Shen Yuan of No Relation

      Ребенок преклоняет колени.       На его лице мелькали тени. В камине тихо потрескивал огонь. Шэнь Цинцю, сжав губы от злости, наблюдал, как Шэнь Юань ерзал и отводил взгляд. На его лице расцветали синяки, а на губах виднелись слабые следы крови.       Никогда еще они не были так похожи.       Шэнь Юань до сих пор не снял капюшон с тех пор, как они покинули класс, несомненно, скрывая следы повреждений, нанесённые Чжао Дэ. Как будто Шэнь Цинцю уже не видел достаточно. Он фыркает и игнорирует, как вздрагивает ребенок, вместо этого протягивая руку и садясь слишком близко, что вызывает у обоих дискомфорт. Он бы предпочел, чтобы их разделял стол.       Ребенок лишь пристально наблюдает.       — Руку, — резко говорит Шэнь Цинцю и чувствует легкое веселье, заметив, что взгляд Шэнь Юаня стал более острым. Он с усмешкой смотрит на ребёнка. — Этот мастер желает знать, не собираешься ли ты впасть в отклонение ци в моём доме. Если сломаешь мою мебель, заплатишь за это сам.       С явной неохотой Шэнь Юань протягивает руку.       Шэнь Цинцю хватает его за запястье и резко притягивает к себе, игнорируя шипение мальчика. Он расширяет свои ощущения, касаясь меридианов ребёнка. Это простой осмотр. Он прекрасно понимает, что только мастера с Пика Цяньцао способны по-настоящему обнаружить признаки, будь они явными или едва заметными. Шэнь Цинцю лишь хочет знать, есть ли непосредственная угроза.       Мальчик разнёс стол в щепки, и Шэнь Цинцю не знает, было ли это намеренным действием или случайным, вызванным отчаянием.       Он не обнаруживает ничего подозрительного и отпускает его. Шэнь Юань отдергивает руку, прижимая запястье к груди, и упрямо молчит, оглядывая дом, предоставленный всем Владыкам Пика Цзинцзин.       Шэнь Цинцю наблюдает за ним некоторое время.       Он выглядит крошечным, но уже не таким робким. Сейчас, глядя на него сверху вниз, Шэнь Цинцю больше не видит в нем испуганного кролика. Ни после того, как увидел, как тот укусил Чжао Дэ, ни после разрушения классной комнаты, в которой он их нашел. Маленькое дикое существо. Он рычал, кусаясь и царапаясь, с дикими глазами и кровью на зубах.       Зрелище было не из приятных.       Шэнь Цинцю разглаживает лицо и постукивает веером по столу, чтобы заставить ребенка снова посмотреть на него. Он наблюдает, как Шэнь Юань отшатывается, переводя взгляд с веера на него и обратно быстрым, прерывистым движением. Капюшон позволяет ему спрятаться в глубокой тени. В его глазах пляшет огонек. Он как котенок, прячущийся в переулке.       — Покажи мне, — говорит Шэнь Цинцю.       — …показать что? — спрашивает Шэнь Юань, упрямо поджав губы.       — Твои волосы, конечно, — говорит Шэнь Цинцю. Шэнь Юань не уступает, как послушный ученик. Он хмурится и отходит еще дальше, устремив взгляд на дверь. Шэнь Цинцю, в свою очередь, прищурился. — Если хочешь, можешь уйти, — говорит он ребенку, — но все увидят, в какой беспорядок ты превратил всё вокруг. Интересно, что бы сказал твой маленький друг. Какое наказание мы должны назначить ему на этот раз, хм, за нападение на другого ученика Бег вокруг Пика не кажется эффективным.       — Отлично! — шипит Шэнь Юань, и Шэнь Цинцю наконец-то верит, что этот мальчик действительно вырос на улице. В нем чувствуется эта горькая резкость, беспокойное дерганье, как у того, кто готов сорваться и побежать.       Ребенок откидывает капюшон назад.       Его волосы в полном беспорядке. Чжао Дэ начал резать с середины, обнажив сначала шею Шэнь Юаня, но не успел закончить работу, прежде чем мальчик дал отпор. Черные пряди торчат неровными клочьями, прерываемые длинными, нетронутыми локонами, которые едва достигали спины Шэнь Юаня. Это делает его тонкую шею уязвимой, а самого мальчика — еще более хрупким, чем прежде.       Клеймо раба — порочно-красного цвета.       Оно имеет изящный дизайн. Из всех возможных символов — цветок лотоса. Дорогое. В отличие от того, каким было детство Шэнь Цзю, таких детей не держали на улице в качестве попрошаек, а держали рядом, чтобы привлекать внимание более богатых покровителей. Однако раб есть раб, и Шэнь Цинцю слишком хорошо знает, что не стоит думать, будто с чистым рабом обращаются лучше, чем с грязным.       