Ветреные нити

[ ЧАСТЬ I - "Чёрт-аж-два". 1-ый год. ]

      Первые месяцы в Академии пронеслись для меня вихрем — оглушительно, ярко, словно я очутился в центре бури. Всё здесь было новым, удивительным, ошеломляющим. Стоило мне ступить за порог этого древнего, окутанного легендами места, как я почувствовал, что вхожу в совершенно иной мир. Это была другая реальность, не похожая ни на что, что я знал прежде.       Я жил в непрерывном возбуждении, ощущая себя словно на пиру, где все угощения были диковинными, редкими, и я мог вкусить их лишь раз в жизни. Каждый день мне открывались вещи, о которых я мог только мечтать: огромные залы, уставленные книжными стеллажами до самого потолка, кабинет алхимии, пропахший крепкими травами и дымом, астрономическая башня, чьи телескопы смотрели далеко за пределы обыденного мира. Казалось, что Академия сама по себе была живым существом, затаившим в себе загадки и тайны, скрывающим древнюю мудрость под каменными сводами.       С огромным волнением я знакомился с преподавателями, каждый из которых был для меня, юного, жаждущего знаний искателя, не просто наставником — скорее, воплощённой легендой. Профессор Фэйдромар, старый драконид с глазами, сияющими в полутьме, как раскалённые угли, не просто разгуливал по аудитории — он носился, размахивая длинным хвостом, распаляясь всякий раз, когда его лекция касалась временных аномалий и древней магии света. Его лекции были полны огня, энергии, почти сумасшедшего восторга, и каждый урок с ним был похож на магическое представление, где он, как искусный жонглёр, крутил в воздухе клубки волшебства, от которых то и дело захватывало дух. Каждый раз, когда он взмахивал когтистой лапой, воображаемые временные линии вспыхивали в воздухе, превращаясь в клубки света и тьмы. "Магия времени — это не просто наука," — его голос гремел, будто дракон завывал в горном ущелье. — "Это поэзия незримого, но вечного движения!"       А потом была госпожа Келлианн, эльфийка с серебряными волосами, преподавательница мистицизма и до сих пор непонятной мне дисциплины - эмпатии. Её голос звучал так, словно его донесло ветром из другого мира, а каждая пауза в словах казалась наполненной невысказанным знанием. Она не смотрела в глаза ученикам, будто избегала встречаться с тем, что она могла бы увидеть в них. Но однажды её топазовые глаза остановились на мне, и я почувствовал, как лёгкий холод пробежал по моей коже. "Каждая душа — это тайна," — сказала тогда она, — "Но есть тайны, от которых лучше держаться подальше". В её присутствии все вокруг стихали, внимали её словам с каким-то благоговением, и я тоже не мог не поддаться её спокойной силе. Она говорила о магии как о древнем океане, который скрывает в себе тайны жизни и смерти, и каждый её урок заставлял меня чувствовать, будто я прикасаюсь к чему-то невыразимо большому, таинственному и холодному.       Я восхищался этими людьми, этим местом, этим ритмом жизни, где каждый день приносил что-то новое и неизведанное. Но вместе с восторгом и радостью что-то тревожное и горькое поселилось во мне. Каждое моё открытие, каждый новый шаг вперёд очень скоро начали казаться мне горьковатыми на вкус, как будто к каждой победе примешивалась едкая капля сожаления, растекающаяся по моим мыслям, когда я оставался один.       Каждый вечер, перед тем как уснуть, я чувствовал, как во мне снова и снова загорается глухая боль — тень воспоминаний о том, кого я оставил за пределами этих стен. Отец. Дерет. Его образ будто размывался, когда я пытался его вспомнить, и всё же его силуэт маячил в глубине моего сознания, нависая надо мной, словно незримый надсмотрщик, тихий и холодный, как и всегда.       