Грозовые тучи

Вельес подавил желание вдавить очки в переносицу Альфельда Левица. В конце концов он сам позволил уговорить себя поехать не на поезде, а на машине. Дорогой «Полс» требовал хороших дорог и пару раз увяз в снегу. По счастью, Эвко умел водить, и Альфельд вызвался толкнуть машину. По счастью, тот молчал, даже когда заметил, что пуговица на тёмно-сером шерстяном пальто оторвалась и затерялась в снегу. Только когда въехал в посёлок, коротко уточнил: — Куда дальше? Дорога расчищена, не без удовольствия отметил Вельес, отнюдь не стараниями дворников, как в городе. Здешние люди заботились о месте, где жили. Они с детства привыкли выходить из домов с лопатами. Левицу, привыкшему перекладывать ответственность на других, этого не понять. — Прямо, — ответил Вельес, — до трёхэтажного здания. Это наша школа. На перекрёстке сворачивай влево. — Школа?! — Альфельд немало удивился. — Она самая. Мы не дикари безграмотные, как вы в городе привыкли считать. — Жаль, что не довелось проезжать мимо мельниц и полей. Вельес не преминул бы похвастаться землями. — Разве я когда-нибудь говорил это? Дети из сёл, как правило, приезжают учиться в город… — Альфельда не пронять. — Отец, Вельес, не ссорьтесь, пожалуйста! — Эвко выпрямился и потёр поясницу, после запахнул клетчатое пальто на животе. — Согласен. А вон и почта! — Вельес указал на крохотный домик из белого кирпича. — В ней даже телеграф поставили. И телефон. Можете позвонить Ланко. — Обязательно, но позже… — Альфельд, бросив эти слова, далее вёл молча и старательно делал вид, будто не замечал любопытных взглядов селян, высыпавших из домов, чтобы поглазеть на чудо вроде «Полса», которое они видали в вырезках из журналов. Не только автомобиль привлёк их взгляд: кто-то глазастый углядел в салоне Вельеса, и теперь у дома Мирешей собрались зеваки. Пришлось тому покинуть автомобиль и прикрикнуть на них: — А ну, пшли отсюда! Обойдя «Полс», Вельес отворил дверцу и помог Эвко, косясь по сторонам. Любека в толпе негромко переговаривавшихся односельчан он не увидел. Уж кто, а его бывший муж не упустил бы возможность взглянуть на соперника, если бы остался в посёлке. Кто угодно притащился встречать гостей, только не родные. Не дождались? Не получили телеграмму? Странно, если так: войне-то конец, и почта работала на совесть. — Вот наш дом, — указал Вельес и взял Эвко под руку, чтобы, чего доброго, тот не поскользнулся, бесплодно пытаясь спрятать живот под складками клетчатого пальто. — Идём. Тот словно обледенел. Плечо и то показалось твёрдым, на лице — бледность. Повисшие на светлых ресницах снежинки добавили ощущения, что Эвко замёрз. — Ну, что встали?! — развернувшись, гаркнул Вельес в сторону любопытных. — Дома заняться нечем?! Хоть один ушёл, и то хорошо. Хоть кто-то не будет цепляться взглядом за Эвко, который из-за крутого поворота в жизни чувствовал себя не в своей тарелке… …которому даже родной отец не бросился на помощь, только искал место для автомобиля. — Познакомил бы хоть со своим вторым! — Митрей, сторож на зерновом складе, хмыкнул в пышные седые усы. Большое пузо качнулось. — И не пригласил! Негостеприимно это. Неудивительно, что этот старый пьяница притащился. Его нос всегда чуял спиртное. — А на смену прямо сейчас не хочешь? — съязвил Вельес. — Так я устрою… — Смену! Поглядите-ка на него! Совсем зазнался — сначала с орденом своим, теперь с городскими родичами… Эх! — Митрей, махнув рукой, сунул папиросу в зубы и убрался. Отлично, второй ушёл… Эвко и без того напуган, а в толпе гостей и вовсе растеряется. Однажды