Новенький.

Вове не очень нравился факт того, что в дом Губановых он идет с радостью. Чувствовался в этом какой-то подвох, но Семенюк убедил себя в том, что он просто пользуется Лёшей ради телевизора. А тот факт, что встречу с Ильёй и Даней из-за этого «пользования» пришлось перенести на воскресенье, придумав тупую отмазку, Вова лаконично опустил. Он уже привычно забежал в нужный подъезд и постучал в дверь, а когда Губанов открыл, то зашелся в смехе. Дело в том, что Лёша стоял, недовольно прикрыв веки, его челка была зачесана назад и заколота минимум пятью розовыми блестящими заколками с узорами сердечек и звездочек, руки усыпаны браслетами, а шея — бусами. Еще и фингал под глазом, опять. — Ты… Ты это куда такой нарядный? — выдавливал из себя Вова, пытаясь не упасть от смеха и держась за косяк двери. Про фингал он решил не спрашивать — все равно парень честно не ответит, да и нужно сначала проржаться. — На свиданку, — пробубнил Лёша, — Заходи. Семенюк заполз в квартиру, все еще тихо хихикая, и быстро выскочил из верхней одежды. — Тебя это сейчас тоже ждет, — сложив украшенные руки на груди, ехидно сказал Губанов. В доме было как всегда тихо, отца, судя по всему, не было, так как Вова не увидел машины во дворе, а мама Лёши сидела на кухне, разгадывая кроссворд. Она кивнула в ответ на скромное «здрастье» гостя, после чего тот поспешил за одноклассником. Как только дверь в Полинину комнату открылась, ее хозяйка оказалась на пороге с кучей всякой фигни в руках — расчески с разной толщины зубчиками, резинки для волос, ленточки. — Добро пожаловать в наш салон красоты! — радостно пропищала Поля, тут же затаскивая Володю внутрь. Теперь-то он понял, почему Губанов так выглядел. В комнате же царил своеобразный творческий беспорядок. Семенюк пробежался глазами по разбросанной по полу игрушечной косметике, по коробкам, из которых торчали самодельные бисерные колечки, браслеты и ожерелья, по кровати, что была полностью забита толпой мягких игрушек, тоже обвешанных бижутерией. Вова аж рот приоткрыл в удивлении, а его уже усаживали на пол. — Чаю? — отозвался Лёша, все еще стоя в дверях. — С конфетами! — одновременно добавили Вова и Полина, а Губанов лишь усмехнулся и покивал, ведь это и так само собой разумеющееся. Он скрылся в коридоре, а Семенюк с легкой настороженностью наблюдал за тем, как мелкая стояла перед ним, нависнув чуть сверху, и оглядывала лицо и волосы, задумчиво поджав губы. — Что бы тебе такого сделать?.. — Может, ничего? — Не, еще как чего. Давай заплетем! — Чего там заплетать-то? Волос нема. — Наоборот, у тебя челка длинная, — усмехнулась Поля, взъерошив чужие волосы. — Надо бы постричься… — прошептал Вова, коснувшись локонов, что уже почти полностью прикрывали брови. — Не надо! У тебя такие хорошие они, густые, — запричитала Полина, пододвигая к парню стул. Она взобралась на него, села поудобнее и начала вертеть Вовину голову, взявшись за щеки, — Заплетем тебе пару косичек. Она довольно улыбнулась и принялась расчесывать, пока Семенюк сидел, тупо улыбаясь и не понимая, почему он позволяет так над собой измываться. На самом деле, это было даже мило. Девочка начала параллельно рассказывать про свои дни в школе, про предстоящую поездку в Новокузнецк, про что-то еще, но Вова почти не слушал. Его мысли вернулись к фингалу под глазом Губанова. «Блять. И ведь опять Алина решит, что это я», — с досадой подумал он, после чего посмотрел Полине прямо в глаза. — Слышь, мелкая. — Ась? — А ты, случайно, не знаешь с кем твой братец пизд… дерется все время? Поля вздохнула и откинулась на спинку стула, ненадолго