Когда Цветы Заговорят

***

Призрак, заключённый в кольцо, посмотрел на дом Сяо Чена. — Епрст! Мы целых семь лет не виделись! Целых семь! Все так поменялось! — закричал Дай Лонгвей, держа в руках свои волосы и подол ханьфу, бегая вокруг скамеечки перед домом. — Как тут всё поменялось то! Раньше ж развалины какие были! Какого ж хрена то все так поменялось! Третий кашлянул, словно бы намекая, что, возможно, стоит немного умерить свой поток восторженных восклицаний и громогласных ругательств. Однако, казалось, что мужчине было абсолютно безразлично на подобные намеки. Он продолжал, не останавливаясь, изливать слова, которые можно было охарактеризовать как смесь восхищения, недоумения и, возможно, даже некоторых проклятий, адресованных многочисленным изменениям, произошедшим в округе за те годы, что он провёл запертым в кольце в коробке. Ведь так проявляться в виде призрака он мог только тогда, когда кто-то носил кольцо с его душой. Поток изреканий нарушил выход Ли Шу из дома, и только в этот момент призрак, словно по волшебству, перестал издавать любые звуки, странным образом уставившись на юношу. — Это твой ученик или сын? Не могу понять! — Ли Шу, приходил ли кто в моё отсутствие? — Покачал головой Третий, отвечая так на вопросы. Он медленно протянул руку и начал ласково поглаживать юношу по волосам, словно пытаясь успокоить его или выразить свою поддержку. — О, нет-нет, Старейшина Сяо! — ответил Ли Шу, улыбаясь так невинно и беззащитно, как это только может сделать ребенок, — никаких недоброжелательных заклинателей не было, только учителя из Пика Вишни, которые заходили сюда, чтобы передать отчеты о прошедшей миссии учеников. Они также сообщили, что Вуй Вэйдун сопровождал их в роли наблюдателя. Мужчина, услышав это, неожиданно икнул от удивления, и его рука инстинктивно потянулась к вееру, который он с легкостью извлек из кармана, чтобы прикрыть им свое лицо. Что этот несчастный старейшина забыл с учениками его пика на задании? В прочем, не столь важно. Сяо Чен заметил идущего к ним Цзян Яна, энергично размахивающего рукой. — Э, какая нынче эта собака счастливая! — Проворчал призрак. — Он хоть что-то сделал, чтобы помочь тебе? Молчание было ответом. В прочем, Дай Лонгвей сам понимал, что Цзян Ян не настолько силён да и не настолько обладал властью, чтобы что-то сделать. Однако, он итак делал многое. Обеспечивал Третьего, что тому вообще не нужно было беспокоиться откуда берутся деньги да на что жить. Да к тому же он знал к кому всегда мог обратиться в этом ордене, зная, что его выслушают и помогут. Поэтому Сяо Чен не хотел жаловаться. Не на что было… …После трапезы со старшим братом и Ли Шу, Третий удалился в свой кабинет с кипой отчетов, относящихся не только к фестивалю, но и к одной из прошлых миссий, на которую были отправлены ученики его пика под покровительством учителей. Старшие ученики успешно завершили уничтожение нечести за эту неделю наказания главы их пика, успев вернуться до освобождения. Хотя Старейшина Сяо был не популярен как личный наставник, но вот его пик каждый год принимал по одному-двум ученикам. Не смотря на это, Третий все равно каждый раз удивлялся, когда приходили такие просьбы принять в ученики к Пику Цветущей Вишни. Именно поэтому он тогда так удивился решению Ли Шу, который тогда неправильно понял мужчину да отказал в личном наставничестве, но заявил, что хотел бы учиться на его горе. Все остальные документы, которых Сяо Чен с содроганием ожидал увидеть на своём столе огромной горой, способной рухнуть на него простым дуновением ветра — были аккуратно разложены да уже обработаны. И он даже догадывался кем. — Они хорошо потрудились, — заклинатель, отложил свиток Вуй Вэйдуна для ознакомления, а остальные убрал в коробку, которая будет помечена позже. — Я думал, что это задание может оказаться слишком сложным, но они провели обряд изгнания без единой ошибки. Учителям даже не пришлось вмешиваться, а Вуй Вэйдун остался доволен. Этот вредный старейшина, после отказа убедиться на своём ли месте в пещере Третий, решил отправиться с учениками, чтобы посмотреть как хорошо обучают на его пике. Сяо Чен понимал что тот просто ищет повод исказить все да обругать его, поэтому совсем не ожидал хорошего отзыва по результатам миссии детей. — Он вполне себе информативно да кратко изложил, без лишних слов. Почти как ты обычно составляешь документы. Заметил