
► Предатель | Часть 5 | …Дабы вершить хоро́ший для себя конец
— Удивительно, что Рука решила следовать против своих традиций и устава!
Тогда же Винсент сказал это в сторону того, что Рука изъявила желание действовать без благословения Матери? Матье тогда задался логичным вопросом: «С чего он это взял?» Вероятно, с того, что понял, что в действие приводился обряд Очищения, на исполнение которого выбиралась одна убийца. И если вся Чёрная Рука решила участвовать в этом, то значило это, что действовала она от своего имени. Или ничего это не значило?— Я знал, что ты явишься.
А это? Он так сказал потому, что слышал, что в убежище пришла Рука, и знал, кто придёт именно к нему? Или это не то значение? — А что мне следовало делать в отсутствие Слышащего, которого убили? Хм? Ответь, часть коллектива! Ждать, когда Мать Ночи изберёт себе нового Слышащего, а от ордена останется три с половиной убийцы? — Ты не веришь в то, что Мать Ночи не дала бы этому случиться? — В ситуациях, где нужно принять решение быстро, — я верю лишь себе, ведь знаю, что от этого будет зависеть будущее Братства. Белизариус сощурился, либо пытаясь понять смысл её слов, либо уже сделав это. — Но если тебе так нужно, чтобы перед выходом мы поговорили и подвели точную черту, — то, конечно, давай сделаем это! Наблюдая, как Аркуэн, сложив руки за спиной, направляется к столу, Белизариус шумно выдохнул, будто устав от неё. — Ты совершенно не уяснила то, что я тебе пытался донести. — Как и ты, мы в расчёте. Итак! Есть ли смысл начинать с самого начала? — Она повернулась к ним. — Самый неоспоримый факт — вокруг убежища Люсьена до недавнего времени была тишина да гладь. — У него были проблемы… — парировал Белизариус. — Верно. Что уж себя совсем дураком выставлять? Дабы постараться отвести от себя внимание, он сделал видимость, что и у него не всё гладко. Стоит ли мне упоминать его поведение при нас и манеру общения? Как минимум она вызывает подозрения. Его нежелание участвовать в собраниях Руки, в последнее время практически полный отказ от сотрудничества. И если это лишь подозрения… Последней моей каплей стало произошедшее в доме у Анголима. Слушай внимательно, Белизариус, ведь после услышанного сомнений у тебя не останется точно. Я видела того, кто убил его, — он выбегал из его дома. Что, если я скажу тебе, что это был Люсьен? Белизариус никак не отреагировал, потому что не хотел, зато Матье пришлось сдержать свой порыв посмотреть на Аркуэн, ибо услышанное его озадачило. Это значило, что у неё должны быть доказательства своих слов, и, увы, в этом случае подойдут даже словесные. — Я видела человека в нашей одежде, и, о Ситис, это не всё! Тенегрив, которого я видела, скрывающегося в лесу. — Медленно приблизившись к Белизариусу, она понизила тон голоса, решив дополнить рассказ. — Как только я зашла в его дом, я услышала, как на втором этаже кто-то быстрым шагом уходит к стене с окнами, но как только я оказалась в комнате Анголима, кто-то уже выпрыгнул через окно на улицу. Анголим был уже мёртв к моему приходу, если бы я пришла чуть раньше, то я бы успела. Естественно, я не догнала Люсьена, выглянув в окно, я увидела лишь чёрный подол мантии, а уже за городскими стенами заметила его коня. Все знают, что Тенегрив — его личный конь, а потому и всадник у него может быть лишь один. Мне удалось застать предателя только из-за того, что навестила я Слышащего не в Сандас. Всем из нас известно, что хожу я туда именно в этот день, а тут пришла в середине недели. Это и застигло его врасплох. Почему же ты молчишь, Белизариус? Скажи что-нибудь. Вероятно, ты думаешь, что если я так настроена против Люсьена и оперирую фактами, к слову, неоспоримыми, то я пытаюсь отвести подозрения от себя. Можешь высказать своё мнение, пожалуйста. Некоторое время он никак не реагировал на призыв, но вот лишь выставил руки в жесте защиты и отошёл назад, давая понять, что более против ничего не скажет. — Раз уж дошло до этого, то больше мне интересен его мотив… — Казалось, Аркуэн поддалась размышлениям, выдавая их вслух. — Что сподвигло его на такие действия? Он в Братстве с молоду, всегда был предан ему, как и нашей вере… Матье, смотря на неё, сам же задумался над другим.— Да, все твои старания были направлены на то, чтобы добраться до нужного высокого ранга, но это не отменяет того факта, что ты проявлял на протяжении всей своей жизни в ордене самую настоящую преданность!
