Моя умница

...Да, ей больше не было больно, ведь она ушла к своему капитану, в вечность, в которой никто больше не мог их разлучить... А вот мне было. И эта боль была такой сильной, что я с криком села на постели, судорожно хватая ртом воздух и даже не чувствуя слез, текущих по моим щекам. Дрожа всем телом и глядя в пустоту невидящими глазами, я все ещё была на горящей Жемчужине и очнулась лишь тогда, когда оказалась в крепких объятиях, а хриплый после сна и до боли родной голос взволнованно зашептал мне в висок: ---- Розэ! Розэ, детка, что с тобой?!. Очнись, моя девочка, ну же, очнись!.. Но я продолжала дрожать, кусая губы, смотрела в пустоту стеклянными от слез глазами и судорожно цеплялась за его руки, все ещё как наяву переживая все то, что случилось в этом страшном сне. Господи, что это было?! Неужели... Неужели наша прошлая жизнь закончилась... таким ужасом?.. И Чонгука... убили... Из-за какой-то побрякушки, пусть и безумно драгоценной?!. Даже от одной этой страшной мысли сердце сдавило, как в железных тисках, дышать стало совсем нечем, и я схватилась за грудь, судорожно пытаясь сделать вдох, но ничего не получалось. Меня начало трясти крупной дрожью, а с искусанных губ слетел глухой беспомощный хрип. И это стало для Чонгука последней каплей. --- Так, это уже никуда не годится, --- тихо выругавшись себе под нос, он сжал мой подбородок пальцами и силой развернул меня к себе, пытаясь поймать мой расфокусированный взгляд, и, когда это ему, наконец,  удалось, с нажимом произнес: --- Смотри на меня, только на меня, котенок. Дыши! Дыши вместе со мной. - почти приказал он и добавил уже мягче, захлестывая волнением, ставшим настоящим штормовым океаном в темном ласковом взгляде, - Глубокий вдох... и медленный выдох... Вдох... Выдох... Ну же, маленькая, дыши... Дыши со мной. И, загипнотизированная этим бездонным волнующимся океаном в родных глазах, я почти смогла сделать вдох, но, попав в их плен, словно наяву увидела эти же глаза, но уже безжизненные, навеки застывшие, отражавшие лишь серое безразличное небо. С трудом подавив всколыхнувшуюся внутри боль, я зажмурилась, судорожно вздохнув и изо всех сил пытаясь прогнать это страшное видение из головы, но... ничего не вышло, и я снова расплакалась, закрыв лицо дрожащими руками и не зная, как справиться со свирепствующей внутри бурей, только набиравшей обороты. Зато знал Чонгук. И потому, спустя всего мгновение я вновь оказалась в родных объятиях, практически утонув в них, в его запахе и голосе, взволнованно шептавшем мне куда-то в волосы: ---- Котеночек, ну что же ты... Тише, маленькая, тише... все хорошо, я рядом, я с тобой... все хорошо, моя девочка, успокойся... Но успокоиться после такого было для меня непосильной задачей. Дрожь не утихала, слезы не прекращались, а за окнами нашей виллы все так же лил ночной дождь и гремел гром, и я... Все ещё была на борту горящего корабля с любимым мужчиной, умирающим у меня на руках... Все ещё видела перед глазами его навсегда застывшие черты... И вынести это было просто невозможно. Руки Чонгука вокруг меня сжались ещё крепче, а глухой, надтреснутый от волнения голос затерялся в моих волосах, когда он напряжённо выдохнул: ---  Господи, малышка... ты вся дрожишь, как зайчонок... вижу, нам не обойтись без успокоительного. Сейчас, любимая, дай мне всего две минуты, я схожу за лекарством и тебе станет легче, обещаю... Он не успел даже отстраниться, но, поняв, что сейчас останусь без успокаивающего тепла родных рук, я запаниковала и вцепилась в них мертвой хваткой, отчаянно шепча: --- Нет... нет, не уходи. Не уходи, пожалуйста... --- Зайка... --- Ты мое успокоительное... пожалуйста, только не уходи... Чонгук явно хотел настоять на своем, но, увидев мои умоляющие глаза и дрожащие губы, сдался и снова прижал к себе крепко -- крепко, глухо выдохнув куда-то в волосы: --- Я здесь, малыш. Я не уйду. Услышав наконец то, что имело для меня первостепенную важность, я ощутила себя так, словно у меня