Я пытался отгонять эту мысль, пытался убедить себя, что Академия — это всё, что мне нужно, что теперь я обрёл новый дом, но часть меня не могла не возвращаться к нему, к нашему дому, к тому, что осталось далеко позади. И главное, к его словам. К странным, порой пугающим речам, в которых он говорил о судьбе, об избранных путях, о тайне, которую я, по его словам, носил в себе. Он всегда держал меня на расстоянии, как будто я был для него не сыном, а скорее книгой, в которой он искал ответы. И это чувство отчуждения, которое я в детстве не мог понять, теперь всё отчётливее врастало в меня. Я не мог отделаться от ощущения, что всё, что я делаю здесь, каждое своё усилие, каждый изученный свиток, каждый урок — это нечто, что он предначертал для меня. Словно его тень тянулась сюда, в Академию, контролируя мои шаги, и я был не более чем исполнителем его воли.       Эта мысль жгла меня, как яд, и вместе с тем я не мог её отпустить. Почему он так настаивал, чтобы я был здесь? Что он знал обо мне, чего я сам не знал? И почему он не мог объяснить, сказать мне прямо? Меня раздирало это мучительное противоречие: я чувствовал благодарность за то, что он, возможно, дал мне путь, возможность, силу... и в то же время ненависть за то, что он обращался со мной, как с какой-то абстрактной надеждой, как с ключом, которым можно отпереть загадочные двери. Его загадки и полуслова поселили во мне страх перед моим собственным предназначением.       Сколько бы я ни углублялся в магию, чем больше я узнавал, тем яснее мне становилось, что с каждым днём я подхожу к какой-то грани, к какой-то черте, за которой откроется правда, — и я не был уверен, хочу ли я её знать.       Я снова поднял в мыслях этот образ отстранённого полуэльфа, вобравшего все качества народного героя – о да, он был рождён им стать, и дело даже не в тех бестолковых пророчествах, которыми он был одержим. Само его существование не имело ни большего, ни меньшего смысла – спасать нуждавшихся, карать провинившихся. Порой я действительно задумывался о том, материален ли этот полуэльф, есть ли в нём хоть что-то от живого разумного существа?       Но куда больше меня всё равно беспокоил его статус, в тени которого мне приходилось иметь дело с самой настоящей травлей. В первый же день, когда я вошёл в столовую, разговоры вокруг мгновенно стихли. Я слышал, как один из студентов, не скрываясь, прошептал: "Гартунгский бастардыш, ты погляди на него, думает, что может ходить тут с важным видом". Смех пробежал по комнате, будто холодный ветер. Я сел в дальнем углу, пытаясь не смотреть в их стороны, но это не помогло. Кто-то специально уронил поднос рядом со мной, кто-то толкнул плечом в коридоре. Я знал, что это случится — ведь я, как и мой отец, не мог просто существовать в чьей-то тени. Моя тень тоже вызывала раздражение.       Травля и пренебрежение моими правами студента, однако, не помешали мне относительно быстро завоевать доверие лучших преподавателей и заполучить почётный статус «студента века», что, разумеется, тоже отразилось на отношении окружавших меня сверстников. Конкуренция была жестокая и беспощадная.       В детстве я мало общался, поэтому мне было трудно заводить знакомства и обретать союзников, не говоря уже о друзьях, которые мне бы очень пригодились в это время. Таковым, однако, совершенно случайным образом стал абсолютно бестолковый и своенравный хазир по имени Галеон. Ему тоже приходилось очень несладко с аналогичной борьбой с демонофобией и травлей. Однако у него была сила, был прочный стержень борьбы за свою правду, он мог постоять за себя самым агрессивным образом – и делал это без всякой опаски, чем не мог похвастаться я.       Я часто замечал Галеона ещё до того, как мы познакомились. Впервые то случилось на третий месяц моего обучения. Он стоял в центре толпы студентов, сверкая своими огненными глазами, и смотрел на окружающих так, будто готов был пронзить каждого взглядом. "Что, страшно?' — его голос, глубокий и насмешливый, эхом разнёсся по залу.       "Я ношу имя корабля, бороздящего пески, Галеон - так называли меня хашиты, пока я прозябал свои дни в их плену!". Мне доводилось слышать это имя, хотя гораздо чаще мне приходилось наблюдать его в списках нарушителей дисциплины. Такой список еженедельно обновляли старосты, и висел он в главном зале у всех на виду. Галеон часто устраивал драки и перепалки, отстаивая своё мнение и честь. Хазирская горячая кровь давала о себе знать. И хотя он всегда выходил победителем, уважения старших это ему не прибавляло. В учёбе он был слаб, и даже я иной раз задавался вопросом о том, что он вообще здесь делает. Но он никогда не боялся ничего и никого. В этом мы были полными противоположностями.       Но однажды, когда он увидел, как один из студентов кинул мне под ноги заклинание, заставив меня споткнуться, он вдруг подошёл ко мне, поднял меня резким движением за руку и бросил на обидчика разряженный пламенем взгляд: "Тронешь его ещё раз — я тебе все зубы пересчитаю, тремя руками" - он взмахнул рукой, угрожающим жестом формируя волшебный кулак у самого носа студента. Так было положено начало нашей странной дружбы.       Тем же днём я заметил его в библиотеке, погружённого в чтение. Груда древних фолиантов возвышалась вокруг него, как стены крепости. Он даже не заметил меня, погружённый в страницы, словно искал ответ на вопрос, который давно его терзал. Свет вечноламп вырезал тени на его изнурённом лице, будто его мысли прожигали его изнутри. Я вдруг понял, что он так же одинок, как и я. Его крепость из фолиантов — это его способ спрятаться, как мои длинные прогулки по пустым коридорам. Но, в отличие от меня, он не боится показывать свою уязвимость. Может, именно это меня в нём и зацепило.       Я не знал, что он искал, но почувствовал, что это связано с чем-то тёмным и опасным. Но похоже, что он не мог найти то, что его интересовало. Уже тогда я предвкушал какое-то воображаемое дельце, которое нас однозначно свяжет крепкими узами дружбы. Сентиментально, но, как оказалось, я был тогда даже по-страшному близок к правде.       – Что-то сложное задали? - спросил я тихонько, не смея больше терпеть своё любопытство.       – А? - он поднял голову с толстенной книги, раскрытой где-то на последних страницах, и злобно зыркнул в мою сторону, - Не твоё дело, - угрюмо ответил он.       – Как скажешь... - я сидел в пол-оборота, и разглядывал груду собранных им книг, которая занимала добрую четверть стола, за которым и расположился недружелюбный в тот момент хазир.       Большая часть из них представляли из себя эпос сомнительной исторической ценности - преимущественно восточный. Легенды, сказки, пророчества и летописи увядшей когда-то под гнетом солнца пустынной империи - таков был предмет его интереса.       Некоторое время тишина разбавлялась шелестом страниц и шаркающими где-то в глубине стеллажей студентами, пока время работы библиотеки не достигло момента, когда делать здесь было уже явно нечего - скоро отбой, а затем и обход. Сомнительное сочинение, над которым я работал последние три часа, было закончено, и мне оставалось лишь поставить толком неиспользованные книги по истории магии на заросшее паутиной место.       Хазир всё это время продолжал с упорством изучать какую-то тему, разочарованно вздыхая каждый раз, когда он захлопывал очередную бесполезно пролистанную книгу, чтобы затем взяться за другую. Когда я задвинул стул, и было собрался унести книги, он неожиданно шикнул меня:       – Пс, слушай, ты ведь большая голова, да? - злобу его как рукой сняло.       – Что ты имеешь в виду?       – Ой, не прикидывайся дурёхой, Зазнайвор. О тебе только и говорят, но мне плевать на слухи. Мне нужна твоя помощь. И поверь, я этого не забуду, если ты согласишься, - он говорил медленно, вышептывая каждое слово, и при этом глядя мне прямо в глаза - в какой-то момент мне даже пришлось опустить голову - и даже тогда он не перестал высматривать дыру в моём лбу своим адским взглядом. Слова его, однако, заинтересовали меня в тот краткий миг горячего любопытства. Когда он закончил, я ещё помолчал некоторое время, ожидая, что он продолжит, но он лишь молча таращился на меня в тихой, пропитанной запахом старых страниц полутьме. Для меня было совершенно очевидно, что помощь ему нужна не с уроками.       – Я бы хотел сперва узнать твоё имя...       