прервав свою парикмахерскую деятельность. Вова, подняв глаза, увидел уже два пучка мелких косичек, закрепленных ляпистыми резинками. — Есть мальчик, который меня задирает, — начала слегка печально Полина, перебирая подол кофты, — Он старшеклассник. Вот Лёша за меня и вступился, а потом второй раз, и третий. И вчера вот после школы до фингала дошло. — А что за пацан? Знаешь, как зовут? — Не-а. — А как выглядит? — Высокий такой, — девочка протянула руку вверх, пытаясь показать рост, — С белыми и длинными волосами. — Ну, под такое описание много кто подходит, — усмехнулся Вова, подумав о своём однокласснике, немного меняя позу и вытягивая вперед затекшие ноги. — Нет, тот чуть-чуть ниже, чем ты. Семенюк задумался. Как минимум, он стопроцентно убедился, что Даня не причастен к избиениям Губанова, но наводки мелкой не наталкивали на конкретную личность. Хулиганов в школе хватало, и много было блондинов, но пару предположений у Вовы появилось, пусть и размытых. — Вова, ты поможешь Лёше? — вдруг спросила Поля, снова начав шаманить над челкой. — Он же сам неплохо справляется. — Ты видел, как он справляется, — строго сказала мелкая, одним пальцем оттягивая нижнее веко правого глаза и снова напоминая про фингал. Сейчас она звучала, как взрослая, а вела себя все равно, как мелочь пузатая. Вова скривил губы. — Постараюсь, — ответил, наконец, он. Не хотелось давать обещание, которое Семенюк потом не смог бы выполнить. Или не захотел бы. Тем не менее Полю такой ответ устроил, ибо она широко улыбнулась и засветилась от радости. Как раз к этому моменту вернулся Лёша, пытаясь удержать в руках сразу три чашки, а в зубах сжимая пакет с конфетами. — Ну помофгифте мне кто-нибуфть, — произнес парень, не разжимая зубов, и толкнул дверь бедром. Та с хлопком закрылась. Полина завязала последний бантик на третьей косичке Вовы, что торчала куда-то в сторону, и подбежала к брату, приняв из его рук две чашки. — Будем на полу сидеть, мне лень с кровати все убирать, — сказала она, опустив чашки на ковер и отодвинув стул обратно к окну. — Зато честно, — усмехнулся Вова, поддевая пальцем нависшую перед глазами косичку. — Лё-ё-ёш, — хитро протянула девочка таким тоном, будто сейчас будет уговаривать брата на какую-то авантюру. — Чего? — Мне бы еще ну… Это… — мелкая неловко ерзала на коленях и смотрела на брата, что вставлял кассету в видеомагнитофон исподлобья. Лёша был готов нажать на «плей», а Поля все никак не могла закончить предложение. В итоге Губанов со снисходительной улыбкой обернулся и спросил: — Ну? Вместо устного ответа Полина выудила откуда-то из-под кровати маленькую черную баночку с лаком для ногтей. — Тебе же мама не разрешает еще красить. — А я не себе, — вкрадчиво произнесла она и скользнула взглядом на руки Губанова. Вова наблюдал за всем этим со стороны с неподдельным интересом. Губанов округлил глаза, потом нахмурился, посмотрел на свои ногти и, вздохнув, пожал плечами. — Ладно, давай, — сказал он с улыбкой и щелкнул кнопкой, после чего приземлился рядом с сестрой. Та радостно пищала и пыталась открыть баночку с лаком. — Ты серьезно позволишь себя намалевать? — спросил Володя с едкой усмешкой, пока Поля совала ему баночку и причитала «Вов, помоги открыть». — А что такого? Это просто лак, потом смоем, — ответил как ни в чем не бывало парень, сразу направив все свое внимание на экран телевизора. Семенюк выгнул бровь дугой, но ничего не сказал, хотя пару матерных подколов в голове родилось. Если б не Полина рядом, то он бы произнес их вслух, а так лишь промолчал и помог мелкой открыть баночку. — Ты такой