Начать всё заново

— НИКОГДА! Я обещал вонзить клинок в ТВОЁ СЕРДЦЕ, и я СДЕЛАЮ ЭТО!  Сорвавшись с места, предатель набросился на меня, но Мать Ночи легко увернулась. 

— ТЫ УМРЁШЬ!

Словно распадающийся на осколки голос пронизывает склеп, сотрясая его стены настолько, что Аркуэн, всё это время пребывая в роли молчаливого наблюдателя, с опаской оглядела помещение.   Плавно отпрянув в сторону, она повернулась так, что разрезала воздух лезвием меча, не задев цель. Матье увернулся, теперь обходя её.

— Стой на месте, дитя моё. Я желаю участвовать в этом бою в одиночку!

Обращение было адресовано Аркуэн, которая желала вмешаться, но была вовремя остановлена. Я тоже не могла повлиять на исход событий; не могла говорить, но была в состоянии наблюдать и думать. Она ринулась в бой первая, желая, по всей видимости, лишить противника оружия.  Движения Матери были совсем не теми, кои знало моё тело, но это не мешало ей двигаться уверенно и точно. Кроме того, они не были похожи на движения того, кто не разбирается в боевых искусствах. Плавные, отточенные если и не до мастерства, то до уровня хорошего воина; некоторые приёмы мне и вовсе не были известны.  Элегантность и чёткость… На человеческий стиль боя это не было похоже. То, как она двигалась, держала в руках мечи и ставила ноги, как уворачивалась и обманывала противника — не напоминало мне ничего из того, что я видела. Но в то же время было видно, что что-то из её техники боя её же и подводило. Она будто… Забыла ранее изученное. В какой-то момент я поняла, что ощущала её ярость и гнев; её злобу и ненависть. Это было похоже на разливающуюся жидкость по телу, которая бурлила и призывала действовать; давала сил, словно текучий адреналин; побуждала действовать, как внушение чего-то нелюдского. Но я не осязала других её чувств, мыслей, эмоций или желаний. Мне было неведомо, разбирала ли она мои; могла ли я говорить так, чтобы она меня слышала. То, что я чувствовала было похоже на закрытую комнату, откуда мой голос не пробивался дальше установленных рамок — отбивался от стен, словно брошенный в одну из них мяч; мне было доступно говорить, но не было ведомо, как. В тот момент, когда я осознала, что моё тело перестало меня слушаться, я поняла, что она хотела сделать и чего добиться. Мать Ночи решила лишить меня достижения моей цели — убить того, кто отнял у меня слишком много. Намеренно она это сделала, случайно ли? Знала ли она о моих желаниях, догадывалась, а может, не ведала.  Наплевала, хотя и тут же мне следовало самой себе признаться, что сказать что-то против я была не в праве.  Но то я чувствовала тогда, некоторое время назад. А сейчас… Отбив атаку, она улучила момент и всё же выбила меч из рук Матье, тут же собираясь пнуть его, но мужчина поймал мою ногу и отпихнул так, что она пошатнулась. Не церемонясь, предатель налетел на меня, схватив за шею, сдавливая.  Увидев озлобленное выражение лица, я только спустя несколько секунд осознала, что ощущала боль, его хватку и пальцы; то, что мне перекрывают кислород. Она же схватила его руку, но он тут же перехватил запястье и вывернул его, вынуждая её почти сесть на колени.  Я взвыла от боли, осознавая, что могла сделать только это: рот не принадлежащего мне тела был закрыт; она же поморщилась и закрыла глаза. — Приятно, когда ты находишься в таком положении? — Словно издеваясь, мужчина улыбнулся, сдавливая мою шею сильнее. Подобного рода пытки ощущались ещё крепче, словно меня били уже по больному месту; я ощущала очаги боли ещё точнее, знала конкретное их место. Мучения были чудовищными, однако моего крика не было слышно, но я поняла, что его слышала она. 

— «Прости». 

Чёткий голос прокатился по телу, как крик о помощи отталкивается от пространства. Голос был безэмоциональным, но в то же время больным и забитым. — Я уничтожу тебя! — Он встряхнул моё тело, из-за чего она, не выдержав, вновь пнула его, а он, осознавая, что придётся отпустить мою шею, ударил её по лицу с такой силой, что она не удержалась на ногах и упала наземь.  Пытаясь отдышаться, хватаясь за шею, теперь и она издала тихий, сдерживаемый стон от боли, садясь и берясь за вывихнутую руку. Только в этот момент я до конца поняла и убедилась, что она тоже чувствовала боль от причиняемых противником увечий.  — Вставай! — объявил Уведомитель, расхаживая взад и вперёд около меня. — ЖИВО! Неужели ТЫ, великая Мать Ночи, такая слабая?  Она усмехнулась, но тут же сдавлено выдохнула, на этот раз, скорее, от странного наполняемого тело чувства.  Прежде, чем я осознала, что уже чувствовала это, она напряглась и схватилась за запястье повреждённой руки, стискивая зубы. 

— Должна признать, мои люди стойкие, но неужели и впрямь Я…

Я вскрикнула вместе с ней, когда она вправила руку обратно, дрожащей рукой стирая кровь с разбитой губы. 

