Начать всё заново

…Матье невольно задумался об убежище Чейдинхола, вспоминая его.

Святилище пронзил грохот входной двери, на звук которой обычно всегда быстро реагировали.  Чейдинхольское убежище — оно такое чужое, оно такое родное…  Уведомитель тихой поступью прошёл вперёд, никого не встретив на своём пути.  Это плохо? Скорее, странно, хотя… Очива всегда стояла у парадного входа, ожидая своего Уведомителя. А тут её не было… Не ожидает? Впрочем, стоит дать ей ещё некоторое время. В нос ударил хорошо знакомый запах воска и железной гари от настенных факелов — и будто бы в своём убежище он такого не замечал. Но этот отличался, даже не столько в целом для всех, сколько для пришедшего — почему-то он его хорошо запомнил, почему всё, что касалось этого места, он хорошо помнил, зная, что даже если попытается забыть — не получится. Нет смысла пытаться сделать это вновь. А хотелось. Это не то время, которое убийца хотел помнить, пусть оно и было не столь плохим. Осматривая святилище, зашедшего непреднамеренно затянул круговорот мыслей.  Воспоминаний, которых Матье не понял, хотя должен был. В логове Лашанса давно не было пополнения — семья продолжительное время оставалась прежней, — видимо, на то были причины. Да вот какие? Предпоследнюю убийцу хозяин логова убил сам же в своём убежище, не дожидаясь, когда нагрянет Ярость Ситиса, а последняя умерла… Погибла от рук своего же брата. Хорошо знаемого — в целом, никто этого знаемого так хорошо не знал, кроме неё. …Но вот он где-то взял новую убийцу. Подумав об этом, Матье почти наглядно всплеснул руками, словно его это хоть как-то волновало, но в который раз подчёркивая для себя странность этого случая. Ну что сказать — тупица прокололась на ровном месте, но была спасена. А жаль, хотя для хозяина своей псарни это тоже урок. Пока убийца думает, что ничего странного нет, «спаситель» уже взращивает в себе мысли и доводы. Забавно, ведь понял он тогда гораздо больше, чем должен был. Но вот он вспомнил то, что было несколько лет назад. Чейдинхольская семья редко менялась — стоило признать: у Лашанса в обиходе были неплохие убийцы. Хотя, если у убийцы нет каких-либо отличительных особенностей, то зачем он вообще нужен? У ассасина должны быть свои козыри в кармане, а иначе долго он не протянет.  И у каждого в этой семье они были. Каждый владел полезным качеством или умением, которое тому помогало. Уведомитель всегда сам занимался наймом убийц в своём убежище — иногда находил их сам, а иногда на убийцу указывала Мать Ночи.  Было ли иначе? Вряд ли. По-другому убийца не могла попасть в семью… Когда Матье покинул чейдинхольское гнездо, в нём осталось семь убийц, не включая хозяина этого гнездовья. Почти каждую из них хозяин логова находил сам, это он точно помнил, и у каждой была своя история.  Взять, к примеру, эту босмерку Телиндрил. Такой знакомый эпизод из жизни…  Отец совершил на неё Чёрное таинство, а за ней пришёл никто иной, как Люсьен Лашанс; эта остроухая мало того, что смогла ускользнуть от убийцы, так ещё и вернулась и отомстила своему отцу, а в награду получила новую жизнь и новую семью, которая и тому и другому была более чем рада. История не столько поразила ум юного Матье своими подробностями, сколько схожестью с его жизнью; это были очень разные вещи, но в то же время очень похожие. Когда эльфийка по доброте душевной рассказала ему об этом, то, что ожидаемо, бросила в его сторону вопрос о его жизни до ордена — он помнил, как она тогда была поражена, что кто-то появился в семье сразу после совершеннолетия. Но сестра новоявленного брата на вопрос ничего не получила. Была ли расстроена? Вряд ли. Известный факт, что в Тёмное Братство не от хорошей жизни вступали, оттого и большинство из невзыскательных убийц не интересовались подобным. Удача улыбнулась, а может, на это не стоило и внимания обращать — семья Матье досталась в меру своей благонравная, хоть и сложно было выразиться так в адрес убийц, которые параллельно разговору об, к примеру, вкусной еде думали об убийствах: предстоящих, совершённых, провальных или не очень. Но ладно. …Ящеров Лашанс и вовсе сам воспитывал ещё задолго до того, как стал Уведомителем, и как те двое были приняты в семью — Матье ничего об этом не слышал, разве что Тейнава поведал вкратце историю, — а, скорее, просто невзначай проговорился, — что Лашанс набрёл на лагерь аргонианского племени, находящееся где-то на границе с Аргонией. Случайно он там оказался, нет ли — было неясно, но, по всей видимости, именно там будущий Уведомитель и заприметил для себя учеников и впоследствии убийц своего убежища и семьи. Когда