Когда Цветы Заговорят

***

Окончание фестиваля и оставшуюся ночь Сяо Чен провёл вновь с Хэ Ланем, выпивая саке в саду Третьего в небольшой беседке у пруда. Они всю ночь вновь провели за разговорами, вспоминали вторую жизнь в современном мире и жаловались на отсутствие некоторых технологий в этом мире. На рассвете за четыре часа до предполагаемого начала дискуссионной конференции Сяо Чен проснулся, едва в силах отрывая голову от деревянного стола, оглядывая взглядом сад, столкнул уснувшего на нем лекаря и вновь лёг головой на стол. Сквозь дымку тумана ему показалось, что он увидел знакомый силуэт. Облегченно выдыхая, вновь окунулся в сон. В следующий раз Третий проснулся за два часа до собрания один в своей спальне с пустым желудком, пульсирующей головной болью и такой сухостью во рту, что он чувствовал каждый выступ на своём языке. Горло всё ещё липкое от персикового саке, что он пил прошлой ночью. От саке, любезно предоставленного на этот раз из запасов Хэ Ланя, который наполнял его чашу каждый раз, когда он просил, вместо того, чтобы держать бутыли подальше от него. Предатель! Хотя не сказать, что сам лекарь отставал от него, подливая так же себе постоянно. Только вот теперь каждая кость в теле Сяо Чена болела, как тогда, когда отец избил его плетью, а после подвесил на два дня за руки в подвале. Выйдя из комнаты, Сяо заметил своей духовной энергией метания на кухне. Зайдя в нее, увидел Ли Шу, который пытался приготовить себе рисовую кашу, похоже, на завтрак. — Почему бы тебе не сходить в общую столовую, чем голодать? — Склонил голову Третий. — Да я лучше приготовлю сейчас быстренько немного, а то пока бегу туда, потом обратно… Боюсь, не успею подготовиться к мероприятию… Решив не перекладывать на младшего совсем уж все обязанности взрослого, мужчина проверил чайник да стал заваривать им свой любимый чай с розой. И, наливая демоненку чай, он вдруг осознал, что уже где-то полгода, а то и больше, с тех пор как ушёл Сяо Мо, не видел на этой кухне кого-либо другого, кто бы так же мельтешал по тёмным деревянным полам, или касался белых занавесок на окнах, дабы распахнуть окно, или хотя бы составлял компанию за распитием любимого напитка, пока он разбирал свои документы. Ли Шу наклонил голову и принялся быстро есть приготовленный завтрак, в то время как Третий пил просто чай. Только в какой-то момент перед взором серых глаз оказалась корзинка с печеньем, а когда поднял взгляд, то заметил огромную решимость да упрямство на лице мальчишки, продолжающего есть свою кашу. Мол, «совсем не поев, я Вас не отпущу.» После завтрака мужчина направился обратно к себе в комнату, где остывала в лохане приготовленная кем-то до этого вода (видимо этим кем-то был тот, кто перенёс Сяо Чена в кровать). Он быстро ополоснул лицо, смывая корочки вокруг глаз. Глядя в зеркало, он понял, что выглядит так же уставшим, как и предполагал. Поэтому замотал голову в холодное полотенце — это должно помочь убрать отеки, как когда-то советовала ему Бай Му, до всех этих неприятностей с убийствами и его ледяной стихией, после всех тех стычек с заклинателями из других сект. Полотенце должно было освежить его лицо, чтобы он полностью проснулся к тому моменту, когда оно высохнет. Дальше он стал копаться в своем сундуке, выбирая что-то приличное для важной встречи. — Ты собрался? — спросил Чен спустя сгоревшую половину палочки благовоний, подойдя к комнате мальчика в официальной мантии, которую Старший брат заказал для него заранее ещё в те недели, когда он бродил во владениях твари с храма. Одежда состояла всего из трех слоев, не включая атласную манишку и брюки: сперва надевался простой белый нательный халат, изготовленный из полупрозрачного шёлка и украшенный крошечными цветами лилии, которые были такими же светлыми, что практически сливались с тканью, далее надевался алый халат без декора, за исключением утонченных серебряных узоров, вплетённых в саму ткань. Верхний слой представлял собой парчовую накидку, украшенную изображениями белых слив, и подаренный ему в своё время от Ло Удзы серебряный головной убор, соответствующий стилю: гуань в форме цветка с булавкой в центре, чтобы пучок не соскальзывал. Что-то в этой гуани тронуло в сердце струны. Почему-то он вдруг вспомнил своего брата… Погибшего названного брата Мао Юшена. Даже имя брата сохраняло весь его характер да место в сердце своих братьев. «Вечно живой». — Хе-хе, брат, не