Новенький.

— Алин, постой! — крикнул Вова, протискиваясь через толпу учеников на крыльце. Сегодня он уходил из школы один — Даню поставили дежурить с Ильёй, так как они оба сидят в одиночестве. Семенюк не горел желанием куковать в классе, пока они поднимают стулья и лениво прибираются, и уж тем более помогать, так что решил выцепить Алину и, наконец, поговорить. А то мало ли она до сих пор считала Вовку во всем виноватым? Самого же Вову это уже меньше волновало — он преисполнился энергией героизма. Мол, защитил слабых, поступил жестко и по понятиям и все такое. Тем не менее обсуждения фильмов втроем стало не хватать, так что Семенюк назначил встречу с товарищами, цель которой была «пошароебиться и покурить», на более позднее время, после чего оставил их в кабинете и пошел на поиски Алинки. Лёши нигде не было. Тот в целом весь день был каким-то тихим и задумчивым. Хотя он был таким всегда. Это играло на руку, можно было набиться к девушке в «одинокого провожающего». Вова сбежал по ступенькам, спешно застегивая куртку от порывов ветра, что становился все более холодным с каждым октябрьским днем, и зашагал к воротам. Алина ждала его, стоя вполоборота. — Провожу тебя? — Ну, давай. Вдвоем они зашагали по проселочной дороге молча. Парень не знал, как начать разговор непринужденно. Он пусть и перестал так сильно млеть в присутствии девушки из-за постоянного общения с начала четверти, но, оказавшись наедине, почувствовал что-то не то. Вова только и умел, что неловко и порой пошловато подкатывать, а в общих разговорах подключался только потому, что отвечал на чужие реплики. Можно сказать, что Лёша выступал между ним и Алиной в роли посредника. Так что сейчас слова крайне скудно лезли в голову. — Слушь, ты все еще думаешь, что это я Лёху?. . — начал «в лоб» Вова, неловко потирая затылок. — Нет. Сегодня поняла, что не ты, — сказала со смешком Алина, искоса поглядывая на одноклассника. — Ну, я же обещал не трогать. — Так дружки твои… — Да че они сделают… — цокнул языком Вова, потянувшись в карман за пачкой сигарет. Он одернул руку и нервно пожевал губами, — Ты не видела драку-то? — Не видела, но слышала, как Ксюша о ней трепалась. Что это за парень был? Который с Лёшей дрался. — Один отбитый из девятого. Семенюк показательно покрутил пальцем у виска, а потом усмехнулся, вспоминая, что, вообще-то, сам не лучше Лебедева. — Какой ужас! Я слышала, что они девушку не поделили. — Ксюха наплела? Ты ее не слушай. Из-за сестры это. — У Лёши сестра есть? — удивилась Алинка, округлив глаза. Вова прикусил язык, а потом вспомнил, что девушка — не члены его банды и перед ней не стоит особо осторожничать. Ну узнает она, что Семенюк ходил к Губановым в гости и знаком с Полиной, ну и что? Это ж все было ради обсуждения кино. — Есть. Тот пацан ее задирал, вот Губанов и полез грудью на амбразуру, — Вова ненадолго замолчал и все-таки достал сигарету из кармана, — Чуть-чуть сплоховал, правда, — протянул он, когда перед глазами встала картинка, как Лёшу валяют на полу коридора и бьют точно в губу, — Но ты не переживай, все нормально. — Да что — нормально? — печально вздохнула Алина, — Ты лицо Лёши видел? А если этот парень снова полезет? Позовет других? А если?.. — Не полезет. Не позовет, — сказал Вова с ноткой садизма, после чего подкурился под пристальным взором Алины. Сначала ему показалось, что она пялилась на отраву меж его губ, но потом понял, что ее взгляд наполнен не осуждением или упреком, а любопытством. Затянувшись, Семенюк пробубнил: — Я с ним попиздел. — А? — Поговорил с ним. Наглядно донес… — Вова закатил глаза в попытке не растрепать свои истинные методы работы над непослушными и несколько раз всплеснул руками, будто