Новенький.

- Ты вообще понимаешь, что Солнце — это далеко не самая большая звезда? В космосе есть такие огромные объекты, величину которых человеческий мозг просто не может оценить! — тараторил Лёша, всплескивая руками, пока Вова с тяжелым дыханием пробирался за ним к выходу с поляны, — А квазары, черные дыры, темная материя? Это все та-а-ак невероятно, Вов, ты понимаешь? — Понимаю, ага, — усмехнулся Семенюк, отряхивая штанины спортивок от налипшего снега, — Я смотрю, тебя эта тема очень интересует. — А тебя нет? Просто представь… — Слушай, — выдохнул Вова, когда парни вышли на лесную тропу и остановились, — я больше житель земной, нежели небесный, — парень закурил, согревая поочередно руки в карманах, — Меня беспокоит то, что близко. Например, завтрашняя контрольная по литре. Вова посмотрел в Лёшины блестящие восторгом глаза и улыбнулся, пожав плечами. Он и правда не разделял того ажиотажа, который Губанов строил вокруг космической темы, но экстаз от увиденного дождя будто передался от одноклассника, так что Вова все равно чувствовал приятный мандраж. Словно удостоился увидеть то, что другим не дано. Наверное, так в действительности и было. — Ты завтра не проспи, кстати, а то контроша первым уроком. С кого я списывать буду? — Не просплю, — отмахнулся Лёша, все еще задорно улыбаясь. Он снял с шеи бинокль и протянул Вове, после чего кинул скорое «пока» и направился домой чуть ли не вприпрыжку. Семенюк смотрел тому в спину, пока силуэт не растворился в темноте ночи, и спокойно курил. Все же энергией Лёша заражал, так что Вова бодро зашагал по тропе, даже не страшась нависших и грозных стволов деревьев по обе стороны от него. Парень выбросил окурок, несколько раз опалил кожу ладоней горячим воздухом дыхания и зарылся носом в шарф. А потом хлопнул себя по лбу, поняв, что забыл отдать его Лёше. Улавливая знакомый чужой запах, Семенюк продолжил путь, чувствуя, как веки становятся тяжелее. Навскидку сейчас было около трех часов после полуночи, так что несмотря на приятные впечатления, полученные этой ночью, хотелось поскорее лечь спать. * * * Конечно же Вова проспал. Он бежал в школу, забыв застегнуть куртку, и опаздывал уже на десять минут. Его чуть не занесло на повороте перед школьными воротами, Семенюк проскользил по льду, спрятавшемуся под снегом, и замахал руками, выплевывая сдавленные ругательства. В гардеробе, куда Вова забежал, собрав все углы ногами и плечами, он наткнулся на Лёшу. — Проспал, Губанов! — вскрикнул Семенюк, почти вслепую накидывая куртку на вешалку. — А сам? — отозвался суетливо Лёша, пытаясь завязать шнурки на сменной обуви. Покрасневшие от холода и обледенелые пальцы не слушались, а локоны челки падали на глаза и закрывали обзор, отчего Губанов фыркал и выглядел крайне беспомощно. — Да забей на эти шнурки, — огрызнулся Вова, поставил Лёшу на ноги, схватившись за ворот рубашки, и потянул за рукав в сторону коридора, — Щас если Евгеша нас спалит, то пиздец! Коридоры школы уже успели опустеть, так что шум шагов, который издавал бегущий Вова и спотыкающийся Лёша, разносились с легким эхом и отталкивались от стен. Семенюк затормозил у кабинета литературы, Губанов врезался в него со спины, все-таки упал на корточки и быстро завязал шнурки, после чего встал и сбито вздохнул. Вова аккуратно постучал в дверь, отворил ее и просунул голову внутрь. — Здрастье-е-е, — протянул он виноватым тоном и вошел в помещение, а за ним вплыл и Лёша. Учительница окинула двух опоздавших, что тихо продвигались по стене к своей парте, укоризненным взглядом и встала из-за стола. — Почему опаздываем? — прогремела она на весь кабинет, заставив и Лёшу и Вову слегка вздрогнуть. — Такие пробки в гардеробе, ужас, что творится, — ответил Семенюк в своем стиле, взмолившись, чтобы у женщины было хорошее настроение. Та закатила глаза и цокнула языком, но ни дневники не потребовала, ни начала воспитательную тираду. — Передайте задания, — лишь сказала она, бросив на первую парту