Дай Лонгвей, склоняясь прямо над ним. К счастью, столь нахального мужчину мог видеть да слышать только Сяо Чен. Хорошо, что призрак не понял, что кто-то разобрал документы Третьего вместо него. Скорее всего принял, что так должно быть. Боже. Сяо нужно перестать нервничать. Иначе всё валится из рук, а мысли перескакивают с одной на другую, не давая сосредоточиться. Остаток дня мужчина выглядел более спокойным и меланхоличным, занимаясь своими делами с отсутствующим выражением в глазах, которое больше всего похоже на тоску, чем на что-либо другое. Иногда, словно невзначай, касался свисающей с волос красной ленты, теребя в своих пальцах, о чем-то глубоко задумавшись. Ли Шу впервые видел старейшину с такой стороны. В целом, Дай Лонгвей тоже. Он не мешал мужчине с работой и внимательно следил за ним, иногда прохаживаясь по кабинету, всё рассматривая. Почему-то он вдруг вспомнил как в этом кабинете семь лет назад точно так же наблюдал за тогда еще обычным учителем, изгнанным жить на отдельный пик вместе с сыном. Тогда Сяо Чен собирался на банкет по случаю становления Бай Му второй старейшиной, а маленький А-Мо бегал вокруг него, рассматривая красивые одеяния папы. — Ты же не хочешь идти и я не хочу, пап, — протестовал девятилетний Сяо Мо, наблюдая, как его папа в который раз за несколько месяцев снимает свои простые хлопковые одеяния, которые носил все время, прежде чем надеть более мерцающие официальные мантии, которые он носил во время экстренных собраний или празднеств. — Разве нельзя просто остаться дома? — Это наша обязанность, А-Мо, — серьёзно отвечал заклинатель, но смех танцевал в его глазах, когда он целовал кончик носа мальчика, а потом поглаживал чужие несносные прядки торчащих волос. — Статус заклинателя ордена ограничивает места, которые я могу не посещать. Да и как будущий старейшина я должен прилагать усилия для защиты земель и простых смертных чаще, чем кто-либо другой. Хоть так я могу искупить свои грехи. Кроме того, это приглашение от твоего дяди Цзяна, что был достаточно любезен, чтобы пригласить нас с собой, так как мы можем отказаться? И сама глава праздника, Бай Му, тоже была любезна, чтобы пригласить нас. Ты же не хочешь подставлять их, чтобы над ними издевались? — Нет… — печально отвечал ребенок и хватался за свои прекрасные мантии, лежащие на кровати папы. Если оставить в стороне скучность и серьёзность официальной стороны банкетов, то и Сяо Чен, и Сяо Мо с удовольствием проводили время на праздничных собраниях — независимо от повода. Во-первых, там редко кто начинал открытую конфронтацию. Во-вторых, всегда находился тихий уголок, где они могли спрятаться, если того хотели. И было чем заняться, если надоедало есть в банкетном зале, и решали вместо этого размять ноги. Для Сяо Мо, конечно, существовал Лин Дэмин — лучший друг, которого он встретил как-раз таки на одном из таких сборищ. А у самого Сяо Чена был Цзян Ян, поскольку им двоим даже не требовались слова, чтобы поговорить друг с другом. И сочетание того, что А-Мо был свободен делать то, что ему нравится, и того, что А-Чен был рядом со своим дорогим братом, делало банкеты в Бао довольно приятными для них обоих. — Я думаю, ты найдешь это достаточно забавным, Лонгвей, — усмехнулся Сяо Чен, когда тот увидел лежащие на стуле одеяния, а в глазах появилась пелена ностальгии. — Ты не посещал банкеты конференций в Бао с тех пор, как я вернул отцу кольцо. Ты помнишь, какими они были, когда А-Мо прятался в самом углу? — Я помню, как он убежал, как только началась болтовня, — задумчиво говорит Дай Лонгвей, поглаживая свой подбородок, когда Третий поднимает на него свой взгляд. — А затем практиковался с деревянным мечом и случайно задел вышедшего за ним в сад Лин Дэмина. Они тогда стали очень долго ссориться и драться, пока ты с этим псом не пришли за ним. И надо же было случиться, что именно после этого случая они стали так дружны. Но ничего более того, нет. — Тогда с нетерпением жди этого, — поддразнил Сяо Чен, запрокидывая голову и улыбаясь, смотря на потолок комнаты, когда призрак плюхнулся на его кровать. — Теперь фестиваль «Весенних бутонов» проводят целых три дня. В первый день я с остальными приветствую гостей, приглашая посетить лавки учеников да различные увеселительные мероприятия. Во второй день проходит собрание, а на третий бал маскарад. — Маскарад? И правда звучит интересно. — Посмотрел