Начать всё заново

Мысли одна за другой настигают голову, вынуждая буквально прогнуться под их натиском, — и совершенно не волнует то, что происходит вокруг. А вокруг… Распря. И удивительно, как меняется обстановка, стоит только надавить, прижать к стенке, посеять панику в команду коллег… Тёмное Братство. Теперь рассеянную в мнениях общину сильных людей, некогда сплочённую группу. А что же сейчас? Так и лениво подперев голову, Матье исподлобья посмотрел на говорящих, осознавая, что будто бы внушённый гул в ушах — вероятно, от количества мыслей — не даёт услышать ни слова. И не хочется, — появляется вдруг желание схватить рядом стоящий кувшин и кинуть в кого-нибудь, лишь бы заткнулись. Ничего нового, кроме как обвинений и, как один выразился, разглагольствования, он не услышит. И этот один… Взгляд переводится на фигуру — и вновь та стоит поодаль, словно вдали от спора. Он стоял ровно, сложив руки за спиной, и смотря то на одного, то на другого. Как только один замолкал, и его мысль подхватывал другой, взгляд карих глаз перемещался на нового оратора. Это выглядело… Отвратительно. У любого другого эта картина вызвала бы, наоборот, не отвращение, а скорее страх и ощущение… Гнусного, ненужного и неуместного восхищения. Почему?! Личность такая. Даже для того, кто его ненавидел, он выглядел как авторитет, — и это стоило признать. Сложно, упорно, через силу, но Матье признал, ибо не один год пробыл у него в подчинении. В подчинении того, кто был примером для любого убийцы. Но именно сейчас его вид показывал то, что раздражало. Это наталкивало на те мысли, которые говорили тебе: «Точно ли твои действия направлены на него? Давно ли?» Осознание, что всё было схвачено, причём лишь у него. Понимание, что всё шло по плану. И он был дирижером — будто бы он кому-то что-то демонстрировал. Матье мог поклясться, что видел на его лице усмешку. Смотря на него, Матье не без удовольствия оглядел остальных троих, будто бы тоже довольствуясь тем, что видел. Вот ведь ирония — двое из пяти, которые являлись зачинщиками распри, стоят сейчас и молча наблюдают. Один знает, что во всей этой ситуации и обществе лишь один он охотник, а остальные — жертвы, и плевать, что одна из них желательнее другой. Второй же… Он не должен знать, что он жертва. Не должен. И каково это — находиться в одной комнате с тем, кто является твоей целью, и кого ты так искусно пытаешься подставить? И ведь выходит. Искусно… Такое определённо требуется в подобной… деятельности. И вновь мысли затягивают, подобно болоту. Происходящее нравится, но, признаться, очень быстро надоедает. Обрывки фраз, долетающие до сидящего лишь в форме чего-то несвязного, стук сапог по деревянному настилу. Не любил он Бруму, как и многие другие города, хоть и любил снег. Но этот город… Нет, не то. Не нравится. Сидя сейчас в одном из домов этого города, внутри росло только тебе ведомое напряжение — или не ведомое. Но ничего не произойдёт, нет. Не посмеет. И гнетущая атмосфера: запах дерева и дыма из камина навеивают что-то приятное, но личности, убийцы и мучители, собравшиеся в одном месте! Это пустая трата времени? Должно же произойти то, что может принести выгоду даже тебе, учитывая твои замыслы. И оно произойдёт. И оно принесёт. — …Ты бы лучше про своё убежище рассказал. Матье выходит из тягостных мыслей, исподлобья взирая на Бануса. Словно только сейчас замеченная всеми фигура смотрит — как и последние несколько минут — на взывающего к нему, думая. Видимо, наблюдающий всё же подал голос, ведь укор звучал явно после оброненной не менее «приятной» фразы… Он любил так делать. Отчасти со стороны его были частые словесные будто бы провокации. Он делал это лишь для того, чтобы получить в ответ обращение внимания на сказанное. Ведь так? И удивительно, когда третий Уведомитель, смотря то на одного, то на другого, делает шаг вперёд, со скрываемым недоверием смотря на Лашанса. Скрываемым, хоть и плохо. Не выходило, впрочем, это странно для человека аристократических кровей, которому свойственно часто приотворятся. — Слышал, в чейдинхольском убежище что-то происходит. Убийцы бунтуют? Что-то подозревают? — Тон натянутый, такой, чтобы дать понять: вопрос задан, чтобы еле ощутимо оскорбить. Матье почти усмехается. Кажется, началось… На некоторое время