сильный, — восхищенно протянула Поля, — Когда я подрасту, то выйду за тебя замуж. Лёша с Вовой переглянулись и надули щеки в попытке не расхохотаться. — Обяз… обязательно, — сдавленно ответил Семенюк, закусив губу. Полина посмотрела на него озадаченно, явно не понимая, чего это он хихикает, но быстро сменила вектор внимания на вытянутую руку брата, которую он подставил для косметических процедур. Мелкая начала орудовать кисточкой и пыхтеть, высунув язык, в попытке накрасить ногти аккуратно. Вова же уткнулся локтями в колени и осмотрел комнату, что окрашивалась в голубой из-за света экрана и в серый из-за темнеющего неба за окном. Все ощущалось так странно, будто в этот дом он пришел гостить не в третий раз, а в тысячный. Окружение казалось слишком уютным, слишком спокойным. Слишком… слишком. Он чувствовал себя на своем месте, и то тепло в груди, которое растекалось от сердца, просачивалось через ребра и обволакивало все тело, безумно пугало. Но Володя тянулся к этому чувству. Может быть, неосознанно, но всей душой. Семенюк посмотрел на Лёшу, что заинтересованно пялился в экран и уже впитывал сюжет фильма, скользнул по сгорбленной фигуре Поли, измывающейся над рукой брата, и улыбнулся. Наблюдать за взаимодействиями этих двоих было приятно. И Вова чувствовал себя частью их жизни, частью их сестринско-братских отношений, наполненных заботой и вниманием. И это не коррелировало с его жизненными установками, потому что в окружении Губановых Володя чувствовал свою мягкость, а соответственно, слабость. Не было той грубости и твердости, что наполняло его пребывание в банде, и, казалось, будто это неправильно. Так Семенюка воспитали, так его научили. И чувствовать, и видеть новое было необычно. Страх и восторг. — Я закончила! — сказала Полина радостно, вырвав Вову из пучины мыслей. Он осекся, когда понял, что все это время смотрел на профиль Лёши, утопающий в свете телевизора, пустыми глазами. Губанов оторвался от просмотра и вытянул руку вперед, рассматривая свои черные ногти. — Супер, — усмехнулся он, потрепав сестру по голове, — Тащи ацетон, или чем там смывают. — А нет ацетона… — виновато прошептала Поля, спрятав глаза в пол. Повисло молчание, но недолгое, потому что Вова опять разразился в смехе, Лёша театрально заругался, а девочка вскочила на ноги отбежала к противоположной стене, тоже хихикая. — Ну все, Губанов, будешь теперь… — Семенюк задыхался от смеха, — будешь теперь таким ходить! — Ты-то хоть помолчи! — вскрикнул Лёша, ткнув парня в плечо. Он тоже подскочил и бросился к Поле, попытавшись ее защекотать, но мелкая увернулась, обогнула комнату и спряталась за Вовой. — Прыгай на спину, будем отбиваться, — с задором шепнул Володя, после чего девочка хитро улыбнулась и крепко взялась за юношеские плечи. Вова подорвался вверх, подхватив мелкую под коленями, и начал наворачивать круги по комнате, пока Лёша бегал следом и выкрикивал угрозы с напускной строгостью. Поля хохотала над ухом, Вова перепрыгивал через разбросанные украшения, Губанов пыхтел где-то за спиной. — Ну все… Устал… — выплюнул он сквозь сбитое дыхание на пятом кругу и остановился, чуть склонившись и оперевшись ладонями о колени. — Победа! — вскрикнула Полина, тормоша Вову за плечи. — И что мне с этим теперь делать? — спросил Губанов с улыбкой, вытягивая руку с накрашенным ногтями в сторону сестры, что слезала с Семенюковской спины. — Не знаю, с Ксюхой можешь косметику пообсуждать, она как раз краситься начала, — едко усмехнулся Вова. — Поль, закрой глаза ненадолго, — сказал Лёша спокойно, и, когда мелкая послушалась, согнул на вытянутой руке