Начать всё заново

…И ЕГО гипноз угасает.

Сон рассеялся, уступая дорогу такой же невнятной реальности. Медленно открыв слипшиеся после сна глаза, меня окутала не менее чернильная тьма; было тепло, а в чёрном коконе был знакомый аромат трав и чего-то пряного. Зажав в слабом хвате ткань робы, я поднесла её к носу, уже сознательно вдыхая порядком выветрившийся запах. Подо мной был привычный мягкий настил, а под головой подушка; осознавая, где я была и на чём спала, мне невольно вспомнился мой подъём с этой кровати, что был две недели назад. Аккуратно поднявшись и сев, я всмотрелась в человека у алхимического стола, который моему пробуждению значения не придал. В тот раз, когда я проснулась, Люсьена уже не было, а мне не оставалось ничего другого, кроме как уйти в странных чувствах. Почему он меня не разбудил тогда или не сказал что-нибудь, хотя, может, и говорил, и я правда не помнила. Оперевшись руками в стол, Люсьен вглядывался во что-то лежащее перед ним, судя по движению его глаз, — дневник. Мои же глаза плавно скользнули вниз по фигуре, рассматривая тело, мощные руки и распущенные волосы, разбросанные по плечам и груди. Это было… впервые. Мне ни разу не доводилось видеть его в таком… открытом, даже уязвимом виде. Учитывая последние обстоятельства… Это было логично, но вот если брать во внимание его натуру — нет. В голове словно по щелчку воспроизвёлся наш разговор — и это был тот самый разговор, когда один проболтался, почти намеренно, наперекор ему, не желая говорить то, что так тщательно скрывалось всё время, но и не в силах более удерживать в себе, а второй поддержал эту тему, не представляя даже, ЧТО он поддержал. В этой ситуации я была вторым: я знала всё, но и в то же время ничего. Всё известное — крупица необъятного — было построено и собрано на догадках, на домыслах и размышлениях над абсурдным. Фундамент, да жаль, хлипкий — вынешь одно составляющее, и всё разрушится. Но домыслы мною двигали; что-то должно было двигать, а другого у меня не было. * — …Ты действуешь на меня теперь даже тогда, когда тебя нет в поле моего зрения. * И это откровение оно… Было слишком разносторонним, имея несколько вложенных в него смыслов. Вот что-то приятное, что заставляет радоваться, мол, как хорошо, что мне удаётся это сделать, но тут же: Я — влияние, но не то, я — другое. Это я: размышляла над тем, какая же гадость это воздействие непонятно от кого и непонятно откуда, но тут же приходилось словить себя на мысли, что я была не лучше. Влиянием на влияние, как груз на противоположную чашу весов. Это не то, чего бы мне хотелось, хотя и это утверждение имело два смысла. Я не хотела быть просто влиянием, нет. Неужели большего мне, нет… НАМ не светит? Но это откидывается, это не то. Я не хотела быть влиянием, я не хотела, чтобы он его испытывал. Это, вероятно, неприятно, это больно и тягостно, мне было не в радость доставлять всё это. Я желала просто быть для него, точно так же, как желала, чтобы он был для меня. * — …Ты не оставляешь попыток выдернуть меня из… * Вспомнив об этом, я скривила губы и нехотя отвернулась, понурив голову. Что было бы, если бы он проговорился окончательно? Жалел ли бы он, а может, наоборот, одобрил свой необдуманный поступок? А мои действия… Были необдуманными тоже. Но необдуманными ли? Я действовала, следуя своим желаниям, ведь в отличие от него я властвовала над своим телом сама. Но всё же моё спокойствие поражало меня наповал. Я всерьёз, что удивительно в таком вопросе, вполне с трезвым мышлением раздумывала над тем, что на Люсьена кто-то или что-то влияет. Винсент бы удивился. В лучшем случае закатил бы глаза и припомнил нашу беседу на эту тему. Как он там сказал? * — Люсьен — один сплошной абсурд в последнее время. * Хмыкнув от воспоминаний, я вновь посмотрела в сторону Люсьена, замечая, что ни в его эмоциях, ни в позе ничего не изменилось. Я не вдавалась в подробности об этом на него влиянии, при этом что странно, даже не имела желания этого делать. Эта прижившаяся в нём странность была непонятной, она неизведанная для меня, запутанная и, что логично, должна была ещё давно вызывать интерес. Но