Новенький.

— Ну что? — Кошмар, — протянул Лёша, склонившись над вновь разобранным телевизором, — Что ты с ним такого делал? — Н-ничего, — как ни в чем не бывало ответил Вова, умолчав про вчерашние попытки починить телек самостоятельно. — Схема вся раскурочена, будто ее пожевали и выплюнули, — Губанов выпрямился и строго посмотрел на одноклассника, — Паял, да? — Разве что совсем чуть-чуть, — слегка виновато улыбнулся Володя, пожав плечами, — Что, не спасти? — Нет, контакты все в кашу смешались. Нужно новую искать. — Бля-я-я-я, — протянул Вова, плюхаясь на диван и раскидывая руки, — И где мне ее найти? — Ну… В магазине техники. В комиссионке. — Да нет денег у меня, и так на кассету все потратил. Вова запрокинул голову назад, сполз по дивану и потряс коленями, ноя, словно ребенок. — Я могу… — начал Лёша тихо, заставляя Семенюка выпрямить шею. Парень слегка стушевался, будто боялся предложить то, что задумал — опустил взгляд в пол, завел руки за спину, покачиваясь туда-сюда, — Могу дома поискать. Вова обрадовался такому предложению, но вида не подал. Только завалился вперед, упираясь локтями в колени, и, прищурившись, посмотрел на одноклассника. — А я тебе что за это? — Ну так… Кассету… Только мне нужно время, чтобы на чердаке полазить. — Лишние телики есть? — усмехнулся Вова, выгнув одну бровь дугой. Лёша закатил глаза и фыркнул, не ответив, — Ладно, ищи. Завтра тогда часа в… Ну, в четыре занесешь, сделаешь? — Сделаю. Губанов подхватил с пола рюкзак и зашагал к выходу. Предложения задержаться на чай он явно не ждал, и правильно. Вовка не собирался оставлять Лёшу в гостях, у него еще свои дела были, а именно — пойти гулять с Ильёй и Даней. Нотка радости все же поселилась в душе — теперь можно забить на все и ждать завтрашнего дня, а потом спокойно посмотреть фильм на починенном телевизоре. А в понедельник… Семенюк аж замечтался о том, как будет обсуждать с Алинкой «День сурка», и в идеале в этих мечтах не было Лёши. Который, кстати, покинул дом самостоятельно, без сопровождения хозяина, что улетел мыслями куда-то в облака и очнулся только после хлопка входной двери. Вова подлетел к окну в гостиной и проследил за тем, как Губанов выходил с территории, застегивал куртку, по-дурацки натягивал ворот до носа и топал по проселочной дороге. Вова осмотрел улицу, насколько позволяло окно, и с облегчением вздохнул, когда понял, что вокруг никого. Не хватало еще, чтобы Илья или Кашин увидели очкарика у хулиганского дома. А то подумают, что их кент дружбу водит со всякими сомнительными личностями. На следующий день Лёша не пришел ни в четыре, ни в пять, ни в шесть, отчего Вова уже начал переживать. Поползли мысли о том, что Губанов его просто надурил и вообще не собирается помогать. И действительно, чего бы ему помогать тому, кто его задирает? Наверняка это был его план — обнадежить и бросить в качестве мести, подставить перед Алиной. И пускай Лёше обязывала кассета, он ведь мог найти фильм где-то еще. — Гребаный Губанов, — прошипел Володя, когда посмотрел на часы и увидел уже половину седьмого вечера. Он натянул куртку и обувь и вышел на улицу, оказываясь в прохладе вечера. Ветер сегодня особенно лютовал, отчего Семенюка даже слегка пошатнуло под силой порыва. Он выудил из кармана шапку-гандонку и натянул сначала на затылок, а спустя пять минут пути и на уши. Пришлось ускорить шаг, ибо начался, до кучи, мелкий дождь, который бил прямо в лицо, заставляя щуриться. Только когда Вова оказался среди деревьев, что возвышались тропой, то позволил себе расслабить плечи, в которые вжимал голову. Затем закурил, — деревья защищала от ветра, так что огонек зажигалки не гас, — вытер лицо от скопившихся на коже капель и продолжил путь. На улице уже сильно потемнело, к тому же собравшиеся на небе тучи придавали мрака. Вова поежился, осматривая сквозь полумрак, разрезаемый лишь угольком сигареты, деревья. Кедры, ели и сосны нагнетали обстановку, будто сужали пространство, так что Семенюк и на тропе не позволил себе идти прогулочным шагом. Каково, интересно, Лёше каждое утро здесь ходить? Хотя