третьего ряда две распечатки. Ученики, сидевшие спереди, начали поочередно передавать друг другу бумажки, пока Лёша с Вовой пытались отдышаться от бега, плюхнувшись на свои места. Когда варианты добрались до Кашина, тот повернулся и с ноткой подозрения посмотрел сначала на Володю, потом на Губанова, но в итоге молча кинул листы на парту и отвернулся обратно. Вова тихо вздохнул носом, но решил отложить придумывание оправданий на потом. Он уже предвидел, что со стороны Дани начнутся вопросы, мол, «какого хуя вы опоздали с этим очкариком вместе?» Пролетела мимолетная мысль о том, чтобы попробовать вписать Лёшу в банду, чтобы больше не увиливать ни от чего и спокойно дружить со всеми, но Вова сразу отмел эту затею. Даня с Губановым точно закорешиться не сможет — слишком упертый козел. Да и Лёша не лучше, наверняка его милосердие закончилось на том моменте, когда он смог более-менее забыть стычки с Семенюком, а уж на Даню его точно не хватит. Вова убрал волосы со лба и приложил холодные ладони к горячим щекам, чтобы остудить, пока читал вопросы с листа. На удивление, он знал ответы почти на все. Парень беззвучно усмехнулся, подметив, что стал подозрительно хорошо учиться. На слабую четверку, но это уже лучше, чем твердая тройка, что сопровождала его, например, в предыдущем классе. Так как времени на решение контрольной было меньше из-за опоздания, Семенюк сразу приступил к писанине. Через пятнадцать минут он заметил, что Лёша выпрямился и отодвинул от себя свои листы, разминая шею. Вова ткнул того локтем и кивнул в сторону своего варианта. Кончиком ручки он показал на вопрос, что относился к произведению, которое Семенюк не то чтобы не читал, он о нем слышал впервые. Губанов быстро пробежался глазами по вопросу и незаметно показал три пальца, намекая на третий вариант ответа. Вова кивнул и попросил помощи еще раз, с одним из тех вопросов, где требовался развернутый ответ. Лёша нахмурился и чуть склонился на сторону Вовы, пододвинул листок с его заданиями ближе к себе, чтобы лучше видеть. Он взялся пальцами за край варианта, вместе с тем задев Вовину руку, которой тот придерживал распечатку, и у Володи по спине снова побежали мурашки. Семенюк слегка сбился с толку и подумал, что где-то в классе сквозняк, оттого он вздрогнул и покрылся гусиной кожей. Но никаких порывов ветра он не ощутил… — Кароче, — шепнул Лёша и притянул парня за плечо. Тот пребывал в задумчивости, так что даже не успел осознать, что Губанов уже нашептывает ему правильный ответ, — «Маленький человек» в литературе — это тип героя, непримечательный, не имеющий амбиций и целей человек. Ярчайшие примеры… Дальше Вова слышал как-то смазано, потому что сердце заклокотало под горлом, заглушая посторонние звуки. Семенюк только и мог, что слышать отдаленный голос Лёши и чувствовать его дыхание у себя на скуле и ухе. — Понял? Вова странно дернулся в противоположную от Губанова сторону и испуганно кивнул, сам не понимая, чего испугался. На самом деле, большую часть Лёшиной речи он пропустил, но все равно склонился к листку и стал вписывать что-то, что успел уловить. Он хотел уточнить еще пару вопросов, но передумал, пытаясь усмирить стук сердца и участившееся дыхание. «Заболел снова, что ли?» — подумал Вова, поглядывая искоса на Лёшу, который перечитывал свои ответы и что-то исправлял. Прозвенел звонок, отчего Семенюк ускорился в дописывании последнего ответа. — Вов, курить пойдешь? — послышалось со стороны проема между партами, где уже стоял Илья. — Да-да, щас, — бросил Вова, лихорадочно вычерчивая буквы своим кривым почерком, — Вы идите с Даней, я приду скоро. Коряков хмыкнул и по-дружески пнул Кашина по щиколотке, кивнув в сторону выхода. Вова проследил, как они оба сдали свои листки на стол учительницы и вышли из класса. Лёша тоже встал, но задержался у своего края парты. — Полина в гости зовет. Соскучилась, говорит. — Ага, — Вова расплылся в оскале, — Сам, поди, соскучился. — Сильно ты мне нужен, — усмехнулся