было банальное любопытство, далёкое от настоящего неугомонного энтузиазма и рвения вызнать нужное сокровенное. Но прижившаяся ли? Она отравляла носителя, это было видно. Но в его случае… Даже обжившаяся странность оставляла после себя пагубные эффекты. Но лишь для обладателя, лишь для людей, её замечающих, — сама же странность жила, она развивалась подобно червю, что раздобыл лакомый кусок. Можно ли было достучаться до него без признания? Признания не открытого, но признания ещё более говорящего. Между нами ничего не обсуждалось, никто ничего не говорил, но каждый знал, к чему всё шло и к чему это приведёт. Я хотя бы догадывалась, ведь не думала об этом, незачем было, а вот Люсьен… Он знал. Безоговорочный факт, подтвердившийся произошедшим сегодня. Понимая, что мы подошли к тому самому, он решил вовремя отреагировать, и, если это получилось, то извлечь из этого представляемую для него выгоду — нет. А получилось бы? А что было бы, если бы я не стала наседать и просто ушла? Неужели эта представляемая выгода оправдала бы себя, или второй исход просто передвинулся? «А что, если представляемая выгода была бы выгодной лишь для него? Тогда что такое это "Он"? Значит, если бы я отвернулась, как и предполагалось, то это было бы на руку ему, но страдал бы Люсьен, а сейчас, учитывая, что выгода для него не оправдалась, то он недоволен, а опять-таки Люсьен?» Я повернулась к нему, всматриваясь в погруженную в мысли фигуру. «При таком раскладе он тоже страдает?.. — Подумав об этом, я расстроено поджала губы, необдуманно начиная жалеть о том, что было. — Что, если второго варианта для него нет и он страдает в любом из них? В так называемом проигрыше от недосказанности, а во втором — в этом — от неповиновения? Почему Люсьен вообще должен подчиняться? Или… Хотя как я могу думать и размышлять о том, не зная и не имея даже представления об этом ком-то или… Всё же чём-то?» И вот тут у меня появился настоящий интерес ко всей этой происходящей с Люсьеном чертовщине, хотя он тут же был мною подавлен. Я смотрела на него, словно таким образом ожидая и желая либо усомниться в правильности своих пугающих меня мыслей, либо удостовериться. Последнего мне не хотелось, я боялась. Мне было бы больно, но нет, меня не волновал мой недуг. Куда больше я беспокоилась о его страданиях: меня тяготило бы осознание, что источником его боли была бы я. Из мыслей вывел шумный выдох. Навалившись и надавив руками на стол, Люсьен резко выпрямился, бросив укоризненный взгляд на реторту. Я следила за тем, как он сводит челюсти так, что скрипит зубами, как он снова выдыхает и еле слышно цокает, поднимая глаза куда-то вверх. Только спустя время наблюдений и размышлений я удосужилась посмотреть на себя, понимая, что находилась в его рубахе и сжимала в кулаках ткань его робы. Разум просветлел окончательно, пока я диковато мяла материю, рассматривая свисающий с кровати полог… Чёрного одеяния. Всё до этого волнующее и вспомнившееся вмиг растворилось, внутри кольнуло, а рука, обхватывающая ткань, дёрнулась, как от тока, норовив стиснуть её до треска. Аккуратно разгладив складки, я подняла её подол на кровать, отряхивая. Моя реакция была для меня же самой неприятной; я знала, чем она была вызвана, но не хотела этого, пытаясь заверить себя в том, что всё в порядке. «Почему даже при таких обстоятельствах я не могу расслабиться? Хотя всё просто: как тут можно расслабиться, когда есть то, что слишком сильно донимает меня. Но я хочу. Меня… Ох…» На меня нагрянуло чувство… Неизбежного. Словно мне в лоб сказали что-то страшное, то, что обозначало бы конец всему. Ощущение, что у меня осталось мало времени, ощущение, что я опаздываю, что я трачу время не на то. Я отмахнулась, как от наваждения, обведя глазами комнату. Дурное предчувствие растворилось, я попыталась улыбнуться и снова посмотрела в сторону Люсьена. Он всё так же искоса смотрел на колбу, будто ожидая чего-то. — Удивительно, — зевнула я, тут же сухо сглатывая, видимо, не оценив своего же голоса. Люсьен повернулся, одарив меня еле видимой усмешкой и прикрытием от усталости век, а меня же вынудив поморщиться от такой