Начать всё заново

— И ты мой, Люсьен.

— И я повинуюсь?

─── ◦⋅⚜⋅◦ ───

Мужчина стоял около моста, смотря на стремительно отдаляющуюся фигуру. В глазах всё ещё стоял женский образ, что так не хотела уходить, воздух вокруг до сих пор помнил громкое гонение в её адрес, а руки продолжали сжиматься в кулаки, словно где-то подсознательно надеясь сжать ткань женской одежды. Привычная маска спокойствия и хладнокровия еле заметно крошится. И он. Он это чувствует… Ему это не нравится. Да только…

— «Нам пора, Люсьен».

Да жаль только, ему на это было всё равно. Давно. Слуга больше не поддавался ни внушению, ни приказам, он хотел действовать по-своему, следовать своему плану и пути. Он знал это, но не препятствовал. Он знал, к чему это приведёт. Но неповиновение… Удивляло. Его удивляло человеческое влияние на человека — это было… Новинкой для него. …Когда выбираешься из-под влияния, то его голоса будто бы не слышишь. И не хочешь. Больше. Никогда.

— «Люсьен?»

Но вот он ловит ещё одно существенное изменение в настроении не отзывающегося человека — слабость. Терпение и контроль над своими же эмоциями заканчивается, привычный взгляд из-под чуть прикрытых век становится более живым, когда мужчина поджимает губы и понимает — он чувствует. Чувствует сожаление, чувствует нежелание делать то, что делать он уже начал, — и это дело нужно было закончить. Не хотелось. Банально потому, что хотелось другого — будто бы спокойствия, просто тишины в компании с человеком, который даже если будет говорить, то тишину он не нарушит. Это… Было невероятным открытием, которое он сделал при недолгом наблюдении и нахождении с человеком рядом. Но нужно было делать. Ради кого-то. В моменты, когда тебя одолевают подобные мысли, невольно задумываешься о неверном суждении, что нет смысла в будущем, если в настоящем тебе худо. Это временная слабость? Порой же нужно чем-то жертвовать, чтобы построить лучшее будущее. Для себя, для тебе ближних. Кому ты пообещал, пусть и не говоря им об этом. Ужасно. …Но успокоение. Побуждение. Мотивация стараться ради времени грядущего, ибо знаешь, что будет дальше. Это упрощает жизнь — банальная истина, хотя банальна ли она? Всё легче, когда знаешь, чему послужат твои решения и действия, — такое даже от удачи существенно отлично. Мотивирует осознание, сама картина того, как будет выглядеть будущее — хорошее, — если ты постараешься в ущерб себе в настоящем. Когда принимаешь подобные сделки, то ещё не до конца ведаешь, насколько тяжело тебе будет. Оттого и соглашаешься — человек далеко не всегда соглашается на мучения, особенно на те, вес которых ему хорошо известен. И это банальность, пусть и не для каждого известная. Вот он отводит взгляд и вдруг задаётся вопросом: «Что со мной?», но тут же вопрос забывается, когда мужчина вздыхает и закрывает глаза, понимая, что он не хотел смотреть, как отдаляющаяся фигура скрывается в лесу на противоположном конце берега. Боль. Она скребёт где-то внутри, в груди. И это что-то новое, доселе неведомое ощущение. Когда знаешь, что ему уготовано, то вдруг задаешься ещё одним вопросом: «Что в таком случае лучше — жизнь или смерть?» Увы, на этот вопрос всегда было два ответа из двух возможных. Человек всегда хочет умереть, когда ему невыносимо тяжело, и человек всегда будет желать жить, когда страшное пройдено и в дальнейшем виднеется просвет. Ответ зависел от времени. Но вот боль утихает — меркнет на фоне растущего внутри чувства уверенности в себе, своих выборах и дальнейшем будущем. Будущем. Оно будет. Лучше настоящего. …Ибо никому не под силу остановить его и его слугу, пусть и слуга плавно превращается в уже известного для него изменника.

— «Люсьен?»

Несмотря на вернувшийся контроль над собой же, он не отвечает на зов, разворачиваясь и направляясь к лошади.

— «В Чейдинхол. Нужно оставить подсказки для них».

Кинув последний взгляд на давно опустевший мост, Люсьен коротко глянул на столицу и дал приказ о движении, параллельно вспоминая начало всей истории.