— Мать Ночи, покровительница Мораг Тонг, не выстою против какого-то там взбунтовавшегося Уведомителя? 

Она поднялась, буквально демонстрируя человеку напротив, как кровь с руки испаряется; хват на шее больше не чувствовался, вправленная рука не болела, губа зажила. Мать Ночи воспряла, словно заново собравшаяся нежить. Матье был ошеломлён подобным номером, зачарованно наблюдая, как от крови не остаётся и следа, как она поднимает оружие и встаёт в стойку, как ни в чём не бывало. Боль ушла окончательно, тело вновь наполнилось живучим течением, побуждающим действовать, и теперь я вновь ощущала то, что чувствовала.  …Наслаждение. Происходящее приносило то, чего я желала, но в то же время я понимала, что мне этого было недостаточно. Я хотела большего, и если бы было видно мои эмоции, то на лице отразилась бы смесь воодушевления и ярости. Приходилось просто сидеть, молчать и наблюдать, буквально болеть за того, кто завладел моим телом.  Увидев несколько секунд схватки, я вдруг осознала ещё большую свою никчёмность.  Я поняла, что мне не выстоять перед таким противником. Каким бы Матье ни был сумасшедшим, стоило и признать, что он был далеко не умалишённым. Незадолго до этого я хоть и через силу, но связала всё прочитанное в дневнике в одну историю и была просто поражена. Этот человек спятил в далёком детстве, когда стал случайным свидетелем убийства своей матери. Желая отомстить убийце — Люсьену, — он, чтобы подобраться поближе к нему, сам стал таким же, вступив в Тёмное Братство. Я не сразу поняла, почему он загорелся желанием убить ещё и Мать Ночи; осознание дошло только спустя время. Если сопоставить ребёнка убитой матери и убийцу, который отнял жизнь у второй, то, вероятно, первый обозлился на то, что у убийцы эта Мать была. Ещё бы: разыгравшаяся детская зависть, желание отнять то, чего не было у тебя, — то, чего тебя лишили. Изначально. Что же стало потом? Озлобленность и чувство нечестности, что Мать отправила своё дитя отнять жизнь матери другого ребёнка? Гнев, что приходилось жить под крылом «новой» Матери? Неверие, что у человека может быть другая Мать? Желание доказать своей матери, что она единственная для него, а может, и всё разом. Но из всего имеющегося человеком двигало именно желание. Стремление если и не вернуть свою мать, то убить вторую, а вместе с ней и того, кто лишил его первой. И желание довело его НЕ ПОЧТИ до самой вершины — он уже был на ней. Прямо сейчас он сражался и смотрел в глаза той, которую мечтал убить, той, кто являлась его целью — он шёл к этому больше десяти лет. Жизнь в Братстве сделала своё — воспитала убийцу безжалостную и смертоносную; бытие, которое он ненавидел, которое его отвращало, вызывая неприязнь к самому же себе, но и оно же позволило ему добиться многого. Настолько многого, что он противостоял всему ордену, пусть и не всегда в открытую. Годы, проведённые в ненавистном ордене, где удерживало лишь одно — месть, — помогли убийце отточить навыки для предательства его же. Наивная и слишком очевидная ирония. И это было несравнимо со мной — даже говорить об этом не стоило. Неважным было то, сколько жизней за свой путь я отняла, ведь вопрос был в том, как я их отнимала. Забирала я их с помощью яда, прячась под личиной местной или и вовсе обманом. Вариантов было много.  Но вот в открытом бою — нет. Вряд ли. Удача? Возможно. Люсьен не раз говорил, что время от времени на неё стоило полагаться. У меня не было и шанса против Матье — против его навыков, отточенных с годами. Но, судя по всему, был шанс у неё.

— Сражайся! 

Будто призывая к бою, она направилась к нему, делая выпад вперёд. Матье сдал назад, в быстром темпе вынимая из-под подола робы новое оружие.  Теперь его решительность притупилась, предатель не наступал первым, будто вдруг задумался о смысле происходящего. Смотря на него, — в глазах читалось явное замешательство, — я осознала, что для подобной оторопи было несколько слишком весомых причин. Первая — та, что ломала все его представления о мести, — Мать Ночи была призраком. Это значило лишь то, что убить её — вонзить клинок в сердце или отсечь голову — не выйдет. А вторая же — это я. Точнее, она во мне. Мать Ночи влилась в меня, словно в сосуд, обретая осязаемую оболочку. Более того, как только Мать вторглась в моё тело, Матье перестал видеть меня — лишь Мать Ночи; он не видел меня во мне же, обращаясь к моему телу, как к ней. Во мне явно что-то изменилось внешне, но я не понимала, что. И Матье это как будто бы не удивило, либо виду не подавал, а может, желание убить её настолько затмило ему взор. Тогда назревал лишь один вопрос: можно ли убить её, когда она в сосуде? Она чувствовала боль, причиненную моему телу. Будет ли значить для неё концом то, если в моё сердце вонзят клинок? Или же нет, и она просто покинет моё тело? Но в стопор также ставила способность убирать повреждённые участки; в недоумение это ставило и меня. Вопреки своим навыкам и умениям, Матье не мог достать её, — он изводил её силы ровно так же, как и она его, — хотя до сих пор оставалось неясным, почему он не убил меня ещё тогда, когда душил. Сомнения? Растерянность… В какой-то момент она всё же вновь выбрала удачный момент и смогла отбежать назад, тут же останавливаясь. Низкий стон от боли и странный звук падения и отползания вынудил меня задуматься о произошедшем; только когда Мать Ночи развернулась, я заметила, что она смогла нанести удар по цели. Матье, держась за бок, пытался резко подняться, будто заверяя, что он всё ещё готов продолжать бой, но дрожащие руки и болезненные стоны давали понять, что нет, для него это конец. — Т-ты… Я всё равно… Тебя… Смешавшееся с безразличием отторжение вновь разлилось по телу, пока она смотрела на него.

