Своими глазами

3 мая 1998,

через день после битвы за Хогвартс

В Большом зале Хогвартса красные лучи солнца заливали все пространство, проникая сквозь верхние окна и сияя на частично обрушившемся заколдованном потолке. Гарри спустился из гриффиндорской башни, чтобы присоединиться за ужином к своим друзьям. Он сам не знал, сколько часов спал. Теперь, когда его миссия была завершена, мысли Гарри были пусты и медленны. Тело, вновь прошедшее через смертельное заклинание, ощущалось вялым и слабым даже после долгого отдыха. Внутренний голос, виновник его многих плохих и хороших идей, никак не появлялся, оставляя его внутри собственной головы в полнейшем одиночестве. Гарри шел по полупустым коридорам, рассматривая частицы пыли и пепла, парящие в воздухе. Невольно вдыхал их и пытался вспомнить свой последний сон. Подходили к концу первые сутки после окончания войны. Гермиона с Роном сидели за скромно накрытым столом совсем рядом друг с другом, хотя места вокруг было полно. Гарри был уверен, что их плечи соприкасаются при каждом неловком движении. Ближе к выходу из замка разместилась остальная часть семьи Уизли. Гарри помнил, что там стоит гроб с телом Фреда. Гермиона заметила его, помахала рукой и слабо улыбнулась. — Мы не рискнули тебя разбудить… Вот, держи пирог. Взяла для тебя с кухни немного, думала, что занесем его тебе в спальню потом. Гарри коротко кивнул, поставив тарелку на грязный от каменной пыли стол. Взгляд у Рона был опустошенный, впрочем, как у всех выживших в битве за Хогвартс. Друг смотрел в противоположный конец зала, где в гробах лежали тела их друзей и родных. Множество других людей, вставших на защиту Хогвартса, но совершенно не знакомых Гарри, тоже лежали в каменных гробах. Он заставил себя осмотреть весь ряд. Сердце прострелила сильная боль. Пару раз вдали мелькнули длинные рыжие волосы Джинни, но сейчас он совершенно не находил в себе сил для разговора с ней. Гарри сильно сжал челюсти и с трудом сглотнул вязкую слюну. — Где его труп? Брови Гермионы поползли вверх. — Чей, Гарри? — Реддла. Я надеюсь, его не оставили тут с остальными? Рон, чье апатичное выражение лица едва ли изменилось, произнес: — Макгонагалл с Кингсли вынесли куда-то на улицу. Я видел, пока помогал расчищать остатки завалов камней, под которыми погиб Фред. Они некоторое время молча доедали ужин. Гарри думал, сказать или не сказать. — Как вы спали? Кому-нибудь что-то снилось? Гермиона кивнула. — Всё мелькали вспышки заклинаний перед глазами, как будто битва все еще идет. И огонь… Адское пламя снилось… Будто мы не успели спастись из… — Да, я понял, — Гарри кивнул ей, давая возможность не продолжать фразу. — А тебе, Рон? — Я почти не спал. Сидел со своей семьей. Потом на пару часов вырубился. Ничего не помню, снилось что-то или нет. Гарри промолчал, сильнее сжимая в руке свою недавно восстановленную палочку. Он рассматривал ее так внимательно, словно на ней были написаны какие-то неведомые никому ответы. Гермиона, как всегда более наблюдательная, чем Рон, спросила: — Гарри, а ты? Тебе что-то приснилось? Поттер не знал, стоит что-то говорить или нет. Проспав больше суток, он все равно ощущал себя неимоверно уставшим. Словно весь груз, что он нес последние несколько лет, не испарился после смерти его врага, а окончательно обрушился на него с неимоверной силой. Он не знал, стоит ли ему продолжать мучать своих друзей, но, ещё раз взглянув в их осунувшиеся лица, решил соврать. — Спал, как убитый. Гермиона слегка сощурила свои глаза, но после в них загорелись веселые искры. — Учитывая, что вчера ты и правда умер… Выглядишь не так уж и плохо. Гарри откусил кусок пирога, но в горле от собственной лжи стоял ком. С трудом проглотив запечённое тесто, он проговорил: — Мой шрам не болит. После стольких месяцев, даже лет — наконец-то я не ощущаю чужого присутствия в своей голове. Это была правда. Привидевшийся ему сон никакого отношения к шраму не имел. — Ни вспышек гнева, ни маниакальной радости? — Если только мои собственные, но не чужие уж точно. Друзья улыбнулись ему. Даже опустошенный взгляд Рона немного оживился, и Гарри решил, что поступил правильно. Пусть они залечат свои раны и отгорюют как полагается. Может, это и правда бредовый сон. — Так странно ощущаются мысли… Знаете, будто внутренний голос пропал. Какая-то мертвая тишина в голове, — Гарри заметил, как нахмурилась Гермиона, и решил, что стоит сменить тему. — Как думаете, Волдеморт мог стать призраком после смерти? Миона отрицательно покачала головой. — Я думаю, что нет. Его душа была расколота, разве не так? А собрать заново он её не может, он не способен раскаяться. — Когда я умер, там, на призрачном вокзале Кингс-Кросс, я видел один из осколков его души. Тот, что всегда был внутри меня. Омерзительный младенец с ободранной кожей, лежащий под скамейкой, как чья-то выброшенная вещь. Почему-то тогда я не смог даже ощутить к нему жалости. — Он не достоин жалости, Гарри! Скорее всего он навечно останется там, где ты его видел. Ему нет хода ни к живым, ни к мертвым. Он получил так желаемое им бессмертие. Что-то внутри Гарри дернулось от этой мысли. — Только цельная душа может стать призраком? А вдруг какой-то его крестраж… — Гарри, он мертв. Окончательно мертв. Я понимаю, в это сложно поверить. Но нам казалось, ты был в этом убежден больше нас всех! Что случилось? Гарри с трудом улыбнулся подруге. — Наверное, мне тоже нужно время, чтобы в полной мере все осознать. Пойду поговорю с Кингсли, если найду его тут. Среди небольших групп учеников и немногочисленных членов Ордена Феникса, Гарри высмотрел Кингсли Бруствера, окруженного сотрудниками Министерства. От стеклянной линзы чей-то колдокамеры отразился красный луч закатного солнца. Темнокожий мужчина увидел его приближение и помахал рукой, приглашая подойти ближе. — Гарри, как ты себя чувствуешь? Хоть немного лучше? Кингсли сам выглядел паршиво. Покрасневшие уставшие глаза выдавали его с головой. Гарри кивнул. Ему не хотелось перетягивать на себя чужое внимание. — Вечером будут похороны. Все близкие погибших согласились с тем, что защитники Хогвартса должны упокоиться у его стен. Там, недалеко от могилы Дамблдора, сейчас ведутся работы. Гарри кивнул еще раз, почувствовав себя еще хуже, чем минуту назад. С речью у него сегодня не складывалось. — Я хотел спросить, куда вы дели его тело? Волдеморта. Вы же не собираетесь хоронить его тут? Министерские работники, стоящие недалеко от них, ощутимо вздрогнули. Кингсли, впрочем, перенес звук этого имени лучше. — Об этом уже не придется беспокоиться. Сегодня утром с ним было покончено. Никто не хотел, чтобы это тело оставалось рядом с теми… кого он убил, или еще хуже, чьих близких он убил. — Как вы его уничтожили? Кингсли улыбнулся Гарри, словно пытаясь поддержать. — Минерва все взяла на себя, как будущий директор. Выполнила свой последний долг перед бывшим учеником этой школы. Сожгла его прах в Адском пламени. Самое верное решение, туда ему и дорога. — Пепел тоже уничтожили? Кингсли слегка удивился вопросу, но не переспросил. — Пепла почти и не осталось. Развеяли у разрушенной стены тут недалеко. Гарри, его больше нет. Отдохни и больше не беспокойся. Предоставь нам разобраться со всеми оставшимися проблемами. Ты такой подвиг совершил. Но сейчас все твои трудности позади. Поттер коротко кивнул в третий раз и, развернувшись, вышел из-под стен замка в сторону глади Черного озера. Вода, раскрашенная заходящим солнцем, сияла алым цветом. Сев у берега на свежую весеннюю траву, он окинул взглядом уже начавшиеся работы по восстановлению хогвартских башен и стен. Где-то вдалеке виднелась маленькая фигурка Флитвика, расчищавшего с кем-то груды камней. Мир постепенно погружался в вечерний сумрак. — Ты сдох. Умер. Все на этом, — звук его голоса растворился в вечернем воздухе. — Тебя больше не существует, вот что! «Во сне перед взглядом Гарри расстилалась поляна, сильно вытоптанная и усыпанная камнями разной величины. Минерва Макгонаггал заклинанием левитации подняла в воздух длинное бледное тело. Взгляд Гарри зацепился за полуприкрытые веки, из-под которых виднелись помутневшие глаза. Они уже не были красными, напротив, потемнели, словно вернулись к тому цвету, с которым этот человек когда-то родился. Ему никто не прикрыл веки, чтобы соблюсти традиции захоронения. Этот труп был неприкасаемым, как заразная или проклятая вещь, которую все обходили стороной. В некотором отдалении от Макгонаггал застыл Кингсли, еще дальше — два незнакомых Гарри сотрудника Министерства. Чья-то колдокамера валялась прямо на земле у каменного гроба. Но Поттер практически не обращал на них внимания, неотрывно уставившись на высокого черноволосого юношу, что стоял совсем рядом с зависшим в воздухе трупом. Никто, кроме Гарри, не видел этого человека. Том Реддл оцепенело следил за сожжением собственного тела. Гарри видел, как в его глазах вспыхнул ужас осознания, как дрогнули тонкие губы, будто в забытьи зашептавшие невнятные слова. Гарри же просто не мог понять, что с ним самим происходит? Почему Реддлов двое, пусть один из них и труп? Почему он вообще выглядит живым, хотя и несколько призрачным? Почему Реддл разговаривает с какой-то женщиной, и сам Гарри наблюдает за ним из её тела? Точеные черты лица Реддла исказила привычная хладнокровная ярость, но Гарри было не обмануть этой маской. Он видел на дне чужих глаз отчаянный страх загнанного в угол зверя. Странно было только, что тот не стал надрываться и кричать, не впал в истерику. Том Реддл из последних сил пытался сохранить лицо. Поттеру показалась абсурдной сама мысль о том, что его враг в состоянии контролировать себя, когда сбылся его самый сильный страх, от которого он убегал всю свою жизнь. Но тот, наблюдая за падающим пеплом от своих останков, стоял ровно, будто примерз к хогвартской земле». Гарри дернул головой в отрицании. — Пошел ты. Пошел ты, Том. Это был просто сон. Сон. ***