реакции. Вернее… Нет, то была не реакция, а, скорее, первый признак его скверного состояния. «Мученик…» — первое, что подумала я, глядя на его уставшую физиономию. — Что же? — Даже с приличного расстояния я видела, как он прикрывал глаза, всматриваясь в меня. — А всё. — Я свесила ноги с кровати, коснувшись ступнями холодного пола. — Всё. Он снова хмыкнул, не ответив, и отвернулся к столу. Значение моего этого «удивительно» не было ясно и мне, а может, и было, и под этим определением скрывался не один смысл. Удивительно, что Люсьен стоял… Такой вот. Он же и снова неприступный, словно ничего и не было, но он же и слишком открытый; удивительно, что он не спал. Я это видела и знала, могла бы сослаться на одиночную кровать, но нет, он именно что не собирался ложиться. «Я помню…» Вот он отходит от меня, тянется за наспех откинутой рубахой и натягивает на меня. На вопрос о нём он говорит что-то невнятное и несёт меня на кровать. Сил сказать что-то не было, а перед тем, как провалиться в сон, я видела лишь, как его образ растворяется, когда он уходит. «Если так подумать, то сейчас хотя бы день или вечер. А если подумать ещё, то я с уверенностью могу сказать, что всё это время он работал над своим зельем». Вопроса «Что он делал?» у меня не было уже давно. Хватило и пары раз, когда на подобные вопросы он отмахивался, уверяя, что ничего не скажет. Позже я отступилась, не желая более наседать. Ступив на ватные ноги, я попыталась найти свою одежду, хотя бы что-то… Пришлось напомнить себе о том, что было и как вся она была варварски откинута. Но и она, символично, была сложена на моё же место у алхимического стола. Представив картину, как он её собирал, я на секунду закрыла лицо руками, останавливаясь на горящих щеках и пытаясь больше о таком не думать. — Ты куда? — А я… На водоём схожу. До тебя пока всё равно не достучаться. — Успев схватить лишь часть одежды, а точнее, лишь белье, я развернулась к нему спиной и направилась на выход, стараясь не смотреть на него. Как и ожидалось, к моему возвращению он так и был занят. Приблизившись к нему сзади, я несколько секунд просто стояла, рассматривая его спину и длинные пряди чёрных волос. На бледной коже кое-где были рубцы, какие-то широкие, некоторые продолговатые и тонкие, почти незаметные. Я хотела коснуться одного из них, но тут же отдёрнула руку и дотронулась носом до кожи его спины меж лопаток. Я почувствовала, как Люсьен дёрнулся и замер, поэтому медленно провела по спине ладонями и обняла его, словив при этом лёгкое чувство дежавю. И тут я извиняться не стала и не собиралась, хоть его и с виду неприступность наталкивала меня на некоторые мысли, поэтому, когда он двинулся, я сжала его крепче, чувствуя, как он сжимает мои руки в ответ. Оставалось надеяться только на то, что это действие мои сомнения смахнуло. Но всё же это было странно. Я бы сказала ему столько всего, я бы могла начать выливать поток мыслей и своих чувств, говорила бы без умолку. И я точно знала, что Люсьен попытался бы сделать то же самое, хоть и по-другому, хоть и неожиданно для себя же самого и для меня. По-другому, ведь он был не тем человеком, кто говорил открыто, особенно на такие темы — тему своих чувств. Чувств… Мне бы хотелось верить, что он хоть что-то ко мне испытывал. И вот она, странность наяву: об этом говорят, в этом признаются, дают понять, что чувства есть, и двигало человеком не одно лишь желание, утоление, потребность. У нас этого не было: каждый это понимал, но каждый оставался при своём. Хотя Люсьен в принципе не был человеком, любящим много говорить, чаще всего из него приходилось вытаскивать. Чаще всего… Были моменты, когда удавалось поймать волну, оседлав которую получалось услышать от него хоть что-то… душевное. И если изначально я не придавала этому значения, то спустя время всячески старалась вывести его на подобные разговоры, начиная ценить их как что-то сокровенное, запоминая всю суть и все слова. Через некоторое время Люсьен пропустил свои пальцы меж моих, сжимая руки сильнее. Я буквально ощущала, как он морщился, слышала, как он выдыхал, видимо, снова борясь. Мне на секунду стало