Брак.

Дазай грубо швырнул меня на пол, не собираясь церемониться со мной. Но я был слишком привыкшим к такому отношению с его стороны. Для него было вполне естественным сначала меня избивать, а потом зализывать мои раны, немного шершавым языком касаясь разбитых колен, синяков и гематом. После долгого избиения обрабатывать мои раны, бесконечно извиняясь. Пустые извинения... А они что то хоть значат? Дазай вечно чуть ли не вымаливает у меня прощения после своих игр. А потом все продолжается... Как под копирку. Я его прощаю, на словах. Его действия я не могу, да и не хочу оправдывать. Уж лучше умереть, чем прощать такого козла, который причиняет столько страданий, словно палач. Но выбора у меня нету, если я скажу, что нет, этот палач устроит мне самую жестокую казнь. Новая рана за раной, что я уже перестал чувствовать что либо физически. В глазах мутнело. Я уже надеялся на собственную кончину, но вдруг, Осаму меня хватает за шею, бив по щеке, чтобы привести меня в чувства: – эй, Ацуши, я вроде не разрешал тебе умирать. – тогда я сразу пришёл в себя – твоя жизнь в моих руках. Как бы ты ни хотел, я решаю, когда ты умираешь, а когда живёшь. После этого рука Дазая разжала мою шею, дав мне доступ к кислороду. В голову сразу отдало неприятно ощущение от резкого перепада давления и поступления кислорода. Но меня смущало, что тот спокойно смотрел на это, лишь усмехаясь. Конечно, от такого мудака ожидать такое нужно. Но пугало это больше всего. – Ацуши, милый, где болит? – заботливо спрашивает тот, гладя меня по голове. – везде. – ответил я, уже не отстраняясь от ласок мужчины, а принимая их. Как же я ненавижу это. Сначала вечные избиениям, а потом эти чёртовы омерзительные ласки. Дазай, почему ты не можешь наконец то свернуть мне шею, чтобы я не терпел этого унижения? Почему не убьёшь меня? Зачем тебе такое ничтожество, как я? Которое по твоим же словам умеет только ныть о том, как же плоха жизнь, не смотря на богатства. Духовное богатство, никогда не сравнится с материальным. Я бы хотел, мечтал, чтобы у нас было все хорошо. Какое то время я тебе действительно верил, но ты сам все испортил. Ты начал рыть эту яму, так будь добр, зарой её обратно. – Ацуши, милый мой, прости пожалуйста, я правда не хотел причинять тебе боль. – я выдохнул, сжимая руки в кулак. Я уже привык к вечным побоям. Так легче, нежели жить с надеждой на то, что всё наладиться. Лучше принять иронию судьбы, принимая нож в спину от неё: все трудности, неприятности, чем жив с мыслью: " рано или поздно будет эта белая полоса – счастье," – Дазай, ударь меня. Разве так не проще? Просто добей меня и все. Я не хочу так жить. С его обкусанных губ сорвалась усмешка. Тот лишь смотрел в мои очи, как хищник на жертву. Сразу понятно, что сейчас он что-то скажет, сделает. Но уже будто безразлично. Нету смысла на жизнь, ведь самое дорогое, что действительно у меня было, сейчас где-то бездыханно лежит. Она больше не услышит пение птиц, она больше не увидит солнечный свет. Теперь её сознание окружает сплошная тьма, бесконечная темнота и мрак. – хах, смешной ты. – после тот схватил меня за шею, чуть ли не ломая её– не выгодно ли тебе просто закрыть свой рот и молчать, пока я сжалился над таким очаровашкой? Но если ты сам так желаешь, то я подарю тебе такие страдания, которые ты, или твое уродливое тело запомнят на всю жизнь. – тот встал, оставляя меня на полу. – потерпи, любимый, скоро все будет. Осаму схватил меня за волосы, так, что мне пришлось встать на больные ноги, которые ели как стояли, если бы не Дазай. После этого меня толкнули на матрас, ударяя головой об угол кровати. Больно, но как будто всё равно... – хах... Боже, смотрю, тебе плевать. После этих слов, тот начал не снимать, а просто рвать мои одеянья, которые сам же покупал мне. Понятно, что его все бесит во мне. Кроме моих страданий и мук, которые его забавляют и побуждают продолжать все эти издевательства. Моё тело и так было уже все в синяках, в садинах, которые не сошли ещё с прошлых таких ночей, которые подарил мне Дазай. Ему же нравились мои страдания, доставляли ему удовольствие. Он, будто под гипнозом лицезрел на них. Длинные, аккуратные, бледные пальцы нежно касались всех этих ран, что казалось, будто он хочет не моей смерти, а утешать меня. Но все мы знаем, что это далеко не так. Последовал удар по рёбрам, из-за чего я вскрикнул. С моих глаз рефлекторно пошли слёзы от боли, а с губ начал срываться кашель. На моём худом теле образовалась гематома, синяя, словно ночное небо. Не хватает красных капель, которые украшали бы картину, ну либо доказывали, что ребро вонзилось в лёгкое, протыкая его насквозь, лишая меня возможности помучаться, отплатиться за свои, а может за чужие грехи перед Святым отцом, давясь кровью Христа. – больно? Не переживай, перелома нету, иначе не