начало августа 1998,

три месяца после битвы за Хогвартс

Весна быстро сменилась очень жарким и душным летом. Гарри жил у Уизли в Норе, пытаясь заново привыкнуть к мирному времени, простым бытовым проблемам и радостям. Они снова были с Джинни, и одно это событие окупало для него все страдания прошлого. Часто, закрывшись в ее комнате, они целовались часы напролет. Он любил ее невозможно сильно. — Знаешь, я вспоминал тебя, вкус твоих губ и запах волос, прямо перед смертью, — Гарри лежал рядом со своей девушкой на кровати. Ее тяжелые длинные волосы блестящей волной раскинулись по подушке. — Когда он наставил на меня Старшую палочку, в моих мыслях был тот твой поцелуй. Это помогло отогнать страх. Он только сейчас, спустя три месяца после битвы за Хогвартс, решился поделиться тем, что чувствовал тогда. Весь кошмар той ночи он не мог пересказать Джинни, но это и не требовалось. Для нее те события были не меньшим ужасом. Умирать всегда проще, чем смотреть на смерть близких людей — эту простую мысль Гарри понял для себя очень давно. Джинни придвинулась к нему еще ближе, оставив мягкий поцелуй на губах. — Я увидела тогда твое тело… Перед глазами помутилось, я что-то кричала… — Ты звала меня по имени. Я слышал твой крик, так хотел дать знать, что жив, но не мог. Джинни вновь поцеловала его, на этот раз сильнее. Ее губы были настойчивы, практически требовательны. Он уступил ей инициативу, хотя настроения для продолжения близости у него не было. Под закрытыми веками мелькали воспоминания. Словно почувствовав его состояние, она остановилась. — Я хотела спросить, но все как-то не до того было. Почему ты решил доучиться в Хогвартсе? Вам же Кингсли предложил сразу в авроры идти. Уже мог бы начать работать. Рон из-за тебя тоже передумал, хотя уж он-то точно не фанат учебы. Гарри слегка пожал плечами. — Кингсли очень нужны авроры, чтобы разобраться с остатками сбежавших Пожирателей и другого сброда. Но я пока не чувствую в себе сил для того, чтобы в очередной раз выйти и рискнуть жизнью. Я хочу хотя бы один спокойный учебный год. У меня такого никогда не было. Настоящая причина была в другом, но он не сказал ей. Гарри до сих пор ощущал странную пустоту, будто часть смысла жизни исчезла, а новая все еще не появилась. Он пытался понять, готов ли он продолжать идти к своей старой мечте — стать аврором, или это желание умерло вместе с ним на поляне в Запретном лесу. — Теперь тебе не о чем беспокоиться. Я рада, что вместе с тобой закончу школу. Кто бы мог подумать… — она слегка пихнула его кулаком в плечо. — Мы теперь однокурсники. Гарри улыбнулся ей. — Ты, кстати, права. Рон бы ни за что не пошел учиться еще один год, но Гермиона и я идем, так что он смирился. — Вам все равно поставят «Превосходно» за все экзамены, я уверена. Гарри несколько покоробила эта фраза, но он не стал ее комментировать. Внутри опять поднимались странные, мучительные чувства. Достойным отличных оценок он себя вовсе не считал. Впрочем, настойчивый голос в его голове утверждал, что не только оценок. Смерти его погибших друзей и близких каждую ночь являлись ему во снах, столь детальные и яркие, будто произошли секунду назад. Все, кого он не успел спасти. Хуже снов про погибших друзей было только ожидание того, придёт ли в его сны вновь тот самый человек из его прошлого. В мыслях Гарри вспыхнула злая ирония: прошлого, настоящего и, видимо, будущего. Ему нужно было время, чтобы проверить это. ***