гора упала с плеч, и буквально повисла на нем, прижимаясь всем телом и больше не планируя его отпускать вообще никогда. Чонгук позволил мне и это, лишь рвано вздохнув, и, зарывшись чуткими пальцами в мои волосы, стал гладить по голове, как маленькую, шепча что-то ласковое на грани слышимости и пытаясь успокоить всеми доступными ему способами. И клянусь, я могла бы провести так всю оставшуюся ночь, просто чувствуя его тепло, обволакивающее меня со всех сторон, и слушая его дыхание и спокойный, уверенный стук его сердца. Да что там - я была вовсе не против провести так всю оставшуюся жизнь... но спустя какое-то время профессиональная сторона доктора Чона снова попыталась воззвать к голосу разума и, коснувшись тёплыми губами моего лба, он невыносимо ласково прошептал, поглаживая меня по дрожащей спине широкими успокаивающими мазками больших теплых ладоней: --- Солнышко... тебе все же лучше принять лекарство. Позволь мне сходить за ним? Две минуты моего отсутствия - это для тебя слишком долго, я понял, но тогда дай мне всего полминуты - и я вернусь, обещаю. Всего тридцать секунд - и я снова весь твой, договорились? Ну же, лапочка, разожми пальчики... --- он говорил невероятно тихо и ласково, словно с маленьким напуганным ребенком, практически ворковал и его мягкие увещевания в другое время заставили бы меня улыбнуться, но сейчас я чувствовала себя настолько напуганной, опустошенной и разбитой, что даже полминуты его отсутствия действительно казались мне вечностью, не говоря уже о двух, и потому я просто не могла заставить себя разжать пальцы, сжавшиеся на его плечах. Мое истерзанное жутким кошмаром сердце отчаянно жаждало покоя и его источника - Чонгука, и потому я просто физически не могла его отпустить. Не могла... Снова остаться одна в темноте. И потому с моих губ снова почти безотчетно слетело умоляющее: --- Нет... нет... нет... Ничего не надо, только... не уходи... Не бросай меня одну... --- и, вместо того, чтобы отпустить, я прижалась к нему лишь сильнее. Мое тело среагировало на самых глубинных инстинктах, нуждаясь в его близости и защите, ведь... отсутствие любимого рядом означало... верную смерть. А ещё... я была напугана буквально до смерти. И это, к сожалению, вовсе не было фигурой речи, ведь мне казалось, что такого всепоглощающего ужаса и отчаяния, как в приснившемся мне кошмаре, я не испытывала никогда... в этой жизни, в отличие от... прошлой. Но каким-то непостижимым образом жизни и времена смешались, сплелись в одно неразрывное полотно судьбы, и я ощутила, что отчаянье и обречённость Розэ из прошлого вновь затапливает мое сознание и я снова начинаю погружаться в этот первобытный ужас, уже не в силах понять, кто я на самом деле... и если бы не теплые ладони Чонгука, бережно обнявшие мое лицо и заставившие взглянуть на него, я бы больше не вынырнула на поверхность. Я бы просто... Утонула, захлебнулась в этой сумасшедшей боли... И пошла на дно. Ведь без любимого все потеряло смысл. И для неё, и для... Меня. Но Чонгук всегда спасал меня даже от самой себя. Вот и сейчас... --- Розэ, посмотри на меня, --- мягкий приказ заставил меня вздрогнуть, вырывая из мрака страшных мыслей и воспоминаний, и я подчинилась и медленно подняла на него мокрый от слез взгляд, который он тут же взял в плен, больше не планируя выпускать, пока я не приду в себя окончательно. Пока не вернусь к нему. --- Все хорошо, маленькая. Все. Хорошо. Это. Был. Просто. Сон. Его голос вспорол ночную тишину, как хлыст, чеканя каждое слово, и я вздрогнула, пытаясь стряхнуть с себя жуткие воспоминания, и вновь утонула в полуночном океане любимых штормовых глаз. Чонгук будто смотрел мне прямо в душу, не отрываясь и не моргая, и интенсивность его взгляда была настолько мощной и подавляющей, что я наконец очнулась от этого удушающего морока, услышав его слова, и даже... смогла сделать полноценный глубокий вдох, как он и просил, но, когда мне показалось, что меня, наконец, отпустило... Новая волна слез