Отрекаюсь!

Now I will tell you what I've done for you Fifty thousand tears I've cried Screaming, deceiving, and bleeding for you And you still won't hear me 

Don't want your hand this time, I'll save myself Maybe I'll wake up for once 

Not tormented, daily defeated by you Just when I thought I'd reached the bottom

I'm dying again

Сознание вернулось к Лауре мучительно медленно, как будто её разум боролся с тем, чтобы остаться в темноте, где боль была отдалённой, приглушённой. Но всё изменилось, когда ощущение тяжести на её теле и холодные руки Астариона, всё ещё сжимающие её, вернули в реальность. Боль била во все точки сразу — каждый мускул горел, а голова кружилась от потери крови. Но всё это было ничем по сравнению с тем, что она чувствовала в душе. Она чувствовала, как к её губам подступает крик, но он застрял в горле, превращаясь в глухое шипение. — Убирайся… от меня, — голос прозвучал почти неслышно, но в нём была вся её ярость и боль. Она не могла поверить в то, что говорит, и ещё меньше могла поверить, что это произошло. — Убирайся… и не смей ко мне прикасаться… никогда больше! Астарион не двинулся. Он всё ещё сидел на её постели, его лицо не отражало ни малейшего раскаяния. Даже слабая усмешка мелькнула на его губах, словно происходящее доставляло ему какое-то извращённое удовольствие. Его взгляд оставался холодным, безразличным, и Лауре на мгновение показалось, что она видит перед собой не того эльфа, который был рядом с ней до этого, а кого-то совершенно чужого, монстра, который никогда не считал её чем-то большим, чем просто игрушкой. Лаура сквозь пульсирующую боль и омерзение собрала в себе последние силы и резким движением вырвала руки из его хватки. Эльфийка вскочила с постели, её тело дрожало, ноги подкашивались, но ярость переполняла её. В следующий момент, не раздумывая, она схватила свой кинжал и со всей силой ударила его ногой в плечо. Эльф не ожидал атаки и рухнул на спину, Лаура тут же бросилась на него сверху, прижав коленями его грудь и приставив кинжал к горлу. Острие клинка вдавилось в кожу, оставляя тонкую полоску на его шее. — Я убью тебя прямо здесь и сейчас! — прошипела она, наклонившись ближе. Её глаза пылали ненавистью, а руки дрожали от напряжения. Но Астарион только усмехнулся. Словно она не угрожала его жизни, а всего лишь играла. И он с той же грацией, медленно, но уверенно перехватил её запястье, сжимая его железной хваткой. Он не убирал кинжал от своего горла, но удерживал её руку так, чтобы она не могла надавить сильнее. Его лицо приблизилось к её уху, и голос зазвучал низким, едва слышным шёпотом. — Ну, так давай, убей меня, — его голос был наполнен ледяной уверенностью. — Это ведь то, чего ты хочешь, правда? Внутри Лауры боролись два чувства: ненависть и боль. Она видела его спокойствие, его невозмутимость, и это только разжигало её ярость. — Только ты этого не сделаешь, — продолжил он, насмехаясь. — Ты будешь считать себя чудовищем, как с той драконорожденной, что ты так… симпатично расчленила. Эти слова ударили в самую больную точку. Лаура почувствовала, как внутри всё сжалось от ужаса и отвращения. Он снова прав. Он знал, где ударить, чтобы сломить её. И она ненавидела его за это так же сильно, как ненавидела себя за слабость. Но, несмотря на всё, её рука оставалась на кинжале, пальцы крепко сжимали рукоять. Она не могла его отпустить, не могла позволить ему снова взять над ней верх. — Сама не верю, что говорю это, — её голос дрожал от гнева, — но если ты хоть раз попытаешься сделать это снова… я расскажу остальным. И тебе точно воткнут кол меж рёбер. В этот момент голос Соблазна снова раздался внутри неё, тот самый тёмный, соблазнительный шёпот, который она пыталась игнорировать: "Давай, надави на кинжал, убей его прямо сейчас. Он ведь заслужил это, разве нет?" Её рука невольно подчинилась этому голосу, и кинжал чуть сильнее вонзился в его шею, оставляя более глубокий след. Кровь проступила на его коже, но прежде чем она успела надавить сильнее, Астарион снова использовал её замешательство. Одним быстрым, безжалостным движением он вывернул её руку, и Лаура оказалась на спине, беспомощно прижатая к земле. Кинжал выскользнул из руки и отлетел в сторону. Теперь она была совершенно беззащитна, оказавшись под ним. Страх снова сковал её тело, сердце колотилось от ужаса и ярости. Астарион нависал над ней, его лицо снова приняло ту самую надменную, насмешливую маску, но в его взгляде мелькнуло что-то новое — сомнение. Это был всего лишь миг, но Лаура уловила его, словно он сам не до конца понимал, что произошло. И в этот миг она почувствовала шанс. Не думая, она напрягла все свои силы, резко вывернулась из-под его захвата и вскочила на ноги. Дыхание эльфийки было сбивчивым, сердце гулко билось в груди, но она стояла, готовая сражаться. Астарион поднялся медленно, его движения были плавными и спокойными, но в глазах всё ещё тлел тот самый момент сомнения. Он больше не смотрел на неё с прежним самоуверенным высокомерием, в нём что-то изменилось. — Только попробуй прикоснуться ко мне снова, — прошипела Лаура, её голос был полон боли. Слёзы