Пропаганда

Дыхание Гермионы было ровным, но в голове царил хаос, сравнимый лишь с беспорядочно переплетёнными темпоральными нитями, мягко сияющими в своих замысловатых узорах. Она только что пережила удивительное и почти непостижимое событие — встречу с двумя версиями Тома одновременно. Оба мужчины были одинаково сильными, привлекательными и немного пугающими своей страстью. Однако, несмотря на внешнее сходство, они казались неуловимо разными, и она не могла понять, в чём именно заключались эти отличия. Этот парадокс не давал ей покоя, и с каждой минутой её размышления о нём всё глубже проникали в её восприятие времени и магии. Ещё на третьем курсе Хогвартса профессор Макгонагалл предупредила её, чтобы она никогда не пересекалась с собой во время путешествий во времени — последствия, мол, могут быть катастрофическими. И вот она здесь, не только встречается с другой версией Тома, но и наблюдает за пересечением их существования. Том, похоже, ничуть не испугался и будто относился к ситуации со спокойным любопытством. Гермиона не была уверена, что даже она была бы настолько спокойна возле своей версии из другого времени, а уж для неё взаимодействие с ним не было в новинку. Возможно, подумала она, все предупреждения о катастрофе при встрече с самим собой были не абсолютными истинами, а мерами предосторожности для тех, у кого нет инструментов или понимания, чтобы ориентироваться в сложностях Времени. А если уж кто и мог постичь замысловатые, трудно поддающиеся пониманию концепции, то это, несомненно, Том. Или, быть может, последствия не столь серьёзны, как она считала раньше? А вдруг катастрофа просто отсрочена и ждёт своего часа в будущем? В сознании Гермионы снова и снова проносились воспоминания о близости с двумя версиями Тома, но теперь это не было интимной фантазией, а ярким напоминанием о странной податливости Времени. Гермиона изучала сияющие над её головой темпоральные нити в поисках неразрешимого узла или разрывов, но они лишь переплетались тонкой сияющей паутиной света. Внезапно ей в голову пришла новая мысль. Она подошла ближе к светящемуся кружеву и окинула лабиринт внимательным взглядом. Может быть, среди всех этих струн есть и связанная с её существованием, раскрывающая отношения между её прошлым, настоящим и будущим? Её пальцы замерли над особенно яркой нитью, и её золотистый свет замерцал, словно в предвкушении. Но стоило протянуть руку, как она сдвинулась, ускользая вглубь пещеры Зала. Гермиона нахмурилась с возрастающим разочарованием. Ей показалось, что нити знали, что именно она ищет, и намеренно скрывали это от неё. И всё же она не переставала об этом думать. Если бы ей удалось найти нужную нить, быть может, она могла бы найти подсказку о своём перемещении или даже о том, как вернуться домой. Но лабиринт не давал простых ответов, а только подкидывал больше вопросов: стало ли её появление в прошлом стабилизирующим фактором, или же она нарушила ход событий? Создала ли Чаша Хаффлпафф временнóе эхо, чтобы Гермиона могла раскрыть того, кто её зачаровал? Если время податливо, то почему оно так упорно сопротивляется её пониманию? Лабиринт временны́х нитей как будто отвечал на её мысли, непредсказуемо меняясь, словно проверяя её решимость. Светящиеся струны образовывали преграды там, где мгновение назад она видела проход, а мерцающие стены вокруг сужались с каждым шагом. Гермиона закрыла глаза и сосредоточилась. «Магия живая, — напомнила она себе, — и реагирует на намерение». Медленно, целенаправленно Гермиона вытянула руку, прочертив пальцами узоры в воздухе над нитями. Они пульсировали в ответ, их свет становился всё ярче по мере её движения. Гермиона сосредоточилась, позволяя своему намерению указывать ей путь, но на всякий случай крепко сжала палочку в правой руке. Лабиринт снова сдвинулся, открывая дорогу, которая вела к слабому свечению вдалеке. Когда Гермиона приблизилась к световому проёму, из тени появилась знакомая фигура. Том небрежно прислонился к одной из мерцающих стен, выражение его лица было неразборчивым, но в глазах вспыхивали искорки какого-то ликующего веселья. — Где ты был? — спросила она резким тоном. В ней боролись облегчение и раздражение от того, что Том как будто и не пытался её искать, стоило им разминуться в Зале. Он оттолкнулся от стены и сделал шаг навстречу к ней: — Замыкал временну́ю петлю, — просто, но выразительно сказал Том с многозначительным взглядом. От этих слов щёки Гермионы вспыхнули, а по телу пробежала волна жара от очередного воспоминания об их парадоксе. Она быстро смущённо отвернулась, сделав вид, что рассматривает ближайшую нить: — Думаю, если мы будем следовать за ней, то найдём выход, — её голос звучал даже слишком бодро. — Веди нас, — со смешком сказал Том и зашагал рядом с ней.