Матье вступил в орден, Тейнава и Очива были самыми молодыми в семье, но даже так вторая уже была хозяйкой убежища, а также одной из успешных — если не самой успешной — убийцей, быстро продвигающейся по иерархической лестнице Тёмного Братства. Тут же и выстраивалась хотя бы примерная картина их взаимоотношений, главной чертой в которых была преданность. В курсе ли были они, что это одна из животных повадок? Вряд ли. …Эти двое были самыми верными своему учителю, потому и буквально унаследовали что-то от него: черты характера, тактики, методы… И опять-таки преданность что своему делу, которое само выбрало их, что своему наставнику. Но у учителя когда-то тоже был учитель, — иронично, видимо, тот передал наставнические корни своему ученику. Вальтиери был единственным обитавшим, кто не менялся. Матье не застал даже банального приглядывания или присмотра его над действующим Уведомителем — хоть и догадывался он, что Винсент всё равно это делал, не показывая свою приевшуюся наклонность и наблюдательность за конкретным человеком; вероятно, те времена на тот момент давно прошли, что не удивительно.  А жаль, — а вот это уже удивительно. Матье бы хотелось застать этот момент в их истории. …Но Винсент знал слишком много — что о своём ученике, что о его деятельности в целом, — Люсьен всегда посвящал того в свои дела. Эта тенденция была видима, её все знали и прознали, относясь к этому учтиво и никогда завистливо. Бывало такое, что Уведомитель возвращался в убежище после долгого отсутствия, кладя перед Очивой стопку из контрактов, параллельно спрашивая каждую свою попавшуюся на пути убийцу о прошедших сделках: странностях, успехах, итогах, последствиях… После он уходил к Винсенту, застревая там на долгое время. В один из таких моментов Матье без злого умысла нарвался на их разговор, не зная, что он был в кабинете вампира. Разрешение войти, открывающаяся дверь, и вот он встречается с интересующимся взглядом рубиновых глаз. Второй — не сразу реагирующий зрительно, но тут же будучи замеченным убийцей — смотрит на какой-то документ, зажатый в руках, медленно опрокидывая назад его титульный лист, словно пребывая в неподдельном шоке, и медленно поднимает взор на вампира. — Ты должен объяснить, что это, ибо мне, как ни странно, в толк взять сложно. Один Ситис знал, чего он там смог такого увидеть, но вот мужчина переводит взгляд на зашедшего — давно замеченного, но доселе которого не наградив даже зрительным приветствием, — коротко кивая после нескольких секунд. Смотря на него — уже научившись такому полезному качеству, как терпению, — убийца чувствует, как ускоряется его сердцебиение, как проступает пот на руках, которые словно по глупому наваждению готовы схватиться за рукоять клинка на поясе. Но всё проходит. Терпение же уже, как стержень внутри, не даёт действовать на поводу желаний. …Что странно, никогда в такие моменты Уведомитель не выставлял за дверь пришедшего, проявляя… некоторое почтение. Такие сцены ничем необычным не заканчивались — не было чего-то такого, с чем можно было войти в кабинет Палача, намеренно скрывая от своего Уведомителя. Спикер не покидал кабинет, а Винсент не просил — и не из-за уважения и причины в виде высшего ранга, а просто не имея на то желания и зная, что не было того, что стоило оставлять только между двумя собеседниками и стенами своего кабинета. …Лашанс всецело доверял, а Винсент не пользовался, а, скорее, ценил. Потому никогда и не проговаривался. Что тоже удивительно. Было ведь что сказать.  И этот цикл хорошо работал и в точности наоборот. Как наблюдатель за своей целью, Матье втихую, но интересовался своим Уведомителем. И, что странно, — а может, и нет, — ничего не узнал. Винсент никогда не рассказывал что-то кому-то о своём ученике. Это… Поражало. Это была преданность? Та самая животная повадка? Недоверие к кому-либо?  Что удивительно — доверие было ко всей своей семье, но настоящее, личное — только к одному.  И Винсент никогда никому и ничего не рассказывал о себе — сколько себя помнил Матье, он так ничего о нём и не узнал.  Ирония: жизнь вампира длинна и полна подробностей — пусть он и сидит чаще всего в своём кабинете, — но ничего из него не вытянешь.  Он пробовал. Не вышло.  Не потому, что память подводила по объективным причинам, а потому, что тот, кого хотят выставить рассказчиком, не желал им становиться.  