Начать всё заново

«Рано или поздно мне придётся забрать у тебя то, что я обязательно верну. Знаю, что отняли у тебя слишком многое, но Я! Я лишу тебя того, что погубит тебя окончательно, и что погубишь ты, ибо тебе осталось совсем немного…»

─── ◦⋅⚜⋅◦ ───

— Т-ты… Мужчина упал на колени, держась за горло и наблюдая, как чёрная фигура неровной походкой приближается к нему. Женщина остановилась, изнуренно выдыхая, и взмахнула мечом, добивая его и наблюдая, как воин заваливается на бок. Смотря на него некоторое время, Клара позволила себе наконец сдаться, согнувшись и тоже осев наземь; из неё вырвался стон от боли — раны слишком болезненно давили на сознание и тело.

— Я помогу, посмотри на меня.

Наблюдая, как Илда́рия выходит из её тела, Клара подняла затуманенный взор. Мать Ночи, как и всегда, улыбнулась и «коснулась» пальцами низа её подбородка, проводя по нему — сначала боль унялась изнутри, из-за чего женщина облегчённо выдохнула и обмякла, опустив взгляд на рану и наблюдая, как бок медленно заживает, а кровь испаряется; неаккуратно разрезанная лодыжка, судя по ощущениям, тоже затянулась, а за ней и мелкие ранки. — Ох… С-спасибо… — пробормотала она осевшим голосом.

— Не стоит.

Илдария вновь улыбнулась, коротко, так же невесомо, как она любила делать в последнее время, проводя кончиком пальца по её переносице к кончику носа, словно нежно приободряя — по ощущениям это было похоже на холодную капельку воды. Клара пусть почти и незаметно, но усмехнулась, всё ещё закрывая глаза, но вдруг поняла, что Илдария отошла к краю скалы, наблюдая, как зардел восход. Женщина оглядела себя, пересаживаясь с согнутых колен на землю на мягкое место. На теле не осталось ни следа от ран, только кожа брони и ткань были испорчены. Осев и дав себе волю расслабиться, она осмотрела лагерь вокруг себя. В списке тех наёмников, что истребляли убийц, эта компания, скрывшаяся в горах близ Чейдинхола, была самой большой и сильной, состоящей из семи человек. Некоторое время гадая, как лучше изничтожить их, впервые за долгое время пришлось воспользоваться луком — троих получилось убить из леса, на остальных четверых пришлось нападать в открытую — стоило признать, что кольцо Люсьена тоже хорошо помогало. Вспомнив о нём, Клара, чувствуя, как сердце забилось быстрее из-за секундного осознания, в спешке зашарила по одежде, ища драгоценность, и спустя несколько секунд вынула его из кармашка. Илдария обернулась на суетливую возню, наблюдая картину, как женщина почти невесомо что-то прикладывает к губам и с облегчённым выдохом прячет в карман; после Мать почти сразу отвернулась. …И наёмники оказались сильными и весьма подготовленными — одна из причин, по которой Клара приняла для себя решение попытаться добраться почти до всех тех, кто был причастен к убийствам рядовых членов Братства, была опасность, что они могли что-то придумать самостоятельно, своими мозгами — решить попробовать добраться до ордена уже без Матье — Клара знала, что такие на достигнутом в таком деле не остановятся. И не ошиблась. Прячась некоторое время в лесу, дабы что-то выяснить, за пару часов лицезрения не самых приятных картин и выслушивания разговоров она уловила один, который заинтересовал её более всего — кто-то обмолвился, что хотел бы вновь ввязаться в дело, связанное с орденом. Пусть это и звучало как вздор и лишь шутка, то и тут женщина быстро осознала, что в такой ситуации подобные шутки были лишь предпосылками к настоящему замыслу. Поморщившись, Клара про себя отмахнулась и посмотрела на Илдарию, некоторое время смотря на неё. Это было не в первый раз, когда Мать залечивала на ней ранения, и всякий раз на благодарность она отмахивалась, как от чего-то неважного, будто это было должным. Кларе казалось это… интересным, пусть и лишь потому, что такая реакция Матери была очень похожа на человеческую. Удивительно — сколько бы времени ни прошло, когда-то будучи смертной, она сохранила в себе эту человечность даже спустя века. Медленно встав, Клара, всё ещё пошатываясь, подошла к Илдарии.

— Красиво, да?

Клара посмотрела туда, куда смотрела Мать, — на горизонте виднелся еле заметный кусочек поднимающегося солнца, что озаряло небо.

