Начать всё заново

— Клара, не стоит. Твоя жажда мести велика, я знаю, но остановись.

Я медленно повернулась на голос, смотря на неё.  Мать Ночи стояла в нескольких шагах от меня, что привычно для неё, сложив руки за спиной. Я не почувствовала, когда она вышла, да и должна ли была? Я задумалась, так и стоя вполоборота. Внутри смешалось чувство стыда и всё той же злости, постепенно меркнущей под натиском первого.  — Да, я ведь обещала… — задумчиво молвила я, вновь отвернувшись к выходу.  Было неприятно, что она видела мои слёзы, становилось досадно, что я подрывала её доверие к себе. Как я могла выглядеть в её глазах? Подавлено и слишком слезливо. Отчасти Аркуэн была права — на Слышащего я не была похожа от слова совсем. В моём представлении это люди — эльфы, зверолюды ли — выглядящие на порядок жёстче. Даже Анголим, которого я видела единожды и который был ниже меня на голову, внушал одним своим взглядом своё положение. Что же до меня — единственное, что я ощущала, — это опухшие глаза и слипшиеся ресницы вот уже последние несколько часов. Этого ли ожидали от человека, стоящего на такой позиции? Вряд ли. Да и по умению меня обошёл бы любой рядовой ассасин. Неуверенность. Наравне с сжирающим меня изнутри чувством тоски по тем, кого было уже не вернуть — это же стояло вровень с ней. И выбирая между мной и Матье. Я выиграла, но на самом же деле я была полностью сражена, да и эта «победа» была не моей заслугой. Постепенно стыд ушёл, уступая дорогу всё той же пустоте.  — Я до сих пор не могу поверить в то, что произошло. Всё… Так похоже. Ровно так же, как и полгода назад. Тогда один человек решил, что моя семья должна умереть. А что сделала я? Убила их всех. — Я горько усмехнулась, продолжая изливать душу самой же себе. Себе ли? — Тогда мне полегчало. Не настолько, насколько я думала, но мне стало легче.  Я вспомнила себя тогда — потерянную и вымотанную, — как я шла из Брумы до Имперского Города. Я вспомнила, что месть не оправдала никаких ожиданий — было лишь облегчение. 

«Даже сейчас я не чувствую себя лучше, разве что спокойнее».

— Удивительно, что сейчас я не могу сделать то, что обязана. Для тех, кто умер, для себя. И удивительно, что смерти не приносят мне того, чего должны.  Закончив монолог ни о чём, я медленно отступила назад, убирая меч, и повернулась к Матери.   Она неотрывно смотрела на меня, словно ожидая чего-то. Она слушала меня? Внимала ли мне, пыталась ли понять? Нужно ли мне было и вовсе надеяться на это? Смотря на неё, я осознала, что не понимала, как воспринимать призрака перед собой. Особенно того, который теперь всегда был со мной. Она вот так поступала с каждым Слышащим? Использовать главу своей Руки как марионетку? Куклу? Меня пугало это? Напрягало, не нравилось? Не пугало и не напрягало, более того, я не могла дать нормальную оценку тому, что чувствовала. Продолжая смотреть на Мать, я склонила голову, вглядываясь в неё, будто изучая, прежде чем что-то делать или говорить. Тут я задумалась над тем, над чем должна была.  — Убежища остались без Уведомителей. — Я опустила взор, прерывая наш зрительный контакт и складывая руки на груди, словно пытаясь таким способом укрыться от окружающего меня мира. — Что-то нужно делать. Убежище Аркуэн можно перенести сюда. А остальные… Сколько… Не умерло после нападений? Или что там произошло…

— Из пяти убийц, составляющих костяк руки моего Братства, выжил Дж’Гаста. Уведомитель, проживающий в Бруме. 

Она никак не изменилась в лице, несмотря на то, что около минуты мы буквально наблюдали друг за другом. Мать смотрела на меня, словно принимая решения о доверии ко мне, о том, как относиться и что говорить, что стоит слушать и как стоит воспринимать. — И всё? 

— Да. И пока у нас с тобой всё так плохо, нужно объединить пять убежищ хотя бы в два. Аркуэн, как ты уже знаешь, заправляла в Бравиле. Матье Беламон в Анвиле, Банус Алор в Бруме и Белизариус Ариус — в Кватче.

— В таком случае… — Я замолчала, на некоторое время канув в раздумья, пытаясь переключиться с волнуемого конкретно меня. — Я и Аркуэн останемся здесь, приняв к себе Бравил и Анвил. Дж’Гаста останется в Бруме, а к нему присоединится убежище Кватча. 

— Да будет так. 

Я кивнула, тут же чувствуя, как начала терять концентрацию на важном.  Важном для ордена — дальнейшем его существовании, — меняя фокус внимания на важное уже для себя. Снова. Осознание, что мне некуда было деваться.  Уже полностью отрешенный взгляд плавно переместился на то место, где лежал Тейнава, а ещё спустя время я двинулась туда, пройдя мимо Матери, что так и не сводила с меня глаз.  Не было ничего — ни намёка на то, что несколько часов назад здесь кто-то умер. «Отец и правда умеет хорошо прибирать за собой…» — подумала я, тут же обозлившись на саму себя же и смотря на единственную оставшуюся вещь. Поджав губы, я подняла знакомый мне меч, рассматривая его лезвие.  — Мне некуда деваться, — озвучила я то, о чём думала минутой ранее, протирая лезвие клинка и разглядывая своё отражение в нём. Я хорошо знала это оружие, ведь хорошо помнила, как Тейнава носился с ним. А точнее, за ним. Зачарованное лезвие короткого даэдрического клинка поблёскивало электрической магией, отдавая приятной трелью к коже. Я вдруг осознала, что ощущала то, чего не чувствовала ещё никогда. — Здесь никого не осталось, но всё напоминает их. Такого я… ещё не испытывала. И это… Невыносимо!  С непонятно откуда взявшейся злости я вонзила короткий клинок в рядом стоящий стол, на секунду оскалившись.  События были почти идентичными тем, что происходили в моей жизни полгода назад, но чувствовала я себя совершенно не так. Моя первая семья никогда не засиживалась на одном месте, всегда меняя обстановку. Не было чего-то такого, что напоминало бы мне их; только всё то же письмо от Дани, которое я так и носила с собой. Во втором же случае в месте, где я их впервые встретила, там же и нашла мёртвыми. И всё наталкивало на воспоминания о них: оставленное оружие, одежда, их любимые места, книги, вещи, всё. И всё это же давило. И все те, кто был к этому причастен, были устранены. Все, кроме одной. И ни капли облегчения и свободы от тисков скорби. Но злость быстро прошла, не выдерживая веса горя. 

— Идём в то место, которое теперь покинуто. Его владения открыты для тебя. 

Мать Ночи протянула раскрытую ладонь ко мне, зазывая.  — Это ещё хуже… — Я повернулась к ней, мотая головой и смотря то на неё, то на предложенную руку. — Это…

— Я знаю. Но у меня кое-что есть для тебя. Там я смогу показать тебе, что.