будь букой! — Раздался счастливый заливистый да звонкий смех, осветивший ночь не хожу самой луны: Там, где остался ветер, Снился нам загадочный свет, Сквозь утреннюю тишину, Вьётся шёпот, словно песня, Зов мечты наедине. Выпивка в одиночестве горчит, Каждый глоток о счастье кричит. Небо раскроет свои секреты, Вечер укроет нас от бед, Пусть луна, как надежды мерцанье в душе, Осветит путь, и смело в свет иди скорей. Сплетаются звёзды в танец, Сквозь тьму укажут нам след, Мы не одни в этом странстве, Вместе радостью полон свет. Слышишь, как сердце вздыхает? Ветер шепчет — не зови. Каждый шаг наш — новая тайна, Светит луна, словно дорогу в мечты отворяя. Жди меня там, у реки, Где отражается светлый след. Разойдутся пути в дали, Как тени, в которых не видно следа, И под небом, полным печали, Я найду лишь эхо холодного света. Пусть разойдёмся на мглы, Но вернёмся — вот наш завет. Встретимся там, где ветер остался На рассвете, не бойся, вернёмся. — Зачем ты всегда ломаешь эту песню? Брат изогнул бровь. — Ты имеешь в виду, почему я всегда меняю её некоторые строки? Сяо Чен кивнул. — Ты вообще не хотел её петь до того, как переписал текст, помнишь? Жди меня там, у реки, Где отражается светлый след. Разойдутся пути в дали, Как тени, в которых не видно следа, И под небом, полным печали, Я найду лишь эхо холодного света. Вспоминая дни, полные счастья, Я шагаю по следам, Пусть пути разойдутся в раздолье, Но мечта будет жить в душах. — Раньше это звучало так одиноко да грустно, А-Чен, — Юшен вздохнул, положил на весла еще один гребной талисман и снял верхний плащ, чтобы сделать из него подушку. Затем он лег на борт лодки и закрыл глаза. — Как я могу петь об одиночестве, без друзей, когда у меня есть ты, старшие братья и Се Гань? О счастливых воспоминаниях, мечтах, когда вы рядом и каждый день для меня самое что ни есть счастье! А эти строки ближе к концу, ну… Мы никогда не разойдёмся, так что, конечно, я изменил их. К тому же, даже если придётся пойти разными путями из-за обстоятельств или задания какого, то мы все равно встретимся вновь! Пятнадцатилетний Сяо Чен ощутил, как его сердце стало более спокойным, и, не выражая недовольства, вернулся к берегу, даже когда Мао Юшен начал бормотать во сне и случайно сбросил меч Чуан А-Чена на дно лодки. — Я рад, что мы братья, — прошептал Мао-эр ему на ухо, когда выбрались с лодки на берег да побежал в припрыжку и весело гогоча во всё горло к Се Ганю, который вышел их встречал и все это время стоял у развесистого дерева вишни, освещенного только полной луной. И как только Мао Юшен мог находить этого мужчину, где бы тот не пытался скрыться от взора? Позже той ночью, после того, как их тщательно отругали и заставили встать на колени в импровизированном тренировочном зале в гостинице на первом этаже. И после того, как Цзян Ян пробрался за спину учителя и вручил им по сахарному леденцу перед тем, как их отправили спать, тихо прошептал сам себе перед сном А-Чен: — Я рад, что мы братья… А затем Сяо Чен вновь бывало даже спустя много лет (что уж говорить, до сих пор) просыпался на рассвете и моргал, когда луч золотого солнца падал ему на глаза. Он был один в свой комнате и вспоминал ту самую гостиницу, и номер в ней, который они когда-то делили с Мао Юшеном, и он на два года опоздал, чтобы вернуть брата. Он опоздал, чтобы самому вернуться домой и не давать отцу повода «показать, что бывает с непослушными». Слеза медленно скатывается по его щеке и падает на веер. Возможно, А-Юшен когда-нибудь вернулся бы, если бы Сяо Чен дал ему повод для этого. Но, в конце концов, именно Се Гань удержал Мао-эра над пропастью в Троецарствии, а сам Чен нанёс по приказу отца последний смертельный удар, разлучивший их навсегда. Се Гань никогда не винил его в произошедшем, однако никто не мог убедить Третьего в том, что его вины нет. Если бы он лучше мог играть роль марионетки для отца да не совершил тогда глупость, сбежав из поместься, чтобы поговорить с Мао Юшеном и убедить не пробираться в дом министра… Тогда отец не решился бы подставить названного брата, настроить против него людей, а потом обманом направить Мао-эра в эту толпу. Если бы он не поссорился с братом, отчего тот бросился прочь ото всех да взялся за работу подставных людей министра Сяо… Тогда Се Гань не потерял бы своего… Своего лучшего ученика из-за какого-то жалкого отребья. Ударив себя по щекам, Сяо Чен покачал