
► 26.3. Ты, Тень и Тлен
— Клара, не стоит. Твоя жажда мести велика, я знаю, но остановись.
Я медленно повернулась на голос, смотря на неё. Мать Ночи стояла в нескольких шагах от меня, что привычно для неё, сложив руки за спиной. Я не почувствовала, когда она вышла, да и должна ли была? Я задумалась, так и стоя вполоборота. Внутри смешалось чувство стыда и всё той же злости, постепенно меркнущей под натиском первого. — Да, я ведь обещала… — задумчиво молвила я, вновь отвернувшись к выходу. Было неприятно, что она видела мои слёзы, становилось досадно, что я подрывала её доверие к себе. Как я могла выглядеть в её глазах? Подавлено и слишком слезливо. Отчасти Аркуэн была права — на Слышащего я не была похожа от слова совсем. В моём представлении это люди — эльфы, зверолюды ли — выглядящие на порядок жёстче. Даже Анголим, которого я видела единожды и который был ниже меня на голову, внушал одним своим взглядом своё положение. Что же до меня — единственное, что я ощущала, — это опухшие глаза и слипшиеся ресницы вот уже последние несколько часов. Этого ли ожидали от человека, стоящего на такой позиции? Вряд ли. Да и по умению меня обошёл бы любой рядовой ассасин. Неуверенность. Наравне с сжирающим меня изнутри чувством тоски по тем, кого было уже не вернуть — это же стояло вровень с ней. И выбирая между мной и Матье. Я выиграла, но на самом же деле я была полностью сражена, да и эта «победа» была не моей заслугой. Постепенно стыд ушёл, уступая дорогу всё той же пустоте. — Я до сих пор не могу поверить в то, что произошло. Всё… Так похоже. Ровно так же, как и полгода назад. Тогда один человек решил, что моя семья должна умереть. А что сделала я? Убила их всех. — Я горько усмехнулась, продолжая изливать душу самой же себе. Себе ли? — Тогда мне полегчало. Не настолько, насколько я думала, но мне стало легче. Я вспомнила себя тогда — потерянную и вымотанную, — как я шла из Брумы до Имперского Города. Я вспомнила, что месть не оправдала никаких ожиданий — было лишь облегчение.«Даже сейчас я не чувствую себя лучше, разве что спокойнее».
— Удивительно, что сейчас я не могу сделать то, что обязана. Для тех, кто умер, для себя. И удивительно, что смерти не приносят мне того, чего должны. Закончив монолог ни о чём, я медленно отступила назад, убирая меч, и повернулась к Матери. Она неотрывно смотрела на меня, словно ожидая чего-то. Она слушала меня? Внимала ли мне, пыталась ли понять? Нужно ли мне было и вовсе надеяться на это? Смотря на неё, я осознала, что не понимала, как воспринимать призрака перед собой. Особенно того, который теперь всегда был со мной. Она вот так поступала с каждым Слышащим? Использовать главу своей Руки как марионетку? Куклу? Меня пугало это? Напрягало, не нравилось? Не пугало и не напрягало, более того, я не могла дать нормальную оценку тому, что чувствовала. Продолжая смотреть на Мать, я склонила голову, вглядываясь в неё, будто изучая, прежде чем что-то делать или говорить. Тут я задумалась над тем, над чем должна была. — Убежища остались без Уведомителей. — Я опустила взор, прерывая наш зрительный контакт и складывая руки на груди, словно пытаясь таким способом укрыться от окружающего меня мира. — Что-то нужно делать. Убежище Аркуэн можно перенести сюда. А остальные… Сколько… Не умерло после нападений? Или что там произошло…— Из пяти убийц, составляющих костяк руки моего Братства, выжил Дж’Гаста. Уведомитель, проживающий в Бруме.
Она никак не изменилась в лице, несмотря на то, что около минуты мы буквально наблюдали друг за другом. Мать смотрела на меня, словно принимая решения о доверии ко мне, о том, как относиться и что говорить, что стоит слушать и как стоит воспринимать. — И всё?— Да. И пока у нас с тобой всё так плохо, нужно объединить пять убежищ хотя бы в два. Аркуэн, как ты уже знаешь, заправляла в Бравиле. Матье Беламон в Анвиле, Банус Алор в Бруме и Белизариус Ариус — в Кватче.
— В таком случае… — Я замолчала, на некоторое время канув в раздумья, пытаясь переключиться с волнуемого конкретно меня. — Я и Аркуэн останемся здесь, приняв к себе Бравил и Анвил. Дж’Гаста останется в Бруме, а к нему присоединится убежище Кватча.— Да будет так.
Я кивнула, тут же чувствуя, как начала терять концентрацию на важном. Важном для ордена — дальнейшем его существовании, — меняя фокус внимания на важное уже для себя. Снова. Осознание, что мне некуда было деваться. Уже полностью отрешенный взгляд плавно переместился на то место, где лежал Тейнава, а ещё спустя время я двинулась туда, пройдя мимо Матери, что так и не сводила с меня глаз. Не было ничего — ни намёка на то, что несколько часов назад здесь кто-то умер. «Отец и правда умеет хорошо прибирать за собой…» — подумала я, тут же обозлившись на саму себя же и смотря на единственную оставшуюся вещь. Поджав губы, я подняла знакомый мне меч, рассматривая его лезвие. — Мне некуда деваться, — озвучила я то, о чём думала минутой ранее, протирая лезвие клинка и разглядывая своё отражение в нём. Я хорошо знала это оружие, ведь хорошо помнила, как Тейнава носился с ним. А точнее, за ним. Зачарованное лезвие короткого даэдрического клинка поблёскивало электрической магией, отдавая приятной трелью к коже. Я вдруг осознала, что ощущала то, чего не чувствовала ещё никогда. — Здесь никого не осталось, но всё напоминает их. Такого я… ещё не испытывала. И это… Невыносимо! С непонятно откуда взявшейся злости я вонзила короткий клинок в рядом стоящий стол, на секунду оскалившись. События были почти идентичными тем, что происходили в моей жизни полгода назад, но чувствовала я себя совершенно не так. Моя первая семья никогда не засиживалась на одном месте, всегда меняя обстановку. Не было чего-то такого, что напоминало бы мне их; только всё то же письмо от Дани, которое я так и носила с собой. Во втором же случае в месте, где я их впервые встретила, там же и нашла мёртвыми. И всё наталкивало на воспоминания о них: оставленное оружие, одежда, их любимые места, книги, вещи, всё. И всё это же давило. И все те, кто был к этому причастен, были устранены. Все, кроме одной. И ни капли облегчения и свободы от тисков скорби. Но злость быстро прошла, не выдерживая веса горя.— Идём в то место, которое теперь покинуто. Его владения открыты для тебя.
Мать Ночи протянула раскрытую ладонь ко мне, зазывая. — Это ещё хуже… — Я повернулась к ней, мотая головой и смотря то на неё, то на предложенную руку. — Это…— Я знаю. Но у меня кое-что есть для тебя. Там я смогу показать тебе, что.