Клеймо выглядит свежим, а значит, его, должно быть, поставил какой-то бродячий культиватор. Оно не похоже на клеймо, которое можно просто проигнорировать; оно словно создано, чтобы никогда не зажить, делая бегство раба еще более заметным. Это объясняет, почему мальчик так настороженно прикрывал шею. Шэнь Цинцю морщится, глядя на него.       Он снова переводит взгляд на лицо ребенка и отшатывается, замечая слезы, бегущие по щекам Шэнь Юаня. Мальчик прикусил губу и уставился на свои руки, явно изо всех сил стараясь не заплакать, но у него ничего не выходит, и его плечи дрожат.       — Прекрати, — требует Шэнь Цинцю, и в ответ получает всхлип. Он фыркает, зная, что лучше не бить ребёнка веером, но тем не менее испытывает сильное искушение сделать именно это. Только угроза того, что его стол сломается от очередного выброса ци, сдерживает его. — Ты ни разу не заплакал по дороге сюда. Почему же сейчас плачешь? Прекрати.       Шэнь Юань вместо ответа икает и всхлипывает.       — Я ненавижу вас, — плачет мальчик, что неудивительно. Шэнь Юань морщится, неуклюже вытирая выступившие слёзы. — Ненавижу это! Т-теперь все узнают… Б-Бинхэ увидит…       — Твой маленький друг, наверное, уже знает об этом, — холодно говорит Шэнь Цинцю, указывая на клеймо и не обращая внимания на то, как ребёнок вздрагивает от этого движения, — судя по тому, как он прилип к тебе. Если только ты не имеешь в виду волосы.       Мальчик начинает плакать еще сильнее. Похоже, проблема действительно в волосах.       Шэнь Цинцю морщится. Он оглядывается, потому что не хочет видеть, как плачет ребёнок. Крупные слёзы и сопливый нос едва ли вызывают умиление, и ему ненавистно, как сильно их лица похожи. Он точно знает, что сам никогда так не плакал — он бы скорее умер в канаве.       Тем не менее, он привел ребенка в дом не просто так. Он не может выгнать его так скоро; он отослал Мин Фаня и остальных подальше, чтобы они ожидали своего наказания. Ему нужно время, чтобы разобраться в ситуации. Поэтому ребенок должен остаться, но для этого ему нужно успокоиться. Шэнь Цинцю вспоминает времена, когда для того, чтобы заткнуть рот соплякам на улицах, ему достаточно было камня, и едва сдерживает вздох.       Взмах его пальцев — и перед ним появляются бумага и письменные принадлежности. Он окунает кисть в чернила и начинает писать.       Резкая перемена дает немедленный результат: детский плач становится менее громким. Он не обращает внимания на то, как Шэнь Юань смотрит на него, на то, как мальчик снова натягивает капюшон, чтобы скрыть состояние своих волос.       Когда Шэнь Юань осмеливается наклониться ближе, чтобы посмотреть, что он пишет, Шэнь Цинцю устанавливает прямой зрительный контакт.       Мальчик снова вздрагивает, но на этот раз без всхлипов.       — Любопытный, да? — язвительно спрашивает он и мрачно улыбается, когда ребёнок осмеливается посмотреть на него. Вряд ли это угрожающе, даже не учитывая того, что глаза мальчика опухли от слез.       — А почему здесь имя Чжао Дэ? — у Шэнь Юаня хватает наглости спросить.       — Если ты вспомнишь свои манеры, возможно, я отвечу. Я и так слишком долго позволял тебе проявлять неуважение. Не испытывай моё терпение.       Шэнь Юань сердито смотрит на него, но ребёнку с трудом удаётся правильно опуститься на колени, высоко подняв голову.       — Этот ученик приносит свои извинения, — говорит он. Это ужасная ложь.       — Хм, — отвечает Шэнь Цинцю. Далее он записывает имя Цуй Вэньяня. Ребенок остается на месте, но в воздухе витает ожидание. Нетерпение, как у Юэ Цинъюаня, который явно хочет остановить его после собрания. Но на этот раз Шэнь Цинцю не планирует уходить, прежде чем кто-нибудь сможет остановить его. Он ждет ребенка.       — Ч-что пишет Шицзунь?       — Наказания.       Это заставляет его вздрогнуть. Шэнь Цинцю смотрит на ребёнка. Зелёные глаза широко распахнуты, а губы мальчика приоткрыты от удивления. Он выглядит нелепо. Шэнь Цинцю смотрит на него, пока ребёнок не закрывает рот.       — Для меня?       — Ты видишь здесь свое имя? — спрашивает Шэнь Цинцю с насмешкой в голосе.       — Нет. Я имею в виду, нет, тут нет, — пауза. — Я также не вижу имени Мин-шисюна.       — Главный ученик Мин Фань не будет официально наказан.