головой. Нельзя ему думать о плохом. Только вот мысли постоянно лезли в голову. Возможно, это все из-за того, что настал именно тот год… Тот год, когда его первая жизнь была оборвана руками Фэн Гу. — Ты выглядишь так же красиво, как молодой лорд с бессмертных небес, — улыбнулся уголками губ, замечая вышедшего из своей комнаты Ли Шу и даже не потрудившись скрыть дрожь в голосе при виде мальчишки, сияющего в кремовом и золотом, с цепочками пионов в волосах, ниспадающими почти до талии, как набор дорогих колокольчиков. — Ты будешь с другими учениками. Не волнуйся. Оставив Ли Шу и его меч, по прибытии в казармы Пика Вишни, с Ю Вэем, обошёл комнаты младших учеников своего пика, чтобы убедиться, что все пятнадцать из них готовы, а затем спустился со второго этажа в холл вместе с ними (и Ю Вэем, конечно). Ученики следовали за ним по пятам, точно выводок тёмно-алых утят, пока они ждали, когда откроются двери. Вуй Вэйдун уже был здесь, одетый в сильно украшенную мантию серо-стального оттенка, которая могла быть взята из гардероба покойного бывшего главы его пика, однако его средняя мантия пепельно-серая, а не синяя — явный намёк на его звание в Ордене, но, очевидно, на уровень ниже Третьего Старейшины. К его чести, Вуй Вэйдун просто вышел вперед и отвесил поклон, поскольку он являлся лидером своего пика. Когда-нибудь Вуй Вэйдун сам станет главой, поднимется в ранге, они будут на равных, но в данном случае да при гостях из других орденов он не имел права посрамить свою честь, игнорируя устои, даже если перед ним отброс общества мира заклителей. — Третий Старейшина Ордена Бао Сяо Чен, — кивнул он. — Рад тебя видеть в здравии. Сяо Чен прикрыл лицо веером фыркнул и закатил глаза. — Никто пока не смотрит, Вэйдун, — вздохнул, прежде чем увидел огромный мешок с бумагами под мышкой Чжаня, помощника старейшины. — Сколько мер ты собираешься представить сегодня, Старейшина Вуй? — Не я, — самодовольно, но устало отмахнулся тот, когда горстка делегаций второстепенных Орденов вошла в двери на противоположной стороне зала. — Мы! Поскольку каждое предлагаемое мной изменение должно быть поддержано тобой безоговорочно. Надеюсь, ты помнишь свое обещание с прошлого года, что поддержав твою затею тогда, я получу поддержку в этом? Третий кивает: — Ты не говорил со мной об этом, но я заметил кое-что в записях о походе на тварь, когда вчера утром просматривал свои бумаги. Он бы обсудил свой вопрос с Вуй Вэйдуном дальше, поскольку они оба так не часто могли много поговорить без каких-либо скандалов. Например, они могли сейчас обсудить монстров, все чаще появляющихся на границах их территорий или так же поговорить о новых законах об обучении учеников, что Сяо Чен мог изложить свои доводы в пользу всех своих планов даже во сне, но времени на это не осталось: Глава Ордена Бао Хуэй Ён да Верховный Первый Старейшина Гу Лин спускались по лестнице, и Цю Джия с Гао Ци да Оу Зэном следовали за ним, шагая прямо перед делегацией в небесно-голубых одеждах от Цинай. Остальные Верховные да старейшины уже сидели на своих местах и взгляд Третьего упал на мгновение на Хэ Ланя, а потом на Бай Му… Вторая старейшина Бай выглядела уставшей. Даже слои косметики да пудры, которой так не любила пользоваться, не могли скрыть синяков под глазами да слегка опустившиеся плечи будто под весом упавшей на них горы. А затем двери открываются перед ним, как тонкие ветки, отступающие перед бурей, и Сяо Чен оказывается втянутым в конференц-зал ладонью Цзян Яна, сжатой вокруг его запястья, и рукой старейшины Вуй, покоящейся чуть выше его локтя, как завуалированный жест предупреждения. «Не думай сбегать». Но мгновение спустя чужие руки отпустили его, и Сяо с Вуем вдвоем сели бок о бок в секции, ближайшей к возвышению, где стоял стол Оу Зэна. И Сяо Чену пришлось сморгнуть слёзы при осознании того, что, даже после всех событий, гнева, смертей, и попирание всем миром, брат всё ещё на его стороне, хотя Третий этого не стоил… Что-то он сегодня расчувствовался. Так недалеко будет либо от отклонения духовной энергии, либо чьего-то убийства. Так и знай. — Мои извинения за то, что заставили вас ждать, друзья мои, — громко произносит Хуэй Ён и, коротко поклонившись, отступает в сторону, чтобы Гу Лин мог встать рядом с ним. — Я, Хуэй Ён, лидер Ордена Бао, с вашего позволения, объявляю об открытии этой дискуссионной конференции, и это большая честь для меня как хозяина.