─── ∘◦✧◦∘ ───

Человек шёл по тёмным улицам города, скоростью передвижения больше напоминая обычного гуляющего — если бы его видели. Где-то в глубине района раздался громкий смех и возня — впрочем, обыденно: ночью в Имперском Городе тоже всегда шумно. Мысленно человек был где-то глубоко в себе, лишь изредка бросая взгляд в темноту дворов. Что он тут забыл? Причина была весьма странной, непонятной даже ему, хотя этим он часто занимался, не сказать, что не любил, порой собирание информации о какой-нибудь личности забавляло и разбавляло рутинные недели. Да и случай весьма интересный — кто же знал, что новоявленная убийца в семье столько дел натворила? Как бы то ни было, почти каждый ассасин до жизни в Братстве славился своей неспокойной жизнью — этакая «тревожность» могла появляться в виду довольно разных причин. Любому состоящему в касте хорошо была известна та истина, что убивать человек начинал явно не от хорошей жизни, хотя… Сам Люсьен мог с этим поспорить, а за всех говорить не стоило точно. Если на пороге Братства появлялась личность, до этого живущая вполне мирно, это могло значить лишь одно: с убийствами связан если и не он, то его род. Кстати об рода́х, Клара не была хороша в бою, опытной убийцей и подавно, но какими-то своими уловками смогла истребить целую династию, хотя Люсьен быстро понял, какими хитростями — лесть и хорошо подвешенный язык порой спасали получше всякого яда; стоило ли говорить о противоположности полов — это одно из таких дел, где порой главным ухищрением было как раз это — женщине «уболтать» мужчину гораздо проще, точно так же, как и наоборот. …Тут ещё стоило не забывать, почему Люсьен вообще решил что-то узнать — собственный интерес вынудил, впрочем, смысл утаивать — Винсент знал, как и на что давить, так что вышло и в этот раз — в который раз приходилось убеждаться, что кем бы ты ни был и каким человеком ни являлся, тягаться с вампиром было заведомо плохой идеей. Может, поэтому их в ордене и не жаловали. Боялись. И причин для этого было слишком много. Люсьен остановился у стены дома, вдруг посмотрев на небо, на Массер, что отбрасывал свет на дорогу. Свет. Порой он нравился ему больше, чем тьма. Возникали вопросы, почему и чем, на что всегда был один ответ — в непроглядной тьме всегда должен быть хотя бы один источник света, а иначе шанса выбраться из мрака у тебя не остаётся. Кто-то ведь в нём всегда. Всегда под взором одного. Что свет покажет на этот раз? Впереди левее через забор перелез человек, ловко ступая на ноги и отряхиваясь, пару раз оглянувшись назад. Мужчина искоса посмотрел на человека, не придав значения ни ему, ни его тихому говору себе под нос, поэтому вновь посмотрел на луну. — Что бы ты провалился, ассасин… Люсьен на секунду замер, вновь глянув на человека. Неуклюже можно было бы подумать, что подобного рода высказывание полетело в твой адрес, да только человек едва ли был в курсе того, что на него смотрели. Вопрос оставался.

— «Не дай твоим ложным опасениям подвести тебя сейчас. Поверь…»

Голос на секунду отрезвил ничего не понимающий разум, отчего мужчина на секунду задумался и тут же посмотрел на удаляющегося прочь человека уже более осознанно, у себя в голове выстраивая план. Было ясно одно — отпускать нельзя. Надев кольцо и преодолев широкую дорогу, Люсьен скрылся в очередном дворе, заглядывая в окно какого-то дома. Отойдя на пару шагов назад, он прочитал короткое заклинание и, удерживая обнаружение жизни, оглядел высотные дома, ища пустой. Определив нужный, он дошёл до двери, вскрыл и зашёл внутрь, теперь ожидая нужного человека.

— «А ты уверен, что он пойдёт этой дорогой?»

Люсьен уже взломал дверь подвала, оставив её приоткрытой, и подошёл к окну, выглядывая за полупрозрачную занавеску на дорогу.

— «Да, пока я выбирал дом, я слышал, что он обошёл его. Бродит он по жилому району, трактиров поблизости нет, значит, завернёт сюда».

— «Умно».