нет, неинтересно. Володя как раз докурил к тому моменту, когда вышел из густой гущи деревьев и его снова ударило волной ветра. На пустыре показался дом, сверкающий светом в окнах. Почти бегом Вова добрался до нужного подъезда и квартиры, смог хотя бы немного скрыться под навесом от моросящего дождя и сильно постучал в дверь. Изнутри послышались шаги, затем скрипнула дверь, и Вова уже приготовился начать возмущаться, даже брови нахмурил, только вот когда дверь открылась, он никого не увидел. Только лишь опустив глаза вниз, он заметил высовывающееся из-за двери бледное личико, обрамленное хвостиками. Это была та самая девочка, которой Губанов носил булки. Губы ее растянулись в сдержанной улыбке, а глаза блеснули радостью. — Привет. Ты друг Лёши? — Э-э-э, — протянул Вова, расслабляя брови. С детьми он никогда особо не ладил или просто не пытался. С мелкими племянниками или двоюродными братьями и сестрами старался на родственных сборищах не пересекаться, в школе тоже учеников младше шестого класса трясти на деньги зарекся, так что сейчас немного опешил. Нужно ли вести себя как-то по-особенному? — Ну я… Одноклассник. — Ты проходи, а то замерз весь. И промок, — хихикнула девочка, окидывая взглядом торчащие из-под шапки и утяжеленные каплями дождя локоны волос. Она приоткрыла дверь, выпуская из прихожей тепло и желтый свет лампы. Володя скромно вошел в дом и сразу огляделся. Вроде и прилично, а вроде и негусто, как и у многих жителей. Интерьер почти во всех домах был одинаковый — почти никто не видел надобности как-то изощряться. Хулиганские щеки начало слегка покалывать после холода, а еще от обветрившейся на улице кожи, так что он приложил согретые в карманах куртки ладони к лицу, — А как тебя зовут? — Вова. — Вы с Лёшей одноклассники, но не друзья? — спросила девчушка, с интересом осматривая Вову с высоты своего роста. Она, не скрывая своего любопытства, разглядывала одежду и лицо, покачивалась взад-вперед на пятках и размахивала руками. Как и присуще детям — не могла стоять на месте ровно. На вопрос малышки Володя лишь молча покачал головой, после чего та надула губы, — А я вот со всеми одноклассниками дружу. Это же здорово! Можно устраивать чаепития, гулять всем вместе, в гости ходить… Дальше полилась сбивчивая детская речь, за сутью которой Семенюк особо не следил. «Болтливая какая», — подумал он, вытягивая шею и стараясь рассмотреть, куда вел коридор напротив входной двери и не покажется ли там Губанов. — А где твой брат? — перебил рассказ девочки Вова, отнимая руки от лица и немного расстегивая куртку. В доме было очень тепло, даже душно, как будто только недавно растопили печку. — Он в соседней комнате. Как раз собирался уходить. Будто в подтверждение этих слов, донесся грохот, бубнеж и суетливый топот. Спустя минуту с комнаты вылетел Лёша с микросхемой в руках. Растрепанный, немного пыльный, с красными глазами и сбитым дыханием. — Ты чего приш… А-а… А-апчхи! Пришел? — Тебя все нет и нет, вот и пришел, — строго процедил Вова, — Чего красный-то такой? — У Лёши оказывается на пыль аллергия, только сегодня узнали! — сказала девочка, после чего подошла к брату и отряхнула с рукава его кофты комки грязи. — А я уж думал рыдал, — усмехнулся Вовка, сложив руки на груди. Лёша в ответ на это лишь злобно зыркнул, шмыгнул носом и начал одеваться. — Поль, скажи маме, что я через час буду. — А мультики посмотрим? — Посмотрим-посмотрим. Лёша застегнул куртку, спрятав под нее схему, потрепал сестру по волосам и дернул дверь. Хоть и находясь в подъезде, холодный воздух снова ударил в Вовино лицо, отчего он скривился и поднял ворот кожанки. — Может, Вова на чай останется? — спросила Полина, повиснув на дверной ручке и раскачиваясь туда-сюда. Она провожала мальчиков взглядом и наблюдала, как они выходили из квартиры. — Я… — Он не хочет, — перебил Губанов, — Закрывай, застудишься. Девчушка помахала рукой, широко улыбнувшись, и с грохотом захлопнула дверь. Парни посмотрели друг на друга, слушая вой ветра. — А чего это ты решаешь, что я хочу, а что нет? — с напускным недовольством