Дьявол на проводе

      — Выдыхай, котёнок, — как-то лукаво прищурившись, тот усмехнулся, из-под его верхней губы мелькнули зубы, особенно в глаза бросились чуть заостренные клыки, которые и придавали усмешке хищные тона. — Я всего лишь жонглирую словами, не более того. Глаза пронзённого осознанием Лёши неверяще распахнулись.

«Ну, что, котёнок? Закончим на этом?»

Казалось бы, уже почти похороненный под всеми событиями, что успели произойти за последние две недели, голос снова зазвучал, прямо как тогда, когда этот тот почти преследовал его. Лёша даже почувствовал себя какой-то там «Собакой Павлова»: «Лампочка зажглась — слюни не потекли» — не буквально, конечно, но по смыслу довольно близко. И теперь Степнов посмотрел на мужчину уже другими глазами, не просто как на незнакомца, а как на того, с кем говорил однажды в понедельник. Гадал ли он тогда, как мог выглядеть его клиент? Да, определенно, даже были какие-то предположения, вот только сейчас не смог вспомнить ни одного, как бы ни пытался. Но важно ли это? Почему-то был уверен, что «в цель» со своими догадками не попал. Что мог сказать? Его голос ему подходил идеально — можно сказать, «десять из десяти». Такой и правда мог трахнуть, причём, не только голосом: рост, отличное тело без перекаченности, узкие бёдра, длинные ноги, да и лицо — будто сошёл с обложки журнала для взрослых, для которого его снимали в одежде, видимо, решив, что и так вполне сойдёт для стояков с дальнейшей повальной мастурбацией. И нет, этот вывод сложился не в связи с тем, что Лёша начал рассматривать возможность существования бисексуальности конкретно для себя. Это объективное мнение. Да, точно. Объективное мнение совершенно незаинтересованного человека — на этой мысли Степнов едва смог удержать себя от того, чтобы покивать самому себе для убедительности… просто вовремя вспомнил, что он не один, что напротив него человек, что вряд ли стоило просто кивать в этом в этом затянувшемся молчании, чтобы не показаться ещё более странным, чем уже есть. Молчаливая пауза тем временем затягивалась. А Лёша все продолжал смотреть на мужчину во все глаза и чем дольше смотрел, тем острее становилась у того усмешка, даже казалось, что если смотреть на его изгиб губ слишком долго, можно было обрезаться — «тот-самый-клиент» совершенно точно понял, что Степнов его узнал, хотя это последнее, на чем он хотел быть «пойманным». Ситуация из статуса «просто странное» плавно переходила в «некомфортное и странное». Но, похоже, по какой-то неизвестной причине стремительно усиливающуюся неловкость из них двоих, казалось, испытывал лишь Лёша, пусть и отчаянно пытался этого не показывать. Наверное, стоило сказать хоть что-то, чтобы избавиться от этой вязкой, давящей тишины, пропитанной неловкостью. Шестеренки в голове вращались с бешеной скоростью. С десяток самых разных вариантов, словесных конструкций промелькнуло в голове. Они теснились, толкались и разлетались на ошмётки, помеченные, как «забракованные». Что-то просто не подходило, что-то подняло бы уровень неловкости до прямо-таки недостижимой высоты, что-то звучало слишком глупо и не похоже на него — не подходило решительно ничего. Степнов не любил такие зыбкие от неуверенности и непродуманности ситуации. Казалось, бы он был хорош в импровизации, как таковой — собственно, так оно и было, но не тогда, когда дело касалось противоположного пола. К тому же, данная ситуация не имела аналогов в прошлом. По крайней мере, Лёша точно не мог упомнить ни одной встречи с клиентом из «секса по телефону», на чей голос он дрочил в туалете — встреча в реальной жизни вообще казалась чем-то невозможным, если уж начистоту. Благо, что к произошедшему тогда в туалете теперь относился гораздо спокойнее, да и рожу «тому-самому-клиенту» начистить уже хотелось не так сильно.       — Можно? — первым нарушил тишину именно «тот-самый-клиент», кивая на стул напротив Лёши, впрочем, своё «можно» спросил больше для галочки, ибо сел, не дожидаясь ответа. — Каверин Александр Валерьевич, — неожиданно протянул руку. Степнов же просто смотрел на протянутую руку, будто бы сталкивался с чем-то подобным впервые. И вроде знал, что нужно протянуть свою в ответ и пожать — так принято. Но ощущения у него при этом были странные. Как если бы Лёша шёл-шёл по прямой и ровной дороге и вдруг… споткнулся — протянутая ему рука сбивала с толку. Еще немного просидев без движения, Степнов все же протянул неуверенно свою в ответ — со стороны могло показаться, что парень видит чужую ладонь чем-то вроде дикого животного, которое и укусить может.       — Лёша… — представился. — То есть, Алексей, — тут же исправился он. Его руку уверенно и крепко сжали, практически тут же отпуская.       — Ну, и что же «Лёша-то-есть-Алексей» забыл в клубе задолго до его открытия? — спросил Александр. — Ты уж прости, что интересуюсь. Просто на заядлого тусовщика ты не тянешь, скорее уж, на студента больше похож. Ну, знаешь, эдакий спортсмен-комсомолец, — продолжил, как ни в чем ни бывало. — И если я прав, и ты все-таки студент, то почему не на парах? Я хоть уже далёк от студенчества, но, как мне кажется, по понедельникам в это время ещё идут занятия. «…как мне кажется, по понедельникам в это время еще идут занятия» — «кажется» ему, как же! Ведь именно в это время в понедельник он и звонил. Да и эти его «студент», «спортсмен-комсомолец», как ненавязчивые напоминая о случившемся, как если бы он сказал нечто вроде: «Хэй, парень, я узнал тебя! Да-да, тебя. У тебя ведь встало на мой голос? Вижу и ты меня узнал.». Однако прямо ничего из этого не говорил, словно растягивая удовольствие, наслаждаясь внезапным спектаклем, зрителем которого стал, смакуя, как Степнова каратит от каждого его «тонкого» намёка. И именно после этого монолога Александра уровень неловкости внутри Лёша сильно понизился, уступая место чему-то, вроде азарта, замешанного в ядреную смесь с упрямством и, бог знает, чем ещё. Степнов не собирался «проигрывать» или «уступать» тому, кто являлся его личной галлюцинацией и по совместительству головной болью, тому, кто в своё время обломал неплохой минет, тому, из-за кого он начал работать над смирением со своей возможной бисексуальностью. Так что, да. Лёша готов был проиграть кому угодно, но не ему. Только не ему.       — Да, я студент, — проговорил Степнов, наконец, собравшись с мыслями. — А пары нет… Ну, так это… У нашего преподавателя трубу прорвало, представляете? — попытался ответит ему той же монетой. — Поэтому и отпустили раньше.       — Труба — это, конечно, серьезно, — протянул Александр, даже покивал с почти серьёзным видом, ведь его полуусмешка никуда не исчезла. — У одного парнишки тоже трубу сорвало недели две назад. Да так, что он аж соседей затопил… За сантехникой вообще глаз да глаз нужен.       — А вы, собственно, кто? — бросил Лёша практически с вызовом, не собираясь и дальше выдерживать эту «пытку» намеками и отсылками.       — Так я же вроде представился… Или тебе паспортные данные нужны, включая ИНН и номер страховки? — по лисьи прищурился, цепким взглядом впиваясь в Степнова.       — Я не об этом, — паспортные данные его Лёше точно не сдались. — Просто вы тоже тут до открытия. Кто вы?       — А-а-а… ты об этом. Александр неожиданно подался вперёд, перегнувшись через стол, оказываясь настолько близко, что ещё немного и их носы точно бы соприкоснулись. Настолько внезапно, что Лёша не успел среагировать, вжимаясь в спинку стула. Чуть горьковатый на вдохе мужской одеколон, нанес удар по обонятельным рецепторам Степнова. Запах сигарет, точнее, запах табака, крепкий, горчащий, дымный, но не так, словно рядом опрокинули пепельницу, он оказался на удивление приятным. А еще… еще был сандал — аромат теплого дерева, с едва уловимым оттенком мускуса, бархатистый, сухой, сладкий, виртуозно смешанный с чем-то терпким, алкогольным. Лёша так и замер, окутанный чужим ароматом, находясь будто бы в коконе. Слишком близко!       — У меня есть связи, — заговорщическим шепотом проговорил Александр, ещё и подмигнул в конце. Лёша не заметил, как кулаки разжались, а кончики пальцев подрагивали от звенящего внутри напряжения. С опозданием осознал, что успел по какой-то неясной, невнятной причине задержать дыхание, словно бы боясь лишний раз сделать вдох и пропустить в себе сладковато-дымный аромат сандала с горчащими нотами алкоголя.       — А если серьезно… — отстранился Александр так же резко и неожиданно, как и приблизился, причём, с таким видом, будто ничего не произошло. — …я что-то вроде местного юриста. И только когда Александр отстранился, Степнов вдруг понял, что проиграл. И вроде они ни во что не играли, но вкус собственного поражения был особенно четким. Лёша тяжело сглотнул. Кадык под кожей судорожно дернулся. Это был момент позора и слабости, что сковали не готовое к чему-то подобному тело. Ведь, несмотря ни на что, Степнов идиотом не был, мог сложить «два и два» и получить нужную четвёрку — понимание того, что Александр был не просто клиентом, а кем-то вроде «засланного казачка» накрыло довольно быстро… он не звонил в секс по телефону для определённых услуг, скорее, звонил именно Лёше, а для развлечения или проверки уже не имело ровным счётом никакого значения, ведь Степнов все равно повелся, как сопливый девственник, стыдливо дроча на его голос в туалете. От этого осознания время не остановилось, оно просто замедлилось, издеваясь, вгрызаясь зубами в, итак, надтреснутую «гордость» Лёши — в мыслях проскочило, что, окажись они вдруг в девятнадцатом веке, то бросил бы в лицо Каверина перчатку, требуя дуэли. Рука… против воли, движимая одной лишь нестерпимой жаждой, зажила будто бы своей жизнью, обхватывая пальцами бокал с дурацким апельсиновым соком. Лёша не дал себе этого осознать. Хотелось пить. Невыносимо хотелось пить. Степнов как-то рвано и с шумом выдохнул, почти тотчас же жадно прикладываясь губами к краю граненого бокала. Один глоток, второй, третий… лишь бы утолить внезапно возникшую жажду. Сок легко хлынул внутрь. Он, вздернув подбородок, с вызовом смотрел в глаза напротив, словно бы отчаянно хотел что-то доказать… ему, себе. Важно ли это? Даже не знал, что именно доказывал. Просто порыв. Непонятный, незнакомый в своей странности и необъяснимости. И только через несколько долгих секунд, которые вполне походили своей протяженностью на маленькую замкнутую в знакомых петлях бесконечность, оторвался от бокала.       — Ну, что? Утолил любопытство? — эта усмешка, казалось, въелась в лицо Александра. — Полегчало? Отвечать Лёша не стал. Потому что нет… не полегчало. Потому что он бы не прочь этому Каверину плеснуть сок в лицо, чтобы хотя бы стереть эту усмешку, но в итоге не сделал этого, а все по той причине, что, на самом деле, ещё пару недель назад точно бы плеснул, сейчас обида и злость горела уже не так сильно, были и другие проблемы. А тратить дорогой сок ради того, чтобы стереть чью-то усмешку… явно не стоило того. Да и… сок, в общем-то, уже выпит, заказывать второй для такого дела ещё глупее, плюс ко всему, затратно. Впрочем, от него ответа и не требовали. Вместо этого Александр оглянулся куда-то за спину, Лёша посмотрел в том же направлении, натыкаясь взглядом на официанта-Михаила, что шёл к их столику.       — Ну, что, котёнок? Закончим на этом? — именно с этой фразой, от которой Степнова не хило так тряхануло, Каверин поднялся со стула и, похлопав застывшего на своём стуле парня по плечу, пошёл прочь, даже не дожидаясь какой-либо толковой реакции от Лёши. И как только Александр ушёл, к столику подошел Михаил, который будто бы сошёл с обложки методички с красноречивым названием: «Как стать идеальным официантом?».       — Простите за ожидание. Сергей Николаевич освободился и готов принять вас, — сказал он. — Следуйте за мной. А Лёша… Ну, а что «Лёша»? Помимо того, что малость подохренел от столь вежливо обращения от своего сверстника, если судить по внешности, спохватился и все-таки поднялся, пошёл за официантом, что вёл его на второй этаж к явно каким-то служебным помещением, куда клиентам этого клуба вход «заказан». И пока шли, Степнов все же не удержался…       — А он тут работает? — нагнал официанта, идя с ним шаг в шаг.       — Вы это про кого? — Михаил не совсем понял, про кого его спрашивали.       — Ну, про этого… Александра… как-его-там? — Лёша попытался вспомнить ещё хоть фамилию. — Точно. Каверина!       — А. Вы про Александра Валерьевича?       — Да-да. Про этого Валерыча. Того самого, что со мной за столом сидел, — покивал Степнов, будто поторапливая, видимо, желая получить ответ до того, как они подойдут к нужной двери.       — Вы только так его в лицо не назовите. Он не любит, когда его отчество коверкают, — Михаил, видимо, считал, что дал невероятно ценный совет, как часть какой-то сверхсложной инструкции будущего существования. И, конечно, же Лёша не будет к нему прислушиваться. Да что там… Мысленно он даже фыркнул, приговаривая в своей голове нечто вроде этого: «Ишь ты, как нос задрал! Видите ли… он не любит, когда его отчество коверкают! Тоже мне, павлин нашёлся!». Ещё в мыслях проскочило, что альтернатива выплеснутому в лицо соку нашлась сама собой. Просто назовёт его «Александр Валерыч» при следующей встрече, если та, конечно, будет — хоть как-то отыграется. А что? Дёшево и сердито.       — Так все-таки… он тут работает или нет? — не сдавался Лёша.       — Работает, — серьёзный кивок.       — А кем?       — Юристом, — последовал короткий ответ.       — И что… из него такой хороший юрист? — не отставал с вопросами Лёша, хотя и сам не мог объяснить, почему те сыпались из него, как из рога изобилия, ведь, если подумать, ему было откровенно плевать, насколько хорошим юристом являлся Каверин.       — Вы хотите к нему обратиться за консультацией? — Михаил, казалось, был соткан из вежливого участия, что немного даже раздражало, если честно.       — Нет. Зачем бы мне? У меня нет проблем с законом, — пошёл на попятную Степнов. — Просто любопытно… — последнее практически пробурчал себе под нос. Хотя, по правде говоря, сам в этом сомневался. Ибо все шло к тому, что, благодаря его тётке, эти проблемы имели все шансы появиться в обозримом будущем. Но даже так… он ни за что не обратится… к этому Каверину — мать его — Александру Валерычу! Да, именно «Валерычу», и никак иначе. Они тем временем остановились у двери, одна ручка которой словно бы говорила, что она и есть «та самая».       — Мы пришли, — подтвердил его догадку Михаил.       — Значит, так и не скажешь, да? — Лёша не спешил браться за ручку двери, стремясь все-таки урвать желанную информацию.       — Если это простое любопытство, то почему бы вам не спросить у него? Этот вопрос не был вопросом. Он ощущался точкой. И, словно бы в подтверждение этому, официант просто развернулся и ушёл. Нет, правда. Просто взял и ушёл, оставив Степнова у двери.       — Ну, иди себе… тоже мне… — ворчливо пробормотал себе под нос Лёша, сжимая ручку двери и, наконец, проходя внутрь — все-таки заставлять Сергея Николаевича ждать было явно не лучшей идеей. Правда, тут же замер, осматриваясь так, словно оказался в музее. Честно? По первости, Лёше даже показалось, что он попал в какое-то другое измерение, ибо это место словно бы никак не вписывалось во всю ту обстановку, что осталось за дверью. Кабинет Сергея Николаевича был небольшим и по-своему даже уютным с выкрашенными в бордовый цвет стенами. На одной из них висела древняя африканская маска. На встроенных полках из красного дерева стояли античные статуэтки, одна из них напоминала черную кошку, богиню Древнего Египта Бастет, а ещё там был странного вида цилиндр и цветастый платок в аккурат с какой-то палкой, которые обычно фокусники использовали в своих шоу. В центре потолка блистала таинственным огнем роскошная хрустальная люстра с небольшими рубинами, которая сегодня не горела, уступая свою роль торшерам. Окна были наглухо задернуты окаймленными бахромой и кистями многослойными бархатными шторами с драпировкой цвета густого красного вина. То тут, то там можно было заметить бронзовые и металлические мечи, щиты, копья. Может, если бы сюда проникали солнечные лучи все это вызвало неподдельное восхищение, но при приглушенном свете атмосфера создавалась на редкость гнетущая. К слову, Сергей Николаевич сидел за столом и оторвался от бумаг, чтобы поднять взгляд на вошедшего, не сразу. Позволил себе минуту, чтобы поставить ещё пару подписей на каких-то документах. Лёша его не торопил, терпеливо ждал, стоя посреди кабинета, не спеша занимать кресло напротив без четко выраженного приглашения — на всякий случай, как говорится. Через время Сергей Николаевич все же поднял взгляд на вошедшего.       — А у вас тут атмосферненько, — не выдержал Степнов. — Любите оружие и фокусы? — чтобы хоть как-то заполнить тишину.       — Это не мой кабинет, — последовал ответ. — А начальника.       — У вас есть начальник? — растерялся Лёша, который за все время успел подзабыть, что Сергей Николаевич являлся лишь заведующим по кадрам.       — Я открою тебе один большой секрет, — мужчина отложил бумаги в сторону. — Он есть у всех. Просто у некоторых это официально все, а другие не подозревают о его наличии.       — Вы о президенте или… Боге? — Лёша даже нахмурился, силясь подобрать правильный ответ, ибо не особо понял, о чем тот говорил и что имел в виду.       — Ещё бы масонский орден вспомнил, — фыркнул мужчина. — Смешной ты, конечно… Неужели я когда-то тоже был таким смешным? Нет, ну не прям вот настолько смешным, но…— Сергей Николаевич покачал головой. — Но мыслишь масштабно. Уважаю, — а после кивнул на одно из двух удобных кресел напротив. — Садись, чего ты? В ногах правды нет. Так и хотелось на это ответить нечто вроде: «Можно подумать, она вся в жопе скопилась» — эти слова и правда чуть не вылетели на автомате, Лёша просто успел в последний момент прикусить язык, чтобы не ляпнуть лишнего. Поэтому просто поспешил сесть в предложенное кресло: даже руки сложил на коленях, как примерный ученик. Хотя, надо сказать, нервозность была — куда бы ей деться? Лёша сам не заметил, как стал теребить язычок молнии, что отзывался едва слышным и беспрестанным «звяк-звяк-звяк» — просто бессознательные механические движения руками, которые странным образом хоть немного, но успокаивали. Сергей Николаевич тем временем достал из ящика стола массивную гранённую пепельницу из какого-то непонятного чёрного камня с пепельной натертостью на дне, поставив ее в центр стола, а после вытащил пачку красных «Marlboro» и, достав себе одну сигарет, зажав ту за фильтр меж пальцами, протянул саму пачку Степнову.       — Будешь? — предложил он. — Импортные. Не то дерьмо, что в ларьках продают.       — Вы хотите меня уволить? — напрямик спросил Лёша, так и не угостившись сигаретой. Это было первой его мыслью, когда Сергей Николаевич только попросил явиться на встречу — собственно, это и отвлекло от нервотрепки с теткой. В конце концов, только нечто подобное, по мнению Степнова, могли обсуждать на личной встрече, все остальное же легко можно было сообщить по телефону. И пусть встреча с треклятым Кавериным и смогла вытеснить волнение от грядущей встречи, оно по итогу никуда не делось — так и продолжало тлеть внутри, напомнив о себе, когда Лёша оказался непосредственно в кабинете. Если так подумать, то поводов думать об увольнении — ну, если не считать неожиданно назначенной личной встречи — не было. Звонки Степнов больше не срывал, косяков за ним не числилось — последним был тот, где клиент позвонил лишь затем, чтобы поскандалить. Однако даже с осознанием этого нервозность никуда не девалась: несмотря на шантаж тётки, терять работу, которая его кормила, отчаянно не хотелось.       — Уволить? — брови Сергея Николаевича приподнялись, будто он ожидал услышать, чего угодно, но не этого. — С чего вдруг, позволь узнать, я должен этого хотеть?       — Ну… это… я… — и снова растерянность, из-за которой все мысли Лёши разбежались в стороны, прямо как тараканы при включённом свете на том жалком подобии кухни в квартире, где он жил. — …а для чего тогда…       — «Для чего»… что?       — Ну, вот это вот все… — обвёл взглядом кабинет. — Можно же было просто позвонить… разве нет?       — Может, и можно было, — с каким-то непонятным усталым вздохом, а после достал из того же ящика, что и пепельницу, ополовиненную кем-то бутылку коньяка «Hennessy» и рюмку. — Выпьешь? Честно? Степнову казалось, что это не шкафчик, а тот самый шкаф, ведущий в Нарнию, из которого в третий раз выскочит фавн или ещё кто похлеще. Впрочем, на этой мысли, навеянной фэнтезийной литературой, он надолго не задержался — до разума, наконец, дошло, что перед ним: мать его, «Hennessy»!.. да Лёша его только в кино, да на лавках магазина видел! Наверное, от одного этого осознания, у него глаза загорелись, не иначе. И, конечно, Степнов часто закивал. От сигареты ладно, но не от «Hennessy» — не идиот же он, чтобы отказываться от таких угощений, в самом-то деле! Сергей Николаевич как-то странно, совсем не «по-Сергей-Николаевически», усмехнулся, покачав головой, и наполнил рюмку чуть больше, чем на половину.       — Спасибо, — поблагодарил мужчину Степнов на всякий случай, просто «чтобы было», как говорится. И Лёша выпил — без каких-либо предисловий, тостов, разве что с шумом выдохнул перед этим. Дорогущий коньяк обжег глотку.       — Тут так сразу, на самом деле, и не скажешь, Лёш, — привычное «Алексей» потерялось где-то по дороге. — Ты ведь, наверное, догадывался, что и у нас есть система безопасности, как, собственно, и в любой другой компании, верно?       — Эм-м… — Степнов даже не знал, что ответить, ибо схема, где ему предлагают покурить, потом выпить, а после заговаривают о системе безопасности, казалась ему незнакомой. — Ну, да… Наверное?       — И какая она у нас по-твоему? — продолжил свои странные и непонятные вопросы Сергей Николаевич. Степнов даже подзавис на некоторое время. «И какая она у нас по-твоему?» — и правда… какая? Лёша об этом как-то не задумывался, ведь, по сути, это его никоим образом не касалось. Да, были мысли, что они «пробивали» свои соискателей, что у них есть свои «ребята», которые решают возникающие проблемы, но не более того. Возможно, он бы даже крепко задумался на этот счёт раньше, вот только на хвосте висела учёба, где главное — не потерять тёпленькое бюджетное место из-за проблем в успеваемости — желание успевать жить жизнь обычного столичного студента, да и о тётке забывать не стоило. Какая уж тут система безопасности?       — Охранники там… камеры… мониторы… сигнализация… — по-растерянному задумчиво перечислял Лёша все то, что приходило ему в голову и стыковалось с таким понятием, как «система безопасности». — …так?       — Все так, — кивнул Сергей Николаевич. — Но не только, — снова откупорил бутылку «Hennessy» и налил ещё половину рюмки. — Ты пей-пей, Лёш. Не стесняйся. Считай, премия. А Степнов и не стеснялся, тем более, если премия. Он выпил еще одну. В этот раз глотку обожгло уже не так сильно — видимо, слизистая стремительно привыкла к воздействиям алкоголя, ну, или тот сработал, как местный анестетик… не все ли равно? И да, Лёша все ещё не понимал, о чем говорил мужчина, но слушал настолько внимательно, насколько это возможно, учитывая, что его отвлекали рюмками алкоголя, явившегося из подстольной «Нарнии».       — Ещё мы мониторим своих сотрудников из разных сфер, — продолжил Сергей Николаевич. — Никакой системы нет. В произвольном порядке.       — Мониторите?       — Да, именно так, — кивнул он. — Прослушиваем личные телефонные разговоры. Присматриваем за окружением. Ну, и так… по мелочи. И вроде Степнов прекрасно слышал, о чем говорил Сергей Николаевич, отчётливо. Но эти слова с трудом находили дорогу под его толстый череп, чтобы сложиться в нечто более осмысленное. И дело ведь не в коньяке, хотя и в нем тоже, просто разумом все казалось слишком странным и непонятным, от того и не сразу поддавалось хоть какому-то, даже маломальскому, анализу. Собственно, поэтому Лёше и понадобилось некоторое время на осмысление. Он буквально подвис над пустой рюмкой — третьи пятьдесят грамм ему не наливали, хотя парень бы и не отказался, даже если ему нальют после и четвёртую. Не с первой попытки, но «сложить два и два» с правильной четверкой после знака «равно» все же удалось.       — То есть… вы прослушивали мой телефон? — на лбу Лёши появилась складка, как олицетворение тяжелого мыслительного процесса.       — Не совсем я, и не то, чтобы прослушивали все звонки, — как-то неожиданно уклончиво для обычно прямолинейного себя отозвался Сергей Николаевич. — Не сказать, что ты вызывал какие-то подозрения. Так что, ничего личного. Считай, что так сложились звёзды. Обрадовало ли Лёшу услышанное? Или огорчило? Скорее, второе, нежели первое. Быть может, он бы даже вспылил, выкатил претензии — если бы перед ним был не Сергей Николаевич, и если бы Степнов не выпил две рюмки дорогущего «Hennessy»… как ни странно, но эти два фактора прекрасно смягчали возможную в данном случае негативную реакцию. В голове же тем временем прокручивались самые разные мысли — подпаленные алкоголем, они стали какими-то рванными, лихорадочными. Во-первых, теперь предположение о «ребятах-которые-могли-бы-за-ним-гипотетически-выехать» не казалось параноидальным бредом. Во-вторых: «какие именно разговоры прослушивались?», «что из них удалось узнать?». И это «во-вторых» беспокоило гораздо больше, причём, настолько, что Лёша стал перебирать в памяти все разговоры, словно бы в попытке удостовериться, что не ляпнул лишнего.       — Я никому не рассказывал ни о вас, ни о том, где работаю! — поспешно выпалил Лёша — даже не понятно: больше для Сергея Николаевича или для себя.       — Не рассказывал, — подтверждающе кивнул Сергей Николаевич, от чего у Степнова словно гора с плеч свалилась. — Если бы было иначе, мы бы говорили в другом ключе, быть может, даже в другом месте, где не было бы этих удобных кресел и «Hennessy», — добавил он после небольшой паузы. — Точно не будешь? — ловко перескочив вновь на тему сигарет, тряхнул пачкой «Marlboro» перед носом, будто те были каким-то образом важнее и значимее, чем возможное отсутствие удобных кресел и «Hennessy».       — Все-таки буду, — сдался Лёша под чужим напором. В ответ ему сразу же оказалась протянута пачка, из которой Степнов вытащил одну сигарету, и та оказалась зажата фильтром меж зубами. Для такого случая даже достал свою зажигалку. Да только, сколько ни чиркал треклятым потемневшим колесиком с мелкими отметинами ржавчины, так и не удалось высечь ни единой искры — так и пещерным человеком себя недолго почувствовать. Сергей Николаевич достал свою зажигалку и без труда прикурил: сначала свою, что до этого момента все ещё оставалась не подожженной меж его пальцев, потом сигарету, которая была у Степнова. Лёша сделал первую затяжку. Даже глаза прикрыл, пытаясь словно дегустатор распробовать, найти отличия, которые были обязаны быть между пачкой Сергей Николаевича и той, купленной в обычном ларьке, что отяжеляла карман Степнова. Но то ли из него хреновый дегустатор, раз не получалось найти разницу, то ли в голове был слишком большой бардак для чего-то подобного.       — Так вот о твоей бывшей опекунше… она же по совместительству и твоя тётя, верно? Стоило этому невинному на первый взгляд вопросу прозвучать, как Лёша подавился дымом с первой затяжки, не успев его толком выдохнуть, и судорожно закашлялся, стуча себя по груди, будто эти хлопки хоть как-то могли ему помочь.       — А что с ней? — ещё не откашлявшись, Лёша звучал сипло.       — Это ты мне скажи, — Сергей Николаевич сделал затяжку, но так и не притронулся к выпивке за все время разговора. Степнов буквально кожей чувствовал взгляд мужчины на себе. Тот сейчас наблюдал и выжидал. И это невольно напомнило Лёше о передаче про контакт путешественников с хищниками. Острые ощущения всегда манили. К сожалению, позволить себе сафари не мог по целому ряду причин, но зато посмотреть об этом по телевизору был вполне себе в состоянии. Честно говоря, охотничья поездка незнакомцев по Восточной Африке не слишком впечатлила — охота все-таки не его ремесло, чтобы полностью втянуться и, распробовав все до мельчайших деталей, насладиться вкусом через экран. Однако был момент, который он запомнил. Хотелось бы сказать, что тогда один из охотников, которому Степнов более всего симпатизировал, первым заметил хищника, но это далеко от правды. Хищник заметил его первым, просто не спешил нападать, чувствуя границы. Смотрел, наблюдал, выжидающе затаившись в кустах. Его взгляд был изучающим, может, даже любопытным, а еще в нем таилась угроза. И не было нужды в словах. Лёша просто знал тогда, что стоило охотнику пересечь какую-то невидимую границу, как на него тут же набросятся, острые зубы безжалостно вонзятся в плоть. Сейчас… сейчас было так же. Только вместо того охотника был сам Степнов. Сергей Николаевич ничего не говорил, не угрожал, просто наблюдал за каждым действием и даже малейшим вздохом парня. И в этом его взгляде таилось предупреждение, что одна ошибка вполне могла стоить «дорого». По какой-то неясной причине даже стол, разделяющий их, не дарил Лёше ощущения безопасности.       — Что сказать? — после небольшой паузы заговорил Степнов.       — Можешь, конечно, рассказать про своё суровое детство и деревянные игрушки, — ответил Сергей Николаевич. — Или о том, как отчаянно грыз гранит науки лишь бы перебраться из Воронежа в Москву. Или ещё о чем, — продолжил он. — Но мне больше всего хотелось бы послушать про душещипательный разговор по телефону с твоей дражайшей тетушкой. Припоминаешь такой? Неделю назад, если мне не изменяет память.       — Д-да… — собственный голос стал неровным, каким-то нервным. — Но з-за… зачем это вам?       — Может, я сентиментален… — Сергей Николаевич выдохнул дым в потолок, запрокинув голову, из-за чего Лёша с удивлением отметил, что на его крепкой шее не было морщин, хотя они вроде как должны были быть… или нет? — …и обожаю на досуге слушать трогательные истории про воссоединение родственников, а по вечерам плачу над старыми выпусками «Жди меня!»? — явно риторический вопрос. — Или мне интереснее та часть вашего разговора, которая касается конкретно нашей «консультационной службы», твоей работы «оператора call-центра» и то, что за ее молчание ты должен отваливать своей тётке некую сумму денег? Как думаешь? Лёша не был из тех, кого легко пристыдить. Даже когда его отчитывали учителя в школе, он думал лишь о том, как это могло повлиять на аттестат, без лишней рефлексии и угрызений совести, а в случае с дурацкой репликой про глистов, пусть и хотелось провалиться сквозь землю, но там было больше сетование на собственную глупость. Сейчас же все было иначе. Степнов четко ощутил, как собственные щёки опалило жаром, который вдруг скопился под кожей и сейчас пытался прорваться наружу. Он опустил взгляд в пол, закусив до боли нижнюю губу — в руках все ещё была сигарета, но сам парень будто бы и вовсе забыл о ней, так и не сделав новую затяжку. Какая уж тут сигарета? Не до неё. Лёша чувствовал себя щенком, что по-глупому справил нужду в любимые ботинки хозяина и сейчас по всем законам жанра должен был получить заслуженную трепку — странное чувство. А ведь все должно было быть не так. Тот его разговор с тёткой никого не касался, так ведь? И он хотел разобраться со всем сам — в конце концов, уже большой мальчик. Да, платить деньги, ведясь на шантаж — не лучшее решение, но хоть какое-то. Потом Степнов обязательно бы что-нибудь придумал! Но сейчас уже не было той уверенности в собственных силах, лишь стыд, словно ошибся или сделал что-то не так. Лёша просто сидел в удобном кресле, проклиная себя, кажется, вообще за то, что просто существует здесь и сейчас — желание провалиться под землю сформировалось в голове особенно четко. Находиться в точке концентрации взгляда Сергея Николаевича было максимально неуютно. И вроде Степнов умел подстраиваться, импровизировать в критических моментах, чем и гордился, порою со змеиной ловкостью выкручиваясь из самых опасных ситуаций, но сейчас увидеть «аварийный» выход решительно не получалось. В голове было с десяток мыслей. Они множились, обгоняли друг друга, сталкивались, разбиваясь на ещё с десяток таких же, напоминая собой разъярённый рой ос, которые своим копошением грозились пробить черепную коробку к чертям. И мог бы сказать, что волноваться Сергею Николаевичу не стоило, что Степнов хотел решить все сам и обязательно бы решил, но одного взгляда на мужчину хватило, чтобы опустить свой собственный, а язык и вовсе, как назло, слушался с трудом, его будто бы парализовало, его жжение от желания хоть как-то оправдаться, сказать хоть что-то никуда при этом не делось. Лёша тяжело сглотнул.       — Так ничего и не скажешь?       — Я не… — «я не…» вырвалось само, словно Степнову сейчас были доступны лишь эти жалкие три буквы, и он не представлял, что говорить дальше.       — Впрочем, я, кажется, догадываюсь, о чем ты думал, — продолжил Сергей Николаевич. — Сказать? — у Лёши даже не было сил кивнуть, хотя этого от него, похоже, не требовалось. — Что-то вроде… «Я уже большой мальчик. Это мои проблемы. Я справлюсь сам.»? — после этих слов голова Степнова опустилась ещё ниже — казалось, он буквально вжал ее в плечи. — Конечно, мог промахнуться с точностью формулировок, но уверен, что общий смысл передал верно, — стряхнул лишний пепел с сигареты в пепельницу парой постукиваний концом указательного пальца по фильтру. — Ну, и что, большой мальчик? Справился? В детстве на Лёшу тётка частенько поднимала руку — иногда заслуженно, иногда нет. Сейчас было такое же ощущение. Вот только спрятаться или перехватить «руку» не хотелось, хотелось прикрыть собственный стыд фиговым листочком из оправданий. И даже если не перестанет «бить», Сергей Николаевич не будет его считать тем, кто подвёл. В конце концов, последние годы Степнов изо всех сил пытался быть «хорошим мальчиком»: закончил школу с отличием, поступил на бюджетное в отличный вуз, переехал сам без чужой помощи. Доказать именно Сергею Николаевичу, что тот действительно «хороший мальчик» и не хотел его подвести — почему-то это было особенно важно.       — У меня… — первое, что удалось выдавить Лёше. — …все получится. Я…       — У тебя уже не получилось, — оборвал его Сергей Николаевич. — Если бы ты подумал хоть немного, то вспомнил бы, что в контракте четко прописано, что ты работаешь не в «сексе по телефону», а в «консультационной службе» в качестве сотрудника «call-центра». И твоя дражайшая тётушка могла подтереться всем тем, что про тебя раскопала. Но ты согласился платить, а значит, подтвердил все. И теперь даже если ты уволишься, она тебя достанет, — последний «гвоздь» в «крышку гроба». — Что именно после всего у тебя должно получиться, мальчик? Закопать самого себя ещё глубже? Могу заверить, что ты и без того превзошёл все ожидания. Лёша не сказал ни слова. Потому что на прозвучавшее сказать было уже нечего. Сергей Николаевич говорил четко и по существу. А Степнову оставалось лишь проклясть себя за глупость и глотать собственную глупую гордость, перемолотую жерновами чужой беспощадной рациональности, опустив голову и сжав на коленях руки в кулаки с такой силой, что на ладонях должны были появиться следы-полумесяцы. И ведь понимал, что если бы хоть немного тогда подумал бы, то и правда не оказался в такой ситуации, не пришлось бы платить. Но