Чуть отвернувшись, я попыталась задуматься над темой того, что она могла мне предложить. На ум ничего не шло, не было ни догадок, ни мыслей. Мать Ночи же смотрела всё те же взором, — взором слишком красноречивым для призрака, а уж тем более для того, кто был выше смертного существа. Я не могла разобрать точно, но чуть спущенные брови и приподнятые их уголки вверх выражали либо сомнения, либо уныние. Может ли призрак вчитываться в эмоции и чувства смертного? Собеседника? Прикрытые веки и ресницы, кои дёргались, когда она неясно почему щурилась, или губы, время от времени которые она разлепляла. Любой призрак когда-то был смертным, но вопрос был в том, как быстро он забывает то, что присуще живому. Забывает ли? Забыла ли она? Некоторое время думая, я сделала неуверенный шаг навстречу, а Мать Ночи, приняв это как за ответ — и верно сделав, — преодолела расстояние между нами и растворилась во мне.— «Идём отсюда».
Привычный слуху голос зазвучал уже внутри моего тела, давя на разум и барабанные перепонки своим текучим, словно водой, эхом. Дождавшись, когда существо осядет внутри, я двинулась к выходу. Аркуэн стояла в центре святилища, сверяя что-то с картой и пергаментом.— «Скажи ей о своих решениях. Она согласится с ними».
Желая скрыться за колонной, я остановилась, боковым зрением улавливая, как Уведомитель, заметив моё присутствие, повернулась. Тихо цокнув, я подошла к ней, озвучив: — Так как почти вся Чёрная Рука мертва, и за убежищами теперь досмотра нет, все они будут объединены в два. В наше должны прибыть из Бравила и Анвила — здесь будем мы вдвоём. Кватч присоединится к Бруме — там за ними будет смотреть Дж’Гаста. — Он жив? — Эльфийка удивилась, не скрывая этого. — Он один. Все остальные мертвы. Она всерьёз задумалась, видимо, подсчитывая потери. Я же проследила за ней, отслеживая её реакцию. Всё ещё удивление, а ещё утешение, крошащееся под давлением задумчивости. Смотря на неё, меня вновь посетили всё те же навязчивые мысли, пугающие, но вынуждающие улыбнуться кончиками губ. Непреднамеренно мне представилась картина, как я провожу лезвием по шее сидящей передо мной на коленях эльфийки. Ви́дение, как кровь стекает по изящной шее, ощущение, как я касаюсь волос жертвы, уже собираясь ухватиться за них, чтобы удержать голову, когда та отойдёт от тела. Представляя это, я невольно хмыкнула, тут же пряча свою реакцию за нервным кашлем. — Мать Ночи? — спросила она меня спустя некоторое время размышлений. — Она сказала, как Матье удалось всё это… провернуть? — Нет.— «Скажи, что я сообщу об этом чуть позже. Ты сама узнаешь об этом и сама сообщишь ей».
Я скривилась, но всё же покорно добавила: — Потом ты узнаешь об этом. От меня. — Хорошо. Я разошлю уведомления в убежища, в том числе Дж’Гасте. Я коротко склонила голову в знак прощания и направилась к лестнице, не желая больше стоять рядом с ней. — До утра меня не будет. Вскарабкавшись и выбравшись на свежий воздух, я вспомнила, что кое-что забыла. А точнее, кое-кого. — Верса… — Я неконтролируемо и обеспокоенно посмотрела в сторону конюшен, делая шаг вперёд. — Она осталась у домика… Где-то внутри кольнуло, внутри разрослось чувство тревоги и злости на саму себя.— «Не волнуйся. Я сделаю так, чтобы с ней всё было хорошо. Иди».
Слова, за считанные часы не раз меня успокаивающие, подействовали и сейчас. Я не знала, как она поможет, но знала, что своё слово она сдержит. Выдохнув, я направилась за город. Была глубокая безветренная ночь, вынуждающая зябко укутываться в плащ, накинутый поверх робы. Пока я поднималась, я осознала, что всё так же ничего не чувствовала, словно последние события происходили не со мной. На меня накатывало волнами: в какое-то время хотелось разрыдаться, а иногда не было ничего, кроме всё той же пустоты. Завидев форт ещё с пригорка, я невольно засмотрелась, изучая родное, затерявшееся в зелени здание. Я вспомнила, как впервые увидела его, как отмечала на карте и как с опаской оглядывала — удивительно, но подобные руины меня всегда отпугивали, как свет нежить, но только не эти. Этот форт всегда был для меня как охранной крепостью, за которой хотелось укрыться, как и за его хозяином. Хозяин…— «Мы идём?»
Только после услышанного оклика я осознала, что стояла на месте, смотря на форт; словно очнувшись, я опустила взор и направилась дальше. Добравшись до входа, я решила не идти через тайный вход и направилась к главному; уже в хорошо знакомой комнате я остановилась, вдруг оборачиваясь. Решётка была открыта. Отчуждение сменилось удивлением, а следом — непониманием. — Мне кажется, или… Я не помнила точно, но мне казалось, что она была закрыта, когда я приходила сюда пару дней назад. Комната была пустой — пустее, чем обычно; медленно подходя к столу, я осматривала помещение. Всё осталось таким же — где-то внутри меня будто бы теплилась надежда на то, что по возвращению сюда я увижу до боли знакомого человека. Глупость. — Совсем не то… — пробормотала я, осматривая комнату так, словно впервые её видела.— Разве это место не всегда было таким?