комната погружается в тишину. — Не нужно лезть в мои дела. — Бесстрастный голос словно охлаждает помещением своим спокойствием. — В СВОЁМ убежище я разберусь сам. Зря. Казалось бы, обычный сухой ответ, но именно что-то подобное приводит к вопросам. Ситуация накаляется, когда чёрная фигура выходит в центр, оглядывая всех. И снова он сидит в стороне. Это так приятно — наблюдать за сценой, зачинщиком которой являешься ТЫ! Это ТЫ должен был быть в центре распри, но ТЫ слишком хорошо всё продумал, чтобы там находиться, о нет… И поэтому ТЫ в роли наблюдателя. Подозрения мимо. — Я удивлён, что, находясь сейчас в вашем обществе, слышу лишь опасения и обвинения. И это «вашем» специально выделяется из всех других слов — говорящий не относит себя к этому «обществу», хоть и находится в нём. — Н-да, интересно… — Банус, тихо смеясь, сложил руки на груди, останавливаясь перед ним. — И что же прикажете делать? — Прикажу делать хоть что-то. — Он осмелился выразиться так? Нет, у него были силы сказать так всегда. — Какие действия предприняли мы, дабы остановить это? Лишь держим всё в секрете, а иначе это расползется по убежищам. И это было бы катастрофой. — Ты не поверишь, но кое-куда и кое-что уже просочилось. — Верно. — Он коротко усмехнулся, но тут же склонил голову, взирая на собеседника исподлобья. — Но это МОЁ убежище. Сообщаю на случай, если ты не расслышал и забыл. И в нём волнения улажу Я! Комната вновь погружается в тишину, нарушаемую для каждого лишь ударами собственного сердца и дыханием. Белизариус не выдерживает и обращается к Аркуэн, вновь начинается спор. Когда начался такой хаос в высшем слое ордена? Матье не припомнит, так как всё происходило настолько постепенно, двигалось по нарастающей. Одно убийство — один разговор, догадка. Второе убийство — и все уже настороже, не понимая, в какую сторону смотреть. А когда что-то подобное происходит постоянно? Когда орден душат со всех сторон, при этом делая это очень осторожно и давая понять, что зачинщик рядом? Это намного интереснее, особенно наблюдать за этим… — И это продолжается… — Отрешенный голос утопает в водовороте спора. — Что ж, думаю, нет смысла продолжать разговор с открытой некомпетентностью. И стоит ему только посмотреть в сторону двери на улицу, как в него сразу летит упрёк: — Да, правильно, иди, куда хотел. А мы пока подумаем, что делать с тем, кто ушёл. — …Что ты сказал? Неужто твои подозрения пали на меня? Не удивлён… И если первые два вопроса заданы тихим голосом, то на последнем Уведомитель почти смеётся в лицо собеседника. И страх… Или же его нет? И взгляд карих глаз исподлобья, почти усмешка на губах. И это странная реакция. И тонкие губы расплываются в еле заметной улыбке. Неуместной, почти упоительной, будто загнанный в угол зверь заверяет, что сейчас препятствие за ним рухнет, исчезнет. И проигравший выиграет. Почти идентичная улыбка на лице данмера вынуждает Матье непреднамеренно подумывать над дальнейшими действиями двух коллег. Коллег… Эти двое друг друга всегда недолюбливали. Была ли причина? Её знали только эти двое. И только кто-то из них мог её рассказать. — Неужели и убийство Табии на меня спишешь? Табия? Знакомое имя. Кажется, это та эльфийка из убежища Бануса. И вроде бы картина сама складывается… На упоминании имени Уведомитель брумского убежища еле заметно дёрнулся, но всё же устоял на том же месте. Видимо, задел. — Если ты… — Но рычащий голос прерывается. — Хватит! — Аркуэн подрывается с места в самый подходящий момент. — Самосуду здесь не место! Лашанс поворачивается к ней, почти наглядно удивляясь. — Самосуду? — Фигура, демонстрируя высокомерие даже в такой момент, складывает руки за спиной, полностью поворачиваясь к ней. — Ты это так называешь? Вон как… Прямой взгляд на неё, а после снова будто свысока. Как он любит, как ему нравится. — Говоришь, не место? Эта картина выглядела как… Аркуэн хоть и была выше ввиду своей расы, но даже так Лашанс выглядел будто бы выше. Он щурит глаза и сводит челюсти — непонятно, мысль так задевает загнутую людскую душу или же что-то другое… И загнутую ли? — А где место? — И вдруг карие глаза распахиваются шире, а губы изгибаются в оскале. — Где? Непонятно почему, но эльфийка вдруг сдаёт назад, слабо мотая головой, но продолжая смотреть на него.