спросил Вова, прищуриваясь. Лёша улыбнулся и помотал головой, натягивая на голову капюшон. — Если хочешь, щас вернемся и будем чай пить, — бросил он через плечо, выползая из-под навеса крыльца. — Не хочу, — ответил Семенюк, едва успевая за быстрым шагом одноклассника — Ну вот и все. Повисло молчание, прерываемое лишь шумом деревьев, в объятиях которых оказались одноклассники, шелестом опавших листьев и далеким лаем собак. Лёша шел впереди, постоянно поправляя слетающий капюшон, а Вова шагал сзади, буравя спину Губанова опаляющим взглядом. Он снова закурил, пока позволяло укрытие леса, и сплюнул в сторону. — Хули ты так долго копался? — А? — Блять, я говорю, — повторил громче Семенюк, поравнявшись с очкариком, — Хули так долго? Тетеря глухая. — Мать работой по дому запрягла, — небрежно ответил Лёша, закатывая глаза. Вообще, они оба чуть ли не бежали, так как усиливался не только ветер, но и дождь, и если от порывов скрывали деревья, то от капель не спасали даже раскидистые ветви, которые почти смыкались над головами крышей. — Стой, — Вова схватил Лёшу за локоть и развернул к себе, когда парни приблизились к выходу с тропы, — Сейчас разделимся. Не хочу, чтобы меня рядом с тобой увидели. Губанов насупился, но возражать не стал, позволяя хулигану начать движение к дому Семенюков первым. Сам же он должен был пойти только через пять минут. * * * — Долго еще? — Нет, почти все, — ответил Лёша, снова отклоняясь в сторону от телевизора и проводков. Он размашисто и громко чихнул в сгиб локтя, простонал от усталости — это был его, по меньшей мере, двенадцатый чих — и вернулся к подключению микросхемы, постоянно шмыгая носом. Вова же лежал вдоль дивана, облокотившись затылком об один подлокотник, а ноги закинув на другой, и подкидывал в руках теннисный мячик. По комнате то и дело разносились звуки шлепков мяча о ладонь и покашливания Лёши. — От грязи бы еще почистить… — бубнил себе под нос парень, сгорбившись над телеком. Семенюк особо не следил за тем, что делал одноклассник, — из-за его спины все равно было не видно, — но порой кидал взгляды в его сторону. — Слышь, Губанов, — вдруг сказал он и рывком сел, подтягивая ноги к себе. Теперь одной рукой Вова обхватывал колени, а другой продолжал подкидывать и ловить мячик, — Нахера вы с семьей сюда переехали? — Папе работу хорошую дали, — отчеканил Лёша гулким от аллергии голосом. Он даже не пытался сделать голос более убеждающим, наоборот, протараторил так, будто это заранее придуманная и уже выученная фраза. — Пиздишь. Парень лишь помотал головой, даже не оборачиваясь — Вова увидел, как покачивались его локоны. — А в классе говорят, что твой отец бандитам задолжал и у него в Новокузнецке хату отобрали. Губанов прервал свою работу и кинул смутный взгляд через плечо. — Кто говорит? — Ну кто-кто. Даня. — Еблан, — резко выпалил Лёша, снова чихнул и встал, отряхивая руки, — Готово. — Неужели правду говорит? — не унимался Володя, чувствуя, что надавил на больное. Он не часто уподоблялся таким как Даня и собирал сплетни, но один разговор со своим другом он услышал. Ненамеренно, просто девочки сидели сзади него в столовой и, не особо стараясь понизить громкость голоса, обсуждали персону Губанова и всю его семью. У Вовы не было желания узнавать, правда все то, о чем они говорили, или нет, но реакция Лёши говорила сама за себя. — Какое твое дело… — устало протянул парень, склонив голову набок. — Не огрызайся, — оскалился Семенюк и кинул теннисный мячик в одноклассника, готовясь к звуку удара. Но, на удивление, он услышал лишь шлепок о ладонь, ведь мяч Лёша поймал и теперь подкидывал его в руке, снисходительно осматривая хулигана. — У тебя какая-то странная мания кидать в меня мячи. Лёша едва заметно улыбнулся и аккуратно кинул предмет назад, в Вовины выставленные руки. — Скажи спасибо, что не ножи. Володя встал, сдвинул экран телевизора и корпус с деталями и щелкнул пультом. Картинка заплясала на экране. Никакой белой полосы, разве что совсем редкие помехи, мелькающие двадцать пятым кадром. — Я не уверен, что будет работать исправно, потому