бы жестикуляция могла подкинуть ему новых мыслей, — донес, что не надо, короче. — Блин, Вов… Молодец ты, — протянула Алина, опустив взгляд на дорогу. Семенюку стало приятно, а под сердцем слегка заныло. Он тупо улыбнулся, выпустив дым через нос, и приподнял подбородок, мол, «да, я такой, борюсь с несправедливостью». Тот факт, что он сам часто выступал и продолжал выступать в роли этой самой несправедливости, Вова успешно выкинул из головы. — Только ты Губанову не говори. — Почему? — Ну, просто не говори и все, — с притворным недовольством сказал парень. Он остановился у дома Алины, кинул окурок под ноги и втоптал в грязь носком ботинка. Не хватало еще Лёше знать, что Вова записался в благодетели. Алина ухмыльнулась и кивнула, — Чего, мир? — Да не ссорились вроде. — Не ссорились, как же, — усмехнулся Семенюк развязно, но дальше подкалывать не рискнул. Лишь вытянул руку в знак «примирения». Алина аккуратно пожала ладонь, — Чего с нашей деятельностью киношной будем делать? — После каникул можем продолжить. На этой неделе все равно ничего не успеем уже. — Допизд… Договорились. Алина кивнула на прощание и зашагала в сторону дома. — Алин! — крикнул Вова. Девушка обернулась, — На каникулах погуляем? — Может быть, — громко ответила она, после чего скрылась в дверях. — И-э-эх, — довольно вздохнул Вова, оттолкнувшись от досок и опять чуть не грохнувшись в грязь. Он поторопился, чтобы успеть забежать домой, а потом отправиться гулять с членами банды. У него было хорошее предчувствие. * * * Вова хрустнул пальцами и запястьями, отчего Лёша поморщился. — Не хрусти. — Отстань. Щас я тебе докажу, что мы, технари, все умеем ваще, че захочешь. — Кто ныл, что не может запомнить, чем ямб от хорея отличается? — Отстань, говорю! — беззлобно фыркнул парень, наблюдая, как директриса на замене учительницы по литературе проходила по рядам и раздавала новые варианты контрольной. Он кинул взгляд на учебник математики, что стоял на вырытой из недр кладовки подставке, и ухмыльнулся. Там, на обороте, была расположена таблица квадратов, среди строк которой и затаились прозрачные шпоры. Наверное, даже Лёша их не заметил, а уж директриса и подавно не разглядит. Запрещалось трогать учебники, но не держать их на парте, так что Семенюк удобно расположил свое спасение в углу стола, повернув под нужным градусом к своему лицу. Он и так всегда горбился над партой, так что при наклоне сможет разглядеть буковки на шпорах и при этом не будет выглядеть подозрительно. Вова сильно сдерживался, чтобы не злорадствовать, решив оставить это на потом. Зато Губанов разгулялся, все время бубня что-то колкое. — Давай в этот раз без пожарной сигнализации только, ладно? — шепнул он, когда директриса уже перешла на третий ряд и становилась все ближе к их парте. Лёша явно был в ударе, постоянно лыбился и хихикал, а Вова думал, что зря выгородил его перед Колей. Профилактические пиздиловки были бы на пользу. — Завали, Губанов, просто завали, — протараторил Семенюк, не скрывая ухмылки. Он был в огромном предвкушении, когда представлял, как получит листок с красной цифрой «пять» в уголке. И как же он будет измываться, когда расскажет Лёше, что тот сам помог ему выиграть в споре, пусть и непреднамеренно. Когда перед Володей опустился листочек с распечатанным вариантом, он пробежался глазами по тексту и удостоверился, что на все имеющиеся темы в шпорах есть подсказки. Теперь он хрустнул шеей, за что получил тычок коленом под партой. Ткнув в ответ и хищно зыркнув, парень приступил к решению. * * * Вова был уверен на все сто, что его оценка будет — отлично. Осталось только дождаться, пока директриса все проверит и выдаст работы на следующем уроке, а