— «Ну как тебе, дитя моё?»

Обращение было послано ко мне, словно я и правда могла ответить ей. Сейчас она говорила конкретно со мной, я знала, что губы её — мои ли — не дрогнули.

— «Можешь не отвечать, мне это и так известно. Я знаю, о чём ты думаешь».

То звучание голоса, которое не слышно снаружи, но чувствуется внутри, буквально сотрясая стенки тела. Она начала идти на Матье, угрожающе дёрнув мечом.

— «Знаю, что тебе неприятен тот факт, что за тебя делают то, чего хочешь ты. И знаю твои сомнения. Знаю твой страх. Твою боль».

Где-то внутри себя же я взвыла от её слов, словно по мне вновь резанули как по живому. Было больно, ведь она была права.

— «Я понимаю тебя, но поймёшь ли меня ты?»

Осознавая, что деваться было некуда, Уведомитель, превозмогая боль, вскочил на ноги в попытке сделать последний рывок и бросился в её сторону, но она вновь ловко увернулась, разворачиваясь. Как только он повернулся, она взмахнула мечом, самым кончиком лезвия касаясь шеи мужчины, но оставляя после себя разрез.

— «Моё желание убить того, кто почти разрушил моё детище?»

Осознав произошедшее, я, игнорируя её обращения ко мне, что-то воскликнула, будто поддаваясь вперёд, но не услышала ни своего голоса, ни набора букв; не ощутила нужного телодвижения. Произошедшая оказия была неожиданностью для меня, но в то же время ожидаемой внезапностью. Не ощущая ничего, кроме разыгравшейся внутри оставшейся меня пустоты, я с ужасом и опустошённостью наблюдала от лица Матери Ночи за происходящим. Замерев, Матье дотронулся до пореза, тут же обессиленно опускаясь на колени перед Матерью.

— Посмотри на меня.

Просьба была тихой, словно убаюкивающей — как мать успокаивает своё дитя. Она мягко дотронулась до его подбородка, вынуждая смиренно поднять голову.

— «Смотри, моя Клара. Смотри внимательнее, внимая моим и своим чувствам».

Я наблюдала, как кровь стекает из пореза за ворот робы и дальше по телу; как некогда озлобленное выражение лица меняется на равнодушное; как и без того бледное лицо становится безжизненным и, вероятно, не из-за того, что его та же жизнь покидала. Отмщение. Оно удалось или нет? Наполовину? Но нужное не было достигнуто, а значит, нет. Матье это понимал, он выглядел так, словно всем своим видом говоря: «Я устал бороться». Где-то внутри меня вновь настигло чувство… Сомнений. Я смотрела с равнодушием и… Растерянностью. 

— «Я слышу твои чувства, Клара. А ещё узнаваемость. Каково это — смотреть на копию себя же, но в другом теле?»

От её слов тело дёрнулось, когда я, будто копошившийся мертвец в своём гробу, захотела выбраться из него, но Мать продолжила взывать ко мне. 

— «Перед тобой тот, кто не достиг того, чего достигла ты когда-то. Он слаб? Нет, идеи его масштабнее и глубже. Вот что происходит с человеком, который позарился на слишком важную фигуру шахматной доски. Смертные вроде него мертвы, но не тот, кто давно перешёл грань смерти». 

Я продолжала предпринимать попытки вырваться за рамки, чтобы вернуть контроль над телом, но тщетно. Я чувствовала, что мне становилось душно в нём, мне не хватало воздуха и свободы.  Отвернувшаяся от своего дитя Мать всё же смотрела на своё чадо с неподдельной тоской и грустью — я знала это. 

— Что ты можешь сказать мне, дитя моё? 

Она коснулась его щеки, проводя по ней большим пальцем. Несмотря на то, что она отвернулась от него, она продолжала обращаться к нему, как к члену своей семьи. И что скрывалось за этим? Желание показать, что любящая Мать остаётся такой даже для того, кто от неё отвернулся, или же стремление вывести того на ответную реакцию? Нет, не второе. Поступок низкий и… Жестокий; не под стать всевидящей Матери.

— Тебе есть что сказать?

Вдруг я осознала, что она делала. Человек, перед ней сидящий, уже давно должен был умереть от ран — в особенности, от второй, — но она поддерживала в нём жизнь по своей же прихоти.  Матье сглотнул так, что из пореза на шее хлынула кровь с новой силой, но он не шелохнулся, будто не ощущая этого.  — Лишь то, что я поражён. 

— Верно. Но ты убил того, кто убил твою мать. Ты доволен этим? 

Предатель не ответил, закрывая глаза. 