31 августа 1998,

4 месяца после битвы за Хогвартс

Гарри запихнул свой багаж на верхнюю полку и сел поближе к окну. Джинни, прикрыв дверь купе, разместилась рядом с ним, и он заметил, как глаза девушки засияли искренней радостью. Гермиона уже достала какую-то книгу, собравшись читать ее по дороге в Хогвартс, а Рон пытался отвлечь ее от этого, за что получил увесистым томом по голове. Вся их компания в сборе, как в старые времена. Казалось, все трое — Джинни, Рон и Гермиона, вели себя совершенно нормально, почти так же, как до войны. Гарри смотрел на них и не понимал, почему он на это не способен. Четыре месяца после победы прошли очень быстро, только он чувствовал себя едва ли лучше. Отвернувшись от друзей и устремив взгляд на пейзаж за окном, Гарри попытался взять под контроль терзавшие его мысли. Он с самого утра был в напряжении, которое скрывал ото всех. Ночью накануне кое-что произошло. Гарри знал, что друзья не знают этого, но их совершенно обычное поведение, глупые подколки и шутки — все это так сильно начало его раздражать, что сил держать лицо уже практически не осталось. — Я выйду ненадолго. Поттер протиснулся в дверь купе, с чувством небольшого облегчения вдыхая прохладный воздух. Правда, спустя мгновение на его лице все же проступила ярость. Быстро дойдя до туалета, Гарри закрыл на щеколду дверь, произнес заглушающее заклинание и изо всех сил ударил рукой по деревянной стенке. — Будь ты проклят! Реддл! Будь ты проклят! Прошлой ночью он впервые занимался с Джинни любовью. Он чувствовал себя крайне неловко, особенно когда девушка начала брать на себя инициативу. Они уже много дней планировали это, переходя ко все более и более откровенным ласкам, но Гарри словно что-то сдерживало. Раньше ему нравилось, что Джинни способна прямо говорить о своих желаниях и действовать первой, когда это нужно. Чувства вспыхивали в нем и накрывали жаркой волной. Но стоило только дойти непосредственно до полового акта, как на него обрушилось множество противоречивых ощущений. Все было как-то слишком нежно… Все было совсем не так, как ему хотелось, но он не рискнул это сказать. Он должен быть аккуратен с ней, он знал это, но перед глазами вспыхнуло красное марево, и Гарри увеличил темп проникновения, сделав его более резким и требовательным. Он сильнее прижал ее к кровати, навалившись всем телом. Ему хотелось сжать ее руки и лишить ее возможности двигать ими. Он хотел получить больше контроля, и, попытавшись сделать это, тут же получил отпор. С усилием рука Джинни оттолкнула его от себя, стоило ему только попробовать сжать одно ее запястье. Девушка ничего не сказала ему, но для этого слова и не были нужны. Когда все закончилось, они лежали в кровати и смотрели друг другу в глаза. В какой-то момент он пожалел, что Джинни не владеет легилименцией. Она бы увидела тогда, как он растерян. Вместо того, чтобы сказать ей о своих чувствах, он спросил про какую-то незначимую чушь, и они проговорили друг с другом еще около получаса. Пусть так, лишь бы не обсуждать то, что сейчас произошло. Незначимой чушью по странному совпадению был вопрос про времена открытия Тайной комнаты на его втором курсе. Их с Джинни общие воспоминания и практически разделенная на двоих смерть. Стоило признать, его разговоры с ней часто заканчивались обсуждением прошлого опыта, граничащего со смертью. Он никак не мог оставить эту тему в покое. Джинни уснула, и Гарри еще некоторое время после этого только делал вид, что спал. Мозг не мог успокоиться и прийти в себя. Все казалось странным и не таким, как должно было быть. Он испытал удовольствие от их первой близости, хоть это и было лишь короткое мгновение, пока Джинни не дала понять, что его контролирующие замашки неуместны. После этого пришло чувство брезгливости к самому себе. Почему он ощущал себя так, Гарри объяснить не мог. Он заснул только под утро, когда организм вымотался окончательно. Но лучше бы он не спал вовсе. «Гарри словно наблюдал за собой со стороны. Вот его футболка, неряшливо свисающая с края кровати и почти упавшая на пол. Руки Джинни обхватывают его за шею, то прижимают ближе, то отталкивают. Со стороны он выглядел еще более нелепо, чем представлялось ему в процессе. Гарри заметил на своем собственном лице лихорадочный румянец и взгляд глаз, которые сам бы он никогда не назвал возбужденными. Скорее взволнованными и испуганными. У противоположной от кровати стены в кресле сидел человек, облаченный в шелковую черную мантию. Его длинные ноги, сложенные одна на другую, перегородили собой проход к двери. Брюки со стрелкой и глухо застегнутый ворот рубашки показались бы Гарри нелепыми и старомодными, если бы только столь сильно не шли этому человеку. Он был совершенно естественен в этой формальной одежде. Мужчина смотрел в окно, и Гарри не мог разобрать черт его лица, но вот силуэт и прическа были ему неумолимо знакомы. Реддл слегка повернул голову и его четкий профиль исказился едва заметным гневом, медленно переходящем в отвращение. Он смотрел на них с Джинни. Гарри знал это лицо, этот блеск глаз! О, как он мог не знать! На бледную кожу Реддла не падали лучи теплого света от наколдованных Джинни огоньков. Будто призрак, пришелец из потустороннего мира, он настолько не вписывался в эту комнату, что Гарри пробрала крупная дрожь. Услышав со стороны кровати собственные стоны, Поттер уже вовсе не знал, что чувствовать. Стыд был невыносим. Ужасное, отвратительное ощущение. На лице Реддла, уже не таком юном, как он видел в своем прошлом сне, расползлась пугающая улыбка. Он медленно поднялся и невесомой, мягкой походкой подошел совсем близко к лежащей на кровати парочке. В какой-то момент Поттеру показалось, что Реддл едва не рассмеялся — настолько широким стал чужой оскал. Гарри не мог определить, сколько времени он в шоке смотрел на развернувшуюся перед ним картину. Высокая фигура Реддла возвышалась над кроватью, в которой они с Джинни ласкали друг друга». Поттер проснулся в холодном поту с ощущением, что его вот-вот вырвет. Сейчас же, в туалетной кабинке Хогвартс-экспресса его завтрак и правда вырвался наружу. Парня сотрясала сильная дрожь, пока он пытался привести себя в порядок. Во рту оставался горький привкус, который никак не смывался водой. ***