Я повернулась на голос, наблюдая, как Мать Ночи рассматривала комнату. Она вдруг вознесла правую ладонь и приставила её так, чтобы, по всей видимости, перекрыть ею символику на полотне. — Не всегда. — Я поняла, что она имела в виду, тоже посмотрев на полотно, но почти сразу же на неё. Что могла чувствовать Мать, в одночасье лишившись — я смотрела на её длань, так и поднятую — своей Руки? Вряд ли призрак передо мной был сейчас уязвимее, чем когда-либо. Вряд ли призрак может быть уязвимым. А может, и мог. Смотря как. Да и опять-таки, могла ли она чувствовать? Не забыла ли она этой… сомнительной человеческой радости? Она хмурилась и поджимала губы, явно о чём-то глубоко задумавшись. Всё же она выглядела так, будто её что-то могло тревожить, но тревожило ли её то, о чём думала я? Резко опустив руку, Мать хмыкнула и нервно дёрнула головой, словно удивляясь чему-то, а после повернулась ко мне, вглядываясь. — Когда здесь был Люсьен, — начала я после некоторого молчания, — здесь было… уютно. — Сказав последнее, я поспешно отвернулась, садясь не своё место у алхимического стола. Мать Ночи, проследив за мной, медленно приблизилась к столу, рассматривая его, словно что-то ища. Взгляд был брошен на пару листков, лежащий пергамент с упоминанием о том, где нужно было искать хозяина, дневник, оставленный с краю, реторту… Ещё раз всё оглядев, она помотала головой и вдруг запрыгнула на всё тот же стол, упираясь в него руками позади своей спины. Подложив свои запястья, как подушку, я легла на них, пытаясь найти удобное положение. Меня всё так же не клонило в сон, лишь ноги говорили о том, что прожитый день был непростым, вернее, последние несколько дней. Происходящее было странным. Я коротко глянула на неё, а после отвернулась, прячась в волосах. Мы выглядели так, словно просто отдыхали от произошедших событий, давали себе передышку. Я вдруг осознала одну до неуместного забавную истину — я не помнила ощущения после сна, я забыла их. Это вынудило тихо усмехнуться — тихо, лишь бы никто не слышал. Сколько дней я провела в дороге? Время было потеряно для меня тогда, я не помнила ни мыслей, ни часов пути. Сначала от моста до Анвила. Два дня верхом на полной скорости? От Анвила до Чейдинхола — и того все три. Уже полнедели. От Чейдинхола до Брумы — меньше, день. Это значило, что с момента убийства Филиды прошла почти неделя. Меня это… пугало. Мне так и не стало до конца ясно, как так выходило, что сейчас во мне буквально поддерживали силы. Я знала, кто это был, но не знала, как она это делала. Да и было ли мне дано это понять? Стоило ли? Я выглянула из-за руки, посмотрев на Мать — она сидела точно так же, как и я, канув в раздумья и смотря куда-то в потолок. Ещё меня пугал факт того, что сейчас со мной сидела ОНА — так свободно, открыто и доверительно. Она была сильна — что физически, что внутренне. С виду это была обычная бестелесная оболочка сохранившегося эго, но на самом деле мне страшно было представить, какая мощь и власть скрывалась за той, что буквально просвечивалась — если приглядеться, то сквозь призрака, как ни странно, можно было увидеть стоящие полки около стола. Но власть крошилась под натиском обычного… К примеру, моего любопытства. Рассматривая её, я аккуратно протянула руку к ней, почти касаясь призрака. От её тела так и веяло холодящим кожу туманом, который почти так же ощущался тогда, когда она была внутри меня — чувство, словно кровь превращалась в холодную замерзающую воду, как если бы руки окунуть в прорубь; примерно то же самое ощущалось, когда на мне заживали раны. И снова я задавалась вопросами о её могуществе и способностях. Она могла влиять на носителя так, что тело регенерировало, силы не иссякали, а разум буквально замораживался, будучи невосприимчивым к чему-либо. А Верса? Что она с ней сделает? Вернее, она уже сделала, ведь она точно так же, как и я, пробыла на ногах несколько дней без отдыха. Это было одной из причин, по которой я безоговорочно верила Матери. Я так же бережно отодвинула от неё руку — ни прошлого, ни этого она жеста не заметила.— С любимым человеком, наверное, уютно в любом месте.
Она вдруг заговорила, вынуждая сделать вид, что я только сейчас посмотрела на неё. Вновь осмотрев помещение, она повернулась ко мне так, что уткнулась щекой в своё плечо.— Думаешь, любовь возможна в таком ремесле?
Я невольно задумалась, продолжая смотреть на неё. И слова, сказанные без умысла задеть, всё же сделали это. По-своему, ведь с какой-то стороны она была права в том, к чему подводила. Может ли любить убийца? Но я замотала головой, не желая думать на эту тему. — Мне всё равно. Я люблю. И он… Или не любил… — На последних словах я вновь спрятала лицо, чувствуя, как разом тоска, гнев и отчаяние душат меня. Мне было мучительно думать о том, что моего человека больше не было, я ненавидела себя за то, что не рассказала ему, что я чувствовала ещё тогда, когда не было поздно, и я была в унынии и на последней его стадии — обречённости — из-за того, что так и не узнала, что он чувствовал… Мог чувствовать. Или не мог. Но в то же время я ловила себя на мысли, что он же меня и спас, отогнав от себя.— Вон! — Я помнила, как в ответ на его гонения меня я, наоборот, пыталась подойти ближе, ведь мной двигало лишь одно — страх. Боязнь одиночества — почему-то я догадывалась, что этот рок меня настигнет, — страх того, что я его больше не увижу, паника даже от мыслей о том, что меня могло ожидать дальше. И все мои страхи сбылись, словно назло мне. — Прочь отсюда! — вновь звучит грубое — ласкающее — притеснение.
Это было ярче слов? Показательнее? Как?..— Почему ты думаешь, что нет?
Выйдя из раздумий, поглотивших меня, я ответила то, о чём думала: — Потому что он не… Хотя и я не говорила.— Вот видишь? Значит, слова всё-таки много значат для людей…
— Нет. — Я подняла на неё глаза, выравниваясь. — Он… Мне не важны были его слова в этом случае. Если человек не хочет, значит, это его право, тем более мне иногда казалось, что он просто не мог этого сделать… — На последних словах я отвела взгляд, но тут же его вернула на неё. — Нет, мне… Само присутствие человека рядом. Просто мысль, осознание и знание, что он есть. Он не говорил, и мне было всё равно, ведь в его случае за него всё сказали его действия, как я это вижу… Я не говорила… Просто из-за того, что не могла. Страх реакции? Наверное…— Ты боялась его реакции на подобное? Значит, и ты всё-таки понимаешь, что любви не место там, где ты сейчас. Особенно для такого, как он.
— Особенно?— Ты понимаешь, о чём я, Клара. Люсьен — далеко не обычная убийца. Эти слова имеют вес, и почувствуешь ты его весь не сейчас. И не через месяц, и даже не через год. Тот, кто вес даёт этот, покажет себя позже.
Я смотрела на неё, не понимая смысла её слов. Это было не впервые, когда она говорила загадками, вернее, она почти всегда ими говорила. Это выглядело странно, она словно хотела мне что-то сказать, но не говорила напрямую. Нельзя было? Или я чего-то не понимала, чего-то не видела. Было ли мне дано понять смысл этих посланий, или Мать Ночи специально так говорила со мной, чтобы потешить себя. Чтобы натолкнуть на мысли меня лично, сторонясь говорить прямо, ибо что-то не давало — была причина. Но на лице Матери не было и намёка на то, что она шутила или говорила несерьёзно.— Но довольно об этом.
Всё так же непринуждённо улыбаясь, она вновь отвернулась, вздёрнула голову и закрыла глаза, словно наслаждаясь чем-то. Наблюдая за ней, меня вдруг посетило одно осознание. Смотря на такого свободного с виду призрака, я могла попытаться понять её ощущения. Сколько она «спала» в склепе? Понятие «много» сюда не подходило, разве что с добавлением «слишком». Она знала, видела и слышала всё то, что происходило в её семье, но она не присутствовала при ней лично. Вновь я задавалась тем же вопросом, который назрел ранее: использовала ли она Анголима как своего носителя? А прошлых Слышащих? Как вообще можно использовать своего Слышащего, как марионетку? Но у меня ломалось не только это логическое суждение в голове. К примеру, что, если Слышащий нужен был не только для того, чтобы слышать, а чтобы — и самое главное — нести волю своей Матери? Быть её обладателем? Но, возвращаясь к её ощущениям, я поняла, чем сейчас она наслаждалась. У неё появилась возможность выбраться из привычного места, ступить туда, где она ранее не появлялась, а если и появлялась, то просто быть в конкретном месте, посмотреть на забытый для неё когда-то мир своими глазами. Даже находясь сейчас там, куда не проникали лучи солнца или не было запаха травы, она, возможно, всё равно радовалась тому, что была здесь и сейчас. Возможно, так она чувствовала себя живой. Я смотрела и видела, что она была похожа на живую. Она ведь этого хотела? Мне почему-то так казалось, и вдруг захотелось когда-нибудь помочь ей в этом. Смотря на неё, я вдруг вспомнила, что она хотела мне что-то показать. Видя, как она не торопилась, я решила поинтересоваться тем, что хоть и не в первую очередь, но волновало меня. — Матье в своём дневнике упомянул, что убежище Чейдинхола нужно очистить, чтобы закрепить безопасность ордена. Что это?..— Очищение.