— Ну что же, да будет так. 

Непонятно почему, но после её слов я, осознавая, что она хотела сделать, вновь попыталась выбраться из пространства, в которое меня загнали; я пыталась остановить её. Отпустив его лицо и выпрямившись, она сдала на шаг назад и резко взмахнула мечом, перерезав горло сильнее.  Проследив, как теперь уже мертвое тело упало, Мать Ночи облегченно выдохнула, устало понурив голову.  Я вновь воскликнула от отчаяния, а после и вовсе начала кричать, словно от боли, и забилась сильнее, желая, чтобы меня выпустили. Я не хотела и думать о том, что со мной происходило, ведь меня саму пугало то, что чувство удовлетворения от картины ранее резко сменилось на совсем другое — я осознала, что мне чего-то не хватало; что я не договорила с человеком, что его было рано отпускать. На подобные эмоции меня натолкнула она, и она же лишила меня этого.

— Я слышу твоё желание, и я исполню его. 

Она сказала это, смотря на Аркуэн впереди себя, которая медленно сошла с лестницы, а я почувствовала, как моё тело напрягается и содрогается — словно от черепа и костей отслаивается плоть, медленно, неприятно и страшно; как мои мысли становятся едины, будто слепленный в комок снег, а власть над телом возвращается в виде разливающихся вод по конечностям — в виде жизненных сил. Мать Ночи покинула осязаемую оболочку, выходя наружу всё в той же форме призрака, а я рухнула на колени, ещё не получив полновластия над теперь принадлежавшим мне телом. Тяжёлое дыхание смешалось с приступами паники, которые накатывали на меня в виде тряски всего тела и учащенного сердцебиения. На секунду я потерялась в пространстве и времени, концентрируясь только на том, что происходило в моём теле. Обхватив саму себя, я склонила голову и стиснула челюсти, где-то про себя молясь всем известным мне богам, чтобы муки прекратились. Снова гул в ушах и отсутствие понимания чего-либо, снова накатывающая тошнота и скручивание всех органов, словно сейчас всё возвращалось на свои места. Каждый раз, когда я думала, что всё прекратилось, меня сдавливало снова, и так несколько раз. Казалось, прошли минуты, но на деле — несколько секунд. Подняв дрожащие ладони и осмотрев их как что-то забытое, я дотронулась ими до лица, ощупывая его и осознавая, как сильно у меня болела голова. 

— Не волнуйся, сейчас это пройдёт. Больше никаких физических мучений. 

Мать Ночи подошла ко мне и вынудила посмотреть на неё, словно зная, что я чувствовала.  Я покорно подняла голову, смотря на никак не изменившуюся в лице женщину; она вдруг ярко, по-доброму улыбнулась, чуть наклоняясь ко мне и будто дотрагиваясь до моего лица. 

— Закрой глаза. Успокойся. Всё позади. 

Я не ощущала её прикосновения, но чувствовала исходящую от призрака, холодящую кожу ауру; она провела пальцем по моему подбородку, не позволяя мне склонить голову. Последовав её совету, я закрыла глаза и уловила, как головная боль и тряска унимаются, оставляя после себя знакомое онемение.  Но опять-таки не было главного… Меркнущие болевые ощущения вернули моральные. Я осознала, что не было того, чего я хотела; поняла, что ничего не изменилось. Когда я открыла глаза, то ощутила, что по щеке сбежала слеза. 

— Я понимаю тебя. Не бойся того, что я осужу. 

— Но… Я… Она отошла, а я поторопилась закрыть глаза, только спустя несколько секунд осознав, что она имела в виду.  — Я-я не чувствую главного, того, чего хотела… Почему… Нет облегчения?.. — Я явно выглядела как наивное дитя, осознавшее, что его обманули, что он не получит того, чего так желал. — Почему нет?.. Тело убитого человека, на которое я посмотрела, не приносило тех чувств, о которых я мечтала.  — Почему я… В растерянности?.. 

— Это то, что должна чувствовать одна из сторон тех, кто желает возмездия. 

Я посмотрела на неё, и словно в отрицании мотая головой. 

— Никто не сможет понять его лучше, чем тот, кто желал того же. Иронично, не правда ли?

Мать указывала в сторону Матье. Во взгляде отразилось безразличие и… Утомление. Она выглядела точно так же, как и после пробуждения — гордо и надменно; любяще и благородно, — но даже на призраке отразились недавние события. Поморщившись, она продолжила:

— Хотя вряд ли то же самое чувствовал бы он на твоём месте. Сумасшествие и одержимость, взращиваемые с годами… Неизлечимо. 

Некоторое время смотря на тело, она вновь посмотрела на меня.

— Смысл жизни. Если бы сегодня он достиг того, к чему так долго шёл, то он вмиг потерял бы то, что движет существованием всего живого. Ты понимаешь меня? Я и Люсьен — это и было смыслом бытия его, а мы — то, что он желал уничтожить. И вновь ирония…

Я опустила взгляд, всё ещё пребывая в непонимании, о чём думать и что делать.