в окно. — Ты спать во сколько ложишься? Время видел? Уже глубокая темень! Третий опустил взгляд в документы. Но Дай Лонгвей успел заметить, как тот быстро обвел глазами комнату, словно что-то ища. — Я… У меня много работы. — Здоровый сон важен, черт возьми! — воскликнул в ответ, продолжая смотреть на заклинателя, следя за каждым его движением и мельчайшим изменениям в лице. В этот момент по крыше стал барабанить дождь. Третий вздрогнул, обращая внимание на окно. Его взгляд был спокойным, однако отчего-то отчётливо ощущалось во всей его позе и движениях разочарование. Он вернулся к разбору документов, продолжая вчитываться в письмена. Даже не заметив, что листок был перевёрнут. В какой-то момент всё же заметив досадную оплошность, отложил листок, растирая ладонями уставшее лицо. — Значит, не придёт… — прозвучало еле-еле, на грани простого движения губ. Дай Лонгвей прекрасно умел читать по губам. Так что ему особо не пришлось прислушиваться. Склонил голову в непонимание. Кто должен был прийти? Потом тоже посмотрел в окно и покачал головой. Кого бы не ждал Сяо Чен, в такую погоду вряд ли этот кто-то дойдёт. Дождь, мерно отбивающий по крыше бамбукового домика, продолжал усиливаться и капли которого, неловко и неуклюже, словно маленькие путники, спускаются по склону кровли, оставляя за собой мокрый след, который постепенно превращается в лужи на земле. Они, словно маленькие ручейки, скользят по зеленым листьям травы, которая, покачиваясь на ветру, словно танцует под музыку дождя, смешиваясь с его ритмичным стуком. Вдалеке, как в старинном оркестре, звучат раскаты грома, которые грохочут с такой силой и мощью, что кажется, будто небеса сами взорвались от силы этого звука. В такую непогоду, когда небеса решают обрушить на землю свои водные потоки, ни один здравомыслящий человек не станет рисковать своим комфортом и уютом, покидая теплые объятия своего дома и мягкость одеяла, которое так ласково окутывает его в моменты отдыха. А если учесть, что время, по старинным китайским часам, уже близится к часу, когда свиньи обычно отдыхают, и к часу, когда крысы только начинают свою активную жизнедеятельность, то становится понятно, что большинство разумных людей в такую погоду предпочитают оставаться в своих уютных постелях, наслаждаясь сладким сном. Сяо Чен кусает тонкую кожу на нижней губе, уже точно посиневшей от холода из-за открытого окна и жмурится, чтобы разогнать навязчивые мысли и наконец взять себя в руки, собраться с чувствами. Его рука, словно отяжелевшая от холода, снова тянется к свитку, который он читал ранее, и он осознает, что за это короткое время он настолько продрог, что почти перестал чувствовать свои конечности. С трудом делая глубокий вдох, он так же громко выдыхает, и его тело непроизвольно вздрагивает от внезапного осознания чего-то важного. Он прислушивается к звукам за окном, прикрывая глаза, пуская энергию по дому, и затем, словно под влиянием какой-то невидимой силы, встает. Сяо Чен начинает идти, но его шаги нерешительны, и он останавливается прямо перед самой входной дверью своего дома, колеблясь протягивая руку к деревянной ручке. В глубине души Третий Старейшина Сяо не может избавиться от чувства, что его окружающие испытывают к нему искреннюю ненависть. Он прекрасно осознает, каким взглядом его оценивают все без исключения. Их презрение к нему настолько велико, что оно кажется почти всепоглощающим. Ведь после того как он совершил множество ошибок и проступков, вместо того чтобы подвергнуться строгому суду, упокоению или изгнанию, он сталкивается лишь с незначительными и едва заметными наказаниями. И хотя это обстоятельство должно бы его ранить, Третий Старейшина Сяо, А-Чен, в глубине души осознает, что ненависть к нему имеет полное право на существование. Более того, он не просто признает это, но и испытывает к себе точно такое же отвращение. Даже проявляя к нему доброту, зная многое о его прошлом, почему этот человек стоит сейчас по ту сторону? Он стоит перед выбором, его рука медленно поднимается, едва готовая коснуться дверной ручки. В этот момент замер, собравшись с духом, чтобы в следующий момент распахнуть дверь настежь, демонстрируя перед лицом Третьего Старейшины Сяо фигуру хмурого, продрогшего под дождём Хэ Ланя. Ошеломленно молчит, смотрит широко раскрытыми глазами на лекаря, чувствуя отчего-то разливающееся тепло в груди и то, как он