без предупреждения накрыла меня с головой, не давая дышать. Я никогда не была сильной. Потому и не смогла справиться с таким ужасным потрясением, вновь, как наяву увидев ту страшную сцену на залитой дождем и кровью палубе, и с моих дрожащих губ вместе с судорожным всхлипом слетело безутешно-горькое: --- Не просто... Чонгук изменился в лице, поняв, что никакие его уговоры на меня так и не подействовали, и, используя последний довод, порывисто притянул меня к себе, обняв так крепко, словно хотел просто сделать частью себя, спрятать в своих объятиях, укрыть от всего мира и того, что меня так напугало. Его ласковые пальцы заблудились в моих волосах, нежно поглаживая и перебирая спутанные пряди, а теплое дыхание согрело висок вместе с мягким поцелуем и хриплым шепотом: --- Хорошая моя... Не плачь... ты просто... сильно переутомилась, вот и... снится всякое. Прости меня. Я болван, знаю. Я не должен был тащить тебя на этот проклятый вулкан... Обещаю, теперь мы будем делать только то, что захочешь ты...  Можем даже... не выходить отсюда хоть до конца отпуска, только не плачь больше, пожалуйста... Ну хочешь... побей меня, а? В этот раз я действительно заслужил. Его покаянный тон и все эти милые глупости наконец заставили меня слабо улыбнуться сквозь слезы, и я обняла его крепче, зарывшись носом в его теплую шею, и шумно вздохнула, шепнув: --- Хватит извиняться, глупый... Ты ни в чем не виноват. И бить я тебя вовсе не хочу... --- Точно? --- немного отстранившись, уточнил он, вытирая мое лицо бережными тёплыми ладонями и не сводя с меня внимательных взволнованных глаз. --- Точно, Чонгу, --- заверила его я, обхватывая широкие запястья, и снова прижала его большие ласковые руки к щекам, зарывшись в них и устало прикрыв опухшие от слез глаза. --- Подумай хорошенько, Бэмби, я ведь не каждый день такое предлагаю. Неужели... ты упустишь такую потрясающую возможность использовать меня в качестве боксерской груши? --- все пытался он заставить меня его треснуть, вероятно, думая, что это поможет мне выпустить пар и успокоиться. Я же шумно втянула носом воздух и, глянув на него из-под тяжёлых опухших век, проворчала: --- Если честно... меня начинает немного пугать эта твоя тяга к сэлфхарму и настойчивые попытки склонить меня к нему. Тебе нравится, когда тебя бьют? Или я чего-то о тебе не знаю? Мой ворчливый подозрительный тон заставил его тихонько засмеяться и он ласково погладил мои скулы большими пальцами, покачав головой. --- Нет, малыш. Ты знаешь обо мне абсолютно все и мне совсем не нравится, когда меня бьют. Я просто... пытаюсь тебя отвлечь и хоть немного развеселить, чтобы ты больше не плакала. --- Ну и методы у тебя, --- снова заворчала я, шмыгнув потекшим носом, и вновь потянулась к нему и оплела его всеми конечностями, как коала - любимый эвкалипт, не имея сил в тысячный раз объяснять ему, что он --- самое драгоценное, что у меня есть, и бить я его вовсе не хочу. Чонгук с готовностью принял меня в свои распахнутые объятия, укрывая в них, как в надёжной раковине, от опасных бурных течений, и какое-то время мы просто обнимались, наслаждаясь этим вновь обретенным покоем после страшного ночного шторма. И, лишь почувствовав, что моя дрожь, наконец, немного стихла, он погладил меня по спине и, поцеловав в макушку, отстранился и тихо попросил, внимательно вглядываясь в мои глаза: ---  А теперь расскажи мне, что тебя так напугало? Настолько страшный сон? Но это ведь просто сон, котеночек... Всего лишь сон. Не стоит из-за него так расстраиваться, маленькая... Если бы он только знал, что это был за сон... Мои губы вновь задрожали и я судорожно вздохнула, обнимая его, все ещё подсознательно желая удостовериться в том, что он действительно сейчас здесь, со мной, и прижалась к нему в поисках тепла и защиты, ощущения безопасности, которое всегда давал мне только он. --- Я... понимаю, Чонгу, но... этот сон... Он был... Очень страшным... Очень... И таким... Таким реальным... --- всхлипнув, призналась