— Что было бы, если бы сегодня свершилось то, к чему изменник и лжец посвятил свою жизнь? Вряд ли он прожил бы хотя бы день. Сначала скрутит осознание, что делать в мире больше нечего, потом начнёт душить принятие, что на душе не легче, а позже человек задохнётся либо от прозрения, либо от ослепления им же, угодив в ловушку жизни…

Мать Ночи смотрела на тело, поддавшись размышлениям, но, закрыв глаза и передёрнув плечами, она сложила руки за спиной и вновь посмотрела на меня.

— Но это уже не так важно. Важны те, кто остались живы. Кто-то из них по достойной и весомой причине скрывается, а кто-то сидит передо мной на коленях. Чего ты хочешь ещё, мой верный последователь?

Смотря на неё, задумавшись, я замотала головой, не желая жаловаться, не желая больше ныть, не желая показывать свою и так видимую слабость или просить чего-то. Меня обуяло ошеломление от происходящего что внутри меня, что вокруг. Я смотрела на тело Матье, до сих пор не осознавая, что он был мёртв, что всё было кончено; что я не чувствовала утешения или радости — на замену долгожданному и ожидаемому приходил лишь ступор и внутреннее потрясение — я не понимала, что будет дальше, и это вгоняло в ещё большую панику и ужас. Произошедшее было чем-то неожиданным для меня. — Я не буду просить… Нет… Но и не понимаю, что… Мне чего-то не хватает или… Кого-то… 

— Я обещаю, что рано или поздно прежний состав Чёрной Руки падёт.

Замерев, я медленно убрала руки от лица, осознавая, чего мне не хватало.  — Четвёртый… — Будто получив силы и разрешение на действия, я подняла меч и медленно встала, впервые за долгое время посмотрев на Аркуэн, впереди нас стоящую. — Мне не хватает тебя. — Словно заведённая, я направила в её сторону лезвие клинка. — Твоей смерти.  Всё это время молча стоявшая Уведомитель, смотря то на меня, то на Мать, выровнялась и сделала шаг навстречу нам. Её не пугало то, что может произойти дальше, да и должно ли было пугать? Нет, Уведомители были не теми личностями, я это хорошо уяснила. Смотря на то, как её лицо меняется, я оскалилась, как дикий зверь, удерживаемая, чтобы не наброситься, разве что лишь присутствием Матери. — Клара, не совершай ошибки… — Я ОБЕЩАЛА! — воскликнула я, тоже сделав шаг к ней. — Я обещала убить ВАС, ибо то, что совершили ВЫ, заслуживает наказания! И нет, не со стороны того, кто против зашиты ордена. Но со стороны того, кто остался жив, а должен был умереть! И теперь я убью того, кто остался — ТЕБЯ! — Но это было необходимой мерой! За безопасность ордена, как ты и сказала!  — БЕЗОПАСНОСТЬ?! Какого чёрта тогда из-за вашего «необходимо» мертва почти вся Чёрная Рука? Почему предатель добрался до своей цели? Объясни мне, Аркуэн, глашатай своей Матери, почему об этом не прознали ВСЕ ВЫ, а Люсьен… — Я замялась, как только озвучила его имя. — А он, о-он… Мало того, что выявил ЕГО! — Я указала в сторону тела Матье. — Так ещё и успел сделать так, чтобы об этом кто-то знал. Я ВАС НЕНАВИЖУ хотя бы за то, что ОН не сказал ВАМ об этом! Ты меня слышишь, Аркуэн? Люсьен сказал об этом МНЕ, а не ВАМ!  Эльфийка, явно насупившись, вдруг помотала головой, не соглашаясь. — Неудивительно, что… — ЗАВАЛИСЬ! — заорала я, вновь делая шаг вперёд, понимая, что она пыталась сказать. — Не вздумай даже думать, а уж тем более говорить что-то против него. Я тебе обещаю, что твоя шея останется без головы. НЕНУЖНОЙ! Люсьен, он… Он был умнее всех вас вместе взятых, он до конца оставался верным своей вере, он В ОДИНОЧКУ сделал то, о чём вы не могли даже догадаться, а теперь?.. Я сдала назад, мотая головой.  — Это он должен был жить, это он достоин жизни, а не мы… А он?.. А моя семья?.. Чёрт, она… ПОЧЕМУ УМЕРЛИ НЕВИНОВНЫЕ?! ОПЯТЬ?! Почему умерли те, кого так оберегал Люсьен? Он ничего, никому и никогда не говорил, он до конца держал спокойствие в своём убежище, даже вопреки тому, что почти все мы поддались обсуждаемой панике, и все подозрения ожидаемо пали на него. Это… просто невыносимо…  Пытаясь сдержать новую волну истерики, я сжала переносицу пальцами, рвано вдыхая. Я сказала ей, что убью её, не задумываясь, но я осознала, что не смогу этого сделать — хотя бы стоило признаться самой себе, что с наибольшей вероятностью без головы в этом бою осталась бы я. Аркуэн выставила руки вперёд, вновь предпринимая попытку что-то сказать: — Я понимаю, что ты… — Я не договорила, ЗАТКНИСЬ! Теперь всё, чего хочу я — это убить всех, кто причастен ко всему этому хаосу, который натворил ОДИН из ВАС, а ВЫ НИЧЕГО с этим НЕ СДЕЛАЛИ! Ты входишь в этот чёртов список, Аркуэн… Сказав последнее, я двинулась на неё. Она стала отступать, забираясь выше по лестнице, но почти сразу остановилась, вынув меч из ножен. Её лицо озарила ненависть и непонимание, она обозлилась на меня и теперь была готова убить. — Я желаю убить тебя хотя бы потому, что отчасти ты не лучше Матье. Ты добила Белизариуса, а это уже о многом говорит! Что до меня — я готова служить Владыке Ужаса как в жизни, так и в смерти!..