все пальцы, кроме среднего. * * * — Я сейчас журналы вынесу, — сказал Губанов, когда парни вышли в коридор. На фильм как-то забили, последний час занимаясь фигней и разговаривая о ерунде, а сейчас Вова уже собирался идти домой. И ему вдруг стало очень любопытно заглянуть в комнату одноклассника, в которой он доселе не бывал. Лёша заметил заинтересованный взгляд, которым Семенюк проводил его до двери, и недоверчиво прищурился. Эти ебаные заколки, которые все еще болтались на волосах, фингал под глазом и черные ногти на одной руке делали его еще более нелепым, хотя у самого Вовы надо лбом мельтешили мелкие косички. — Чего ты там прячешь? Весь пол в дроч-салфетках? — Иди в жопу, — ответил Губанов и вошел в комнату, но дверь не закрыл, что Вова расценил, как приглашение войти. На самом деле, ничего любопытного он внутри не увидел — серые стены, кровать в углу, стол у окна, плакаты и рисунки над постелью. Пока Губанов рылся в тумбочке, Вова подошел к столу, спрятав руки в карманы, и стал разглядывать убранство. Разбросанные листы, тетради и учебники слегка контрастировали с той собранностью, которой обычно отличался Лёша в школе. Хотя он все-таки был хорошистом, а не отличником, так что имел право не быть во всем идеальным. В самом центре стола под лучами лампы лежала открытая тетрадь по физике с перечеркнутым заданием. — Уж такую-то простую задачу не смог решить, — усмехнулся, на удивление, без злобы Володя, когда Губанов подошел к нему и шлепнул об край стола парой глянцевых журналов, — Здесь же закон Гука, сила упругости, решаем через формулу эф равно ка дельта эл. — По-русски можно? — с глупой улыбкой, которую хочется смахнуть ладонью, ответил Лёша, состроив брови домиком, — Не могу я в этом разобраться. Парень облокотился поясницей о стол и скрестил руки на груди. — Чего разбираться, просто подставляешь все значения в нужную формулу. Не то, что в вашей литре — сколько людей, столько и мнений. Никакой систематизации. — Это ж и хорошо. Можно с три короба наплести, даже если произведение толком не читал или не понял. Просто нужно уметь. — А ты, конечно же, умеешь, — усмехнулся Вова, и понял, что у него уже болят скулы от того нахального оскала, что он перманентно натягивал при разговоре с Лёшей. — Умею, — передразнил Губанов, качая головой. — А физику как сдавать будешь? — По старинке. Со шпорами. От слова «шпоры» у Володи чаще застучало сердце. — И где спрячешь? — Уже спрятал, — сказал парень, кивнув в сторону пенала. Семенюк посмотрел на школьный предмет. У Губанова пенал был темного цвета, из твердого пластикового материала. Почти как футляр для очков, только больше. Вова заглянул внутрь, но ничего не обнаружил. — И где? — Повнимательнее посмотри на крышке, — хитро протянул Лёша, после чего Семенюк сощурился, а потом ахнул. На темно-серой поверхности, если приглядеться, можно увидеть маленькие буквы, которыми написаны почти все нужные формулы и даже изложены некоторые законы, а если смотреть издалека, то заметить почти нереально. — Ты просто на пенале написал? Как-то не очень умно. — Не на пенале, — фыркнул Губанов и провел ногтем по предмету. Только после этого Вова понял, что поверх нацеплен скотч. Он ниче не понял. — Но как? Покажи! Лёша задумчиво поджал губы, а Володя подрубил свои щенячьи глазки, которые всегда получались у него из рук вон плохо. — Ладно. Хрен с тобой. Что превратим в прозрачную шпору? — Ща, — засуетился Семенюк, обрадовавшись. Он нашел маленький листок среди груды на столе и нарисовал на нем хуй, после чего протянул парню. — Что же еще, — снисходительно произнес тот, взяв