Key to Happiness

      

– Это не по правилам!

      – Хорошо, значит, правила неправильные.

      В самой большой комнате особняка Хьюга собрался большой совет. Ханаби сидела на месте главы, отгороженном от основного помещения цветными ширмами. По правую руку было пусто. Обычно главу на совете могло сопровождать только доверенное лицо из главной ветви, но юная наследница правила только несколько недель и не успела выбрать своего человека. Хорошо, что среди чистых лбов главной ветви она легко могла найти Неджи. Если бы не его роль в поимке революционеров и не слово временной главы, его бы на совет не допустили. Молчаливая поддержка брата была для Ханаби не менее важна сейчас, чем ее поддержка для него.       Со своего места Ханаби оглядела двадцать человек, тех кому не навредили революционеры. Молодых, только недавно принявших на себя главенство в собственном доме, было больше, но и умудренные старики, наверное, заставшие даже правление деда Ханаби, присутствовали. И все же людей было мало. На собраниях, на которые ее раньше брал отец, присутствовали сорок, а иногда и пятьдесят человек. После покушений и нападений революционеров главная ветвь сильно порядела. Раньше Ханаби не задумывалась, что от рук заговорщиков пострадала не только ее семья. Решить, что делать с преступниками, будет просто: вряд ли кто будет возражать против казни.       – И в связи с этим, я считаю, что лидеров заговора следует казнить отдельно от остальных, – завершил высказывание один из советников.       Ханаби прослушала большую часть того, что говорил этот симпатичный старичок в синем кимоно. Она даже не помнила его имя. И все же она была согласна с тем, что все же услышала: лидеров стоит казнить отдельно.       – И казнь должна быть публичной, – прибавила она.       – Конечно, Ханаби-сама, – поклонился старичок, – В этом даже не следовало сомневаться.       – Благодарю, – Ханаби кивнула в знак того, что выслушала человека и довольна им. – Какие ещё, – она специально выделила голосом это пресловутое ещё, – неотложные вопросы мы обязаны решить?       В тайне Ханаби надеялась, что таких не найдется, ведь ей уже не терпелось приступить к обсуждению проекта новой печати. Но она не могла дать слово представителю побочной ветви клана, пока не высказались все члены главной ветви клана. Собрание длилось уже несколько часов, и Ханаби заметно устала от вопросов управления, финансов и безопасности клана. Она, конечно, понимала, что эти темы чрезвычайно важны, но не могла выслушивать одно и то же по пятому кругу. Ее гораздо больше интересовал проект Неджи.       – У меня есть вопрос, Ханаби-сама, – со своего места поднялся высокий сухой старик с куцей козлиной бородкой. Его имя Ханаби хорошо знала. Хьюга Хаджиме, старейший из членов совета, возглавлял его еще при юном Хиаши.       – Слушаю вас, Хаджиме-доно.       – Меня интересует, что на собрании старейшин клана делает представитель побочной ветви? – Хаджиме недовольно поджал губу.       – Как вы и сказали, он представляет побочную ветвь, – фыркнула Ханаби. – А кроме этого у Неджи есть кое-что, о чем совету было бы интересно послушать. И если все вопросы закончились, он сам нам об этом расскажет.       Несмотря на то, что Неджи присутствовал на собрании с позволения нынешней главы, пусть и временной, он не мог вступить в разговор, пока ему не предоставят слово. Ханаби ему сейчас не завидовала. Все собрание он просидел в тени, ощущая на себе недовольство всех присутствующих. Естественно, ведь большинство старейшин считало представителей побочной ветви чем-то, что не должно высовываться. В слух они этого не говорили, но презрительные мины они спрятать не старались. Выслушивая старейшин, Ханаби то и дело посматривала на брата. Сейчас она не могла ничем помочь. Ханаби была уверена, Неджи и сам понимает, что в его руках не только его судьба или побочной ветви – судьба всего клана зависит от того, сможет ли он достучаться до высокомерных закостенелых стариков.       – Я всегда считал, что наш клан может извлечь выгоду из изменений, – наконец произнес Неджи, когда глава клана перевела на него взгляд. – Мы должны оставить позади старые предрассудки и открыть новые горизонты для нашего будущего.       Некто в зале тихо переглянулся, и Неджи почувствовал, как волнение покидает его. Он вспомнил часы, проведенные над тетрадью и книгами, в наблюдении за Нобу и его способом запечатывания чакры, в изучении основ фуиндзюцу. Неджи вздохнул. Важные решения требуют смелости, и, возможно, именно его голос станет началом перемен, которых так долго ждали его собратья из побочной ветви.       Ханаби кивнула, молча поддерживая брата. Его стремление изменить уклад клана, избавить будущие поколения от унизительной и несправедливой боли выглядело как пытка иглой проткнуть земной шар. Неджи, несомненно, понимал это. Понимала это и Ханаби. Слушая, как брат рассказывает старейшинам о своем проекте, приводит аргументы и разумные доводы в пользу новой печати, она подумала, что он похож на пса, загнанного в угол людьми, готовыми его поймать в клетку. По одиночке он бы, может быть, и справился с ними, но сейчас их слишком много.       – Хьюга Соке но Джуиндзюцу нужна не для запугивания. Кроме безопасности бъякугана, она обеспечивает дисциплину в клане. Ты даже не представляешь, что случится, если мы ее отменим! – возмутился один из советников, когда Неджи на минуту замолк.       – Народ не должен бояться своего правителя. Есть множество средств добиться дисциплины, не применяя насилия. Другие кланы отлично справляются без этого, – повторил Неджи слова, которые когда-то уже говорил дяде.       – Учих прирезали, – робко напомнил один из молодых членов собрания, за что получил одобрительное поглаживание по плечу от более старшего товарища.       – Это сделал один из них, – в свою очередь напомнил уже Неджи. – Хьюга и с печатью подверглись нападению своих. Сколько из главной ветви погибло от рук революционеров? Многие из вас потеряли близких. Ханаби-сама потеряла деда. Клан едва не потерял главу. Я вам скажу, почему так получилось. Люди недовольны нынешними порядками, и готовы пролить вашу кровь за свою свободу.       – Ты хотел сказать «вашу свободу»? Ты такой же, меченый, как остальные. А раз собираешься заставить нас отменить печать, то и от революционеров не сильно отличаешься, – оскалился Хаджиме. Его семья почти не пострадала от заговорщиков, но он был зол на один только факт того, что кто-то из побочных посмел напасть на главную ветвь. Теперь его раздражал Неджи, пытающийся изменить вековые порядки.       По залу пошли возмущенные и испуганные шепотки. Старейшины рассердились, младшие из совета приготовились отбиваться, будто Неджи прямо сейчас кинется их убивать. Ханаби такое не понравилось.       – Прекратить, – она стукнула веером по полу, привлекая к себе внимания. – Хаджиме-доно, вам не хуже, чем мне известно, что Неджи сыграл решающую роль в поимке заговорщиков. И я не позволю обвинять его в столь грязных помыслах.       – Прошу прощения, Ханаби-сама, – Хаджиме почтительно склонился, было слышно, как скрипели его зубы. Он явно не планировал, что ему придется приносить прощение за колкие слова в адрес меченого.       Ханаби обвела взглядом всех присутствующих. Никто не решился злить ее.       – Продолжай, – позволила она Неджи.       – Все может повторится, когда дети встанут на путь отцов, – Неджи знал, о чем говорил, именно это сказал ему один из революционеров, когда его арестовали.       – Просто усилить дисциплину и контроль, – отмахнулся от его слов Хаджиме. – Тебе бы тоже вспомнить о дисциплине. Незачем нарушать традицию.       – Половина клана перестанет терпеть унижения и бояться своих соклановцев, – констатировал факт Неджи.       – Всем прекрасно известно, для чего создана эта техника, и от чего она оберегает клан, – старейшина устало потер переносицу. – Лучше боль дисциплины, чем боль сожаления.       – Знаю, – отрывисто кивнул Неджи, – но не считаю, что в угоду мнимой безопасности нужно издеваться над большей частью клана.       – Мнимой? – изумился Хаджиме. По залу прокатилась волна неодобрительного шепота.       – Именно. Если бы печать на самом деле нужна была для защиты бъякугана, ее бы ставили всем.       – Дерзкий мальчишка! Да как ты смеешь! – гневно вскричал Хаджиме, в ярости потеряв самообладание и вскочив со своего места. – Разве могут ласточки и воробьи знать думы лебедя?       Ханаби с увлечением следила за дискуссией, превратившейся в спор. Обычно Хьюги были максимально спокойные, а девочке хотелось адреналина и эмоций. Возможно, она бы была не сильно против, если бы Неджи и Хаджиме подрались. Она точно поставит не на старика.       – Ты считаешь, что ты знаешь лучше, чем предки нашего клана? – шипел Хаджиме, его лицо покраснело от гнева. – Ты лишь юнец, не понимающий истинных ценностей. Думаешь, раз ты гений клана, то и знаешь все лучше всех?       – Да, я юнец, – холодно ответил Неджи, – но моя кровь не менее ценна, чем ваша. И судьба побочной не должна быть заложницей устаревших традиций. Какой смысл в силе, если она основывается на страхе и разделении?       В этот момент Ханаби заметила, как несколько старейшин начали переговариваться между собой, явно обсуждая действия Хаджиме и Неджи. Несколько молодых членов совета, кого было больше, чем старших и доживающих свой век, одобрительно кивали и шепотом поддерживали Неджи. Мнение молодежи теперь стало важнее, чем раньше. Связано ли это с тем, что зрелого и опытного главу временно сменила молодая девочка или виной всему бурление новой крови в нынешнем поколении?       – Хьюга должны двигаться вперед, – произнес Неджи, повышая голос, чтобы охватить всех собравшихся. – А это невозможно, пока мы цепляемся за старые, потерявшие актуальность традиции.       – Но, если устранить Хьюга Соке но Джуиндзюцу, как тогда защитить бьякуган? – молодой член совета, тот самый, который сказал про Учих, задал насущный вопрос.       – Поэтому я предлагаю проект новой печати, – Неджи переключился на него. – Она безопасна, не причиняет боли носителю и в случае смерти тоже запечатывает бьякуган. Я сам ношу ее уже неделю, и за это время не испытал ни малейшего дискомфорта, – он закатал рукав и продемонстрировал узор на запястье. Те, кто сидел ближе, с интересом уставились на кожу. Неджи подождал, пока посмотрят все желающие – в основном это была молодежь, старшие просто не интересовались новой печатью, изначально считая ее глупостью – и обратился к временной главе, – Ханаби-сама, могу я пригасить Узумаки Карин для демонстрации того, как печать действует с бъякуганом? – он знал, что ответ будет положительный.       Ханаби кивнула и приказала одному из слуг позвать Карин. Ей самой было интересно, что и как планирует демонстрировать Неджи. Узумаки появилась не одна. В сопровождении Хидеки и Хиросэ она вела за собой одного из революционеров, приговоренных к смерти через несколько дней. Ханаби сначала удивилась и готова была возмутиться, но вспомнила, как несколько дней назад Неджи спрашивал у нее, не будет ли она против, если один из преступников умрет раньше дня казни. Теперь ей стало ясно, зачем он интересовался.       – Этот человек участвовал в недавней революции, – продолжил Неджи, когда Узумаки и заключенный поравнялись с ним. – Как и остальные, об был приговорен к смерти и, с позволения главы клана, – он учтиво поклонился Ханаби, – с помощью Узумаки-сан вы увидите, как новая печать действует в случае смерти носителя. Кроме того, Узумаки-сан продемонстрирует процесс нанесения новой печати.       Карин достала из сумки заранее приготовленную краску для печати. Она присела на корточки перед приговоренным. Хидеки дернул его за руку, вынуждая протянуть ее Узумаки. Карин поморщилась от запаха. Человеку, кажется, не давали мыться не меньше месяца. Ее охватило дежавю: точно также она склонялась над подопытными в логове Орочимару. Конечно, нанесение печати и близко не стоит с опытами безумного саннина, и о том, что в клане Хьюга практикуются иногда не самые гуманные вещи, она знала, но все же казалось неправильным, что Неджи собирается бороться с несправедливостью к его соклановцам таким образом.       