Так и вышло. Когда мужчина проходил мимо входа, горланя какую-то песню под нос, Люсьен распахнул дверь и втащил его в дом. — Что за?! — Заткнись. Наложив на него заклинание безмолвия, Люсьен схватил его за шкирку рубахи и потащил в подвал. Оказавшись внутри, он спустил его с лестницы, заперев дверь. — О боги! — Мужчина прокашлялся от отпускающего его эффекта заклинания, обращая внимания на фигуру, медленно спускающуюся с лестницы к нему. — Да ты что, мужик, совсем не в себе? Какого беса ты творишь?! — Объяснись, с какими людьми ты имеешь дело, — полетело в него требование. Вопреки происходящему, жертва быстро сообразила, кто перед ней был и чего делать явно не стоило, поэтому он решил продолжать говорить спокойно. — Я много с кем дело в столице имею, — нервно усмехнулся он, продолжая отползать. — Так всех и не упомнить… Люсьен уловил, как мужчина смотрел на него, понимая, в чём, вероятно, было дело. — Что, одежда знакома? — Хах, не понимаю, о чём ты… Люсьен вынул меч, вновь двинувшись на него. — Эй, эй, стой! — выставил он руку, призывая его остановиться. — Слушай, я человек такой, своих связей не раскрываю. Ты пойми, я ведь… — Слишком много слов. Убрав меч и выхватив кинжал, Люсьен вынудил его сесть перед собой, и подставил лезвие к шее, а по комнате прокатился изменившийся в напоре голос.

— Если ты не говоришь, я заставлю тебя это сделать!

Когда убийца наклонился, то жертва увидела лишь бездонные чёрные глаза, которые словно гипнотизировали; внутри всё сжалось, прекращая подчиняться разуму, и единственное, что здравый рассудок слышал, был собственный стук сердца, давящий на слух.

— Я жду.

— Ко мне приходил человек, похожий на тебя. От меня он потребовал, чтобы я связал его с нужными людьми.

— Зачем?

— Я не знаю, он не говорил. Он лишь упомянул, что готовится к чему-то.

— Как он выглядит?

— Я не видел его лица, не знаю расы, мне ничего о нём неизвестно. Злость на всё и вся настолько вышла за границы, что Люсьен убрал клинок и схватил жертву за ворот одежды, вглядываясь в глаза напротив чётче, внимательнее, глубже. Слуге было подвластно достать то, что ему не давали, то, чего предоставить не могли, показать и явить себе, чего нельзя было объяснить на словах. …Ибо Отец передавал и даровал своему слуге преимущества — награждал потенциалом в обмен на служение себе. И Люсьен увидел. Узрел человека, прочитал его намерения и цели, понял, кто и против кого нацелился в своей жизни и стремлениях. Осознание вылилось в ещё большую ярость, когда Люсьен с протяжным вдохом выровнялся, пытаясь совладать с рвущимся наружу гневом и слушая, как дверь главного входа в дом скрипнула; следом голоса. — Отлично. — Чей-то звонкий смех наверху стал словно спусковым механизмом — влияние с человека спало, но тот не успел ничего сказать, как Люсьен со злости перерезал ему горло, откидывая его и тут же поворачиваясь на выход из подвала.

— «Ты понимаешь, что происходит?»

Не отзываясь на голос, Люсьен подошёл к телу и осмотрел его в поисках «даров»; нащупав искомое во внутреннем кармане жилета, он вынул распечатанное письмо и тяжёлый кошель, убрав к себе. Приоткрыв дверь подвала, он вновь спустился вниз, опрокинул стеллаж в углу вместе с содержимым и зашёл за колонну, наложив на себя невидимость. На первом этаже послышались возгласы и возня, через несколько секунд дверь в подвал ожидаемо распахнулась, послышались приближающиеся шаги. — Что здесь происходит?.. Хозяин дома медленно спустился вниз, пока не видя тела, так что Люсьен успел проскочить на выход, сразу же поднимаясь на второй этаж — благо жена хозяина не стояла у выхода.

— «Что ты делаешь?»

— «Нужно оставить послание».

Проблемы Братству в столице были ни к чему, повода предателю что-то заподозрить доставлять не хотелось тем более. Вскрыв дверь комнаты на втором этаже, Люсьен закрыл её и подошёл к столу, ища чистый пергамент и перо; от внутреннего замешательства он не сразу заметил, что на лице была кровь. Написав компрометирующее письмо, он вложил к нему документ и деньги с тела и убрал в ящик, оставив еле заметный мазок крови на подстолье. На первом этаже возгласы стали ещё громче — видимо, тело было удачно обнаружено, — послышался звук тяжёлых сапог. «Стража уже здесь», — подумал Люсьен, задвигая ящик.

— «Ты понимаешь, что происходит?»

Вопрос остался неизменным — на этот раз Люсьен остановился, вдумываясь в него.

— «Не думаешь ли ты, Люсьен, что это случайно? Возможно, человек в чёрном кого-то ищет, да только вот кого? Неужто думаешь, что кого-то стороннего? Нет… Ему нужен тот, кто находится с ним в касте. Я тебе обещаю, что ты его знаешь, а он слишком хорошо знает тебя, ибо на свою цель ты будешь заглядываться лишь чаще!»