он ведь стал оправдываться, убеждать тётку, что работал в сексе по телефону временно, что такие обстоятельства, тем самым закапывая себя все глубже. Почему он не вспомнил, что официально его работа называлась иначе? Почему не вспомнил про подписанный им самим контракт, который и был создан, чтобы защитить от чего-то подобного? Но… не вспомнил. И сейчас, сидя напротив Сергея Николаевича, Лёша зажмурился с такой силой, что перед глазами замерцали разноцветные огоньки. Хотелось, как мантру, безостановочно повторять: «Пожалуйста!», «Я со всем справлюсь!», «Разберусь! Все исправлю!», «Я могу быть полезным!», «Не подведу!», но ни звука так и не слетело с языка. После слов Сергея Николаевича все эти громогласные обещания и заверения казались глупыми и пустыми. Что он мог сделать?.. Степнов никогда не был верующим, не посещал службы, не молился перед едой, даже не мог припомнить, когда в последний раз был в церкви. Но сейчас готов был молиться, лишь бы все как-то решилось само собой — даже сам себе не мог объяснить, почему не хотел терять эту работу. И не важно, что бы при этом произошло. Казалось, он был даже обрадовался, если бы вдруг земля разверзлась, утягивая тетку с ее шантажом в бездну. Все же не зря говорят, что если атеист вдруг попадёт в какую-нибудь безвыходную ситуацию, то он прочитает все молитвы, которые знает, мантры, совершит обряд жертвоприношения самому Люциферу в надежде, что хоть что-то из этого далекого от всякой реалистичности набора сработает. И сейчас Степнов как нельзя четко понимал, что эти слова вполне себе правдивы.       — Только не говори, что собираешься заплакать, — донеслось от Сергея Николаевича.       — Я не… — даже голову вздёрнул, от того, как обидно хлестнули его обидные слова мужчины, но договорить не смог.       — Не заплачешь, — снова оборвал его Сергей Николаевич. — Я помню. Ты большой мальчик, — странным образом это прозвучало без издевки и насмешки, а спокойно, что даже обидеться было не на что. — На самом деле, я вижу для тебя один выход, который сыграет на руку и нам, и тебе. Но есть и второй, который решит проблему только для нас, но не для тебя. Выбирать, разумеется, тебе.       — Выход есть? — Лёша растерянно моргнул, пока сигарета продолжала забыто тлеть в его руках.       — Лёш, ты же вроде умный парень, да? — Сергей Николаевич сделал затяжку. — Тогда должен знать, что выход есть даже в такой абсурдной ситуации, где тебя сожрали и переварили. Просто нюанс в том, что он может не понравиться. Но тут, как говорится, на вкус и цвет — все фломастеры разные, — стряхнул лишний пепел с сигареты в пепельницу. Лёша сделал последнюю затяжку, которая ему оставалась, позволив за один вдох сигарете договорить до границ фильтра, неровно опалив его по краям. Говорят, что выход есть всегда. Умная фраза. Нарочито правильная. Да, конечно, выход есть всегда. Теоретически. Вот только цена этого выхода может быть настолько высока, что вот это «есть всегда» приравнивается к отсутствию выхода. Если у человека есть совесть и принципы. Если человек не законченный гедонист. Иногда выхода нет. И это надо признать, отбросив в сторону все необыкновенно тошнотворно-красиво написанные теории. И осознание этого душит. Становится клеткой, в которой пол — это разбитые стекла, а каркас — раскалённый металл. И ты танцуешь на этих стёклах, как проклятый. И знаешь, что этот танец — это всё, что тебе остаётся. И если приходится сотрудничать с дьяволом, то потому, что иногда только он один открыт для сотрудничества. Именно дьяволом Сергей Николаевич ему и виделся — даже после знакомства с Александром.       — И… какой у меня выбор?       — А это, Лёш, самое интересное…

***

      Клубная музыка била по барабанным перепонкам не хуже любой автоматной очереди и гораздо прицельнее. Ритм учащается с каждым треком. Ухающие басы проникают внутрь, прямо под кожу, как самый настоящий наркотик, заполняя собой без остатка, учащая пульс, разгоняя кровь и затуманивая разум. Темнота рвётся на лоскуты под напором беспрестанно мелькающих неоновых огней и самых разных прожекторов. Все рябит, мигает, пульсирует… Тела на танцполе дико подергивались, по какой-то глупости называя свои предсмертные конвульсии танцем. На сцене извивались, подобно самым настоящим змеям, вымазанные блестящим гелем, гоу-гоу танцовщики, приковывая к себе взгляды посетителей разной степени опьянения и адекватности. Официанты поднимали руки с подносами над головой, чтобы протиснуться с заказами в нужном им направлении. Такое было ощущение, что ад вдруг разверзся, и все его постояльцы переместились сюда, поглощённые своей агонией. Степнов не любил ночные клубы, не любил клубную музыку, но после разговора с Сергеем Николаевичем решил ненадолго остаться здесь. Потому что прямо сейчас ему было откровенно плевать на то, где он и что играло на фоне. Потому что ему требовалось время, чтобы переварить то, что сказал Сергей Николаевич — время и алкоголь.

«На самом деле, я вижу для тебя один выход, который сыграет на руку и нам, и тебе. Но есть и второй, который решит проблему только для нас, но не для тебя. Выбирать, разумеется, тебе.»

Речь шла о том, что Степнов больше не будет работать в «консультационной службе», а станет барменом. Просто? Как бы не так. Сергей Николаевич пообещал решить проблемы с тёткой, хоть и не сказал, как именно это сделает. Но взамен, Лёша все выходные будет работать за баром. Его поселят вместе с каким-то Маратом, что работал за баром, и аренда поделится на двое. Сможет продолжить учиться. Деньги на аренду, еду и прочие бытовые нужды будут вычитаться из зарплаты. В чем подвох? Не сможет уволиться, не будет получать деньги за работу на руки, ведь все, что не будет уходить на аренду и нужды, будет уплывать долгом за оплату «помощи» с тёткой. Форменное рабство. И альтернатива не лучше: уволиться и разбираться со всем самостоятельно. Не нравились оба варианта.