Чуть отвернувшись, я попыталась задуматься над темой того, что она могла мне предложить. На ум ничего не шло, не было ни догадок, ни мыслей. Мать Ночи же смотрела всё те же взором, — взором слишком красноречивым для призрака, а уж тем более для того, кто был выше смертного существа. Я не могла разобрать точно, но чуть спущенные брови и приподнятые их уголки вверх выражали либо сомнения, либо уныние. Может ли призрак вчитываться в эмоции и чувства смертного? Собеседника? Прикрытые веки и ресницы, кои дёргались, когда она неясно почему щурилась, или губы, время от времени которые она разлепляла. Любой призрак когда-то был смертным, но вопрос был в том, как быстро он забывает то, что присуще живому. Забывает ли? Забыла ли она? Некоторое время думая, я сделала неуверенный шаг навстречу, а Мать Ночи, приняв это как за ответ — и верно сделав, — преодолела расстояние между нами и растворилась во мне. 

— «Идём отсюда».  

Привычный слуху голос зазвучал уже внутри моего тела, давя на разум и барабанные перепонки своим текучим, словно водой, эхом. Дождавшись, когда существо осядет внутри, я двинулась к выходу.  Аркуэн стояла в центре святилища, сверяя что-то с картой и пергаментом. 

— «Скажи ей о своих решениях. Она согласится с ними». 

Желая скрыться за колонной, я остановилась, боковым зрением улавливая, как Уведомитель, заметив моё присутствие, повернулась. Тихо цокнув, я подошла к ней, озвучив: — Так как почти вся Чёрная Рука мертва, и за убежищами теперь досмотра нет, все они будут объединены в два. В наше должны прибыть из Бравила и Анвила — здесь будем мы вдвоём. Кватч присоединится к Бруме — там за ними будет смотреть Дж’Гаста.  — Он жив? — Эльфийка удивилась, не скрывая этого. — Он один. Все остальные мертвы.  Она всерьёз задумалась, видимо, подсчитывая потери. Я же проследила за ней, отслеживая её реакцию. Всё ещё удивление, а ещё утешение, крошащееся под давлением задумчивости. Смотря на неё, меня вновь посетили всё те же навязчивые мысли, пугающие, но вынуждающие улыбнуться кончиками губ. Непреднамеренно мне представилась картина, как я провожу лезвием по шее сидящей передо мной на коленях эльфийки. Ви́дение, как кровь стекает по изящной шее, ощущение, как я касаюсь волос жертвы, уже собираясь ухватиться за них, чтобы удержать голову, когда та отойдёт от тела. Представляя это, я невольно хмыкнула, тут же пряча свою реакцию за нервным кашлем. — Мать Ночи? — спросила она меня спустя некоторое время размышлений. — Она сказала, как Матье удалось всё это… провернуть?  — Нет.

— «Скажи, что я сообщу об этом чуть позже. Ты сама узнаешь об этом и сама сообщишь ей». 

Я скривилась, но всё же покорно добавила: — Потом ты узнаешь об этом. От меня.  — Хорошо. Я разошлю уведомления в убежища, в том числе Дж’Гасте.  Я коротко склонила голову в знак прощания и направилась к лестнице, не желая больше стоять рядом с ней.  — До утра меня не будет.  Вскарабкавшись и выбравшись на свежий воздух, я вспомнила, что кое-что забыла.  А точнее, кое-кого.  — Верса… — Я неконтролируемо и обеспокоенно посмотрела в сторону конюшен, делая шаг вперёд. — Она осталась у домика… Где-то внутри кольнуло, внутри разрослось чувство тревоги и злости на саму себя.

— «Не волнуйся. Я сделаю так, чтобы с ней всё было хорошо. Иди». 

Слова, за считанные часы не раз меня успокаивающие, подействовали и сейчас. Я не знала, как она поможет, но знала, что своё слово она сдержит. Выдохнув, я направилась за город. Была глубокая безветренная ночь, вынуждающая зябко укутываться в плащ, накинутый поверх робы. Пока я поднималась, я осознала, что всё так же ничего не чувствовала, словно последние события происходили не со мной. На меня накатывало волнами: в какое-то время хотелось разрыдаться, а иногда не было ничего, кроме всё той же пустоты. Завидев форт ещё с пригорка, я невольно засмотрелась, изучая родное, затерявшееся в зелени здание. Я вспомнила, как впервые увидела его, как отмечала на карте и как с опаской оглядывала — удивительно, но подобные руины меня всегда отпугивали, как свет нежить, но только не эти. Этот форт всегда был для меня как охранной крепостью, за которой хотелось укрыться, как и за его хозяином. Хозяин…

— «Мы идём?»

Только после услышанного оклика я осознала, что стояла на месте, смотря на форт; словно очнувшись, я опустила взор и направилась дальше. Добравшись до входа, я решила не идти через тайный вход и направилась к главному; уже в хорошо знакомой комнате я остановилась, вдруг оборачиваясь.  Решётка была открыта. Отчуждение сменилось удивлением, а следом — непониманием. — Мне кажется, или… Я не помнила точно, но мне казалось, что она была закрыта, когда я приходила сюда пару дней назад. Комната была пустой — пустее, чем обычно; медленно подходя к столу, я осматривала помещение. Всё осталось таким же — где-то внутри меня будто бы теплилась надежда на то, что по возвращению сюда я увижу до боли знакомого человека. Глупость. — Совсем не то… — пробормотала я, осматривая комнату так, словно впервые её видела.

— Разве это место не всегда было таким? 