Матье не хотел с этим соглашаться, нет. Иллюзия преданности не является ею настоящей — у него были и есть цели, которых он почти достиг, а остальное волновать не должно. Но и оно же волновало. Слишком много в услышанном и открывшемся того, что никак не клеилось в одну логичную картину. Аркуэн поморщилась и направилась на выход. — Мы отправляемся. Матье проследил за тем, как она уходит, а сам же остался стоять на месте. Он не понимал, почему тот, кого он подставлял, вёл себя так, будто на самом деле что-то замышлял против ордена. Почему жертва в лице убийцы пытается сама себя убить, когда кто-то уже вознёс меч над ним? Зачем? Для чего? Для того, чтобы дать владельцу меча быстрее насладиться его триумфом? Матье посмотрел на ладони, замечая, как те еле заметно тряслись. Это предвкушение? Желание? Страх. Осознание, что, несмотря на заранее проложенный и уже известный путь, он всё равно шёл не так, как планировалось. Лашанс знал, что его подставляют, но его действия были не теми, кои стоило ожидать.─── ∘◦✧◦∘ ───
— Мы просто войдём? — Да. Следы есть, значит, и он там. Матье, остановившись и проследив, как портал за ним захлопывается, посмотрел на дом перед собой. Вряд ли его волновало само место, куда важнее был тот, кто в нём скрывался. Скрывался ли? Был ли там тот, за кем пришли? Охватившая тело слабость из-за нахлынувшего осознания, что сейчас будет, или учащённое сердцебиение, затмевающее голоса и шаги, — всё это тоже вряд ли было столь важным в такой момент.Ты чувствуешь, как предвкушение наполняет тебя.
Ведь увидишь то, ради чего было много отдано.
Но что-то останавливает тебя.
И грызёт оно душу твою, едва и кости дробя.
Дверь распахивается. Матье останавливается, словно не решаясь зайти в дом, издалека смотря внутрь. Чёрная фигура стояла спиной к выходу, но на звук медленно обернулась, смотря на вошедших. — А вот и вы. Он приветствует вошедших, оставаясь на месте; он ничего не предпринимал, он ничего не говорил.…Нерешительность!
Настолько сильна она, что вызывает лишь растерянность и сомнительность.
До́лжно мне найти то, что поможет вновь прийти в себя.
То, что поможет вернуть мне былую мстительность.
Матье показалось, что он еле различимо усмехнулся. Словно заколдованный, он прошёл в дом, останавливаясь и наблюдая, как Банус, будто озверевший, направился к Лашансу. — Банус, нет!.. — Рвано выкрикивает Аркуэн, зная, на какие необдуманные поступки был тот способен. — Нет-нет, я лишь… — Секунда, и Лашанс оказывается на коленях. — …Хочу, чтобы он смотрел, когда к нему обращаются! — Уведомитель скрестил его руки за спиной, подставляя к шее жертвы — в лице убийцы — кинжал. — Особенно, когда к тебе будут обращаться с ТАКИМ заявлением! — Не дави слишком сильно, он нужен нам живым, не забывай. — Матье услышал в голосе Аркуэн вожделение, доселе никогда такого за ней не замечая; она приблизилась к ним двоим. — Не ожидал, что это и правда ты, и не ожидал, что ты будешь таким покладистым. — Белизариус остановился слева; вероятно, в отличие ото всех лишь у него не было написано на лице, как он желает убить жертву — возможно, он до сих пор сомневался. — Вот как? — Лашанс усмехнулся, громко сглатывая из-за подставленного к шее лезвия. И лишь один стоял в стороне от происходящего. Но ты желал этого больше всех! Посмотри, к чему привела тебя твоя жизнь и твои действия! Матье продолжал молча смотреть на разворачивающуюся картину перед собой. Что же не так? Лишь одно, но в то же время абсолютно всё.…Но дело в растерянности перед тем, что происходит.
Не того следовало ожидать.
И словно за нос что-то водит.
Неужели тот, кто достиг желаемого, всё равно обречён страдать?..