Судя по голосу, это определение имело большое значение, хоть я и никогда о нём не слышала.— Слишком суровая мера, НО оправдывающая себя. Два из трёх раз. Первый раз убежище очищала Душитель. Её звали Лира. Удивительно, ведь после содеянного убийца раскаялась в своём поступке. Привязанность… Она мешает нашему делу. Она считала, что Братство обошлось с ней несправедливо. Прислушавшись к своему Уведомителю, она отправилась выполнять следующий контракт, и тогда её нашёл послушник церкви Акатоша в Кватче, предложив присоединиться к храму. Она согласилась. Позже она осмелилась отомстить Тёмному Братству и сама решилась на предательство, но была остановлена. Но… Кажется, я заговорилась.
Мать Ночи коротко отмахнулась и решила вернуться к теме вопроса:— Второе было, о да, это я тоже хорошо помню, не так давно, кстати. От Тёмного Братства в четыреста двадцать первом году этой эры отделилась группа вампиров, именуемая себя «Кровавыми метками». Их лидер — Грейвин Бленвит — задумал превратить всё моё Братство в шайку вампиров.
На последних словах она усмехнулась, тут же оскалившись.— Гнусное отродье… Ну а потом свергнуть мою Чёрную Руку. Этот Грейвин якобы получил видения от Ситиса! Лжец! Лишь один избранный получает видения от нашего Отца, являясь его правой рукой!
На упоминании этого избранного я нахмурилась, задумавшись; хотела спросить, но не стала, решив, что пока что этого делать не стоило. Мать Ночи тихо рассмеялась, словно что-то вспомнив.— Да-а… Но он был предан. Так и было совершено второе Очищение в истории моего Братства. Удивительно, что по сей день один из них всё ещё жив, если про него можно так сказать. И я приглядываю за ним… Красноглазое существо всегда под взором своей Матери, от которой тот отвернулся…
Я невольно заслушалась, смотря на неё так, как ребёнок смотрит на свою мать. Иронично…— Этот вампир, кстати, имел некоторые связи с тем вампиром, которого ты знаешь.
Я ожидала, когда она назовёт имя, хоть и догадывалась, про кого шла речь.— Сколько бы хлопот они Винсенту Вальтиери не доставили, и как бы он их ни успел возненавидеть, всё же обе эти стороны были вынуждены сотрудничать. А возвращаясь к оправданной мере… Всё же стоит признать, что в этот раз предпринятое… мероприятие было ложно нацелено не на тех.
— Но почему Вы не предотвратили это? Мать Ночи посмотрела на меня, вдруг поджав губы и задумавшись.— На это есть много причин, моя Клара. Потому что я знала, что произошедшее впоследствии даст толчок к зарождению могущества моего Братства. Запомни мои слова: вскоре произойдёт то, что сплотит всех. Где бы члены моей семьи ни были, они откликнутся на зов. Это одна из них.
Я поняла, что о других смысла спрашивать не было, хоть и эта меня не утешила, да и могли ли быть причины для успокоения? Но эта речь про… сплочение вынудила меня задуматься. Рассматривая меня некоторое время, она вдруг улыбнулась. Тепло и… смущённо.— Кого ты видишь во мне, мой Слышащий?
Хоть вопрос и застал меня врасплох, я не подала виду, продолжая выглядывать на неё из-за запястья. Мне было интересно, что она скажет дальше — догадается ли она?— Собеседника? Ты видишь во мне того, кого тебе не хватает. Ты ищешь, кто заполнит пустоту в твоём сердце, чтобы ты не чувствовала того, чего боишься — одиночества.
Она догадалась о слишком многом, даже нет, не так — Мать Ночи выявила потаённое, личное — было это так хорошо видно, а может, не ускользнуло лишь от неё — то, в чём вряд ли я бы призналась даже самой себе. Эти слова были словно вынесенным приговором для меня, хоть и сказанными с улыбкой. — А мне нельзя? — спросила я после некоторого молчания. — Нельзя так к Вам относиться? Я не знаю, как нужно.— Ты ищешь помощи, но ты меня ослушаешься. Слушать и слышать безоговорочно ты можешь лишь одного.
Она замолчала, закрывая глаза и вновь не отвечая мне на мой вопрос. Так она делала, когда слишком много говорила. Я коротко кивнула, но вдруг спросила: — Тёмное Братство появилось благодаря вашей связи с Отцом.— Я поняла, к чему ты ведёшь.
Она глубоко задумалась, вдруг нахмурившись. Какие-то её мысли выражались в ещё большую задумчивость, а какие-то — в грустную ухмылку.— Может, я до конца и не права в том, что любви не место в нашем деле.
И вновь меня удивило то, что она сказала. Это было похоже на человеческое откровение — оплошность в рассуждениях, присущую живому существу. Тихо хмыкнув от этой картины, я решила спросить кое-что ещё: — Вы упомянули, что были связаны с Мораг Тонг. Мать Ночи повернулась ко мне, вновь ласково улыбнувшись.— Верно, но об этом я тебе расскажу чуть позже.
Некоторое время смотря на меня, она изменилась в лице, расстроено поджав губы.— Мне жаль, моя Клара, что тебя обманывают. Нагло и некрасиво. Но могу ли я ставить желания смертного выше Тёмного Братства? Нет. Но всё же мне жаль тебя. Твоё горе недолговечно. И даже то, что утеряно, рано или поздно снова окажется в досягаемости рук твоих. Не губи себя лишь потому, что за тебя решили. Боль, страдания и скорбь по ушедшим проходит, а вот потерянного человека вернуть будет уже невозможно. Что же делать, когда всё возвратится к жизни, а ты будешь на грани её обрыва?
— Что тут может возвратиться к жизни?.. — Я вновь ощутила, как боль и растерянность возвращаются, стоило только задуматься об утерянном. — Они все… А я?.. Какого Бога я ещё жива?.. Опять… Усмешка Матери была такой прямолинейной, словно я сказала то, чем задела истину.— Он решил, что ты должна жить. А ОН одобрил его просьбу. После произошедшего ты ОБЯЗАНА жить. И ждать.
— Чего ждать?.. Но Мать Ночи не ответила, оставляя меня в неведении. Вместо этого она склонила голову и вновь заговорила.— Хочешь знать, что у меня есть для тебя? Хочешь, я дам тебе возможность поговорить с тем, кто отнял у тебя так много? Я знаю, что ты хочешь этого. Я знаю, что вы не договорили. Вам обоим есть, что друг другу сказать.
Я выровнялась, смотря на неё и осознавая, о ком она говорила. — Матье?..— Да. Я могу помочь тебе узнать то, что ты хочешь. Он ответит.
Во мне загорелось желание согласиться. Она была права, мне хотелось с ним поговорить, как бы больно мне ни было это признавать; я вспомнила, как смотрела на него мёртвого, как чувствовала ощущение безвыходности. — Нет, — отдёрнула я себя. — Для меня это…— Что? Предательство своих же?