ноябрь 1998,

6 месяцев после битвы за Хогвартс

Гермиона утащила Гарри с собой сразу после ужина под предлогом похода в библиотеку. Рон и Джинни странно покосились на них, но ничего не сказали — у Гарри и правда появились кое-какие долги по учебе. Отсутствие в этом году смертельной опасности никак толком не сказалось на его академических успехах. Он был вынужден признаться себе, что просто не в состоянии заставить себя заниматься тем, к чему не испытывал подлинного интереса, в чем не видел для себя практической необходимости. Впрочем, иногда его посещали мысли и похуже. Зачем вообще теперь заниматься и учить что-то новое, если он уже сделал для магического мира все, что мог. Его роль выполнена и дальше ничего великого ему уже не светит, а значит стоит ли прикладывать усилия? Но потом он думал о том, что даже призрачный Реддл из его снов может быть опасен. Он знал этого человека — тот не умел сдаваться. А значит не сдастся и сам Гарри. Он находил в этих мыслях некий притягательный смысл и опору для себя. К тому же, остатки последователей Волдеморта все еще могли оставаться в стране, а значит и авроры все еще нужны. — Пойдем в Выручай-комнату, мне нужно с тобой поговорить, — девушка больше ничего не стала комментировать, и Гарри с неохотой пошел за ней. В нем постепенно накапливалось раздражение. Этот внезапный разговор не сулил ему ничего хорошего. Выручай-комната предстала перед ними в виде палатки-шатра, где они ночевали большую часть прошлого года, находясь в поиске крестражей. Маленькая кухонька, ванная комната, небольшой столик и кресло… И Гермиона, и Гарри вздрогнули от воспоминаний. — Я и забыла уже… Смотри, тут даже огонь горит. Они сели рядом с этим огоньком, словно оглушенные. Никто не начинал разговор. На небольшом деревянном столе появились две чашки и чайник. Гарри с Гермионой, не сговариваясь, взяли их в руки. — Я боюсь предположить, Гарри, но все же… — Давай уже. Говори. — С тобой что-то произошло после… после твоей или его смерти? Помимо того, что ты нам рассказал? — С чего ты взяла? — его голос звучал не заинтересовано. По крайней мере он попытался сделать его таковым. Гермиона не смогла сдержать вздоха, после чего отпила из чашки горячий чай, явно собираясь с силами: — Две недели назад… на тренировке по квиддичу… ты чуть не разбился. Зная, как ты умеешь летать, это практически абсурд. Джинни думает, ты сделал это умышленно, она переживает… из-за разного… — Джинни стоит высказывать свое недовольство мне, а не тебе. — Гарри, но она же так и делала! Пока ты не начал раздражаться от каждого второго вопроса. И потом… Рон говорит, что ты плохо спишь. Что у тебя опять какие-то сны… Поттер молча смотрел на свою подругу, пытаясь удержать все свои накопившиеся эмоции под контролем. Ее слова что-то задели в нем. — Не у меня одного кошмары, после всего, что с нами было. Рону тоже они снятся, и не говори мне, что у тебя ни одного сна о тех событиях не было! — Но ты ничего нам не рассказываешь, ничем не делишься. Я думала, ты хотя бы на учебу отвлечешься, раз все же решил доучиться седьмой год, но ты толком и уроками не занимаешься. Я понимаю, что тебе тяжелее, чем нам всем, и все же… Гарри перевел взгляд на волшебный огонек, служивший им в палатке ночником. Он слушал встревоженные слова подруги вполуха, его собственные мысли были где-то далеко отсюда. Гермиона все говорила и говорила, ее увещевания никак не прекращались, и Гарри сам не понял, как признание сорвалось с его губ: — Мне снится Волдеморт. Речь Гермионы прервалась на полуслове, она посмотрела на него, не зная, что сказать. — О-он… как он убивает тебя? Или? Гарри горько усмехнулся, покачав головой. — Нет, я вижу сны о том, что с ним происходит после его смерти. Вижу его там… то, что от него осталось, — он внимательно посмотрел на подругу. — Никто не должен знать, что мне снятся такие сны. Ни Джинни, ни Рон, ни кто угодно еще. Я не хочу этого. — Но Гарри… Он встал со злостью, которую сам от себя не ожидал. — Когда я прошу тебя промолчать о чем-то, я хочу знать, что ты так и поступишь! Хватит мне всеобщей жалости! Хватит того, что из-за меня вы годами находились в опасности! Это моя проблема, Гермиона, я не уверен, что должен был говорить об этом даже тебе! Она вынужденно кивнула, неприятно пораженная его повышенным тоном: — Хорошо, я не скажу никому. Необязательно кричать. Гарри вновь сел в кресло. Теперь на него накатило чувство стыда. Раньше он редко терзался подобными мелочами. Он знал, что друзья не оставят его из-за подобного настроения или негативных эмоций. Сейчас же Гарри почему-то начал стесняться своих реакций, хотя сдержать их все равно не мог. Страшно было признаться самому себе, но теперь их всех связывала только старая дружба и прошлый тяжелый опыт испытаний. Больше никакого общего врага, никакой миссии, а скоро и учеба закончится. Будут ли его друзья также близки с ним, как раньше, или его дерьмовый характер окончательно отвратит их друг от друга через несколько лет? Гарри пугало, что он не знал точного ответа на этот вопрос. — Мне кажется, его дух застрял там же, где я оказался после смерти. Но он там не один. Каждый раз вижу его чьими-то чужими глазами. Это существо зачем-то показывает его мне. Иногда она разговаривает с Реддлом, иногда просто дает мне наблюдать со стороны. Я никогда не вижу её лицо. — Гарри, я совсем запуталась. Какое существо? Кто такая «она»? Поттер дернул головой в сторону, ощущая раздражение от вопросов. — Тебя это заинтересовало? А не то, что мне снится чертов Волдеморт? — Гарри, я пытаюсь понять. Из твоих слов выходит, что какая-то конкретная опасность нам не грозит, так? Он все же мертв, он заперт там? — дождавшись кивка, Гермиона продолжила. — Мерлин! Я думала, все хуже! Я подумала, мы все же не все крестражи уничтожили! Почему ты боишься сказать это Рону или Джинни? — Может, потому что я — псих, которому снится мертвый Волдеморт? Ты как себе это представляешь? Джинни, после нашего первого раза с тобой мне приснилось, как за нами во время этого процесса наблюдал Том Реддл. Милая, ты же не против? Так я должен сказать ей?! Гермиона смутилась и замолчала на несколько минут, ожидая, пока Гарри придет в себя. — Прости, я… мне стало сложнее контролировать свои эмоции. — Ты и раньше их не контролировал. Это не новость. Мы должны подумать, как избавить тебя от этих снов, потому я и спросила тебя, чьими глазами ты видишь его? Это важно! — Я пока не знаю, как она выглядит, но у нее был женский голос — так я и понял, что это «она», — Гарри провел рукой по волосам. — Я чувствую себя в ее теле, как пленник. Все вижу и ощущаю, даже то, как открывается мой рот, когда она говорит, но ничего не могу сделать сам. — Это