больно, хотелось отстраниться, но у меня была надежда, что Я смогу облегчить ЕГО мучения. Только это меня удерживало, хотя… Нет. Ещё руки. Тёплые ладони, сжимающие мои почти до боли, причём по-разному. Ровное дыхание, потом рваный, но еле слышный выдох, и мужские руки сжимают мои сильнее, и это длится всего несколько секунд, потом он успокаивается до прихода новой волны. Пересилив себя, не отстраниться, я, наоборот, прижалась лишь сильнее. Ощущая его дыхание, слушая его сердцебиение, я вспомнила то, что вспоминать не хотелось. Взгляд, полный презрения и злобы, как настоящий убийца смотрит на жертву, что принесла ему немало испытаний, и первый готов сделать то, что подобает такому, как он; руки, удерживающие меня за ворот, почти до треска ткани, и через некоторое время те же пальцы, сжимающие мою шею до синяков. Слова, буквально выплюнутые, задевающие что-то во мне. — О чём ты думаешь? — спросил Люсьен, будто зная, о чём я думала. Я поморщилась, борясь с желанием ответить, но и в то же время соврать. Разлепив пересохшие губы, я почесала нос об его кожу и ответила: — «От тебя есть толк и не более. Твоё существование нужно лишь для того, чтобы выполнять работу…» Сказав это, я на секунду прикусила язык; мимолётное чувство сожаления сменилось страхом и желанием сказать что-то ещё. — Это… Просто вспомнилось, — спешила добавить я. — Вряд ли меня тогда это так сильно задело, но… — Не ври мне, — перебил он меня. — Помнишь дословно, значит, задело достаточно. — Ситуацию хорошо помню, — пробормотала я в его спину. — Может, поэтому эти слова так отчетливо сохранились в памяти. Мы замолчали на некоторое время, но Люсьен спросил: — И как? Задумавшись и отмахнувшись про себя, как от чего-то неважного, я ответила: — Да никак, — усмехнулась я. — Я не вру, не подумай. Вряд ли я теперь хочу об этом говорить и вспоминать лишь ради того, чтобы начать в этом разбираться и требовать от тебя объяснений на этот счёт. Спросишь, почему тогда вспомнила? На кой напомнила и зачем закинула наводку? Без умысла, и злого так уж точно. Просто вспомнилось. Люсьен никак не отреагировал, видимо, выдумываясь в услышанное. — И ты… Не задашься никакими вопросами? Это как минимум. — Я могла бы сказать что-то наподобие: «Смотря какие вопросы», но нет, не хочу. Да и… Я знаю, что ты либо НЕ ответишь, либо и ответишь, но нехотя. Зачем мне заставлять тебя это делать? Мне дороже твоё доверие, нежели свой пресловутый интерес. — Пресловутый? — Он усмехнулся, чуть обернувшись, так что несколько отделившихся прядей его волос упали мне на лицо, вынуждая чуть отстраниться и рассмотреть их. — Ну да. Он обычно редко до добра доводит, да и редко кому нравится. — То есть ты всё-таки умеешь учиться на ошибках и прислушиваться к словам других. — Ос-кор-бле-ни-е, — отчеканила я, тихо смеясь и снова утыкаясь щекой в его спину. Несмотря на вполне открытый разговор, я чувствовала, каким он был закрытым. Напряжение, которое мне пока снять не удавалось. — Что тебя ещё волнует? — снова спросил он, но, получив в ответ молчание, добавил: — Я чувствую, что есть что-то ещё. — И ты знаешь, что. Люсьен не ответил, но подтвердил мою правоту шумным выдохом. — Что теперь будет? Я вот… Хм. — Замолчав на некоторое время, я попыталась собраться с мыслями, прежде чем положить: — Если дословно, то Душитель заявляет своему Уведомителю, что ему страшно. И вот что хочешь со мной делай, но он боится того, что будет дальше. Будто ляпнув не подумав, я зажмурилась, стиснув зубы. Страх перерос в сожаление, когда Люсьен отпустил мои руки и вынудил отойти от него. Сожаление перемешалось с тревогой, когда впервые за сегодня я смотрела прямо в чёрные глаза, выражающие… Что-то для меня непонятное. Попытка найти в них злость или осуждение провалилась, найти непонимание тоже. Нервно улыбнувшись так, что получилось, скорее, что-то похожее на оскал, я закрыла глаза, не выдерживая его взгляда. — У тебя странная реакция на свои же слова. — Он приподнял моё лицо за подбородок, вынуждая посмотреть на него. — Ты говоришь то, что хочешь, но опасаешься, что тебе за это влетит. — Мною движет обычное желание. — И