***

— …Итак, учитывая, что права на использование леса Анду могут быть поставлены под угрозу без обеспечения адекватной компенсации как со стороны Бао, так и со стороны Даньшина, я хочу предложить отложить обсуждение этого вопроса до тех пор, пока Цунь Шэн не проведет не менее года на посту главы Ордена, — завершил глава Ордена Цинай после двухчасового обсуждения, обращаясь к лидеру секты Даньшина: — Ваше мнение, глава Даньшин? — На мой взгляд, это не требуется, Яо Ин, — ответил вместо того Цунь Шэн, который, казалось бы, не проявлял большого интереса к делу, поднимаясь с места. — На сегодняшний день Цзянли не видит смысла в приобретении прав на реку или лес Анду, которые не были предоставлены Орденом Бао и лично мастером Хуэем в качестве приданого моей покойной матери. Поэтому, если глава Чжэньхун не посчитает нужным возобновить обсуждение, я считаю этот вопрос закрытым. Цунь Шэн был родным сыном главы ордена Бао и сестры главы ордена Цзянли. Когда прошлый глава Цзянли скоропостижно скончался на той войне «Чжан Йэнь Ю» (Чжан — война, Йэнь — соль, Ю — дождь. Что-то вроде «Соленый дождь войны», намёк на слезы, которые проливаются во время войны), где демоны да монстры огромной волной хлынули на мир смертных, тогда Цунь Шао сбежала из ордена Бао, чтобы занять место брата. Сбежала с сыном. Никто точно не знает, но между супругами явно пробежала какая-то кошка, что они потом при встрече морозили всех вокруг своим холодом, а их сын встал на сторону матери, забрав ее фамилию себе да ненавидя имя, данное отцом. Только вот отказаться от него не желал, ведь было созвучно с материнским. Поэтому второе имя взял себе Вэй. Цунь Вэй. — Он вообще не меняется! — Вуй Вэйдун бормочет себе под нос, в то время как личные ученики Яо Ина шумят в своём негодовании, прежде чем снова успокоиться. — Он был точно таким же, когда ходили на дискуссионные конференции перед той войной. А сейчас он так нагло пытается сказать, что возьмёт опеку над главой Цзянли и что часть земли будет в его распоряжении! Орден Цинай был разрушен в ходе кровопролитной войны в мире смертных, которую устроили Империи около десяти лет назад и вызвавшую тогда всплеск новой нечисти. Они только недавно окончательно пришли в себя, вновь начав участвовать в конференциях между орденами. Только вот лидер Цинай, Яо Ин, за все эти года да пережитые беды не стал меняться характером. Как был жадным до власти и денег, так и остался. Даже хуже стало. Всё пытался сосватать свою дочь Лидеру Цунь Шен Вэю. — Он изменился к худшему, — все же подтвердил в ответ Сяо Чен прямо перед тем, как взгляд Хуэй Ён упал на них обоих и заставил их замолчать так же легко, как он когда-то давным-давно заставлял замолчать даже Се Ганя. Сейчас, в прочем, тоже заставляет, когда Се Гань вваливается без приглашения в Орден Бао погостить, из-за того, что два его ученика тут имеют достаточно власти. В какой-то момент, мысли Третьего вернулись к воспоминаниям о прошлом собрании в том году, когда он представлял вопрос о помощи детям-сиротам, а так же решении возведении сиротских школ. Этим, конечно, должен заниматься Император, только Сяо Чен не имел ввиду обычных детей, а про тех, кто обладал способностями или был полу-человеком и общество не могло их принять. Он считал, что обучая детей праведному пути, они избегут проблем в будущем: станет меньше войн, полу-люди не захотят мстить да становится монстрами… В этом году Вуй Вэйдун, не скрывая что вдохновился выступлением Третьего (Что немного шокировало всех в Бао на обсуждении будущих представлений где-то полгода назад), подготовил на голосование меры по предоставлении убежищ всем, кто испытывает жизненные трудности. Включая помощь с мужем-тираном или вседозволенности собственной семьи по обращению к человеку. Именно поэтому даже без «долга» перед старейшиной, Третий, в любом случае, присоединился бы к его стороне. Чжань Юнг передавал некоторые записи, чтобы он мог внести свою лепту в разработку, поэтому сам начнёт предоставление документации (на нём же была отправка писем всем главам, которые будут присутствовать на конференции). А Вуй Вэйдун же присоединится к разговору позже, добавляя ещё меры, которые уже сам разработал да проработал. — Сяо Чен, — заговорил Гао Ци, вызывая у собравшихся волну шёпота и вздохов из-за неформальности обращения, а затем, отвисание челюстей у всех и каждого, провокационно отказываясь говорить что-либо ещё. Всё, что он сделал дальше, это