Власть в глазах и в виде человека…

Это то, чему можно научиться за жизнь, длинной в полвека?..

…И словно что-то увидела… Сидя до этого со скучающим лицом, Матье медленно изменился в лице, видя, что ситуация принимала весьма странный оборот.

Но он же твоя коллега?

И должен знать ты замыслы этого стратега.

Неожиданно появляется желание встать, чтобы тоже быть в центре ситуации. Ты же являешься частью этого коллектива — неважно, что ты же и причина его разлада. Так нужно. Лишние подозрения ни к чему. Не нужно сидеть в стороне и делать вид, что к тебе это не относится, хоть и хочется. Матье встал и сделал шаг вперёд.

— Назад!

Одного мимолётного взгляда хватает, чтобы остановиться на месте. И голос… Он прокатывается по маленькой комнатке, отталкиваясь от её стен.

Что-то сидит в монстре напротив.

Оно к тебе внимает и отступить на шаг призывает.

Неосознанно Матье отступает назад, непонимающе смотря в пол на свои же ноги. Что за… Почему? Это был приказ? Ему давно никто не указ, он сам вправе и в силах заткнуть любую смертную душу!

И замирает жизнь в нутре твоём.

И власть ненавистника готова поглотить ту всю живьём!

Вопреки этому ноги отказываются приблизиться хотя бы на миллиметр, словно что-то удерживает их. Тиски власти окутывают тело невидимыми путами, словно тело знает, перед кем остановилась, но не разум. А Аркуэн молчит. Понимает, что это провокация? Нет. Боится. Но чего? Матье смотрит на неё и замечает страх в её глазах — такой, какого он у неё никогда не видел. А он? Что он, Ситис его возьми делает?! Лашанс поворачивается, открывая более удобный ракурс на его лицо. Нечеловеческий взгляд, вселяющий неподдельный ужас.

Неужели кто-то готов противиться воле руки моей?!

Не боится взгляда его очей?

Снова хочется подорваться с места, но не выходит. И ощущение повиновения настигает всё сознание, вынуждая подчиниться. И вдруг осознание, что когда-то такое было. Догматы заставляли подчиняться, заставляли держаться и удерживать себя же. Но нет… Тогда это было по-другому. Но и догматы Чёрной Руке ни к чему! Зато есть что-то другое… — Ответа не будет? Ну да, конечно. Но, видимо, приходит осознание своего положения. Усмешка озаряет на секунду лицо, а тот смотрит на двух других Уведомителей, которые тоже будто бы ожидали действий с его стороны. Но нет. Лашанс тихо кивает, на секунду закрывает глаза, опускает едкое ругательство себе под нос и направляется на выход, принимая для себя решение, что больше ему тут делать нечего.

Не стоит вставать на пути его сейчас.

Покуда не пробил ещё тот нужный час.

Звук, как дверь захлопывается, никого не удивляет и не побуждает ни к каким действиям — ещё несколько секунд все стоят молча, переваривая то, что произошло. А произошедшее было… Специфичным. Аркуэн, встряхнув головой, дотронулась до лба, словно приходя в себя. — То, что произошло… — Но она не договорила, плотно сжимая глаза и некоторое время думая; резко выпрямилась, обращаясь к Руке. — Я объявляю Люсьена Лашанса главным подозреваемым в совершении нескольких убийств и покушений на рядовых членов Тёмного Братства. Мы будем наблюдать за ним, и в ближайшее время я вынесу свой вердикт о том, что делать с ним и его убежищем. …Кого ты так искусно пытаешься подставить… Успех!

Час, когда держать я вас не буду.

Ведь тогда и будет время самосуду!