страх. — Он склонил голову так, что теперь смотрел на меня исподлобья. — Что тебе не нравится в твоих последних словах? — Перед тобой стоит твой Душитель, и первое, что ты от него слышишь, это то, что он боится, сам не знает чего. Вряд ли ты этого ожидал. — Мне нечего от тебя ожидать, как бы прискорбно это ни звучало. Наверное… Это не тот случай. Я промолчала, желая, чтобы он продолжил. — Мы оба не в том положении, Клара. Ты не будешь требовать просто из-за своей природы, а я… Просто не буду. Не сейчас. Всё так же, не сказав ни слова, я медленно приблизилась к нему, всматриваясь в глаза. — Но дай мне слово, что, когда я потребую, ты не станешь прекословить. — Он взял мои руки на своих плечах, останавливая меня. — Если я укажу в конкретном направлении, то ты последуешь туда. — Даже если ты уйдёшь в противоположном? — Я не сводила своих глаз с его, заговорив шёпотом. — Именно. Ты же понимаешь меня, Клара. — Он обхватил моё лицо ладонями, касаясь губами лба. — Пообещай мне. — Я не могу отказаться сейчас и не смогу отказаться потом, — проговорила я, пытаясь унять дрожь в голосе. — Ты же можешь и сможешь поступить проще… — Я не хочу. И мы не в том положении, как мною уже было упомянуто. До боли в висках, сжав зубы, я поняла, что мне предоставили выбор, но и в то же время у меня всё равно его не было. Больше всего меня пугало то, что я не представляла, к чему он вёл. Но… — Я обещаю, — всё же говорю я, будто отрывая себя от чего-то, но тут же нахожу успокоение. — Как ты мне, так и я тебе. Только после этого он сам обнял меня, снова выдыхая. Не прерывистый, не рваный, но тяжёлый выдох. От него я часто это слышала и знала, что такая форма его молчаливого ответа о своём состоянии говорила о том, что что-то ему давалось сложно. Слова, осознание, принятие, неважно. И это нервировало меня ещё больше. Он словно заблаговременно предупредил меня, словно он что-то знал. И он именно знал, но не говорил напрямую. Что ещё меня поражало — так это быстрая перемена наших настроений, настроев и тем для разговора. Мы могли говорить шутками, но стоило только одному начинать говорить серьёзно, как второй тут же переключался следом. Это было… Хорошо? Я не знала точно, но такое понимание между нами мне определённо нравилось. — И ты мне ничего не скажешь по поводу наших взаимовыгодных обещаний? — промямлила я, сжимая его плечи сильнее. — Нет, не буду. Думаю, будет лучше не затрагивать эту тему вовсе. — Почему?.. Люсьен не ответил, прижавшись губами к моему плечу. — Ладно. — Я поняла, что это был намёк на его молчание. В какой-то момент он закусил кожу на моём плече, от чего я заскулила, отстраняясь от него. — Что? — В то же место что, — передразнила я. — Больно ведь. Люсьен нахмурился, отодвигая ворот рубахи и рассматривая след. — Это?.. — Он хоть и слегка, но удивился, проводя по нему пальцем. — Да, это твой кусь. И это не единственное, что осталось. Люсьен проследил за тем, как я беру его запястья и завожу руки за свою спину, кладя их на место ниже поясницы. Непонимание сменилось усмешкой, а ладони огладили кожу через ткань белья, слегка поддевая её края, из-за чего я ухватилась за его запястья сильнее. — Ой, прекрати. — Я хотела убрать руки, но моей силы не хватило. Некоторое время, просто смотря на него, я скривилась, чувствуя, как кровь приливает к лицу и щёки начинают гореть, вынуждая меня отвернуться. — А ну-ка… Мне не показалось? — Он попытался заглянуть в мои глаза, но я вновь отвернулась, желая, чтобы сырые пряди волос скрыли это. Но Люсьен не остановился даже после моего «не-не» и всё же повернул моё лицо к себе. — Да ладно? Порой устрашающий голос сейчас превратился во что-то тихое и более высокое. Он был ироничен и насмешлив, что редко, но слышать иногда приходилось, а вот нотки игривости и откровенной вольности я не слышала ещё ни разу. — Ну что? — протянула я, пытаясь подумать о чём-то холодном, концентрируясь на холоде, а не на жаре. В ход пошла вторая рука, убирающая мои волосы с лица. — Прелестная картина… — Он слегка подул на меня, смахивая оставшиеся волосы. — На такой-то женщине и румянец. — Сластолюбец, — фыркнула я, проводя