Карин окрасила печать в яркий цвет, чудесно контрастирующий с бледной кожей узника. В этот момент она почувствовала, что не только помогает Неджи, но и вновь погружается в мир, где правят страх и необходимость. Впрочем, она решила, что ее не касаются моральные вопросы его поступков. Карин попросил Наруто, сам Нанадайме Хокаге, а еще ей обещали хорошо заплатить. Карин сосредоточилась на движении кисти, предвкушая, как после всего пойдет к Саске.       Неджи тем временем объяснял совету принцип действия печати. Он говорил воодушевленно, вдохновенно, но с каждым словом терял положительный настрой. Старшие члены совета были явно против нововведений и даже не хотели слушать. По их лицам было понятно, что слушают они только потому, что за спиной Неджи сидит Ханаби, с которой они пока не хотят спорить. Ледяной взгляд, презрительно поджатые губы, ненависть в каждой черте лица – все это показывало Неджи, что для них он, как и любой член побочной ветви, лишь пес, шавка, осмелившаяся гавкать громче, чем дозволено.       Но были и молодые, которые слушали и с не наигранным интересом рассматривали как зеленую тетрадь с графиками и схемами, так и то, что рисует Карин. Кто-то даже одобрительно кивал. Молодежь была намного гуманнее и адаптивнее, чем их отцы и деды. Некоторые из них были даже моложе самого Неджи, по меркам старейшин бывшего едва подросшим сосунком. Неджи делал ставку на них. Может, сегодня его поддержат не все из них, задавленные авторитетом консервативных стариков, но они выслушали его идею и, очень вероятно, что рано или поздно примут ее. Он знал, что именно они станут двигателями перемен, которые так необходимы в устаревшем обществе. Конечно, если бы на его стороне был Хиаши, шансов на успех было бы больше, но Неджи работал с тем, что у него есть. Все равно дядя ни разу не одобрил его проект до конца.       Карин закончила наносить революционеру новую печать и тронула Неджи за плечо, чтобы он начал. Он хотел завершить все самостоятельно. Ему приходилось убивать, в том числе и соклановцев. Только вот это всегда происходило в честном бою. Сейчас впервые противник был беспомощной жертвой. Неприятно, но Неджи все равно не позволил бы сделать это Хидеки или Хиросэ.       Он знал имя человека, сидящего перед ним. Иуоо, единственный, кому не успели поставить проклятую печать, ведь он родился после трехлетия Ханаби, был одним из наиболее приближенным к лидерам революционеров. Неджи был знаком с ним, знал, что у него есть жена и дочь. Знали ли они о действиях отца и мужа? Для главной ветви и главы клана это не имело ни малейшего значения. Неджи понимал, почему Иуоо и другие пошли на революцию, хотя и не одобрял кровопролития. Он тоже хотел свободы для своих, каждый в побочной ветви мечтает об этом, просто шел другим путем. Это общее стремление он не мог не уважать. Иуоо в какой-то степени даже повезло, что ему выпала роль жертвы демонстрации новой печати, а не казнь. Неджи убьет его быстро и относительно безболезненно, в отличие от палача из главной ветви.       – Ты знал, на что шел, – шепнул он Иуоо прежде, чем перерезать ему шею.       Заключенный попытался схватится за рану, чтобы перекрыть кровотечение, но кандалы не дали этого сделать. Жертва пару раз дернулась и упала на пол. Нужно было показать собранию, что новая печать запечатала бъякуган. Только вот никто из клана Хьюга не мог вытащить глаз и представить его на всеобщее обозрение даже ради демонстрации. Это оскорбление не только конкретного умершего, всего рода Хьюга, сродни святотатству. Карин, видя, что всеми овладело оцепенение, опустилась перед трупом и вырвала глаз и подняла его вверх. Ей не привыкать, она множество раз проделывала нечто подобное в лабораториях Орочимару.       Переборов отвращение перед осквернением трупа, первыми подошли рассмотреть молодые члены совета. Бъякуган, действительно, был запечатан, о чем они сообщили остальным, тем, кто из страха или от брезгливости стоял в стороне.       – Новая печать защищает кеккей генкай так же, как и старая, – проговорил Неджи. И уже тише, только для Карин, добавил: – Спасибо.       Она отмахнулась, дернув плечом, и передала глаз Ханаби. Карин Узумаки не собиралась находится на этом сборище дольше положенного и, как только выполнила задачу, поспешила уйти.       – И все же, – вновь подал голос Хаджиме, – если эта печать действует так же, как уже имеющаяся, зачем она? Зачем применять ее ко всем в клане? Вам, молодым, только бы принятые традиции попрать.       – Новая печать не причиняет боли носителю. Никакой. Ее даже активировать нельзя после нанесения, – повторил Неджи, уже теряющий терпение от того, что ему приходилось вновь и вновь говорить одно и то же. – При разработке Хьюга Соке но Джуиндзюцу этого не учли.       – В больших делах мелкие недостатки не обдумывают, – отмахнулся Хаджиме. – Тогда было не до этого.       – Боль и угнетение половины клана для вас «мелкие недостатки»? – Неджи чувствовал, как внутри него закипает гнев. – Разве нормально, что побочная ветвь всю жизнь вынуждена подчинятся главной? Даже умирать мы вынуждены за вас – это по-вашему нормально?       – Это долг побочной ветви – обеспечить комфорт и безопасность главной, – Хаджиме говорил так, будто речь о математическом правиле, всегда неукоснительно верном. – Ваш долг – быть верным нам.       – Мой единственный долг – в любое время жизни быть верным самому себе, – Неджи сжал зубы. Этот высокомерный старик, разве так сложно подумать о ком-то, кроме своих традиций и удобств?! Если большинство в главной ветви мыслят также? Может, не так уж неправ был Тедеши? Нет, не так. Его сестры давно доказали, что и среди главных есть те, кому не безразличны чужие чувства.       – Давно известно, что те, кому отводят вторые места, имеют неоспоримое право на первое, – будто самой себе произнесла Ханаби, но ее слова были слишком тихими для большого зала.       – Возомнил, что раз ты племянник Хиаши-сама и гений клана, то можешь вести себя, как невоспитанный выродок? – Хаджиме не услышал ее замечания.       Неджи всколыхнулся от внутреннего гнева. Обязательства побочной ветви — это цепи, которые скрепляют ее членов, разрушают семьи и уничтожают морально. Однако, в глубине души горело убеждение, что истинная сила заключается не в покорности, а в свободе выбора. Разве побочная ветвь должна довольствоваться только одной свободой выбора – в выборе смерти? От слов Хаджиме, этого самодовольного хранителя устоев, терпение Неджи иссякало.       – Сила клана не в слепом повиновении, а в способности сочетать долг и право, – произнес он с холодным спокойствием. Ведь каждый из нас – это не просто часть механизма, а уникальная личность, заслуживающая уважения.       – Личность, – с ноткой презрения в голосе отозвался Хаджиме, – которая должна помнить о своем месте. Без структуры существование клана потеряет смысл. Мы не можем позволить себе слабости гуманизма!       – Другие кланы вполне живут в гуманизме. Нара, Яманака, Акимичи, Абураме, Инузука, и множество других не знают столь явного разделения. Эти кланы не унижают своих членов, и они достигли не меньшего процветания, чем Хьюга, – продолжал приводить аргументы Неджи.       – Наш клан особенный. Хьюга Соке но Джуиндзюцу поддерживает дисциплину. И тебе не помешало бы о ней вспомнить, – спор окончательно надоел старику, и он сложил ручную печать.       Неджи схватился за голову, упал на колени. Он попытался сдержать рвущийся наружу крик, но быль была слишком сильная и внезапная, и он не сумел. Ханаби вскочила со своего места. Она не ожидала, что дойдет до применения печати. На собраниях, куда раньше брал ее отец, старейшины вели себя чинно и сдержано, и даже если позволяли себе повышать голос, до физической расправы не доходило.       – Прекратить, немедленно! – приказала она.       – Ему нужно было преподать урок, – Хаджиме убрал руки и отошел на два шага назад.       