— Я так давно не видела чего-то подобного. Уже и забыла, как выглядит это чудо…

Медленно опустив глаза, Клара посмотрела на Илдарию, слабо улыбнувшись, — она вдруг осознала груз и смысл этих слов. Чего-то не хватало… От картины, как прозрачная фигура смотрела на восход, веяло такой грустью, что Клара поджала губы, понимая, что где-то в глубине души ей было жаль Илдарию, пусть, может, ей и не нужна была эта жалость, пусть, может, она и была неуместной; неведомо для неё же она вдруг задумалась, нравилось ли Матери то, кем она стала? Чего-то не хватало? Выбирала ли она такой путь для себя, а может, её не спрашивали. Что она об этом думала? Чего-то не хватало! Мысли сменились будто по щелчку пальцев — они будто бы утонули в дёгте, отравляясь. Илдария повернулась, взирая на Клару, — она не стала говорить, что почувствовала резкое изменение в ней, пусть это и выдавало выражение её лица. Но повернуться она успела вовремя, ибо изменения в лице проявлялись постепенно. Илдария склонила голову набок и нахмурилась; она попыталась сконцентрироваться и отследить, как именно менялись эмоции в человеке перед ней. Это было похоже на лавину, что, в отличие от реальности, медленно спускалась с гор, настигая лицезрящего внизу человека. Он смотрел. Смотрел на приближение конца, постепенно приходя к осознанию своего положения — именно это получалось отследить на лице женщины и почувствовать, как менялись её эмоции — как надежда и вера в лучшее угасает, как мысли становятся омраченными, словно вода превращается в грязь. Где же причина? При повороте Илдария застала задумчивость — понимание, что что-то меняется, что что-то не нравится. Дальше замешательство — смятение, и причин здесь много: почему, откуда и зачем. Осознание и прикрытие век в бессилии, безнадёжность как стадия и в конце апатия — отсутствие реакции. Клара громко выдохнула, цокнув; брови приподнялись вверх, словно она удивилась чему-то. Когда она подняла глаза на Илдарию, тогда Мать поняла, насколько изменился её взгляд.

— «Что не так, моя Клара?»

Женщина промолчала, смотря на Мать. Взгляд был настолько забитым, настолько опустевшим, что в него не хотелось смотреть вовсе. — Всё. — Ответив, она медленно отвернулась, точно так же заторможенно направляясь прочь. — Ничего не меняется.

— А должно?

— Должно! — ответила женщина, резко поворачиваясь к ней. Глаза наполнились слезами от смешения в ней злости с разочарованием. — Мне должно стать лучше! Я-я… Я знаю… Я проходила через это! Тогда Илдария до конца осознала причину такой быстрой смены настроения. Неудовлетворение своих ожиданий. Клара ещё задолго до этого начала догадываться, что то, что она делала, не оправдает её надежд, но продолжала делать. Продолжала, ибо другого варианта у неё не было.

— В этом случае прошлый раз никогда не будет похож на следующий.

Илдария сделала несколько шагов к ней, всё же сохраняя расстояние. — Но что-то должно сдвинуться с мёртвой точки!

— Но утешение не в этом…

— В моём случае другого мне не дано! На эмоциях она поддалась вперёд, но тут же отступила, будто испугавшись своего жеста. Илдария понимающе кивнула, ничего не сказав и ожидая, когда та самая лавина настигнет человека. Но в какой-то момент даже Матери вдруг стало страшно — может, не столько боязно, сколько небезразлично. Человек перед ней буквально умирал внутренне. Напрасно! Не за что! А она ничего не могла сделать. Хотела! Но не могла. Или всё-таки могла?.. Женские руки затряслись, Клара закрыла рот рукой, борясь с подступающей истерикой, которая росла и оглушала изнутри, вынуждая закрывать глаза и внутри молить саму же себя успокоиться. — То, что я делаю, должно дать мне хоть что-то, но этого нет! Это должно облегчить мои муки, должно хоть как-то успокоить!.. — Каждая новая фраза была преисполнена горечью и досадой. Илдария поджала губы, борясь с желанием сказать то, чего не следовало. Женщина раздосадовано качнула головой, по её щекам текли беззвучные слёзы. — Мне так больно… За всё то время, которое Мать провела… «Рядом» с Кларой, она… Наверное, ещё больше стала понимать людей. Вернее, вспомнила, как это делается — когда она была смертной, она умела это делать, а дано это, увы, далеко не каждому. Она вспомнила, как люди могут страдать по ушедшему, что они могут чувствовать и испытывать — порой душевное давление истязало гораздо сильнее физического; она буквально находилась подле больного, будто бы при помощи наблюдений изучая и исследуя его состояние во время переживания травмирующего события. И вот, спустя некоторое время, Клара напомнила ей, что человек порой переживает в себе. Сам. В одиночестве. Говоря о последнем — человеку же важно, чтобы рядом был тот, кому можно было бы пожаловаться? Излить душу, чтобы было легче, получить поддержку, совет, рассчитывать на помощь от того, кому доверяешь. А если никого нет? Хуже нет такой ситуации. Но вот Илдария. Мать вдруг вспомнила ещё кое-что, что она заметила за месяц нахождения с человеком, — постепенную изменчивость отношения, буквально невольное завоевание доверия между ними обеими. Клара мало чем интересовалась у Илдарии, — особенно вначале, видимо, не зная, как подступиться, — списывая это на то, что узнает потом. Да и не до этого ей было. Илдария тоже почти ничего не спрашивала — в отличие от Клары, Мать знала, до какого времени стоило попридержать свои вопросы в силу разных обстоятельств. Порой было такое, что обе хотели что-то спросить, но в результате обе принимали решение об молчании, — такие сцены обычно заканчивались обмениванием улыбками — обе понимали, чего сделать не вышло. …Понятие «присмотреться, привыкнуть». Примерно так можно было описать избрание пути молчания, нежели общения. Пока. …Но Матери нравилось кое-что в этом человеке. Продолжая тему доверия — насколько Матери Ночи могло льстить доверие к себе? Смешно — в Братстве будто бы каждый мог поклясться в том, что готов… Выслушать, понять, ответить что-то по существу. Но нет, не каждый. Этому мешала известная истина, с которой, да, сталкивался каждый, — призрак перед ними был Матерью Ночи, той, кому принадлежало Тёмное Братство, той, кто вёл его дальше, ибо ордена не существовало бы без неё — великой всевидящей. Отношение прочих к Матери было не как к человеку, поэтому и «выслушать, понять, ответить что-то по существу» они не могли. По прошествии времени Илдария заметила, что Клара не столько видела в ней Мать Ночи, сколько собеседника. Было ли это потому, что женщина сама нуждалась в этом собеседнике, или, может, так она хотела скрасить своё одиночество — сгладить углы. Илдария поэтому и спросила её об этом тогда, в форте, в первый день их настоящего знакомства.

