Ветреные нити

      Однажды Пепельный Хранитель, Схнарлокашаан , взял горсть праха с родных земель хазиров и вдохнул в него пламя. Так явился тот, кто не знал своего имени, кто не знал своего прошлого, кто не знал своей цели, но кому суждено было идти. Его путь не был короток, не был лёгок и не был предначертан. Он шёл туда, где ждала его судьба, но сама судьба оставалась для него безмолвной.       Пепельный странник шёл долго, сквозь зной и пески, сквозь ветры, пронизывающие до костей, сквозь ночи, в которых звёзды гасли одна за другой, будто забывали дорогу домой. Он не знал, дойдут ли его ноги до пожранной демонами земли, но они шли, и это было достаточно.       Наконец, его путь привёл его в безмолвные земли, где солнце последний раз восходило так давно, что никто не помнил его цвета. Эти земли были забыты не только хазирами, но и самим миром. Грязные серые дюны укрывали кости павших, древние колонны чернели в порочном пепле, а на западе, где кончались барханы, затаился ужас, имя которого не решались произносить даже самые из отважных наших братьев хазиров.       Там, в самом сердце проклятых песков, свив себе трон из обожжённого камня, жил демон.       Он был безымянным, как и странник, но хазиры нарекли его Лазал’шур — Огненная Буря. Он был порождением ненависти и порочного жара, проклятый самим собой. В его глазах пылали угли былого, в его дыхании таился горячий ветер, сжигающий даже мысли.       Когда Пепельный странник ступил в земли демона, ветер стих. Даже песок, казалось, перестал скрипеть под ногами.       — Как странно видеть кого-то из живых здесь, где больше нет солнца. — голос Лазал’шура разнёсся по барханам, заставляя древние колонны трещать.       Странник ничего не ответил.       — Ты пришёл бросить мне вызов, смертный?       — Я не имею такой чести, — спокойно сказал странник. — Как не имею ни имени, ни цели. Я лишь хочу, чтобы мои братья и сёстры жили спокойно, но они не могут. Их тревожит буря, что ты насылаешь на нас.       Лазал’шур рассмеялся, и от его смеха пески дрогнули.       — Ты просишь у пламени оставить сухую траву? Ты просишь у ветра оставить гаснущий огонь?       Странник кивнул.       — Тогда докажи, что твоя жизнь достойнее их гибели.       И Лазал’шур бросился на него.       В первый миг его пламя окутало всё его тленное царство, и, казалось, не останется ничего, кроме пепла. Но странник не сгорел. Его кожа почернела, но не треснула. Его одежда тлела, но не осыпалась. Он поднял руку, и песок поднялся вместе с ним, скручиваясь в ураган, отражающий огонь демона.       День и ночь они бились. Когда огонь смирялся, поднимался песок. Когда песок оседал, вновь вспыхивало пламя. Барханы расплавлялись, превращаясь в чёрное стекло, воздух гудел, а звёзды — те самые, что забыли дорогу — снова начали смотреть на мир, привлечённые сиянием битвы.       На третий день Пепельный странник, обожжённый и ослабленный, сделал шаг назад. Лазал’шур застыл.       Тогда странник достал из-за пояса горсть пепла — того самого, что Снарлок дал ему при рождении.       — Ты пламя, что сжигает, — сказал он. — Я пепел, что остаётся.       И он раскрыл ладонь.       Пепел взмыл в воздух, и Лазал’шур понял, что обречён.       Огонь не может сжечь пепел.       Он бросился в атаку, но его пламя больше не могло причинить вред страннику. Оно лишь кружилось вокруг него, словно не смея коснуться.       — Я не боюсь тебя больше, — сказал странник, глядя на демона.       И Лазал’шур исчез.       С тех пор буря больше не трогала земли хазиров.       А Пепельный странник пошёл дальше.       Куда — никто не знает.       И падал пепел. И звёзды горели.