Я посмотрела на Мать, вновь мотая головой, но соглашаясь. — Верно. Во всём этом есть проблема…— Ты винишь себя за то, что чувствуешь. Ты не этого ожидала, а даже если бы и ожидала, то всё равно бы винила.
— Но почему я так…— Потому что вы похожи, как я и говорила. Вот что происходит, когда сталкиваются две враждующие стороны, преследующие одну цель — отомстить. Неужели ты не понимаешь меня, Клара?
— Я понимаю, но не хочу этого. Нет, я… Не желаю. Да, это моя прихоть. Одна из тех, которая выставляет меня в роли человека, наивно желающего избавиться от мучений и любых проблем, но… Нет. Я просто… Не хочу верить в то, что я на него похожа. Это… Просто немыслимо.— Но у тебя есть вопросы, на которые может ответить только он. Позволь, я покажу тебе.
Некоторое время смотря на неё, я словно в трансе кивнула, отодвигая от себя последние сомнения, тут же закрывая глаза и выдыхая, чувствуя, как на меня накатывает сонливость.— Спи, моя Клара. Сегодня у тебя был слишком тяжёлый день и слишком много мучений над душой твоей бедной. На сегодня с тебя хватит.
─── ∘◦ ☾ ◦∘ ───
Я сидела на чём-то твёрдом. Голова была опущена, а запястья рук лежали на согнутых коленях. Поморщившись, я опустила ладони, дотрагиваясь до тёплого настила под собой. Деревянный пол.— Просыпайся. Ты меня слышишь?
Я дёрнулась от внезапного голоса справа, взирая на рядом стоящую Мать. — Да, слышу. — Встряхнув головой, пытаясь вернуть ясность взора, я оглядела пространство, не понимая, где находилась. — Где это мы?— Считай это за созданный мной временный план. У него нет названия и местонахождения.
Я посмотрела на неё.— Если тебе так будет угодно.
Согласно кивнув, я поднялась на ватные ноги и осмотрела комнату. В помещении была тьма, лишь маленькое оконце позволяло лунному свету просочиться в каморку и отбросить на пол белый квадратик. Я подошла ближе к окну, выглядывая. Удивительно, но за оконцем что-то было: слабо освещённая дорожка с деревьями по бокам; я нашла глазами луны, несколько секунд рассматривая их. Несмотря на то, что сказала Мать Ночи, я не чувствовала себя во сне. Всё было слишком реальным, но в то же время — нет. — Итак… Что дальше? — Я чуть отпрянула от окошка, обернувшись к Матери.— Я думаю, что нет смысла медлить. Но прежде, чем мы начнём, я должна тебя кое-чему научить.
Мать Ночи обошла меня, вставая впереди.— Ты должна научиться отвечать мне. ЛИЧНО мне.
— Как? — Вопроса «Зачем» у меня не возникло.— Представь, что ты говоришь со мной, не используя при этом голоса. Это бывает полезным.
Я задумалась, концентрируясь, как вдруг тело пронзил её голос.— «Ты готова? Ответь мне. ТОЛЬКО мне».
Представляя, как ответ мог бы звучать бы в моей голове, я открыла глаза.— «Я готова».
— «Молодец. Используй это тогда, когда тебе что-то потребуется. Ты поймёшь, когда».
Это было странно — я не слышала своего голоса и ответа, но знала и примерно представляла, как это было; видимо, у меня получилось, раз она поняла меня. Мать Ночи смотрела на меня, а я, выйдя из раздумий о том, что только что произошло, и понимая, что сейчас будет, ощутила непонятно откуда взявшуюся тревогу, словно предчувствуя что-то неладное. Сердце забилось быстрее, я приоткрыла рот, словно в нетерпении. — Как это будет происходить?.. Она отошла на два шага назад, приподнимая ладонь, словно подзывая кого-то.— Собеседник.
Я уставилась за её спину, вглядываясь в темноту и буквально ощущая, как оттуда кто-то выходил. Из комнатного мрака вышла чёрная фигура, останавливаясь рядом с Матерью. Я знала, что это был он. Невольно сделав шаг навстречу, я дёрнулась, как от удара, вдруг указав на него. — В-вы… Это же…— Не бойся, моя Клара. Матье Беламон меня больше не тронет, даже если бы и мог.
Во мне смешалась паника, непонимание и предвкушение того, что может быть. Я боялась ситуации, что видела живого умершего человека перед собой, была в непонимании, как реагировать, и в то же время ожидала нашего разговора. — И он…— Слышит. Но ждёт дозволения говорить.
Мать Ночи отошла чуть в сторону, касаясь мужского плеча и, видимо, надавливая на него так, что Матье покорно опустился на колени. Меня же удивило, что она могла дотронуться до него.— «Призрак может касаться подобного себе».
Видимо, моё удивление отразилось на моём лице, из-за чего она ответила мне на мой немой вопрос; она кивнула, теперь сказав во всеуслышание:— Спрашивай. Он ответит.
Проследив за тем, как Мать Ночи отходит в сторону, я, некоторое время стоя в нерешительности, всё же подошла ближе и тоже медленно села, смотря на него. Фигура передо мной сидела на краю лунного квадрата точно так же, как и я. Только сейчас я смогла разглядеть его лицо, отрешенное выражение которого не было жутким или похожим на неживую маску. Скорее, я видела бесстрастие и апатию — абсолютное равнодушие к окружению, которого для передо мной сидящего его будто бы и не существовало. Я смотрела на того, кто был виновником всех бед, на того, кто отнял у меня того, кого я любила, того, кто подарил мне то, в чём я нуждалась, но вопреки всему этому — вопреки весомым причинам — я не испытывала к нему ненависти или злости. И съедающее меня заживо чувство понимания к этому человеку — добивало быстрее, чем того делали мои же чувства. Но тут же я осознала, что не знала, что спрашивать. Все вопросы и мысли разом ушли, не осталось ничего, кроме пустого разума. У меня было столько всего, сколько я хотела бы спросить, но в то время, когда это потребовалось, у меня ничего не осталось — в самый неподходящий момент я всё забыла. — Что ты чувствуешь?.. — Тихо спросила я, словив себя на мысли, что это вырвалось случайно, когда я увидела, как он поморщился, как от чего-то неприятного. — Ты сожалеешь, что не получилось достичь того, чего хотелось и на что было потрачено столько усилий? Мне просто интересно, каково это… Меня удивил собственный же вопрос. Первое, что я спросила, касалось его, а не меня, хоть мне и правда было интересно, что он чувствовал. Я спросила с некоторым недоверием, словно где-то в подсознании сомневаясь, что мне могли ответить. Когда я думала, что ответа не последует, Матье поморщился и ответил, удивив меня своим голосом. — Ну да, ты же что в первом, что во втором случаях удержалась на стороне выигравшего. — В первых двух словах мне показалось, что я распознала в голосе насмешку, сродни будто бы зависти, раздосадованности. Но в то же время меня удивила интонация. Она перестала быть яркой, красочной — стала серой и однотонной. Не было взлетающих слов, сказанных на эмоциях, не было того, за что хотелось ухватиться просто потому, что это «что-то» было сказано с целью привлечь внимание. — Я не выиграла. По своему состоянию я могу сказать, что я в