Тоже по объективным причинам? Едва ли. За месяц до прихода Матье в убежище была принята еще одна убийца — мерзкий тип, много высокомерия, едких шуток; этот данмер, беглый из Морровинда, каким-то образом поладил с каджитом — кто знает, может, были схожи характерами. О нём ничего не было известно, на удивление, Матье не помнил даже его имени. Кстати о каджите — в семье был кот. Самым увесистым его козырем всегда была и оставалась торговля — он хорошо подмял под себя один из рынков, потому и был торговцем, порой что-то подкидывая семье по выгодным ценам. Одно время в обиходе у М’Радж-Дара были отправленные яблоки, которые тот продавал, но как-то раз его подставил свой же. Этот эльф втёрся к нему в доверие и выкрал весь мешок фруктов — неясно только, к чему они ему были, — но очень не вовремя налетел прямо на Уведомителя. Лашанс тогда узнал тот мешок. Конечно, как можно не узнать своё же. Всю историю Матье узнал от Гогрона, который видел эту картину своими глазами. Как тот выразился: стоило видеть этот взгляд, сначала направленный на мешок, а после на убийцу — снисходительный прищур и ухмылка.  Кажется, уже через полчаса Уведомитель оттирал свои руки от КРАСНОГО.  Видимо, после такого предательства М’Радж-Дар, как стоило выразиться, закрылся ото всех — первое время ни с кем не разговаривал, потом стал почти походить на параноика — горькая ирония, каждая убийца в той или иной степени страдает паранойей. Не сказать, что он до этого был особо разговорчивым, но после произошедшего стал и вовсе подавленным. После этого случая Уведомитель не поставлял яблоки М’Радж-Дару, выдавая их убийцам лично лишь для контрактов и запрещая держать у себя, если те оставались на руках. Что до Гогрона, то тот просто любил убивать, как стало ясно. Это тот член семьи, которого всегда стоило обходить стороной; не раз можно было услышать от него же, как «случайно» он мог убить кого-то из своих.  Самой молодой по возрасту была Антуанетта. Лашанс нашёл её на улицах Лейавина — у той, кажется, было совсем всё плохо, ведь жила она под открытым небом и пользовалась не самой завидной и удачной для женщины репутацией даже для бездомной. По рассказам, он заприметил её ночью около городских стен, всю избитую и истощённую, но девушка, видимо, всё ещё пребывая в состоянии аффекта после, наверное, драки и даже существуя пусть и в немощном виде, набросилась на него с единственным оружием в руке — деревянным ножом, и то, вероятно, украденным. Успокоить почти не способное стоять на ногах дитя удалось, так что, ни о чём не договариваясь, Уведомитель, будучи удивлённым способностями первого попавшегося увечного, забрал её с собой. После девица, не отказавшись от столь заманчивого предложения вступить в орден, смогла удивить теперь своего Уведомителя ещё больше, ведь оказалось, что та была искусна в управлении с кинжалами, навыки которых получила от своего покойного отца. Потому Антуанетта стала не самым плохим «приобретением» в руках Лашанса, особенно после нескольких подряд удачно выполненных контрактов. Спустя некоторое время пребывания в семье, Мари, став более-менее походить на человека благодаря хорошей еде и одежде, ещё и стала более открытой и доверчивой, а потому и показала себя с другой стороны: более глуповатой и наивной. Но в то же время под маской глупости в силу молодости всегда скрывалась догадливость и проворность, что в мыслях, что в действиях; и ещё, на удивление, не свойственное убийцам — доброта и забота, которая порой умиляла. Антуанетта была человеком с ужасно плачевным и трагичным прошлым, которое та старалась не вспоминать, но вопреки этому смогла сохранить в себе человечность и милосердие. Это особенно хорошо стало заметно, когда в семье появилась крыса, которую очень пригрела именно Мари.  Возможно, как раз-таки потому, что она её и притащила в убежище.  Эту картину надо было видеть: как с лестницы, почти падая, спрыгивает низкорослая убийца, держа в руках что-то, накрытое под плащом, и прижимая к груди, как нечто сокровенное.  — Эй, смотрите, кто у меня есть! — кричит она, стягивая сырой капюшон с головы.  Матье, сидя в стороне с книгой, смотрит на неё, пока двигательно никак не реагируя, в который раз осознавая и принимая для себя тот факт, что очень не любил дожди в Чейдинхоле — отвратительный климат: если упала хоть одна капля, то означало это лишь то, что вслед за ней упадёт вторая и третья, а за ними начнётся ливень, обещающий продлиться несколько дней почти без перерыва. — Мари, с возвращением. — В святилище вышла хозяйка убежища, оценивающе оглядывая убийцу. — Ты… Это чего такое?.. — Очива смотрит на усатую морду, выглядывающую из-под ткани.  — Не «что», а «кто»! — Девушка ставит вдруг запищавшее — то ли от радости, то ли от щекотки — нечто на пол и снимает с него накидку. — Глянь, до чего хорошая животинка!  