***

В Великом архиве стояла полная тишина, не считая шороха переворачиваемых страниц и шелеста ветра за окном. Гермиона сидела за столом, окружённая раскрытыми книгами и исписанными заметками. Её пальцы выстукивали ровный ритм по корешку «Вечного настоящего», пока она пыталась упорядочить свои мысли. Том расположился напротив, листая книгу о темпоральных якорях. Между ними воцарилось тяжёлое молчание. В воздухе витали невысказанные обсуждения произошедшего в Зале темпоральных нитей. Уже несколько дней мысли Гермионы то и дело возвращались к мерцающему лабиринту, к пульсирующим светом нитям и к созданному парадоксу. Она взглянула на Тома: мягкое свечение парящих в воздухе сияющих шаров очерчивало его профиль, будто отражаясь от бледной кожи. Несмотря на спокойное выражение лица, в его позе чувствовалась напряжённость, которую он пытался выдать за беспечное чтение. — Знаешь, что странно? — наконец сказала Гермиона, нарушив тишину. Её голос был тихим, в какой-то мере созерцательным. — Нити в Зале не сопротивлялись парадоксу. Они огибали его, как будто… подстраивались под него. Том перевёл на неё взгляд, и его губы изогнулись в слабом намёке на улыбку: — Ты продолжаешь рассматривать всё в контексте сопротивления и разрушения. А что, если время не такое уж хрупкое? Что, если его предназначение — приспосабливаться? Пальцы Гермионы замерли на книге: — Предназначение? Смелое предположение. — Это не предположение, — спокойно возразил Том, наклонившись вперёд. — Скорее, наблюдение. Нити ведь не порвались под тяжестью узла парадокса. Они на него реагировали. Будто у них есть разум. — Но наличие разумности подразумевает намерение, — возразила Гермиона. — А намерение означает, что кто-то или что-то его формирует. И что же это? Улыбка Тома стала шире, но он не ответил сразу. Вместо этого он откинулся на стуле, устремив взгляд на полки Архива. — Возможно, лучше задать вопрос: «Почему?». Зачем допускать возникновение парадокса? Какой цели он служит? Гермиона нахмурилась, пытаясь найти ответ: — Что, если это не было парадоксом… Если предположить, что время не прямая, а происходящее внутри временнóй петли разрешится само собой, то она имеет право на существование. Похоже, этим и занимался Зал — следил за тем, чтобы, как бы ни запутывались события, в конечном итоге они были согласованы с остальными нитями. — И всё же, — заметил Том, — при всей своей гибкости Зал сопротивлялся твоим поискам собственной линии. Гермиона вздохнула, снова почувствовав укол разочарования: — Я думала, что смогу найти связь с будущим. Но нити как будто намеренно не пускали меня в него. — Намеренно, — задумчиво повторил Том. — Если твоя догадка верна и всё должно рано или поздно разрешиться, то и ответы тебе суждено найти. Возможно, Время просто ещё не готово тебе их дать. — А может, Время не такое уж и пассивное, — резко возразила Гермиона. — Что, если Чаша была зачарована не только для путешествия во времени, но и для взаимодействия с ним? И мы просто пока не понимаем, как им управлять. В глазах Тома мелькнул интерес: — Продолжай. Гермиона наклонилась вперёд: — Нити реагировали на намерения, да? Когда я пыталась найти ту, что привязана ко мне, они смещались, как бы ускользая от меня, — жарко жестикулировала она. — Это говорит о том, что Время — или, по крайней мере, Зал — не существует просто пассивно. Оно что-то защищает. — Или скрывает, — задумчиво добавил Том. — И тут возникает другой вопрос: оно прячется что-то от тебя или ради тебя? Гермиона ошарашенно моргнула: — Это… Я не думала об этом в таком ключе. — А стоило бы, — более резким голосом отчитал её Том, пристально глядя ей прямо в глаза. — Если Чаша привела тебя сюда, то, возможно, это не случайно. Кто-то хотел, чтобы ты попала в это время. Возможно, сами нити признают твоё присутствие как часть какого-то более масштабного замысла или плана, а потому отказываются с тобой сотрудничать. Гермиона покачала головой, стараясь собрать воедино разбегающиеся обрывки мыслей: — Это слишком рискованное предположение. У нас недостаточно информации, чтобы делать такие выводы. — У нас также недостаточно информации, чтобы списать это со счетов, — возразил Том. — Ты ограничиваешь себя логикой. Но время нелогично, Гермиона. Это сила, а не формула. Гермиона открыла рот, чтобы поспорить, но остановилась, поняв, что не может полностью опровергнуть его точку зрения. Её собственный опыт в Зале показал ей, что Время не поддается никакому структурированному пониманию, которое она пыталась ему навязать за все годы изучения. И всё же идею времени как силы — живой, целенаправленной — было трудно сопоставить с её знаниями о нём и академической… чуйкой, за неимением более подходящего слова. — Хорошо, — сказала она после небольшой паузы. — Допустим, ты прав. Но это всё равно не объясняет Чашу. Как она может быть зачарована, чтобы взаимодействовать со Временем на таком уровне? Этот вид магии на несколько голов превосходит всё, что мы изучали. — Может, она не была зачарована, — предположил Том, подперев рукой подбородок. — Что, если она была сразу такой создана? Никто не знает наверняка, какова именно сила в реликвии Хельги Хаффлпафф. Кто-то говорит, что она может умножать еду, а кто-то — что любая жидкость в ней становится целебной. Но вдруг в ней сокрыта сила управления временем? — Но почему она сработала только на мне? Не я одна её касалась, — нахмурилась Гермиона. — Это лишь гипотеза, — слегка погладил Том подбородок. — Если бы мы знали ответ, ты бы сейчас здесь не сидела, — добавил он. Гермиона почувствовала лёгкую горечь в его словах. Том всегда становился особенно чувствительным, будто щетинился, когда речь заходила о её возможном возвращении в своё время — точнее, только тогда и становился. Она не знала, как ей на это правильно отреагировать, потому лишь опустила взгляд на свои записи, стараясь отогнать навязчивые мысли и неприятные ощущения.