Я не успел договорить — он поднёс палец к моим губам, призывая к молчанию. Его бровь нервно дёрнулась, когда он оглянулся вокруг, словно в поисках скрытых наблюдателей. Кожа его лица, покрытая едва заметными чешуйками, казалась тусклой в свете свечей, но глаза пылали, полные напряжения. Только слабый свист ветра за витражными окнами напоминал о том, что время идёт, а жизнь не застыла в ожидании того, когда он ответит на мой вопрос.       – Галеон, - прошептал он, убирая палец от моих пересохших губ, - Галеон Фахури, и я настаиваю на том, чтобы ты запомнил это имя раз и навсегда, - закончил он, гордо сомкнув на груди руки в недоверчивой позе.       – Полагаю, мне представляться не нужно, - ответил я, ставя свою стопку книг на его стол, - Так что же ты ищешь средь всех этих книг? Могу лишь предположить, что какая-то легендарная байка не даёт тебе покоя? Как та история о великом городе, где всё было из золота...       – Слишком быстро судишь, умник. Тебе это может однажды боком выйти, - ответил он беззлобно, жестом приглашая присесть напротив, - Тебе известно что-нибудь об элементалях? В смысле... что-нибудь, о чём вряд ли толкуют на уроках.       Мысль явилась нежданно, звонко пронзая мои воспоминания, да так, что у меня сбилось дыхание.       - Э-элементали?.. - едва выдавил я на выдохе.       Слово "элементали" вызывало во мне что-то смутное, болезненное, что-то, что я давно пытался забыть... или вспомнить? Я быстро перепроверил свою сознательную библиотеку, надеясь уцепиться хоть за что-нибудь. Тщетно! Я ищу не там! Сердце вдруг сжалось, ноги одеревенели, в ушах раздался невыносимый стук сердца, качающего кровь.       Глаза дёрнулись куда-то в сторону темнеющих стеллажей. Дальние углы сгущали вечернюю тьму, создавая неведомые мне образы, будто бы и в каком-то моменте знакомые, но всё ещё скрытые где-то в... точно! Подсознание! Я должен проверить там!       Думай, Айвор, думай...       – Ты чего?.. - донесся будто издалека голос хазира, но я не ответил, будучи погруженным в раздумья.       – Просто задумался, - ответил я через пару мгновений, проглатывая ком в горле, - Мне кажется, что однажды я что-то слышал, не припомню только от кого, да и что именно я слышал, может и вспомню позже. Извини, - слова слетали с моих губ сами собой, пока я всё ещё петлял в чертогах своего разума в поисках нужных мне ответов.       – Досадно... - вздохнув, ответил он, закрывая книгу, - Может, тогда ты помог бы мне найти хоть что-то? Здесь, в этих, песочными гоблинами забытых, книгах мало чего сыщешь, да ты и сам знаешь. Мне отец и то больше рассказывал сказками, чем эти бесполезные хроники...       Слово "элементали" продолжало распалять сознание, словно вспышками света в тёмной комнате. В памяти мелькнул образ отца, стоящего у окна в нашем поместье, его голос звучал негромко, но чётко: "Существа, хранящие истинную энергию… те, кто сотворил жизнь из хаоса". Я тогда не понимал, о чём он говорил, но теперь эти слова ожили, пробуждая во мне тревогу, которую я не мог объяснить.       – Мой отец, Дерет, он иногда говорил них, но меня не посвящал в это. Он в принципе мало во что меня посвящал... - последнее было явно лишним. Благо, хазира интересовали лишь элементали.       - Слыхал я про него. На Родине моей его считают героем, да и по факту именно благодаря ему я нахожусь здесь сейчас. Разумеется, что он что-то знает о них, - с серьёзным лицом отвечал он, пока я приходил в себя. – Но ракшас меня побери, не уж то ты тот самый Деретианский отпрыск? Ты из Аурхейров?       - Зачем тебе это? В смысле, почему ты интересуешься ими? - спросил я, игнорируя вопрос. - Так или иначе... нам ведь поведают о них больше уже во втором полугодии. - Долгая история, пока что тебе незачем это знать, - он сразу опешил меня, но затем неожиданно обрадовал моё любопытство. – Но мне всё равно не помешает твоя помощь, а тебе - кто-нибудь, кто отвадит от тебя всех этих завистливых мух. В полночь, рябистая аллея, я буду ждать тебя, Айвор... Аурхейр.