— Кого ты видишь во мне, мой Слышащий? — Илдария помнила, как тогда Клара напрягалась — это было понятно что по лицу, что по внутренним ощущениям, кои Мать почувствовала. — Собеседника? Ты видишь во мне того, кого тебе не хватает. Ты ищешь, кто заполнит пустоту в твоём сердце, чтобы ты не чувствовала того, чего боишься — одиночества.

Не нужно было подтверждения, чтобы удостовериться в том, что Мать попала в точку, — она и так это знала. Хорошей чертой в Кларе было то, что ей будто бы было всё равно, с кем вести диалог, — найти правильный подход она могла к кому угодно, было бы желание. Удивительно, что человек, полный страхов и переживаний, не боялся собеседника напротив себя, кем бы он ни являлся. Но ладно. Обхватив дрожащими руками свои плечи, Клара помотала головой, всё ещё плотно сжимая глаза. — И у меня не выходит найти выход из этого… Илдария, продолжая молча наблюдать за ней, будто бы стараясь внушить ей то, что хотела, — сдаться. Ибо к этому человек шёл, но у него был выход. Тягость на душе словно навалилась всем весом на неё, из-за чего женщина обессилено опустилась на землю, закрыв лицо руками; округа наполнилась тихим рыданием. — Меня разрывает, как же меня убивает осознание, что никого больше нет, что все… ушли безвозвратно. Больше меня убивает то, что я не могу ничего сделать, не могла и не смогу, у меня ощущение, что я и не пыталась. А уже поздно… Мне поздно что-то менять… Она опустила голову, медленно обхватывая её руками. — Я так много не сделала, так много не сказала им… Ему. Почему я думаю об этом сейчас?.. Почему я думаю об этом весь последний месяц с того момента, когда всё случилось? Ну почему, почему я такая дура, почему я думаю об этом тогда, когда уже поздно?.. …Доверие. Об этом Илдария думала, глядя на Клару, ибо в последнее время вести себя так — по-человечески — она могла лишь с ней. Так сильно доверять ей больше было некому. Илдария, будто не удержавшись, чуть шагнула вперёд, но вовремя остановилась.

«Сколько же я могу…»

Мать Ночи помотала головой, вновь отходя на шаг назад. — Арвилла была права: то, что я делаю, не приносит мне ничего, но всё бросить я тоже не могу. И не буду. Я ошиблась и всё это время врала себе: утешения мне не найти. В какой-то момент речь стала монотонной, женские руки упали на колени, а сама она обмякла, понурив голову. Илдария опустила голову так, что смотрела на Клару исподлобья, понимая для себя одно — это был конец. — Я… — Но голос оборвался; женщина нахмурилась, будто пытаясь напрячь мозг и додумать ответ, но безрезультатно. — Не знаю. Что мне делать. С собой. После этого женщина будто бы отключилась окончательно, закрыв глаза. Хотя…

— Выдохни, думаю, не стоит тебе видеть то, что я делаю.