существо… явно не человек. Зачем бы ей показывать тебе Волдеморта? Как он ведет себя? Гарри пожал плечами. — Чаще всего молчит. Иногда эта женщина разговаривает с ним о его прошлом — детстве в приюте, учебе в Хогвартсе. О его родителях, особенно отце. Реддл действительно думал, что отец бросил их с матерью только из-за того, что та — ведьма. Он почему-то не додумался, что Меропа могла насильно… наверно, считал ее слишком слабой для этого. У него вообще странные представления о красоте внешности и о том, как кто-то может хотеть другого человека. Я уже не говорю про влюбленность или любовь. Он от этих слов шарахается, как боггарт от Ридикулуса. — То, что отец бросил его, вовсе не оправдывает то, как сам Волдеморт расправился с Реддлами. Гарри кивнул. — О, можешь мне это не напоминать. Каждый сон с ним, словно издевательство. Слышать этот голос, видеть его лицо… Может, он прямо сейчас здесь, и наблюдает, как мы с тобой разговариваем! Я не могу нормально жить с этим! — Волдеморт знает, что ты тоже видишь его? Гарри задумался. — Он никогда не упоминал этого. И заговорить со мной не пытался. Не уверен… Некоторое время Гермиона молчала, обдумывая произнесенные им слова. — Похоже, что не знает. Иначе он бы точно попытался воспользоваться этим. Стал бы причинять тебе боль хотя бы словами, если сейчас на большее он не способен. Поттер вынужден был согласился с подругой. — Один раз он вспомнил мою мать… Назвал ее сильной ведьмой. Мне иногда кажется, что я брежу. — Гарри, ты только сразу не ругайся… может все же стоит обратиться к целителю? Ты прав, многим из нас снятся сны о тех событиях… — Ты думаешь, я не проверил, мое это больное воображение или реальность?! Первый раз я увидел такой сон сразу после битвы за Хогвартс — в нем Волдеморт смотрел, как сжигают его труп. Конечно, потом я спросил у Кингсли, что в реальности сделали с телом Реддла. Он все мне описал точно так, как я увидел во сне. Миона, меня там даже не было! И ты знаешь, я не пророк. Все, что я когда-либо предсказывал, было только из-за моей связи с Реддлом. Но теперь во мне нет крестража, и эта новая связь ведет к кому-то другому. Гермиона выглядела совсем опечаленной от его слов. — Чего это существо, глазами которого ты видишь Волдеморта, добивается? Это ведь зачем-то нужно. Что еще изменилось в нем? Какие перемены ты видишь? Может, так я пойму мотив… Гарри набрал побольше воздуха в грудь и медленно выдохнул, прежде чем начать говорить. — К нему вернулся разум, пожалуй, в лучшем виде, чем был у него за всю его жизнь. Это меня пугает больше всего. Я видел, как он вынужденно признал некоторые свои ошибки, в том числе связанные с созданием крестражей. Это совсем не похоже на раскаяние от чистого сердца, скорее от холодного разума, — Поттер коротко рассмеялся. — Не знаю, что хуже. Иногда я вижу, как он впадает в истерики, а потом сидит молча часами. Я не чувствую к нему жалости, пусть страдает. Но я бы предпочел, чтобы он не мог видеть мою жизнь, а я — его смерть. Гермиона на несколько мгновений погрузилась в размышления. — То, что Волдеморт наблюдает за реальным миром… Как это возможно? Что он делает, чтобы увидеть тебя? — Иногда это существо открывает ему возможность видеть наш мир через Омут памяти. У меня был призрачный вокзал Кингс-Кросс, а у него — Хогвартс. Там тоже есть Омут памяти, и он смотрит нашу жизнь, будто чье-то воспоминание. — Как он ведет себя, когда видит тебя? Я не верю, что он может сохранить спокойствие, находясь рядом с тобой! Гарри вновь пожал плечами. — Как я и говорил, он в основном молчит. Иногда я вижу его усмешку, чаще — злость. Я говорю тебе — он не выглядит сумасшедшим. Внешность к нему тоже вернулась старая, и это несколько усугубляет положение. Как думаешь, зачем он следит за мной? И почему ему вообще дали такую возможность? — Чтобы он видел, как ты продолжаешь счастливо жить? Что все его действия не смогли сломить тебя? — голос Гермионы звучал неуверенно. — Меня больше интересует, зачем кому-то нужно, чтобы ТЫ видел его? Мне это совсем не нравится. — Наверное, чтобы я выучил древние руны, которые он читает ночи напролет. О, иногда на него находит какая-то ностальгия, и он открывает продвинутые учебники по ЗОТИ. Я как-то раз во сне вместе с ним зачитался, а потом нашел эту книгу в хогвартской библиотеке, — Гарри потряс своей сумкой с учебниками. — Вот, читаю уже два дня. Гермиона в ступоре посмотрела на него, хихикнула, но тут же опомнилась. — Прости, Гарри. Но это очень смешно. Представила, как выглядят твои сны. — А мне и представлять не надо, — Поттер заметил, что его мысли немного успокоились. Он с благодарностью посмотрел на подругу. — Спасибо тебе… что не считаешь меня совсем поехавшим. — Ой, да не начинай. Я себя так накрутила, пока мы шли сюда, что сейчас мне даже любопытно. Постарайся в следующий раз запомнить, какие руны нарисованы на обложках его книг. Это может приоткрыть некоторые его мысли. Ты уж прости, я понимаю, тебе совсем плохо из-за этого. Я так надеялась, что хоть теперь ты сможешь жить спокойно. Гарри фыркнул. — Да уж. Мне просто нужно смириться, что этот проклятый человек — моя ответственность до гробовой доски. — Да… думаю, сны про читающего Волдеморта вряд ли плод твоего воображения. Ты даже руны никогда не изучал. Придется поверить тебе, — она еще раз улыбнулась, уже шире. — Может… Может, его душу все же собрали каким-то странным образом? Не будет же он вечно болтаться в этом промежуточном состоянии? Если есть какие-то законы после смерти, а мы знаем, что они есть, то вряд ли кому-то там нужна душа, развалившаяся по фрагментам, с которой ничего нельзя сделать! Может, эта сущность — Смерть? Я, конечно, не совсем верю в такое, но вдруг? А ты ведь собрал все Дары Смерти, наверное, из-за этого и можешь видеть ее глазами, что происходит там! Гарри уже думал о подобном, и все же ему до последнего не хотелось верить, что это действительно происходит с ним. — Я отказался от воскрешающего камня и бузинной палочки, мне не нужно быть никаким Повелителем Смерти. — Вдруг от этого нельзя отказаться?.. Мы что-нибудь придумаем, Гарри. Я так просто это не оставлю. Перерою всю библиотеку, поговорю с призраками и портретами. Если не найду ничего, устроюсь работать в Отдел тайн, буду проводить исследования. — Прекращай это. Ты хотела работать в совсем другом направлении. Я не позволю тебе жертвовать своей карьерой. С меня и так довольно чужих жертв, меня тошнит от этого. Думаешь, мне мало чувства вины за смерти всех, кто защищал меня? — В этом виноват только Волдеморт, ты должен это, наконец, понять! — Знаешь, в чем абсурд? Даже он сам в моих проклятых снах не отрицает этого. Только мне легче не становится. ***