Матье осознал, что происходящее не приносило ему того, чего он желал. — Даже не выступишь против? — Аркуэн вынула из ножен меч. — Оборвёшь веселье? — А есть смысл? Сняв его капюшон лезвием меча, Уведомитель вновь заговорила: — Люсьен Лашанс, ты обвиняешься в предательстве Тёмного Братства, Матери Ночи и Отца Ужаса. Есть ли у тебя комментарии на этот счёт? — Лишь то, что я не успел как следует подготовиться к вашему визиту. Единственное, о чём я жалею. Да, и ещё… Ха, удивительно… Насколько мне известно, мой Душитель направляется сюда… Она всё-таки выжила. — Через некоторое время он добавил: — Надеюсь, к её приезду вы управитесь, вряд ли столь юное дитя готово к таким картинам. Аркуэн склонилась к нему, будто пытаясь что-то выискать. — Оглядись, Аркуэн: правда ли не верен своему делу тот, кто перед тобой сидит? Оглядись, уверен, с высоты твоего роста это будет хорошо заметно. — И вновь он усмехается, но тут же закрывает глаза и скалится, когда Банус нажимает на лезвие клинка. Аркуэн выравнивается и на некоторое время замолкает, смотря на него. — Это ты был в доме Анголима… — Верно. — Это ты убил его!.. Но здесь Лашанс не отвечает, продолжая смотреть на неё. — Есть ли ещё пожелания перед смертью? — Не получив в ответ ничего, она усмехнулась, подняла глаза на Бануса и, получив от него кивок, добавила: — Да будет так.─── ∘◦✧◦∘ ───
Матье искоса смотрел на висящее тело, не решаясь поворачиваться полностью. Это… Поражало… Такое произведение искусства! Такой шедевр! Вопреки всей той нерешительности и растерянности, которая была изначально! Сейчас он был уверен, что это именно то, что ему было нужно. Он уже думал над тем, как вернётся домой и расскажет об этом своей матери, как в дневнике появится новая страница, на которой будут расписаны все мельчайшие подробности этого дня. Там появилось бы самое разное, в том числе и рисунки, которые наглядно бы показали то, что происходило. Подробные описания… То, как сдирают, то, как режут, то, как вырезают и… Но вот дверь дома распахивается, а запыхавшийся зашедший с ходу скалится и делает шаг вперёд, тут же замирая. «Красиво, правда?» — спрашивает он её у себя в мыслях, продолжая любоваться созданным шедевром, не удосужившись предоставить хоть какое-то внимание гостю. А она смотрела. Почувствовав её взгляд, Матье посмотрел на Клару. Лисий малахитовый прищур обыденным уже не был — это был стеклянный взор распахнутых глаз. Неверие? Возможно. Да только как можно не верить, если такое творение висит перед тобой? Ещё и в таком обнажённом виде? Несмотря на то, что Матье медленно улыбнулся, он и тут же словил себя на странных мыслях… Жалости. Это ведь так похоже на тебя… Нет! Ни капли не похоже! Но улыбка тут же спадает, когда она вновь посмотрела на тело перед собой. Банус что-то рассказывал ей, демонстрировал, а она не смотрела на него… Она смотрела в никуда. И вновь это чувство. Почему?! Это ведь так похоже на тебя… Нет, это другое. Взгляд пустой, будто пустыми были её глазницы. Она явно что-то ответила бы на то, что происходило сейчас — вряд ли кому-то понравилось бы, когда перед тобой же в открытую решают твою судьбу и место. — Э-это… — Она медленно указала пальцем на изувеченное тело. — Люсьен?.. Жалость. Это ведь так похоже на тебя… Нет! — И вы, вместо того чтобы до конца разобраться, перерезали всё чейдинхольское убежище?! Какого чёрта вы все… Тут к Матье впервые за несколько минут пришло осознание того, что перед ним стояла убийца, дважды ускользнувшая от его ловушки. И всё, опять-таки, по вине Лашанса! Почему человек доставляет проблемы, даже когда он мёртв?! Но было ещё кое-что: она видела то, что произошло в убежище. Догадливость? Возможно… Как она решила не изменять своим нравам, начав возникать в попытке что-то доказать — хотя, казалось бы, поздно, — так и Банус вёл себя как обычно: налетел на ничего не понимающую жертву. Убийцу! Заткнуть получилось; Аркуэн вручила ей робу, на что та, приняв «дар», спросила что-то про Антуанетту из чейдинхольского убежища и, получив подтверждение о том, что та убита, молча вышла на улицу. Наблюдая за ней, Матье почувствовал, что к нему вновь возвращается нерешительность, как вновь она вынуждает задумываться над тем, над чем не стоило. Это ведь так похоже на тебя… И на это нет желания отвечать.─── ∘◦✧◦∘ ───