***

      Я всматривался в мутное зеркало, закидывая челку назад и открывая бледный лоб с тонкими, темными венами. Ухоженные, но сухие волосы спадали на плечи, а атласная лента, которой я обычно их собирал, лежала забытая рядом. Из голубоватой глубины стекла на меня смотрел чужой, усталый юноша. Его глаза, цвета темной бирюзы, казались наполнены не только слезами, но и чем-то более тяжёлым — усталостью, которую нельзя было смыть одним взмахом рукава.       Сложив ровной стопкой форму на стуле, я стоял в одной белоснежной блузе. Из больших обвисших рукавов выглядывали тонкие белые руки, касающиеся зеркала подушечками пальцев. Свет свечи назойливо плясал поодаль, откуда-то тянуло сквозняком.       Тишина надвигающейся ночи разбавлялась мирным сопением спящих студентов. Задув свечу, я укутался в одеяло. Но сон не спешил настигать меня – покоя не давали мысли о ночной авантюре и помыслах Галеона.       Что этот хазир о себе возомнил? Тайные встречи, нарушение дисциплины... А если нас поймают? Стоит ли оно того? Рисковать ради самоуверенного недоучки и его жалкой тайны? Да что там может быть такого, что стоит наказания? Нет, что-то тут явно не так. Пот стекал по виску, щекоча кожу, а сердце не унималось, словно билось не в груди, а прямо в горле.       Я откинул одеяло, повернувшись на спину. Узорчатый потолок молча терпел мой обеспокоенный взгляд, мечущийся по его тёмным высоким углам, узорчатые линии в них переплетались, как трещины в стекле, и это беспокойное переплетение будто отражало мои сомнения. Я лежал, уставившись в темноту, пока в голове не прозвучал тихий, но настойчивый голос: "Ты должен узнать, что он скрывает." И я знал, что уже не отверчусь.       Я снова перевернулся, теперь уже на бок, пытаясь сосредоточиться на ритмичном дыхании соседей, но это только усиливало напряжение. Тишина стала слишком тяжелой, заполняя комнату, пока чей-то голос не вывел меня из раздумий.       – Долго ворочаться будешь? - раздраженный шепот исходил от соседней кровати.       Полусонный студент, с тусклыми зелеными глазами глядел на меня, не то сердито, не то озадаченно. Звали его Ормандо. Он был родом с далёких земель Глаза Оодвуда, человек из знатной семьи, немногий из моих надежных приятелей.       – Извини. Не спится. - ответил я, в очередной раз сглотнув от жажды.       – Сходи на балкон, проветрись, может, сон нагуляешь, - сочувственно прозевал он, обратно прячась под одеяло.

***

      Ночной воздух колол кожу, а нирновский свет резал тьму серебристым лезвием. Вдали виднелись очертания леса — тёмного, молчаливого, но от этого еще более живого, и его мирное ветреное дыхание слегка успокаивало меня. Мы сидели на плоском камне, за Академией, чуть в стороне от рябистой аллеи, о которой преподаватели вечно забывали, когда обходили территорию. Здесь мы могли говорить, не опасаясь, что нас услышат.       Галеон снял с головы капюшон и потрепал свои масляно-чёрные кудри, разминая шею, как будто готовился взвалить на плечи мешок с углём, а не разговор.       — Слушай, Зазнайвор… — начал он, не глядя на меня, но сразу оборвался, нервно скребя землю подошвой. — Я не хочу, чтобы ты подумал, что ты мне там чем-то обязан… и я не просто так позвал тебя сюда.       Я чуть прищурился, пытаясь разглядеть его лицо. Лунный свет подчеркивал его профиль — острый, решительный, но в этот миг он выглядел словно моложе и уязвимее. Галеон был из тех, кто держит себя с уверенной легкостью, будто бы и впрямь знает всё на свете, но что-то в его голосе сейчас выдавало напряжение.       — Что ж, я слушаю, — ответил я, чувствуя, как в груди просыпается любопытство.       — Я… Я здесь, в Академии, потому что хочу понять… — он помедлил, подбирая слова, — что такое элементали на самом деле.       На первый взгляд, звучало почти тривиально. Но я снова почувствовал этот глухой отклик, боль, затаившуюся во мне на грани осознания. Будто я знал, о чём он говорит, но не мог вспомнить. Словно сама природа элементалей была чем-то, что… касалось и меня.       И снова. Элементали.       Я стиснул зубы, но заставил себя казаться спокойным.       — Элементали, значит, — пробормотал я, пытаясь придать своему голосу привычную насмешку. — Зачем тебе эти… сущности?       — Айвор, ты думаешь, что знаешь, что такое элементали, — его голос стал низким и напряженным, а взгляд обжег меня, как жар пустыни. — Но то, чему нас учат в академии, — это лишь поверхность. Семь стихий, их природа, их сила... — он замолчал, глядя куда-то вдаль, словно видел то, о чём говорил. — Это всё ерунда. Истинные элементали — это не просто "сущности". Это что-то большее. Что-то, что не укладывается в учебники.       — Что-то большее? Что ты имеешь в виду?       Галеон склонил голову, задумчиво глядя в сторону.       — В диких пустынях, где я родился, есть легенды, — сказал он, и его голос приобрел странную, далёкую нотку. — О существах, которые могут управлять стихиями не потому, что они просто родились с этой силой, а потому что они сами — воплощение этой силы. И эти существа… могут давать силу другим, или забирать её. В древние времена говорили, что они даже могут забирать части души.       Я слушал его, и холодный озноб полз по спине. Я пытался понять, что именно меня так тревожит, но не мог найти ответа. Легенды о духах и магии не были для меня чем-то новым — в Академии мы каждый день сталкивались с непостижимым. Но то, как говорил Галеон, с каким глухим жаром…       — Ты… видел их? — спросил я, внезапно осознавая, как глупо звучит мой вопрос.       Галеон усмехнулся, но его улыбка была горькой.       — Нет, не видел, — его голос стал тише, почти шепотом. — Но однажды какие-то люди пришли за моей сестрой. Ей было всего семь. Они говорили, что она "особенная", что в ее крови была элементальная сила, которую они так долго искали. Я помню, как она плакала, пока они увозили её в тёмной повозке. А я просто стоял там, слишком слабый, слишком глупый, чтобы сделать хоть что-то.       Он замолчал, и я тоже. В ночной тишине его слова повисли в воздухе, словно придавленные тяжестью воспоминания. Я видел, как его глаза, обычно веселые и бесшабашные, в этот миг потемнели, стали холодными, как угли, затушенные песком.       — Это было давно, — продолжил он, не глядя на меня, его голос теперь звучал глухо. — Я не знаю, были ли это фанатики или действительно люди, обладающие какой-то из их сил. Но с того дня я пообещал себе, что когда-нибудь… когда-нибудь я вернусь. Найду их. Я стану достаточно сильным, чтобы вернуть то, что они у меня отняли. Но для этого я должен понять, что за силой, нет, скорее проклятьем обладала моя сестра.       Я кивнул, чувствуя, как мои собственные руки сжимаются в кулаки. Я никогда не терял семью, не знал, что значит утрата, но я понимал его стремление к силе, жажду постичь истину, не оставляющую покоя. Потому что где-то в глубине души, я тоже искал ответы — даже если пока не знал на какие конкретно вопросы.       Но что-то в его словах…       — Элементали… — повторил я, отводя взгляд к звёздам, как будто они могли ответить мне. — Галеон, это странно, но… когда ты говоришь о них, я тоже что-то чувствую. Что-то необъяснимое. Как будто я тоже когда-то… имел с этим дело. Галеон посмотрел на меня, его глаза блеснули в нирновом свете.       — Ты думаешь, это просто совпадение, что мы оба здесь? — сказал он с лёгкой усмешкой, но в его голосе звучала странная убежденность. — Думаешь, так просто две души вдруг решают поговорить о силах, о которых говорят только в легендах?       Я хмыкнул, отвернувшись. Я не знал, как ответить. Мысль о том, что я мог быть связан с элементалями, как и он, казалась нелепой. Но это объясняло бы… объясняло бы многое. Сны, видения, странные ощущения, что время от времени охватывали меня.       — Ты, наверное, прав, — выдавил я, стараясь скрыть легкую дрожь в голосе. — Я не знаю, что это значит, — медленно произнес я, чувствуя, как слова даются мне с трудом — Но, если эта тайна действительно касается нас обоих, если она забрала твою сестру... я помогу тебе. Мы вместе найдем ответы.       Он улыбнулся, почти с облегчением, и протянул мне руку.       — Считай, что у тебя появился союзник, Айв. И не просто союзник, а самый дерзкий и неугомонный хазир в академии.       Я почти рассмеялся, не смотря на тяжесть, оставшуюся в душе. Мы пожали друг другу руки, и я почувствовал, как его крепкая хватка отдаётся теплом, развеивая тьму сомнений, которая уже начала заволакивать мои мысли.       С того вечера моя жизнь в Академии начала стремительно меняться. Я ещё не знал, что Галеон станет ключом к тайнам, которые перевернут всё, что я знал о себе, о мире и о том, почему я оказался здесь. Стены и обыватели Академии запомнят нас по общей кличке...       Чёрт-аж-два