никто не отменял, и там хватало головной боли, но это было не то. И в такие моменты он чувствовал себя полным придурком. «Радуйся же! Радуйся! Все живы, всё закончилось», – кричала совесть до хрипоты. А он её далеко посылал и напивался. После очередного его загула Гермиона как-то обмолвилась, что у маглов такое состояние называется посттравматическим синдромом и что у Сириуса совпадают многие симптомы. Что бы там у него не было, раздраженно отзывался он, ничто ему не поможет. И его, бессильно разведя руками, оставили в покое.       Этим же утром он отправил весточку Гарри с просьбой не беспокоить его сегодня, потому что хотел побыть один, и крестник, предполагавший нечто подобное, настаивать не стал. Блэк просто остался дома с целью очередной раз напиться. И после пары стаканов он понял, что так дело уже не пойдёт. Чувства-то он свои притупит, но они всё равно настойчиво будут биться в его голове, как муха о стекло. И поэтому, чтобы усилить эффект алкоголя, он превратился в собаку. Ему показалось это гениальной мыслью, ведь в животном обличии всё становится гораздо проще, и остаются лишь инстинкты.       И так он половину дня прогулял в магловском Лондоне, бегая по оживленным улицам и ловя на себе удивлённые, а порой и возмущенные взгляды, мол, почему такая огромная собака бегает без присмотра и намордника. Но были некоторые люди, дети в основном, которые хотели его погладить. Он и не отказывал, потому что собачьи повадки всё-таки давали о себе знать. Гонял котов в подворотнях просто ради развлечения, хотя никогда этим не занимался. И уже поздно в сумерках забрёл в какое-то заброшенное место. Сюда не долетал шум города и из освещения здесь только прекрасная и одинокая луна, которой он, такой же одинокий, составит компанию.       Подул слабый ветерок, и Бродяга учуял запах застоялой воды. Он и не думал, что настолько далеко убежит, но превращаться в человека не спешил. Лёгкой рысью побежал туда, откуда чуял воду, и выбежал на небольшой причал. Слева мирно покачивалась лодка, носом ушедшая под воду, и монотонно стукалась о деревянный помост, который местами уже давно сгнил. Постоял немного, рассматривая впереди сплошную темноту и гладь воды, и побрёл бесцельно вдоль берега.       Сириус вспоминал свои собственные слова, сказанные Гарри, о том, что Джеймс как-то предлагал ему навсегда остаться собакой, потому что в этой ипостаси он был очень добрым, но сейчас Блэк видел здесь ещё одну возможность – чем дольше ты остаёшься в облике животного, тем меньше становится забот и тревог. Он чувствовал, как все те мысли, что отравляют его изо дня в день, наконец, становятся тише. И это было очень заманчиво, потому что он просто устал от всего того дерьма в своей голове. Хотелось не думать, не чувствовать и ничего не знать.       Бредя по кромке воды, он прислушивался к окружающему миру. Слышал только шум воды, скрип этих железных коробок, которых здесь было очень много, и крики чаек. И тут его чуткий слух уловил какое-то шуршание, словно что-то маленькое очень быстро передвигалось.       Он увидел.       Среди пожухлой травы и старой кучи металлолома увидел крыс. И его сорвало, из-за чего он со всей злостью кинулся к ним. Возможно, это то, чего ему не хватало – разодрать парочку крыс, чтобы заглушить застарелую обиду глубоко-глубоко в сердце. Крысы сразу же разбежались, едва заметив опасность, но Бродяга просто так сдаваться не собирался. Он прекрасно чуял их и слышал.       Когда он бежал вдоль длинных труб, между которыми затаилась парочка грызунов, и пытался их оттуда достать и лапами, и зубами, раздались хлопки, много странных и непрекращающихся хлопков, из-за чего он даже остановился и в недоумении завертел ушами. Конечно, стало любопытно, и вместе с тем он сразу же насторожился – тот единственный инстинкт, который с ним остается в любое время дня и ночи и в любой форме. Чувствовать опасность. Даже крысы ушли на второй план, поэтому Бродяга спрыгнул с труб на землю и, чуть пригнувшись, бесшумно побежал в сторону звуков, которые не прекращались.       И тут он увидел двух людей, один из которых явно преследовал другого. Резко пригнулся к земле, чтобы не выдавать своего присутствия, и стал наблюдать. Один из них, который оказался ближе к нему, резко опустился за бочки и быстро вытащил какой-то длинный предмет из-под пальто. И снова раздались хлопки, которые он слышал, только теперь ещё громче, так, что его чувствительному слуху стало больно. И второй человек так же быстро скрылся на противоположной стороне. Кажется, Бродяга узнал ту штуку, что держал мужчина. Это был пистолет, только больше, который он видел в фильмах, но правильного названия сейчас уж точно не вспомнит. И вещь эта крайне опасная, из-за чего тому, кто прячется, явно не поздоровится.       Выстрелы прекратились. Бродяга тоже замер, не зная, что делать. Пока мужчина проводил какие-то манипуляции с оружием, с той стороны послышался голос, явно принадлежащий женщине. Мужчина отозвался в ответ. Их разговор упорно не хотел обретать смысл в голове Бродяги, потому что в обличии животного мыслительный процесс существовал практически на уровне инстинктов, тем более в такой напряженной и опасной ситуации. И эти самые инстинкты подсказывали ему, что стоит вмешаться и помочь. Мужчина снова начал стрелять, и он, больше не раздумывая, молнией кинулся к нему, сразу же вгрызаясь в руку.       Из-за криков мужчины, которые казались громче выстрелов, хотелось вцепиться ему уже в глотку. Оружие тут же оказалось где-то на земле, и он увидел, что навстречу выбегает женщина. Бродяга лишь сильнее сжимал зубы и мотал головой из стороны в сторону. И вдруг понял, что ему это нравится. Он хотел выплеснуть гнев и злость, и вот шанс подвернулся. Возможно потом, когда он снова вспомнит об этом эпизоде, ему станет не по себе от собственной жестокости, но сейчас гнев вытеснял собой всю порядочность.       Острое ощущение ножа, разрезающего кожу. Сначала он ничего не почувствовал, совсем ничего, кроме факта, что нож полоснул его. Затем внезапно появилась жгучая боль, которая отдавала в нервные окончания, и она только усилилась, когда начала просачиваться кровь. И выстрел. Один оглушительный выстрел. Тело падает рядом, и шерсть теперь запачкана не только его собственной кровью.       Бродяга слышит шум. Сначала не понимает, а потом осознает, что шум принадлежит ему. Он скулит протяжно, потому что больно. И чувствует прикосновение, осторожное и неуверенное. Эта женщина смотрит на него жалобно, у неё подрагивают руки, когда она прижимает какую-то ткань к его ране.       Слишком много эмоций Бродяга испытал за такой короткий промежуток времени и ему не хватило сил, чтобы вырваться и убежать. Поэтому он просто положил голову на её колени, прикрывая глаза. Будь что будет. – Ты спас мне жизнь...       И эти слова навсегда отпечатались в его уставшем сознании.