— Ну и где эта… Аркуэн посмотрела на Бануса, давая ему понять, чтобы он выбирал выражения. — Убийца, — закончил он, сделав одолжение. Матье, не обронив ни слова, направился к дому. Уже взявшись за ручку двери, он вдруг замер, услышав голос вперемешку со слезами. — Ч-что мне теперь делать, Люсьен? Ни смысла, ни цели у меня теперь нет. Я чувствую себя ребёнком, выкинутым в неизвестное место. И я… Думаю сейчас лишь о себе, но… Ты бы знал, как мне страшно… О боги, как же мне без тебя страшно… И вновь… Неужели Душитель для Уведомителя и правда не был просто убийцей? Некоторое время так и простояв, слушая, как дом снова наполняется рыданиями, он приоткрыл дверь, делая несколько коротких шагов внутрь. — Я не могу поверить, что это произошло… Я так была уверена в тебе, что потеряла. Я виновата, я знаю. Прости меня, Люсьен. Я снова не смогла никого уберечь… И я снова жива. Никчёмный глупец, человек, ни на что не способный. Матье остановился, продолжая смотреть на неё. — …Почему жизнь так несправедлива? После этих слов Матье всё же понял то, что до этого пытался опровергнуть. Это ведь так похоже на тебя! Признай это! Да. Похоже. Всё же признаваясь самому себе в этом, Матье закрывает глаза, желая унять непонятно откуда взявшуюся пульсацию в висках. Почему именно так? Ещё некоторое время не раскрывая себя, он всё же зовёт её: — Клара. Нам пора. Сидящая замирает, а потом медленно поднимается, оборачиваясь. Лисий малахитовый прищур снова не был таковым — он видел красные глаза и полностью отрешённый взор, будто она смотрела сквозь него. — Да. Я иду. И Матье уходит, желая, чтобы появившееся вдруг понимание к человеку отстало от него. Оно не нужно, особенно по отношению к тому, кто его не заслуживал. Особенно по отношению к тому, кто вряд ли понял бы его. Ведь так?Ты ошибся, Матье. И ты ошибаешься. Во многом. Но ты этого не поймёшь. Пока что.
─── ◦⋅⚜⋅◦ ───
Измене нет прощения,
И снуёт по миру лжец.
Но жизнь его предрешена.
Ведь нет милости, когда за ней
Следит она, чья рука готовится плоти вкусить сполна.
Ведь нет милости, когда за душою его
Наблюдает он, готовясь обещанное вернуть во владение своё.
И есть двое,
Как двое смертных их.
Вторые — руки, ведь первые глядят.
Они, как двое одного, выжидают и внимать призывают, одно твердя:
Нет прощения, когда бездна из вранья
Затягивает тебя в болото крови хладной касты.
А она тает от её тепла,
Готовясь проломить оковы власти.
…Но отделима жизнь чертою жирной.
И делится она на два раздела.
Второй — смерти. Гной, взращённый той обидой.
Обидой мести и моря детских слёз.
Что смываются порой материнскими руками в мире грёз.
Но и есть ведь первая.
И смыта та, подобно слёзам.
…Обагряют белую частицу потоки крови.
— Откуда взялись они?.. — И все деяния сего.
Того, кто владеет долей столь зловещей.
— Но неужели не остановить его?.. — Попробуй, но послушай ты её.
Кого провозгласил ОН нашей вещей.
Вседозволенность и мощь в руках твоего дитя
Погубит всё, что сотворила я.
Оно твоё до черты той важной,
Что способна разделить бытие далеко не каждой.
И речь о жизни нашего дитя.
И погубила тебя моя слуга.
Ты забрала ту часть былую, — чистую, светлу́ю.
А что же до меня?
А моё второе бытие сего дитя.
Месть, где целью являюсь я!
Хотел он изгубить меня, но даже так…
Даже так не откажусь я!
…Но душа теперь его.
Ты сожалеешь?.. А в ответ молчание.
Гнилые губы не шепчут на прощание.
Но касаюсь я сердца твоего.
И то слишком сильно плачет…
Знал ведь он, на что обрёк себя.
И гордишься ли ты им?..
…И впереди наблюдается падение моего наследия,
Кое способно разрушить столь стойкие деяния.
Но ведь деяния его оказались прочнее моего творения.
И знаю я, что восстановят былое величие твоё!
И это не последнее, что увидишь ты.