декабрь 1998,

7 месяцев после битвы за Хогвартс

Молли Уизли хлопотала на кухне, пока большинство жителей Норы собиралось за рождественским столом. Гарри остался с ней — бытовая магия миссис Уизли почему-то всегда успокаивала его. — Гарри, милый, когда ты хочешь сыграть свадьбу? Летом? Он кивнул ей, тепло улыбнувшись. — После моего дня рождения. Может быть в августе? — Август — хороший месяц. Ох, нам всем не помешают новые счастливые события! — Молли навела волшебную палочку на тесто, заставив его самостоятельно сворачиваться в пышные булочки. — Хотя, признаюсь тебе честно, твое предложение стало для нас всех неожиданностью. Джинни, конечно, счастлива. Она ждала тебя целый год, переживала, жив ли ты вообще… Как и все мы. Но стоит ли сейчас, когда вы все в безопасности и вам больше ничего не угрожает, так торопиться? Гарри не ожидал от нее таких слов. — Почему вы так считаете? Я думаю, это… это ведь то, что сделает нас семьей. Мои родители тоже поженились сразу после окончания школы! Вы сами вышли замуж в таком же возрасте. Разве вы жалеете об этом? Над головой Гарри пролетел большой пирог с печенью, который он проводил слегка озадаченным взглядом. — О, Гарри… Мы с Артуром знали, что предназначены друг другу, но так ведь не всегда бывает. В те времена люди боялись не дожить до завтрашнего дня, откладывать важные события было некогда. Сейчас у вас есть время пожить для себя. Я это из личного опыта говорю, милый. Семейная жизнь, быт и дети — это еще нужно выдержать, и не все готовы к такому в вашем возрасте. А у тебя за последний год и так столько трудностей было… Хотела бы я, чтобы ты успел восстановиться… Гарри не был согласен с ней. Ему не нужно было ни от чего восстанавливаться. Он не хотел быть один. Теперь, когда Гермиона и Рон планировали свою дальнейшую совместную жизнь, он должен был заняться собственной судьбой. — Я люблю Джинни и хочу прожить с ней всю жизнь. Не вижу повода, почему нам нужно затягивать со свадьбой. Он знал, что вместе с Джинни он получал семью, о которой мечтал. Молли, которая была ему второй матерью, Рон, что был ближе, чем брат. Гарри не представлял себе жизнь без этой многочисленной дружной семьи, в дом которой он каждый раз возвращался с чувством счастья и успокоения. Он хотел быть их частью. ***

31 декабря 1998,

7 месяцев после битвы за Хогвартс

После наступления Рождества прошло уже несколько дней, и Поттер с затаенной тревогой ждал ночи тридцать первого декабря. Конечно, дело было вовсе не в наступлении нового года. Год назад он не смел и надеяться, что доживет до него, а сейчас же… боялся столкнуться в своем сне с человеком, рожденным в такую же ночь ровно семьдесят два года назад. Лежа в кровати с Джинни в ее спальне в Норе, он не мог сомкнуть глаз. Уже пробила полночь, но сна не было ни в одном глазу. Он посмотрел на уснувшую девушку и почувствовал себя чертовым обманщиком. Почему он не мог признаться ей? Может, ему стало бы легче переносить это? Впрочем, стоило признать, никаких страданий сны про Волдеморта ему не приносили. Эта мысль тоже отозвалась внутри легкой тошнотой, будто мало ему было постоянно крутить в своей голове по кругу одно и то же чувство вины. Гарри с силой сомкнул глаза. Вокруг замелькали белые точки. Последний сон, который приснился ему, был про страшного обезображенного младенца, лежащего в высокой стеклянной колбе прямо в центре Большого зала Хогвартса. Реддл находился рядом с ним, и, стоило признать, даже смог выдавить из себя какое-то сожаление по поводу страданий собственного куска души. Гарри знал, что это остатки того крестража, что был внутри него самого шестнадцать лет и погиб вместе с ним от руки Волдеморта. Вот эта мысль и не давала ему покоя. — Он не сможет раскаяться. Он не сможет вернуть себе этот осколок, — его упрямый шепот раздался в темноте. Джинни рядом не пошевелилась, скорее всего ее сон был достаточно глубок. «Гарри не заметил, как уснул. Белый туман расступился перед его глазами, и он увидел Реддла, стоящего рядом с уродливым младенцем, скрытым за стеклом. Теплый свет свечи падал на лицо Тома, и Гарри с неподдельным удивлением заметил отчаяние на этом высокомерном красивом лице. Всегда яркий и сильный голос его врага быстро превратился в испуганный, потерянный шепот. Чужой взгляд метался по пространству вокруг, будто ожидая кого-то и никак не находя. Глаза Поттера расширились от шока, когда Реддл рухнул на колени перед стеклянным ограждением. Через пару мгновений в отражении Гарри увидел две фигуры, одной из которых был он сам. Точнее кто-то, в теле кого он наблюдал за этой сценой. Когда женщина приблизилась к Реддлу совсем близко, он, наконец, разобрал ее черты лица. Меропа, это была Меропа Гонт — мать Волдеморта. Гарри ожидал кого угодно, но не ее. Еще большей неожиданностью для него стало лицо второго человека рядом с собой — Тома Реддла-старшего. Гарри знал, что магглы не становятся призраками и после смерти не могут застрять в этом пространстве. Он совершенно не понимал, что родители Тома Реддла делают здесь, и почему тот… Гарри понял. Это были вовсе не настоящие родители Тома. Это была чужая болезненная фантазия. Реддл-старший подошел к Волдеморту совсем близко, дотронулся до его плеча, притянул к себе и поцеловал в лоб. Гарри увидел, как из глаз застывшего Волдеморта хлынули слезы, которые тот едва ли заметил. Меропа тоже подошла ближе, подняла руку, заправила Тому за ухо выбившуюся прядь и приложила ладонь к его щеке, мягко стирая с нее влажную полосу. Рука Гарри стирала слезы его смертельного врага. Поттер хотел остановить этот фарс, не в состоянии поверить своим глазам. Чтобы лорд Волдеморт так унижался перед кем-то, что-то просил, рыдал? Никогда! Хотелось закричать, чтобы этот бредовый сон прекратился. Он не верил ни единому чужому слову. Ни единой слезе. Волдеморт не способен на подобные чувства. Неожиданно Реддл закричал, обхватив свою голову руками. В это же мгновение обрушилась стеклянная ширма, скрывающая изуродованного младенца. Этот страшный ребенок подполз к корчащемуся в муках Волдеморту и дотронулся до него своей тоненькой ручкой с ободранной кожей. Мир Гарри взорвался белым всполохом». — Гарри! Да проснись ты! Проснись! Поттер ошарашенно заморгал глазами, не осознавая, где он находится. На него сразу же накинулась Джинни: — У тебя опять кошмары, да? Почему ты мне не говорил? Что тебе снилось? Гарри, поговори со мной сейчас же! От ее вопросов у него разболелась голова. — Я не помню. Все нормально. — Ничего не нормально! Поттер не стал ее слушать, предпочтя разговору побег в ванную комнату. ***