медленно согревается, теперь каждым нервом ощущая тяжесть и прохладу. Они оба продолжают молчать, дрожа, и Сяо Чен решает взять начало разговора на себя. Только для начала хватает юношу за ворот ханьфу и втягивает внутрь дома, после захлопывая дверь. И надеясь что Ли Шу не проснулся. Но вроде тот в кровати даже не пошевелился. — Долго ты хотел стоять перед дверью? — Третий вдруг понял, что обратился на «ты», но уже было поздно что-то менять. Зато как расцвел от его слов шатен. — Я и забыл, что ты хорошо чувствуешь присутствие. — Обнял себя руками. — Знаешь, я… Я вдруг кое-что вспомнил… И мне стало так тяжело… Я не знал к кому пойти… — И из всех людей ты выбрал злодея? — Фыркнул мужчина, рукой приказывая идти за ним. Они пошли по коридору в сторону спальни Третьего. В кабинет, к сожалению, он не мог повести, ведь там всё еще открыто окно, а они оба ужасно замёрзли. В его личной комнате же на стенах талисманы, которые регулируют температуру комнаты да защищают от порывов ветра с окна. Самое теплое место в этом доме, помимо комнаты Ли Шу, которая тоже была оснащена подобными талисманами. — Мы оба знаем какой из тебя злодей. — А он мне нравится, — обошёл Хэ Ланя призрак со всех сторон, тщательно разглядывая лицо. — Из тебя такой же злодей, как с меня танцор. Сяо Чен еле удержался от смешка. — И все же это не ответ. Хэ Лань потупил взгляд, останавливаясь на пороге комнаты. — Это воспоминание о твоём отце. Как он нас убил. Вот такого третий вовсе не ожидал. Неужели тогда он спокойно себе умер, а другие по его вине страдали да погибли в след за ним из-за его халатности?! Из-за его слабости?! Из-за того, что он не мог да не смел сказать своему отцу ни слова?! Брат А-Ян, брат А-Удзы… А-Мо… Хэ Лань… Бай Му… Фэн Гу… Все они умерли по его вине… — А-Чен.! Сяо Чен схватился за ворот своего ханьфу. — Дыши, А-Чен, дорогой! Все обречено… На ужасный конец… Из-за него! — Ты тут не причём! Все из-за него! Что-то тяжело дышать. — А-Чен! Потому что он посмел чего-то желать. Потому что он решил, что может уйти с миром. Какой же он дурак! — Сяо Чен! — Крикнул Хэй Лань, каким-то образом оказавшись перед ним и заглядывая в глаза. Почему-то сейчас его сине-серые глаза казались зелёными. Странно. Возможно, в этом виноват воздух. Да, его почему-то мало. Почему лекарь на него кричит? Разве он не замечает как тут мало воздуха? — Сяо Чен! Я не помню точно! Помню только как мы в четвером, пока Цзян Ян держал твой хладной труп, стояли на освещенной ярким сиянием земле, а твой отец что-то кричал на нас. Или нам. Я плохо это помню. Помню только мгновения, когда эта земля стала рушиться и уходить из-под ног. Успокойся. Я не ненавижу тебя. — Третий вздрогнул, потеряно рассматривая юное лицо лекаря. — Я вспоминаю всё по кусочкам. Я тебе это уже говорил. Как и про свои чувства. Да, возможно, в первой жизни ненавидел тебя, боялся, считал тебя монстром. Но ты прекрасно же знаешь какое у меня сейчас мнение! Сколько раз я тебе это доказывал! Сколько раз говорил! — Аа. Нет! — Схватился за свои волосы, почти выдяргивая, уворачиваясь от рук юноши. — Все положились на меня. Мои братья надеялись, что спася А-Мо смогут снять мои кандалы и я смогу занять их сторону… Смогу пойти против отца! — Кровь вырвалась с его рта, но он продолжал тяжело дыша говорить: — Из-за моей слабости… Все вновь будут страдать… Всё повторится! Хэ Лань отпустил свои руки. Сжал кулаки. — Что за фигня?! — Раздался крик. Сяо Чен замер, а после медленно поднял на юношу удивлённо свой взгляд. — Почему ты настолько не хочешь меня слышать?! Не удивительно, что твои братья повторяют тебе все раз по сто, а потом еще закидывают своей гиперопекой! Ты же не хочешь слышать никого, кроме себя! — Да что ты вообще обо мне знаешь?! — А-Чен… — С ужасной тоской и болью пробормотал призрак, желая протянуть свою руку да положить на чужое плечо дабы успокоить, пригреть, но боясь и зная что не может коснуться… Лекарь влепил ему пощёчину. Ему. Пощёчину. Сяо Чену. Ошарашенный мужчина приложил к ней ладонь. — Я догадывался, что ты взвалил на себя огромный груз ещё до того как выяснил, что твой отец проклял тебя, чтобы ты подчинялся ему… Но я даже не догадывался, что помимо этого на твоих плечах есть еще больший груз. Цзян Ян периодически мне жаловался, что ты тренировался с самого утра, когда еще не вставало солнце, до самой глубокой ночи, когда уже было настолько