Под конец голос усилился до такой степени, что мужчина отшатнулся от стола, как от удара, вдумываясь в услышанное. Он знал, кто это был, он видел…

— «Да, ты верно думаешь… Когда убийца переходит дорогу человеку, первый должен помнить, что порой второй может последовать за ним».

Мотнув головой, мужчина запрыгнул на стол и с него на выступ над входом, где был люк на крышу. Оказавшись на улице, он спрыгнул на землю, тут же скрываясь во дворе, но останавливаясь, не веря в то, что происходило.

Обман! Ложь! Предатель!

Ты ощущаешь, как внутри закипает злость.

Изменник, тварь, самой смуты создатель!

Он рядом, так же как и ты, занимает тот же пост!

Обман! Ложь! Предатель!

Добрался он до Братства, своими целями его губя.

Он, как и ты, — такой же людей истязатель.

Да только вот истязает он и тебя!

Продолжая думать, Люсьен слышал возню в доме и громкие возгласы, не обращая на это внимания.

— «Думай, кого он хочет подставить…

Кто ему мешает, за кем он пришёл.

Думай, кого и куда он хочет отправить…

Кто на титул в Руке с тобой вместе взошёл».

И будто бы захлестнувший старого убийцу шок отступает, когда Люсьен прикладывает ладонь к груди, неясно зачем даже ему, и с выдохом резко опускает. Усмешка озаряет лицо, точно так же, как и осознание; дальше смех — тихий, но неконтролируемый.

— «Тебе смешно?»

— «Да! Это… Это…»

Наверняка для него реакция так и останется неясной — да и попробуй пойми. Придя в себя, мужчина, натягивая на руки перчатки, обернулся на дом, в котором, на удивление, всё стихло.

— «Почему у тебя такая реакция?»

— «Нет, это ясно лишь мне одному, поэтому мне смешно. Мне смешно от совпадений, в которые я редко верю».

И у него, кажется, уже есть план. Да только и у него он есть. А Люсьен будет следовать только его повелению. Люсьен направился ближе к выходу из района, изредка поглядывая на Массер. Что же это был за свет, который вынудил открыть глаза? Да и можно ли так было говорить о человеке.

─── ∘◦✧◦∘ ───

Это было недавно, но Люсьену почему-то всегда казалось, что с этого момента прошло много времени — по ощущениям счёт шёл на года, хотя миновала лишь пара месяцев. Хотя ответ был — за это время произошло слишком много перемен, что охватывали огромный спектр мнений, целей, стремлений и желаний — за этот промежуток времени человек слишком сильно изменился, а самым трудоёмким по весу осознанием было то, что не человек, часто рядом находившийся, в этом был повинен, а ты сам. Изменения произошли только из-за твоего мышления, Клара дала лишь сам толчок к тому, чтобы изменить заданный курс, хотя чем дольше Люсьен думал, тем больше осознавал, что Клара к этому вообще причастна не была — какой был смысл перекладывать изменения в себе и своих суждениях на кого-то другого? Вероятно, никакого. А может, и стоило… Впрочем, эта тема давно перестала быть актуальной — неинтересно, к тому же и бесполезно. За два месяца Люсьен вдоволь насмотрелся на Матье, на действия Чёрной Руки, в целом на орден, становилось настолько плевать на всё и вся, что постепенно он просто старался уйти на второй план, лишь бы его не трогали, — не не участвовать не было желания, а общество, к которому ты относился, настолько прогнило, что смотреть становилось как минимум противно. Оттого и сторониться появилось стремление — логично, что желание находиться в так называемой «интеллигенции» сходило на нет. Люсьен знал, что такая тактика усугубит его положение, да вот только… Усугубит ли? Когда ты знаешь всё с самого начала, ты не допустишь, чтобы что-то пошло не по плану, лишь бы мозги были. Если бы только Беламон знал, что его жертва подставляет его же. Стоило признать — за происходящим в Руке со стороны было интересно наблюдать. Время. Возвращаясь к изменениям, слишком многое поменялось, от личных убеждений, кои утверждались в тебе долгие годы, до целей. Це-ли — именно это было самым важным изменением вообще в первоначальном плане действий — плане, который задумывался изначально. Самое интересное то, что Люсьен вряд ли бы что-то потерял, придерживаясь он старого замысла — вернее, безоговорочно следуя за ним, — но человек решил иначе, в какой-то момент он понял, что его желания поменялись — он чего-то хочет сам. Постепенно выбравшись из-под его многогодового давления, он вспомнил окончательно, каково это — жить на поводу своих желаний, следовать зову своего «я». С годами это было так забыто, казалось, словно ты долгое время спал, а тут вдруг проснулся, желая… Желать. И это лишь малая часть того, что произошло. Стоит задуматься — всегда ли излишнее количество событий вынуждает в какой-то момент осознать, что время течёт быстрее? А для кого-то ведь всё в точности наоборот, и объём произошедшего вынуждает наконец понять, на что на самом деле способен человек за сутки, недели и месяцы. Стремления и мотивация — вещь необъятная, гнущая любую волю. Но ладно. Вот форт, тоннели, и вот уже знакомая комната. Рука тянется за дневником, отодвигая его в сторону, в угол, пара листков убирается под него — одним словом, уборка. На стол одним полотном кладётся карта, Люсьен специально чётче обводит нужное место, параллельно нащупывая чистый пергамент, через пару минут на котором уже был готов текст — подсказка, наводка.