он привыкнет к любопытным селянам, которые сейчас бесцеремонно пялились в его живот и не пытали понизить тон, обсуждая причину развода четы Мирешей. — Не обращай внимания, — шепнул Вельес. Проходя мимо сидевшего в машине Альфельда, бросил: — Сейчас открою ворота. Поставишь во дворе. Можно было бы «Полс» отогнать к амбарам и оставить в гараже рядом с грузовиком, если бы не снегопад. У калитки отец или Теуш расчистили, а вот у ворот… Придётся взять лопату. За размышлениями Вельес не услышал скрип двери и опомнился лишь тогда, когда отец, кутаясь в тулуп из овчины, толкнул обутой в сапог ногой калитку. — Поглядите-ка, кто приехал! — Миреш-старший, затягиваясь на ходу сигаретой, подошёл к сыну. — Я было решил, зря стараемся сегодня. Погода и прочая срань… Ну что встал, балбес?! Ну-ка веди его в дом! А то чего удумали — на морозе торчать. В доме познакомимся… Видали, какого красавчика привёз мой сын? Он улыбнулся краешком рта и подмигнул Эвко… …который, увы, не оттаял, отчего у Вельеса сложилось впечатление, будто он тащил к дому глыбу льда. — Что случилось? — уточнил он. — Ноги чувствуешь? Если нет, я тебя понесу. Главное — не споткнуться и не уронить бесценную ношу. — Всё хорошо, — отозвался тот. — Переволновался. Эвко коснулся живота, чем дал понять, в чём причина беспокойства. — Он всё видел, — успокоил его Вельес. Живот не смог бы не заметить разве что слепой. Неясно, его слова подействовали, или крик-приказ отца, чтобы пошевеливались, но Эвко двинулся гораздо бодрее. — …значит, буду звать тебя Горьич, лады? — Миреш-старший не изменил своей манере. — А что мужа не приволок? Хочу поглядеть, каким станет мой зятёк, когда состарится… Что ответил Альфельд, Вельес не разобрал из-за рокота «Полса». У дома он перестал разбирать и слова отца. Отворив дверь, он впустил Эвко, после вошёл сам. На него пахну́ло не только теплом, но и жареным мясом, капустой — голубцов, видать, накрутили — и грибами. И — куда без него? — свежим хлебом. Вельес сглотнул слюну, в животе у него, изголодавшегося за дорогу, заурчало — одного бутерброда и чая в термосе ему оказалось ой как мало. — Теуш! — позвал он. — Я занят! — отозвался брат. — Что случилось? Ничего, не считая того, что хотелось поскорее с ним увидеться. Вельес принял пальто у Эвко, после сдёрнул с себя китель. Повесив верхнюю одежду, занялся обувью. Бурки он предложил Эвко, сам же остался необутым. Повесив головные уборы на крючья, они двинулись внутрь дома. Эвко медлил и с любопытством озирался. Встав перед долговязым Теушем, он вытянулся в струну и уставился снизу вверх. — Добрый день! — вымученно улыбнулся он. — Добрый, — кивнул Теуш. Развязав фартук, сунул в руки Вельеса. — Буду рад познакомиться чуть позже, а пока — прошу меня простить — помогу отцу. А ты, балбес, пока присмотри за стряпнёй. На ходу заткнув за ухо сигарету, он бросился к выходу. — Сам балбес! — Вельес помял фартук. — Понятно… — Эвко подошёл к окну — тому самому, в которое любил глядеть Любек. Магнит для омег, что ли? — Я им не понравился. Это неудивительно. Он погладил живот. Вельес должен испытать чувство счастья оттого, что, наконец, добрался домой не один, а со своим истинным. Он не раз представлял, как будет смотреться Эвко на фоне этого окна с немного пожелтевшей, измятой — с той поры, как Любек ушёл, дом утратил частички белого — занавеской. Маленькое желание сбылось, но восторг он не испытал. Снаружи ревела машина и слышалась брань отца. Сдержанный Теуш не любил ругаться. Вельес, подойдя к плите, поднял крышку и перевернул куски