я, комкая футболку на его спине дрожащими пальцами. Внезапный раскат грома за окнами заставил меня испуганно вздрогнуть и практически вжаться в него всем телом, и он снова зашептал ласковое "Тшш..." мне в волосы, окутывая своим теплом и нежностью, полностью забирая под свою защиту, а затем мягко коснулся губами моего виска, тихо шепнув: --- Просто расскажи мне, что в нем случилось, малыш. Что именно тебя так испугало? Знаешь... Говорят, что, когда рассказываешь кому-то о своих страхах, то те просто... уходят. А если заартачатся, то я более чем уверен, что смогу прогнать их все из твоей светлой головки, какими бы ужасными они тебе не казались. Только не молчи, прошу. Поговори со мной. Его ласковое воркование вместе с такими же ласковыми тёплыми руками, неторопливо блуждающими по моей спине и плечам наконец придали мне такой недостающей для этого разговора смелости, ведь откладывать его дальше было нельзя и, глубоко вздохнув, чтоб хоть немного наполнить лёгкие кислородом перед этим ужасным признанием, я уткнулась ему в шею и, зажмурившись, едва слышно прохрипела: --- В этом сне... Чонгук, ты... Ты... Умер. Он застыл. Застыли его руки, гладившие меня по спине. Застыло его взволнованное дыхание в моих волосах. Все застыло. Даже само время. От осознания этой жуткой правды - пусть и не имеющей отношения к настоящему, но... правдой она от этого быть не перестала. И тишина осознания этого была просто оглушающей. Мне казалось, даже мое сердце больше не билось, так же, как и... сердце моего капитана. Но затем Чонгук шумно выдохнул, разгоняя этот морок, и время возобновило свой ход, когда он, коснувшись моего виска губами, обнял мое лицо ладонями и твердо произнес, глядя пронизывающим темным взглядом в самую душу: --- Но я ведь здесь, Розэ. Я с тобой. И я всегда буду рядом, слышишь? Я клянусь тебе, родная. Клянусь. Мне так отчаянно хотелось ему верить, так хотелось... Забыть обо всем и сделать вид, что ничего не было и этот кошмар и правда был просто дурным сном, но я знала, что это было нашим прошлым, в котором капитан Чон точно так же обещал своей русалке всегда быть рядом, но... Так и не смог сдержать обещания, ведь, к сожалению, даже ее любимый повелитель океана не был всемогущим. Я ощутила, как на ресницах снова скапливаются слезы, и горько прошептала: --- В той жизни ты... говорил то же самое... И... Нарушил клятву... Хоть и не по своей воле... --- Милая... --- снова мягко начал Чонгук, притягивая меня к себе в попытке успокоить вновь начинающуюся истерику, но я упрямо замотала головой, пытаясь доказать ему, что не сошла с ума. --- Нет, нет... Чонгук, это не просто сны!.. Это наше прошлое, в котором ты... О Господи... Тебя убили!.. Из-за какого-то ожерелья, которое... стоило тебе жизни!.. По моим щекам снова потекли полноводные реки, а глаза заволокло солёной пеленой, и, не успев опомниться, я вновь оказалась расплющенной по его широкой теплой груди, а в моих растрёпанных волосах затерялся взволнованный хриплый шепот: --- Тшш, маленькая... Тише... тише... ну что ты в самом деле... Не плачь... Даже если... Если... меня действительно убили из-за какой-то побрякушки... то такой болван, как я, тем более... не стоит твоих слез. - Прекрати нести чушь! - тут же возмутилась я, прижимаясь к любимому болвану только крепче, лихорадочно водя руками по его напряжённой спине и широким плечам, за которыми всегда могла переждать любой шторм, - Ты стоишь всех сокровищ этого мира... Ты... дороже всех сокровищ, любимый... - и, со всхлипом уткнувшись ему в теплую шею, выдохнула едва слышно, - Дороже... Самой жизни. Чонгук рвано вздохнул, услышав мой задыхающийся от слез полушепот, и поняв, что его самоуничижение и глупые шутки только усугубляют мое состояние, загреб меня в горячий кокон своих удушающе крепких обьятий и, порывисто поцеловав в макушку, глухо прошептал: - Моя девочка... Прости меня... Я не хотел ещё больше тебя расстраивать, но я просто не могу смотреть, как ты плачешь. Никогда