— А не думаешь, что Рука поймёт твой обман? Не слишком ли прямолинейно?»

— «Они слепы. Их слишком долго водили за нос».

— «Если бы не случайная встреча тогда на улице и если бы не я, ты бы был в их числе».

Прозвучавшее вынудило впасть на несколько секунд в ступор и задуматься, но ответ был готов:

— «Нет. Слишком всё явно, в последнее время терпения у него всё меньше, от меня этого не скрыть».

— «Если бы ты не знал, на кого смотреть, ты бы ничего не понял, таков случай».

На это Люсьен не ответил, ибо не собирался ничего доказывать.

— «Отправляемся. В убежище уже наверняка нагрянули гости…»

Подумав об этом, мужчина невольно замер, осознавая, что там происходило. Подготовленный план был слишком жестоким — пусть и не имеющим после себя потерь с нужной стороны. Хорошо, когда это знаешь. Качнув головой, пытаясь выбросить эти мысли, он вынул из штатива заветный пузырёк, всмотревшись в него. Так когда на самом деле начались поиски заветного рецепта этой вещи? Лет двадцать назад? Кажется, это было ещё в Университете волшебства — казалось бы, первое место, о котором в первую очередь подумаешь, когда речь заходит об обучении алхимии и всего того, что с этим связано, а нет. …И такому там тебя точно не научат, хотя бы приближённо — едва ли. Да и резервы Университета были скудны для учеников — что-то из области запрещённого приходилось искать самому — были в этом свои плюсы и минусы. Новые заботы, проблемы, новые знакомства и связи — кажется, именно это научило Люсьена видеть людей насквозь — кому верить было можно, а кому нельзя, ибо часто бывало такое, что на тебя докладывали, и потом долгие часы мук и ожидания приходилось торчать в кабинетах преподавателей и прочего высшего состава, дабы выслушать очередные лекции о некромантии, будто их и так было мало. В целом — научился не без горького опыта. За нос тоже получалось водить — попадись Люсьен на некромантии с поличным — выгнали бы, не задумываясь, — порой проскальзывала мысль, что, может, и к лучшему оно. Весомым плюсом в потере нескольких лет в Университете было, разве что, один — вероятно, так бы на Тёмное Братство он не вышел, вернее, оно на него, хотя кто знает, стоило ли верить в этом случае в судьбу. …Блекло-красная жидкость завораживала своей необычностью и… — Да чего же отвратная дрянь…

— «Что тебя злит больше? То, что ты увидишь при успехе, или же время, на это потраченное?»

— «Всё, что с этим связано».

Ни успех, ни время, ни результат не радовали его, ибо, как Люсьен и говорил ранее, к этой вещи он давно выгорел. Клара, услышав тогда это, очень удивилась его спокойствию от удачи эксперимента. За короткий промежуток времени наблюдений она прониклась чувством в некотором смысле восхищения к «этому». Это результат восхищения работой творца, не больше ни меньше, пусть она и не знала, что это было на самом деле. Причина была именно в осознании при наблюдении, что это творение было очень важным для Люсьена. Вопреки выгоранию ему пришлось возобновить попытки создания этого «творения», так как появилась цель, для которой «это» будет использовано. Хотя в сравнении с Кларой, если бы прежний Люсьен услышал от себя в будущем, что удачный результат его не радует от слова совсем, то он как минимум бы этого не понял.

— «Если сработает, то мы получим шанс на будущее… Помни про нашу сделку, помни, к чему это приведёт…»

Люсьен убрал пузырёк в карман, последний раз оглядывая помещение, и направился на выход.

— «Я помню».