из ящика еще и ножницы со скотчем, — Пошли в туалет. — Клеишь скотч поверх листка, обрезаешь, — командовал Губанов, пока Вова, склонившись над раковиной, выполнял указания, стараясь делать все бережно, — А теперь под теплой, а лучше горячей водой размачиваешь и аккуратно, под струей, отдираешь бумагу. Лучше, конечно, замачивать минут на пять, но и так работает. Семенюк кивнул и начал тереть бумажную поверхность пальцем, другой рукой придерживая скотч. Лист отходил комьями, что со струями воды сразу уплывали в водосток, а на скотче отпечатывался рисунок члена. — Ого, — протянул Вова, вытянув чистый кусочек скотча перед лицом. Это был идеально прозрачный маленький холст с переведенным рисунком, осталось только капли вытереть. — Когда высохнет, то скотч снова станет липким. Клеишь туда, где будет незаметно, — с гордостью сказал Лёша, будто это он придумал такой способ создания шпаргалок. А Вова натянул притворную лыбу, сам про себя злорадствуя. Этим методом он воспользуется, чтобы сделать шпоры для контрольной по литературе, и Губанов сам помог ему в достижении победы в споре. Дурак. * * * В понедельник Алина, увидев фингал Губанова, сразу с осуждением посмотрела на Вову, а тот лишь закатил глаза. — Слушай, может ты скажешь ей, что это не я тебя лупасю? — Или лупашу? — Нет, лупасю звучит лучше. — Да она мне не поверит, — вздохнул Лёша, подперев подбородок рукой. Той самой, на которой были накрашены ногти. Вова усмехнулся носом, после чего пересел за парту к Илье, у которой стоял Даня. Вчера, в воскресенье, вся троица обходила город в поисках приключений, но так их и не нашла — было сыро, мокро, капал дождь. В общем, до тех пор, пока не выпадет снег, тусовки были скучными. По сути, на совместных прогулках парни просто курили, прячась по углам, и лениво обсуждали… что-то. Иногда сидели у Вовки и играли в карты или щелкали семки, травя байки. — Чего это Алинка с тобой не разговаривает? — усмехнулся Илья, развалившись на стуле. Вова вкратце пересказал суть небольшой странной перепалки, что расколола клуб кинолюбителей на три — или две? — части. — Ну я ей и говорю, мол, мы и без тебя «Брата» посмотрим. — Посмотрели? — безучастно отозвался Кашин, после чего уставился прямо в Вовину душу. — Нет, — холодно процедил он и встал под шум звонка на урок. Даня его натурально бесил. Нужно было не сказануть при нем чего-нибудь лишнего, а то потом не отвяжется. Вова вернулся за последнюю парту и скучающе вздохнул. Следующим уроком должна быть физкультура, так что он планировал как следует поразвлечься — побегать, размяться, снять напряжение из-за давящих контрольных. Тем не менее за литературу он уже не переживал. Весь вечер воскресенья он провел в туалете, отмачивая шпоры и сдирая мягкую влажную бумагу со скотча. Осталось придумать, куда налепить эти творения. Только вот осуществить физкультурные планы не получилось — после перекура между уроками Вова, в компании членов своей банды, наткнулся на столпотворение учеников, что собрались в рекреации у спортзала, суетились и копошились вокруг какого-то события. Вова наблюдал издалека, как девочки кричали, что нужно позвать учителей, а парни кого-то подбадривали. Из-за стенки из спин Семенюк не мог увидеть, что происходило, но интуитивно догадался, что кто-то с кем-то дерется. Он, Илья и Даня подперли колонну рекреации и стали наблюдать за исходом событий — интересно же. Евгеша — завуч по воспитательной работе — прилетела на зов девчонок и растолкала столпотворение. Школьники расступились, а Вова изумился, увидев, как по полу рекреации катался клубок из двух учеников, в