…Влияние на человека. Вынудив её впасть в забытье, Илдария подошла к ней и хотела зайти за спину, но остановилась. Некоторое время простояв в нерешительности, она присела, вглядываясь в женское лицо — на щеках были ещё не высохшие дорожки от слез. Илдария спрашивала саму себя, глядя на Клару, правильно ли она поступит, если сделает то, о чём думала ещё некоторое время назад. Желанием сделать «это» двигало несколько причин: первая, более гуманная, — дать дотянуть человеку до нужного времени, а может, просто облегчить страдания. Вторая, уже более выгодная, — известная истина, что человек ещё понадобится в дальнейшем, человеком придётся воспользоваться. Самым страшным было то, что другой для использования не подходил, ибо сидящая перед Матерью, сама того не осознавая, буквально ворвалась в цепочку событий, перевернув будущее так, что теперь ей же и придётся эту цепочку закрыть. Был лишь один плюс в том, что Клара сделала, — она подарила шанс нескольким звеньям в той самой цепочке, как минимум давая надежду на хороший исход. Для всех, и живых, и мёртвых. Стоило признать — изначально хорошего финала не предвиделось. Ни для кого. …Была ещё причина — нерушимая связь, что выстроилась сама по себе, — люди непредсказуемы, даже те, на которых ты не думаешь. Увидев Клару перед собой впервые, Илдария засомневалась в правильности не столько своего выбора, сколько в выборе судьбы, а позже и усомнилась, что в дальнейшем этот человек и вовсе что-то сможет сделать. Причин для этого тоже было много: слабость во многом, банальное бессилие перед потерями, как и у любого смертного, — порой человеку трудно тягаться даже с тем, кто похож на него. Мать вспомнила, когда говорила с другим человеком, и коротко усмехнулась — люди и впрямь переменчивы в своих мыслях, интересах и целях, а главное — они непостоянны в самих себе, им так свойственно изменять своим же установкам и стремлениям, есть то, что так, казалось бы, просто может всё в их жизни поменять. У этого ведь человека тоже изначально были другие цели, а что потом? Он так и не признал в открытую своей измены — да и не признает, — но уже тогда было ясно, чего он хотел. Это ужасно — ужасно то, что он сделал, но неужели понятие «ужасно» сюда подходило? Это вынуждало посмеяться про себя сильнее. Наверное, именно поэтому Илдария доверилась и ему — неважно, что когда-то это был враг, хотя он всё ещё оставался сосудом для кое-кого пострашнее. Он представлял опасность, он был тем, кто мог погубить её, а она намеренно ничего не делала. Ещё и знала, что в дальнейшем для своей погибли придётся поспособствовать. Тек смешно — Мать Ночи боялась человека. Это было не так, но… Но. …Но, возвращаясь к Кларе, сколько ещё продолжится её миссия? Илдария задумалась, примерно про себя сверяясь и вспоминая всё то, что происходило и что должно произойти, параллельно всматриваясь в женский образ — лицо, тело, само состояние — говоря о последнем, Илдария могла привести понятное для себя сравнение: если при первом вторжении в своего носителя тогда, в своём склепе, состояние убийцы можно было сравнить с полыхающим огнём, что брал исток из ненависти и стремления к мести, то сейчас… Наверное, на месте давно потухшего костра можно было бы найти лишь тлеющие угли. Человек устал, он вымотался, сил ему брать было неоткуда. Внешне же она тоже изменилась — за людьми давно закрепилось понятие «скелет, обтянутый кожей», благо здесь хоть что-то кроме костей было; внешний вид тоже говорил о крайней изнуренности. Илдария могла оградить своего носителя от тех потребностей, кои поддерживали в нём жизнь, — когда к этому привыкаешь, то осознаёшь, какая вся эта потребность во сне и еде — обуза. Наверное, именно поэтому Клара почти полностью отказалась от этого, а Илдарии ничего не оставалось, кроме как способствовать этому. В конце концов, и она же знала, что впоследствии всё наладится. Но в отказе от сна была ещё одна причина — кошмары. Отсюда и страх перед ними, ибо по природе своей они не несли ничего хорошего и полезного — лишь ворошили воспоминания и порождали новые страхи. Клара рассказывала, что ей снилось — это были образы, что-то требующие от неё, была женщина, каждый раз вторгающаяся в её сознание и говорящая, что они должны встретиться. Клара чувствовала, что она была кем-то знакомым для неё, но она ни разу в своей жизни её не видела. В последний раз, когда она уснула, как и всегда, на столе в форте и проснулась со зреющей тревогой внутри, она попросила Илдарию оградить её от сна. Хотя бы на некоторое время. Если бы не знание будущего, Илдария бы этого не сделала, а так… …А ещё галлюцинации. Они никуда не ушли — и не уйдут до определённого момента — но стали несколько иными, менее тревожными. Клара всегда говорила, что слышала голоса — чаще всего один. — …Я никогда его не вижу, но всегда слышу. Люсьен словно зовёт меня за собой… Если бы он показался мне, я бы сделала всё, чтобы схватиться за него и уйти куда угодно, хоть на глубину озера. Может, он хочет, чтобы мы воссоединились там, на той стороне?.. По прошествии времени она и вовсе перестала обращать внимания на это, сказав, что устала, что больше не может идти на поводу у этого. …За последний месяц Клара освирепела, стала похожа на разозлившегося хищника, при этом сохраняющего силу воли для выжидания момента. Она никогда не станет прежней, неважно, кто рядом будет — главное, что ненависть и злоба теперь укоренились в ней. Это называлось приобретение чёрствости, не распространяющего разве что для некоторого круга лиц. Или нет? Это ошибочное мнение? Спустя