подступали к глазам, но она яростно боролась с ними. Астарион, хотя и встал, не сделал и шага к ней. Его глаза по-прежнему были холодными, но теперь в них читалась неуверенность. Он словно пытался понять, что случилось — как ситуация вдруг вышла из-под его контроля. — Я никому ничего не скажу… сегодня, — добавила она с дрожащим голосом. — Но если ты сделаешь это ещё раз, — она сжала кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. — Я уничтожу тебя. Её слова были не просто угрозой — в них звучала стальная решимость. Даже её тело, истощённое и слабое, выражало готовность сражаться до последнего. Глаза Лауры полыхали ненавистью, но в глубине этого огня был ещё один оттенок — страх. Она ненавидела его и боялась одновременно. Эти чувства пронизывали до самых костей, но самое ужасное было в том, что она не могла поверить, что он сделал это. Астарион разрушил что-то важное, то самое доверие, которое Лаура позволила себе испытать. Он не просто взял её тело, он отнял у неё спокойствие души, её чувство безопасности рядом с ним. Астарион посмотрел на неё, и на мгновение его маска надменности треснула. Он сделал шаг назад, словно эти слова действительно задели его, но, быстро взяв себя в руки, вновь нахмурился и попытался вернуть контроль. — Слабовато, дорогая, — он попытался усмехнуться, но в голосе звучала всё та же неуверенность. — Пока это только угрозы.  Лаура больше не могла находиться рядом с ним. Она быстро оделась, молча, дрожащими руками натянув одежду, каждое движение было болезненным, каждое прикосновение ткани к коже приносило дискомфорт, но ещё более невыносимым было ощущение его взгляда на её спине. Эльфийка схватила плед, и, не оглядываясь на Астариона, выскочила наружу. Ночь была холодной и тёмной, лишь слабый свет костра озарял лагерь. Карлах громко храпела возле огня, и девушка невольно почувствовала облегчение — слава богам, тифлингша ничего не слышала. Никто не знал, что произошло. Но это не облегчало той внутренней боли, которая, казалось, сжимала её грудь всё сильнее с каждым шагом. Эльфийка шла нетвердой походкой, спотыкаясь, всё дальше и дальше от лагеря. Ей нужно было побыть одной, она не могла позволить себе остаться здесь, в окружении тех, кто мог её увидеть. Наконец, она остановилась у одного из деревьев и рухнула на землю, тяжело прислонившись к стволу.  И только тогда, когда она оказалась одна, когда вокруг была лишь ночная тьма и шорох листьев, вся боль прорвалась наружу. Всё внутри болезненно сжалось, её сердце словно сдавили невидимыми когтями, и она разрыдалась — громко, отчаянно, с надрывом. В её крике звучала боль предательства, оставившее в её душе глубокую рану. Тело сотрясало от рыданий таких глубоких, что она не могла дышать, не могла поймать воздух. Лаура сжала кулаки, ногти врезались в кожу ладоней, но она даже не замечала этого. Руки дрожали, и она прижала их к голове, словно пытаясь удержать мысли. Всё, что сейчас казалось важным — это воспоминания о том, как всё было вчера ночью и сегодня утром. И как резко всё изменилось. Он был так внимателен тогда — каждое прикосновение было полным заботы и нежности. Каждое слово — обволакивало её, заставляло чувствовать себя в безопасности и покое. Лаура вспомнила, как его руки осторожно касались её кожи, как они смеялись, шептались в темноте. Всё было так… хорошо. Она доверилась ему тогда, поверив, что этот момент был настоящим. Но сейчас… сейчас он просто использовал её. Руки, которые когда-то ласкали её, теперь напомнили холодные, безжизненные оковы. Это была не нежность, это была власть. Он взял её, как вещь, только чтобы насытить свою жажду. И голос, тихий, но насмешливый, эхом раздался в её голове: “Ну вот, видишь? Всё ради крови. И только ради крови.” Эти мысли словно резали по живому. Она хотела закричать, возразить, но голос разума холодно добавил: “Ты ведь сама этого хотела, не так ли? Разве не поэтому ты позволила ему подойти так близко? Разве ты не искала того же?” Почему тогда это так больно? Этот вопрос застрял в её голове, пульсируя вместе с каждым ударом сердца. Слёзы продолжали струиться по её щекам, но она и не пыталась сдерживать их. Лаура понимала, что где-то в глубине души хотела, искала физической близости, искала утешения в наслаждении, в моменте. Но разве это было тем, чего она действительно хотела? Всё, что она потеряла в этот момент, разрывалось в её груди с каждым всхлипом, с каждым стоном. Ощущение предательства поглощало её, как волна, накатывающая на разбитую душу, оставляя её захлёбываться в собственных страданиях.  