не мог... Ну что, что мне сделать, чтобы ты успокоилась? Скажи мне... Я сделаю что угодно, только скажи... Но вместо ответа я забралась к нему на колени, отчаянно желая просто быть настолько близко, насколько это вообще возможно, и прижалась к нему всем телом, ощутив, как его руки тут же сомкнулись вокруг меня защитным кольцом. И, оказавшись именно там, где хотела, я уткнулась ему в шею и зажмурилась, глубоко вдыхая родной запах, до отказа наполняя им не только лёгкие, но и каждую клеточку тела, так отчаянно нуждающуюся в нем, и изо всех сил пытаясь подавить подкатывающие к горлу горячие и невыносимо горькие волны. Его смерть в этом проклятом сне потрясла меня так сильно, что... Практически разрушила мой мир, ведь Чонгук был самой его основой, нерушимым фундаментом, без которого у меня просто не было точек опоры для дальнейшего существования. И потому я даже не знала, что ему ответить, ведь сейчас мне было достаточно уже того, что он рядом, его близости и ласковых рук в моих волосах. И Чонгук тоже больше ничего не говорил. За него говорили его бережные руки, блуждающие по моей спине, его дыхание и тепло его сильного тела, обволакивающее меня целиком и словно ограждающее от всего мира, укрывающее ото всех бед и тревог. И, чувствуя, как это целительное тепло проникает мне под кожу, становясь частью меня и постепенно прогоняя ледяной холод залитой дождем палубы, с которой я так и не вернулась, я зарылась дрожащими пальцами в мягкие спутанные вихры у него на затылке и, нежно коснувшись губами его теплой шеи там, где размеренно и сильно бился пульс, возвращая к жизни и меня, прошептала такими же дрожащими губами: - Ты и так... делаешь для меня... намного больше, чем я заслуживаю, любимый... Чонгук замер, смыкая руки только крепче вокруг моего обессиленного от плача и переживаний тела, а затем тихонько фыркнул мне куда-то в волосы, и в его голосе отчётливо послышался ласковый, но тем не менее укор, когда он проворчал мне на ухо: - Ну и кто тут ещё несёт чушь, м? Я снова всхлипнула, не в силах успокоиться, а он немного отстранился, бережно обнимая мое лицо ладонями, и, глядя мне в глаза, серьезно произнес: - Какая же ты у меня глупышка, Бэмби... Я думал, ты давно уже знаешь, что тебе вовсе не нужно ничего заслуживать, чтобы я сам желал положить к твоим ногам весь мир и дать тебе абсолютно все, что ты захочешь... просто потому, что я люблю тебя... Люблю больше жизни, родная. Он мягко поцеловал меня в лоб, бережно стирая большими пальцами соленые дорожки с моих скул, а затем прижался к нему своим, прикрыв глаза и тихо выдыхая, а мои губы дрогнули в жалком подобии виноватой вымученной улыбки, и, погладив его по бархатной щеке, я едва слышно прошептала: - Вот и я в прошлом... любила тебя намного сильнее... той... жизни. Любила так сильно, что... "Не побоялась... сама ее оборвать, когда тебя не стало..." - я так и не решилась произнести это вслух, тут же испугавшись, что Чонгук всё-таки заставит меня закончить эту страшную фразу, но, увидев, что мои глаза снова затуманиваются воспоминаниями и слезами, он поспешил перенаправить мои мысли подальше от нашего трагического прошлого, и, притянув меня к себе, шепнул прямо в губы, прежде чем запечатать их долгим ласковым поцелуем - самым безотказным успокоительным: - Ну все, все, тише... Не думай об этом больше, лапочка. Просто... не думай, хорошо?.. --- Как?.. Как я могу не думать об этом, родной?.. в этом сне я ощутила, что значит потерять тебя - самое драгоценное, что есть у меня в этом мире... А зачем мне мир, в котором... нет тебя? Но ответом мне стало очередное ласковое "Тшш...", а затем его - такие же невыносимо ласковые губы самостоятельно лишили меня способности думать. Чтобы больше не мучила себя. Чтобы позволила наконец себя успокоить. Это было поразительно, но, вдобавок ко всем его талантам, Чонгук умел целовать без малейшего сексуального подтекста, когда это было необходимо. Вот и сейчас он делал это так нежно и трепетно, что