Я повернулась на голос, наблюдая, как Мать Ночи рассматривала комнату. Она вдруг вознесла правую ладонь и приставила её так, чтобы, по всей видимости, перекрыть ею символику на полотне.   — Не всегда. — Я поняла, что она имела в виду, тоже посмотрев на полотно, но почти сразу же на неё. Что могла чувствовать Мать, в одночасье лишившись — я смотрела на её длань, так и поднятую — своей Руки? Вряд ли призрак передо мной был сейчас уязвимее, чем когда-либо. Вряд ли призрак может быть уязвимым. А может, и мог. Смотря как. Да и опять-таки, могла ли она чувствовать? Не забыла ли она этой… сомнительной человеческой радости? Она хмурилась и поджимала губы, явно о чём-то глубоко задумавшись. Всё же она выглядела так, будто её что-то могло тревожить, но тревожило ли её то, о чём думала я? Резко опустив руку, Мать хмыкнула и нервно дёрнула головой, словно удивляясь чему-то, а после повернулась ко мне, вглядываясь. — Когда здесь был Люсьен, — начала я после некоторого молчания, — здесь было… уютно. — Сказав последнее, я поспешно отвернулась, садясь не своё место у алхимического стола.  Мать Ночи, проследив за мной, медленно приблизилась к столу, рассматривая его, словно что-то ища. Взгляд был брошен на пару листков, лежащий пергамент с упоминанием о том, где нужно было искать хозяина, дневник, оставленный с краю, реторту… Ещё раз всё оглядев, она помотала головой и вдруг запрыгнула на всё тот же стол, упираясь в него руками позади своей спины. Подложив свои запястья, как подушку, я легла на них, пытаясь найти удобное положение. Меня всё так же не клонило в сон, лишь ноги говорили о том, что прожитый день был непростым, вернее, последние несколько дней. Происходящее было странным. Я коротко глянула на неё, а после отвернулась, прячась в волосах. Мы выглядели так, словно просто отдыхали от произошедших событий, давали себе передышку. Я вдруг осознала одну до неуместного забавную истину — я не помнила ощущения после сна, я забыла их. Это вынудило тихо усмехнуться — тихо, лишь бы никто не слышал. Сколько дней я провела в дороге? Время было потеряно для меня тогда, я не помнила ни мыслей, ни часов пути. Сначала от моста до Анвила. Два дня верхом на полной скорости? От Анвила до Чейдинхола — и того все три. Уже полнедели. От Чейдинхола до Брумы — меньше, день. Это значило, что с момента убийства Филиды прошла почти неделя. Меня это… пугало. Мне так и не стало до конца ясно, как так выходило, что сейчас во мне буквально поддерживали силы. Я знала, кто это был, но не знала, как она это делала. Да и было ли мне дано это понять? Стоило ли? Я выглянула из-за руки, посмотрев на Мать — она сидела точно так же, как и я, канув в раздумья и смотря куда-то в потолок. Ещё меня пугал факт того, что сейчас со мной сидела ОНА — так свободно, открыто и доверительно. Она была сильна — что физически, что внутренне. С виду это была обычная бестелесная оболочка сохранившегося эго, но на самом деле мне страшно было представить, какая мощь и власть скрывалась за той, что буквально просвечивалась — если приглядеться, то сквозь призрака, как ни странно, можно было увидеть стоящие полки около стола. Но власть крошилась под натиском обычного… К примеру, моего любопытства. Рассматривая её, я аккуратно протянула руку к ней, почти касаясь призрака. От её тела так и веяло холодящим кожу туманом, который почти так же ощущался тогда, когда она была внутри меня — чувство, словно кровь превращалась в холодную замерзающую воду, как если бы руки окунуть в прорубь; примерно то же самое ощущалось, когда на мне заживали раны. И снова я задавалась вопросами о её могуществе и способностях. Она могла влиять на носителя так, что тело регенерировало, силы не иссякали, а разум буквально замораживался, будучи невосприимчивым к чему-либо. А Верса? Что она с ней сделает? Вернее, она уже сделала, ведь она точно так же, как и я, пробыла на ногах несколько дней без отдыха. Это было одной из причин, по которой я безоговорочно верила Матери. Я так же бережно отодвинула от неё руку — ни прошлого, ни этого она жеста не заметила.

— С любимым человеком, наверное, уютно в любом месте.  

Она вдруг заговорила, вынуждая сделать вид, что я только сейчас посмотрела на неё. Вновь осмотрев помещение, она повернулась ко мне так, что уткнулась щекой в своё плечо.

— Думаешь, любовь возможна в таком ремесле?

Я невольно задумалась, продолжая смотреть на неё. И слова, сказанные без умысла задеть, всё же сделали это. По-своему, ведь с какой-то стороны она была права в том, к чему подводила. Может ли любить убийца? Но я замотала головой, не желая думать на эту тему. — Мне всё равно. Я люблю. И он… Или не любил… — На последних словах я вновь спрятала лицо, чувствуя, как разом тоска, гнев и отчаяние душат меня. Мне было мучительно думать о том, что моего человека больше не было, я ненавидела себя за то, что не рассказала ему, что я чувствовала ещё тогда, когда не было поздно, и я была в унынии и на последней его стадии — обречённости — из-за того, что так и не узнала, что он чувствовал… Мог чувствовать. Или не мог. Но в то же время я ловила себя на мысли, что он же меня и спас, отогнав от себя.

— Вон! — Я помнила, как в ответ на его гонения меня я, наоборот, пыталась подойти ближе, ведь мной двигало лишь одно — страх. Боязнь одиночества — почему-то я догадывалась, что этот рок меня настигнет, — страх того, что я его больше не увижу, паника даже от мыслей о том, что меня могло ожидать дальше. И все мои страхи сбылись, словно назло мне. — Прочь отсюда! — вновь звучит грубое — ласкающее — притеснение.

Это было ярче слов? Показательнее? Как?..

— Почему ты думаешь, что нет? 

Выйдя из раздумий, поглотивших меня, я ответила то, о чём думала: — Потому что он не… Хотя и я не говорила. 

— Вот видишь? Значит, слова всё-таки много значат для людей…

— Нет. — Я подняла на неё глаза, выравниваясь. — Он… Мне не важны были его слова в этом случае. Если человек не хочет, значит, это его право, тем более мне иногда казалось, что он просто не мог этого сделать… — На последних словах я отвела взгляд, но тут же его вернула на неё. — Нет, мне… Само присутствие человека рядом. Просто мысль, осознание и знание, что он есть. Он не говорил, и мне было всё равно, ведь в его случае за него всё сказали его действия, как я это вижу… Я не говорила… Просто из-за того, что не могла. Страх реакции? Наверное…

— Ты боялась его реакции на подобное? Значит, и ты всё-таки понимаешь, что любви не место там, где ты сейчас. Особенно для такого, как он. 

— Особенно? 

— Ты понимаешь, о чём я, Клара. Люсьен — далеко не обычная убийца. Эти слова имеют вес, и почувствуешь ты его весь не сейчас. И не через месяц, и даже не через год. Тот, кто вес даёт этот, покажет себя позже. 

Я смотрела на неё, не понимая смысла её слов. Это было не впервые, когда она говорила загадками, вернее, она почти всегда ими говорила. Это выглядело странно, она словно хотела мне что-то сказать, но не говорила напрямую. Нельзя было? Или я чего-то не понимала, чего-то не видела. Было ли мне дано понять смысл этих посланий, или Мать Ночи специально так говорила со мной, чтобы потешить себя. Чтобы натолкнуть на мысли меня лично, сторонясь говорить прямо, ибо что-то не давало — была причина. Но на лице Матери не было и намёка на то, что она шутила или говорила несерьёзно.

— Но довольно об этом.

Всё так же непринуждённо улыбаясь, она вновь отвернулась, вздёрнула голову и закрыла глаза, словно наслаждаясь чем-то. Наблюдая за ней, меня вдруг посетило одно осознание. Смотря на такого свободного с виду призрака, я могла попытаться понять её ощущения. Сколько она «спала» в склепе? Понятие «много» сюда не подходило, разве что с добавлением «слишком». Она знала, видела и слышала всё то, что происходило в её семье, но она не присутствовала при ней лично. Вновь я задавалась тем же вопросом, который назрел ранее: использовала ли она Анголима как своего носителя? А прошлых Слышащих? Как вообще можно использовать своего Слышащего, как марионетку? Но у меня ломалось не только это логическое суждение в голове. К примеру, что, если Слышащий нужен был не только для того, чтобы слышать, а чтобы — и самое главное — нести волю своей Матери? Быть её обладателем? Но, возвращаясь к её ощущениям, я поняла, чем сейчас она наслаждалась. У неё появилась возможность выбраться из привычного места, ступить туда, где она ранее не появлялась, а если и появлялась, то просто быть в конкретном месте, посмотреть на забытый для неё когда-то мир своими глазами. Даже находясь сейчас там, куда не проникали лучи солнца или не было запаха травы, она, возможно, всё равно радовалась тому, что была здесь и сейчас. Возможно, так она чувствовала себя живой. Я смотрела и видела, что она была похожа на живую. Она ведь этого хотела? Мне почему-то так казалось, и вдруг захотелось когда-нибудь помочь ей в этом. Смотря на неё, я вдруг вспомнила, что она хотела мне что-то показать. Видя, как она не торопилась, я решила поинтересоваться тем, что хоть и не в первую очередь, но волновало меня. — Матье в своём дневнике упомянул, что убежище Чейдинхола нужно очистить, чтобы закрепить безопасность ордена. Что это?..