именнопослезавтра, вчетверг. Семенюк блаженно затянулся, пристроившись на излюбленном подоконнике туалета-курилки, и немного отодвинул ногу от стекла, так как начавшийся дождь забарабанил по окнам и залетал моросью в щель для дыма, впитываясь в штанину спортивок. Сегодня он, наоборот, решил подождать Илью с Даней, чтобы завалиться к последнему в гости — его мать уехала до вечера, дабы сходить к врачу, так что дом был в распоряжении парней. Дверь кабинки скрипнула, отчего Вова вздрогнул. Он не заметил, что здесь кто-то был, а когда из-за панелей ДСП выплыл Губанов, то хитро ухмыльнулся. — Че ты сюда таскаешься вечно, есть туалеты и поприличней. — Нет «приличных» мужских туалетов, — ответил Лёша, приблизившись к раковине, — Тут хотя бы людей нет никогда. — А я тебе че — не людь? Губанов не ответил, лишь цокнул языком и снисходительно покачал головой, все равно улыбнувшись. Кажется, его тоже забавляли постоянные словесные перепалки с Вовой. Последний так и сам не заметил, когда это стало привычкой. — Вов, ты это… — начал Лёша, отряхивая руки от воды, — заступился, что ли? — Че? За кого? — За Полю. Губанов облокотился поясницей о край раковины, сложил руки на груди и расслабленно закинул одну стопу на другую, с интересом наблюдая за курящим одноклассником. — А, за мелкую… — протянул Вова. Рассказала, походу, Алинка. Он не был на нее обижен, скорее, просто не понимал, чего теперь Лёша хотел, — Ну? — Спасибо сказать хотел. — Говори. — Говорю. — Не говоришь. — Говорю! Вова рассмеялся, выкинул окурок через щель в окне и закрыл створки. — Теперь этот мудак не будет ее донимать. Хотя бы ее, — протянул Губанов, пока Володя слезал с подоконника. Он аж замер ненадолго с одной ногой на полу, а с другой на батарее. Похоже, Алина рассказала не все. Семенюк оттаял, шлепнулся подошвами на пол и прошагал мимо Губанова, задержавшись у дверей. Он покусал губы, а потом плюнул на предрассудки. Все-таки, несмотря на изначальную задумку, поделиться своим поступком хотелось и с Лёшей. С ним, вообще-то, в первую очередь, просто Вова этого не признавал. Из-за него и его сестры все это волонтерство и началось. Семенюк посмотрел через плечо, Губанов провожал его глазами. — И тебя не будет донимать, — сказал он тише обычного. Лёша изогнул бровь дугой и приоткрыл разбитые губы, — Я за тебя… поручился, типа. Прежде чем Губанов успел что-либо ответить, Вова вышел в коридор и потопал обратно в кабинет, где его товарищи, наверняка, валяли дурака, а не прибирались. На секунду Вове захотелось наплевать на них и, как и Лёша, сесть где-нибудь ждать Алинку с допов, но сегодня было важное дело — совместная покупка сигарет, от такого не отлынивают. Придется отпустить Алину домой в обществе соседа по парте. Вове показалось, что укол ревности был чуточку меньше, чем обычно. * * * — Хе, — крякнул Володя, увидев на листке аккуратно-выведенную пятерку. Он медленно, будто специально, чтобы Лёша прочувствовал его кайф, потянулся, откинулся на спинку стула и сложил руки на груди, расслабленным взглядом наблюдая за тем, как сосед удивлялся оценке «отлично» за контрольную. — Списал? — А вот это уже неважно, — весело проскандировал Семенюк, теперь, наоборот, наваливаясь на парту локтями. Он взял листок за угол и помахал им перед чужим лицом, — Видал? — Видал, — фыркнул Губанов, отпихнув Вовину руку от себя, — Желание твое, так уж и быть. Че загадаешь? — Э-э-э, нет. Я потом. Придумаю что-нибудь эдакое… Семенюк показательно оскалился и прищурился, потерев ладони. — Давай только без непристойностей. — С ними самыми. Обязательно! Лёша лишь привычно закатил глаза и уткнулся в тетрадь. Вова машинально скользнул взглядом по его лицу и, не заметив новых