─── ∘◦✧◦∘ ───

Рано или поздно то, что в бывшем твоему подчиненному пришлось так хорошо выучить — обернётся для тебя бедствием.

Или же нет?

Это удивительно, когда дверь перед тобой задаёт тебе вопрос, который ты уже слышал. Так давно, так давно. Удивительным считался не столько факт, что дверь говорит, — и это обыденность для ордена, — сколько именно вопрос. И ведь она живая, — если о ней можно так говорить. И ведь она видит, кто перед ней, — и человек этот не вызывает вопросов, — но вот те, кто стоят сзади, не знакомы для неё. Поэтому и спрашивает. Нужно ответить. — Кроваво-красный, брат мой. Как давно он не слышал этих слов. Как давно не говорил. Слышал единожды в своей жизни и говорил столько же. Дверь открывается, а Уведомитель, потянув её за массивное дверное кольцо, прошёл вперёд, пуская остальных. И впереди стоит знакомая фигура. Она куда-то шла, но, увидев на пороге мелькающие чёрные силуэты, остановилась, смотря, как двое, получивших указания, огибают колонны и скрываются в залах. — В-вы… Хозяйка убежища знала, кто это, некоторых из которых даже ни разу не видела. Чёрная Рука не должна так спокойно бродить по убежищам. Нет. Но вот она здесь, в сердце одного из них. Все слова и реплики встают комом перед страхом и непониманием; она пятится назад, не выдерживая натиска высокой фигуры перед собой, которая движется на неё, занося над головой меч. Лезвие сверкает, и она понимает, что сейчас будет. Но это Уведомитель. Что же будет, если обнажить свой меч против неё? Нет, и рука не поднимается даже в такой момент. Да и не успеет. — Отец, будь милостив… Выпад вперёд, и Уведомитель перерезала горло жертвы — когда-то убийцы — наблюдая, как она хватается за шею. Словно наблюдатель, Матье медленно подошёл к Аркуэн, взирая на мёртвое тело у ног. Равнодушие. Это ли хотелось испытывать? Стоило признать: Матье не успел задуматься над тем, что он мог испытывать в это время. И голова была забита не ими, лишь мыслями об одной более желаемой жертве. Но был кое-кто другой. — Стой, не торопись. Аркуэн попридержала его за плечо, на что Матье медленно повернулся к ней, с нескрываемым раздражением смотря на руку. Желание добраться до ещё одного человека было почти не усмиряющимся. «Знала бы ты, как порой хочется поговорить с тем, кого ты видел каждый день и кого тебе придётся убить». Матье вырвался из хватки, направляясь в кабинет Винсента. Почему его опять останавливают? Кто в силах остановить Уведомителя?! Никто! Но желание убить того, кто не был последним человеком во всей этой истории… Конечно, ей этого не понять! Она не была в такой ситуации, она не убивала тех, кто когда-то считал тебя семьёй! Двери его комнаты были открыты. — Я знал, что ты явишься. — Это было первым, что услышал чужой Уведомитель, проходя в комнату. Вампир стоял около стола, держа наготове меч, зная, кто появится, зная, что происходило, и зная, что боя не избежать. — Удивительно, что Рука решила следовать против своих традиций и устава! С чего он это взял? — Вот как? — Уведомитель медленно заходит в комнату, смотря на убийцу. И, наконец, жертву. — Почему ты думаешь, что… Н-да, великая Мать Ночи! Не знает о том, на что пошла Чёрная Рука? — А она знает? — И Винсент вдруг улыбается, глядя на Матье, который ему никак не ответил. В рубиновых, прикрытых мраком комнаты глазах не было ни непонимания, ни злости или страха. В какой-то момент вампир стиснул зубы, плотно закрывая глаза и морщась. — Я слышу их крики. Слышу, как убивают мою семью. Жаль, что ты этого не слышишь, ведь это и твоя семья тоже. — О нет, Винсент, — не соглашается он. — Она никогда не была для меня таковой. И я рад, что не дал себе окончательно влиться в её ряды. Все эти годы, что я пробыл здесь, я думал лишь об одном: как достигну двух своих целей! Первая практически всегда была рядом, каждую неделю я видел его