Лаура всхлипнула, дрожащими руками нащупала плед, который лежал рядом. Она потянула его к себе и замоталась в плотную ткань, словно пытаясь создать барьер между собой и окружающим миром. Плед обвил её, как кокон, отгораживая от действительности, как будто материал мог защитить её от невыносимой боли, сдавливающей грудь. Но это не помогало. Она продолжала всхлипывать, ощущая, как её тело содрогается с каждым новым вздохом. Слёзы текли не переставая, и девушка невольно подумала, откуда в теле столько воды, чтобы лить этот нескончаемый поток? Глаза горели от усталости, но она не могла остановиться. Боль резала изнутри, лишая силы и воли к сопротивлению. Каждая минута казалась вечностью, каждый вдох приносил новую волну страданий. В голове крутились лишь однообразные мысли: "почему", "зачем" и "как он мог". На востоке край неба начал светлеть, оттенки тёмно-синего медленно сменялись первыми признаками нового дня. Скоро взойдёт солнце, но в её душе не было света. Лаура сидела, согнувшись в пледе, шмыгая носом, угрюмо наблюдая за тем, как тьма отступает. Роса искрилась на траве, слабый ветерок шуршал в листве, звуки природы начали наполнять тишину: где-то неподалёку запела первая утренняя птица, мягкий шум ветра приносил с собой свежесть. Но этот новый день не приносил облегчения. Напротив, рассвет лишь подчёркивал контраст между её внутренним миром, полным боли и тьмы, и окружающей жизнью, которая продолжала идти своим чередом. Природа не замечала её страданий, мир вокруг двигался вперёд, будто ничего не произошло. И вдруг в какой-то момент среди этих безудержных слёз, среди бездны отчаяния, Лаура поняла то, чего старалась избегать. То, что она гнала от себя весь день и всю эту ночь, но чего не могла больше отрицать. Астарион действительно был не безразличен ей. Это осознание тупой болью отозвалось в её душе, добавив новую волну страданий. Он был тем, кому она легкомысленно доверила свою жизнь, кому позволила подойти слишком близко. Лаура с силой зажмурила глаза, и новая волна рыданий, но теперь уже полная злости и презрения к самой себе, накрыла её. Это было не просто разочарование — это был гнев. Она была зла на себя за свою слабость, за свою наивность. Как она могла быть такой глупой, как могла позволить себе поверить в нечто большее? Она отчаянно сжала руки в кулаки, ногти снова впились в кожу, но физическая боль была ничтожной по сравнению с тем, что творилось в её душе. Это чувство, что он использовал её лишь для удовлетворения своих собственных нужд, разрывало её изнутри. Солнце начало медленно подниматься над горизонтом, заливая землю золотистым светом. Луч света пробился сквозь ветви деревьев, постепенно окрашивая всё тёплыми оттенками. Лаура вытерла слёзы, но не могла стереть ту боль, что раздирала её душу. Она медленно поднялась на ноги, чувствуя, как к ней возвращаются силы. Её опухшее от слёз лицо было покрыто красными пятнами, но взгляд уже стал твёрже. Больше она не будет плакать из-за этого ублюдка. Хватит. Ещё вчера она решила всё забыть — значит, она сделает это. Жаль, конечно, что невозможно выгнать его из группы без объяснения причин, но она могла хотя бы игнорировать его присутствие. Она будет сильной, не позволит ему снова ранить её. С этими мыслями Лаура медленно двинулась обратно в лагерь. Каждый шаг давался ей с трудом, не сколько из-за усталости, сколько из-за нервов. Она знала, что её внешний вид может вызвать вопросы, но не могла допустить, чтобы её слабость стала достоянием других. Внезапно она резко остановилась, вспомнив о следах укусов на шее. Приложив руки к коже, Лаура тихо произнесла заклинание исцеления. Тёплая энергия прошла сквозь пальцы, и раны начали заживать, оставляя только слабые следы. Коснувшись заживших мест, она невольно вспомнила его губы у себя на шее. Эти воспоминания о близости отозвались тупой болью в сердце. Эльфийка нахмурилась, подавляя очередной прилив эмоций, и продолжила свой путь. Когда Лаура вернулась в лагерь, она тихо вздохнула с облегчением — все ещё спали. Карлах, прислонившись к бревну, мирно храпела, запрокинув голову назад. Звук её храпа был единственным, что нарушало утреннюю тишину. Костёр уже погас, Лаура подошла к кострищу и, разведя огонь, повесила котелок с водой. Она продолжала сидеть и смотреть на огонь, грея замёрзшие пальцы, но её мысли были далеко. Когда вода закипела, эльфийка заварила травы и вернулась на своё место. Она села на бревно, медленно потягивая горячий чай и время от времени бросая взгляды на свою палатку. Желание поспать манило её, но мысль о том, чтобы вернуться туда, где всё произошло, была просто невозможна. Её одиночество было нарушено, когда Карлах начала пробуждаться. Тифлингша лениво потянулась, потёрла глаза и с интересом посмотрела на Лауру, которая сидела у костра с выражением, далёким от привычного спокойствия. — Доброе утро… если оно вообще доброе, — начала Карлах, но её весёлое лицо тут же сменилось подозрительным. — Такое ощущение, что эта ночь прошлась по тебе. Что, опять развлекалась с нашим вампиром? Она хихикнула, но, увидев мрачный взгляд Лауры, быстро изменилась в лице. — Да, ты никак ревела! У тебя глаза такие, будто твою эльфийскую мордашку в улей к пчёлам сунули, — тифлингша нахмурилась и, положив руки на бока, добавила. — Ну-ка, рассказывай, что стряслось? Может, мне нашу пиявку хорошенько поколотить? Это я запросто! Эльфийка слабо улыбнулась, но в её глазах оставалась боль. Она знала, что Карлах хотела помочь, но не могла объяснить ей всё, что происходило внутри. — Не важно, Карлах. Просто забудь, — произнесла она с лёгкой усталостью, отпивая чай. — Но всё равно спасибо. Тифлингша нахмурилась, явно не удовлетворённая таким ответом, но решила больше не настаивать.  — Ладно, но если тебе вдруг понадобится помощь, ты знаешь, где меня найти. Мы все здесь друг за друга, — сказала она и погладила Лауру по плечу, затем, махнув рукой, отошла к костру, оставив её наедине с мыслями. Солнце взошло и лагерь начал пробуждаться. Мягкий свет пронизывал деревья, освещая натянутые палатки и разбросанные вещи. Шэдоухарт, потянувшись и отряхивая с себя остатки сна, первой вышла из своей палатки.  Следом проснулся Гейл и, заметив как жрица разминает руки, улыбнулся и помахал рукой. — Доброе утро, Шэдоухарт! — произнес он с энтузиазмом. Жрица слегка приподняла уголки губ в ответ, но её взгляд тут же переместился к Лауре, сидящей у костра. Лаура сидела мрачно, впившись взглядом в огонь, будто пытаясь найти в нем ответ на свои мучения. Её бледное лицо всё еще было отёкшим от слёз, а глаза покраснели после долгой бессонной ночи. Вид её глаз заставил Гейла на мгновение остановиться, его улыбка медленно погасла. Он открыл рот, но Карлах цыкнула на него, словно предупреждая не задавать лишних вопросов. — Доброе утро, Лаура, — всё же пробормотал маг, стараясь звучать как можно нейтральнее. Шэдоухарт тоже заметила её измождённый вид. Подозрительно прищурив глаза, она медленно осмотрела эльфийку с ног до головы, но решила воздержаться от комментариев. После быстрого завтрака, состоящего из простого хлеба и остатков от ужина, Лаура, которая до этого не проронила ни слова, наконец, заговорила. Её голос звучал всё ещё сипло и глухо от ночных рыданий, но достаточно твердо: — Я предлагаю пойти на разведку дальше по дороге, пока остальные спят. Если вдруг будут сюрпризы или неприятности, мы хотя бы будем готовы. Она отчаянно пыталась не думать о том, что на самом деле стремилась уйти подальше от лагеря, лишь бы не встретиться с Астарионом. Эти мысли разрывали её изнутри, но внешне она оставалась собранной и хладнокровной. Карлах бросила на неё короткий, но понимающий взгляд — её губы слегка дёрнулись, но комментировать не стала. — Разведка? — переспросила тифлингша, хмыкнув. — Заботишься о безопасности или просто хочешь размяться с утра пораньше? Ладно, в любом случае, не помешает проверить, что нас может ждать впереди. Гейл и Шэдоухарт переглянулись и без особого энтузиазма согласились. Их взгляды снова скользнули по эльфийке, но больше вопросов никто не задавал. Не было смысла спорить — предложение звучало вполне разумно. Они быстро собрались и отправились в путь. Лаура, стараясь не поддаваться своим мыслям, шла вперед, чувствуя, как свежий утренний ветер приносил прохладу на её лицо. Она поджала губы, изо всех сил стараясь не думать о том, что на самом деле бежала не только от лагеря, но и от себя самой. Карлах шагала рядом, время от времени напевая что-то весёлое, словно её не беспокоило ничего в этом мире. Шэдоухарт внимательно осматривала окрестности, её настороженные взгляды то и дело скользили в сторону Лауры, словно она пыталась прочитать её мысли. Гейл, шедший рядом, тоже бросал на эльфийку беспокойные взгляды. Он заметно колебался, но, не выдержав, наконец, спросил: — Всё в порядке? Лаура остановилась на мгновение и посмотрела на него, её глаза были холодными, уставшими, и в них отражалась глубокая боль. — Нет, Гейл. Не в порядке. Но говорить об этом я не хочу. Её голос прозвучал жёстко и твёрдо, словно ставя окончательную точку в разговоре. Гейл нахмурился, его обычно дружелюбное выражение лица сменилось мрачной задумчивостью. Шэдоухарт, которая прислушивалась к разговору, бросила на Лауру ещё один подозрительный взгляд, но промолчала. Взгляд мага невольно скользнул вниз, к её шее. Он увидел свежие, но уже зажившие следы, маленькие точечки, которые можно было легко не заметить, если не смотреть пристально. — Опять? — спросил он тихо, избегая лишних слов, но Лаура прекрасно поняла, о чём он. Её раздражение вспыхнуло мгновенно. Она резко повернулась к нему. — Тебе-то что? — резко ответила она. — Ты что, ведёшь учёт? Гейл сжал губы, его лицо на мгновение посуровело. Он не собирался сдаваться. — Я просто беспокоюсь, Лаура… как друг. Её сердце дрогнуло, разрываясь между желанием оттолкнуть всех и благодарностью за заботу. На мгновение она поколебалась, размышляя, что ответить, но затем холодно выдавила улыбку: — Не о чем беспокоиться. Всё нормально. Шэдоухарт, которая до этого терпеливо молчала, наконец, подала голос, её тон был резким: — Ну, твоё опухшее лицо говорит об обратном… Но продолжить разговор не удалось — резкий свист воздуха и громоподобный звук огромных крыльев разорвали тишину. Над ними пронёсся красный дракон, его массивное тело отбрасывало длинную тень, пролетая всего в нескольких десятках метров над их головами. Все они инстинктивно замерли, всматриваясь в небо, пока дракон не скрылся, направляясь куда-то в сторону заставы, что виднелась неподалеку. Оттуда доносились глухие, но отчётливые голоса, явно спорящие. — Чёрт возьми, что это было? — пробормотала Карлах, её рука уже непроизвольно легла на рукоять топора. — Кажется, вот и наш “сюрприз”, — сухо заметила Лаура, хмуро прищурив глаза в сторону заставы.