синяков, довольно хмыкнул. Коля оказался понятливым. Литература была последним уроком, и Вова рванул домой сразу после звонка, взяв Илью с собой. Даня вчера проиграл ему в «монетку», так что остался дежурить один, а парни уже тащились к выходу на долгожданный перекур, однако Володю в толпе кто-то схватил за ладонь. Он обернулся, не увидел никого перед собой, но, склонив голову, заметил Полинку. Та широко улыбалась и хваталась за пальцы парня, пытаясь оттащить в сторону. — Вова! — Малая… — скомкано выдавил парень, свободной рукой подтолкнув Илью в спину. Тот затерялся среди людей, и его унес поток учащихся. Поля отвела Володю в сторону, к окну, где школьников было куда меньше, — Чего тебе? — Спасибо, что помог! — Да не за что, — усмехнулся Вова, потрепав по голове, — Слушь, мне идти бы надо. — А Лёша еще в классе? — Наверное. А че? — Да я зонт забыла, а там дождь. — Сахарная, что ли? Растаешь? — процитировал своего отца Вова, заставив Полю рассмеяться, — Ладно, пока. — Стой, Вов. Ты придешь к нам в гости на каникулах? — Может быть, — ответил Семенюк, немного подумав. Он был не уверен, что есть повод и что вообще стоит. Он и так к Губановым зачастил, а раз уж пока киношный кружок, так сказать, прикрыт до следующей четверти, то вроде и без надобности просиживать жопу в чужой комнате. Тем не менее щенячьи Полинины глаза, которыми она провожала хулигана, заставили задуматься. * * * Но Вова в гости не пошел. Он вообще никуда не пошел, даже в пятницу уроки прогулял, сославшись на то, что всем и так будет плевать — дневник с выставленными за четверть оценками, если что, заберет либо Даня, либо Илья. Семенюк и так знал, по каким предметам вышли тройки, а по каким немногочисленным — четверки. Первые пару дней каникул он просто провалялся в кровати, читал Лёшины журналы, натачивал ножи, учил с ними новые трюки, пытался сделать муляж финки НКВД из дерева. Страдал фигней. Гулять не тянуло не только из-за непрекращающихся дождей, которые пусть и не были сильными, но размачивали дороги и образовывали новые лужи, но и из-за лени. Даже перспектива пошляться с Алиной претила тем, что нужно выйти из дома дальше, чем до магазина. Вова созванивался с девушкой, но она все время была занята домашними делами, так что откладывала встречу, а Семенюк был даже рад. Лень разморила его настолько, что даже дела любовные волновали не так сильно. Даня с Ильёй тоже выбирались из дома редко, разве что Коряков пару раз пришел поваляться на диване и порубиться в карты. Почти вся неделя каникул прошла впустую, и Вову это немного расстраивало. Пускай он и мог засиживаться до глубокой ночи и спать до обеда, ничего полезного так и не сделал. Не то что бы у него вообще в планах было что-то полезное, но все же. Выбраться-таки пришлось, когда в пятницу Семенюк понял, что выкурил, запираясь в комнате и стоя у форточки, все припрятанные сигареты. Нужно было идти в ларек. Вова лениво выполз в коридор, облачился в куртку и обувь, выглянул в окно. Дождя не было, сумерки неспеша наползали на поселок. Пусть с неба и не лило, Володя все равно натянул на затылок шапку, после чего вышел из дома, не сказавшись матери, и закурил последнюю сигарету. Было прохладно, можно даже сказать, морозно. Вполне свойственно для начала ноября. Парень смотрел на покрытые еле заметным инеем кусты, когда огибал дом для более короткого пути до ларька, и думал о том, что два месяца учебы прошли слишком быстро. Казалось, будто он моргнет еще пару раз, а там уже и выпускные экзамены, и, вроде как, взрослая жизнь, и принятие решения — поступать, работать, армия или еще что-то. Думать об этом не хотелось, так что Вова тряхнул головой, выплюнул окурок в ближайшую лужу и