1 января 1999,

7 месяцев после битвы за Хогвартс

Гермиона выслушала его рассказ о последнем сне. — И это все в его день рождения! Уж не знаю, что за глупый символ! Будто это его «новое» рождение. Я тебе говорю, он восстанавливает свою душу, объединяет ее. И эти сущности ему помогают! Они заинтересованы в том, чтобы он собрал свою душу обратно! — Значит, я была права. Гарри закатил глаза на последнюю реплику подруги. — Очевидно, ему дадут выбор — продолжить путь или, например, стать призраком. — Нет, Миона. Он ждет там меня. Эти сущности ждут, когда я повторно умру, чтобы решить, что делать с ним. Видимо, такое я наследство получил вместе с Дарами смерти. Но они будто не понимают, как он опасен! Ему нельзя было позволить собрать душу обратно и, особенно, восстановить разум. — Я все же сомневаюсь, что для восстановления души достаточно одного только разума. В той книге по темным искусствам было четко сказано, что для объединения осколков души нужно раскаяться за свои преступления. Он не был похож на раскаявшегося? Гарри некоторое время молчал, с силой сомкнув челюсти. — Я не верю в его раскаяние. Пусть он хоть тысячу раз рыдает и валяется у моих ног. Этого не может быть. Он пытается меня обмануть, я уверен. Реддл как-то получил доступ к моим мыслям, как тогда на пятом курсе, и пытается меня убедить пощадить его. Девушка устало вздохнула рядом с ним. — Что-то тут не сходится. Он отвернулся от нее, не желая слышать сомнение в ее голосе. Гермиона, вполне привыкшая к такому его поведения, все же продолжила: — Как думаешь, кто на самом деле те существа, притворяющиеся родителями Реддла? Мне это не дает покоя… ***