мяса. Сглотнув слюну — уж слишком вкусно пахло базиликом, — он подобрал нужные слова: — Ты понравился моему отцу. Кому, как не ему, лучше знать собственную семью? Накрыв чугунную сковороду крышкой, он подошёл к Эвко, державшегося за горловину голубого свитера, и обнял. — Давай за стол, — шепнул Вельес. Когда Эвко не пошевелился, он хлопнул себя по лбу. — Ах, да, ты же не начнёшь есть, пока не помоешь руки. Идём, покажу, где у нас вода и мыло, полотенце дам… Или тебе по нужде надо? — Нет, — качнул тот головой. — Дождёмся остальных. Треклятые правила сраного этикета… Тот, кто их придумал, явно любил издеваться над людьми. — Ещё чего! — фыркнул Вельес. — Они там неясно, сколько провозятся с машиной. Ты что, всё это время есть не будешь? Отец мне влепит леща, если узнает, что я морил его внука голодом. — Не влепит. Это ведь даже не его внук. Ну вот, началось… Наивный Эвко решил, что отец Вельеса отнесётся к нему так же, как и его родители, заставлявшие работать во время вспышки ин… Как её? Ах, да, грипп… Рёв машины сменила брань отца, и Вельесу показалось, что тот отчитал его. Он не стал напоминать, как отец обожал Францишка, изначально догадываясь, что тот не его внук. Рассказывал уже не единожды о своей семье… …с которой Эвко предстояло познакомиться. — Давай дом покажу, — предложил Вельес. Подойдя к плите, он снял сковороду с огня и водрузил её на щербатую доску из дуба, после вернулся к Эвко. — Не откажусь, — улыбнулся тот. — Здесь так тепло… Вельес понимал чувства Эвко. Пока он жил у Левицев, мечтал отогреться дома, в том числе и душой. — А вот туалет во дворе, — напомнил он. Вздохнув, добавил: — Мы собирались выстроить двухэтажный дом и сделать всё внутри, но… Война… Ком подступил к горлу. Война отняла у него годы, но не жизнь. — Помню. Ты рассказывал… — Эвко переступил с ноги на ногу. — Веди. Я готов. Он с почти детским любопытством рассматривал, трогал то, к чему Вельес привык. Плетёное кресло привело его в восторг, и он, убрав газету, которую почитывал отец, уселся в него. — Твоих рук работа? — широко улыбнулся Эвко. — Не только. Наших общих! — Вельес нахмурился и проследил за его взглядом. Вот оно что: Эвко увидел солдатика на подоконнике — любимую игрушку Францишка, ныне забытую, променянную на фабричные городские машинки. — А это я вырезал. Он взял игрушку и повертел в руке. Нет в его жизни Францишка. Тот теперь будет носить другую фамилию. Странно, что ссыкливый, но изворотливый, сумевший убежать от войны Долгуш решился оставить семью. Но это не имело значения. Раз решился поучаствовать в жизни сына, то… …Францишку будет лучше с родным отцом. Сердце ёкнуло от мысли, что однажды отец сына Эвко вот так просто возьмёт и появится в жизни Вельеса, отберёт и эту семью. Даже виски взмокли, а сердце заколотилось. Любек не забрал то, что связывало его с прошлым… …в том числе и любимую игрушку сына. Вельес отмер. Надо же, не заметил, как Эвко поднялся и подошёл к нему. Взяв солдатика, проговорил: — Золотые у тебя руки. Руки как руки… Любящие работу, без которой не выжить. Вельес не успел придумать, что ответить, когда услышал, как входная дверь скрипнула и донёсся зычный голос отца. — Идём, — позвал он. — Наши управились. Выйдя навстречу родным, он опешил. То, что отец говорил сейчас, его не удивило — у того редко закрывался рот. Но вот то, что Альфельд будет заглядывать в его лицо и молча слушать, он не ожидал. Только стёкла очков сверкали в полумраке. — Теуш, да помоги же ты гостю! Что стоишь как истукан?! — возмутился отец. — Спасибо, не надо. Я не малое