Губанов, с притворным презрением стрельнув на парня взглядом сверху вниз. Чуть помолчав, он добавил: — Приходи в субботу, она тебе хочет подарить новогодний подарок. Лёша оттолкнулся от парты и зашагал между стеной и столами в сторону учительского стола. Вова часто заморгал и с легким смущением вперился обратно в свой листок, уже и забыв, что он там писал. Встал вопрос о том, чтобы перенести игру в хоккей, назначенную с членами банды на субботу, на другой день. Семенюк встал, закончив писать, отнес лист учительнице и вышел в коридор, сразу направившись к гардеробу. Еще издалека у расписания он заметил Алину и Ксюшу, что прильнули к стенду и что-то внимательно разглядывали. Коба водила пальцем по колонкам с уроками и уверенно убеждала Алину в… чем-то, что Вова не слышал. Он направился к девочкам, решив поздороваться с Алиной, но те его даже не заметили — упорхнули, тихо хихикая и взявшись под локти. Семенюк остановился напротив расписания и в задумчивости почесал затылок. Окинул взглядом стенд и попытался понять, у какого класса девочки смотрели расположение уроков. Кажется, у девятого. «Неужто у кого-то кавалер там появился?» — подумал Вова, спрятав руки в карманы. Такая вот девчачья любовная игра не была для него открытием — многие особы женского пола, влюбившись в кого-то из другого класса, брали с собой подружек и шли слоняться по школе, лишь бы пройти мимо кабинета, где у их возлюбленного сейчас урок. Семенюк не особо понимал, в чем смысл такого действия, ведь парни обычно не замечали, что мимо них то и дело проходят смущенные девушки, пытающиеся привлечь внимание. Вова и сам пару раз попадал под такие любовные игры, когда на него западали девчонки помладше. Он видел, что они бегают туда-сюда, но никогда не придавал этому должного значения, даже относился к этому с некоторой насмешкой. Просто необычно было видеть Алинку, которую до этого, вроде как, не интересовали девчачьи любовные игрища, вовлеченной в эту глупость. Ее до выпускного класса как будто бы вообще не интересовала школьная жизнь, а тут она и во внеучебную деятельность влилась, и в женский коллектив вступила, перестав быть отстраненной. Вова еще не решил, плохо это или хорошо. Просто хмыкнул и пошел дальше, оглаживая в кармане ребро пачки сигарет. * * * Сбежать от игры в хоккей Вова, однако, не смог. То ли совесть не позволила, то ли было боязно придумывать какие-то оправдания, которые выглядели бы неуместно, учитывая то, что об игре парни договорились еще в начале недели. Так что он уже второй час перебрасывал шайбу покоцанной клюшкой и скользил по замерзшему покрытию футбольной коробки в ботинках. Начинало смеркаться, так что Семенюк подъехал к бортику и запрыгнул на него, закуривая. — Пацаны, мне бы домой надо, — протянул он, болтая ногами, когда Илья с Даней пристроились напротив. — А чего так? — спросил Кашин уставшим от физической активности голосом, снял шапку и стал обмахиваться ей, пытаясь хоть немного избавить себя от напавшей жары. — Дела есть. — Какие такие дела? — Вот такие. Свои, — увильнул Володя, стукнув пятками по бортику. Даня посмотрел на него с недоверием, но этот взгляд Семенюк выдержал, чуть сдвинув брови к переносице. — Лады, — ответил Илья, уперся клюшкой в пол и оперся о нее, сгорбившись. В целом, все трое уже порядком устали, так что никто должным образом не возражал. Члены банды направились к перекрестку, оставив клюшки и шайбу прямо в коробке до следующего раза. Это все равно были не их вещи, они там валялись перманентно и уходили в пользование каждому желающему. — Сколько еще контрольных осталось? — спросил Вова, снова утыкаясь носом в чужой шарф, который с неохотой планировал отдать сегодня, когда придет в гости. — Физика, матеша, русский, — перечислял Илья, загибая пальцы, — Вроде все. — Слава Богу. — Че, списываешь у своего Губанова? — встрял Даня, сложив руки на груди. — Списываю. Завидно? — Да вот думаю тоже его напрячь с этим… — протянул хитро Кашин, — Или