проигрыше. — На чувствах. На деле же проиграл здесь всё равно я. Тебе нужен ответ, что я чувствую? Обречение. Я невольно поджала губы, услышав последнее — ожидаемое — слово. Я поняла его, ведь вспомнила себя — когда-то я чувствовала то же самое. — Это изначально было предопределено. — Да, но иногда именно то, что кажется невозможным, — и есть путь, которого стоит придерживаться. Я задумалась над смыслом этих слов. Если бы у меня было время подумать, то я бы точно с ним согласилась. — Как видишь, финал не всегда счастливый. Для кого-то хороший, конечно. — Нет. Ты успел сделать так, чтобы хорошего финала не было. — Ты думаешь только о себе. Ваша Мать жива, а это значит, что для вашего ордена уже кончилось всё хорошо. Здесь пострадала только ты. Сказанное спокойной интонацией задело своей правотой, из-за чего я стиснула челюсти и поджала сухие губы в тонкую линию, коротко кивая. — Ладно, ты прав. Я думаю только о себе. У меня затекли ноги, из-за чего я пересела, оказавшись ниже его. В бывшем Уведомитель всё так же не обращал на меня внимания. Взгляд был направлен не в пустоту, скорее, собеседник передо мной был просто в глубоких размышлениях. Интересно, о чём? Его мучило то, что второй цели он не достиг? Но он достиг первой… — Ты любила его? Я медленно подняла на него глаза, всматриваясь. Невольно я подумала о Матери, которая спрашивала меня об этом же. Матье впервые за время нашего с ним диалога тоже посмотрел на меня, поднимая голову; меня прошибло знакомым ознобом по всему телу. Холодом. — Ответь мне. Я почувствовала, как мои губы задрожали, из-за чего я вновь сжала их; снизу взор стал плавиться, как воздух от огня, из-за чего я поспешно отвела взгляд, желая, чтобы слезная пелена исчезла. — Да… — Я часто закивала, вновь поднимая на него глаза. — Да. Меня поражало то, что происходило. Я была готова излить душу тому, кто отнял у меня моего любимого человека. И он был готов выслушать. — Это невозможно. Услышав это, я никак не изменилась в лице, продолжая пытаться сдержать слёзы. — Нельзя убивать столько людей и чувствовать какую-то там любовь. Спустя несколько секунд я горько усмехнулась. — Но ты любил свою мать. Даже будучи убийцей и даже сидя перед тем, что от неё осталось — головой, — ты продолжал любить её. — Да, хоть это и кажется мне другим. И если говорить о том, что осталось… Ты всё ещё любила и любишь изуродованное тело, подвешенное к потолку. Я видел это. Рвано вдохнув, я оглядела комнату вокруг себя и вдруг схватилась за голову, пытаясь совладать с эмоциями. Я вспомнила то, что видела в домике: залитый кровью пол, атмосферу и воздух, пропахший запахом мяса и железа; вспомнила, как касалась оголённой плоти. Меня снова настиг душераздирающий крик, придуманный мною же, из-за чего я так же, как и в первый раз, самопроизвольно закрыла уши. — Выходит, любить можно вне зависимости от принадлежности к чему-либо или невзирая на то, где ты и что ты. — Сказав это, я убрала руки от ушей, пытаясь больше не концентрироваться на этом. Наступила тишина; НЕ концентрироваться не получалось. Воспоминания накатывали на меня эпизодами, один за другим. Впоследствии я вновь посмотрела на Матье, пытаясь уже самостоятельно пробудить в себе ярость. «Перед тобой сидит тот, кто убил его. Люсьен мёртв ПО ЕГО вине! Почему ты не можешь прямо сейчас наброситься на него? Почему ты не испытываешь ненависть к нему?! Почему, Клара?!» — Я обращалась к самой же себе, продолжая смотреть на убийцу. Но ничего не получилось. Постепенно озлобленное лицо расслабилось, выражая разочарование в себе же; я медленно опустила глаза, вновь закрыв лицо. Я так и сидела некоторое время, как вдруг Матье снова заговорил: — Винсент сказал, что я потерплю неудачу. Я убрала руки от лица, с немым: «Что?..» — смотря на него. — В одном он был прав, но сказанное им было направлено в адрес Лашанса. Или… Нет? Но больше меня удивило то, что он сделал… Он не собирался продолжать, а лишь цокнул и вновь задумался. Я хотела спросить, но он опередил меня: — Когда я увидел тебя на пороге того дома, в котором прятался Лашанс, признать, я удивился. Как ты выжила? Опять? — На последнем слове он поднял глаза на меня, а я вспомнила его недавние слова.— …Я понял, что это отличный повод убрать с горизонта ТЕБЯ — Душителя, — потому и предупредил «жертву». И всё бы получилось… А знаешь, кто ВНОВЬ ПОМЕШАЛ?! СНОВА ТВОЙ ХОЗЯИН! Изумительно, но теперь я понимаю, что и ты каким-то чудом воздействовала на этого озлобленного ФАНАТИКА, раз он побежал тебя спасать!
Вопреки тому, как он разозлился из-за этого тогда, сейчас ни одна мускула его лица не дрогнула. — Люсьен, — ответила я, чувствуя, как любое произношение этого имени мною вызывает реакцию, сравнимую с ударом по больному месту. — Он прибыл в Лейавин и вытащил меня из города. Если бы не он, в той засаде меня бы всё-таки взяли. — Значит, старый офицер всё же прислушался… — Ты и правда предупреждал его? — Да. Письмо было моим, но было отправлено от лица его коллеги. Учитывая, как Филида «любил» убийц Тёмного Братства, я знал, что так просто он не отдаст тебя даже в руки смерти. Он задумался, давая мне время на то же самое. Мы беседовали на тему моей смерти — какой она могла бы быть, — и это было так… спокойно. Такая тема разговора ДОЛЖНА была как минимум напрячь меня, но не делала даже этого. Это было потому, что то, что ДОЛЖНО было произойти, в итоге не произошло? Вряд ли. — Люсьен… — тихо проговорил он, словно вчитываясь в каждую букву и вынуждая посмотреть на него. Я удивилась, ведь впервые слышала, чтобы он назвал его по имени. — Как я ненавижу всё, что связано с этим именем. — Ненависть — признак слабости. — А по-твоему, я не должен его ненавидеть? — Он посмотрел на меня. Я не ответила, продолжая смотреть на него. — Мы разговариваем с тобой как обычные люди, а не убийцы. В таком случае ответь мне, как человек. Я вдруг заметила, как Мать Ночи сделала несколько шагов к нам, зачарованно смотря то на меня, то на Матье; её что-то удивило. Коротко глянув на неё, я посмотрела в окно. — Я понимаю тебя, если ты это хочешь от меня услышать. Я ставлю себя на твоё место. Учитывая, как я склонна к мести, я могу сказать, что, наверное, будь я сильнее и увереннее, я бы поступила точно так же. Но мне бы не хватило… Храбрости. Противостоять целому ордену? Вряд ли. Взгляд человека напротив не изменился — был всё таким же равнодушным. Я же вдруг вдумалась в свои слова, осознавая, что кое о чём забыла. Сумасшествие. Если бы человек передо мной не сошёл с ума, он бы поступил так? Или настигший его недуг добавил смелости? Подумав об этом, я попыталась сделать то, что теперь могла.— «Сейчас он ведёт себя, как… Нормальный. Почему?»