дитё, — возразил Альфельд, раскручивая шерстяной клетчатый шарф. — Пойду к столу! — Теуш, управившись самым первым, направился в сторону кухни. Вельес двинулся за ним, уведя Эвко. — Так и знал, что мне следовало остаться, а тебя отправить помочь отцу. Тарелки, конечно, не расставил! — Ну так почему не отправил?! — хмыкнул Вельес. — Хотел дать возможность побыть вам вдвоём, балбес ты! Тоже мне, доброжелатель выискался! Не хватало поцапаться в такой день, причём не со старшим Левицем, сегодня на диво молчаливым, а с собственным братом. — Я помогу, — вызвался Эвко, — только объясните мне, что надо делать. — О-о-о, только не выкай. Я страсть как этого не люблю! — Теуш закатил глаза. Вельес вздохнул. Сейчас он как никогда почувствовал себя лишним. В том, что его брат и Эвко поладят, он не сомневался. Оба слишком умны и начитаны. — Ладно, я курить, — бросил он. И отец, и брат успели подымить, судя по запаху табака, который они принесли с собой. Странно, что Альфельд, попрекавший будущего зятя дурной привычкой, это вытерпел и не ввалился в дом раньше них. Набросив на плечи китель, Вельес пошарил в карманах и, нащупав портсигар, вышел на порог. Давно в этом дворе не стоял автомобиль, а такого роскошного, как «Полс» и не было никогда, размышлял он, пуская кольца дыма. Накурившись и навестив туалет, Вельес вернулся в дом. Он было двинулся к остальным, но замер, вспомнив, кого привёз. Эвко наверняка напомнит, чтобы он вымыл руки. Вельес, чтобы не терять время, смочил руки в стоявшем в сенях ведре, намылил их вонючим мылом — не у Левицев он, у которых всё приятно пахло — и сполоснул. На ходу вытирая руки льняным полотенцем, подошёл к столу. — …а я, пока ты расчищал двор, спросил: «А всё же: чё муженька не привёз? Забоялся, что оттарабаню?» Я-то вдовец, могу трахать кого хошь… — рассказывал отец Теушу. — А он мне знаешь чё?.. Горьич, расскажи сам! С этими словами он хлопнул сидевшего рядом Альфельда по плечу, укрытому тёмно-зелёной пушистой безрукавкой. — Надоело повторяться, но всё-таки отвечу: у нас с Ланко будет ребёнок. Он не юнец, да и… — Альфельд вздохнул, — мне более чем достаточного одного беременного омеги в машине. Я-то хирург, а не акушер! Мы с Ланко хотели, чтобы Эвко родил у нас, но молодые упёрлись… — И правильно упёрлись! — возмутился отец. — С дитём на руках пускаться в путь тяжелее, чем с дитём в пузе. Ну, а ты что встал?! Садись. Место возле твоего ненаглядного приберегли. Обойдя стол, Вельес уселся на табурет рядом с Эвко. Тот, изящно надрезав старым, не единожды затачиваемым ножом кусок мяса, прожевал. — С одной стороны, ты прав… — Альфельд говорил слишком много и вёл себя с Мирешем-старшим куда дружелюбнее, чем с младшим. — Но вопрос не только о том, что беременным пускаться в такой дальний путь небезопасно, но и в том, где рожать. Невзирая на заверения Вельеслава… — Эк, зассал! В городе наши рожают уже давно. Сначала Ежек, фельдшер наш, помогал, если ничего сложного. Он моих балбесов принял, и ничего: смотри, какие лбы вымахали. Когда постарел, начали возить в город. И, скажу так, мало кто не вернулся и не привёз дитя даже в войну. А сейчас-то она закончилась! Вельес, потянувшийся к миске с тушёными овощами, замер, заметив, как напрягся Эвко. — Положить тебе овощей? — предложил он. — Да, спасибо, — ожил Эвко. Положив приборы на тарелку, а запястья — на столешницу, уточнил: — У вас есть фельдшер? — Был, — отец потянулся за бутылкой с самогоном, — да помер. Ну, давай. Мы-то накатили за здоровье молодых, а ты — нет. Курить ему припёрло! Вот она — причина, почему Альфельд стал разговорчивым. Попробовал местного самогона. Даже осушил стопку до самого донышка. Вельес, глядя, как наполнялась его стопка, не сразу смекнул, к чему вёл Эвко. — А сейчас кто вместо него? — бодро уточнил тот. — Никого, — ответил не отец, а Теуш. — Медики были нужнее в военных госпиталях, а после войны так никого и не прислали. Эвко засиял. Настроение Вельеса, напротив, испортилось. Им предстоял нелёгкий разговор. — Ну, давай! За твоего второго выпьем. Эк, надо же — сын младше внука получится! — засмеялся отец. — Молоде-ец, Горьич! Что тут скажешь? Узел в твои годы раздувается что надо! Альфельд не ответил и на эту откровенную пошлость, только нахмурился, но рюмку поднял и, чокнувшись со всеми, осушил, причём до дна. Вельес, закусывая огурцом, бросил взгляд на Эвко. Тот озадаченно глядел на своего отца. — Положить ещё что-нибудь? — Теуш улыбнулся. — Хлеб вы наш отведали. — Да, очень вкусный, — отозвался Эвко. — И у меня полная тарелка. Боюсь, лопну. — Не лопнешь. Тебе за двоих надо… — вмешался отец. Его глаза блестели от выпитого, а лицо побагровело. — Горьич, если ты допускаешь, чтобы наш с тобой внук голодал, то я не допущу. После его слов Эвко заёрзал и отложил приборы. — Проводишь? — уточнил он, глядя серыми глазами на Вельеса. — Очень надо. Куда и зачем, тот, разомлевший от тепла, обилия еды и выпивки, не сразу понял. Смекнув, отозвался: — Конечно! Бросив отцу, куда и зачем они удаляются, Вельес увёл Эвко, помог обуться и подал пальто, после вывел во двор, изрядно засыпанный снегом. Дурень, мысленно обругал он себя за то, что не предложил сапоги. Полусапожки в такую погоду — обувь неподходящая, а длинное пальто не годилось, чтобы посетить место, куда собрался Эвко. — Ты по малой нужде или по большой? — уточнил Вельес. — Какое это имеет значение? — Весомое. Если по большой, дам китель. Вельес достал из кармана портсигар — на всякий случай. Самогон не позволит ему замёрзнуть, хотя мороз начал выветривать хмель. — По малой, — после недолгого молчания отозвался Эвко, держа его за руку и переступая сугробы. — Дом мне понравился. Он такой большой и тёплый, но туалет… Он тихо засмеялся. — Мы будем жить в другом — в том, который у пекарни, — напомнил Вельес, — а Теуш останется здесь. Там проложена канализация… Он отворил дверь нужника, после прикрыл — неплотно, опасаясь, что Эвко не справится — и отвернулся. Закурив, выпустил дым. Эвко управился гораздо скорее, сигарета и до половины не истлела. Покинув нужник, он прильнул к Вельесу и, стряхнув со светлых волос снежинки, заговорил: — Не понимаю, что произошло с отцом. — А что с ним произошло?! — Вельес удивился искренне. — Он никогда не пил… так. Наоборот, осуждал пьяниц, которые попадали к нему с панкреатитами. Оттого Альфельд и ворчал, что не позволял себе расслабиться как следует. — Не вижу ничего страшного, — возразил Вельес. — Закусь у нас обильная, так что никакой панко… Да ну их, словечки эти мудрёные!.. А если свалится, уложим в кровать. Рассола тоже полно. Проспится, проблюётся… — Вельес! — Эвко даже подпрыгнул. — Мне не до шуток. Пришлось его приобнять, чтобы успокоился. Вон как распереживался за отца. Выдохнув дым в сторону, Вельес заговорил: — Знаешь, я не верил, что мой и твой отцы найдут общий язык, а поди ж ты! Давай оставим их в покое. Пусть наговорятся. Он ничуть не слукавил. Отец нелестно высказывался о «сраной высокомерной интеллихенции», и одна из причин — не исключено — крылась в обиде на человека, укравшего невинность его возлюбленного, но отказавшегося нести