что микросхема старая. Хорошо, что вообще фурычит, — сказал Лёша, снова шмыгнув носом. — Добро. А я-то думал, что у тебя руки из жопы. — Если руки золотые, то неважно, откуда они растут. Вова поджал губы, едва сдерживаясь от того, чтобы хихикнуть после умелого ответа. Он не мог позволить Губанову увидеть, что тот действительно сказал что-то достойное Вовиного смеха. — Кассету завтра можешь забрать. — Ты же не хочешь, чтобы меня видели рядом с тобой, — съязвил парень, расплываясь в хитрой кривой улыбке. Вова фыркнул и, немного подумав, ответил: — Ладно, сам занесу. * * * Вове было впадлу тащиться в дом Губановых, просто чтобы отдать пресловутую кассету. Он действительно переживал, что Губанова увидят, входящим в его дом. Илья-то ладно, а Даня бы жизни не дал претензиями к тому, что Вова водится с очкариком. И ведь ему, такому дубово-тупому, не объяснишь, что это ради совместной выгоды. Снова моросил дождь, сгущая темные краски на улице, но пока было недостаточно поздно, так что тропа показалась не такой неприятной. Семенюк шагал, сжимая в зубах сигарету, и думал над тем, что он будет говорить Алине про фильм. Который ему, кстати, не очень-то и понравился. Ни убийств, ни перестрелок, ни погонь — это что такое? Тем не менее Вова силился родить в голове что-то такое, что походило бы на осмысленный разговор и обмен мнениями. Свое настоящее мнение он говорить не собирался. Точнее, собирался, только если Алина тоже начнет засирать этот фильм. Если же он ей понравился, то нужно подмазаться, принять ее сторону. Именно аргументы в пользу фильма сейчас пытался придумать Володя. Он прекратил мыслительный процесс, только когда подошел к двери и, как и вчера, постучал сильно и громко. Дверь открыл Лёша, его глаза, наконец, перестали краснеть так, будто их помыли с мылом, а нос не был таким опухшим. — На, — не здороваясь, сказал Вова и протянул кассету. — Вова пришел! — послышался Полинин голосок. Через мгновение и она сама появилась в дверном проеме с какой-то шоколадкой в руке, — Сегодня чай пить будешь? У нас конфеты есть. — Не, не хочу, — честно ответил Семенюк, хотя от вида шоколада слегка потянуло в животе. Дома никто, кроме него, не увлекался сладким, а собственные деньги, в первую очередь, шли на сигареты, так что сам себе конфеты или жвачки он покупал редко. Тем не менее сидеть у Лёши дома не особо тянуло. — Что значит не хочу? Давай, проходи! — в дверях появилась еще одна фигура. Высокая, стройная женщина с темными волосами и глазами, с полотенцем в руках, — Вова, да? Поля про тебя рассказывала. Чайник как раз только-только вскипел. Судя по всему, это была мама Лёши. Мимолетно Семенюк подумал, как у такой красивой женщины родился… тот, кто родился. Хотя сходств по внешности у Губанова с его мамой было очень много. Вовка посмотрел на одноклассника, который стоял с понурым лицом и еле заметно мотал головой. Семенюк сверкнул глазами и прищурился. — Ладно, попьем чаю, — протянул он, не скрывая в голосе хитрости. Лицо Лёши осунулось еще больше. Конечно, он понимал, что Володя это все не просто так, это он никак не успокоится в своей вредности, но сделать с этим он ничего не мог, пусть и попытался. — У Вовы, наверное, дел полно… — начал он, оборачиваясь на мать, что сразу одарила его холодным взглядом. — Какой же ты, Алексей, негостеприимный, — процедила женщина с нотками материнского осуждения, скрываясь где-то за дверью. Губанов задвигал челюстью так, будто скрежетал зубами, но все же отступил внутрь дома, освобождая путь. — Ура! — вскрикнула Полина, подпрыгивая на месте. Она схватила Володю за ладонь, вообще не стесняясь, и потянула в коридор. «Я все твои конфеты сожру, Губанов», — ехидно подумал хулиган, ступая за порог. Лёша сразу скользнул в кухню, а вот Поля вилась вокруг Вовы, что-то щебетала про завтрашний урок труда и параллельно жевала шоколад, пока Семенюк разувался и раздевался. — Пойдем, пойдем! — запричитала Полина, утягивая гостя в кухонную арку за рукав. Кухня показалась Вове куда более пустой, чем прихожая — скудные шкафчики, серые стены, старенький