— «Верно. Удивительно, правда? Перед тобой сидит излечившийся человек, при этом сохранивший жажду к своим желаниям».
Я посмотрела на неё, удивившись одной вспомнившейся вещи.— «Да. Я сказала, что сумасшествие и одержимость, кои взращиваются в человеке годами, — неизлечимы. Но это в мире смертных. Там, где царит пустота, смерть и отсутствие времени, — лечится всё».
Я вновь посмотрела на Матье, осознавая, что сейчас разговаривала со здоровым человеком. Неужели владения Отца могут так повлиять? Неужели таким спокойствием, безразличием и обречением он был награждён после того, как попал в пустоту и увидел её? — Но ты противостояла. — Матье вдруг посмотрел на меня, продолжая тему нашего разговора. — Да, династии, — ответила я, пытаясь вновь вдуматься в то, что, как мне казалось, было уже закончено. — Что такое группа из пятнадцати человек и целый орден? Нет, я бы где-нибудь да прокололась. Мой ум не для таких деяний. Матье ничего не ответил, вновь задумавшись. — Ты ведь следил за чейдинхольским убежищем? — Да. А также за кем-то конкретным. Кто-то из них был убит просто потому, что мешал. Кто-то — нет, к примеру… Он посмотрел на меня, намекая. — Ты знала, что за тобой следят. Ты чувствовала. Некоторое время думая, смотря на него, в моей памяти всплыл отрывок воспоминаний, как в Анвиле моя «паранойя» дала о себе знать, напоминая о себе не самым приятным способом…«Снова паранойя или снова кто-то смотрит… — Я помнила, что обернулась тогда, будто надеясь найти причину своего волнения. — Нет, мне просто нужно двигаться дальше. Хватит искать непонятно что».
Я вспомнила холод, прокатывающийся каждый раз, когда он смотрел на меня. Меня поразило, что Матье следил за мной, а я этого даже не подозревала. — Зачем? — В Чейдинхоле ты попалась мне на глаза точно так же, как и в Анвиле — случайно. — Тогда, полторы недели назад, ты задержался в Чейдинхоле и увидел, как я выхожу из города, направляясь в форт Люсьена. — И я предпринял новую попытку достучаться до тебя. Исхода было два: я ухожу с тобой, — что вряд ли, — или же ты умираешь на контракте. — Он замолчал, задумываясь. — Как ты там сказала? Проколоться? Впрочем, понятие «просчитаться» сюда тоже подходит. И он о чём-то догадался…«…Но нет! За сомнениями скрывалось кое-что похуже! Он нарек её своим Душителем — собственностью — чтобы я больше не мог к ней подобраться.
Это выглядит так, будто он о чём-то догадался…»
— «Спрашивай».
Коротко глянув на Мать, которая будто подгоняла меня, я вспомнила ещё кое-что.«…Я набрёл на две могилы, находящиеся на холме недалеко от Анвила. Кто-то кого-то похоронил вдали от людского взора. А что, если этот человек похоронил кого-то из своих близких? А может, он тоже желал или он до сих пор желает отплатить убийце? Тогда мы с ним похожи, о да, матушка, как мы с ним похожи…»
— Это ведь ты был на могилах моих родителей. — Да. Позже я узнал, что то место принадлежит тебе. Меня это изумило. Это и стало причиной, по которой я пытался внушить тебе, что Лашансу верить не стоит. Я понял, что мы похожи, потому подумал, что ты поймёшь меня. — Матье замолчал, вдруг впервые за всё время разговора проявив эмоцию. — Вышло… Интересно. — Он коротко усмехнулся. — Я опоздал, а ты поняла меня только после всего случившегося. — А меня ты понять сможешь? Ответь мне. — Я вспомнила, что уже спрашивала его об этом.— А меня ты понять сможешь?! — Я помнила, как была зла в тот момент, как хотела вцепиться в человека голыми руками, сорвать с него кожу точно так же, как это сделал он. — ОТВЕЧАЙ!
Сейчас мне, наверное, не хватало этой решимости. А может, она была бы лишней… Я усмехнулась тому, как интонация данного случая отличалась от той, что была несколько часов назад.— Никто не сможет понять его лучше, чем тот, кто желал того же. Иронично, не правда ли? Хотя вряд ли то же самое чувствовал бы он на твоём месте. Сумасшествие и одержимость, взращиваемые с годами… Неизлечимы.
Но если сейчас передо мной сидел вылечившийся человек… — Да. Наверное, смогу. Ответ меня поразил, но в то же время я догадывалась, что он будет таким. Вдруг я ощутила досаду от того, что происходило. Я словно только и ожидала момента, когда удастся уцепиться за что-то — слово, действие, мнение или взгляд на какую-либо ситуацию, — но ничего не находила. Мне хотелось этого лишь для того, чтобы почувствовать хоть что-то отрицательное по отношению к человеку напротив. Он заслуживал этого, как никто другой. Он заслуживал этого от меня, но я не могла из себя выжать того, что хотела чувствовать без труда. — Ты сказал, что финал для нас хороший. Орден ослаблен. Ничего хорошего. Чёрная Рука почти вся мертва, одно из убежищ полностью очищено. — Для тебя важно лишь последнее. Неужели свора убийц для тебя стала такой значимой? — Да. — Я ответила сразу, смотря на него исподлобья и не обращая внимания на то, что он ушёл от общей темы. — Эта семья не кровная, но та, что заменила мне потерянную. За короткий срок она стала мне родной. — Твой случай единичен. Я усмехнулась, посмотрев в сторону. — Может и так.«…Я нанял свыше двух десятков наёмников, чтобы те действовали за меня; были моими руками…»
— Ты нанимал наёмников, чтобы те если и не убивали, то подставляли убийц? — Верно. Мне было важно подставить убийц Лашанса, чтобы Чёрная Рука заинтересовалась им. Так и получилось. Впоследствии смута в его убежище навела шороху. — И вы прибегнули к Очищению…— Без моего ведома.
Мать Ночи впервые за всё время вмешалась в разговор; я посмотрела на неё, замечая, как она склонила голову и теперь смотрела на Матье исподлобья.— Обычно проведения обряда Очищения согласовываются между мной и Слышащим. Анголим умер ещё до обряда, да, но это не отменяет того факта, что МОЯ Рука действовала без МОЕГО слова.
Матье ничего не ответил, словно провинившийся ребёнок сидел молча.— Ещё больше меня удивляет то, что для обряда выбирается кто-то один, но нет, и МОЯ Рука решила провести ритуал всем вместе.
Она посмотрела в сторону, давая понять, что более ничего не скажет. — Уведомители Чёрной Руки тоже мертвы, — начала я. — Почти все. Жива Аркуэн и выжил Дж’Гаста. Тут тоже наёмники постарались? — Да. — Он не удивился, что один из Уведомителей, кои были разбросаны по Сиродилу, выжил. Я кивнула, поджав губы. — Всё ясно. Некоторое время сидя молча, я посмотрела на него.— …Я убил его! Моя МАТЬ стала причиной, по которой я вступил в Тёмное Братство, а ОТЕЦ — доступом в него!