сложил руки на коленях и стал ждать, пока Сяо начнёт говорить. Рядом с ним Чжань с Цзян Яном (который злобно зыркал на Верховного Гао) издали ободряющие звук, и собравшиеся снова стихли при виде Третьего Старейшины, стоящего среди них, как один из самых могущественных людей в зале, несмотря на то, что он был «изгнанником» пять лет из-за того, что защищал своих учеников-демонов. Он стал позором для заклинателей, ненавидящих всю нечисть. А ведь эти ученики еще и предали его! Только этот факт сдерживал всех от выкриков насчет управы над предателем священного духовного пути бессмертных. Но каждый раз, когда речь заходила об учениках и Сяо Чене, никто не мог сдержаться от ехидных смешков. Мол, каков учитель, таковы и ученики! Чего только можно было от него ожидать! — Товарищи заклинатели, — произнёс Сяо Чен, удивительным образом с грацией удерживая равновесие и избегая падения из-за своих длинных одежд оттенка красной розы, которые скрывали его ноги. — Я хочу предложить несколько инициатив, которые мы планируем внедрить в городах, где наш орден имеет присутствие, и которые я хотел бы обсудить с вами, чтобы все пять Орденов, собравшихся здесь, одобрили эти меры. Согласно традиции, я уведомил вас письменным путем за пять недель до начала конференции, чтобы каждый лидер Ордена мог высказать своё мнение по каждому из предложений к завершению нашего совещания. Облизнул пересохшие губы: — Первый шаг — это организация домов-приютов для женщин в каждой провинции, что будет осуществлено при поддержке Его превосходительства. Я получил возможность представить эти инициативы на сегодняшней встрече от имени дома министра Сяо, а также наследного принца Ло Удзы, для последующего голосования. — Вуй Вэйдун вдруг взглянул на него с удивлением. Он не знал, что Третий отправил эти документы на рассмотрение в Императорский Дворец. Если эти меры одобрятся на этой конференции среди заклинателей, будут вноситься в императорские указы и распространяться на всю Империю, включая бедные районы. — Дома, которые мы планируем создать, будут принимать женщин и детей, не обращая внимания на их социальное положение, и оказывать финансовую поддержку и образовательные услуги по запросу. После открытия первого дома, предполагается, что около тринадцати женщин из городов, находящихся под управлением Бао, покинут неприемлемые условия труда или жестокие семьи, находящиеся под влиянием Бао, и найдут защиту в этих приютах. Мужчина средних лет из Ордена Даньшина встает и открыл рот: — Мы слышали, что обвинения в похищении были предъявлены дому в Афене, — говорит он. — Что женщина украла ребёнка у его собственного отца, и что ему не дали возможности обратиться за помощью, когда он умолял у ног местного судьи о благополучном возвращении своих детей. — Как бы хорошо ты ни был осведомлен, Старейшина Пика Не Даньшина, ты не слышал всей истории. — Третий склоняет голову с той каплей уважения, которая полагается этому человеку как старейшине и тому, кто жил дольше. — Господин Юнг, если не возражаешь? Он не намеревался проявлять такую степень вежливости, чтобы обращаться на «Вы» к тому, кто не уважает женщин, ведь этот мужчина сам не раз становился причиной, по которой девушки с малышами в объятиях оказывались на улице. Как только его не осудили в ордене? Но в конце концов, человек или орден, это все равно один и тот же мусор. Он снова сел и предоставил возможность высказаться Чжань Юнгу, который с невероятной энергией и точностью излагал обстоятельства, связанные с непростой судьбой девушки Ёнхо, чтобы не пропустить ни единого важного момента. Её обращение к клану произошло вскоре после того, как Третий Старшина завершил свою миссию в том селении. Обсуждаемая женщина была первой супругой торговца, принятой в его семью, но, не дав ему сыновей, родив двоих дочерей, она стала жертвой пренебрежения. В итоге, она решила бежать в Хуанхэ с детьми, когда узнала о существовании убежища. Чжань также сообщил, что был проведен разговор с каждым слугой дома торговца, которые подтвердили всё. Сам Сяо Чен хотел бы добавить про двух подруг с деревни Сё, которые погибли от рук людей, которые должны были с заботой обращаться к своим односельчанам. Но он понимал, что сейчас не место и время для воспоминаний об этой ситуации, ведь деревня уничтожена, и пока неизвестно достигла ли эта информация ушей других орденов. — И Вы поверили на слово? Ей? Слугам? — закричал лидер Ордена Даньшина, переполненный праведным