октябрь 1999,

1 год и 7 месяцев с битвы за Хогвартс

На аврорских курсах Гарри обзавелся особой репутацией, и это было вовсе не из-за его легендарного подвига. — Ты бы поосторожнее в следующий раз, Смиту костерост выписали из-за перелома… — Рон вышел из лекарской комнаты, оборудованной в Аврорате на случай неудачных тренировок. — Я успел увидеть, как ему вправляли плечо. Поттер ждал его в коридоре, без особого интереса разглядывая уже приевшиеся портреты бывших министерских руководителей — ими были обвешаны все стены. Рон все же поступил вместе с ним на сокращенные аврорские курсы, хотя и долго думал, стоит ли это делать. Гарри и не говорил этого, но был очень благодарен другу. Несмотря на то, что у них обоих теперь была своя семья, Гарри порой ощущал одиночество, даже находясь вместе с Джинни. Он не понимал, почему так происходит, но общее прошлое с Роном и Гермионой будто до сих пор делало их ближе друг к другу, чем к любым другим людям. Гарри затолкал поглубже в подсознание мысль, что порой завидовал своим друзьям. Они прошли через все это вместе, понимали страхи друг друга. Наверное, им даже не нужно было ничего объяснять, когда кто-то из них просыпался ночью от кошмара. — Я не виноват в том, что у него такая слабая реакция. Как он будет уворачиваться от Авады, если встретит на задании кого-то из остатков армии Волдеморта? — Ты прав, пошли они все, эти слабаки. Когда нам нужна была их помощь, они спокойненько отсиживались в своих домах. Видите-ли, только на втором курсе подготовки авроров были. А мы что? Мы вообще даже Хогвартс тогда не закончили! — Вот именно. Я не понимаю, как они сдали экзамены, если толком в глаза опасности не видели. Подобный разговор повторялся у них из раза в раз после занятий по дуэльному мастерству. Гарри не жалел своих оппонентов, и те в какой-то момент стали испытывать к нему вовсе не восторженные чувства, но Поттеру было на это, откровенно говоря, плевать. Учеба на аврора ему очень даже нравилась, и именно там Гарри впервые за долгое время начал ощущать себя более живым, особенно когда сражался на тренировочных дуэлях. Подобные чувства в последнее время приходили к нему только при крутых виражах на метле, но эти его квиддичные эксперименты вызывали слишком много вопросов от друзей. Его успехи в учебе на аврора также приятно подпитывали гордость. На горизонте маячила достаточно престижная карьера, где он мог, выполняя свой долг, спасать других. Или же приносить возмездие, если уже было поздно. Возможно, его будущая работа позволит предотвратить повторение событий, через которые пришлось пройти ему самому и всем его близким. Иногда он тешил себя мыслями, что с ним Аврорат станет лучше, чем был в прошлых поколениях. Как бы то ни было, профессия, на которую он учился, казалась ему чуть ли не самой важной в их магическом мире в послевоенные времена. — Воспользуемся каминами? Джинни там уже наверно негодует, что мы опаздываем. Не каждый день ее приглашают выступать в команде первой лиги. Признаюсь, мне даже завидно. Гарри кивнул. — Давай к каминам. Годрикова впадина, дом Поттеров. Рон первым вышел из зеленого огня в светлую большую гостиную. — …и после десятого гола они так на меня таращились! Как же это было весело! Гарри! Рон! Наконец-то! — Джинни подошла к нему, быстро целуя в щеку. — Все уже собрались. Я купила нам столько вкусного к столу! Давайте праздновать! Миссис Уизли слегка неодобрительно покосилась на то, как ее дети и муж едят покупную еду. Гарри едва сдержал улыбку. Он был совершенно не против того, что его любимая девушка, недавно ставшая женой, покупает что-то готовое. Джинни не любила стоять у плиты, как и он сам, но периодически все же на него находило вдохновение сделать им простой завтрак или вкусный романтический ужин. Гарри подозревал, что Джинни выработала в себе некоторое отвращение к бытовой магии, наблюдая, как Молли годами занималась этим в Норе. Гарри уже уплетал куриную ножку, когда Рон спросил: — Ну что, сестренка, сколько платят начинающим игрокам в профессиональный квиддич? Только честно! Джинни рассмеялась. — От пятисот галлеонов за матч. За забитые голы отдельная оплата, так что может буду и больше получать. Ты представляешь? «Холихедские Гарпии»! До сих пор поверить не могу, что моя мечта сбылась! — Ого! — Рон выглядел пораженным, — я, конечно, знал, что там неплохо с золотом… Гермиона тепло улыбнулась подруге. — Я так рада за тебя. Это отличная новость. Ты первая из нас начала зарабатывать, да еще и такие суммы… Мне еще доучиться нужно, чтобы попасть в Министерство на хорошую должность. — Как и нам… — протянул Рон. — Слушай, Гарри, а сколько получают авроры? Поттер, уже давно переставший держать на губах неестественно приветливую улыбку, сказал: — Стажеры — около ста галлеонов. Авроры со стажем — двести. — А глава Аврората? — Не знаю точно. Может, около пятисот. За столом повисла неловкая тишина. Гарри невозмутимо поедал свою курицу, от которой его уже начинало воротить. — Миона, передай мне, пожалуйста, тот салат. Через пару часов большинство гостей переместилось в сад. Джинни дала Рону опробовать ее новую метлу последней модели, и они затеяли небольшой квиддичный матч. Гарри нашел Гермиону в одиночестве в гостиной, и это был наиболее удачный момент для разговора. — Мне перестали сниться сны о нем. Вообще. Как только состоялась моя свадьба, Реддл перестал даже прикасаться к Омуту памяти. Не знаю, что он там до этого искал, но, видимо, теперь ему стало неинтересно наблюдать за моей жизнью. Я еще видел его пару раз — как он изучал руны, читал Шекспира, занимался еще какой-то ерундой, которую делают мертвые Темные лорды. А потом все прекратилось. — Гарри, это же отличная новость! Может, после того, как он объединил свою душу, он смог пойти дальше? Поэтому все и закончилось? — Гермиона была явно воодушевлена. — Почему ты этим обеспокоен? — Я не обеспокоен. Только если ты забыла, те сущности вроде как собирались ждать моей смерти, чтобы решить, куда отправить его душу. А теперь, получается, всё? Он смог спокойно раскаяться, во что я нисколько не верю, и куда-то там свалить? Да он должен был там торчать до скончания веков! Гермиона всплеснула руками. — Как бы я хотела, чтобы он и правда оставил тебя в покое! Пусть уже уйдет и все тут. Главное, что ты теперь свободен. Он прекратил вмешиваться в твою жизнь, и ты сможешь начать жить как обычный человек. Разве ты не этого хотел, Гарри? Ты теперь можешь забыть о нем и двигаться дальше! Гарри может и хотел для себя самую обычную жизнь, только вот он никогда не умел с ней справляться. Вечером, когда все гости разошлись, Гарри поднялся на второй этаж в спальню. Краем глаза он заглянул в соседнюю комнату, которая когда-то должна была стать детской для их будущего ребенка. Пока там была гостевая спальня. Странно печальные мысли накрыли его, впрочем, он привык их игнорировать, не пропуская через себя. Мало ему грусти в жизни? Джинни сидела на краю их кровати, расчесывая свои длинные волосы. Некоторые из них упали на простынь тонкими рыжими полосками. Гарри применил очищающее заклинание. — Ты чего такой? Я обидела тебя своей зарплатой, скажи честно? Молчал весь ужин. Гарри на какой-то миг все это показалось несусветной глупостью. Новый дом, Джинни, которая за год, летая на метле, заработает столько, сколько он за следующие несколько лет в опасных для жизни выездах. И то, если ему повезет. Он моргнул. Внутри вспыхивали и гасли разные эмоции. — На учебе сегодня был очередной конфликт после дуэльных тренировок. Не обращай внимания на мое настроение, — он поцеловал ее в макушку, укладываясь спать. Через пару минут Джинни скользнула к нему в кровать. Ее рука забралась под его футболку и потянула ее вверх. Худшего времени для секса, чем сейчас, представить было сложно. — Не нужно. — Почему, Гарри? Когда у тебя для этого вообще есть настроение? На рассвете в десятый день лунных суток, когда Марс приближается к Сатурну? Надоело! — Что ты хочешь от меня, Джин?! Тебе не нравится, когда я веду себя в постели грубо, или, как ты там сказала? Смею контролировать твои движения? Ну так меня подташнивает от всей этой каши из нежных прикосновений. — О, как будто ты сам способен терпеть то, что я тоже хочу… — Проявлять инициативу? Контролировать процесс? Ха-х, повезло мне. Ты действительно думаешь, что я позволю кому-то… — Я — твоя жена, а не «кто-то». Или ты уже забыл об этом? — Я ненавижу, когда меня к чему-то принуждают, даже если это ты. — Ты знал, какой у меня характер, Гарри. Что ты думал, я буду паинькой в постели? Даже ты не настолько наивный! Он знал, что в этом она права. — Как будто у меня был хоть какой-то опыт, чтобы понимать в таких вещах… Я думал, будет достаточно того, что мы любим друг друга. Джинни фыркнула. — Спокойной ночи. На сегодня с меня хватит. Спасибо, что умудрился испортить такой значимый день. Гарри не спал до трех часов ночи. Мысли, которые он отторгал как мог, все же настигли его. И дело было вовсе не в чертовых снах о Реддле.