— Очищение.

Судя по голосу, это определение имело большое значение, хоть я и никогда о нём не слышала.

— Слишком суровая мера, НО оправдывающая себя. Два из трёх раз. Первый раз убежище очищала Душитель. Её звали Лира. Удивительно, ведь после содеянного убийца раскаялась в своём поступке. Привязанность… Она мешает нашему делу. Она считала, что Братство обошлось с ней несправедливо. Прислушавшись к своему Уведомителю, она отправилась выполнять следующий контракт, и тогда её нашёл послушник церкви Акатоша в Кватче, предложив присоединиться к храму. Она согласилась. Позже она осмелилась отомстить Тёмному Братству и сама решилась на предательство, но была остановлена. Но… Кажется, я заговорилась.

Мать Ночи коротко отмахнулась и решила вернуться к теме вопроса:

— Второе было, о да, это я тоже хорошо помню, не так давно, кстати. От Тёмного Братства в четыреста двадцать первом году этой эры отделилась группа вампиров, именуемая себя «Кровавыми метками». Их лидер — Грейвин Бленвит — задумал превратить всё моё Братство в шайку вампиров.

На последних словах она усмехнулась, тут же оскалившись. 

— Гнусное отродье… Ну а потом свергнуть мою Чёрную Руку. Этот Грейвин якобы получил видения от Ситиса! Лжец! Лишь один избранный получает видения от нашего Отца, являясь его правой рукой!

На упоминании этого избранного я нахмурилась, задумавшись; хотела спросить, но не стала, решив, что пока что этого делать не стоило. Мать Ночи тихо рассмеялась, словно что-то вспомнив.

— Да-а… Но он был предан. Так и было совершено второе Очищение в истории моего Братства. Удивительно, что по сей день один из них всё ещё жив, если про него можно так сказать. И я приглядываю за ним… Красноглазое существо всегда под взором своей Матери, от которой тот отвернулся… 

Я невольно заслушалась, смотря на неё так, как ребёнок смотрит на свою мать. Иронично…

— Этот вампир, кстати, имел некоторые связи с тем вампиром, которого ты знаешь. 

Я ожидала, когда она назовёт имя, хоть и догадывалась, про кого шла речь. 

— Сколько бы хлопот они Винсенту Вальтиери не доставили, и как бы он их ни успел возненавидеть, всё же обе эти стороны были вынуждены сотрудничать. А возвращаясь к оправданной мере… Всё же стоит признать, что в этот раз предпринятое… мероприятие было ложно нацелено не на тех.

— Но почему Вы не предотвратили это? Мать Ночи посмотрела на меня, вдруг поджав губы и задумавшись.

— На это есть много причин, моя Клара. Потому что я знала, что произошедшее впоследствии даст толчок к зарождению могущества моего Братства. Запомни мои слова: вскоре произойдёт то, что сплотит всех. Где бы члены моей семьи ни были, они откликнутся на зов. Это одна из них.

Я поняла, что о других смысла спрашивать не было, хоть и эта меня не утешила, да и могли ли быть причины для успокоения? Но эта речь про… сплочение вынудила меня задуматься. Рассматривая меня некоторое время, она вдруг улыбнулась. Тепло и… смущённо.

— Кого ты видишь во мне, мой Слышащий? 

Хоть вопрос и застал меня врасплох, я не подала виду, продолжая выглядывать на неё из-за запястья. Мне было интересно, что она скажет дальше — догадается ли она?

— Собеседника? Ты видишь во мне того, кого тебе не хватает. Ты ищешь, кто заполнит пустоту в твоём сердце, чтобы ты не чувствовала того, чего боишься — одиночества. 

Она догадалась о слишком многом, даже нет, не так — Мать Ночи выявила потаённое, личное — было это так хорошо видно, а может, не ускользнуло лишь от неё — то, в чём вряд ли я бы призналась даже самой себе. Эти слова были словно вынесенным приговором для меня, хоть и сказанными с улыбкой. — А мне нельзя? — спросила я после некоторого молчания. — Нельзя так к Вам относиться? Я не знаю, как нужно. 

— Ты ищешь помощи, но ты меня ослушаешься. Слушать и слышать безоговорочно ты можешь лишь одного. 

Она замолчала, закрывая глаза и вновь не отвечая мне на мой вопрос. Так она делала, когда слишком много говорила. Я коротко кивнула, но вдруг спросила: — Тёмное Братство появилось благодаря вашей связи с Отцом. 

— Я поняла, к чему ты ведёшь.

Она глубоко задумалась, вдруг нахмурившись. Какие-то её мысли выражались в ещё большую задумчивость, а какие-то — в грустную ухмылку.

— Может, я до конца и не права в том, что любви не место в нашем деле.

И вновь меня удивило то, что она сказала. Это было похоже на человеческое откровение — оплошность в рассуждениях, присущую живому существу. Тихо хмыкнув от этой картины, я решила спросить кое-что ещё: — Вы упомянули, что были связаны с Мораг Тонг.  Мать Ночи повернулась ко мне, вновь ласково улыбнувшись.

— Верно, но об этом я тебе расскажу чуть позже. 

Некоторое время смотря на меня, она изменилась в лице, расстроено поджав губы.

— Мне жаль, моя Клара, что тебя обманывают. Нагло и некрасиво. Но могу ли я ставить желания смертного выше Тёмного Братства? Нет. Но всё же мне жаль тебя. Твоё горе недолговечно. И даже то, что утеряно, рано или поздно снова окажется в досягаемости рук твоих. Не губи себя лишь потому, что за тебя решили. Боль, страдания и скорбь по ушедшим проходит, а вот потерянного человека вернуть будет уже невозможно. Что же делать, когда всё возвратится к жизни, а ты будешь на грани её обрыва? 

— Что тут может возвратиться к жизни?.. — Я вновь ощутила, как боль и растерянность возвращаются, стоило только задуматься об утерянном. — Они все… А я?.. Какого Бога я ещё жива?.. Опять… Усмешка Матери была такой прямолинейной, словно я сказала то, чем задела истину. 

— Он решил, что ты должна жить. А ОН одобрил его просьбу. После произошедшего ты ОБЯЗАНА жить. И ждать. 

— Чего ждать?.. Но Мать Ночи не ответила, оставляя меня в неведении. Вместо этого она склонила голову и вновь заговорила. 

— Хочешь знать, что у меня есть для тебя? Хочешь, я дам тебе возможность поговорить с тем, кто отнял у тебя так много? Я знаю, что ты хочешь этого. Я знаю, что вы не договорили. Вам обоим есть, что друг другу сказать. 

Я выровнялась, смотря на неё и осознавая, о ком она говорила.  — Матье?..

— Да. Я могу помочь тебе узнать то, что ты хочешь. Он ответит.

Во мне загорелось желание согласиться. Она была права, мне хотелось с ним поговорить, как бы больно мне ни было это признавать; я вспомнила, как смотрела на него мёртвого, как чувствовала ощущение безвыходности. — Нет, — отдёрнула я себя. — Для меня это…

— Что? Предательство своих же? 