***

Астарион открыл глаза, и его встретила болезненная реальность — он чувствовал себя так, будто пережил сильнейшее похмелье. Голова гудела, словно кто-то стучал по вискам изнутри, и ему потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать, где он находится. Постепенно его зрение прояснилось, и он узнал палатку Лауры. Самой эльфийки не было — её спальник был пуст, доспехов и оружия не было. На подушке несколько свежих, но уже засохших пятен крови. Он моргнул, пытаясь отогнать туман, заволокший его разум, и нахмурился. Что произошло ночью? И вообще, это чувство… Разве вампиры могут опьянеть? Вино, конечно, он пил и раньше, с него так вампиры не хмелеют, но с крови? Так ещё и вдрызг? Память постепенно возвращалась. Первое, что возникло перед глазами, — охота. Он шел по следам крупного медведя, выжидая удобного момента для удара. Когда он, наконец, вонзил клыки, кровь оказалась густой, насыщенной, почти как у разумных существ — теперь Астарион чувствовал эту разницу. Он выпил её всю до последней капли. Медведь был огромным, и вампир, возможно, переборщил. Опьянение пришло неожиданно, чего он никак не ожидал. Воспоминания о прошедшей ночи медленно всплывали из глубин сознания, как сквозь густой туман. Лаура… её шея, трепещущая под его губами… её мольбы не кусать. Внезапно осознание произошедшего прокатилось ледяной волной ужаса по его телу.  — Чёрт, — прошептал он, прикусив губу, едва сдерживая приступ паники. То, что он вчера сделал — это был не просто голод. Не просто жажда. В эту ночь что-то вырвалось из глубин его души — тёмное, неуправляемое желание владеть Лаурой, подчинить её себе. Все те истинные чувства, которые он прятал, вдруг хлынули наружу. Астарион напрягся, вспоминая её лицо в тот момент. Она смотрела на него с таким отчаянием и болью… Его руки задрожали от гнева на самого себя. Всё, что он строил, все его тонкие манипуляции и завуалированные попытки завоевать её доверие — всё это рухнуло в одно мгновение. И из-за чего? Из-за того, что он потерял над собой контроль! Он не думал, что жажда её крови будет настолько сильной. Вампир прорычал, сжав кулаки. Всё, что было между ними — разрушено. В её глазах теперь будет только страх, ненависть или, что ещё хуже — равнодушие.  Как он мог потерять контроль над собой, даже после охоты? Всё дело было в её крови, в этом он не мог себе лгать. Её вкус оказался чем-то совершенно иным, не похожим на всё, что он успел попробовать с момента своей "свободы". Он должен был бы просто пожать плечами и отпустить ситуацию. В конце концов, эта девчонка ничего не значила. Да, она помогла стать полноценным членом группы, да, они провели вместе пару жарких ночей. Но это всё — разве этого недостаточно? Говорят, что сонная лилия вызывает дезориентирующую эйфорию, и именно это чувство он испытал, напившись её крови. И теперь, как последний наркоман, он готов влачиться за ней ради очередной дозы.  Свобода? А был ли он на самом деле свободен? Всю свою жизнь он жил под пятой Касадора, и теперь, вырвавшись из его тисков, понял, что всё ещё остаётся пленником собственных инстинктов. Всё, что изменилось, это "хозяин". Ради крови этой эльфийки он был готов на всё — продаться снова, стать её верным псом, который выполняет любые приказы ради подачки. — Как же ты жалок, — зло процедил Астарион сквозь зубы, обращаясь к себе. Гнев смешался со стыдом, заставляя его сжать кулаки. Нет, больше этого не будет, как бы сильно ни тянуло. Он сможет справиться. Да, её кровь была особенной, но он хотел, чтобы именно она была зависима от него, а не наоборот. Память вновь вернулась к тому моменту, когда он сорвал с неё одежду. Ужас в глазах Лауры, её дрожь от боли — всё это отзывалось в его душе, вызывая болезненные воспоминания о его собственном прошлом. Эльф прекрасно помнил, как сам когда-то был объектом чужих желаний, мерзких фантазий, как приходилось прятать боль за улыбкой и делать вид, что ему это нравится. Ради того, чтобы угодить, получить что-то взамен. Он подчинялся, чтобы Касадор был доволен. Тогда, как и сейчас, внутри всё бушевало, но тогда ему некуда было направить свой гнев. Он хотел отомстить Касадору. Но Лаура… У него не было причин мстить ей. И всё же почему-то казалось, что через неё он вымещает свою обиду, свою злость на всё, что с ним делали все эти двести лет. Как будто каждый укус, каждое грубое движение — это месть за его собственные страдания. Хотя она не была виновата. Наоборот. Лаура стала первой, кто проявил к нему настоящую, искреннюю ласку и нежность. И, как бы это ни было неприятно признавать, ему это понравилось. Это выбивало из привычного ритма, заставляло чувствовать что-то новое, что-то пугающее. Впервые за много лет он чувствовал, что его видят не просто как оружие, не как слугу, а как личность. А теперь, он уничтожил это своей несдержанностью. Получается, что он сам не лучше Касадора.  Терзания поглотили его. Теперь всего этого не будет, потому что он как последний мудак всё окончательно испортил. — Как я мог быть таким идиотом? — прошипел он себе под нос, резко вскочив на ноги и с силой откинув мешок, лежащий рядом. Что-то выпало из него, но он не обратил на это внимания. Внутри всё кипело, мысли поглощала паника и самоосуждение. Астарион сжал пальцы на своей шее, пытаясь ощутить следы от того, как Лаура прижала лезвие кинжала к его горлу. Конечно, рана уже давно затянулась благодаря вампирской регенерации — даже следа не останется. Но его пальцы всё равно продолжали ощупывать это место, словно напоминая, что он не бессмертен. Он хотел верить, что Лаура не расскажет остальным, что произошло между ними, но в глубине души все же боялся этого. И это гложущее чувство не отпускало, вызывая тревогу. Он поднял голову, прислушиваясь к звукам лагеря. Странно… была какая-то непривычная тишина. Что-то в этом молчании