ответственность за содеянное. Тем лучше, что сраный интеллигент не поинтересовался, принесла ли течка его случайного любовника плоды. Вельес не хотел думать, каково пришлось бы его семье, если бы в ней не было Теуша. Ублюдок определённо сослужил добрую службу. — Согласен, — вырвал из раздумий Эвко, — но можно же найти общий язык без… Вельес, бросив окурок в снег, взял его за плечи и, вынудив его глядеть себе в лицо, заговорил: — Твой отец — не мальчишка. Он сам решает, с кем и сколько ему пить. Не мешай ему расслабиться и не мешай. Всё будет с ним в порядке. Он обнял Эвко и уткнулся носом в затылок, прижался к животу и зажмурился. Пришёл в себя, когда ощутил шевеление ребёнка. Проклятье, Эвко без берета, а ему захотелось на холоде нежностей. — Идём! — Вельес, взяв своего истинного под руку, повёл к дому. Снова пахну́ло теплом, когда он отворил дверь. Впустив Эвко первым, вошёл сам, помог тому раздеться и снял китель. После оба, вымыв руки, направились к остальным. — …лежит не в палате, а у меня дома. Вот я и позлился на Эвко, что на работе с’лдаты, ещё и дома один… — Альфельд пьяно растягивал слова. К’нечно, помог. Как не помочь? — Вот за моего сына я готов поклониться в ноги! — грустно проговорил отец. — А пока… Иди сюда! Вельес вошёл в тот миг, когда отец крепко обнял Альфельда и, хлопнув по спине, поцеловал в щеку. Эвко напрягся, серые глаза округлились. — О, зятёк вернулся! — бросил отец и отлепился от Альфельда. Раскинув руки, двинулся навстречу Эвко, отчего тот спрятался за спину Вельеса. — Эй, ты чего? — Ничего, просто нужно дать ему привыкнуть, — вмешался Теуш, оставшийся трезвым. Поднявшись, он подошёл к Вельесу. Эвко уже не прятался, напротив, сделал неуверенный шаг в сторону подпиравшего кулаком подбородок отца. — Нет, я не уйду! — решительно заговорил он. — Не могу я его оставить. Не привык он к сельским жителям, и их поведение ему казалось диким. — Не волнуйся. Я прослежу, чтобы твой отец не выпил больше, тем следует, — Теуш приобнял его, — а старому пьянчуге не позволю его спаивать. А тебе лучше отдохнуть. Вельес, глядя на брата и возлюбленного, окончательно уверился, что те поладят. Обоим будет о чём поговорить, но в другой раз. Теуш сумел убедить Эвко. Тот расслабился в его руках и, отрешённо посмотрев на Вельеса, проговорил: — Да… Я действительно устал. — Вот и славно. Вельес, не мне тебя учить, что делать… Хотя… — Теуш поднял палец. Вельесу не хотелось ожидать ответа — уж слишком сильно он желал остаться с Эвко наедине. Если уж он, крепкий, устал за дорогу, о том, беременном, и говорить нечего. — Пойдём. — Он взял Эвко за руку очень вовремя — тот как раз бросил озадаченный взгляд на изрядно нетрезвого, вспоминавшего случаи со студенческих времён Альфельда, после увёл. Вельес, одеваясь, замешкался. Подбитые овчиной сапоги отыскались в углу, старенькие и неизящные, но тёплые. — Обувай, — он их поставил перед Эвко, — а то снега по колено. Набьётся в твою обувь, а тебе болеть нельзя. Правда, нога у Теуша побольше твоей, но твоя обувь годится для городских улиц. Эвко грустно взглянул на непривлекательную обувку, но перечить не стал. Вельес держал сапог, пока он вдевал ногу в голенище, после затянул ремень… Пока они возились, к ним подошёл Теуш. Сунув в руки Вельеса саквояж, проговорил: — Я положил внутрь снедь, чтобы вы могли перекусить. Свежие полотенца я оставил, а то знаю я тебя: утрёшься чем придётся. Он, вытряхнув из пачки сигарету, сунул в рот. Все трое вышли одновременно. Вельес не стал искать портсигар и, выпросив табак у