Открывшаяся взору в меру большая и упитанная крыса неуклюже отряхнулась от воды, как кошка, и сразу комично села на пол, принимаясь умываться и фыркать каждый раз, когда дотрагивалась лапами до носа, совершенно не заботясь о том, что получила новое место обитания. — Матье, тебе не нравится?  Парень, до этого медленно приблизившись к ним с целью удовлетворить вдруг появившийся интерес, поджимает губы и пожимает плечами и, прежде чем развернуться, ловит ответную реакцию от землячки — отмахивание рукой. Как оказалось, у контракта Антуанетты была домашняя крыса. Убив жертву, девушка только потом заметила забившееся от страха под кровать животное и, видимо, не смогла оставить своё «чудо», как потом она выражалась в адрес Шемера, просто так вот умирать; не раз она сравнивала крысу с собой, а себя же — с Лашансом, приговаривая, что сам Ситис послал ей такое похожее на когда-то свалившуюся удачу в виде Уведомителя дело и живой трофей в придачу. Иногда животных любишь гораздо больше людей, ну, видимо, эти слова не без доли правды.  Но этакая животинка быстро стала неотделимым членом семьи; всем полюбилась, и реакция всех была спокойной — по приходе в убежище Люсьен почти никак не отреагировал на столь увесистое пополнение в его семье без его ведома, поэтому лишь непонимающе всех оглядел и отмахнулся, как от чего-то неважного.  После того, когда Матье стал Душителем Бланшара, он всё равно часто посещал чейдинхольское убежище.  И тому была лишь одна причина.  Одно время в убежище была убийца по имени Мария. Это была прекрасная во всех смыслах девушка, умеющая хорошо выполнять свою работу, искусна в своём выбранном ремесле — или, которое не по ошибке выбрало её. Лишь ему она рассказала, как попала в орден, лишь ему рассказала, как убила своего брата и маленьких сестёр в отместку за то, что они и их родители любили её меньше всех, практически не замечая в семье, ставя вровень с пустым местом, а потом убила и своих родителей, пытая отца перед своей же матерью. Отца за то, что он издевался над ней — оскорблял, бил или заставлял делать невыполнимое, а мать — что та ничего не предпринимала, когда над её ребёнком так истязались, а лишь смотрела и подначивала своего мужа, выбирая вместе с ним, какой вид наказания выбрать сегодня. Мария рассказывала, что почти с рождения её превратили в домашнюю прислугу и сиделку с детьми, что долгое время она думала, что так и должно быть, а когда поняла, что это ненормально — выступила против этого, за что почти лишилась жизни. Это дало ясно понять, что если она хочет жить, то нужно что-то изменить в своей жизни, а изменить получится лишь одним способом — радикальными действиями. После на неё, по всей видимости, обратила внимание Мать Ночи, указывая на того, кто станет отличным пополнением в касте. Она была чем-то похожа на Антуанетту — к примеру, сохранила доброе сердце, умение сочувствовать кому-либо. Она была той, которая поддерживала своего брата, как никто другой, понимала его с полуслова, была его верным другом и собеседником — Матье было жаль, что такая убийца появилась в семье почти сразу после его ухода из неё. Но и это кратковременно, ведь она же вынудила не горевать по этому поводу продолжительное время, поскольку продержалась в семье недолго… Матье любил её, и когда к ней поступило предложение, что он хочет познакомить её со своей матерью, та, что ожидаемо, не отказалась.  Правда, пара моментов была опущена.  Странности для юной девы начались еще тогда, когда Душитель анвильского Уведомителя повёл ту к маяку, а в особенности — к подвалу.  Непонимание и злость, когда дверь открылась.  Отвращение к месту обитания своего возлюбленного.  Ярость и душераздирающий крик, когда та, увидев голову на блюдечке, выбежала из подвала.  Не разбирая слов, путаясь в них и эмоциях, одно за другим звучат оскорбления и брань, так ранящая сына мертвой, но горячо любимой матери… И от некогда такого явного и желанного понимания, сочувствия и поддержки не остаётся и следа. Даже когда та была прижата к стене, некогда красивое личико обезобразилось из-за нахлынувшего страха и непонимания.  И вновь оскорбления. Можно терпеть подобное, когда это летит в твой адрес, но не когда в твою мать… Ещё хоть какая-то способность к здравомыслию, терпение и желание доказать и достучаться рушится, когда мужчина хватает ту за шею и тащит волоком обратно к подвалу, а жертва, которая когда-то была хорошей и любимой убийцей, извивается в попытке вырваться и просит отпустить её.  Но нет. Дверь подвала закрывается для двоих и впредь открывается лишь для одного, оставляя второго вошедшего навсегда внутри.