мои глаза снова затопило солёным морем, ведь любимый просто делился со мной теплом своей прекрасной души, ничего не требуя взамен, лишь успокаивая и передавая через долгие ласковые поцелуи всю свою силу, нежность и спокойствие, которые были мне сейчас так необходимы. Жизненно необходимы. Необходимы сильнее воздуха. Так же, как он сам. И, в последний раз глубоко вздохнув, я послушно последовала за ним, полностью доверившись, и опустилась на самое дно нашего безбрежного ласкового океана, позволив ему утянуть меня за собой. И мое измученное сердце наконец замедлило свой рваный ритм, начиная биться в унисон с его - сильно и размеренно, ведь там, на дне - всегда был покой. И его источник - Чонгук. Мое личное, самое сильное успокоительное. И, как только я позволила ему мне помочь, мое сознание, заполненное жуткими воспоминаниями, словно заволокло теплым туманом, стирая их и позволяя наконец выдохнуть. Голова стала лёгкой- лёгкой, а дыхание вопреки отсутствию кислорода на такой огромной глубине выровнялось и успокоилось, наконец перестав срываться на горькие безутешные всхлипы. Чонгук зарылся рукой в мои волосы, целуя долго, ласково и невыносимо трепетно, поглаживая по затылку чуткими пальцами и крепко прижимая меня к себе, и я позволила себе забыться в родных объятиях, отдаться нежности его горячих губ, что без слов продолжали успокаивать и обещали, что все будет хорошо. Из темных ласковых глубин любимого Океана совсем не хотелось возвращаться, но, помня, что дышать мне всё-таки нужно, он сам вынес меня на берег, позволяя сделать вдох, и остался рядом, по-прежнему обнимая тёплыми волнами. Я уткнулась лбом в его сильное плечо, отказываясь открывать глаза, а Океан прижался щекой к моим волосам, не выпуская из объятий, и мы замерли в этой синей темноте и тишине, где все слова утешения уже были сказаны, но сумели лишь немного приглушить мою боль. Ведь когда я вынырнула на поверхность из глубоких ласковых вод, служивших мощнейшим анестетиком для моей души... она вернулась. Да, она уже не была такой острой и ослепляющей, ведь любимый сделал все, чтобы приглушить ее, и она действительно стала тише и словно присмирела, но все равно приглушённо пульсировала в такт ударам сердца постоянным напоминанием о той страшной потере... Ее отголоски доносились словно с огромной глубины, на которой ее пытался спрятать от меня мой любимый Океан, но она теперь была частью меня, вырвавшись из летаргии забвения, и я знала, что никогда больше не смогу о ней забыть. Но мое личное успокоительное обладало поистине ангельским терпением и постепенно, хоть и с большим трудом пробиваясь сквозь ураган ужасных воспоминаний, его крепкие объятия, ласковый шепот и невесомые поцелуи в волосы, лоб, виски, скулы... начали действовать, и я, наконец, полностью расслабилась, обмякая в его руках и чувствуя себя так, словно пробежала самый изнурительный в своей жизни марафон. Почувствовав, что я наконец перестала дрожать и просто повисла на нем безвольной накидкой, Чонгук в последний раз провел вдоль моего позвоночника широкими горячими ладонями, заставив блаженно выдохнуть от этого обжигающего успокаивающего тепла, а затем немного отстранился и, бережно обняв мое лицо, тихо шепнул, обеспокоенно вглядываясь в глаза: --- Тебе легче, маленькая?Успокоилась... хоть немного? Я слабо кивнула, чувствуя себя полностью обессиленной, и, удовлетворённый ответом, Чонгук погладил меня по щеке, а затем потянулся к прикроватной тумбочке и, взяв стоящий на ней стакан с водой, поднес его к моим губам, мягко приказав: --- Выпей хотя бы это. Я подчинилась, понимая, что мне действительно нужно восполнить запас воды, порядком израсходованный тем водопадом, что так долго лился из моих покрасневших глаз, и, удовлетворившись только тогда, когда стакан полностью опустел, Чонгук снова притянул меня к себе и, мягко сжав мой подбородок и внимательно глядя в глаза, тихо попросил: --- А теперь, может... расскажешь мне все по порядку? С самого начала?