Я посмотрела на Мать, вновь мотая головой, но соглашаясь. — Верно. Во всём этом есть проблема… 

— Ты винишь себя за то, что чувствуешь. Ты не этого ожидала, а даже если бы и ожидала, то всё равно бы винила. 

— Но почему я так…

— Потому что вы похожи, как я и говорила. Вот что происходит, когда сталкиваются две враждующие стороны, преследующие одну цель — отомстить. Неужели ты не понимаешь меня, Клара? 

— Я понимаю, но не хочу этого. Нет, я… Не желаю. Да, это моя прихоть. Одна из тех, которая выставляет меня в роли человека, наивно желающего избавиться от мучений и любых проблем, но… Нет. Я просто… Не хочу верить в то, что я на него похожа. Это… Просто немыслимо.

— Но у тебя есть вопросы, на которые может ответить только он. Позволь, я покажу тебе. 

Некоторое время смотря на неё, я словно в трансе кивнула, отодвигая от себя последние сомнения, тут же закрывая глаза и выдыхая, чувствуя, как на меня накатывает сонливость.

— Спи, моя Клара. Сегодня у тебя был слишком тяжёлый день и слишком много мучений над душой твоей бедной. На сегодня с тебя хватит.

─── ∘◦ ☾ ◦∘ ───

Я сидела на чём-то твёрдом. Голова была опущена, а запястья рук лежали на согнутых коленях. Поморщившись, я опустила ладони, дотрагиваясь до тёплого настила под собой.  Деревянный пол. 

— Просыпайся. Ты меня слышишь? 

Я дёрнулась от внезапного голоса справа, взирая на рядом стоящую Мать.  — Да, слышу. — Встряхнув головой, пытаясь вернуть ясность взора, я оглядела пространство, не понимая, где находилась. — Где это мы? 

— Считай это за созданный мной временный план. У него нет названия и местонахождения. 

Я посмотрела на неё. 

— Если тебе так будет угодно. 

Согласно кивнув, я поднялась на ватные ноги и осмотрела комнату. В помещении была тьма, лишь маленькое оконце позволяло лунному свету просочиться в каморку и отбросить на пол белый квадратик. Я подошла ближе к окну, выглядывая. Удивительно, но за оконцем что-то было: слабо освещённая дорожка с деревьями по бокам; я нашла глазами луны, несколько секунд рассматривая их. Несмотря на то, что сказала Мать Ночи, я не чувствовала себя во сне. Всё было слишком реальным, но в то же время — нет. — Итак… Что дальше? — Я чуть отпрянула от окошка, обернувшись к Матери.

— Я думаю, что нет смысла медлить. Но прежде, чем мы начнём, я должна тебя кое-чему научить.

Мать Ночи обошла меня, вставая впереди. 

— Ты должна научиться отвечать мне. ЛИЧНО мне.

— Как? — Вопроса «Зачем» у меня не возникло.

— Представь, что ты говоришь со мной, не используя при этом голоса. Это бывает полезным.

Я задумалась, концентрируясь, как вдруг тело пронзил её голос.

— «Ты готова? Ответь мне. ТОЛЬКО мне». 

Представляя, как ответ мог бы звучать бы в моей голове, я открыла глаза.

— «Я готова». 

— «Молодец. Используй это тогда, когда тебе что-то потребуется. Ты поймёшь, когда». 

Это было странно — я не слышала своего голоса и ответа, но знала и примерно представляла, как это было; видимо, у меня получилось, раз она поняла меня. Мать Ночи смотрела на меня, а я, выйдя из раздумий о том, что только что произошло, и понимая, что сейчас будет, ощутила непонятно откуда взявшуюся тревогу, словно предчувствуя что-то неладное. Сердце забилось быстрее, я приоткрыла рот, словно в нетерпении. — Как это будет происходить?..  Она отошла на два шага назад, приподнимая ладонь, словно подзывая кого-то.

— Собеседник.

Я уставилась за её спину, вглядываясь в темноту и буквально ощущая, как оттуда кто-то выходил.  Из комнатного мрака вышла чёрная фигура, останавливаясь рядом с Матерью.  Я знала, что это был он.  Невольно сделав шаг навстречу, я дёрнулась, как от удара, вдруг указав на него.  — В-вы… Это же…

— Не бойся, моя Клара. Матье Беламон меня больше не тронет, даже если бы и мог.

Во мне смешалась паника, непонимание и предвкушение того, что может быть.  Я боялась ситуации, что видела живого умершего человека перед собой, была в непонимании, как реагировать, и в то же время ожидала нашего разговора.  — И он…

— Слышит. Но ждёт дозволения говорить.

Мать Ночи отошла чуть в сторону, касаясь мужского плеча и, видимо, надавливая на него так, что Матье покорно опустился на колени.  Меня же удивило, что она могла дотронуться до него. 

— «Призрак может касаться подобного себе». 

Видимо, моё удивление отразилось на моём лице, из-за чего она ответила мне на мой немой вопрос; она кивнула, теперь сказав во всеуслышание: 

— Спрашивай. Он ответит. 