И вот, стоя в убежище спустя почти три года после последних событий, касающихся этих стен.

Матье смотрит на то кресло, на котором когда-то он впервые увидел Марию, — она сидела тогда и улыбалась самой яркой улыбкой, которую он, кажется, запомнил на всю жизнь.  Но такое быстро забывается, а если и нет, то… — Добрый вечер… Поднимая сначала глаза на подошедшего, а после и медленно поворачиваясь, Уведомитель некоторое время смотрит на хозяйку чейдинхольского убежища, будто не в силах вырваться из воспоминаний.  Знакомое лицо, но такое чужое…  Её явно удивило его появление, но Очиву вдруг настигло осознание, что даже имеющиеся слова встают в горле комом.  С непривычки ли она хотела что-то сказать… Сколько прошло с тех пор, как он покинул убежище, перейдя из подчинения Люсьена к Бланшару? Почти три года.  Не так много, чтобы запомнить один важный факт: теперь перед тобой стоял не рядовой ассасин, несколько лет растущий под твоим взором и бравший у тебя контракты, а Уведомитель.  Чужой.  Зачем он здесь?  — Да, добрый. Мне нужен Тейнава.  Последний, о ком могла бы подумать она, был её брат.  Но не переходя на личности. Первое, о чём она подумала, одновременно пытаясь этого не делать, была цель появления.  И вопрос: где это видано, чтобы чужой Уведомитель посещал чужое убежище — не возникал.  Вернее, он меркнул на фоне другого — более детального вопроса.  Когда, а главное — сколько раз убежище Люсьена посещал кто-то из других глашатаев?  Стоило задуматься. Раза два? Точно не скажешь, но последний раз здесь был как раз-таки Бланшар.  А точнее, в последний раз. Значит, это было слишком давно. Очива вдруг вспомнила это посещение, кажется, то было чуть больше трёх лет назад.   Уведомитель анвильского убежища тогда увидел Матье и как-то по-странному оглядел его, словно запоминая.  Брал личности на заметку? Возможно.  Через некоторое время Матье стал Душителем Бланшара по наводке Люсьена. Хозяйка тогда не поняла этого случая: на её немалой жизни это было впервые, когда кто-то брал в своё подчинение кого-то из других убежищ.  Да ещё и Люсьен предложил… Он ценил своих людей, это было известно. И он всегда хотел для них лучшего.  Хозяйка коротко кивнула и ушла в направлении жилых помещений.  Проводив её взглядом, Матье хмыкнул, задумываясь.  Да, прийти сюда — то ещё событие.  А особенно увидеть того, кого ты пытался подставить. И ведь подставил.  — Добрый вечер, — такое же односложное звучит от брата хозяйки — разве что тон был поувереннее.  И всё-таки как же здорово меняют всю ситуацию ранги и почести. …И тот, кто называл тебя когда-то братом, сейчас же смотрит на тебя снизу вверх, ожидая, что же ты ему будешь вверять.  Или нет? Так каков был интерес? Причина прихода сюда?  — Нужно расспросить о твоём последнем контракте, ты знаешь, Чёрная Рука интересуется им… А истинная?.. Нужно понять, сеется ли смута в убежище моего врага… Уважаемой коллеги.  Нет, всё-таки врага.  Нужно понять и узнать, что чувствует убийца… И убийца чувствует себя некомфортно даже при упоминании последнего дела… Успех! Тактика рабочая, оправдывающая себя.  Осталось лишь сделать выражение лица, словно ты продолжаешь интересоваться.  Но интерес из наигранного быстро превращается в подлинный.  — Добрый вечер. — В третий раз Уведомитель слышит одну и ту же фразу, подмечая для себя, что она уже успела навязнуть в зубах. — Прошу простить, что помешала. Тейнава, ты не видел Очиву?  И интерес… сразу после фразы. Имени ли? Упоминания знакомого — того, которого ты ни разу не слышал, но которое уже успело доставить хлопот.  — Ах, Клара, с возвращением! Да, она в жилых помещениях.  Что можно чувствовать в такой момент? Онемение рук; взгляд норовит подняться на хорошо знакомого — ирония, ибо никогда не видимого доселе — человека, но нет, нужно остановиться.  Разве что ступор, лишь бы не дёрнуться.  И ведь не ушла… Матье знал, что его присутствие её — ту, которая, ирония, никогда его не видела — привлекло. Чего она ожидала?  Кого? Неужели угораздило уже настолько пропитаться… Хотелось подумать, что верой, но нет, семьёй. Или кем-то конкретным?.. Только спустя несколько секунд стеклянный взор медленно поднимается на стоящую рядом.  