хотя бы домашку с него трясти можно. Вова сглотнул и задумался. — Да пожалуйста. Жалко мне, что ли… — ответил он из складок шарфа и прикрыл веки. Легкое беспокойство затеплилось в груди — как бы Даня не перегнул палку и остановился только на том, чтобы использовать Лёшу для учебы. А ведь он может перейти черту. И Вове все больше хотелось за парнем приглядывать, что и нравилось ему, и претило одновременно. Семенюк попрощался с друзьями на перекрестке, проводил Даню взглядом, пока тот не скрылся за поворотом, и только потом направился не домой, а к нужной ему тропе. Его тревога уже формировалась в легкую паранойю от мыслей, что Кашин может проследить и узнать о том, что Володя пошел гостить к Губановым. И допустить этого не хотелось. Семенюк топал, похрустывая снегом, по погружающейся в темноту тропу, и думал о том, как глупо себя чувствует. Скрывать общение с Лёшей от друзей — что может быть бессмысленнее? Тем не менее потерять хоть каплю авторитета перед членами банды казалось ему непростительным, так что Вова решил оставить все, как было. Он добрался до дома Губановых быстрым шагом, стряхнул с ботинок снег, постучал в дверь и стал ждать. Не открывали долго, так что Вова уже занес руку для повторного стука, но в проеме появился Лёша. — Долго ты, — бросил Семенюк, тут же просачиваясь внутрь без приглашения. — Да и ты не торопился, — парировал Губанов, потирая плечи от успевшего влететь в прихожую холодного воздуха. — На, — сказал Вова и всунул в руки Лёши его шарф. Чуть погодя, он шепотом добавил: — Спасибо. — Не за что. Давай быстрее, Полина уже все уши мне про тебя прожужжала, — усмехнулся Губанов, кинув шарф на тумбу около входа. Вова машинально растянулся в улыбке. Парни быстро и направились в комнату Губановой-младшей, перед этим прошмыгнув мимо кухни, в которой сидели оба родителя. Вова кинул скупые приветствия, но со взрослыми контактировать ему не особо хотелось. Комната Полины же показалась ему чуть более захламленной, чем во все остальные разы, когда он был в гостях. — Вова, ну наконец-то! — вскрикнула мелкая, соскочила с кровати и уткнула руки в боки, — Я тебя уже заждалась. — Пардон, миледи, были дела, — посмеялся Володя, которого уже тащили за руку к постели. — Закрой глаза, — скомандовала Полина, пряча за спиной что-то в своих руках. Семенюк послушался, опустил веки и вытянул ладонь вперед. На нее упало что-то небольшое и мягкое, — Открывай. Вова посмотрел вниз, на руке лежала фенечка из янтарных и черных ленточек. Сплетена она была слегка кривовато, сразу виделась не то чтобы умелая работа ребенка, но Семенюк все равно улыбнулся. — Это под цвет твоих глаз. Ну, и черный — твой любимый цвет, — гордо протянула Полина, чуть на месте не подпрыгивая, — Нравится? — Нравится. А почему ты решила, что мой любимый цвет — черный? — Лёша сказал. Вова посмотрел на Лёшу с вопросом в глазах, а тот лишь пожал плечами. — Я наугад сказал. Откуда мне знать твой любимый цвет? — сказал тот, плюхнувшись на кровать. Семенюк снова посмотрел на фенечку и начал надевать ее на правое запястье, Поля бросилась помогать ему завязывать узелок. — Спасибо, малая, — Вова потрепал девочку по волосам и вытянул руку вперед, — Красиво получилось. — У Лёши такая же, только зелено-голубая! — похвасталась Полина, тыча указательным пальцем в брата. Семенюк и правда заметил на руке того фенечку, еще более неаккуратную, зато ленточки там были с блестящей каемочкой. — У тебя новое хобби, что ли? Вова осмотрелся и заметил, что по всей комнате разбросаны мотки лент самых разных цветов и толщины. Полина бодро кивнула, упала на колени и начала рыться в коробке. — Можно еще всякие штуки туда вплетать, бусины и прочее… Сейчас я тебе покажу! Блин, ну где же… — лепетала она, устраивая еще больший беспорядок. Пока Поля была занята, Вова опустился на кровать рядом с Лёшей и снова кинул взгляд на его руку. — Значит, любимый цвет — голубой? — Губанов тихо угукнул, подтягивая колени к груди и укладывая