***

Вычурные алхимические инструменты поблёскивали в золотистом солнечном свете, отбрасываемом из окон Башни Алхимии, а свитки, исписанные древними тибетскими рунами, мягко трепетали на несуществующем ветерке. В углу кипел котёл, испуская слабое свечение, которое освещало разбросанные на рабочем столе осколки хрусталя и склянки с драконьим костным мозгом. Том склонился над листом пергамента, тщательно вычерчивая на нём геометрические фигуры Бесконечного узла в качестве защитной диаграммы. Гермиона сидела напротив, направив палочку на небольшой камень, который она зачаровала ранее. — Всё ещё недостаточно хорошо, — пробормотала Гермиона, снова постучав палочкой по камню. — Он держится несколько минут, а потом разрушается. Если бы мы применили этот эликсир для живого организма, он бы не продержался и минуты. Том выпрямился, рассматривая слабое свечение на пергаменте: — Для неодушевлённых предметов структура безопасна. Узел эффективно усиливает защиту, потому что цель чар не может сопротивляться. Но магия живых существ… — он смолк, поджав губы. — Живая магия обладает собственной волей, — закончила за него Гермиона. Она разочарованно откинулась на стуле. — Но это всё равно прорыв. Раньше мы не могли никуда привязать даже базовую защиту. Том наклонил голову: — Прорыв, да, — процедил он, прищурив глаза. — Но этого мало. Этот метод не защитит от проклятий или серьёзных травм — тем более не человека. Необходимо более глубокое понимание взаимодействия между магией и жизненной силой, одним костным мозгом дракона тут не обойтись… Они замолчали, погрузившись каждый в свои мысли, а комнату наполняло бульканье кипящего котла. Наконец Гермиона нарушила тишину: — А как насчет самозакрепления? Возможно, одного эликсира попросту недостаточно, — неуверенно начала она. — Если бы мы могли найти способ привязать свою сущность к стабильной точке, это могло бы произвести революцию… Как в бессмертии, так и в путешествиях во времени. Том нахмурил брови и провёл языком по зубам, обдумывая её слова: — В бессмертии — безусловно. Совершенный якорь устранил бы уязвимости физического тела. Но при чём здесь путешествия во времени? Гермиона взмахнула рукой в сторону своего блокнота, где она набросала грубую схему нитей, соединяющих центральную точку: — Может быть, меня перенесло в 1940-е с помощью какой-то формы якорной магии? Том слегка прищурился: — Если так, то почему ты до сих пор не нашла этот якорь? Если не его, то хотя бы эхо должно было быть очевидным в Зале темпоральных нитей. — Знаю, — со вздохом согласилась Гермиона, не пытаясь сдержать разочарования. — Но это не значит, что его не существует. Может, мы просто пока не знаем, как её обнаружить. — Или, — холодно, но беззлобно сказал Том, — этот якорь ещё не создан. Гермиона моргнула: — То есть… возможно, в будущем именно я создам его? — подобная мысль не приходила ей в голову. По правде, до недавнего времени она мало задумывалась о создателе чар, но больше об их природе. Том кивнул: — Это вполне возможно. Ты как-то предположила, что время самосогласованно, даже если в нём есть петли. — А как же твоя идея о чарах самой Чаши? — с лёгким сомнением в голосе напомнила Гермиона. — У любой гипотезы равная вероятность её истинности до тех пор, пока она не доказана или не опровергнута, — пожал Том плечами. — Чем у нас их больше, тем выше шанс найти ответ. Мысли Гермионы уже неслись, обгоняя друг друга: — Тогда самозакрепление может быть и причиной, и решением одновременно. Но у нас пока недостаточно информации, чтобы это проверить. — Нет, — согласился Том. — Но идея заслуживает внимания. — И нет ни малейшей зацепки, как этого добиться, — сказала Гермиона помрачневшим голосом. — Возможно, она найдётся в Александрии? — слегка наклонив голову, заметил он. — Не зря нас туда отправлял мастер Чжан. Коллекция Александрийской библиотеки по магической теории должна быть непревзойдённой. Их взгляды встретились, и между ними возникло молчаливое понимание. При всех своих различиях они оба осознавали грандиозность того, что пытались разгадать. Гениальность Тома дополняла организованный подход и железную логику Гермионы, и вместе они собирали воедино фрагменты знаний, на раскрытие которых в одиночку могли уйти десятилетия. — Ты готов уехать отсюда? — спросила она с сомнением. — Но мы могли бы ещё так много здесь узнать… Том пожал плечами: — В Шамбалу мы можем вернуться в любое время, теперь мы про неё знаем, и как сюда попасть, тоже. Но пропуск в Библиотеку у нас всего лишь на год, и неизвестно, дадут ли нам новый. — Пожалуй, ты прав, — с некоторой неохотой согласилась Гермиона из-за противоречивых чувств: с одной стороны, было жаль покидать место, где столько всего ещё можно было узнать, но с другой, ещё обиднее бы было упустить, возможно, уникальный шанс посетить легендарную библиотеку, которую до некоторых пор она считала давным-давно разрушенной.