вызывало беспокойство. С трудом подавив внутреннюю неуверенность, эльф собрался с мыслями и решительно вышел из палатки. Лагерь встретил его странной пустотой. Только Лаэзель, Уилл и Хальсин завтракали у костра. Гитьянка первой заметила его появление, приподняла бровь, но вполне невозмутимо сказала: — Хм, ты уже поселился там, — в её голосе чувствовалась нотка язвительности. — Может, коль ты спишь с нашей эльфийкой, поведаешь, куда она пропала? Ещё и половину отряда с собой прихватила. Астарион на мгновение опешил от её прямолинейности, но что-то похожее на самодовольство шевельнулось в душе. Признание его права на Лауру? Это было приятно, но совершенно не знал, что ей ответить. Растерянный, он лишь пожал плечами, но быстро вернул себе обычное надменное выражение лица. — Честно говоря, не имею ни малейшего понятия, — сказал он. — Я только воспользовался её гостеприимством, поскольку вернулся поздно. Заглянул в логово Зентарим. — Он вздохнул, с явным удовольствием добавив. — Их торговец оказался весьма щедр на… прощальные подарки. Не дожидаясь ответа, Астарион двинулся к своим вещам. С лёгким удовлетворением отметил, что Лаура так и не вернула его лук. Открыв мешок, он вынул оттуда пару лёгких доспехов, арбалеты и неплохой клинок. Уилл и Лаэзель, заметив его добычу, с интересом осмотрели её, и вскоре каждый выбрал что-то для себя. — Не думал, Астарион, что ты можешь быть таким бескорыстным, — сказал Уилл, с лёгкой улыбкой оглядывая доспехи. — Обчистить контрабандистов — это смелый шаг. Вампир лишь фыркнул: — Да, я вообще душка, если так подумать. Чего не сделаешь ради… команды, — последнее слово прозвучало с изрядной долей сарказма, но лесть была слишком приятной, чтобы её игнорировать. Астариону было нечем заняться и немного послонявшись по лагерю, задумался, стоит ли разбирать палатку. Останутся ли они здесь ещё на ночь или отправятся дальше? В итоге он решил, что лучше разложиться, чем оставаться в неведении. Обычно с этим помогала Карлах, но её не было. Взгляд упал на друида, сидевшего неподалёку. — Хальсин, — Астарион смягчил голос, пытаясь звучать как можно любезнее, что ему не слишком нравилось, — не поможешь с палаткой? Обычно Карлах помогает с тяжестями, но её сейчас нет. Друид поднял взгляд, его выражение было дружелюбным, но слегка отстранённым. — Конечно, — ответил он, легко вставая на ноги. С его помощью работа шла быстрее, и уже через полчаса палатка была готова. Астарион довольно хмыкнул. Всё шло не так уж и плохо. В лагере больше не было откровенной неприязни к нему, как это бывало вначале. И если подходить к делу с хитростью, общаться почаще, использовать шарм и немного лести, то можно будет укрепить свои позиции. Немного хитрости, пара удачных жестов, и, возможно, его станут воспринимать совершенно иначе. Это казалось логичной стратегией, которая могла бы спасти его от возможных последствий. Решив не терять времени, он направился к палатке Лауры, чтобы забрать забытый спальник. Пока он был там, взгляд упал на массивную книгу, ту самую, которую они захватили из тайника некроманта. Очевидно, она выпала из мешка, когда он пнул его в приступе гнева. На секунду он задумался, потом всё же решил забрать её с собой. Сейчас у Лауры слишком много других забот, чтобы помнить о ней, а он мог бы взглянуть одним глазком, а потом вернуть. Её внимание вряд ли будет направлено на такую мелочь. Не успел он даже открыть книгу, как услышал шум снаружи. Радостные крики Карлах, ироничные фразы Шэдоухарт, бодрое приветствие Гейла в сторону Уилла, и тихий зов Лауры, обращённый к Лаэзель. Астарион нахмурился, напряжение снова сжало его изнутри. Почему её голос был таким хриплым? Он уже собрался выйти, но не решился. Ему пришлось признаться самому себе, что сейчас он не готов смотреть ей в глаза… и уж точно не в присутствии остальных. Он напряг слух, пользуясь тем, что палатка Лаэзель была неподалёку, и мог расслышать разговор. Карлах рассказывала о драке с гитами, упомянув что-то о драконе. Астарион удивлённо приподнял брови — дракон? Здесь? Он напряжённо вслушивался в продолжение, когда Лаура внезапно заговорила с Лаэзель о чём-то более серьёзном. — …мы увидели, как они спорили с Кулаками и подкрались. И ты бы видела, что сделала наша жрица. Думаю, ты теперь будешь её уважать. Ненадолго воцарилась тишина, и Астарион почти мог представить, как Лаэзель сверлит Лауру взглядом. — Говори, — произнесла Лаэзель. Лаура продолжила: — Насчёт того драконьего всадника… Дай я тебе покажу… Затянувшаяся пауза намекала на то, что Лаура использовала силу иллитидского паразита, чтобы показать Лаэзель увиденное. Астарион ощутил легкую вибрацию, но решил не пытаться подсматривать — они бы сразу поняли, что он подслушивает. Всё, что оставалось, это ждать. Вскоре раздался голос Лаэзель, полный восторга: — Восс! Джестил-китрак! Великий воин, защитник Влаакит! Он бы отвёл нас прямиком в Ясли. Но теперь он наблюдает за нами с небес, как ястреб, а мы его добыча. Она помолчала, будто обдумывая увиденное. — Вы что… добыли его меч? Шэдоухарт просто кинула заклинание и… Невероятно! — впервые в голосе Лаэзель он уловил нотки искреннего восхищения. — Такими мечами могут владеть только гитьянки, верно? — спокойно спросила Лаура. — "Лишь дети Гит могут носить клинки из серебра, если только гитьянка не даст разрешение другим в особых обстоятельствах", — процитировала Лаэзель. — Паразиты у нас в головах — это достаточно особый случай. Я разрешаю вам использовать меч. Лаура с любопытством спросила: — А что такого особенного в этом серебряном мече? Гитьянка сдержанно объяснила: — Серебряный клинок — это не просто оружие. Он является продолжением твоей воли. Тебе достаточно лишь подумать о том, что меч должен ударить, и он ударит. Он направляет твою руку. В каждом клинке заключена частица Живых врат — портала, сотканного из кошмаров. Звук стали нарушил тишину, видимо, Лаура передала меч Лаэзель. Шорохи и тихое восхищение гитьянки подтвердили это. — Цк-ва… неожиданное осложнение, — пробормотала гитьянка. — Но это впечатляет. Любого другого бойца превратили бы в труп на обочине дороги. А вы сражались с ним? Поразительно! — "Впечатляет"? — удивлённо спросила Лаура. — Это самое приятное, что я когда-либо от тебя слышала. — Если "приятное" означает "правдивое", то да. Я необычайно к тебе добра, — фыркнула Лаэзель. Астарион напрягся, уловив в голосе гитьянки нечто… большее. Лаэзель вдруг, резко сменив тон, призналась: — Я хочу кое в чем признаться. Я судила тебя слишком поспешно. Я думала, у тебя нет ни мозгов, ни храбрости. Думала ты снулая рыба. — А теперь? — с лёгкой усмешкой поинтересовалась Лаура. — Теперь… ты заслужила моё уважение и даже больше. Ты доказала, что у тебя есть мозги. Проявляешь сметку и волю как в бою, так и вне его. Ты отломишь рога дракону, чтобы бросить их в другого. И ты уж точно не снулая рыба. Ты пахнешь так, что у меня мурашки по коже, — заявила Лаэзель. Астарион чуть не поперхнулся, ошеломлённый её словами. Лаура, похоже, тоже была удивлена, её голос дрожал от смеха: — Погоди, ты что, флиртуешь со мной? — Разве это не очевидно? — спокойно ответила Лаэзель без малейших признаков смущения. — Я хочу тебя попробовать. Сегодня вечером или позже. Но я этого хочу. В воздухе повисла напряжённая тишина. Что? Астарион почувствовал, как в нём поднимается волна гнева. Он прекрасно знал, что Лаура могла привлекать других. Это было ожидаемо, но Лаэзель? Причём гитьянка знала, что они спят вместе, и это её не смущало? Сначала он пытался убедить себя, что ему всё равно. Но почему-то эта ситуация была для него невыносимой. Ему хотелось, чтобы Лаура отказала. Однако то, что он услышал дальше, взбесило его ещё больше. — Да, — тихо ответила Лаура, и в её голосе звучала та самая знакомая хрипотца. — Я не против. Это будет… интересно. Но точно не сегодня. Тихое «Цк-ва» вырвалось у Лаэзель, но она явно была довольна: — Возможно, как-то вечером, я приду к тебе и возьму то, что принадлежит мне по праву. А до тех пор… я буду наслаждаться тем, как ты пахнешь. “По праву?" Астарион чуть не зашипел от ярости. Что за чушь она несёт? С чего она вдруг решила, что Лаура ей что-то должна? Эта высокомерная тварь! Они едва общались до этого. Откуда такая наглость? Его мысли кипели от негодования. Лаура рассмеялась, но в её смехе слышался намёк на иронию: — Ну-ну, Лаэ, принадлежу по праву? Серьёзно? На меня уже пытались заявлять права. Кажется, я вполне свободна в своих желаниях и правах с кем проводить ночи. Лаэзель фыркнула, словно её это даже не затронуло, и вернулась к более деловитому тону: — А теперь о главном: ясли находятся недалеко от того места, где вы встретились с Воссом. Мы должны немедленно отправиться туда. Если только ты не хочешь отрастить липкие щупальца во всех местах, где их раньше не было. Лаура тоже быстро сменила настроение и сосредоточилась на деле: — А если китрак Восс отыщет нас до этого? — Держи меня при себе, и я напомню ему устав. Долг моих собратьев — помогать заражённым гитьянки, — с уверенностью заявила Лаэзель. — Хорошо, — ответила Лаура с едва скрываемой усталостью. — Тогда сегодня ночуем здесь. Завтра отправимся в Ясли. Пойду к себе. Я устала как собака и лягу пораньше. Не беспокойте меня. Шорох полога палатки и звук шагов по гравию заставили Астариона замереть на месте. Он слышал, как эльфийка уходит, и чувствовал, как внутри него всё кипит. Её слова о "правах" были резким напоминанием ему о том, что она свободна в своих действиях. Но от этого было только хуже — мысль о том, что кто-то другой может претендовать на неё, вызывала в нём почти физическую боль. Гнев, стыд и страх смешались в его душе. И несмотря на все сомнения и внутренние терзания, желание пойти к ней и извиниться перевесило все остальные чувства.  Собравшись с мыслями, он вышел наружу. Солнце уже садилось, окутывая лагерь мягким золотистым светом. Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь шорохом листвы. Астарион заметил, как Шэдоухарт, сидевшая у костра, посмотрела на него, прищурив глаза, но он лишь бросил мимолётный взгляд, погруженный в собственные думы. Подойдя к палатке Лауры, он на мгновение замер у входа, прежде чем решиться войти. Эльфийка сидела по пояс обнаженная перед зеркалом, внимательно рассматривая свою шею. Взгляд Астариона скользнул к её запястьям, и с ужасом заметил синяки, которые проступили на её коже. В этот миг его охватила волна эмоций — осознание её уязвимости и раздражение на самого себя за то, что он был источником её страданий. Хрупкая фигура девушки перед ним вдруг стала отражением его собственного прошлого, когда он тоже был беззащитным, жертвой чужой жестокости. Эта мысль заполнила его душу горечью. Эльф вдруг понял, что видит свою собственную боль в её страданиях. Он был бессилен в этом моменте, его сердце сжалось от осознания своей ошибки. Девушка вздрогнула, услышав его шаги, и обернулась. На её лице сначала отразилась растерянность, но в следующее мгновение оно побагровело от ярости. Она резко вскочила, и в ту же секунду рядом с его ухом просвистел кинжал, который она метнула. Лезвие вошло в балку позади него, оставив трещину в дереве. — Тебе хватило наглости прийти сюда?! — закричала она, прикрывая грудь рукой и всем телом поворачиваясь к нему. Её лицо перекосило от злости. — Убирайся прочь! Только подойди — и следующий нож вонзится тебе между глаз! Выметайся! Астарион застыл. Гнев, острый и клокочущий, вспыхнул в нём мгновенно, но был направлен на него самого. Какой же он был глупец, думая, что может просто прийти и загладить свою вину. Он чувствовал себя жалким. Это была не просто ошибка — это была катастрофа. Слишком