время Илдария поняла, что да, ошибочное — всё было несколько наоборот. Что удивительно, но человечность в ней всё равно сохранялась. …С момента, как Клара «впустила» в себя Илдарию, она убила многих, в её списке были разные люди, но все они так или иначе были замешаны в делах Матье. Возвращаясь к различности — все были наёмниками, но не все одинокими. К примеру, в Лейавине жил мужчина, у него была маленькая дочь. Почти развалившаяся семья была готова распасться окончательно, ибо, как оказалось, мужчина недолюбливал ребёнка, время от времени упрекая её в гибели матери. Наблюдая со стороны обычного прохожего за этой картиной пару дней, Клара всё же сделала то, зачем приехала, более того — загорелась еще большим желанием сделать это. Убийца проникла в дом ночью, застав отца пьяным, — видимо, тот спускал весь заработок только на это, — и убила его. А ребёнка не тронула. — Эй, выходи. — Женщина протянула руку к тёмному углу комнаты, в котором виднелось очертание маленькой сидящей фигуры. — Понимаю, что тебе страшно, но со мной тебе опасаться нечего. Это говорил человек, на руках которого виднелась ещё не оттертая кровь. Ребёнок не шелохнулся и не подал звука, отчего Клара обречённо поджала губы, опуская руку, но тут же попыталась вновь дозваться. — Отец ведь издевался над тобой, так? Я могу помочь тебе. — Вы убили его? — спросила девочка, на удивление, совершенно спокойно. — Да. Он это заслужил. — Понимая, что такая формулировка была слишком резкой для детского ума, Клара постаралась исправиться: — Мне показалось, так будет лучше. Тебе. — Вы ищите справедливости? На несколько секунд женщина впала в ступор, будучи явно задетой такой мыслью. — Да. Мне важно это. Девочка затихла. — Так ты идёшь? — вновь позвала её женщина, протягивая руку. В углу послышалось шуршание одежды, а после несколько маленьких шажков. Ребёнок вышел в свет окна, с опаской смотря на незнакомого человека. Не зная, что делать, Клара улыбнулась, качнув головой, где-то подсознательно понимая, что доверия она не вызывала от слова совсем. Несмотря на это, уже через полчаса они вместе покинули дом. Ребёнок рассказал, что на другом конце города жила сестра отца, всегда готовая принять её. — …Не верю, что вижу тебя сейчас, Лария! — удивлялась женщина средних лет, запуская в дом ребёнка в сомнительном сопровождении. — Проходите в гостиную, я сейчас буду! Клара, остановившись в просторной комнате, бегло огляделась, рассматривая несколько дорогих картин на стенах. Девочка же устроилась на диване, смотря на убийцу. — Спасибо. Женщина повернулась на тоненький голосок, Лария же больше ничего не сказала, а в комнату вбежала хозяйка дома, уже в наспех запахнутом халате поверх ночнушки и с подсвечником в руке. — Надеюсь, теперь твоя жизнь наладится. — Клара улыбнулась, обращаясь к ребёнку, как вдруг повернулась к женщине. — Вы знали об её отце? — Знала, всё хотела забрать к себе от этого старого дурака! Сколько раз велела не пить, а он! Даже документы начала делать на усыновление, но сами понимаете, что не так просто это при живом отце. — Да, наверное, теперь с этим проблем не будет. — Что?.. — не поняла она гостя. Клара не ответила, а женщина вдруг улыбнулась, пряча за своей любезностью тревогу. — Ах, что же это я… Я совсем забыла спросить, с кем имею честь разговаривать, может, стоит продолжить разговор при более… приятной обстановке? Клара проследила, как женщина поднимает ребёнка, уводя его вглубь дома. — Прошу, подождите здесь, пожалуйста! Я через минуту буду! Слушая отдаляющиеся шаги, Клара про себя усмехнулась. Так доверять кому попало? М-да… Впрочем, её это мало интересовало. Когда хозяйка дома вернулась в гостиную, то женщины уже не было, а после неё осталась лишь сумка с вещами ребёнка. После этого случая Илдария интересовалась причиной такого поступка, ибо было проще оставить ребёнка в опустевшем доме на произвол судьбы, в крайнем случае убить. Клара же ответила на это весьма просто: «Одна Мать приняла в свою семью дитя, заведомо зная его умыслы и цели, не оставив его мольбы не услышанными и не бросив. Возможно, именно эта история повлияла на меня». Ответ был принят, более того, Илдарии он понравился. Так это ли не было проявлением человечности? …Было ещё кое-что — то, о чём Илдария часто думала, но в итоге поняла, что у Клары этого не было, вернее, она почти сразу поменяла своё мнение. Обида, обвинение. Логично было бы предположить, что Клара винила Мать в смерти стольких людей, своей семьи. Это она пустила Матье в своё Братство, заведомо зная, чем всё обернётся, это из-за её бездействия одно убежище опустело, лишившись всех членов семьи. Верно. Мать была бы согласна с такими обвинениями, выставленными ей душой, что скорбит по ушедшему и каждый день тонет в горе. Клара могла бы это сделать, но она так не сказала. Но? Да, было. Правильная строчка в обвинении — «заведомо зная, чем всё обернётся». Знать — совершенно не значит, что говорить. Это Клара тоже знала, она знала, что Мать многое от неё утаивала, — она не винила и не была мнения, что Илдария должна была посвятить её во всё то, что она видела, нет. Клара также знала, что если Мать молчала, значит, на то были причины. Она скажет то, что нужно, когда придёт время. Возвращаясь к обвинению — изначально Клара подумывала на эту тему. Илдария вспомнила, как в одночасье посмотрела на Клару, замечая на себе её пристальный взор. Она уже тогда знала, о чём думала женщина. Но этот разговор уже поднимался, тогда Илдария дала понять ей, почему не предотвратила предательства, в этот же раз женщина молчала.