Проследив за тем, как Мать Ночи отходит в сторону, я, некоторое время стоя в нерешительности, всё же подошла ближе и тоже медленно села, смотря на него.  Фигура передо мной сидела на краю лунного квадрата точно так же, как и я. Только сейчас я смогла разглядеть его лицо, отрешенное выражение которого не было жутким или похожим на неживую маску. Скорее, я видела бесстрастие и апатию — абсолютное равнодушие к окружению, которого для передо мной сидящего его будто бы и не существовало.  Я смотрела на того, кто был виновником всех бед, на того, кто отнял у меня того, кого я любила, того, кто подарил мне то, в чём я нуждалась, но вопреки всему этому — вопреки весомым причинам — я не испытывала к нему ненависти или злости.  И съедающее меня заживо чувство понимания к этому человеку — добивало быстрее, чем того делали мои же чувства.  Но тут же я осознала, что не знала, что спрашивать. Все вопросы и мысли разом ушли, не осталось ничего, кроме пустого разума. У меня было столько всего, сколько я хотела бы спросить, но в то время, когда это потребовалось, у меня ничего не осталось — в самый неподходящий момент я всё забыла. — Что ты чувствуешь?.. — Тихо спросила я, словив себя на мысли, что это вырвалось случайно, когда я увидела, как он поморщился, как от чего-то неприятного. — Ты сожалеешь, что не получилось достичь того, чего хотелось и на что было потрачено столько усилий? Мне просто интересно, каково это… Меня удивил собственный же вопрос. Первое, что я спросила, касалось его, а не меня, хоть мне и правда было интересно, что он чувствовал.  Я спросила с некоторым недоверием, словно где-то в подсознании сомневаясь, что мне могли ответить. Когда я думала, что ответа не последует, Матье поморщился и ответил, удивив меня своим голосом.  — Ну да, ты же что в первом, что во втором случаях удержалась на стороне выигравшего. — В первых двух словах мне показалось, что я распознала в голосе насмешку, сродни будто бы зависти, раздосадованности.  Но в то же время меня удивила интонация. Она перестала быть яркой, красочной — стала серой и однотонной. Не было взлетающих слов, сказанных на эмоциях, не было того, за что хотелось ухватиться просто потому, что это «что-то» было сказано с целью привлечь внимание. — Я не выиграла. По своему состоянию я могу сказать, что я в проигрыше.  — На чувствах. На деле же проиграл здесь всё равно я. Тебе нужен ответ, что я чувствую? Обречение.  Я невольно поджала губы, услышав последнее — ожидаемое — слово. Я поняла его, ведь вспомнила себя — когда-то я чувствовала то же самое. — Это изначально было предопределено.  — Да, но иногда именно то, что кажется невозможным, — и есть путь, которого стоит придерживаться.  Я задумалась над смыслом этих слов. Если бы у меня было время подумать, то я бы точно с ним согласилась. — Как видишь, финал не всегда счастливый. Для кого-то хороший, конечно.  — Нет. Ты успел сделать так, чтобы хорошего финала не было.  — Ты думаешь только о себе. Ваша Мать жива, а это значит, что для вашего ордена уже кончилось всё хорошо. Здесь пострадала только ты.  Сказанное спокойной интонацией задело своей правотой, из-за чего я стиснула челюсти и поджала сухие губы в тонкую линию, коротко кивая.  — Ладно, ты прав. Я думаю только о себе.  У меня затекли ноги, из-за чего я пересела, оказавшись ниже его. В бывшем Уведомитель всё так же не обращал на меня внимания. Взгляд был направлен не в пустоту, скорее, собеседник передо мной был просто в глубоких размышлениях. Интересно, о чём? Его мучило то, что второй цели он не достиг? Но он достиг первой…   — Ты любила его?  Я медленно подняла на него глаза, всматриваясь. Невольно я подумала о Матери, которая спрашивала меня об этом же. Матье впервые за время нашего с ним диалога тоже посмотрел на меня, поднимая голову; меня прошибло знакомым ознобом по всему телу. Холодом.  — Ответь мне.  Я почувствовала, как мои губы задрожали, из-за чего я вновь сжала их; снизу взор стал плавиться, как воздух от огня, из-за чего я поспешно отвела взгляд, желая, чтобы слезная пелена исчезла.  — Да… — Я часто закивала, вновь поднимая на него глаза. — Да.  Меня поражало то, что происходило. Я была готова излить душу тому, кто отнял у меня моего любимого человека. И он был готов выслушать.  — Это невозможно.  Услышав это, я никак не изменилась в лице, продолжая пытаться сдержать слёзы.  — Нельзя убивать столько людей и чувствовать какую-то там любовь.  Спустя несколько секунд я горько усмехнулась. — Но ты любил свою мать. Даже будучи убийцей и даже сидя перед тем, что от неё осталось — головой, — ты продолжал любить её.  — Да, хоть это и кажется мне другим. И если говорить о том, что осталось… Ты всё ещё любила и любишь изуродованное тело, подвешенное к потолку. Я видел это.  Рвано вдохнув, я оглядела комнату вокруг себя и вдруг схватилась за голову, пытаясь совладать с эмоциями. Я вспомнила то, что видела в домике: залитый кровью пол, атмосферу и воздух, пропахший запахом мяса и железа; вспомнила, как касалась оголённой плоти. Меня снова настиг душераздирающий крик, придуманный мною же, из-за чего я так же, как и в первый раз, самопроизвольно закрыла уши.   — Выходит, любить можно вне зависимости от принадлежности к чему-либо или невзирая на то, где ты и что ты. — Сказав это, я убрала руки от ушей, пытаясь больше не концентрироваться на этом. Наступила тишина; НЕ концентрироваться не получалось. Воспоминания накатывали на меня эпизодами, один за другим. Впоследствии я вновь посмотрела на Матье, пытаясь уже самостоятельно пробудить в себе ярость. «Перед тобой сидит тот, кто убил его. Люсьен мёртв ПО ЕГО вине! Почему ты не можешь прямо сейчас наброситься на него? Почему ты не испытываешь ненависть к нему?! Почему, Клара?!» — Я обращалась к самой же себе, продолжая смотреть на убийцу. Но ничего не получилось. Постепенно озлобленное лицо расслабилось, выражая разочарование в себе же; я медленно опустила глаза, вновь закрыв лицо. Я так и сидела некоторое время, как вдруг Матье снова заговорил: — Винсент сказал, что я потерплю неудачу.  Я убрала руки от лица, с немым: «Что?..» — смотря на него.  — В одном он был прав, но сказанное им было направлено в адрес Лашанса. Или… Нет? Но больше меня удивило то, что он сделал…  Он не собирался продолжать, а лишь цокнул и вновь задумался.  Я хотела спросить, но он опередил меня:  — Когда я увидел тебя на пороге того дома, в котором прятался Лашанс, признать, я удивился. Как ты выжила? Опять? — На последнем слове он поднял глаза на меня, а я вспомнила его недавние слова.

— …Я понял, что это отличный повод убрать с горизонта ТЕБЯ — Душителя, — потому и предупредил «жертву». И всё бы получилось… А знаешь, кто ВНОВЬ ПОМЕШАЛ?! СНОВА ТВОЙ ХОЗЯИН! Изумительно, но теперь я понимаю, что и ты каким-то чудом воздействовала на этого озлобленного ФАНАТИКА, раз он побежал тебя спасать!

Вопреки тому, как он разозлился из-за этого тогда, сейчас ни одна мускула его лица не дрогнула.  — Люсьен, — ответила я, чувствуя, как любое произношение этого имени мною вызывает реакцию, сравнимую с ударом по больному месту. — Он прибыл в Лейавин и вытащил меня из города. Если бы не он, в той засаде меня бы всё-таки взяли.  — Значит, старый офицер всё же прислушался…  — Ты и правда предупреждал его?  — Да. Письмо было моим, но было отправлено от лица его коллеги. Учитывая, как Филида «любил» убийц Тёмного Братства, я знал, что так просто он не отдаст тебя даже в руки смерти. Он задумался, давая мне время на то же самое. Мы беседовали на тему моей смерти — какой она могла бы быть, — и это было так… спокойно. Такая тема разговора ДОЛЖНА была как минимум напрячь меня, но не делала даже этого. Это было потому, что то, что ДОЛЖНО было произойти, в итоге не произошло? Вряд ли. — Люсьен… — тихо проговорил он, словно вчитываясь в каждую букву и вынуждая посмотреть на него.  Я удивилась, ведь впервые слышала, чтобы он назвал его по имени. — Как я ненавижу всё, что связано с этим именем.  — Ненависть — признак слабости.  — А по-твоему, я не должен его ненавидеть? — Он посмотрел на меня. Я не ответила, продолжая смотреть на него.  — Мы разговариваем с тобой как обычные люди, а не убийцы. В таком случае ответь мне, как человек.  Я вдруг заметила, как Мать Ночи сделала несколько шагов к нам, зачарованно смотря то на меня, то на Матье; её что-то удивило.  Коротко глянув на неё, я посмотрела в окно.  — Я понимаю тебя, если ты это хочешь от меня услышать. Я ставлю себя на твоё место. Учитывая, как я склонна к мести, я могу сказать, что, наверное, будь я сильнее и увереннее, я бы поступила точно так же. Но мне бы не хватило… Храбрости. Противостоять целому ордену? Вряд ли.  Взгляд человека напротив не изменился — был всё таким же равнодушным.  Я же вдруг вдумалась в свои слова, осознавая, что кое о чём забыла.  Сумасшествие. Если бы человек передо мной не сошёл с ума, он бы поступил так? Или настигший его недуг добавил смелости?  Подумав об этом, я попыталась сделать то, что теперь могла.