— Довольно! 

Путь преградила Мать Ночи, вставив между нами и выстави руки.  

— Клара, послушай меня.

Я остановилась, всё ещё пребывая в решительности добраться до Уведомителя.

— «Внимай мне…»

Расслабив мышцы лица, я осознала, что обращение звучало лишь в моей голове, словно вибрационная волна.

— «Тебе понадобится помощь. Клара, остановись. Дальше одной тебе будет трудно». 

Игнорируя происходящее, я вновь оскалилась. — Мне плевать! 

— «Не глупи только потому, что желание почувствовать себя лучше затмило тебе взор. Услышь меня, моя Клара, — лучше не станет. Убьёшь её сейчас, и тогда сделаешь хуже только себе. Есть вещи, с которыми ты не сможешь совладать в одиночку. Если лишишь себя сейчас одного из своих последних союзников — Тёмное Братство падёт». 

— Но это же… — Я отступила назад, чувствуя, как мышцы лица вновь расслабляются. 

— «Это не манипуляция, Клара. Я вижу и знаю, что тебя ждёт. Ты поймёшь меня через некоторое время, я обещаю. И сейчас ты поймёшь меня. Я знаю, что, как бы ты ни была пропитана верой, ты не ослушаешься меня».

Она переменилась в лице и чуть отошла в сторону, теперь смотря на меня исподлобья и ожидая, когда я отступлю. Я вновь посмотрела на Аркуэн, которая тоже ожидала от меня действий — в её сторону или противоположную — любых. Стискивая зубы до их скрежета, я смотрела на неё, давая понять, что если я и передумаю, то хорошим для нас с ней это всё равно не кончится. 

— …И я убью всех, кто убил вас, слышишь? — Я вспомнила, как била кулаками каменную кладку святилища убежища, смотря на тело Очивы и клянясь ей. — Я не перестану грешить, пока не истреблю тех, кого посчитаю нужным! 

На лице отразилась смесь горечи и отвращения к себе же.

— Я уничтожу всех четверых. И мне абсолютно неважно, что это было ИХ ошибкой — убить вас. Нет, бесполезная смесь некомпетентности в таком сословии существовать не должна. Я обещаю. 

Обещание эхом отозвалось у меня в голове, когда я отходила назад, смотря на неё исподлобья. — Рано или поздно я всё равно тебя убью. Знай это. Помни об этом. Жди, раз готова к этому.   Мать Ночи проследила, как я отхожу назад и останавливаюсь, продолжая смотреть на Аркуэн. Первые несколько секунд она никак не реагировала, а потом, что странно, кивнула и убрала меч, возвращая себе привычное холодное выражение лица.  В моей голове смешались все события последних прожитых дней. Анвильский маяк, о котором я и думать забыла, опустевшее убежище, дом Кристофера, превратившийся в комнату пыток для убийцы. — Если бы я была быстрее, я бы успела?.. — Я вскинула брови, смотря с отрешением куда-то в пустоту. — Я смогла бы предотвратить то, что произошло? Или же я и правда настолько слаба, что не смогла сделать даже этого… Люсьен отправил меня на маяк за тем, чтобы я вовремя успела, а я?.. 

— А ты не думала, дитя моё, что последние несколько дней ты не похожа на человека? 

Медленно сведя брови, я посмотрела на неё, спустя несколько секунд кое-что припоминания.

— Всё, иди. — Я вспомнила, как Люсьен оттолкнул меня тогда у моста, смотря с нескрываемой болью. — Уезжай! Живо! Силы на путь тебе будут даны.

Важным здесь была именно последняя фраза, что он тогда имел в виду? Прежде, чем поморщиться от накативших меня воспоминаний о нём, Мать Ночи, до этого неотрывно смотрящая мне в глаза, плавно осмотрела меня с ног до головы. Холодная маска доброты слетела, открывая раздражение.

— Как давно ты ела?..

Сразу после её слов я ощутила, как у меня скручивает желудок нестерпимой болью, доселе мне не знакомой. 

— А пила? 

Вслед за первым я почувствовала, как горло сдавливает сухость, словно его моментально осушили; я судорожно проглотила слюну, но осознала, что та больше не вырабатывалась; мой язык будто высох, лишив меня способности говорить.

— А спала? 

Головная боль настолько затмила мне взор, что я осела на землю, чувствуя, как слабость наваливается на всё тело неподъемной ношей, не дающей возможность подняться.  — Я… п-поняла… Не надо… — прошипела я, не слыша своих же слов.

— Я услышала тебя. 

Не разобрав того, что она ответила, я опёрлась об землю, пытаясь прийти в себя.  Мать Ночи наклонилась к моему уху, вынуждая замереть и прислушаться. 

— Впредь, я надеюсь, ты будешь лучше относиться к себе, СВОИМ силам и ДАРОВАННЫМ ТЕБЕ возможностям. Тебе ниспослано было то, что и привело тебя сюда. В будущем не трать свои новые преимущества понапрасну.