на них подбородок. Вове подумалось, что их браслеты похожи на парные, только эта мысль проскользнула где-то совсем далеко на задворках сознания. Зачем-то ему захотелось добавить: — А мой — красный. Полина, наконец, отыскала пакет с разными висюльками, бусинами и бисером и пристроилась между парнями, готовая провести Вове мастер-класс по плетению фенечек, о котором Семенюк, в общем-то, не то чтобы просил. — Слышь, малая. А тебе-то что подарить? — Мне? — расцвела Поля, но тут же нахмурилась, припав указательным пальцем в губам в задумчивости, — Не знаю… Я еще подумаю и потом тебе скажу. — Думай только недолго, а то нам в конце недели уезжать, — добавил Лёша, чем заставил сестру грустно вздохнуть. — Куда уезжать? — К родителям мамы, — ответила Полина, — Мы всегда Новый год у них празднуем. Надоело… — Какие мы гордые, — усмехнулся Вова, — Так вас все каникулы не будет? — спросил он обращаясь к Поле. Та кивнула, — Жалко. — Да, жалко, — повторила она и уселась поудобнее, — Так, смотри, сейчас сплетем чего-нибудь… * * * Вся ватага молодых уже битый час сидела на опустевшей от взрослых кухне, Полина оживленно рассказывала Вове про каникулы, которые она проводила, про Новый год в кругу семьи и про планы на будущие каникулы. Лёша порой вставлял что-то от себя, но не распалялся на рассказы, Семенюк же внимательно слушал. — Мы и тебя однажды возьмем! — сказала Полина, когда Вова напрямую сказал о своем интересе, — Можно ведь будет, Лёш? — Надо у родителей спросить, — ответил он с улыбкой и поднялся за чайником, чтобы подлить кипятка в чашки. — А я уже пойду, — сказал Вова, останавливая парня, — Стемнело совсем. — Я тогда твое печенье съем, — хитро протянула Поля, подтягивая к себе тарелку с «топленым молоком». — Мне не жалко, — усмехнулся Семенюк и направился в коридор. Только натянув ботинки, Вова заметил, что Лёша стоял и провожал его. — Слушай… У меня тоже есть кое-что, — сказал он, когда Семенюк уже застегнул куртку и натянул шапку. Вова выпрямился и с интересом наблюдал, как Губанов мнется, слегка суетится и роется в кармане домашних штанов. Он, наконец, вытащил сжатую в кулак руку из кармана и прокашлялся, — Вот. Я, если бы знал, что твой любимый цвет красный, то его бы использовал, но… Губанов протянул к Вове руку и разжал пальцы, и на раскрытой ладони Семенюк увидел зажигалку, полностью покрытую черной краской. Поверх же красовались бело-золотые узоры роз вперемешку с колючей проволокой. Парень округлил глаза и приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но удивление не позволяло ему этого сделать. Во-первых, по мозгам било осознание, что Лёша в принципе дарит ему что-то. Во-вторых, росписи на зажигалке были выполнены просто идеально, еще и с попаданием в Вовин характер. — Она лаком покрыта, так что краска не должна стереться… Или типа того… — забубнил Губанов, поняв, что Семенюк никак не реагирует, — Ну на, бери. Лёша всунул подарок в Вовины руки и тут же спрятал свои в карманах, опустив взгляд в пол. — С-спасибо… — протянул Вова сипло, разглядывая зажигалку чуть внимательнее, — Блин, а я ничего не подготовил… Я что-нибудь придумаю. — Ловлю на слове, — усмехнулся Лёша и стрельнул взглядом исподлобья. Вова на нетвердых ногах вышел, а когда повернулся, чтобы пожать Губанову руку, не отпустил его ладонь и спросил: — Почему — черный? — Ты постоянно в черном ходишь, вот и подумал, что это твой любимый цвет, — хмыкнул Лёша и пожал плечами, — А еще он тебе идет. Ну все, пока. Губанов выскользнул своей рукой из Вовиной хватки и захлопнул перед носом парня дверь. Семенюк остался стоять с ладонью, повисшей в воздухе, и с размытым взглядом. Он машинально развернулся и пошел домой, преодолевая занесенную снегом тропинку. Щеки его покалывало от мороза, но краснели они от смущения, и скрыть это от самого себя уже не представлялось возможным. Вова признал, сжимая в кармане подаренную зажигалку и оглаживая пальцем выпуклые от краски узоры, что ему очень приятно.