рано, слишком неуместно. И её ненависть, её взгляд, лишь усиливали его собственное отвращение. Стоять перед ней было мучительно. Каждая секунда напоминала о его слабости. Но что хуже всего — он снова оказался в ситуации, где не мог ничего контролировать. Всё это казалось теперь абсурдом. И в тот же момент перед ним снова возник его собственный образ, запуганный, избитый, изломанный. Он снова чувствовал это ужасающее чувство беспомощности, как тогда под властью Касадора. Развернувшись, эльф выскочил наружу, не глядя на застывшие лица спутников. Шэдоухарт бросила на него долгий, колючий взгляд, её губы сжались в тонкую линию, но не сказала ни слова. Астарион не замечал ничего вокруг, ноги сами вели его к своей палатке. Уже позже, лёжа на постели, он пытался заснуть, но сон не приходил. Его голова была забита мыслями о том, как всё пошло не так. Образ Лауры, с её полными ненависти глазами, преследовал его. Она не просто злилась — она презирала его, и это ощущение разрывало его на части. Её ярость была слишком знакома, напоминала о тех временах, когда он жил у Касадора. “Ты — ничто. Как был никем, так и остался,” — этот внутренний голос не давал ему покоя. Он забылся беспокойным сном лишь поздно ночью.  Астарион проснулся позже всех. Едва рассвет пробился сквозь щели в палатке, он понял, что снова не выспался. Ночь прошла в мучительных кошмарах. Вновь и вновь в его голове проигрывались обрывки прошлого, сцены из времени, когда он был рабом Касадора. Он видел себя на коленях, униженным и сломленным, выполняющим каждый приказ хозяина. Он резко поднялся, стараясь оттолкнуть от себя остатки сна, но его разум оставался в тумане. Каждая ночь в плену прошлого напоминала ему, насколько он был и остаётся связан своей прошлой жизнью. Это никогда не закончится. Ему нужно поговорить с Лаурой. Она ненавидит его. И у неё есть на то право. Но, чёрт возьми, ему нужно вернуть её доверие, хоть ради того, чтобы вновь пить её кровь. Без неё он, конечно, не пропадёт, но жизнь будет невыносимой, особенно, когда она всё время рядом. Всё должно вернуться на свои места. Выйдя из палатки, Астарион заметил, что остальные уже давно на ногах. Кто-то складывал свои пожитки, другие перекусывали перед долгим днём, но его взгляд сразу нашёл Лауру. Она стояла неподалёку, её лицо было осунувшимся, глаза покрасневшими. Плакала? Она говорила с Гейлом, но, уловив движение, бросила на вампира короткий взгляд, полный ярости и презрения. Астарион нахмурился. “Это будет сложно," — промелькнула мысль. Он тяжело опустился на камень неподалеку, схватился за голову. Проклятый сон снова всплыл в сознании. Все те ужасы, что он пережил, возвращались вновь и вновь, разрывая его разум. — Выглядишь паршиво, — раздался громкий голос Карлах. Он поднял взгляд на тифлингшу. Хотелось ответить грубостью или съязвить, как обычно, но сил не было. — Просто плохо спал. Кошмары снова меня достали, — отозвался он с заметной усталостью. Карлах наклонилась ближе, с интересом изучая его. В её глазах сверкала смесь заботы и любопытства. — И что тебе снилось, если не секрет? Что вообще снится вампирам в страшных снах? Солнце? Осиновые колья? — она хохотнула, довольная своей шуткой. Лёгкое раздражение поднялось в груди Астариона. Он сжал зубы, но всё же ответил: — Касадор. Мой бывший хозяин. Карлах приподняла бровь, явно удивлённая таким откровением. Она явно не ожидала такой серьёзности от него. Но прежде чем она успела что-то сказать, её перебила Лаура: — На-а-адо же… Ты и Касадор? — её голос прозвучал с холодной, язвительной насмешкой. Астарион повернулся к ней, не понимая, что она хочет этим сказать. Эльфийка презрительно оскалилась, бросая свои вещи в рюкзак, но её глаза не отрывались от него. — Удивительно. Так, значит, тебе нравится, когда у тебя есть "хозяин", да? В спальне или не только? Эти слова резанули его по живому. Мгновение он думал, что ослышался, но нет. Она знала, что бьёт по самому больному. Она знала о его прошлом, знала о том, как ему тяжело говорить о Касадоре. Но её это не остановило. Она нарочно насмехалась. В этот миг все сожаления, что копились внутри него, испарились. Астарион почувствовал, как в нём вскипает жгучая ненависть. Все его ночные терзания, вся боль, которую он хотел загладить, внезапно исчезли. Девчонка сама выбрала этот путь. Не успев осознать, что делает, быстрым движением он подскочил к ней, и прежде чем она успела понять, что происходит, короткая подсечка — и Лаура с грохотом упала на землю спиной. В тот же миг Астарион придавил её коленом к земле, его рука сжалась на её шее. — Знаешь, что нас отличает от животных? — прорычал он, наклоняясь к её лицу. — Способность делать выбор. Я сделал выбор, когда пошёл с тобой. Пёс сделал бы это инстинктивно, из потребности. Но ты… посмеешь ещё раз так заговорить со мной — я убью тебя не по выбору… Его резко оттянули назад. Он почувствовал, как несколько рук хватают его, удерживая от дальнейших действий. Гейл и Лаэзель, их лица мелькнули перед его глазами, но он не видел их. Его взгляд был прикован к Лауре. Она всё так же смотрела на него, но в её глазах не было страха, только лёгкое удивление. Она осознавала, что сказала, и, похоже, это её совершенно не пугало. — …а инстинктивно. Из потребности послушать, как ты орёшь, — закончил он, не отводя взгляда от её наглых глаз. На миг в лагере повисла тишина. Астарион вырвался из рук мага и гитьянки, бросив презрительный взгляд на них. Кто ж теперь будет её верным псом? Не оборачиваясь, он направился к своей палатке. Внутри головы бушевала ярость, а в мыслях стучало одно желание — послать их всех к дьяволу и уйти. Но слабый голос разума шептал, что без них он обречён. И, что если он уйдёт, никогда не приблизится к пониманию того, как избавиться от проклятого паразита или хотя бы, как контролировать его.