своими руками по его, двигаясь к плечам и шее. Смотря в его глаза, в мою голову снова просочились страшные мысли о том, что время уходит. У меня его почти не осталось, оно на исходе. Изменившись в лице за секунду, я неконтролируемо дёрнулась, посмотрев куда-то в сторону. — Что-то не так? — решив не делать поспешных выводов, Люсьен склонил голову, вглядываясь в моё лицо и ничего более не предпринимая. Наваждение снова так же быстро пропало, отчего мой пустой взор опустился на пол. — Я не… — несуществующие слова встали в горле, но, проморгавшись, я посмотрела на него, собравшись с силами ответить. — Всё нормально. — Видя, что он мне либо не поверил, либо собирался что-то сказать, я добавила, улыбнувшись: — Правда, просто что-то вспомнилось. Люсьен явно хотел что-то сказать, но не стал, отвернувшись, будучи привлечённым каким-то звуком, что издала реторта. Я же вновь мельком осмотрела его спину и потянулась к чёрным прядям, собирая всех их в свои руки. Это был толстый и прямой волос, гладкий и переливающийся на солнце, как мною было не раз замечено. — Ты что делаешь? — Люсьен замер, обращаясь ко мне низким хрипловатым тоном. — Не гневайся, особенно таким голосом. Я просто рассматриваю. — А что не так с моим голосом? — Хм? — замерла и я. — Он мил, вял, слишком вымучен или наоборот. Хм? — Не-е-ет, — протянула я, отпуская хвост и вновь обнимая его. — Он строг и высок, иногда просто непостижим, как что-то трудное. Громоподобен, как каждонедельные в этой местности грозы, пронзителен, даже когда его владелец переходит на шёпот. — Я замолчала, вдруг открыв глаза и обойдя его со стороны, прижимаясь теперь к руке. — И мой, — решилась озвучить я что-то подобное. — Можно, я просто присвою ему эту характеристику? Что странно, ни коим образом не удивившись моей просьбе, он медленно улыбнулся, кивнув. — Забирай. Тихо хихикнув, я снова припала к его спине, проводя ладонями по груди. Было хорошо настолько, что за последние несколько месяцев мне не удавалось почувствовать себя лучше, чем сейчас. Меня посещали догадки, что примерно так выглядело счастье, но, скорее всего, подобного я всё равно не испытывала из-за ряда причин и вопросов. Человек, в которого я так безудержно вцепилась, был словно оберегом, барьером. Неким обещанием на то, что хотя бы в ближайшее время всё будет хорошо, даже несмотря на то, что именно он буквально наталкивал меня на волнения и переживания. Я знала, что, если предупреждает, то не без причины, знала, что он старался сделать лучше, и я была благодарна за это, хоть и больно от этого было. Делал лучше для меня, зная, что это лучшее, если и будет, то только потом, не сейчас. Сейчас же от этого было только хуже. Люсьен был инициатором моих не показываемых ему волнений, хоть он о них и знал, но, несмотря на это, я чувствовала себя рядом с ним под защитой: если он рядом, то ничего не произойдёт, а вот если он уйдёт… Понимая, к чему вели меня мои размышления, я перестала об этом задумываться. — Я не отвлекаю? — спросила я, желая слышать его и понимая, что после мрачных мыслей мне было это просто необходимо. Короткая усмешка наравне с вибрацией тела от голоса вынудила улыбнуться и сжать кольцо рук сильнее. — Я в капкане девичьих рук. Но раз ты так просишь, то… — В капкане?! Вот это да… — Продолжив за него намеренно незаконченную речь, я нехотя отпрянула, на что он взялся за мои руки и притянул меня за них. — Нет-нет, стой. Западня тёплого тела куда приятнее железа. Такая игра слов меня слегка ошарашила, но я, с довольным лицом обняв его снова, зарылась носом в чёрных волосах, вдыхая их запах. — И не поспоришь. Боюсь спросить: ты имел дело с капканами? В каком деле? — Да, приходилось. Нужно было убить охотника, а подставить его его же собственным оружием было не самой плохой идеей. «Бедный» старик напоролся на него ночью, ещё и привлёк своими криками диких животных, которые, я уверен, не одну ночь на него зубы точили. — Если речь о контракте, то интересно, кому мог помешать обычный лесной охотник… — Обычный вряд ли, а вот охотник по совместительству ещё и ворующий чужой скот в рядом стоящей деревне… Однако странное