Лисий прищур малахитовых глаз будто бы отрезвляет. Её присутствие как обух по голове — неощутимый удар вынуждает почти сдать назад, словно в страхе. Неужто он думал — и надеялся — не встретить её здесь? Глупо. …И ничего необычного.  Стоило бы догадаться и без имени, что подошедшая была ею — новый и незнакомый голос всё-таки.  Она смотрит изучающе… Нет, ей это не нужно. Скорее, интересующееся; явно непонимание к ситуации, когда в своей семье появляется новое незнакомое лицо.  А ведь когда-то он был таким же, как она.  Некоторое время смотря на неё, он вдруг задумался, как она могла выглядеть тогда, будучи в шаге от смерти. Желаемой и нужной. Сколько недель назад это было? Кажется, семь. …И как он её спасал. И вновь хотелось нелестно высказаться в адрес таких… алхимиков.  Ну конечно, Уведомитель всегда заботится о своих подчинённых; на Лашанса это очень похоже.  …Прямо как убийца: чем-то ведь похожа на своего Уведомителя. Было всегда так, или было взято потом… Унаследовано?  Но возвращаясь к внешнему виду во время помутнения.  Он был уверен, что довольная и с виду высокомерная убийца сейчас — тогда же — выглядела… Как минимум не очень.  Матье слышал и видел, что происходит после подобного отравления.  От кого слышал? В любом случае тот, кто изготовил, кто пообещал и кто обманул, уже был мёртв.  Отравлен.  Нет ничего лучше, чем убить творца его же творением.  Даже времени не жаль — как оказалось, чем больше вольёшь этого яда, тем быстрее будет эффект.  Чудовищно-чудесная вещь.  И он до последнего продолжал уверять, что противоядия для этого яда не было.  В конце концов пришлось поверить, но творец достаточно быстро потух. Удивительно, но действие яда было совсем не тем, какое приходилось иногда наблюдать. Из наблюдаемого взором — сначала помутнение рассудка, затем слабость, бледность лица, но на последних стадиях вокруг глаз образуются тёмные подтеки, словно чернеющие вены; чернота плавно перекидывается на всё тело — сосуды, капилляры, — после чего те, судя по наблюдениям, лопаются. Отправленный умирает в муках — видимо, до последней стадии страдают ещё и органы. Главное — это время. Его нужно было много до момента смерти, чтобы убийца — жертва ли — дошла до убежища и там сникла.  Глупая была затея, стоило признать.  — Здравствуйте, Уведомитель, — снова приветствует она, на этот раз обращаясь к конкретной личности, будто специально уязвляя и без того больную душу от её присутствия.  И всё же лисий малахитовый прищур был странным.  До глупости не боязнь человека напротив, бесстрашие и уверенность.  Почти высокомерие. Передалось от него? Похоже.  То, как незнакомая в лицо убийца переводит взгляд на брата и тут же на Уведомителя, склоняя голову и приподнимая брови. Это… Вынуждало задумываться о перемене мнения.  Осознанный взгляд — словно догадливый — выглядел будто бы неуместно; когда жертва перед тобой — а ведь убийца — буквально говорила тебе, что она что-то знала.  Что-то — это всё.  Секундное ощущение, что планы и прикрытие рушатся, но нет. Нужно до конца сохранять лицо, вдруг просто показалось… Не может быть такого, что его жертва — а всё же в лице убийцы — что-то знала. Нет.  Уведомитель… Наплёл? Нет, на последнем собрании Лашанс вел себя обыденно. Когда он был? Неделю назад? Да, тогда просто стоит успокоиться… — …Приятно наконец встретить такого… одарённого ассасина. — Тейнава, кажется, что-то только что говорил, что это было? Неважно.  И впрямь одарённый. Но благодарить в случае, что так волновал, стоило только Лашанса.  И, наверное, Вальтиери. Но об этом как-нибудь в следующий раз.   Учтивая улыбка будто бы снимает все оставшиеся сомнения.  Не может знать. Не стоит волноваться.  — Прошу простить, что вмешиваюсь, но о чём вы беседуете?  Лисий малахитовый прищур вновь переводится на ящера. Матье тоже искоса посмотрел на него, отслеживая реакцию.  Интересно, что тот скажет. Одно упоминание контракта, как было уже замечено, наводит на того видимую хандру.  Тот коротко вздохнул, но всё же собрался ответить.  Убийца, — а порой жертва — на ответ брата улыбнулась и что-то ему ответила.  Что взгляд, что тембр голоса — всё одно, и излучает уверенность. Чем-то и правда смахивает на своего Уведомителя. Насколько он успел пустить в неё корни? Вопрос ещё более уместный: если пустил, то как?  