брата, закурил, после увёл Эвко. В эту пору года темнело рано, и, если бы он замешкался, пришлось бы либо пробираться в потёмках, либо оставаться на ночь. Несомненно, для Эвко отыщется лучшее место, но, зная отца, пиршество наверняка продлится до ночи. Накурившись, Вельес подхватил ношу, свободной рукой приобнял Эвко, после, бросив пару слов на прощание брату, удалился. Калитка поддалась туго. Тело Эвко казалось твёрдым, невзирая на мягкость клетчатого пальто. Не исключено, что он не привыкнет к селу… …которое претило даже местному Любеку. Если бы прохожие не таращили зенки, и это в лучшем случае… В худшем — норовили остановить и заговорить с Вельесом. Завтра — не без этого — по посёлку расползутся сплетни. Местные наверняка будут гадать, на сколько хватит Эвко… …который вжал голову в плечи, пытаясь спрятаться, когда к нему приблизился Янко. — Я гадал: врут или нет, что ты привёз будущего мужа из города… Теперь вижу, что нет. — Тот окинул Эвко с головы до ног взглядом, задержался на животе. В кивке головой и глазах читалось: «Понятно, почему привёз». — Ну, будем знакомы. Я Янко. Вельес мне помогает по хозяйству… Янко протянул ладонь. Эвко, поколебавшись, пожал её и представился. — Ладно, мы пойдём, — заторопился Вельес, когда повисла неловкая тишина. — Устали с дороги. Свидимся позже, идёт? — Идёт. Но вы заходите. Поболтаем, с детьми познакомлю. Их у меня трое! — Янко, улыбнувшись, добавил: — Бывайте! Он, приложив ладонь к козырьку чёрной кепки, удалился. Вельес, проводив его взглядом, повёл Эвко дальше. — Он вдовец, и у него трое детей. Моя семья помогала ему в войну — отец чинил что-нибудь, а Теуш приглядывал за детьми, он их страсть как любит… — завёл он рассказ. — Вот, почему он такой радушный, — перебил его Эвко. — В гости пригласил… — В гости! — хмыкнул Вельес. — То, что у вас называется «ходить в гости», у нас обычное дело. Он остановился, делая вид, что ищет портсигар. К Левицам никто не заходил, не считая Гедеона, пока Вельес у них жил. И они сами если и покидали квартиру, то для того, чтобы пойти на работу, не считая одного-единственного раза, когда убрались невесть куда, чтобы вместе провести течку. Как назло, спички гасли одна за другой. Бросив бесполезные попытки закурить, Вельес вернул сигарету в портсигар, решив пожертвовать желанием покурить, чтобы не заставлять Эвко ждать его на холоде. — Кстати, как поживает Гедеон? — уточнил он. — Почему он тебя интересует? — удивился Эвко. — Ну-у… — Вельес мысленно обругал себя за косноязычие. — Вы и он должны были… Твои родители хотели, чтобы вы сошлись. Эвко шмыгнул носом. Проклятье, идти надо скорее, а не чесать языком… — А-а-а, — протянул он. — Я рад, что не пошёл у них на поводу и не сделал аборт. Он бы всю жизнь меня попрекал, что у меня кто-то до него был, а я… жалел. Он долго не горевал, не волнуйся за него. Значит, у Гедеона появился кто-то другой… Это хорошо. Эвко резко остановился и взялся за живот, чем немало напугал Вельеса. — Что, что, мой родной? — Тот обхватил его талию. Видимо, следовало послушаться Ланко и оставить его до родов с Левицами. — Ничего. Просто сын пнул в солнечное сплетение, — улыбнулся Эвко. — Идём. Оставшийся путь Вельес решил молчать, чтобы, чего доброго, не наделать беды. Альфельд — единственный врач в посёлке, и тот пьяный, что, впрочем, ему, как ни странно, на пользу: он размяк и стал куда дружелюбнее. Вельес знал его только напряжённым, как струна, которая вот-вот лопнет. Он крепко прижал к себе Эвко, когда в одном из дворов залаяла собака, и оба бодро двинулись… …домой.