***

      Шэнь Юань пристально смотрит, и Шэнь Цинцю смотрит в ответ.       Мир перевернулся; он не знает, как ещё это описать. С тех пор, как он позволил теплу в своей груди вырваться наружу, кончики его пальцев всё ещё покалывает от этого, как будто сам мир задрожал и неустойчиво встал на место.       Вкус крови остался у него на языке.       Он не хочет думать ни о своих волосах, ни о клейме, от которого всегда болит шея, ни о том, как пальцы Чжао Дэ скользили по шраму, когда тот впервые его заметил. Он уверен, что если будет слишком много думать об этом, то его ждёт что-то ужасное, и он не хочет снова плакать. Он не ребёнок, а плакать перед самим злодеем — значит, напрашиваться на боль.       Вот только Шэнь Цинцю его не наказывает.       — Почему нет? — спрашивает Шэнь Юань, и его голос звучит резче, чем ему хотелось бы, но ему трудно снова взять себя в руки. Это тоже вырвалось наружу, когда он разнёс стол вдребезги. (он старается не думать о том, как круто это было) Это желание язвить, даже в адрес тех, кто выше его.       — Мин Фань пытался это остановить, — отвечает Шэнь Цинцю, хотя его взгляд остаётся холодным.       Будьте почтительны.       — У шисюна это не очень хорошо получилось, Шицзунь, — выпаливает Шэнь Юань. Он наблюдает, как уголок рта Шэнь Цинцю приподнимается вверх.       — И что же ты тогда предлагаешь? — раздается в ответ.       — Муравьев, — пролепетал Шэнь Юань.       Шэнь Цинцю, моргая, смотрит на него.       — Поподробнее, — говорит мужчина, отложив кисть в сторону. От того, что он полностью сосредоточен на нем, сердце Шэнь Юаня трепещет.       — …толкнуть его в муравьиную кучу...?       Произнеся это вслух, Шэнь Юань сморщился. На самом деле он не хочет этого делать. Он лишь цитирует «Путь Гордого Бессмертного Демона», который был наполнен жаждой мести, конечно, но он также не хотел, чтобы Мин Фань умер. Особенно таким медленным и мучительным способом.       — Ты жестокая маленькая тварь, не так ли? — говорит Шэнь Цинцю.       — Я не… этот говорит несерьёзно, — неохотно признаётся Шэнь Юань, впиваясь ногтями в ладони, прежде чем вытереть их о штаны, заставляя себя расслабиться. Это трудная задача. Его слегка трясёт, как будто кто-то дёргает за струны его души.       — Тогда будь серьезным, — говорит Шэнь Цинцю, совершенно безжалостно, — если ты хочешь иметь свое мнение, то пусть оно будет честным. Цуй Вэньянь. Какое наказание ты бы ему назначил? Подумай.       Шэнь Юань сердито смотрит на него, но поспешно отводит глаза, когда взгляд Шэнь Цинцю становится холодным и предупреждающим. Вместо этого он возится с рукавами своей формы, тянет руку, чтобы поправить капюшон — простое дополнение ко всем зимним одеяниям. Капюшон остаётся на месте, скрывая его дурацкую причёску от всего мира.       Что бы он хотел, чтобы Цуй Вэньянь пережил?       Он думает о «Пути Гордого Бессмертного Демона». Ло Бинхэ был связан, высечен плетью, избит и оскорблён. Ему оставили физические шрамы, которые зажили лишь после того, как он раскрыл свою демоническую кровь.       Шэнь Юань попытался представить себе Цуй Вэньяня, страдающего от того же самого, но не смог.       Ему не нравится дисциплинарное насилие. Это тяжёлое осознание, учитывая его растрёпанные волосы, почти год издевательств и все те годы, что предшествовали его вступлению в секту. Несмотря на всё это, он не хочет, чтобы Цуй Вэньяня били кнутом. Он не хочет, чтобы ребёнка, пусть и старше его, избивали. Но он всё равно чего-то хочет.       Цуй Вэньяню скоро исполнится пятнадцать, и он один из тех, кто отправится на пик Ваньцзянь, чтобы найти меч своей души. Он был очень взволнован этим фактом, так что даже Шэнь Юань не смог уклониться от его рассуждений на эту тему.       — Никакого меча, — выпаливает Шэнь Юань, снова поднимая взгляд. — Это… то есть… это значит ученику Цуй Вэньяню не следует посещать Пик Ваньцзянь в этом году, — Шэнь Цинцю просто смотрит. У Шэнь Юаня возникло странное ощущение, что этот человек разочарован отсутствием творческого подхода. — И… делать всю мою работу по дому…?       — Хм, — отвечает мужчина и записывает это под именем Цуй Вэньяня.       Шэнь Юань смотрит на него.       Он подумал, что мужчина не просил реальных предложений, а скорее хотел спросить, а потом назначить своё собственное наказание, чтобы доказать что знает лучше. Насмешка над Шэнь Юанем сама по себе была небольшим наказанием, по какой бы причине он ни наказывал его.       И все же Шэнь Цинцю записывает это.       Два года не посещать пик Ваньцзянь и три месяца выполнять все обязанности Шэнь Юаня.       Что.       Что.       — Чжао Дэ.       Шэнь Юань вздрагивает.       — Чжао Дэ, — повторил Шэнь Цинцю и стал ждать. Какое-то время Шэнь Юань наблюдает за ним. Они смотрят друг на друга, как будто это противостояние.       — Да? — наконец спрашивает он, и Шэнь Цинцю закатывает свои глупые злые глаза.       — Я больше не буду повторяться.       Ох.       Шэнь Юань смотрит вниз, на имя Чжао Дэ. Он вцепился в свою мантию и не хочет думать о том, почему Чжао Дэ должен быть наказан. Он почти хочет оставить все как есть и не думать об этом больше ни минуты.       Но что это даст?       Он вспоминает все, что делал Чжао Дэ. Он всегда был тем, кто заходил слишком далеко. Шэнь Юань всегда больше всего избегал его. Он представил, как мальчик вырастает и становится настоящим культиватором. Кто-нибудь знает, чего от него ожидать?       У Чжао Дэ мягкие черные волосы, темно-карие глаза и благородное лицо.       По его внешнему виду люди могли бы предположить, что он заслуживает доверия. Только его жестокая улыбка может выдать его, да и то не всегда. Они думают, что он не причинит им вреда, но он причинит. Теперь Шэнь Юань в этом уверен. Он представил, как Чжао Дэ отомстит ему и Бинхэ. Мальчик, как и Цуй Вэньянь, должен получить меч весной.       Шэнь Юань сглатывает.       — Выгнать, — шепчет он, затем прочищает горло. — В-выгоните его. Из секты, я имею в виду. — у слов горький вкус. Их трудно вымолвить. Быть изгнанным из секты — худшее, что может случиться. Это хуже смерти, так утверждают некоторые. Это хуже любого телесного наказания.       Трудно сказать, но это кажется правильным.       — Чжао Дэ из благородной семьи, — говорит Шэнь Цинцю. От этих слов Шэнь Юань холодеет. Он смотрит на имя Чжао Дэ и пустое место под ним. — Они потребуют объяснений.       Шэнь Юань натягивает капюшон, чтобы еще больше скрыть лицо.       — Этого недостаточно? — спрашивает он, и слова кислотой жгут ему язык, впиваясь в воздух, словно он щёлкает зубами. Шэнь Юань не может заставить себя ответить нормально.       — Должно быть, — отвечает Шэнь Цинцю, и Шэнь Юань осмеливается поднять на него взгляд. — Но мы могли бы отрастить твои волосы обратно.       Что?       — Что? — шепчет он, затем выпрямился на своём месте, — Типа... прямо сейчас? Сразу?       — Да, очевидно, — говорит Шэнь Цинцю, его тон становится менее приятным, и Шэнь Юань сузил глаза в ответ. Шэнь Цинцю игнорирует его и продолжает. — Это простое дело на данный момент. Однако наша причина выгнать Чжао Дэ из секты будет слабой. Этот сопляк имеет достаточно влияния среди своих сверстников, чтобы обойти большинство преград, а его семья обладает достаточной властью среди других аристократов, что это принесло бы лишние проблемы. Они не примут это просто «потому что я так сказал», даже от меня.       Шэнь Юань откинулся назад и задумчиво прикусил нижнюю губу.       В общем, он мог бы избавиться от своей дурацкой стрижки, но тогда Чжао Дэ остался бы на Пике. Никто бы не узнал о клейме раба, если бы остальные не заговорили об этом — а они, скорее всего, заговорили бы, — но у него были бы длинные волосы. Длинные волосы — это хорошо. Он бы меньше выделялся, и люди не приняли бы его за проклятого преступника.       Или он мог бы оставить свои волосы такими, какими они были.       Для доказательства.       Ради общего гребаного блага.       И все это ценой собственного унижения.       — Подумай, — говорит Шэнь Цинцю, когда Шэнь Юань слишком долго не может вымолвить ни слова. — Я приготовлю чай.       Пиковый Лорд встает, и Шэнь Юань замирает на месте, когда мужчина проходит мимо него.       Он смотрит на свои руки. Подняв голову, он смотрит на имя Чжао Дэ. На наказания, аккуратно написанные под именем Цуй Вэньяня.       Бинхэ уже должен был закончить свои дела.       От звяканья фарфора, который ставят на стол, он вздрагивает; Шэнь Юань сердито смотрит на Шэнь Цинцю, чувствуя себя нелепо, пока не видит, как губы мужчины растягиваются в почти улыбке, жестокой и насмешливой.       Шэнь Юань пристально смотрит на Шэнь Цинцю, пока тот не берёт в руки чайник; он простой, коричневого цвета, с вырезанным на нём драконом. Он вспоминает, как Шэнь Цинцю вылил чай на Ло Бинхэ просто за его существование и собирается с духом.       Но мужчина наливает чай только в одинаковые чашки.       — Твои постоянные подергивания вызывают жалость, — говорит Шэнь Цинцю.       — Заткнитесь.       — Я накажу тебя за дальнейшее неуважение, — говорит Шэнь Цинцю мягким, но предупреждающим голосом, — жалость не безгранична. Не испытывай меня.       