Смотрел он так же высокомерно и горделиво, как и до этого. Ханаби поняла, что в его глазах она от Неджи отличалась лишь тем, что родилась в семье главы клана – а так такая же зарвавшаяся молодёжь. И руки он убрал только из уважения к ее статусу. Но если это единственное, что они в ней уважают, Ханаби будет пользоваться своим статусом.       – Здесь я решаю, кому и когда преподавать уроки, – нахмурила брови Ханаби. – Уберите печать, Хаджиме-доно. Немедленно.       Неджи было ужасно больно. Это было понятно по тому, как сильно он сжимал ладонями голову и по дрожащим зрачкам. Отец всячески оберегал младшую дочь, считал, что она ко многому не готова, поэтому ей не приходилось видеть применение проклятой печати. За исключение одного раза, тогда, в далеком детстве, когда она подглядела за тренировкой старшей сестры с Неджи. Ханаби думала, что давно забыла тот случай, но сейчас, в похожей ситуации, картины того дня встали перед ней.       – Я уже не использую печать, Ханаби-сама, – Хаджиме растерялся, судя по его лицу с легким налетом шока, он говорил правду.       – Что?       Ханаби не поверила собственным ушам. Она знала, что невозможно так хорошо претворятся, разыграть боль. Но и удивление старейшины тоже было неподдельным. По залу поползли тревожные шепотки, постепенно они становились громче. Все присутствующие знали, как действует проклятая печать, и что она не должна работать, когда ее деактивировали. Что могло произойти?       Кто-то из молодых, кто стоял ближе, подошел к Неджи и подхватил его по руку, видя, что от боли он вот-вот отключится. Только это помогло Ханаби отрешится от роящихся в голове вопросов и заняться тем, что требовало ее внимания прямо сейчас.       – Хидеки-сан, отыщите Узумаки Карин и пригласите в клан. Она должна знать, что происходит. Хиросэ-сан, помогите Неджи. Отведите его в комнату для гостей и позаботьтесь.       Оба Хьюга сказали «есть» и принялись выполнять приказ. Когда один побежал догонять Карин, а другой забрал Неджи у молодого советника и увел того из зала, Ханаби выдохнула.       – Как ваше имя? – спросила она небезразличного и не растерявшегося парня.       – Хьюга Хирокадзу, Ханаби-сама, – ответил он немного заторможено, ведь не привык еще общаться со столь важными особами, пусть и моложе его.       – Благодарю, Хирокадзу-доно, что помогли моему б… кузену, – называть Неджи братом при старейшинах не стоило: разорвут и его, и ее. – Хаджиме-доно, – вернулась она к старшему из старейшин, – я не позволю никому в этом клане причинять боль. Никто не решал, где родиться, и пока я занимаю место главы, вы уважать будут всех членов моего клана вне зависимости от того, к какой ветви они принадлежат. Это касается всех, – она обвела взглядом присутствующих.       Такие бы слова сказала сестра. Так строго и сурово смотрел бы отец. Ханаби хотела подражать двум своим любимым людям, тем, кого она бесконечно обожала.       – Я требую, чтобы вы извинились, – Ханаби вновь посмотрела на Хаджиме.       – Прошу прошения, Ханаби-сама, я не хотел оборвать собрание, – старик, смирив свою гордость, поклонился девочке.       – Вы не поняли, – качнула головой она. – Вы должны извинится перед Неджи, когда ему станет получше.       Выражение, возникшее на лице старика, стоило всех йен, которые хранились в клане. Его перекосило, будто он только что съел что-то кислее лимона, а глаза полезли из орбит, словно вот-вот вылетят в космос. Но правила клана не позволили ему открыто возражать или оспаривать прямой приказ главы клана, пусть и временной и в два раза младше него.       – А что с собранием? – спросил симпатичный старичок в синем кимоно, который рассказывал Ханаби о способе наказания революционеров.       – Все основные вопросы мы рассмотрели. По поводу предложенного проекта к компромиссу прийти так и не удалось, поэтому считаю разумным перенести обсуждение на другой день.       На какой именно, Ханаби не уточнила. Она и сама не знала. В ее детской душе жило желание, чтобы папа поскорее вернулся и решил все проблемы. Но это, к сожалению, невозможно.