подошел к ларьку, дорога к которому показалась еще короче из-за раздумий. Ларек, как всегда, заливал окружение вокруг себя ярким желтым светом, что просачивался через окошко кассирши и рассеивался вокруг. Фонарь неподалеку перегорел, как и его сосед, так что лампочка ларька была единственным источником света, выступая во мраке ноябрьского вечера, словно горящий островок. Костяшками прохладных пальцев Володя постучал по стеклу, после чего купил все, что нужно, когда окошко открылось. Ему повезло, что продавщица — беспринципная тетя Люда, что спрашивала паспорт примерно никогда — не сменялась вот уже который год. Лет с двенадцати, когда Семенюк и начал курить. Он сразу открыл пачку, закурив еще раз, после чего уловил у горящего фонаря знакомую фигуру. Губанов куда-то шел, свесив голову, спрятав руки в карманы и сердито пиная камушки на земле, что разлетались в стороны, падали в лужи и создавали брызги. Вова хмыкнул и пошел к парню, что как раз направлялся в его сторону. — Че делаешь вечером один? Выглядишь, как маньяк, — усмехнулся он, заставив Лёшу поднять голову и посмотреть на себя. Тот, вопреки Вовиным ожиданиям, не подколол в ответ, а нахмурился и прошел мимо, вообще ничего не сказав. Это игнорирование задело, — Эй! Ну! — Чего? — угрюмо буркнул Лёша, миновав ларек и продолжив путь, судя по всему, не имеющий конечной точки. — Случилось что? — А тебе не насрать? Вова насупился, затянулся и фыркнул. — И то верно. Насрать. Он ожидал, что Губанов парирует, но тот лишь шел, отдаляясь. Володя думал недолго и пошел за ним, держась немного поодаль. — Теперь ты на маньяка похож, — сказал Лёша спустя пять минут, кинув взгляд через плечо. — Почему? — Преследуешь меня. — Ниче не преследую. Нам по пути просто, — нашелся Вова, указав на детскую площадку, что как раз была недалеко от турников. Семенюк потер руки, чтобы немного согреть и размять суставы, подошел к самому высокому турнику под два метра высотой и подпрыгнул, перед этим низко присев. Он подтянулся и перекинул ноги через перекладину, подогнув колени и усаживаясь сверху. Парень любил так делать, правда, один раз чуть не свалился, почти потеряв равновесие. С высоты он наблюдал, как Лёша, продолжая хмуриться, подходит к скамейке напротив турника и, несмотря на сырость досок, садится, запрокинув голову к небу. — Сколько жим имеешь? — Нисколько. — Какие мы сегодня грубые, — прописклявил Володя, вытянув губы, — Каникулы хуевые? — Не то слово. Лёша замолчал, Семенюк тоже. Последний надеялся, что Губанов еще что-нибудь скажет, но тот лишь шумно дышал, упершись ладонями позади себя и устремив взгляд в небо. Вова вздохнул и достал нож, начав им щелкать. — На тебя без слез не взглянешь. — Ну так не смотри, кто заставляет. — Губанов, я в тебя щас кину нож. — Спасибо, что предупредил, — усмехнулся Лёша, выпрямив-таки шею и слабо улыбнувшись. Лицо его все еще было недовольное, но с оттенками того задора, с которым он пререкался с Вовой. А тому вдруг стало очень любопытно выпытать из одноклассника причину его колючести. — Чего грустный, хуй сосал невкусный? — Как избито… — протянул парень, в очередной раз закатив глаза. Он немного помолчал, потом уткнулся локтями в колени, свесив руки меж ними, и пробубнил: — С родителями посрался. Володя присвистнул. Он, конечно, замечал, пусть и единожды, прохладное отношение матери семейства к сыну, но казалось, будто это так, поверхностное. А отец вообще казался добряком. — Посуду не помыл, шторы не закрыл, коров не покормил? — спросил Семенюк, защелкнув нож и огладив его рукоятку большим пальцем. — У нас нет коров. — Господи, да это образно, Губанов. Какой же ты зануда, — протянул страдальчески Вова, убрав нож и схватившись