Руки Шэнь Юаня дрожат, когда он берёт чашку с чаем, и он не знает, от чистой ли ярости или от странного напряжения внутри, или от того, что кончики его пальцев всё ещё покалывает от выброса ци. Кажется, что это случилось только что. Кажется, что это было несколько недель назад.       Он пьет этот дурацкий чай и ненавидит, что у него приятный вкус.       — Этот, — говорит Шэнь Юань, медленно и отрывисто, как заикающийся принтер, — оставит... стрижку.       — Хорошо.       У Шэнь Юаня чешутся глаза. Он трёт их и надеется, что это не слёзы, потому что за сегодняшний день он уже достаточно опозорился.       — Я надену на тебя талисман для сокрытия клейма.       — Подождите, что? — Шэнь Юань резко вскидывает голову и широко раскрывает глаза, глядя на Шэнь Цинцю. Мужчина делает глоток чая и медленно, неторопливо ставит чашку на стол, не сводя глаз с Шэнь Юаня. Его взгляд острый, гораздо более проницательный, чем раньше. Словно вызов.       — Мы слишком похожи, — говорит Шэнь Цинцю. — Я не собираюсь афишировать, что кто-то, чьё лицо похоже на моё, был рабом. Конечно, даже ты можешь представить, как это повлияет на мою репутацию. Поэтому я сниму заклятие с этого клейма и сделаю так, чтобы оно оставалось невидимым до тех пор, пока Чжао Дэ не покинет Пик.       — На нем… заклятие? — спросил Шэнь Юань, чувствуя странное оцепенение. Как будто злодей-отморозок ударил его деревянным молотком. Его рука тянется к шее, туда, где всегда болит клеймо. Так вот почему? Он никогда не мог его увидеть. Оно было там с самого детства, на него давили, тыкали и царапали, когда решали, что его нужно наказать. Он изо всех сил старался скрыть эту боль.       — Заклятие гарантирует, что клеймо не заживет. Его легко снять. Снимай капюшон.       Тон суровый. Шэнь Юань чувствует, что мужчина перед ним начал терять терпение. Поэтому он откидывает капюшон и вздрагивает, когда воздух обдает его голую шею. Огонь согревает ее, но это все равно странное ощущение, когда он столько времени прятал ее от посторонних глаз.       Шэнь Цинцю хватает его за шею сзади, и Шэнь Юань шипит в знак протеста, пытаясь вывернуться чисто рефлекторно. Шэнь Цинцю предупреждающе сжимает ее. Заставляя Шэнь Юаня оставаться на месте, хотя он так напряжен, что кажется, что дрожит от этого.       Шэнь Цинцю прижимает ладонь к клейму — больно, давление сильное, а тепло скорее обжигает, чем успокаивает. От этого у Шэнь Юаня ещё сильнее чешутся глаза, и он быстро моргает, чтобы сдержать слёзы. Он больше не заплачет, он не заплачет.       Щелчок заставляет его вскрикнуть. Как будто перерезали нитку, как будто кто-то выдергивает нитки из ткани. Рука Шэнь Цинцю исчезает, и Шэнь Юань, сгорбившись, прикрывает шею рукой, тяжело дыша.       — Все, — говорит этот засранец, — я сейчас сделаю талисман.       Гребаная сука.       [+500  F-очков! Вау! Большое достижение!]       … все еще гребаная сука.

***

      Шэнь Юань смотрит, как его Мастер исчезает в снегу. Он отправляется сообщить преступникам об их наказании, и зелень его мантии выделяется на фоне снега, как яд.       Солнце уже зашло, а Шэнь Юань все стоит и стоит, застыв у Бамбуковой хижины. Его ноги слишком тяжелы, чтобы двигаться. Он натягивает капюшон, снова скрывающий его дерьмовую прическу.       Талисман прилип к его коже. Он покоится между лопаток, едва ощутимый бумажный кусочек. Это почти успокаивает, если не обращать внимания на то, кто его сделал.       Шэнь Юань все еще не может заставить себя пошевелиться.       Вот так Ло Бинхэ находит его. Он стоит, ссутулившись, как статуя, у двери их Шицзуня, смотрит себе под ноги и обнимает себя.       — Юань! — выкрикивает Бинхэ, и тут же его обнимают крепкие руки, да так неожиданно, что он отшатывается назад. Шэнь Юань напрягается лишь на мгновение, прежде чем раствориться в объятиях.       Его глаза снова щиплет, и он чертовски устал быть тринадцатилетним.       — Бинхэ, — бормочет он, вспоминая, как его выкапывали из снега. Ло Бинхэ обнимает его почти так же крепко, как тогда. По крайней мере, главный герой, похоже, не возражает против того, что у него есть жалкий помощник.       — Ты в порядке? — спрашивает Ло Бинхэ, его голос дрожит от беспокойства. — Я нигде не мог тебя найти. Шэнь Цинцю что-нибудь сделал?       — Шицзунь, — поправляет Шэнь Юань, решив, что он слишком устал, чтобы прилагать к этому усилия. Он тяжело опирается на Ло Бинхэ. Особенно когда друг пытается оттолкнуть его, чтобы осмотреть в истинно бинхэвской манере «я беспокоюсь». Когда это Повелитель Демонов стал таким заботливым? Черта с два он позволит ему увидеть, в каком он состоянии!!! Нет!!!       — Шицзунь, — послушно говорит Ло Бинхэ, а затем отрывает от себя Шэнь Юаня, несмотря на все усилия Шэнь Юаня. Он пытается отвернуться, спрятать лицо и разбитую губу, синяки и…       И это ему совершенно не удается: Ло Бинхэ задыхается и зажимает лицо Шэнь Юаня между своих ладоней. Как сэндвич. Ха-ха. Идиотский сэндвич.       Лицо Шэнь Юаня горит от стыда. Он не смотрит на другого мальчика. Вместо этого он одергивает рукава, подтягивает их, чтобы защитить руки от пронизывающего воздуха, и отводит глаза, насколько это возможно, пока Ло Бинхэ просто смотрит. Руки Бинхэ холодны на щеках Шэнь Юаня. Словно лед против лавы, так сильно он сгорает от унижения.       Медленно Ло Бинхэ опускает капюшон.       — Ничего страшного, — говорит Шэнь Юань после того, как Ло Бинхэ слишком долго стоит, застыв, в оглушительной тишине. Он клянется, что даже ветер решил притихнуть. — Всё в порядке! Я в порядке. — Бинхэ ничего не говорит. Шэнь Юань осмеливается взглянуть на него и бледнеет.       Лицо Ло Бинхэ побелело от шока. Его глаза широки и темны, как бездонный колодец, и Шэнь Юань чувствует, как подрагивают пальцы Бинхэ, прежде чем они медленно касаются остатков дерьмовой стрижки. Он не шевелится, даже когда хочет отвернуться. Легкие снова стали бесполезными, а сердце решило, что на сегодня он еще не пробежал достаточно гребаных марафонов. Он не просит Ло Бинхэ отойти, хотя от прикосновения его бросает в дрожь.       — Бинхэ? — спрашивает он, ненавидя свой слабый голос.       Ло Бинхэ тут же отдергивает руку.       — Прости, — говорит Ло Бинхэ, и его глаза наполняются слезами, и чёрт. Нет! Прекрати это!!! Шэнь Юань беспомощно смотрит, как щёки главного героя становятся влажными от слёз, а руки безвольно висят, словно он не знает, куда их деть. — Прости, Юань! Я должен был быть там, — плачет он, вместо этого хватаясь за свою мантию. — Я мог бы его остановить!       — Все… все в порядке, Бинхэ.       — Я должен был знать, что Шэнь Цинцю так поступит, — всхлипывает мальчик каждую чертову секунду.       — Шицзунь этого не делал.       Ло Бинхэ шмыгает носом и моргает, глядя на него.       — Что?       — Шицзунь не стриг мои волосы, — говорит Шэнь Юань, и фу, почему он защищает злодея-отморозка? Его шея все еще странно болит и немеет от того, что этот человек сделал, чтобы снять заклятие с клейма. — Это был Чжао Дэ.       — Чжао Дэ?       Шэнь Юань кивает.       Это, к удивлению, не успокаивает Ло Бинхэ.

***

      Ему удается успокоить Ло Бинхэ.       Ну, отчасти.       Ему приходится крепко держать другого мальчика за руку, чтобы тот не убежал драться с Чжао Дэ. Это успокаивает и его самого, как бы ему ни было неприятно это признавать. В конце концов, это помогает Шэнь Юаню идти в сторону общежитий и сопротивляться желанию убежать и спрятаться там, где его никто не увидит.       Капюшон снова надвинут, но он старательно не думает о том, что ему придется снять верхнюю одежду, когда придет время спать. Он не думает о шепотках и взглядах, которые последуют за этим.       Нин Инъин, взглянув на него, тут же разрыдалась.       — Шиди! — кричит она, и Шэнь Юань уклоняется от её попыток обнять его, испытывая жалкое облегчение, когда Ло Бинхэ играет роль телохранителя и загораживает его своим телом. Нин Инъин в кои-то веки, кажется, понимает, что это нет, и вместо этого стоит перед ними, громко плача. Она делает это так, как делают маленькие дети. Запрокидывает голову назад и рыдает.       Шэнь Юань делает вид, что не замечает, как все остальные ученики останавливаются и смотрят на него. Вместо этого он пытается утешительно улыбнуться (неудачно, он чувствует, насколько это слабо) и очень неловко похлопывает Нин Инъин по плечу.       — Я собираюсь ударить его, — всхлипывает Нин Иньин.       — Я убью его, — кровожадно говорит Ло Бинхэ.       — Нет, подожди, — Шэнь Юань хмурится и предупреждающе сжимает руку Бинхэ, — как… то есть, все уже знают? Правда?       Он надеялся, что это займёт больше времени.       — Эта шицзе выгнала его за то, что он был таким жестоким, — говорит Нин Инъин, протирая глаза, пока они не становятся болезненно красными и опухшими, — а-а он сказал, что его родители п-поговорят с ним, и мне всё равно! Он был так жесток с шиди! А-Юань! — всхлипывает она, и Шэнь Юань смотрит на её растрёпанные косы и красные костяшки пальцев и думает, что, возможно, она уже ударила Чжао Дэ.       — Мои волосы еще отрастут? — неловко отвечает он.       Ло Бинхэ, похоже, снова подозрительно близок к тому, чтобы расплакаться.       Нин Инъин приближается к ним.       Мин Фань проходит мимо них, потирая плечо, и, стараясь не смотреть на Нин Инъин, обходит даже Шэнь Юаня.       Похоже, вместо этого она ударила Мин Фаня.       «Хорошо», — думает он, чувствуя покалывание в пальцах и зуд в зубах.