темно, что ничего не видно. А потом стал жаловаться, что ты ушёл с головой в документы. Я не придавал этому значения. Для меня сначала ты был тем из-за кого я погиб в первой жизни. Тем, кто в этой жизни однажды пришёл в дом к отцу, посмотрел на меня и упал на колени перед этим монстром, прося забрать с собой. Я ненавидел тебя. Считал, что это что-то вроде какой-то брошенной кости со стола на твоём празднике жизни. Какая-то маленькая прихоть. Пока не увидел как ты защищал своих двенадцать учеников, которые оказались демонами. — В глазах Сяо Чена заблестели слёзы. — Ты был таким храбрым. Даже когда один из них вонзил тебе меч прямо у сердца. Ты сам их заковал в своей ледяной клетке. В тот миг я впервые вспомнил что-то хорошее из первой жизни. Как там ты, бывало, мне помогал. Незаметно. Настолько, что мне пришлось пережить два раза смерть, чтобы это понять. Твой яд из слов был очень хорош. Никто не мог сквозь него увидеть какой ты на самом деле слишком добрый и хороший человек. Даже когда тебя обвинили в том что ты ранил смертного, ты сделал это ради Ли Шу, который даже не был твоим учеником. В той жизни ты был совсем один. Никто толком не мог понять тебя. Даже твои братья не могли помочь. Но в этой жизни… Кто знает как всё повернётся? Неужели ты не можешь открыть глаза и увидеть, что уже давно всё меняется. Уже достаточно людей знают настоящую правду. И я думаю что скоро их станет больше. Прошу, пожалуйста, не пытайся справиться со всем в одиночку опять. Да, я слаб… Я не могу многое сделать, но не знаю заметил ли ты, но я больше не тот плакса. Возможно, иногда, но… Хэ Лань замялся, пытаясь подобрать слова да отдышаться, когда Сяо Чен выдохнул. — Я понял, хватит… — Поднял вторую руку в знак капитуляции, а ту, что была у щеки, переместил на свои глаза, вздыхая. — Я понял. У меня сейчас голова разболится… Слишком много слов… — Ой, да, прости, — спохватился Хэ Лань, хватая мужчину за рукав ханьфу и потянув к кровати. — Ты наверняка получил внутреннее повреждение, когда заикнулся об отце. Позволь проверить. — Я… — Сядь. — Понял. Они молчали на протяжении половины палочки благовоний, пока лекарь пускал свою энергию по каналам заклинателя. Как тот и сказал, у Сяо Чена были довольно сильные повреждения. Возможно, он ранее уже тоже в какой-то момент упоминал о своем отце в не слишком лестных выражениях. До чего ужасное проклятие. Отправить собственного сына на убой было поступком, который трудно было осмыслить. С другой стороны, Хэ Лань не мог скрыть своего безграничного облегчения и радости, которые охватили его после того, как они, выплеснув наружу все накопившиеся обиды и недопонимания, наконец-то высказались друг другу. Этот эмоциональный взрыв, казалось, снял с их отношений тяжелейший груз недомолвок и недоверия, который так долго тяготил их сердца. — Ты тоже чувствуешь облегчение? — Решил уточнить он, ведь атмосфера очень располагала к душевным разговорам. — АПЧХИ! А вот это было неожиданно. — М… — Повернулся к нему Сяо Чен, не смея поднять свои глаза. — Может выпьем, чтобы согреться? Теперь уже глаза лекаря буквально светились так, что могли освещать всю комнату Третьего без ламп. — Определённо да! Апхчи! — Ты так и простудишься ведь, — внезапно спохватился заклинатель, — Погоди немного, я сейчас приду. На лице Хэ Ланя отпечаталось явное непонимание происходящего, но он послушно ждал, обняв себя за плечи. Поведение Третьего ввело его в ступор. Так себя тот никогда не вел, и это немного напугало лекаря в глубине души. Они же только что орали друг на друга… Ох, похоже он заразился от этого недо-злодея его эмоциональными качелями в сознании. Осознание того, что у них действительно была довольно душевная, сильная ссора била набатом по его голове и никак не мог собраться с мыслями. В голове бегущей строкой было лишь: «что ты творишь идиот?!». Пока он витал в своих не самых веселых мыслях, мужчина уже успел вернуться с стопкой вещей и окликнуть его несколько раз. — …Хэ Лань! — раздалось около его уха, и он вздрогнул. Голос звучал отстранённо, но юноша уловил в нем какие-то смутные нотки беспокойства. — Ты меня слушаешь вообще? «Ты»… Это так удивительно! — Я… Я пропустил все мимо ушей, извини, — он почувствовал, как стыдливо загорелись его щеки, хотя и уверен, что покраснел он разве только совсем чуть-чуть. Сяо Чен немного хмуро свёл брови, прикрыл глаза и вздохнул. — Вот