— Когда ты убил своего отца, сколько тебе было? — К чему ты это спрашиваешь? — Он удивленно посмотрел на меня. — Мне интересно, правда. Некоторое время думая, он всё же ответил. — Восемнадцать. Убийство отца дало мне возможность вступить в орден. — А мать когда убили, тебе сколько было? — Двенадцать. Представляешь? — Он вдруг снова усмехнулся. — Шесть лет жить с тем, кто заказал твою мать. Каждую ночь прятать нож под подушкой, опасаясь, что тебя постигнет та же участь. Смотря на него, я без раздумий попыталась хотя бы примерно понять, что мог чувствовать человек; каково это, столько времени жить в страхе. Почему он не вступил в орден раньше, я спрашивать не стала, так как и без этого знала — неоднократно слышала, что в орден принимали хотя бы достигших совершеннолетия.— «Ваше время подходит к концу. Заканчивайте».
Я посмотрела на Мать, никак не реагируя, а после на Матье. Он всё также сидел с равнодушным выражением лица, практически не реагируя на что-либо. Я же смотрела на него, чувствуя, как внутри растёт и вовсе неуместное чувство. Сострадание. Ощутив, что сидящего напротив меня человека мне было жаль, я и вовсе хотела отодвинуться от него, отгородиться, лишь бы заглушить растущее внутри сочувствие. — Ты сказала, что склонна к мести. — Он посмотрел на меня. — Ты можешь убить тех, кого я подговаривал к убийствам и преследованиям членов твоей семьи. — И ты… — Отныне мне всё равно. Бороться больше не за что. Матье поднялся, продолжая смотреть на меня. — Знаешь, это так иронично. Ты жаждешь мести больше всех, а в итоге оказалась самой понимающей из всех, кого я встречал. Я ничего не ответила, медленно погружаясь в состояние ступора. — Ты можешь осуждать меня, от этого тебе никуда не деться. Но твоё понимание заслуживает уважения, хоть ты и считаешь это слабосилием. Ничего более не сказав, он на секунду задержал на мне взгляд, но направился прочь, скрываясь в мраке комнаты. — Нет, подожди!.. Я окликнула его, не зная, зачем. Сидя некоторое время в отрешении, я сдавленно выдохнула и закрыла лицо дрожащими руками, чувствуя, как горячие слёзы вновь хлынули из глаз. Я не верила, что так просто его отпустила. Даже вопреки тому, что из раза в раз у меня не получалось почувствовать то, чего мне хотелось, я продолжала предпринимать попытки, но тщетно. И теперь он ушёл насовсем, не оставляя мне и шанса. Непонимание своего же понимания. Оно мешало, оно не давало сделать того, что нужно было.— Чем вызвана твоя реакция?
— Я… — Взвыв, как от боли, я замотала головой, не в силах выдержать того, что чувствовала. — Это просто невыносимо, просто недопустимо…— Ты ожидала, что, увидев его, вновь почувствуешь злость к нему?
— Да! А он… А я?.. Почему он так отнёсся ко мне? А я к нему? Он умер от моих рук, а от его рук умерла моя семья. Это и есть то взаимопонимание? Нет, как бы мне ни внушали это, я этого понять не в силах. Я не понимаю, как я могу понять человека, который убил того, кого я любила. И люблю. И буду любить. И… Люсьен, он… Я не могу и не смогу себе этого простить. И моего понимания он бы не понял.— Понял бы.
Мать Ночи тихо засмеялась, садясь передо мной в лунный квадрат, который по мере движения лун тоже сдвинулся. Некоторое время мы сидели молча: Мать Ночи напротив меня, а я же скрыв лицо; как вдруг она тихо, непривычно для неё, заговорила:— Клара, как думаешь, как быстро человек может потеряться?
Я медленно подняла голову, смотря на неё. Она сидела, поджав под себя ноги, и мяла материю своей сорочки, наблюдая за движениями своих пальцев. — Что?.. — Я прочистила заложенный нос, уже спросив увереннее: — В каком смысле потеряться?— В смысле, что стать заложником одной цели и замысла. Как быстро это происходит?
Она посмотрела на меня растерянно, рассматривая. — Я-я… Не знаю. — Ответ был честным, на что она хмыкнула.— Вот и я тоже.
Она рвано улыбнулась, опуская глаза. Сейчас она была похожа на смертного более, чем когда-либо. Она выглядела… Так уязвимо, даже несмотря на то, что я не знала, можно ли было так выражаться в адрес призрака. — Можно задать личный вопрос? Она посмотрела на меня, склонив голову в ожидании. — Каким было Ваше настоящее имя? Я не знала и не понимала, откуда вдруг появилось желание спросить это, но противостоять ему я не могла. Мать Ночи изменилась в лице с хмурого на удивлённое.— Ты…
— Мне просто интересно. — Я видела, что поставила её в стопор, поэтому попыталась побыстрее сказать что-то ещё. — Помните ли Вы его? Некоторое время смотря на меня, она вдруг улыбнулась. Не рассмеялась, какую реакцию я изначально ожидала — я думала, что такой будто бы наивный вопрос рассмешит её, и она бросит что-то по типу: «Глупый смертный», но нет, и вместо этого она одарила меня доброй улыбкой.— Странно то, что свою жизнь и имя я помню слишком отчётливо, чтобы когда-то забыть.
Я склонила голову, ожидая ответа.— Илдáрия. От фамилии я отказалась, и поэтому её я произносить не буду, тем более, что я её не помню дословно.
Я медленно кивнула, несколько раз, словно смакуя, проговаривая про себя то, что услышала. Это было красивое, приятно звучащее имя. — Так скажите мне, Илдария. — Услышав своё имя из моих — чужих — уст, которое, вероятнее всего, Мать Ночи не слышала очень давно, она подняла на меня глаза. — Могу ли я рассчитывать на Вашу помощь, когда буду делать то, что мне разрешено? Она изумилась, но ничего не сказала. Даже когда я широко улыбнулась, поднявшись, и теперь смотрела на неё сверху вниз.— …Теперь ты не Душитель и даже не Уведомитель. Слышащий должен оправдать своё звание и, поверь, не словами, как это делаешь ты.
— Слышащий должен стоять на защите ордена? В таком случае Тёмное Братство не в безопасности и не будет, покуда не будут мертвы те, кто был причастен к действиям, направленным на его уничтожение. Некоторое время сидя молча, она отреагировала:— Мне ведь не изменить твоего решения, тем более, что оно приведёт тебя туда, куда должно.
Илдария поднялась, смотря на меня и кивая.— Да будет так.
─── ∘◦ ☾ ◦∘ ───
Мои руки затекли точно так же, как и ноги. Я приоткрыла глаза, осознавая, что спала на своих запястьях, на столе. Матери Ночи рядом не было, а я, не торопясь менять положение, чуть подвинулась. На улице было слышно утреннее пение птиц, а я уставилась на пустую реторту из-под зелья, чувствуя, как кожу лица стягивает от высохших слёз.I had all and then most of you,
Some and now none of you.