***

      Шэнь Юань, задыхаясь, просыпается.       Сердце колотится в груди, а на горле словно завязалась петля. Он хватается за шею, за клеймо, скрытое от глаз, изо всех сил старается подавить рыдания и впивается в него ногтями — напоминание о том, что оно есть, даже если никто, черт возьми, не может его увидеть.       Вокруг него все спят. Бледный лунный свет заливает пол. Это совсем не похоже на его сон, и все же он уже ускользает от него. Ужас быстро сменяется тем, что он не может ни потрогать, ни увидеть, и это почти так же ужасно, как и то, что он все прекрасно помнит. Там было… красное. Так много красного, и острые ногти, и легкое поглаживание по волосам, прежде чем…       — Юань?       Шэнь Юань вздрагивает от этого шёпота. Он оборачивается, чувствуя странное тепло внутри, сжимает руки в кулаки и надеется, что снова не выпустит поток ци. Это было бы глупо. Чертовски глупо.       Ло Бинхэ встречает его взгляд.       Он не может отвести глаз. Он застыл, уставившись на Ло Бинхэ. Глаза главного героя сверкают в темноте, когда он садится и тихо встает с кровати. Шэнь Юань не шевелится, следя глазами за другим мальчиком. Он не знает, дышит ли он вообще, пока Бинхэ не садится рядом с ним, сталкиваясь плечами.       — Ты в порядке? — шепчет его друг, и Шэнь Юань моргает, когда Ло Бинхэ хватает его за руку. Это прикосновение успокаивает и придаёт уверенности, и он думает, что, возможно, слишком сильно сжимает руку в ответ. Он думает, что, возможно, слишком сильно впивается ногтями, но Бинхэ даже не моргает.       Шэнь Юань смотрит, борется и молчит, молчит даже тогда, когда чувствует, что задыхается.       — Можно тебя обнять? — тихо спрашивает Бинхэ.       Он должен сказать «нет»; он уже вел себя глупо, по-детски и жалко. Неважно, что он ребёнок, что он осознаёт, насколько по-другому он реагирует на вещи, потому что у него детский мозг. Ему все равно не следует цепляться за Бинхэ таким постыдным образом. Обнимать золотые бедра — это метафора, а не то, что он должен делать на самом деле. Он должен сказать «нет».       Он боится.       — Я не знаю, — бормочет Шэнь Юань.       Так они и сидят в темноте.

***

      Не проходит и дня, чтобы на пике Цинцзин не появились тёмные одеяния Юэ Цинъюаня.       Похоже, этот человек готов проигнорировать своё изгнание с Пика Учёных, если случится что-то серьёзное. Он подходит с поджатыми губами и нахмуренным лбом, на его красивом лице застыло мрачное выражение. Его шаги достаточно быстры, чтобы Шэнь Юань удивился, почему он не летит на своем мече, но вспомнил, что Юэ Цинъюань никогда не обнажает меч для таких вещей.       Шэнь Юань выглядывает из-за каменной колонны и поправляет свою шляпу. Это смехотворно пушистая вещь, вся в белом меху и коже, но она мягкая и тёплая, и он может заправить в неё остатки своих волос. Он почти может притвориться, что никто не знает, что случилось, если по-настоящему постарается. Или что эта шляпа — та, которую Нин Инъин со слезами на глазах одолжила ему, а значит, это девичья шляпа.       Не то чтобы Шэнь Юань не знал, насколько важны волосы в этот период. Очевидно. Он знает, что обрезать волосы — это огромное бесчестье, вопиющее нарушение прав не только его самого, но и всей его проклятой родословной. И это было неприятно — кому захочется так стричься? Но есть причина, по которой даже стильно короткие волосы не в моде.       Но даже если он провел в этом мире тринадцать лет (а может, и восемь, если он действительно из ниоткуда появился на свет в пять лет), его все равно не расстроила эта деталь. Он слишком похож на современного человека, возможно, даже сейчас.       Просто… так сложились обстоятельства.       Он просто хотел бы, чтобы все перестали так драматизировать ситуацию. Шэнь Юань не хочет об этом думать! Он хочет, чёрт возьми, двигаться дальше, потому что даже ожидание того, что семья Чжао Дэ отреагирует на это протестами, нервирует. А то, что весь Пик смотрит на него как на умирающего, совсем не помогает.       Единственный, кто ведет себя несколько нормально — это Шэнь Цинцю.       Это один из способов сказать, что этот человек все еще гребаный мудак.       — Сяо-Юань, — говорит Юэ Цинъюань, и Шэнь Юань вздрагивает, когда мужчина внезапно оказывается прямо перед ним. Он отшатывается назад и тут же падает в сугроб, разбрасывая вокруг холодные конфетти. Его щеки пылают, и он поспешно поднимается на ноги, уворачиваясь от попыток Юэ Цинъюаня помочь ему.       — Этот приветствует шибо! — вырвалось у него, он отвесил поклон и почти отказался от манер, чтобы просто побежать за ним.       — Сяо-Юань, — мужчина волнуется, и, постойте-ка, Шэнь Юань подумал, что это была случайная оговорка, адресованная Шэнь Цинцю. Неужели мужчина на самом деле считает его маленьким Юанем? Он думает, что хочет умереть. Это ещё более унизительно, чем стрижка! — Этот господин слышал о том, что произошло. Ты в порядке?       Юэ Цинъюань смотрит на синяки, которые на лице Шэнь Юаня стали уродливо-зелёными. Он краснеет и прикрывает самый большой из них рукой.       — Да, шибо, этот в порядке, — говорит он, и это почти правда. Неважно, что он не смог уснуть из-за… кошмаров. Фу. — Шицзунь… Шицзунь занимается этим?       Вышло не очень убедительно.       Юэ Цинъюань расслабляется. Это реакция, противоположная тому, что сделал бы лично Шэнь Юань, и он знает, что планирует Шэнь Цинцю. Этот человек выглядел почти ликующим, когда рассказывал Шэнь Юаню, как они воспользуются унижением, чтобы наказать нескольких богатых придурков.       Нин Иньин настаивает, что Шицзунь — лучший.       Шэнь Юань не сказал ей, что уверен, что Шэнь Цинцю здесь только для того, чтобы словесно убивать людей ради собственного развлечения. Шэнь Юань — это просто хорошее оправдание, общее лицо и прочая чепуха. Он не хочет слишком много об этом думать.       — Рад это слышать, — говорит Юэ Цинъюань мягким и теплым голосом. Но в нем все еще звучит беспокойство, и Шэнь Юань смотрит на него, надеясь, что тот не станет спрашивать дальше. — Этот господин хотел бы услышать твою версию истории о том, что произошло. Не желаешь ли ты сопровождать меня к твоему Шицзуню, пока рассказываешь?       Есть небольшая лазейка. Шэнь Юань знает, что если он скажет «нет», Юэ Цинъюань отпустит его. Он знает это так же точно, как-то, что снег белый, а небо голубое.       Взгляд мужчины успокаивает и вселяет понимание, а может, и немного ярости. Шэнь Юань смотрит на него и размышляет. Он похож на надёжного старшего брата. Он думает о Шэнь Цинцю и о том, как тот разозлится, если узнает, что Шэнь Юань разговаривал с Главой Секты. В его сердце закипает злость, и Шэнь Юань выпрямляется.       — Я его укусил, — выпаливает он, и Юэ Цинъюань улыбается той же беспомощной улыбкой, которой иногда улыбается Ло Бинхэ, когда Шэнь Юань шутит.       — Расскажи мне еще, — говорит он, и история выливается наружу.       В награду он получает 100 F-очков.

***

      Его одеяло больше не крадут.       Шэнь Юань по-прежнему с трудом засыпает; теперь даже больше, чем раньше, потому что, несмотря на то, что Чжао Дэ выгнали несколько дней назад и травля прекратилась, несмотря на то, что все, кажется, жалеют его и стараются не создавать ему проблем, — все еще есть призрачное ощущение руки, давящей на шею Шэнь Юаня.       Напоминание о том, как его дергали, как щипало кожу головы.       Его шея голая и холодная, и хотя клеймо скрыто и наконец-то начало заживать, это не отменяет того факта, что он знает, что оно там.       Страх, что кто-то увидит клеймо, будит его каждую ночь, и он забывает, как дышать.       Ло Бинхэ каждый раз просыпается и держит его за руку, пока Шэнь Юань не перестает чувствовать, что вот-вот взорвется. Это очень мило. Не раз они засыпают вместе, получая по утрам легкую ругань за нарушение правил.       Шэнь Юань выглядит так жалко со своей дерьмовой прической, что их никогда не наказывают за это.       Однако они оба начинают слишком сильно походить на панд. Шэнь Юань зевает и смотрит, как Ло Бинхэ тоже зевает. Он задаётся вопросом, темнее ли у него тёмные круги под глазами, чем у Бинхэ. Он задаётся вопросом, насколько он выглядит хуже, весь потрёпанный после события, в то время как Ло Бинхэ выглядит просто ужасно, невероятно уставшим.       Шэнь Юань не хочет будить его.       Но он также не может спать в общежитии.       …там ведь есть дровяной сарай, не так ли?