«Почему же я не спасла тех, кто был тебе так дорог? Знала бы ты, моя Клара, что тебя ожидает в дальнейшем…»

— Верь мне. Я обещаю, что мой выбор тебя не разочарует.

После этого Клара и впрямь доверилась, а обида на Мать сама по себе исчезла. И вот, возвращаясь к настоящему. По всё ещё не высохшей слёзной дорожке прокатилась свежая слеза и, дойдя до линии подбородка, капнула на ткань брони. Илдария рассмотрела её одежду — помимо свежей прорехи на боку в некоторых местах, не скрытых плащом, были старые порванные участки брони — Мать не знала, было ли это напоминанием о содеянном, а может, Клара просто не могла по каким-либо причинам эту одежду сменить. Возможно, в этом крылась причина, что была намного глубже — это как попытка максимально попытаться приблизиться к тому, что было ранее — Илдария знала, что именно в этой броне она была, пока истребляла семью того Кристофера. Возможно, так ей хотелось создать для себя видимость, что она вернулась в прошлое, — может, так она надеялась, что ей станет лучше. Такое умозаключение вынуждало горевать ещё сильнее. Устав от раздумий и сомнений, Илдария тоже понурила плечи, обмякнув. Но что-то нужно было делать, нужно было принимать решение. Вторгаться настолько в личное пространство человека, забирать его сокровенное, его самое дорогое, то, что он любил, и то, что его и убивало. Это было неправильно. Но так было нужно.

— Я помогу тебе.

Илдария поднялась на ноги.

— Месяц прошёл. Осталось немного. Я надеялась, что всё будет не так плохо… Я сделаю так, чтобы ты не погубила саму же себя, и чтобы ты не губила то, что ценным считаешь, ибо ты отравляешь своими действиями сами воспоминания о них, а они ведут тебя в пропасть. Нет, так не должно быть. Я должна сделать хоть что-то.

Обойдя женщину со спины, она вновь замешкалась на пару секунд, но всё же решилась.

Почему я чувствую вину?

Пред тобой, перед человеком?

Сконцентрировавшись, Мать провела дланью вдоль её тела, буквально вытягивая из неё струйки энергии, по цвету напоминающие исходящую от призрака ауру.

С тобой дальше я иду.

И несёшь ты то, что белее снега.

Тоненькие потоки образовали маленький осколок.

— Точные воспоминания о них тебе пока не понадобятся. Я их сберегу.

Поджав губы, Илдария некоторое время смотрела на парящую треугольную сферу над своими руками, чувствуя еле различимое сожаление внутри себя.

Твои воспоминания, саму память твою я приберегу.

Ибо опасность это для тебя, для человека.

Убрав частицу в себя, она вновь сосредоточилась, пытаясь найти в Кларе нужные воспоминания.

«…Знаю, что ты мне доверяешь.

Поэтому дитя доверит Матери своё.

Пусть оно и не знает, но, возможно, подскажет тебе твоё чутьё.

Пусть ты и свои предположения от себя отгоняешь».

«А зря. Напрасно смотришь ты не в ту сторону.

Пусть и на пользу тебе наше враньё».

Нужное получилось извлечь, после чего заключить в точно такой же осколок. Рассматривая его, Илдария обратила внимание на Клару, которая во время «действия» поморщилась и дотронулась до лба, продолжая так сидеть, словно что-то чувствуя.

— Это я тоже сохраню. Я отдам тебе твои воспоминания, когда придёт время.

Убрав второй осколок, Илдария чуть обошла женщину, заглядывая в её лицо.

— Клара?

Женщина мотнула головой, расслабив мышцы лица, и подняла взор на Мать. — Да, я слышу. — На секунду затихнув и нахмурившись, она добавила: — Я уже встаю. Илдария проследила, как она поднимается, шумно выдыхая. Изменилось разве что выражение лица, что ожидаемо, — оно стало спокойным, лишённым эмоций и чувств. Это было на пользу.

— Что ты чувствуешь?

— Ничего, — пожала она плечами и тут же поморщилась. — Нужно ехать, сколько можно здесь находиться. Проследив, как Клара куда-то отходит, Илдария, про себя довольствуясь эффектом того, что ей всё равно не нравилось, вновь поинтересовалась:

— Ты помнишь, о чём мы с тобой говорили?