думаю, что ты бы мог находиться сейчас в таком хорошем состоянии. – с холодом, сказал тот, поглаживая холодными ладонями новые раны. После этого, его руки переместились на мои бёдра, которые по моим же ощущениям были больше всего в порядке, но это точно временно, ведь мужчина добрался и до них. Тот сел между моими ногами, царапая кожу, что я ощущал как по бёдрам течёт холодная струйка алой крови, которая будто отрезвляет, заставляя забыть эти страдания. Вновь эти унижения, вновь одно и тоже. Вновь я чувствую холодную смазку, резки движения в себе, будто сам дьявол меня рвёт изнутри. Болезненные укусы, которые точно не сойдут с моей несчастной кожи ещё долго время, заставляя меня мучаться, но сейчас я получаю от них удовольствие. Физическая боль заставляет забыть насколько же больно морально, отрезвляя разум. Поэтому, дошло до такого, что я получаю удовлетворение от адской боли, которую любезно преподносит мне Дазай. – ах, Ацуши, когда ты стал мазохизмом? – шатен удалил меня по щеке, оставляя след на ней. – А~ ты ж у нас псих, как я мог забыть. После этого Дазай перестал терзать моё тело, взяв меня на руки, неся в ванну. Будто я сам не могу дойти. Его ужасные руки, они меня раздражают, лучше бы даже не помогал, а оставил как котёнка, на произвол судьбы. Сколько людей меня уже предало, оставляя наедине со страданиями. Меня бросили родные родители, когда я ещё был младенцем, когда я ещё даже не был готов постоять за себя, не был готов как-то помочь себе. Подбросили меня к чужим людям, а те продали меня какому-то бесчувственному мажору. Я ненавижу, ненавижу эту жизнь лучше бы меня тогда родная мать утопила в речке... Хотя я даже не знаю её... А потом, когда мне Осаму обещал горы, звёзды, что все будет хорошо, когда я ему поверил и доверился, тот начал насиловать моё тело каждый божий день, бить меня, довел до такого состояния, что даже дышать – уже ненавистный мною процесс. А потом забрал единственного человека, который дорожил мной. Хозяин начал набирать воду в ванну, оставляя меня недалеко от неё. Я знаю, что сейчас будет, от чего сразу готовлюсь к болям в голове и в горле. Как я и знал, тот схватил меня за волосы, окуная мою голову в воду, чуть ли не выдерая мои белокурые волосы. Так каждые 30 секунд, пока я не начинаю захлёбываться водой, пытаясь получить хоть какой-то кислород. Спустя минут 10 таких мучений тот швыряет меня в ванну, так, что я ударяюсь об неё плечом. Но собственно, я уже привык к такому насилию. Плевать. – думаю, ты справишься и без моей помощи. – сказал с безразличием тот, уходя из ванной комнаты. Собственно, как обычно. Дазай не меняется, да и не поменяется. У него в крови такое ужасное отношение ко всем. Либо же, я настоящая мразь и заслуживаю всех эти страдания, которые мне наносит мой судья. Мои дрожащие руки взяли в руки мыло, нанося его на тело, на множество ран, вспоминая, что происходило около получаса назад, шипя от ужасной боли. Просто не хочется жить таким... Зачем мне жить? Есть ли смысл во всем происходящем? У меня нету будущего, его забрали. Шансов выбраться просто больше не осталось. Все остальным плевать на справедливость. Они лишь готовы продавать свою душу Господину за гроши. Главное прокормить себя, а что происходит в этом чёртовом поместье больше никого не волновало, кроме моей рыжеволосой подруги. Сейчас все иначе, все по-другому. Всем плевать. Даже если тот убьёт меня, никто не заметит. Наоборот же, меньше работы! Больше поварам не придется готовить мой любимый завтрак, хоть со всем этим я перестал чувствовать вкус и сладость еды. Работникам намного меньше забот, если я пропаду, а Дазай как никак им платит деньги, так ещё и довольно хорошие. Не знаю за что. Может за работу, а может за молчание, что да как тут творится. У меня нету смысла жить. Раньше это была юная рыжеволосая красавица, которая мотивировала меня, говоря, что мы сбежим отсюда, что мы будем жить счастливо. Да что за сказка? Не бывает такого в суровом, реальном мире, где действует правило: "игра не выживание", и ничего больше. Остальное не избежно. Но если бы не она, признаться честно, возможно бы я не стоял сейчас и не расписывал бы, как же жесток мир, а лежал в могиле. Именно так. А сейчас без неё, я чувствую то, что я пустой, что во мне ничего нету. Так и есть. Её смерть убила нас двоих. Во мне больше нету тех чувств, которые были. Больше вообще ничего не осталось, кроме одного: болезненные вспоминая, где прекрасно прекрасно отражался её труп, лужа крови, которая принадлежала ей, а так же с каким удовольствием это делал Осаму. Мир пустой и гнилой, больше ничего в нём нету, из за чего хотелось бы остаться в нем. Люди другие злые, жестокие. Главное – деньги, а не человеческие спектры. Моё тело – это храм, твоё тело – это город. Даже в этих двух местах, увы, нет ничего святого.