здесь! Каждый день, неделю, месяц, каждый год своим существованием он сыпал соль мне на рану, но каждый раз, видя его, я радовался этому. Я радовался, что сама жизнь бережёт его для определённого момента, для того, когда весь гнев Чёрной Руки обрушится на него! И он обрушится, Винсент! МЫ близко к этому, Я близок к этому, как никогда!.. А вторая… Та, которую ВЫ называете своей «Матерью»! Эта тварь тоже умрёт! От меня, от моей руки! Винсент, на удивление, промолчал, не реагируя от слова «никак». — Почему же ты молчишь, Винсент, хм? — Матье пожимает плечами, желая услышать ответ. — Ты не удивлён тому, что выходец из вашего гнезда дошёл до таких высот, а вы ничего не поняли? Только посмотри на меня! — Он раскинул руки, тихо смеясь. — Я тот, кто уничтожает вас всех день за днём, и я уничтожу, а ты молчишь?! Какое же неуважение, раньше ты таким не был! Ты всегда подчёркивал достоинства и достижения убийц! Неужели я не заслужил этого? Неужели не ты всегда признавал успехи убийц в логове своего ученика? Винсент поджал губы и вдруг медленно улыбнулся, будто потешаясь. — А тебе оно нужно? Моё удивление? — Винсент хотел продолжить, но затих, закрыв глаза. — Та убийца, о которой говорил мне Люсьен. Да-а… — Последнее он протянул так, будто вспоминал их разговор, опустив взор. — Признаться, он был потрясён ходами этого предателя. Ещё и так искусно… — Он усмехнулся, вновь задумываясь. — Мне эта убийца представлялась по-другому. Даже не столько по-другому, сколько… Я бы никогда не подумал на тебя, Матье. На последних словах он посмотрел на предателя. — Да?! Это же замечательно! Только посмотри, как хорошо я отыгрывал и отыгрываю роль! Только глянь, как… — О нет, я о другом, — перебил его Винсент, начав прямо поверх его речи. — Когда ты пришёл в убежище, я подумал тогда, при виде тебя, что толку от тебя будет мало. Признаться, это впечатление постоянное, неизменное, ибо тот, кто внушает уверенность, сразу же подводит и себя, и орден. И твоё доверие, — добавил он в конце. — Но в случае с тобой это было иначе: на пороге убежища появился едва окрепший парень, не вселяющий абсолютно никаких надежд. Но всё же как-то тебе удавалось каждый раз возвращаться живым с контрактов. Каждый раз, видя тебя на пороге своего кабинета, я удивлялся, пусть и не показывал этого. Тогда даже Люсьен был удивлён, хотя тоже не ожидал от тебя такой выдержки. Матье не смел встревать, пытаясь скрыть своё изумление подобными словами, но тщетно. — Но меня поразило другое. — Винсент обошёл стол, вставая по левую руку. — Твоя верность ордену и Матери Ночи. — Замолчи… — Изумительно, правда? — продолжил он, не сумев сдержать улыбки. — Да, все твои старания были направлены на то, чтобы добраться до нужного высокого ранга, но это не отменяет того факта, что ты проявлял на протяжении всей своей жизни в ордене самую настоящую… — И последнее звучит настолько едко, что Матье почти срывается с места. — Преданность! Злость закипает подобно лаве, Матье понимал, о чём говорил Винсент, но самое страшное — это то, что он понимал, что у него отсутствовали отговорки. Винсент был прав. Но не ты ли говорил, что преданность — животная повадка? Ты думал так о Тейнаве с Очивой, ты думал так о Кларе. Ты думал так всегда, но сам же, на ровном месте… — Не смей говорить о моей преданности, которой нет! Неясно было, самому себе он это сказал или же собеседнику, но сразу же после слов он напал на оппонента, на что вампир ловко отбил серию ударов, отталкивая убийцу от себя. — Я не буду сражаться с тобой, ибо не вижу смысла. Винсент разжал пальцы, и меч с громким лязгом упал на каменный пол. Ты ошибся, Матье. И ты ошибаешься. Во многом. Но ты этого не поймёшь. Пока что. Не поднимая глаз, вампир сам опустился на колени в ожидании. — Делай, что должен. Изумление и злость сменяется непониманием и всплеском бешенства, когда