одном из которых он узнал Лёшу. Его таскал за ворот рубашки какой-то парень, которого Володя тоже разглядел. Высокий блондин, как и описывала Поля. В этом парнишке Вова узнал девятиклассника с репутацией почти под стать Семенюковской. Коля Лебедев, тупоголовый хулиган, что остался на второй год. То есть он был ровесником и Вовы, и Лёши, просто засиделся среди девятиклашек. А еще не имел как таковых принципов в своей деятельности. Семенюк точно убедился, что именно он мог донимать Губанову-младшую, так как тот, в отличие от Володи, кошмарил и самых мелких, даже первоклассников. Его тоже многие боялись, но не Семенюк и банда, конечно. Вова заработал себе авторитет похлеще и с деятельностью Коли особо не пересекался. Даня усмехнулся со злобой, когда Лебедев навалился на Губанова и заехал прямо по губе, прежде чем его за шкирку оттащила Евгеша. Вова поморщился, а потом задумался, закусив губу. Полины поблизости не наблюдалось, а значит, наверное, Коля сцепился с Лёшей из-за чего-то другого. Семенюк вспомнил просьбу мелкой о помощи брату, но что-то его останавливало. Во-первых, помогать в разборках у всех на глазах человеку, которого Вова сам пытался кошмарить и делал это очень успешно, пока не вмешалась Алина, тупо. Во-вторых, нужны ли ему терки с Лебедевым? Он, кажется, отбитый, хотя в своей собственной отбитости Вова не сомневался. Тем не менее видеть Лёшу, нахмурившегося, извалявшегося в пыли и шатающегося от удара в краснеющую от крови губу было неприятно. Аж под ложечкой засосало. Евгеша разогнала всех зевак по кабинетам, а Губанова с Колей потащила за собой, видимо, куда-нибудь к завучу или к себе в кабинет. Вове с товарищами пришлось пройти в раздевалку, а по пути туда Семенюк лихорадочно думал, что же ему делать в итоге. Возможно, если он заступится за Губанова и расскажет об этом Алине, то они смогут помириться… Да и Лёша с Полиной больше не будут страдать от нападок хулигана. Хотя это не главное… наверно? Переодеваясь, Вова таки решил перетереть за жизнь с Лебедевым, только продумывал, как сделать это тихо и незаметно, чтобы никто не узнал об этом разговоре, тем более его бандитские друзья. Иначе придется объяснять, зачем он это делает. Лёша пришел на урок с опозданием, к концу разминки, весь недовольный, взъерошенный и умытый от крови. Алина сразу подлетела к нему с обеспокоенным лицом, Губанов сразу начал ей что-то объяснять. Судя по всему, обелял облик Вовы в ее глазах, потому что она одарила его взглядом, наполненным смятением, а не осуждением или холодностью. Точную суть разговора Володя все равно не уловил, был слишком далеко и отвлекался на распасовку баскетбольного мяча с Даней и Ильёй. После физры Семенюк убежал из переодевалки, выскользнув из поля зрения своих товарищей, и отыскал в расписании урок девятого «Б», в котором и учился Лебедев. Вова выловил его как раз у входа в кабинет и шепнул на ухо, чтобы тот шел за ним. Конечно же, Семенюк направился в туалет-курилку, где никто лишний не появится — Кашин с Ильёй вряд ли припрутся, перекур был всего урок назад. Коля пошел за Вовой без страха или пререканий. Когда парни оказались в туалете, Семенюк все же закурил, хотя не особо хотел, и подпер плечом дверь кабинки, Лебедев пристроился у раковины, скрестив руки на груди и внимательно рассматривая Володю в ожидании разговора. «Нормально Лёха его…» — подумал Семенюк, когда увидел на лице парня несколько царапин и синяков. Все-таки Губанов не слабак, пусть и терпел по началу Вовины издевательства. Наверное, понимал, что троих не вывезет, а с этим один-на-один дрался неплохо. — Чего