холодильник. Зато за столом уже ждал чай и миска с конфетами. А еще Губанов, что подтянул ноги к груди и, держа на коленях книгу, читал. — Лёша, сколько раз повторять — сядь нормально, — заворчала мама, поставив еще одну дополнительную кружку. Губанов, не отрываясь от книги, спустил ноги на пол, — Ладно, оставлю вас. Женщина посмотрела на Вову, по большей части, безэмоционально, но все равно вежливо улыбнулась и вышла с кухни. Как только силуэт матери скрылся в коридоре, Лёша снова подтянул ноги к груди. Полина привела Вову за стол, усадила и сама забралась на свой стул между двумя парнями. Семенюк особо не церемонился, сразу принялся пить чай и уминать конфеты под очередные рассказы малышки, половину из которых опять пропустил мимо ушей. Лёша все это время молчал, лишь бегал глазами по страницам и иногда отпивал свой чай. Его очки смешно запотевали, когда он подносил кружку с исходящим от напитка паром к лицу, но Губанов никак не реагировал. Привык, наверное. — Во-о-от, там было классно! Ну мы много ваще где были, а прошлым летом мы ездили в Сан… С-а-н-к-т-П-е-т-е-р-б-у-р-г, — проговорила по буквам Полина, после чего заискивающе посмотрела на Вову. — М? А… Да-а-а?.. — постарался ответить заинтересованно Семенюк. Он подпер подбородок кулаком и посмотрел на Полю, хлопая ресницами и слегка кивая. Вообще, ему никогда не нравились болтливые дети, а в особенности те, которые требуют какого-то отклика на их нескончаемые речи, но сестра Лёши была милая, так что обижать ее не хотелось. — Да! — восторженно вскрикнула Полина, после чего сменила позу, встала на стуле на коленях и положила ладони на стол, — Там столько всего! И парк аттракционов, и сад со статуями, и мостики разводятся! Вот так. Девочка взяла две ложки — из своей чашки и из Лёшиной, — свела их вместе горизонтально, а потом медленно развела. — Еще церкви всякие, зоопарки и эта… Как ее там. Скунскамера! — Чего? Там скунсы, что ли? — усмехнулся Вовка, чувствуя, что наелся. Он решил оставить на потом свою идею обанкротить одноклассника в плане конфет, тем более перед ним и так лежало приличное количество фантиков, и просто слушал Полю. — Правильно — Кунсткамера, — сказал Лёша, лишь на миг отвлекшись от чтения. — Да, точно! Только мне туда не разрешили идти… Туда Лёша с папой ходили, — разочарованно протянула малышка, положив голову на стол. — А почему? — Потому что там экспонаты… Как сказать… — отозвался Губанов, захлопывая книгу. Он поджал губы и поморщился, — Не самого приятного вида. — Например? — Эмбрионы с патологиями… Конечности… Законсервированные… — Буэ-э-э, — протянули в унисон Вова и Полина, высунув языки. Почти сразу Семенюк добавил: — И зачем на такое смотреть? — Ради научного интереса, — ответил Лёша, подняв указательный палец вверх. Затем он медленно переместил его на переносицу, возложил поверх дужки очков и поправил аксессуар с наигранной вальяжностью. Вова криво улыбнулся одной стороной губ и нахмурился. «Интересно, он придуряется или реально дебил?» — подумалось ему, — Этот музей еще называют музеем уродов. — О, Лёх. Так тебе туда надо, — прыснул смехом Семенюк, ударив ладонью по столу. — Сволочь, — одними губами произнес Лёша, снова открывая книгу и пряча в ней лицо. — Ладно, пойду я, — сказал Вова, когда немного отдышался после хохота. — Что, даже комнату мою не посмотришь? — протянула жалобно Поля, поднимая голову. — Как-нибудь в другой раз, малая, — с уже искренней улыбкой ответил Семенюк, поймав на себе щенячий детский взгляд. — Обещаешь? — Слово даю! Малышка широко улыбнулась и кивнула, вскакивая со стула и хвостиком направляясь за Вовой в прихожую. Лёша так и остался на кухне и даже не проводил одноклассника, благо с этим хорошо справилась Полина. Она пихнула в карман олимпийки еще пару конфет и приложила палец к губам, когда Семенюк посмотрел на нее с вопросом. Вова покинул дом Губановых, попрощавшись с Полиной, и только к середине обратного пути понял, что слегка улыбался. Он помотал головой и закурил, натягивая шапку посильнее, и никак не хотел признавать то, что в гостях ему понравилось.