— «Сейчас он ведёт себя, как… Нормальный. Почему?»

— «Верно. Удивительно, правда? Перед тобой сидит излечившийся человек, при этом сохранивший жажду к своим желаниям». 

Я посмотрела на неё, удивившись одной вспомнившейся вещи. 

— «Да. Я сказала, что сумасшествие и одержимость, кои взращиваются в человеке годами, — неизлечимы. Но это в мире смертных. Там, где царит пустота, смерть и отсутствие времени, — лечится всё».

Я вновь посмотрела на Матье, осознавая, что сейчас разговаривала со здоровым человеком. Неужели владения Отца могут так повлиять? Неужели таким спокойствием, безразличием и обречением он был награждён после того, как попал в пустоту и увидел её? — Но ты противостояла. — Матье вдруг посмотрел на меня, продолжая тему нашего разговора.  — Да, династии, — ответила я, пытаясь вновь вдуматься в то, что, как мне казалось, было уже закончено. — Что такое группа из пятнадцати человек и целый орден? Нет, я бы где-нибудь да прокололась. Мой ум не для таких деяний.  Матье ничего не ответил, вновь задумавшись.  — Ты ведь следил за чейдинхольским убежищем?  — Да. А также за кем-то конкретным. Кто-то из них был убит просто потому, что мешал. Кто-то — нет, к примеру… Он посмотрел на меня, намекая.  — Ты знала, что за тобой следят. Ты чувствовала.  Некоторое время думая, смотря на него, в моей памяти всплыл отрывок воспоминаний, как в Анвиле моя «паранойя» дала о себе знать, напоминая о себе не самым приятным способом…

«Снова паранойя или снова кто-то смотрит… — Я помнила, что обернулась тогда, будто надеясь найти причину своего волнения. — Нет, мне просто нужно двигаться дальше. Хватит искать непонятно что».

Я вспомнила холод, прокатывающийся каждый раз, когда он смотрел на меня. Меня поразило, что Матье следил за мной, а я этого даже не подозревала. — Зачем?  — В Чейдинхоле ты попалась мне на глаза точно так же, как и в Анвиле — случайно.  — Тогда, полторы недели назад, ты задержался в Чейдинхоле и увидел, как я выхожу из города, направляясь в форт Люсьена.  — И я предпринял новую попытку достучаться до тебя. Исхода было два: я ухожу с тобой, — что вряд ли, — или же ты умираешь на контракте. — Он замолчал, задумываясь. — Как ты там сказала? Проколоться? Впрочем, понятие «просчитаться» сюда тоже подходит. И он о чём-то догадался…

«…Но нет! За сомнениями скрывалось кое-что похуже! Он нарек её своим Душителем — собственностью — чтобы я больше не мог к ней подобраться.

Это выглядит так, будто он о чём-то догадался…»

Мы снова оба замолчали. 

— «Спрашивай».

Коротко глянув на Мать, которая будто подгоняла меня, я вспомнила ещё кое-что. 

«…Я набрёл на две могилы, находящиеся на холме недалеко от Анвила. Кто-то кого-то похоронил вдали от людского взора. А что, если этот человек похоронил кого-то из своих близких? А может, он тоже желал или он до сих пор желает отплатить убийце? Тогда мы с ним похожи, о да, матушка, как мы с ним похожи…» 

— Это ведь ты был на могилах моих родителей.  — Да. Позже я узнал, что то место принадлежит тебе. Меня это изумило. Это и стало причиной, по которой я пытался внушить тебе, что Лашансу верить не стоит. Я понял, что мы похожи, потому подумал, что ты поймёшь меня. — Матье замолчал, вдруг впервые за всё время разговора проявив эмоцию. — Вышло… Интересно. — Он коротко усмехнулся. — Я опоздал, а ты поняла меня только после всего случившегося.  — А меня ты понять сможешь? Ответь мне. — Я вспомнила, что уже спрашивала его об этом. 

— А меня ты понять сможешь?! — Я помнила, как была зла в тот момент, как хотела вцепиться в человека голыми руками, сорвать с него кожу точно так же, как это сделал он. — ОТВЕЧАЙ!

Сейчас мне, наверное, не хватало этой решимости. А может, она была бы лишней… Я усмехнулась тому, как интонация данного случая отличалась от той, что была несколько часов назад.   

— Никто не сможет понять его лучше, чем тот, кто желал того же. Иронично, не правда ли? Хотя вряд ли то же самое чувствовал бы он на твоём месте. Сумасшествие и одержимость, взращиваемые с годами… Неизлечимы.

Но если сейчас передо мной сидел вылечившийся человек… — Да. Наверное, смогу.  Ответ меня поразил, но в то же время я догадывалась, что он будет таким.  Вдруг я ощутила досаду от того, что происходило. Я словно только и ожидала момента, когда удастся уцепиться за что-то — слово, действие, мнение или взгляд на какую-либо ситуацию, — но ничего не находила. Мне хотелось этого лишь для того, чтобы почувствовать хоть что-то отрицательное по отношению к человеку напротив. Он заслуживал этого, как никто другой. Он заслуживал этого от меня, но я не могла из себя выжать того, что хотела чувствовать без труда. — Ты сказал, что финал для нас хороший. Орден ослаблен. Ничего хорошего. Чёрная Рука почти вся мертва, одно из убежищ полностью очищено.  — Для тебя важно лишь последнее. Неужели свора убийц для тебя стала такой значимой?  — Да. — Я ответила сразу, смотря на него исподлобья и не обращая внимания на то, что он ушёл от общей темы. — Эта семья не кровная, но та, что заменила мне потерянную. За короткий срок она стала мне родной.  — Твой случай единичен.  Я усмехнулась, посмотрев в сторону.  — Может и так.

«…Я нанял свыше двух десятков наёмников, чтобы те действовали за меня; были моими руками…»

— Ты нанимал наёмников, чтобы те если и не убивали, то подставляли убийц?  — Верно. Мне было важно подставить убийц Лашанса, чтобы Чёрная Рука заинтересовалась им. Так и получилось. Впоследствии смута в его убежище навела шороху.  — И вы прибегнули к Очищению…

— Без моего ведома.

Мать Ночи впервые за всё время вмешалась в разговор; я посмотрела на неё, замечая, как она склонила голову и теперь смотрела на Матье исподлобья. 

— Обычно проведения обряда Очищения согласовываются между мной и Слышащим. Анголим умер ещё до обряда, да, но это не отменяет того факта, что МОЯ Рука действовала без МОЕГО слова.

Матье ничего не ответил, словно провинившийся ребёнок сидел молча. 

— Ещё больше меня удивляет то, что для обряда выбирается кто-то один, но нет, и МОЯ Рука решила провести ритуал всем вместе.

Она посмотрела в сторону, давая понять, что более ничего не скажет. — Уведомители Чёрной Руки тоже мертвы, — начала я. — Почти все. Жива Аркуэн и выжил Дж’Гаста. Тут тоже наёмники постарались?  — Да. — Он не удивился, что один из Уведомителей, кои были разбросаны по Сиродилу, выжил.  Я кивнула, поджав губы.  — Всё ясно.  Некоторое время сидя молча, я посмотрела на него. 