сочетание, не находишь? Я задумалась, представляя, как это: днём охотиться на диких зверей, в какой-то даже степени благим делом заниматься, а ночью воровать домашних животных. — И вовсе бред какой-то. — Я вновь зарылась в его волосы, слушая, как Люсьен что-то искал в книге, быстро перелистывая страницы. Мне хотелось продолжить разговор, хотелось, к примеру, порасспрашивать его ещё о контрактах, но, понимая, что он был занят, я решила не мешать хотя бы словесно. Вместо этого я подумала о вчерашнем дне, вновь прокручивая его события, а точнее, одно. В голове самовоспроизвелась картина, как я стою рядом с чужим Уведомителем, а моего от порыва накинуться на первого сдерживает разве что трезвая часть разума. И это… Всё. Более ничего, видимо, какая-то часть меня не желала это вспоминать. Но мысли о прошлом заменились на думы о настоящем. И если приход чужого Уведомителя в чужое убежище ещё хоть как-то и можно было объяснить, то вот ответа на вопрос: зачем он здесь ошивался, — нет. «Прошла целая ночь после его очередного посещения НЕ своего убежища. Ночь. И Матье не ушёл. А я-то думала, что у Уведомителей достаточно плотный график…» Ругнувшись про себя за свой же тонкий юмор, я решила всё же попробовать узнать интересующее меня. — Можно спросить? — Получив в ответ приглушённое мычание, я продолжила: — Ты был хоть раз в убежищах других Уведомителей? — Ты думаешь, я не понимаю, к чему ты ведёшь? — спросил Люсьен после некоторого молчания. — Понимаешь, конечно. Я и не планировала вводить тебя в заблуждение. Просто не знала, с чего начать. Вновь несколько секунд тишины перед ответом. — За всё время — два раза. — Всего? — Меня не волнуют другие убежища. И забочусь я лишь об одном. Всё, что касается других, — не моё дело. Ответ резкий и короткий, зато внятный и сразу ставящий на моём вопросе точку. — А если когда-нибудь будет так, что заботиться придётся не только о нашем? — спросила я первое, что пришло в голову. — О чём ты? — чуть обернулся он. — Ну не знаю. Может ли быть такое? К примеру… объединение? Люсьен задумался, медленно отвернувшись. — Всё возможно. Если такая участь нас настигнет, то отказываться от этого мы будем не вправе. Меня удивило это «нас» и «мы», но акцентировать внимание на этом я не стала. — Ну-ка отпусти меня. — Люсьен убрал мои руки и отошёл в сторону. Проследив за ним, я посмотрела на стол и, недолго думая, запрыгнула на него. От такого трюка пара маленьких бутылок на нём задрожала, на что Люсьен, не глядя, дотронулся до них, приостанавливая дребезжание. — Лошадь, — хмыкнула я, одёргивая рубаху. Люсьен, усмехаясь, оглядел меня, отмахнувшись. — Скорее худая пони. Я ахнула от такой любезности, театрально приложив руки к груди. Он всматривался в реторту, иногда отводя взгляд на дневник, словно сверяясь. Прослеживая его действия, я где-то невольно улыбалась, где-то ловила себя на странных мыслях, но всё же в большей степени любовалась. Сейчас он хоть и в незначительной мере, но отличался от того, что было сразу после моего пробуждения. Словно что-то придало ему сил, человек будто отдохнул, не отдыхая. Но, несмотря на это, он всё так же был сосредоточен, вернее… — Ты так напряжён, — заключила я, на что Люсьен сначала кинул короткий взгляд на меня, но почти сразу внимательно всмотрелся. Я знала, почему он таким был, знала причину, знала, что он знал, и хотела лишь одного: помочь. Несмотря на недавние свои домыслы, я всё же верила, что моё присутствие, мои прикосновения и я сама страданиями его не обременяла. — Иди ко мне, — протянула я руку, не обрывая с ним зрительного контакта. Без раздумий он дотронулся до моей ладони, проведя пальцами по ней и вверх по руке и запястью, заинтересовано прослеживая свои действия. Когда Люсьен медленно подошёл ко мне почти вплотную, я коснулась руками его лица, из-за чего он замер. — Расслабься… — тихо прошептала я, касаясь губами его лба. — Ты не скажешь мне, и я не буду просить. Ты начнёшь теряться, но я буду рядом. Ты меня слышишь?.. Шумно выдохнув, он, не ответив, мягко обнял меня, уткнувшись носом мне в шею. За несколько таких его подходов я поняла, что это был один из