***

Шамбала была местом равновесия и равноценного обмена, сообществом, где знания и помощь были и валютой, и товаром. Мастер Джампа согласился обучать Тома и Гермиону после того, как они поделились западными магическими практиками. Он немного посмеялся над примитивностью маховиков времени, но с удовольствием научился заклинанию для усиления магической силы: Магикус Экстримус. Правда, оно работало, только если действовать сообща с другими волшебниками, а потому его применение весьма ограниченно и требует высокого уровня доверия между волшебниками. Взамен Мастер Джампа предложил научить их Магическому резонансу. В воздухе зала медитаций Шамбалы витали закручивающиеся тонкие ленты сизого дыма и терпкий аромат благовоний. Высеченные на каменных стенах мандалы тускло светились, их замысловатые узоры пульсировали в ритме с энергией самой комнаты. Это было место глубокой тишины и сосредоточенности, но в то же время оно казалось живым, как и всё в городе. Мастер Джампа стоял в центре, оперевшись на свой резной посох. — Магия не изолирована, — нарушил его спокойный голос тишину. — Она существует в постоянном взаимодействии с окружающими нас энергиями. Если произнести заклинание в гармонии с ними, то это усилит его эффект и стабильность. Это то, что мы называем резонансом. Сидевший слева от Гермионы со скрещенными ногами на полу Том слегка нахмурился: — А если магия человека достаточно сильна, чтобы преодолеть эти энергии? — спросил он вежливым, но скептическим тоном. Безмятежное выражение лица мастера Джампы не дрогнуло: — Преодоление создаёт силу, а не гармонию. Силой можно достичь многого, но она быстротечна. Резонанс же, не побоюсь этого слова, бесконечен. Гермиона подавила улыбку и сосредоточилась на демонстрации. Старец поднял свою палочку и произнёс: «Люмос». Свет от заклинания сначала мягко пульсировал, а затем начал менять цвета, то ярче, то более тускло, гармонируя с вибрациями комнаты. Мандалы засветились ярче, но их узоры стали меняться. — Красиво, — заворожённо прошептала Гермиона. — Эффективно, — сказал Том, но его тон был не столько благоговейным, сколько аналитическим. Мастер Джампа жестом предложил им попробовать: — Почувствуйте энергию комнаты. Пусть ваша магия течёт вместе с ней, а не против неё. Гермиона закрыла глаза, заземляясь и сосредотачиваясь, как она всегда делала перед заклинанием. Она глубоко вдохнула, настраивая свои чувства на слабые вибрации вокруг неё. Казалось, комната гудит в предвкушении, а энергия приглашает её присоединиться. Когда она произнесла: — Люмос, — кончик её палочки засиял ровным и тёплым светом, сразу же войдя в резонанс с окружающей магией комнаты. Мандалы откликнулись, их узоры пульсировали в такт заклинанию. — Впечатляет, — кивнул мастер Джампа. — Ваше терпение сослужило Вам отличную службу. Гермиона почувствовала прилив гордости, но подавила самодовольную улыбку. Она взглянула на Тома, желая узнать, как он справится с заданием. Том действовал по-другому. Он быстро произнёс заклинание, взмахнув палочкой с отточенным движением запястья. Свет получился ярким, почти ослепительным, но он столкнулся с вибрациями