позвал? — заговорил Коля первым. — Есть девчонка одна, из третьего класса. — начал Вова, чувствуя слегка забытый вкус «серьезных хулиганских разговоров» тет-а-тет. Давно он не промышлял настоящей бандитской деятельностью, только мелочь и сигареты у тех, что помладше, отнимал, а со старшаками не рамсил давно. Только вот нужно было не заиграться — все еще висела угроза постановки на учет. Вова мысленно выругался тому, что ему приходится сдерживаться из-за множества факторов, чтобы не попасться куче людей. Коля криво ухмыльнулся и сплюнул в раковину. — Есть. И чего? — Тебе бы от нее отстать. Самому мелких не надоело донимать? — Ты тоже мелких донимаешь. — Не настолько мелких. Я еще не такой уебан, чтобы этих личинок трогать. — А чего, тебе эта мелкая всралась? — Раз говорю, значит всралась, — огрызнулся Вова, совсем забыв, что у Лебедева тормоза не всегда были в порядке. Он был остер на язык, и это Семенюку иногда очень не нравилось. Тем не менее, он немного остудил свой пыл, чтобы не перегнуть палку. Его целью был просто разговор, а не жесткое мочилово, опять же. — Ладно. А братца ее? Вова ненадолго задумался, покусав щеку изнутри. — И его тоже оставь, — сказал он, отпульнув окурок в сторону окна. Тот отскочил от стекла и улетел под батарею. — А этого пидора чего защищаешь? — Откуда такие выводы? — поперхнулся Володя воздухом. Странное дело, сам еще месяц назад говорил косвенно такое же, а сейчас зачем-то выгораживал Губанова перед другим человеком. — У него ногти накрашены, — презрительно фыркнул Лебедев и сморщил нос. — И только? Это ж просто лак. Сотрется. — Странный ты, Семенюк. С каких пор в благотворители записался? Решил опущенных защищать? Вове стоило многих усилий проглотить этот недвусмысленный подкол, но разгонять конфликт он все же не хотел. Он глубоко вздохнул и произнес: — Не преувеличивай. В школе еще дохера людей, найдешь себе новую цель. Я же не прошу тебя идти к нему извиняться, вставать на колени и отсасывать. — Ну да. Этим, поди-ко, ты сам занимаешься, раз так впрягаешься, — как бы невзначай кинул Коля, повернувшись к окну, после чего растянулся в ухмылке. Вова стоял, как по голове ударенный. Мозг едва ли соглашался обрабатывать столь наглый подкол в его сторону, так что тело действовало само. Спустя пару мгновений Володя уже сгребал Лебедева за ворот свитера и прижимал к стене, яростно пыхтя. — Ты, сука, так не шути, — прорычал он. Красная пелена понемногу застилала глаза, и теперь целью разговора стало не выгородить кого-то, а показать засранцу, что так говорить нельзя. — Почему это? — не унимался парень с явной издевкой в голосе, — Неужто в точку попал? Вову понесло. Он осознал, что теперь сам катался по полу, сцепившись с Колей, и они неумело — из-за тесноты туалета — пытались набить друг другу морды, выкрикивая ругательства. Семенюк сделал маневр, оказавшись сверху, и прижал парня к полу, быстро скользнув рукой в карман. Звякнул металл. — Значит так, нахуй, — зашипел Вова, прижимая лезвие к чужому горлу. Только сейчас в глазах Лебедева появился страх. Он сипло дышал и не пытался вырваться, наоборот, замер, — Если я сказал чего-то не делать, значит ты не делаешь, понял?! Вова мыслил лихорадочно, скалился и сжимал нож во вспотевшей ладони. — Увижу рядом с ними — руку сломаю, — завершил свою тираду Семенюк, после чего замахнулся ножом, сложил его в воздухе тем самым трюком, которому учил Лёшу, и встал, одергивая задравшуюся олимпийку. Коля остался испуганно лежать на полу, когда Вова выходил из туалета, весь взбешенный. Он точно знал, что Лебедев никому об этом инциденте не расскажет.