Уведомитель рывком оказывается рядом с ним. — Ответь мне, Вальтиери! — Матье схватил его за шею, вынуждая посмотреть на себя. — Неужели ТЫ думаешь обыграть МЕНЯ?! А?! ОТВЕЧАЙ! — Ты думаешь, что когда твоя жертва в таком положении, что-то может пойти не так? — Винсент горько усмехнулся. — Знаешь, продолжая тему твоего первого появления в ордене: ты напоминаешь мне того маленького мальчика, который пришёл сюда впервые. Ты не изменился, Матье. — НЕ СМЕЙ! Так говорить. — Пальцы непреднамеренно сжали шею сильнее, будто надеясь причинить таким образом боль вампиру. — Ты ни-че-го обо мне не знаешь, и ты не представляешь, что стало с тем мальчиком, которого ты помнишь! Жертва не ответила, а Уведомитель отпустил шею и приставил к ней лезвие клинка. — Я рад, что сегодня все вы, семья чейдинхольского убежища, будете убиты. И мне останется лишь самое сладкое для завершения своего плана — хозяин логова. — Ты потерпишь неудачу. — Винсент, аккуратно коснулся пальцами лезвия около своей шеи. — И поймёшь ты это только тогда, когда будешь стоять на коленях перед Ситисом. Секунда еле различимого сожаления и страха, и Винсент собственноручно проводит подставленным к горлу лезвием клинка по шее, тем самым убивая себя. Матье успел от неожиданности только сдать назад, с шоком и возмущением смотря на то, что произошло. — ТЫ!.. — Но Матье лишь снова отшатнулся назад, выронив клинок, и посмотрел на свои руки. Произошедшее было ему непонятно, почему он так сделал? Из-за того, что почувствовал, что сил против Уведомителя у него не хватит? Ха! Но это было не то, — Матье быстро отбросил этот вариант ответа. Нет, он пусть и плохо, но знал Винсента, и он знал, что тот бы так не поступил. Тогда что? Взгляд был прикован к тому, как кровь растекается по полу алым ковром. Перед ним лежало тело того, кого он знал так долго, кто не вызывал отвращения и злости, кто был хорошим учителем и наставником. «Почему нет чувства радости…» — звучит в голове не вопрос, а мольба. — Никогда. — Вопреки шоку, прозвучавшее было ответом на то, что сказал ему Винсент в последний момент. К комнате кто-то быстрым шагом приближался, вынуждая сдать от тела ещё на несколько шагов назад. — Идём, — позвала его Аркуэн, не глядя на тело. — Нам нужно к форту. — Не дожидаясь его, она ушла прочь. — Никогда, слышишь? Не бывать этому, я закончу начатое, и оно станет моим триумфом. Это я тебе обещаю. Подняв меч и покинув комнату, Матье вышел в святилище, где стояли остальные трое Уведомителей. — Убит орк, каджит, лесная эльфийка и двое аргониан. — Вампир мёртв. — Матье остановился, глядя на Бануса, до сих пытаясь переварить то, что произошло. — В убежище Люсьена было восемь убийц. — Аркуэн задумалась. — Должна быть ещё одна! — Антуанетта Мари, — вновь заговорил Матье. — Бретонка. Не хватает её. — Контрактов в убежище Лашанса не поступало, значит, она либо в городе, либо куда-то уехала. Матье перевёл взор с Белизариуса на Аркуэн, которая никак на это не отреагировала. «О нет, один контракт был…» — Нет. Она близ Чейдинхола. — Банус, использовав обнаружение жизни, развеял магию. — Я укажу путь. Одним из главных козырей Бануса Алора были эксперименты в области магии Изменения. Неясно как, но у него получались усовершенствованные виды заклинаний, которыми он умело пользовался и порой награждал ими своих убийц, выдавая за премии. — Отлично, значит, сначала в форт Лашанса, а позже найдём оставшуюся убийцу. — Есть ещё убийца. — Матье, решив всё же придать огласке эту новость, проследил, как Аркуэн остановилась, услышав об этом. — Женщина, имперка. И где же она? Все посмотрели на эльфийку, на что та, оглядев всех, вновь направилась на выход, кинув на ходу: — Об этом потом. Сейчас — в форт!

Не удивило ли тебя то, что жертва твоя не спросила о твоих намерениях и причинах? Почему ты загорелся желанием отомстить?

За кого?