«Лёш, ты же вроде умный парень, да? Тогда должен знать, что выход есть даже в такой абсурдной ситуации, где тебя сожрали и переварили. Просто нюанс в том, что он может не понравиться. Но тут, как говорится, на вкус и цвет — все фломастеры разные.»

Сергей Николаевич больше не предлагал ничего. Просто сказал все то, что сказал, и дал неделю на «подумать». А через неделю ждал парня здесь же. И… что сказать? Лёша думал, Первый коктейль заменил собой второй, а после и третий, который сейчас переливался в бокале, подсвеченный неоновыми всполохами. Бьющая автоматной очередью музыка стала мягче. Или только так казалось? А раз она стала «мягче», значит, нужно было уходить — все равно никакого озарения, которое помогло бы принять решение, так и не случилось.       — Я попрощаюсь с Сергеем Николаевичем и пойду, — зачем-то сказал Лёша, перекрикивая музыку, уже знакомому официанту с бейджиком «Михаил» за стойкой. — Он ещё здесь?       — Да, — кивок. — Но в своём кабинете. Он рядом с тем, где вы были сегодня. Я бы проводил, но, думаю, не потеряетесь. Степнов встал из-за стойки под взглядом Михаила, что сейчас казался до странного насмешливым, но от этого отмахнулся — тот был слишком правильным для любой насмешливости. Дойти до лестницы на второй этаж и подняться оказалось не самой простой задачей, но Лёша справился. Почти дошёл до двери со странной ручкой, гадая «рядом» — это справа или слева, как вдруг справа его ослепил свет: все из-за контраста с мраком коридора. Но когда глаза привыкли, понял, что это всего лишь луч из щели приоткрытой двери справа. Недолго думая, подошел к проему, решив, что это и есть кабинет Сергея Николаевича. Однако внутрь заходить не спешил, словно то ли хотел застать мужчину врасплох, то ли планировал увидеть что-то, что ему не полагалось. И первое, что увидел Степнов в проёме окно — в отличии от кабинета «начальника-его-начальника» то зашторено не было. С включенной люстрой под потолком оно засвечивалось, отражая, как зеркало, комнату, так и Сергея Николаевича, который был не один. Они были за стенкой от Лёши, и благодаря нужному углу, под которым находились парень, они и окно по отношению друг к другу, он будто попал в первый ряд театра или чего-то подобного. Сергей Николаевич был без привычного костюма — от того остались лишь брюки и ботинки, не было даже ремня. «Секс по телефону? Парень бы поставил все свои имеющиеся деньги на то, что этот человек, скорее всего, в похоронном бюро, а не в сфере, которая предоставляет столь специфические услуги.» — сейчас думать так решительно не получалось. Обнаженный по пояс Сергей Николаевич меньше всего ассоциировался с работником похоронного бюро. И дело не в татуировке в виде замысловатого кельтского узора на всю правую половину спины и груди, даже не в теле, с которым мужчина мог оказаться на обложке какого-то журнала, несмотря на возраст и проседь в волосах. Просто этот Сергей Николаевич никак не вязался с тем Сергеем Николаевичем, что принимал его на работу, и даже с тем, с кем он говорил днём в том кабинете с оружием на стенах и зашторенными окнами. И эта разница заставила попятиться, чтобы не продолжать смотреть, словно Лёша знал, что мог увидеть и боялся. Но уйти не получилось — упёрся во что-то за своей спиной.       — Тише, — шепот знакомого голоса прямо на ухо. Узнавание произошло в этот раз почти мгновенно — Александр Каверин. Лёша попытался развернуться снова. Но руки Александра на плечах без труда удержали на месте, удерживая у проёма. И ведь не сказать, что Степнов был совсем безвольным в чужих руках. Просто увиденное слишком сильно выбило из колеи, да и опьянение ещё сыграло далеко не последнюю роль, даже и не собираясь отступать в ближайшее время.       — Брось, комсомолец, за просмотр же денег не берут, — Александр вновь оказался слишком близко, растапливая свой голос в рассудке парня, позволяя тому сливаться с мыслями Лёши, создавая ощущение, что этот бархатный шепот — голос сознания Степнова. — Тебя ведь никто не заставляет участвовать и присоединяться, да и вряд ли бы взяли к себе… но посмотреть… тем более, самую вкусную часть ты все равно уже пропустил. Даже жаль… — цокнул языком. — …не правда ли? — ответа он не ждал, да и Лёша вряд ли смог бы его дать прямо сейчас. Степнов видел в руках Сергея Николаевича нечто похожее на плеть с несколькими хвостами, видел красные полосы на спине полностью обнаженного юноши. Это обязано было напугать, ведь подобное точно не вписывалось ни в какие рамки «нормы». Но Лёша продолжал смотреть на резкий контраст красных линий с бледной кожей, не осознавая собственной завороженности.       — На колени. Короткий и рубленный приказ Сергея Николаевича — звучит так, словно ослушание было невозможно даже в мыслях. Неизвестный парень не опускается на них, нет… падает на колени, морщась, когда те резко касаются пола, словно придавленный простыми двумя словами. Лёша поймал себя на том, что его собственные колени подогнулись — не удерживай его Александр, рухнул бы на колени, как тот парень, повинуясь прозвучавшему приказу. Тем временем пальцы Сергея Николаевича скользнули в волосы паренька. Движение со стороны казалось почти нежным, лишь постепенно набирающим силу и жесткость. И… вот уже пальцы сжали волосы у самых корней, оттягивая их, заставляя парнишку выгнуть шею, запрокинуть голову и смотреть на него снизу-вверх прямо в глаза. Лёша видел, как под кожей безымянного паренька дрогнул кадык синхронно с его собственным. Губы приоткрылись. Казалось, будто он перестал дышать, просто забыл, как это делать, как и сам Степнов.       — Хороший мальчик, — Сергей Николаевич говорил негромко, но его голос исходил будто не от него, а в голове самого Лёши. Рука Александра сжала плечо, насилу возвращая Степнова в действительность, в которой он был не в той комнате, а всего-лишь у двери, как настоящий вор, заглядывая украдкой в проём.       — Пойдём. Я подвезу тебя до дома, — голос Александра донёсся до него, словно через слой ваты. — На своих двоих ты вряд ли доедешь сейчас…