Она выровнялась, повернувшись к Аркуэн. 

— Вам нужно вернуться в убежище. Чейдинхольское убежище. Оно пустое. 

— Ч-что?.. — Отойдя от слов и неприятных ощущений, я медленно поднялась, смотря на неё. — Как пустое?..

— Отец забрал своих детей. И он сохранит их души.

Я не поняла смысла её речи, боясь даже вслушиваться. 

— Ты поймёшь со временем, что я имела в виду. 

— Дражайшая Матрона. — Аркуэн сошла с лестницы, приблизившись к нам. — Нам нужен Слышащий.

— Я уже выбрала. Уже есть тот, кто несёт голос мой, тот, кто будет разносить слово моё. 

Она посмотрела на меня, прямо говоря мне, на кого пал её выбор. Я знала это, но не могла воспринимать правильно — я просто не знала, как реагировать, из-за чего просто смотрела на неё, плотно поджав губы. Но моё отрешение никак не удивило её. 

— Клара, ты — мой носитель. Раз ты вытерпела моё присутствие в своём теле, значит, ты достойна носить своё новое звание, хоть и разговоры твои о слабости своей меня утомляют. Но я знаю, с чем это связано, поэтому закрою на это глаза. Пока что. Надеюсь, в будущем ты не разочаруешь меня.

Я посмотрела на Аркуэн, всё это время смотрящую на меня. Это была не злость, но… Недоверие. Скорее всего, она этого и ожидала, особенно после всего увиденного, но и оспорить выбор Матери она не могла.  Да и, судя по всему, не хотела.

— Если на этом всё, то, думаю, вам пора. Я отправлю вас в нужное место. Дальнейшие указания вы получите позже.

Мать Ночи посмотрела вперёд, за спину Аркуэн. Я вгляделась, как сзади неё открывается тот самый портал, который открыла Уведомитель, чтобы отправить нас в Бравил. Аркуэн обернулась на долю секунды и, кинув короткий взгляд на Мать, коротко поклонилась и скрылась по ту сторону.  Проследив, как она скрылась, я сделала шаг вперёд, но тут же остановилась. Меня обуревали сомнения и неуверенность. Прямо сейчас я зайду туда, где ещё пару дней назад застала всю свою семью убитой. Кровь, изувеченные тела и запах железа, впитавшийся в воздух помещения. Мне ясно дали понять, что всего этого сейчас там не было, но внутренние опасения всё равно не давали сделать и шагу. Смотря на расплывающуюся кромку портала, я выдохнула, понурив голову, как вдруг обратила внимание на тело рядом.  Лицо предателя было скрыто под тканью капюшона; я присела и потянулась к ней, но замерла, не решившись отодвинуть её: рука так и застыла в боязливости. Мы не договорили, но теперь было поздно. Был ли шанс на то, что если бы не Мать Ночи, то мы бы ещё успели что-то обсудить? Вряд ли. Да и напрашивался уместный вопрос: о чём говорить? Как я и вовсе могла думать о том, что мы с ним не успели что-то обсудить? Мне не были понятны мои чувства и эмоции.  Нам было не о чем говорить, но в то же время я чувствовала недосказанность между нами. Это убивало меня ещё больше.

— Тебе пора. 

Мать Ночи, до этого стоящая молча и наблюдающая за мной, заговорила, вынудив меня подняться. Выровнявшись, я вновь посмотрела на неугасающий портал, а она встала передо мной. Я посмотрела на неё, уловив во взгляде некоторую растерянность, будто она в чём-то… — Вы в чём-то сомневаетесь? — Я впервые обратилась к ней с вопросом, который она сама же вынудила меня задать ей.

— Возможно. В произошедшем, происходящем и в том, что произойдёт, есть много чего странного, что наталкивает меня не только на размышления, но и на некоторые опасения. Что насчёт тебя? Есть ли у моего Слышащего сомнения по поводу происходящего вокруг него за последние несколько дней?

Я нахмурилась, задумываясь сначала над смыслом её вопроса, а потом над тем, что ответить. На ум не приходило ничего, кроме скорби и скребущегося внутри чувства потерь; я поморщилась, мотнув головой. — Нет.

— А жаль, моя Клара. Очень жаль. В таком случае будущее преподнесёт тебе немало сюрпризов.

Я посмотрела на неё, вновь не понимая смысла ею сказанного. Мать Ночи улыбнулась одними кончиками губ, прежде чем сказать последнее:

— Запомни, что я сказала тебе.