его любимых жестов: скрыться где-то в прядях моих волос, вдыхая их запах и опаляя кожу горячим дыханием. Это была та самая одна из его настоящих сторон: страдающая и словно забитая, как ни странно для такого, как он. От осознания подобного я поморщилась, прижимая его к себе крепче. Та самая сторона, за которой не хочешь укрываться, а, наоборот, самой хочется укрыть. Вряд ли я хоть раз видела его таким. Я не знала точно, но, учитывая всё произошедшее и им сказанное, хотя бы догадывалась, что ему нужна была помощь. Именно моя, как бы эгоистично это ни звучало. И мне хотелось помочь, я старалась, отбрасывая ради этого свой интерес и вопросы, которых за короткий промежуток времени скопилось немало. Я чувствовала, как он перебирает пальцами мои волосы, распутывая всё ещё влажные локоны. Проведя пальцами по одному из рубцов на его спине, я вдруг поняла, что не чувствовала их несколько часов назад, видимо, не обращая на это внимания; хотела спросить его об этих шрамах, но не успела. Реторта издала звук, как будто что-то треснуло, на что Люсьен сначала выпрямился, уставившись на неё, а потом отошёл, держа одну из моих рук. — В чём дело? Он ответил только спустя несколько секунд, всё так же всматриваясь в колбу. — Успех, как мне кажется. — Люсьен отпустил мою руку и поднёс свою к склянке, прочитав что-то на неизвестном для меня языке. В пальцах заиграли переливистые языки магии, начиная циркулировать вокруг колбы, словно притягиваясь к её содержимому. Я же предпочла молчать, с неким восхищением смотря на эту картину, видимо, ещё не до конца осознав вес и смысл его последних слов. Через несколько секунд Люсьен рассеял чары, чуть отпрянув от стола. — Да, успех. Наконец-то. — Он дотянулся до тряпки на столе. Только сейчас осознав, что произошло, мой взгляд забегал то на него, то на колбу. — То есть… Спустя четыре года тебе удалось изготовить то, что хотелось? — Да. — Его ответ поразил меня своей безэмоциональностью, вынудив невольно всплеснуть руками. — Почему у тебя такая спокойная реакция? Ты этого так долго добивался, так долго шёл и простое, банальное: «Успех»? — Я выгорел к этой дряни, — почти огрызнулся он, вдобавок ко всему прочему ещё и швыряя в колбу тряпку. — Это не то, чем стоит гордиться. — Тогда… Что это такое?.. — Это изощрение, даже для меня. Ответ был непонятным, даже жутким, и, получив что-то подобное… Назревал лишь один вопрос: для какой цели ему понадобится это изощрение? — А магия? — Ничего необычного. Язык для тебя отчасти известный. — Люсьен кивнул на дневник, написанный полностью на альдмерисе. — Не бери в голову. — Он отмахнулся, приблизившись к потухшей свече, зажигая её. Мне не оставалось ничего другого, кроме как пожать плечами и сделать вид, что интерес мой был утолён. Я проследила за тем, как Люсьен снова приближается ко мне, не сводя глаз со свечи. — Свет. Я посмотрела туда же, куда и он, наблюдая, как тоненький язычок пламени слегка подрагивал, и не понимая, к чему Люсьен это сказал. — От свечи, — подтвердила я, тоже не взяв в толк смысл своих слов. — Нет, я не об этом. — Люсьен посмотрел на меня, еле заметно улыбнувшись, и заправил одну из моих прядей волос за ухо. — Ты — Свет. — Я?.. О чём ты? — Если честно, то без понятия. Ты просто ассоциируешься у меня с… Ярким светом, направляющим во тьме. Опешив от подобного, я, не зная, как реагировать, медленно улыбнулась. — Во тьме… В твоей? — Только в моей. Вопреки страху перед этим необъятным определением «тьма», с другой же стороны это льстило, вынудив меня улыбнуться ещё шире и впервые за время после моего пробуждения поцеловать его. Сквозь ухмылку Люсьен ответил так, что почти опрокинул меня на порядком настрадавшийся за этот день стол, но вовремя удержал, срываясь на тихий смех.

─── ◦⋅⚜⋅◦ ───

Он успокаивался, а уставший рядом с ней словно получал второе дыхание. Она отвлекала его, даже радовала, будто являясь лучом света в темноте, в которой Люсьен был чаще всего. А без неё всегда, ведь Клара была единственным человеком, который его возвращал из этой тьмы.

◦ ⋄ ◦

…Но знай, что лишь на время!

ТЫ противовес ЕМУ, но человек слаб против божества!