Какие они? Она коллега — что вряд ли, — друг, или… Вряд ли кто-то больше, нет — и Лашансу были не знакомы такие понятия. Изумрудные глаза вновь переместились на него.  Вопрос, кажется, был о проблемах, более того, адресованный ему.  Нужно что-то ответить. Придумать.  — Нет, мне просто стало интересно узнать поподробнее об этом задании и о событиях, что на нём были.  Почти правда. Ладно.  — Наш Уведомитель уже уладил этот инцидент.  С какой-то стороны даже ожидаемо, но в то же время… Это чувство безнаказанности? Жаль, не стоило… Родные стены не всегда гарантируют безопасность.  — А я переспрашиваю. Ты имеешь что-то против? Не боишься мне перечить?  Лисий малахитовый прищур распахивается шире, когда убийцу — или жертву — удаётся задеть и припугнуть.  Ну что за самоуверенность… С виду глуповатая. Неужели свой Уведомитель не научил уму разуму, что не стоит прекословить? Странно — такое и у Лашанса… Это раздражает, вынуждает где-то засевшую глубоко внутри злость вспыхнуть, словно потухшим углям. Нужно сдержаться.  …Ведь некогда ДЛЯ ТЕБЯ родные стены уже таковыми не являются. Пусть ты теперь и выше.  — Я не возражаю. А обосновываю и выражаю своё непонимание. А ещё интересуюсь.  Тут вклинился Тейнава, призывая ту угомониться и уйти туда, куда следовало; отвёл её в сторону, указывая в нужном направлении, куда уже было указано ранее.  Уведомитель же смотрел сквозь пергамент, так и зажатый в руках. Его постигла мысль, которая, подобно завистливому червю, выедала мозг одной идеей.  То, что он увидел. Это ведь и правда преданность? Желание, чтобы в дела своего Уведомителя никто не вмешивался — это как понятие каменной стены перед своей семьей — деятельностью конкретной личности ли — да жаль, хрупкая. Стоит лишь один раз поднажать, и тут же раскрошится.  Хотя и грамотно стоит — защищает, — но всё равно ничего не получается.  Но мысль… Осознание, что одно желание — затея — рушится, подобно той же каменной стене — и ведь твоя ещё более хрупкая — под натиском другой.  Осознание, что выжившего по воле твоего врага — коллеги ли — можно использовать в своих целях.  Не обязательно убивать, когда можно извлечь выгоду.  Матье опустил пергамент и медленно повернулся к Тейнаве, словно последний раз спрашивая самого себя о правильности своего решения.  — Я всё понял.  А он и правда всё понял, — и знал бы Тейнава, сколько это утверждение имело смыслов. Ответ сухой, да и говорить что-то ещё нет желания. Есть желание сделать другое.  Матье медленно завернул уже в жилые помещения. А та уже смотрит. Знает, что будет.  — Клара, мне нужны подробности твоего контракта.  Прежде чем подумать о том, откуда будто бы неизвестное имя так хорошо знакомой личности — хоть и ранее никогда не видимой — он так смело произнёс, Матье задумался над другим. Звучанием имени. Он редко кого-то в принципе называл по имени — одно из знакомых ему и вовсе хотелось стереть вместе с его обладателем.  Доселе незнакомое и никогда не лежащее на языке вдруг вырвалось бездумно — первый слог почти беззвучный, малозначимый, а второй, врывающийся что в барабанные перепонки своим звучанием, что в атмосферу вокруг, привлекая на себя внимание; согласная во втором слоге хорошо дополняла имя, но неприятно напрягала голосовые связки.  Лучше обращаться по рангу — в своём убежище Матье только так и делал. Незачем запоминать имена, нет ни привязанности к личностям, ни мыслей об этих ярлыках, вешающихся на убийц. Хотя ранг тоже своего рода ярлык, но хотя бы время от времени меняющийся. И то не факт. Убийца должна доказать, что достойна смены ярлыка. Или умереть.   — Зачем? Вы же вроде из-за Тейнавы посетили нас.  — Мне повторить? Ты не расслышала?  Тоже ожидаемая реакция. С какой-то стороны такая… приятная. И в то же время нет.  Зависть.  Но всё же она ответила. Даже на уточнение.  Правда, когда заставили. И понятие «как за каменной стеной» рухнуло. Ожидаемо. Слишком неустойчиво для неё.  Но не верность. А она в курсе, что это одна из животных повадок? И тоже вряд ли.  Быть собачкой для своего Уведомителя — и впрямь преданность.  Но ещё больший вопрос: когда появилась эта повадка? После спасения? Неужели теперь убийца — и жертва в одном лице — чувствует себя должной ему? Или он принудил… Смотря на неё, Матье непреднамеренно представил не самую приятную картину.  