нижние одеяния, переоденься. Я сомневаюсь, что они будут тебе по размеру, но другого выбора нет, держи, — он протянул ему белую нательную рубашку и такие же белые штаны. Хэ Лань принимает это с большим удовольствием и с таким же большим недоверием ко всей ситуации. — Вот еще мой запасной плед, ты совсем продрог, хотя бы так согреешься. А теперь переодевайся у меня за ширмой в том углу, — указал, — прости, но вещи А-Мо, которые могут более менее тебе подойти, лежат в комнате Ли Шу и я не хочу будить мальчика. — Ничего страшного, спасибо! Одежда, сказать честно, действительно не по размеру. Хэ Лань буквально тонул в ней. Но выбора не было. Хоть какая-то сухая. На том спасибо. Когда лекарь вышел из-за ширмы, то увидел сидящего на полу Сяо Чена, который уже держал в руке чарку с саке, кувшин стоял на полу, а рядом была ещё подушка. Видимо, для него… Хэ Лань быстро сел на неё и поднял бровь. — Ты хранишь вино рядом с кроватью? — Ну, очень трудно достать кувшин хорошего саке в обход людей с пика Красного Заката Киу (Гора снабжения). Поэтому я храню их для плохих времен. Или настроения выпить, в данном случае. Он поставил свою чарку, схватил пустую и, взяв кувшин, наполнил её саке. Хэ Лань молча наблюдал за его перемещениями. Пить так пить! *** Фестиваль фейерверков начался вечером. Когда солнце начало скрываться за горизонтом и начало царствовать ночное небо, на горизонте появился первый знак предстоящего праздника — фестиваля фейерверков, который каждый год собирает множество зрителей, чтобы насладиться этим зрелищем. Воздух вокруг стал прохладнее, словно природа сама готовилась к этому волшебному событию, а тем временем, на небесном полотне, как будто по волшебству, начали мерцать и искриться маленькие звездочки, которые радостно танцевали на синем бархате неба. И вот, когда светило солнце окончательно скрылось, на смену ему пришел бледный полумесяц, который словно наблюдатель, устремил свой взгляд на землю, где разыгрывалась настоящая праздничная симфония. Тем временем, на тренировочном поле, которое обычно служило местом, где ученики ордена оттачивали свои мастерство и умения в обращении с мечом, сегодня преобразилось до неузнаваемости. Поле было украшено рядами палаток, каждая из которых была окрашена в разные цвета и отличалась своей яркостью и красочностью. Это место превратилось в настоящий рынок, где жители окрестных деревень, приглашенные на праздник, развернули свои торговые лавки, предлагая разнообразные товары и изделия. Эта традиция была глубоко укоренена в культуре местности, ведь она позволяла простым людям немного приблизиться к таинственным и могущественным заклинателям, а также способствовала укреплению связей между ними и простым народом. Но среди этих рядов торговцев иногда можно было заметить и детей, которые, взобравшись на гору в этом году, решили испытать свою удачу и попытаться стать учениками ордена. Эти юные искатели приключений показывали прохожим различные фокусы, демонстрируя свои таланты, или же предлагали на продажу изделия, которые они собрали или изготовили собственными руками. Оба пьяниц, весь день проспавшие да мучавшиеся с похмельем, в итоге все равно заблудились и едва не опоздали к церемонии открытия праздника. Они никак не мог найти нужную дорогу, голова гудела, а призрак ухахатывался над ухом Сяо Чена, и в конце концов они попросили пробегавших мимо учеников проводить на место, сославшись на головокружение. Не соврав. Прежде у них никогда не было проблем с памятью, но сегодня она отчего-то подвела. Ведь никогда прежде они не сталкивались с подобными проблемами, их память всегда была надежной и верной спутницей. Но сегодня, казалось, все было иначе. Разве могло быть так, что ночные беседы, которые тянулись до самого рассвета, и бесконечное распитие алкоголя, перемежавшееся обсуждением всего на свете — от мелочей повседневной жизни до самых смелых и дерзких планов на будущее — так сильно сказались на их способностях к ориентированию в пространстве и времени? Третий впервые за долгое время смог расслабиться настолько, что решил отпустить негативные мысли и помечтать о своём будущем. Перед величественно возвышающимся арочным входом, несмотря на царившее вокруг поразительное великолепие, Вуй Вэйдун, чье одеяние было настолько простым, что казалось почти невидимым на фоне окружающего его великолепия, скромно и с уважением приветствовал