Клара вынула меч из земли, убирая себе за спину, и повернулась к Матери. — Да… — отстранённо ответила она, кивнув. Мать отслеживала её эмоции; Клара, будто отмахнувшись от чего-то, направилась в сторону леса к лошади, но остановилась, вспомнив про Илдарию. — Я устала, — произнесла она, поворачиваясь к ней с закрытыми глазами. — Наверное… Потом подумаю об этом. Коротко глянув на свою руку, она протянула её к Матери, призывая её уезжать.

─── ∘◦✧◦∘ ───

«Сколько бы ты ни шла вперёд, ты должна знать, что где-то там за твои цели борется твой человек. Он сражаться так же, как и ты, он с тобой, пусть и не рядом».

Прошла ещё неделя. Илдария продолжала отслеживать состояние Клары — стоило признать — не без интереса, — ей всегда нравилось наблюдать за теми, на чьё состояние она влияла. Человек так менялся. Человек так легко поддавался внушению. Его порой так легко сломать; Илдария поняла, что такие нужные изменения пугали её — человек переставал быть похожим на себя. Впервые Илдария хотела, чтобы время текло как можно быстрее. Говоря о содеянном и о влиянии этого на человека — галлюцинации, что ожидаемо, не прекратились, но Клара полностью игнорировала их, лишь иногда говорила, что устаёт от ненасытного голоса, что звал её. Матери была интересна реакция на более явное, но… …Но вот женщина останавливается.

— «Итак…»

Клара стояла перед придорожной таверной, смотря на болтающуюся вывеску.

— «Это одно из последних мест. Пять человек и всё. Это почти конец».

Вынув меч из-за спины, она направилась внутрь. — О, а вот ещё гости! Добро пожаловать… — На последних словах голос хозяина таверны понизился, пока тот вообще не затих — мужчина, глядя на меч в руках женщины, начал догадываться, с какими целями пожаловал человек. Женщина перевела взгляд на стол, за которым сидели трое мужчин, до этого что-то обсуждающих. Обратив внимание на приблизившуюся к ним фигуру, двое выглянули на неё из-за спины третьего, который вскоре тоже обернулся. — Что-то нужно? В ответ на это Клара вынула второй меч из-за спины; те, кто, помимо четверых и хозяина трактира, был на первом этаже, быстро убежали на второй, видимо, понимая, что сейчас будет. — Глянь, — усмехнулся норд, кивнув на неё. — Вояка-то нарывается! — Все трое рассмеялись, а мужчина поднялся, глядя на неё сверху вниз. — Ну давай, попробуй. Я не прочь размяться прямо сейчас! Женщина проследила, как двое оставшихся тоже поднялись со своих мест, уже с оружием наготове; редгард по левую руку отшвырнул стул со своего пути, желая наброситься на неё, но она отскочила, тут же скрываясь под плащом хамелеона — в отступе она подвинула заранее насаженное на палец кольцо так, чтобы оно плотно прилегало к коже, благодаря чему сработал эффект. — Колдунья!.. — огрызнулся мужчина, отступая назад, понимая, что идти в бой первым при таких обстоятельствах было точно плохой идеей. Женщина воспользовалась своей скоростью и ловкостью, быстро обежав их. Оказавшись за первым, она рассекла его спину и тут же пнула рядом стоящий стул во второго. — Дрянь! — ругнулся норд, замахиваясь на полупрозрачное нечто топором, но женщина нагнулась, миновав выпад; оказавшись лицом перед редгардом, хотела нанести удар, но мужчина пнул наотмашь и попал, так, что она, не устояв, отлетела к барной стойке, съехав и на секунду потерявшись в ориентации. — Ты за это ответишь, сучка! — Норд быстро оказался рядом с ней, хватая её за шею и поднимая над собой. Клара, схватившись за его запястья, от ярости зарычала и, выхватив кинжал из рукава, вонзила наёмнику в шею. Отпустив её, мужчина схватился за нож и по своей ошибке вынул его, спровоцировав кровотечение. Женщина, задыхаясь, отползла и попыталась встать на ноги, но рядом с ней оказался редгард, на что женщина набросилась на него, сбивая с ног. Встав и перекатившись по столу, она только успела призвать лук, но редгард со всей силы толкнул мебель в её сторону — тот отъехал, прижимая её к стене. Лук при падении отлетел в сторону и растворился, кинжала под рукой не было, а Клара лишь успела отследить, как за одну секунду над ней нависает острие меча, готовое опуститься, и как в голову наёмника вонзается выпущенная со стороны стрела. Мужчина, замерев на секунду, пошатнулся и упал назад. Это конец?.. Лишь выдохнув, словно это произошло не с ней, Клара поморщилась, пытаясь выбраться, но через силу посмотрела на вход в таверну — дверь была распахнута, а женщина успела заметить лишь человеческую тень, и тут же услышала лязг мечей и чью-то брань. Всё же сумев отодвинуть стол, она кое-как выползла и, сняв и убрав кольцо, поднялась, держась за живот и чувствуя, как органы внутри будто продолжало сдавливать и скручивать сильной ноющей болью.