недоверием, когда помощник Чжань закончил отчёт и возвратился к своему столу. — Кто они, по сравнению с человеком, у которого украли двух несравненных дочерей? В прочем, знай они об этом, то давно напали на Третьего не только словами. — Я поверил на слово тридцати слугам и моему заместителю. Моему самой доверенному помощнику, я мог бы добавить, — говорит Вуй Вэйдун хладнокровно: — А также матери девочек и самим детям. Человеку, который взял вторую жену, чтобы родить сына, хотя мы, на территории Ордена Бао, практикуем брак в семье невесты не меньше, чем брак в семье жениха, а также только одного партнёра в браке. Никаких любовниц или любовников. А дочери, и сыновья имеют одинаковое преимущество при наследовании, за исключением тех случаев, когда кто-то уже женился на такой же богатой особе. Теперь кто-нибудь ещё желает возразить, или мы можем поставить меру на голосование? Голос Вуй Вэйдуна сразил всех своим холодом. Лидер секты Яо Ин стал подниматься на ноги, и Сяо Чен почти громко застонал от досады вслух, но быстро прикрыл губы веером. — Вы говорите, что это дело было оправдано, — подчеркнул он, в то время как Цунь Шен вдали от глаз на заднем плане начал выражать недовольство, что заметили лишь Сяо и Цзян Ян, стараясь не рассмеяться. — Но что, если женщины решат забрать своих детей и уйти при любом незначительном повороте событий? Как насчет этого? — После этого будет судебное разбирательство, которое должен провести местный судья на основании справедливости. Но по моему мнению, если женщина бежит и ищет защиты от мужа, ей следует предоставить её. Ведь какая женщина придет к такому решению, если она и её дети уже находятся в безопасности и получают должное уважение? Я никогда не сталкивался с такими женщинами и не верю, что они вообще существуют. Третий надеялся, что эти слова окажутся убедительными, поскольку среди слушателей были женщины, в том числе и лидеры Орденов. Его мать была вынуждена оставаться с отцом, ведь не было другого выхода и защиты. Поэтому он стремился создать мир, где Сяо Мо мог бы жить спокойно, где если кто-то его обидел, он мог просто уйти. И если сумеется добиться того, чтобы полулюди также могли найти убежище, без страха раскрытия своего происхождения… Тогда Ли Шу сможет быть счастлив да быть тем, кем является без оглядки на других. Вруг заметил, как большинство подняли правую руку в знак согласия. Были, конечно, и те, кто поднял левую, выражая отказ, но их было меньше. — Так, все решили, — сказал Хуэй Ён, подводя итоги голосования, и в его взгляде мерцали весёлые блики, когда Сяо Чен оглянулся к главному столу и тот радостно улыбнулся Третьему. — Если нет более вопросов для обсуждения, мы можем… Третий снял с себя бремя, издав облегчённый вздох. Но в этот момент представитель клана Даньшина встал и обратился к Сяо Чену, минуя главу: — Как нам убедиться, что Вы предлагаете этот шаг не ради собственной выгоды? Сяо Чен нелепо моргнул: — Что? — Не секрет, что Вы отец. Я видел Вашего сына в позапрошлом году в толпе учеников Пика Вишни, когда шёл сюда. — Третий кивнул, не совсем понимая к чему ведёт заклинатель. А вот Вуй Вэйдун понял, вставая рядом и прожигая взглядом говорившего, — но никто не знает кем является мать его. Может, Вы приютили ребёнка проститутки, не так ли? А вот теперь и сам Третий понял к чему клонил мужчина. «Ты притащил в орден ребёнка проститутки, растишь на чужие блага, а теперь ради этих падших женщин решаешь нарушать вековые устои, якобы для защиты бедных?» — Я был сиротой, а моя мать, как ты выразился, проституткой, — вдруг высказался Старейшина Вуй, фыркая, — хотя, она была просто гейшей, что развлекала гостей своим пением. И? Я вырос ужасным, недостойным? Боюсь, тогда Вам лучше не подходить ко мне ближе, дабы не запачкаться. Я никогда не скрывал того факта, что судьба, постигшая меня, стала толчком к разработке МНОЙ этой меры. Потому что, если бы я не встретил женщин в том месте, не рос на их глазах, пока не поднялся на гору стать бессмертным мастером, у меня никогда не хватило бы предусмотрительности, чтобы предпринять какие-либо действия для их защиты, — сухо сообщил он. — Невежество, как правило, может ослепить даже самых благонамеренных людей. Глава Даньшина покраснел от злости, но захлопнул свою пасть и сел на место. — Тогда причина была не в том, что Вы зачали ребенка, но не успели объявить свои права на мать до ее смерти, а потом испытали чувство стыда за это? — спросил