одного за другим толпившихся рядом заклинателей, которые, словно пчелы на улье, собирались вокруг него. Каждый из них, один за другим, подходил к нему, чтобы обменяться приветствиями и, возможно, узнать что-то новое о предстоящих событиях. Заметив своего заклятого врага, прохлаждавшегося неподалеку, невольно нахмурился, не переставая при этом добродушно улыбаться, отчего это сочетание эмоций придало его лицу особенно комичное выражение. Сяо Чен, стоявший среди толпы, не смог удержаться от смеха и, пытаясь скрыть свою реакцию, прикрылся веером. Однако, его смех был кратковременен, он спешно вернул себе маску невозмутимости, которую старательно выработал за годы обучения и практики. Миновав очередь, он подошел прямо к своему товарищу по несчастью в этот день и, продолжая помахивать веером с некоторой изысканной небрежностью, встал рядом с ним. Кланяясь вместе со старейшиной Пика Саньцзян (Цветущих Персиков, что занимаются заказами на уничтожение тварей, пока не перегружены) очередному гостю, Третий услышал, как слева от него раздалось недовольное шипение: — Опоздал. Сяо Чен, чувствуя на себе пронизывающий и в то же время крайне недовольный взгляд, который словно метку оставлял на его виске, не смог удержаться от того, чтобы не поднять свой изящный веер еще выше, пытаясь скрыть свое волнение. Однако, несмотря на внутреннее напряжение, он сохранял внешнее спокойствие и невозмутимость, и с достоинством произнес, обращаясь к старейшине Вуй: — Позвольте мне напомнить, уважаемый старейшина Вуй, что я прибыл всего лишь на одну минуту позже, чем ожидалось. Сяо Чен осознанно прикусил язык, стараясь не дать волю эмоциям. Он знал, что старейшина Вуй Вэйдун, который всегда испытывал чувство зависти к его положению, к тому, что Сяо Чен занимал должность третьего старейшины и имел на целый ранг более высокое звание, чем сам Вэйдун, мог легко вспылить. Особенно это было вероятно, когда Третий старейшина, даже случайно, мог напомнить о различии в их статусах. Сяо Чен понимал, что в такие моменты нужно быть особенно осторожным и сдержанным, чтобы не дать повода для лишних споров и недопонимания. — Молодых Мастеров Цзинь Юань и Суги Кио, которых я только что впустил, крайне интересовал вопрос, куда же запропастился наш Третий Старейшина ордена Бар, который, как-раз таки должен был вместе со мной открывать этот первый день?! Неужели ты не понимаешь, что лишь даешь им очередной повод для слухов? Нельзя быть немного ответственнее? И я уже даже не говорю о том, что из-за тебя портится репутация нашей горы и… В тот момент, когда Гао Ци приблизился к ним, атмосфера вокруг словно замерла. Почему-то в этот раз старейшина Вуй не мог не заметить, как в теле Сяо Чена произошла заметная реакция — он напрягся, словно струна, и как на самом деле близко к нему встал Верховный. Гао Ци, сдерживая в себе гнев и разочарование, прошептал так тихо, что казалось, его слова могли раствориться в воздухе, если бы не их вес: — Ты снова позоришь честь отца? Сяо Чен, не проявляя внешнего волнения, ответил с легкостью, словно его слова были всего лишь легким ветерком: — Небольшая заминка. Ничего страшного. Его голос звучал спокойно, но в нем чувствовалась скрытая напряженность. Однако Гао Ци не успокоился. Его взгляд был полон недовольства, и он не скрывал своего раздражения, когда задал следующий вопрос: — Снова этот малец мешался у тебя под ногами? Когда ты его уже вышвернешь прочь? — Схватил за локоть. — Надеюсь, ты не принял на свой счет тот разговор. — Добавил он, пытаясь убедить Сяо Чена в своей искренности. Сяо Чен вдруг вздрогнул, словно его коснулось что-то холодное и неприятное. Он резко выдернул свою руку из захвата Верховного, словно стремясь освободиться от нежелательного прикосновения. Затем, с неожиданной решимостью, захлопнул свой веер, издав громкий звук, который разрезал тишину, и шлепнул им по руке мужчины, пытаясь обозначить свои границы и неприемлемость текущего положения вещей. — А ты, видимо, не принял на свой счет тот разговор и мои слова о том, что ты не имеешь права ревновать меня к этому мальчику, а так же хватать так бесцеремонно когда хочешь. — Ты! Тот лишь невозмутимо пожал плечами, взмахнул веером и поклонился приближавшейся паре заклинателей, тем самым намекая на завершение их разговора. Подошедшими оказались его названный брат и Сан Танзин (Пятый Верховный). — Второй Старейшина