— …Я убил его! Моя МАТЬ стала причиной, по которой я вступил в Тёмное Братство, а ОТЕЦ — доступом в него!

— Когда ты убил своего отца, сколько тебе было?  — К чему ты это спрашиваешь? — Он удивленно посмотрел на меня.  — Мне интересно, правда.  Некоторое время думая, он всё же ответил.  — Восемнадцать. Убийство отца дало мне возможность вступить в орден.  — А мать когда убили, тебе сколько было?  — Двенадцать. Представляешь? — Он вдруг снова усмехнулся. — Шесть лет жить с тем, кто заказал твою мать. Каждую ночь прятать нож под подушкой, опасаясь, что тебя постигнет та же участь.  Смотря на него, я без раздумий попыталась хотя бы примерно понять, что мог чувствовать человек; каково это, столько времени жить в страхе. Почему он не вступил в орден раньше, я спрашивать не стала, так как и без этого знала — неоднократно слышала, что в орден принимали хотя бы достигших совершеннолетия. 

— «Ваше время подходит к концу. Заканчивайте». 

Я посмотрела на Мать, никак не реагируя, а после на Матье.  Он всё также сидел с равнодушным выражением лица, практически не реагируя на что-либо. Я же смотрела на него, чувствуя, как внутри растёт и вовсе неуместное чувство. Сострадание. Ощутив, что сидящего напротив меня человека мне было жаль, я и вовсе хотела отодвинуться от него, отгородиться, лишь бы заглушить растущее внутри сочувствие. — Ты сказала, что склонна к мести. — Он посмотрел на меня. — Ты можешь убить тех, кого я подговаривал к убийствам и преследованиям членов твоей семьи.  — И ты… — Отныне мне всё равно. Бороться больше не за что. Матье поднялся, продолжая смотреть на меня.  — Знаешь, это так иронично. Ты жаждешь мести больше всех, а в итоге оказалась самой понимающей из всех, кого я встречал.  Я ничего не ответила, медленно погружаясь в состояние ступора. — Ты можешь осуждать меня, от этого тебе никуда не деться. Но твоё понимание заслуживает уважения, хоть ты и считаешь это слабосилием.  Ничего более не сказав, он на секунду задержал на мне взгляд, но направился прочь, скрываясь в мраке комнаты.  — Нет, подожди!.. Я окликнула его, не зная, зачем. Сидя некоторое время в отрешении, я сдавленно выдохнула и закрыла лицо дрожащими руками, чувствуя, как горячие слёзы вновь хлынули из глаз. Я не верила, что так просто его отпустила. Даже вопреки тому, что из раза в раз у меня не получалось почувствовать то, чего мне хотелось, я продолжала предпринимать попытки, но тщетно. И теперь он ушёл насовсем, не оставляя мне и шанса. Непонимание своего же понимания. Оно мешало, оно не давало сделать того, что нужно было.

— Чем вызвана твоя реакция?

— Я… — Взвыв, как от боли, я замотала головой, не в силах выдержать того, что чувствовала. — Это просто невыносимо, просто недопустимо… 

— Ты ожидала, что, увидев его, вновь почувствуешь злость к нему?

— Да! А он… А я?.. Почему он так отнёсся ко мне? А я к нему? Он умер от моих рук, а от его рук умерла моя семья. Это и есть то взаимопонимание? Нет, как бы мне ни внушали это, я этого понять не в силах. Я не понимаю, как я могу понять человека, который убил того, кого я любила. И люблю. И буду любить. И… Люсьен, он… Я не могу и не смогу себе этого простить. И моего понимания он бы не понял. 

— Понял бы.

Мать Ночи тихо засмеялась, садясь передо мной в лунный квадрат, который по мере движения лун тоже сдвинулся.  Некоторое время мы сидели молча: Мать Ночи напротив меня, а я же скрыв лицо; как вдруг она тихо, непривычно для неё, заговорила:

— Клара, как думаешь, как быстро человек может потеряться? 

Я медленно подняла голову, смотря на неё. Она сидела, поджав под себя ноги, и мяла материю своей сорочки, наблюдая за движениями своих пальцев.  — Что?.. — Я прочистила заложенный нос, уже спросив увереннее: — В каком смысле потеряться? 

— В смысле, что стать заложником одной цели и замысла. Как быстро это происходит?

Она посмотрела на меня растерянно, рассматривая.  — Я-я… Не знаю. — Ответ был честным, на что она хмыкнула.

— Вот и я тоже.

Она рвано улыбнулась, опуская глаза.  Сейчас она была похожа на смертного более, чем когда-либо. Она выглядела… Так уязвимо, даже несмотря на то, что я не знала, можно ли было так выражаться в адрес призрака. — Можно задать личный вопрос?  Она посмотрела на меня, склонив голову в ожидании.  — Каким было Ваше настоящее имя? Я не знала и не понимала, откуда вдруг появилось желание спросить это, но противостоять ему я не могла. Мать Ночи изменилась в лице с хмурого на удивлённое. 

— Ты… 

— Мне просто интересно. — Я видела, что поставила её в стопор, поэтому попыталась побыстрее сказать что-то ещё. — Помните ли Вы его?  Некоторое время смотря на меня, она вдруг улыбнулась. Не рассмеялась, какую реакцию я изначально ожидала — я думала, что такой будто бы наивный вопрос рассмешит её, и она бросит что-то по типу: «Глупый смертный», но нет, и вместо этого она одарила меня доброй улыбкой.

— Странно то, что свою жизнь и имя я помню слишком отчётливо, чтобы когда-то забыть.

Я склонила голову, ожидая ответа.

— Илдáрия. От фамилии я отказалась, и поэтому её я произносить не буду, тем более, что я её не помню дословно. 

Я медленно кивнула, несколько раз, словно смакуя, проговаривая про себя то, что услышала. Это было красивое, приятно звучащее имя. — Так скажите мне, Илдария. — Услышав своё имя из моих — чужих — уст, которое, вероятнее всего, Мать Ночи не слышала очень давно, она подняла на меня глаза. — Могу ли я рассчитывать на Вашу помощь, когда буду делать то, что мне разрешено?  Она изумилась, но ничего не сказала. Даже когда я широко улыбнулась, поднявшись, и теперь смотрела на неё сверху вниз. 

— …Теперь ты не Душитель и даже не Уведомитель. Слышащий должен оправдать своё звание и, поверь, не словами, как это делаешь ты.

— Слышащий должен стоять на защите ордена? В таком случае Тёмное Братство не в безопасности и не будет, покуда не будут мертвы те, кто был причастен к действиям, направленным на его уничтожение.  Некоторое время сидя молча, она отреагировала:

— Мне ведь не изменить твоего решения, тем более, что оно приведёт тебя туда, куда должно.

Илдария поднялась, смотря на меня и кивая. 

— Да будет так. 

─── ∘◦ ☾ ◦∘ ───

Мои руки затекли точно так же, как и ноги. Я приоткрыла глаза, осознавая, что спала на своих запястьях, на столе. Матери Ночи рядом не было, а я, не торопясь менять положение, чуть подвинулась.  На улице было слышно утреннее пение птиц, а я уставилась на пустую реторту из-под зелья, чувствуя, как кожу лица стягивает от высохших слёз.

I had all and then most of you,

Some and now none of you.