Уведомитель и сидящая на коленях убийца — жертва, хотя… Нет, в таком определении лишь для одного. Дрессированная и покорная выполнит любой приказ и прихоть, а если ещё и груз вины и желания отблагодарить на плечах… Кто знает, на что был готов Уведомитель чейдинхольского убежища.  Картина — зрелище ли, — как тот проводит рукой по лицу смиренной, очерчивая линию подбородка, задевая губы и вынуждая приоткрыть их… — Хорошо. Ответ и поспешный уход отрезвили разум.  На мгновение.  И до боли знакомое лицо в святилище вынудило почти оторопеть. Мужчина замирает слишком резко — как по приказу, но ему давно никто не указ! Он выше, он хотя бы на одном уровне с НИМ! Но сдвинуться с места не представляется возможным, и в память, подобно острым иглам, врезаются отрывки из прошлого, когда и стены были родными, и сдавливаемый, как ошейник, ярлык, повешенный на убийцу, вынуждал молчать и выполнять любую прихоть. И чего он ожидал, когда пришёл в его убежище? А ему, видимо, уже сообщили, и рядом стоящий Тейнава, по всей видимости, желающий уйти, но без возможности это сделать, смотрел то на своего Уведомителя, то на чужого — когда-то хорошо знакомого брата.  Лашанс о чём-то думал. Это было видно по глазам и надвинутым бровям.  — Что ты здесь делаешь?  И что за вопрос? Убийца не сказал ему? Или… Ему нужна истинная причина прихода сюда? Истинной никто и никогда не узнает… И всё же многое поменялось. Раньше, до ранга Уведомитель, Лашанс относился к нему… Несколько иначе. И то было доверие. И стоило только упорхнуть из привычного гнезда, как он тут же поменял манеру речи и отношение.  Или то было позднее? Жаль, забылось.  В любом случае сейчас его реакция и манера общения к некогда своему подчиненному изменилась.  В худшую сторону. Была ли причина?  Возможно.  Смотря на своего коллегу — и врага в одном лице, как в случае с его верной собачкой, — внутри поднималось желание наброситься прямо сейчас.  Но умение ждать всегда окупалось. Окупится и здесь. А ещё цель. Одна из двух целей пока остаётся недосягаемой, и пока так, об устранении первой не стоит и думать.  …Фантазия. Она помогает представить то, чего не может реальность. Воображение может стать хорошим проводником для руки, держащей перо, которое уже что-то вырисовывало на холсте.  Можно думать и воображать, но никому не говорить. Так было и так будет ещё некоторое время.  И нужно стремится к тому, чтобы фантазия так и осталась проводником — а она останется — для руки, держащей кинжал, который будет рисовать уже по телу. И КРАСНОЕ окрасит его лезвие. Ухмылка озаряет бледное лицо, и Уведомитель, спустя несколько секунд наблюдений, медленно подходит к коллеге.  Врагу в одном лице. И главное не сорваться.  — Хотел узнать о последнем контракте нашего тёмного ящера. Чёрная Рука интересуется им… — Не припоминаю я такого. — Тон недоверчивый, почти насмехающийся. — По крайней мере, при своём присутствии я этого не слышал.  — Верно. Теперь слышишь. От меня.  Более говорить не хотелось. Терпение трещит с каждым годом, оно истончается с каждым месяцем, особенно когда ты рядом настолько, что ткань робы почти трётся о такую же.  Но всё же.  Кончики губ приподнимаются вверх, когда Матье обходит Люсьена, не обрывая с ним зрительного контакта.  — Приструни своего ассасина. Разболталась твоя… Убийца.  ЖЕРТВА!  Да и то определение не то — хотелось выразиться так, как думалось на основе увиденного. Картина — или всё же зрелище — до этого придуманная, вновь врывается в сознание, пуская щупальца подобно неизвестному ранее существу. И будто бы хорошо развитая фантазия просит продолжения, более того, она его и делает.  Но нужно остановиться.  Коротко поклонившись в знак уважения — показываемого, но не испытываемого, — чужой Уведомитель направляется на выход из убежища. Свой же Уведомитель в своём убежище слушает отдаляющиеся шаги.  Беда в том, что уходящий когда-то был убийцей, более того, состоял в знакомых стенах.  Он хорошо знает выученный пароль от чёрной двери, и у него точно остались ключи от запасного выхода.  Но тот выходит через парадный. Будто бы назло хозяину, ведь что он, что в бывшем его подчинённый по каким-то причинам тайный вход не воспринимали. 

Рано или поздно то, что в бывшем твоему подчинённому пришлось так хорошо выучить, обернётся для тебя бедствием.

Или же нет?