один из старейшин Цинай, обратившись к Сяо Чену. — Удерживайте свои похабные слова при себе! — Цзян Ян почти вскрикнул, даже не дождавшись, пока Третий успеет разобраться в голове с вопросом и дать ответ. — Матушка Сяо Мо была простой женщиной из бедного ордена на окраинах, а мой брат является образцом прекрасного отца. К сожалению, она скончалась при родах Сяо Мо, а ее мать прятала мальчика от моего брата на протяжении трех лет! Теперь же он должен искать свою бабушку, чтобы наказать ее за похищение наследника семьи? — Громко фыркнул он, столь явно приповнив чужие слова бумерангом. — Сяо-эр думал только о том, как помочь женщинам, которые, потеряв надежду, начали продавать себя, и в этом нет ничего больше! Неужели он обязан терпеть такие беспричинные обвинения в качестве вознаграждения за заботу о жизнях подданных, находящихся под его покровительством? А кто-то даже нет! — То есть, Третий Старейшина три года ничего не делал, чтобы вернуть сына? — «услышал» Яо Ин. — Он три года думал, что они оба мертвы! — Тогда как же он узнал о живом сыне, а? Сяо Чен не смог сдержаться, выпустив мощную волну энергии по всему залу, что сразу вызвало тишину среди присутствующих, которые теперь с настороженностью и вниманием смотрели на него. — Я узнал о существовании своего сына, потому что его бабушка находилась на грани жизни и смерти и уже не могла заботиться о нём, — Сяо Чен закрыл веер, — отныне я не желаю, чтобы вы, господа, продолжали обсуждать меня или моего сына, даже когда я не вижу этого. Мой сын — выдающийся заклинатель, который уже более года путешествует по миру, борясь со злыми духами, в то время как вы распускаете о нём порочные слухи. Я более подобного не потерплю! — Какая же причина могла быть у тебя, чёрного всей душой, чтобы защищать детей из публичного дома? Ведь даже сейчас приютил у себя под крышей какого-то никому не нужного оборванца, который даже не прошёл как все испытания поднятия на гору! Наверняка этот парень — такой же сын проститутки, как и «твой» ребёнок! — завопил другой молодой человек из задней части зала. — Какой уважающий себя и всех заклинатель заберёт дитя проститутки, не предупредив… — Тишина. Три голоса одновременно. Глава Хуэй Ён, Цзян Ян и… Вуй Вэйдун. Цю Джия издала хмык, который был слишком громким для гробовой тишины зала. Сяо Чен поднял взгляд, отрешенно замечая где-то на подкорке сознания, что Вуй Вэйдун выглядит злее, чем он когда-либо видел его. Его глаза покраснели, хотя и слегка, и температура, кажется, упала ближе к главным дверям, где виновная сторона сидела в середине своего клана. И тогда старейшина Вуй ступил вперёд в облаке пепла и мерцающего атласа, его взгляд всё ещё прикован к юноше из Ордена Цинай, и взгляд этот угрожал болью, а не просто наказанием. — Мера принята, и такие попытки оспорить её — открытая дерзость, — ледяным оттенком в голосе произнёс Вуй Вэйдун. — Тем более, эта мера была разработана со мной и Третий Старейшина выступал в роли советника, как сторона родителя, а после даже взял на себя ответственность за официальную часть предоставления меры. И теперь Вы имеете совесть унижать за это? Ладно, он ужасный человек, но не прощу Вас за клевету на ни в чём неповинных детей! Часть про ужасного человека можно было упустить, подумал Сяо Чен, но предпочел смолчать. Хотя… В душе он тоже был не в себе от гнева. Значит, сегодня определённо будет убийство. Никто не смел оскорблять его детей! — Дерзость? — спросил Третий, моргая над раскрытым одним движением веером невинными глазами. Вуй Вэйдун бросил испепеляющий взгляд на его макушку. А вот старший брат понял что сейчас будет и стал медленно приближаться к нему. — Прошу, но это не дерзость. Это прямой приговор к замороженному языку! Вокруг Сяо Чена появился морозный пар, а ледяные узоры стали распространяться по полу в сторону того смельчака, который с испугу икнул да упал на месте, визжа. — Я предупреждал не клеветать языком! За столь ничтожные слова и жизни мало! В этот момент Цзян Ян схватил его за руку, пытаясь шептать на ухо успокаивающие слова, когда двери зала отворились. — Сяо Чен! — Не смей останавливать! — Кто посмел прерывать собрание?! — Воскликнул Хуэй Ён, вставая. Прогремели голоса одновременно с открытием двери. Повисла тишина. — Прошу прощения, но я решил, что могу вмешаться раз дело касается моего наставника и слов обо мне! Разрезал воздух звонкий голос подростка над всем залом. Третий в ужасе посмотрел на знакомую