за перила турника покрепче. Он накренился назад и перевернулся, повиснув вниз головой на согнутых ногах. Шапка, про которую Семенюк забыл, слетела с головы и упала в лужу под турником, заставив парня прошипеть пару матерных слов. Он еще немного пораскачивался, придуряясь и протянув руки к земле, а потом спрыгнул. Дожидаться от Лёши ответа, видимо, было бесполезно, так что он поднял шапку, отряхнул ее от капель и сунул в карман. Вова уже собирался покинуть площадку, так и не получив должную дозу злорадства от вялого Губанова, как тот обиженно сказал: — Им не нужен повод, чтобы до меня докопаться. Вова поджал губы и подпер турник плечом. — Ну че? — Да просто попался под горячую руку. Они между собой спорили опять, а я мимо проходил. Отхватил за то, что все каникулы дома просидел. — Дык, дождь же был. Да и какая разница им, чего ты делаешь на каникулах? — Я так и сказал. Но… — Лёша развел руками и выпятил нижнюю губу, — опять крайним оказался. Вова почувствовал в словах Губанова отголоски собственного прошлого. Он благодарил судьбу как минимум за то, что в его жизни закончился тот период, когда родители прикапывались к каждому его шагу и вздоху. Конечно, в семье Вовы все было наверняка жестче, чем у Губановых, — все приправлялось алкоголем и рукоприкладством, — но Володя не исключал того, что не знал всей картины. Если Лёша не самый любимый ребенок в семье, то кто знает, что происходит за закрытыми дверьми. — Пошли их нахуй. — Тогда я не сам из дома уйду, а они меня выпнут под зад, — горько усмехнулся Губанов, потирая покрасневшие уши. Он был без шапки. — Так ты поэтому, как додик, шароебишься? — Лёша кивнул, а Вова, чуть помолчав, добавил: — Ну и правильно. Пусть перебесятся. — Однажды это обязательно случится, — протянул саркастично Губанов, поелозив ботинком по земле. Семенюк продолжал стоять у турников, рассматривая парня. Лак на ногтях уже стерся, губа почти зажила, как и фингал, а в голове вдруг родился вопрос. — Эу, Губанов. А че ты себя так не защищаешь, как свою сеструху? — М? — Ну, ты же Коле противостоял, пусть и с переменным успехом. А нас с пацанами чего тогда не отметелил? Нравится терпилой быть? — Иди ты, Семенюк. Вас трое было. — И один в поле воин, — хмыкнул Вова, зажав зубами очередную сигарету. Лёша будто проигнорировал это замечание и продолжил: — К тому же я уже привык к издевкам. Еще с прошлой школы. А вот Полине через это проходить не обязательно. Губанов сверкнул глазами исподлобья, а Вове вдруг стало на секунду стыдно. Он представил, что у него есть младшая сестра, такая же, как Поля, которой на пути вырастает хулиган. Такой же, как он или Коля Лебедев. И если девочек еще щадят, то парням порой достается по самое не балуйся. И здесь уж либо ты, либо тебя. Вова выбрал «ты». Лёша выбрал «ты» только ради сестры. Наверное, Семенюк тоже сделал бы что угодно, будь у него мелочь пузатая за спиной, отодвинув свои потребности куда подальше. Хотя он уже сделал, пусть и не то что бы много. А Полина была ему даже близко не родная. Ну ладно она, мелкая девчонка, за которую постоять не стыдно. Немного мучил вопрос, зачем Вова приплел туда Губанова. Парни молчали, Лёша все сидел, кусая губы, а Володя смотрел на него пустым взглядом, задумавшись и покуривая быстро тлеющую сигарету. На нос приземлилось что-то щекотливое. — Поля все спрашивает, когда ты придешь, — сказал тихо парень, — Говорит, ты обещал. Губанов снова поднял на Вову почти безэмоциональный взгляд, но уголки его губ приподнялись. —Завтра и приду, — машинально выдал Вова, почувствовав на щеке еще одно приземление влажной крупицы. Он поднял голову к темному небу, что рябило из-за редких хлопьев снега, — Смотри-ка, первый снег