— «Я помогу».

Расслабившись под воздействием вмиг снявшейся ломоты внутри, женщина неровной походкой подошла к стойке, из-за которой, пока она шла, один раз выглянул перепуганный хозяин трактира. Как только он увидел возвышающуюся фигуру, мужчина затрясся ещё сильнее и в панике отполз к стене. — Нет, не нужно! — истошно взмолился он. — Уходи, ты достаточно забрала жизней! Клара кивнула самой себе, коротко оборачиваясь назад — первый этаж трактира был словно после урагана, на полу лежали три тела, большая часть мебели была перевёрнута; из-за стены на неё выглядывала женщина, которая, по всей видимости, перед бойней убежала наверх. — Да уж, наверное. — Нащупав дрожащей рукой мешочек с монетами, она кинула его на стойку с тихим: — Прошу простить. Кашлянув пару раз, она, покачиваясь, забрала всё своё оружие и направилась на выход из таверны, чувствуя, как внутри неё усиливался шум в ушах, буквально затмевая взор. Она вдруг осознала, что не понимала, что начало происходить внутри неё — какие-то мысли стали вымещаться, внутри зрело странное ощущение пустоты. Мать взывала к ней, но она не отзывалась, пребывая будто бы в оглушении. Внутри всё перемешалось, словно после хорошей встряски. Но… …Это конец.

— «…Клара, ты меня слышишь?»

…Бывает такое, что человек теряется.

Бывает, что помощь ему нужна.

Извне… Но он ведь её получает.

Извне… Пусть и борется она одна.

— «…Клара, ты должна меня услышать! Не пропадай сейчас!»

А бывает так, что в нужный момент происходит непоправимое.

Человек сдаётся, находясь в шаге от цели.

Дребезжит и пульсирует внутри хранимое.

Воспоминания взывали к хозяину — к потерянному дитя; они звенели, они гудели.

— «…Клара! Посмотри! Ну же!»

Женщина остановилась, чувствуя, как её лица касается тёплый летний ветер, который она поприветствовала облегчённым выдохом. Впереди неё что-то происходило, но женщина продолжала бороться с оглушающим шумом в ушах.

— «…Клара! Услышь меня, ты…»

Бывает разное, человек, увы, непредсказуем.

Даже тот, кто всевидящ, не может предсказать его реакции на что-либо.

Можно ли что-то сделать? Благо человек образуем.

Хоть и не всегда. Порой тот будет биться об лёд, словно рыба.

— Клара, — раздаётся знакомый, несмотря на обстоятельства, спокойный голос. — Послушай меня.

Зови, тряси, моли!

Услышит она тебя, ибо на голос готова идти!

Кричи, стучи, сами души ваши скреби!

Ибо вот она, ждёт тебя, когда-то само твоё существование возлюбя!

Женщина открыла глаза, наконец расслышав голос, и в ответ посмотрела вперёд себя. На земле неподалёку лежал чей-то труп. Стоящий впереди человек откинул от себя второго противника и, безразлично кинув взгляд на него, посмотрел на женщину. — Свет мой, остановись, — вновь обратился он к ней. Мужчина протянул руку, зазывая к себе. — Нам с тобой пора остановиться.

─── ◦⋅⚜⋅◦ ───

И бродит по миру та,

Что ищет выход, как тогда.

Но нет ей расслабления,

Покуда вопрос остаётся безответным:

Так что же там за ней?

Она ведь пустота,

И принимает к себе любого та,

Кто места не нашёл

В измерении столь меньшем.

Но знала бы она…

Знала бы она,

Что кого-то стережёт та пустота.

Блюдёт она за живым и мёртвых охраняет.

Ведь сделка, обошедшая причину, заключена.

И всё бродит в безмолвном ожидании по миру та.

…Есть в бою столь ближнем тот,

Кто сверяет действия их с ней насущные.

Есть в осколке жизни он,

Забытый и слишком ставший нужным.

И желанный бережёт ту от него, как и та в ответ на просьбу.

Но была ль мольба воспета им?

И столь важный угасает.

Тлен души в костре раздора с ним —

Он давит! И нож тот к горлу подставляет,

Заверяя не убить, но в мощи своего всесилия вынудить служить.

Но это он, а есть она.

И рядом столь бела и холодна опора;

Нечестивая Матрона — и силу ту понять, подобно той же, сложно.

Но стоит ли оно того?

Да и время ведь не то — часы бьют столь свежий час.

И ведь она руку помощи протягивает.

Осквернена…

Но Рука её содействию не внимает.

…Осколки души той светлой, что сидит подобно смерти,

Уже лежат на дланях на ощупь, словно лёд.

Рука этого не знает, но поймёт, коль на дорогу верного пути взойдёт.

И вновь пойдёт отсчёт былого времени.