фигуру в дверях. Ли Шу, маленькая змея пригретая на груди! , мелькнула мысль у Сяо, когда Цзян Ян на короткое время закрыл глаза и снова открыл с видом человека, идущего в ловушку, точно зная, что лежит перед ним. И Третий уловил эту перемену, почувствовал, переводя в ужасе взгляд на брата, открывая рот, чтобы остановить весь этот фарс. Ты сделаешь это сейчас — о, мой господь всемогущий! Нет! — Это Ли Шу, тот самый мальчик, который живёт в доме моего младшего и стал его личным учеником, — прогромыхал голос Первого, более ледяной, чем ледник, застигнутый снежной бурей. Его слова носили в себе и наставление, и предостережение. Никто не выражал открыто, но после пребывания в ордене Бао все знали: выбор звучит привлекательно, но на деле это лишь обман. Во время соревнований, которые скоро должны были проводиться, победителям давали выбор из трёх понятий: лаоши (самое низкое, просто учитель), шидзунь (среднее, почтенный наставник) и самое важное — шифу (высокое, мастер, наставник, «как отец»). Чем выше звание для тебя у кого обучаешься, тем больше дверей для продвижения открыты. На первый взгляд кажется, что ученикам предоставляется свобода выбора своего звания да учителя, но на самом деле мастер сам выбирает ученика. Он и решает, станет ли ученику шифу или тот останется просто учащимся. Именно поэтому ученику предоставляется три шанса. Первый человек отказывает, обращаешься ко второму. При отказе есть возможность обратиться к третьему учителю. Если уж и он откажет, то остается лишь скорбеть о своей несчастной участи! Но такого не случается. Все дети, которые до сих пор занимали лидирующие позиции, всегда уходили на хорошем счету. А теперь всплывает информация, что один из участников будущего соревнования обрёл учителя! Это означает, что он, при любом исходе, станет учеником Третьего. А вот лаоши, шидзунь или шифу всё же зависит от самого старейшины. Но факт оставался фактом. Человек, который дал общение не брать более учеников после того жуткого предательства, взял себе в ученики оборванца из трущоб, когда к нему просились даже дети самых богатых министров, не смотря на все слухи! Многочисленные челюсти предприняли смелые меры, чтобы отделиться от своих владельцев и обрести счастье с мраморным полом, однако Цзян Ян проигнорировал их и едва заметно кивнул в сторону своего брата. У которого произошло короткое замыкание в голове. Поняв, что сейчас будет буря, Первый слегка потянул Старейшину Вуй за рукав ханьфу, чтобы тот мог начать вносить следующие предложения из своего списка. — Ах, да. — прокашлялся Вуй Вэйдун. — Теперь, когда мы решили вопрос убежищ, этой осенью будет объявлено, что Пики Вишни и Цветущих Персиков решили дать успокаивающие церемонии для успопшых для каждой деревни в пределах границ нашего ордена…

***

К тому времени, когда конференция, наконец, подошла к концу несколько часов спустя, Сяо Чен с одной стороны настолько вымотан, что последние двадцать минут засыпал с открытыми глазами, а с другой настолько зол, что даже Старейшина Вуй отсел от него подальше из-за холода да ледяных корочек вокруг него. Остальные старейшины ордена особо ничего не предлагали, выступая лишь в роли голосующих. Удивительно, что Цю Джия тогда положительно проголосовала за меру Сяо и Вуя, хотя обычно даже только имя Третьего Старейшины уже настраивало ее идти наперекор. Возможно, на ее настроение также сказалось, что буквально за несколько часов до конференции вернулась с миссии. Она периодически придерживала живот рукой, явно получив ранение от твари. Несмотря на то, что Третий игнорировал Гао Ци, его тело реагировало мелкой дрожью в руках на пытливый взгляд, что не было хорошим предзнаменованием. Прошло несколько минут после окончания собрания, и Сяо Чен расстался с компанией на лестничной площадке у гостевых домиков Бао, после чего они, следуя за ним, по очереди направились в разные стороны к своим домам на Пик. Сяо Чен медленно шел по каменному мосту, временами останавливаясь, чтобы насладиться пейзажами. В них было что-то, что напоминало ночной Акрополь, хотя и не имело его уникальной красоты. Не так эффектно. В определенные моменты жизни, когда события развивались прямо противоположно нашим предположениям, наступало время замешательства. Вот такое время настигло Сяо Чена. Он потерял чувство реальности и не мог разобраться, что происходило, и каким путём всё пришло к этому состоянию. Тряхнув головой, А-Чен вздохнул: — Что это было, Ли Шу?