Цзян, Пятый Верховный Сан, рад приветствовать вас снова и видеть в добром здравии. Благодарю, что пришли, — тотчас последовал примеру Третьего Вуй Вэйдун и выставил руки перед собой. — Рад Вас приветствовать, — также поклонился Гао Ци, вежливо да холодно. В его глазах плескалась неприязнь за то, что его так бесцеремонно прервали. Два заклинателя поклонились в ответ. — Третий Старейшина Сяо и старейшина Вуй, мы с нетерпением ждали праздника. — Затем продолжил, повернувшись к Верховному Гао, — рад и вас приветствовать, — несвойственным ему прохладным тоном ответил вежливостью на вежливость Цзян Ян и перевел вмиг потеплевший взгляд на Сяо Чена. — Как твое самочувствие? — Все прекрасно. — Верховный Гао, у меня тут есть небольшое дело, которое хотелось бы с вами обсудить, — улыбнулся Сан Танзин, схватил его под руку и потащил вперед меж лавок, начав что-то верещать. — А теперь честно, — сразу после этого вновь обернулся на Сяо Чена брат. — Все правда прекрасно. Можешь спросить Хэ Ланя, — улыбнулся Третий на этот раз очень искренне, что оба мужчины рядом с ним на миг замерли. — Я спрошу. И Цзян Ян ушёл. Встретив ещё несколько заклинателей, Вуй Вэйдун не выдержал: — Что же такого произошло между вами с Верховным Гао Ци? Я никогда не думал, что он может на кого-то так шипеть да хватать столь бесцеремонно. Сяо Чен опустил взгляд. — Люди не всегда такие, какими кажутся. К сожалению, произошедшее меж людьми, остаётся между ними. Да и сам я хотел бы знать когда все свернуло не туда. На самом деле, он прекрасно понимал когда Гао Ци решил предать собственные чувства ради достижения несбыточной мечты. Только вот он не ожидал, что не может гоняться за двумя зайцами сразу. Поэтому теперь так зол на того зайца, что от него убежал. Вуй Вэйдун недовольно нахмурился, отведя взгляд, однако он так ничего и не сказал. Вообще, Сяо Чен ожидал, что тот вновь примется продолжить прорвавшуюся их ссору, но старейшина этого не сделал. Остаток вечера они продолжали встречать многочисленных гостей, иногда ведя с ними светские беседы, практически без перерыва, старейшины за это время успели поклониться не меньше тридцати раз. У Третьего уже побаливала поясница, отчего настроение его немного ухудшилось, тем не менее, то и дело поглядывая на спокойное лицо своего товарища по несчастью, он никак не мог заставить себя пожаловаться. Вуй Вэйдун покорно выполнял долг главы пика по уничтожению нечести, неустанно улыбаясь каждому заклинателю, что в принципе несвойственно его суровой натуре. Сяо Чен в очередной раз невольно восхитился им, погрузившись в ностальгию, заклинатель больше на автомате похвалил вслух: — Я не ожидал, что тебе удастся выстоять так долго. Это действительно так. Он знал, что Вуй Вэйдун, даже будучи главой пика, не любил светские мероприятия от слова совсем. Он был настоящим воином, которому еды не давай, как сходить кого-нибудь уничтожить. — Твои насмешки не подействуют на меня, — холодно бросил старейшина Вуй, склонившись в каком-то там по счёту поклоне. — Но это не насмешка, — с плохо скрываемой ноткой обиды в голосе пробормотал Сяо Чен и, ощутив прилив стыда за свой язык, не сдержавшись, нанес ответный удар. — Впрочем, над выражением лица стоит еще немного поработать. Спустя всего пять поклонов оно у тебя слишком перекосилось. Так что теперь улыбка выходит жутковатой. Нет, конечно, для убийства нечести улыбка не нужна, но ты же всё-таки в свет вышел. Стоит постараться. — Давай просто молча встречать гостей, — процедил брюнет сквозь зубы тихо, но весьма устрашающе. — Договорились, — фыркнул Третий, махнув на мужчину веером, словно отгоняя прочь от себя, как какую муху. Он начал немного понимать почему ходили слухи об ученике Вуй Вэйдуна, который прославился тем, что при любом удобном случае подтрунивал над бедным своим учителем. Старейшина так забавно злился. — Я всего лишь дал тебе один совет, а ты так злишься. К сожалению, на этот раз Вуй Вэйдун никак не отреагировал и они вместе продолжили встречать гостей дальше. Единственное, что ещё было примечательным на этом празднике — это когда к Третьему подкрался Хэ Лань, вытаскивая из своего рукава ханьфу небольшой кувшин: — Это от похмелья, выпей всё, — тихо прошептал лекарь, а потом принялся светскими разговорами всячески отвлекать старейшину Вуй, пока Сяо Чен быстро пил отвар. Так подошёл к концу первый приветственный день фестиваля.