Она сделала несколько шагов вперёд, растворяясь во мне и оставляя после себя лишь холодящую кожу дымку. Я отшатнулась, обернувшись назад, но никого не увидела, а после посмотрела на свои руки, наблюдая, как привычный глазу белый туман впитывается в кожу моего тела. Прежде, чем я успела испугаться и задуматься над происходящим дальше — болью и муками, кои приносило её присутствие, — я осознала, что ничего не было, кроме того, что теперь моё тело приятно холодило изнутри. Я чувствовала, что что-то — КТО-ТО — засел глубоко в нём, не принося дискомфорта и неприятных чувств, как некоторое время назад. Несколько секунд смотря на свои руки, я опустила их и попыталась вслушаться в свои ощущения, пока подходила к порталу.  Ничего не было, кроме чувства опустошённости, что затмевало всё остальное. Протянув руку и окунув ту по локоть в пространство, я ощутила приятное тепло, присущее лишь одному месту, которое я так хорошо знала.  Покинув сырой склеп, я ступила на мягкую, знакомую ногам поверхность мягкого настила — ковёр, после чего с опаской открыла глаза, боясь смотреть на то, что меня окружало, и слушая, как портал сзади закрывается. Но ничего не было.  Ни запаха крови или её пятен, ни встречающего напротив парадного входа тела…  Приложив руку к груди, я сделала несколько шагов вперёд, смотря на то место, где лежала Очива. Я вспомнила, как я отползала от неё, оставляя за собой кровавую полосу.  Не было ничего, что говорило бы о том, что здесь произошло.  Присев, я коснулась ковра, проводя по нему ладонью.  Не поменянный, тот же ковёр, но без признаков того, что несколько дней назад здесь лежало мёртвое тело в луже крови.  Осев на пол, я вслушаюсь в звуки, а точнее, в их отсутствие.  — Пустота… — протянула я, звучно выдохнув и тут же сквозь слёзы улыбнувшись. — Без вас здесь так тихо.  Я осознала, что ни разу не слышала такой гробовой тишины в этом месте. Хоть где-то в отдаленных местах этих тоннелей было хоть что-то, а сейчас… Нет.  Просидев так какое-то время, я услышала знакомый скрежет коготков об каменный пол. Повернувшись на звук, я увидела Шемера, сидящего под письменным столиком.  — Эй… — Я вновь улыбнулась, стирая слёзы со щёк. — Дружок, иди сюда.  Крыса хоть и не сразу, но выползла из своего укрытия, подбежав ко мне. Я скрестила ноги так, чтобы он смог на них забраться, что животное и сделало — запрыгнув мне на ноги, он уткнулся усатой мордой мне в живот, пару раз пискнув.  Я погладила его, вспоминая, как впервые увидела эту животинку. 

— Это… Крыса! — Я вспомнила, как указывала пальцем на усатую морду, выглядывающую из-за колонны. — А какая большая и упитанная!

— Да это Шемер, угомонись! — успокаивал меня Тейнава. — Домашнее животное, только непривычное для тебя. 

Тихо рассмеявшись, что, скорее, было похоже на всхлипы, я почесала его за ушами, припоминая, как он удирал тогда от меня первое время.  Смотря на крысу, я осознала, что не думала, что его оставили в живых; где-то про себя извинялась перед ним же за то, что и думать о нём забыла. Не успев и опомниться, я замерла, будто только сейчас вспоминая, что была здесь не одна.  Мягко вынудив спрыгнуть пригретого Шемера с ног, я поднялась и неровной походкой направилась сначала вглубь убежища, а после по залам.  Аркуэн была в жилых помещениях, стоя в середине зала и о чём-то думая.  Я остановилась, смотря на высокую ровную фигуру. Меня вдруг посетили навязчивые мысли, словно внушённые чем-то. Рука непреднамеренно потянулась к оружию, но я вовремя её отдёрнула. — Так странно, правда? — начала она, зная о моём присутствии. — Не думала, что Отец Ужаса умеет так прибирать за своими детьми.  Услышав от неё это, я почувствовала, как отрешение сменяется яростью; как моя рука уже намеренно тянется за спину к клинкам.  — Заткнись… Уведомитель повернулась ко мне, тут же слабо всплеснув руками.  — Ну да, я же забыла. Впрочем, ты ведь должна понимать, что тебе повезло и…  — ВЫЙДИ ВОН ОТСЮДА!  Сорвавшись на крик, я вынула один меч из-за спины и указала его лезвием на тоннель, отступая в сторону.  — ЖИВО! Не смей попадаться мне на глаза в ближайшее время. Не смей, а иначе мои действия не заставят себя долго ждать.  Она тихо рассмеялась, приближаясь ко мне; с каждым её шагом я чувствовала, как моё самообладание истончалось, словно перерезаемая верёвка.  — Уйду, не волнуйся. Только позволь дать совет: научись относиться к своей жизни в ордене правильнее, раз не сделала этого ранее. Теперь ты не Душитель и даже не Уведомитель. Слышащий должен оправдать своё звание и, поверь, не словами, как это делаешь ты.  — Я непременно оправдаю это, Аркуэн, — снисходительно проговорила я, исподлобья смотря на высокую эльфийку. — Уходи. — Я кивнула на выход, на что она, не задерживаясь, ушла, оставляя после себя неприятный осадок что в помещении, что на душе. Я посмотрела на кровать Телиндрил — на серую, чистую шкурку и лежащие стрелы на её тумбе, — а после туда, где был Тейнава, делая несколько шагов к тому месту. Я вспомнила, как все они обещали дождаться меня после выполнения контракта на Филиду, а теперь? Плотно сжав челюсти, я зажмурилась, чувствуя, как хватаюсь за эфес клинка сильнее. Внутри загорается желание доделать начатое до конца, но уже когда я была на лестнице, меня остановил голос.

— Клара, не стоит. Твоя жажда мести велика, я знаю, но остановись.