комнаты, создав слышимый гул. Мандалы оставались тусклыми. Он нахмурился, стиснув челюсть: — Не так, — пробормотал Том. — Потому что Вы принуждаете магию, — спокойно сказал мастер Джампа. — Прислушайтесь к ней. Позвольте ей направлять Вас. Глаза Тома сузились, а потом он и вовсе закрыл их. Выражение его лица стало жёстким от сосредоточенности. Он глубоко вдохнул, затем медленно выдохнул. — Люмос, — снова призвал он, свет стал менее сильным. Он постепенно становился ярче, подстраиваясь под вибрации комнаты. Мандалы ярко пульсировали в ответ, их узоры менялись в идеальной гармонии с этим свечением. Гермиона удивлённо наблюдала за происходящим. Его заклинание достигло большего резонанса, чем у неё, но он был менее стабильным. Тем не менее, результат впечатлял. — Лучше, — похвалил Джампа. — Видите? Резонанс требует сотрудничества, а не господства. Том слабо ухмыльнулся, а прежнее разочарование в его взгляде сменилось довольным проблеском: — Интересная техника. Некоторое время они тренировались лучше слиться с магией комнаты. Позже они научились направлять её для усиления собственных заклинаний, и обычный Люмос стал сравним с Люмос Максима. Оставалось только гадать, насколько ослепительным будет второй, более мощный вариант Световых чар. Гермиона пошутила о световом излучении ядерного взрыва, но Том, всё ещё переживающий о Бомбе, не оценил её юмора. — Ты быстро приспособился, — с восхищением в голосе сказала она, когда они выходили из зала медитаций. — Ещё бы, — спокойно ответил Том. — Это полезная концепция. Усиление заклинаний без дополнительных затрат энергии? Дайте два, — ухмыльнулся он. Она закатила глаза, но не смогла подавить улыбку. При всём его высокомерии и расчётливости в его образе мышления было что-то неоспоримо притягательное. Тут Гермионе в голову пришла идея: — Резонанс может также стабилизировать временны́е потоки, — сказала она. — Если бы я могла соединиться с правильной вибрацией, возможно, я бы… — замолчала она, не желая озвучивать эту мысль до конца. — Вернулась в своё время? — закончил Том за неё. — Возможно, — медленно произнёс он. — Но для этого тебе понадобится нечто большее, чем резонанс. Гермиона неохотно кивнула: — Тем не менее, это прогресс. Возможно, мы нашли ещё один кусочек головоломки.

***

В камине аскетичной, но уютной гостиной Дома странника тихо потрескивал огонь, отбрасывая на стены длинные тени. Подогнув под себя ноги, Гермиона сидела в одном из привезённых с собой кресел и листала толстый фолиант по тибетской магической теории. Погружённый в свои мысли Том нетерпеливо расхаживал по комнате, нервно поигрывая палочкой. — Бесконечный узел, — задумчиво произнесла Гермиона, рассматривая схему в своих записях. — Что-то в этом есть… С его помощью магия может самостоятельно себя поддерживать и подпитывать, создавая вечный баланс… — водила она пальцем по странице. — Именно так устроен зачарованный вход в Шамбалу. Как думаешь, — подняла она взгляд на Тома, — может ли это равновесие стабилизировать временнóй парадокс или связать расхождения времени? Том, к этому времени уже стоявший у книжной полки, взглянул на неё со слабой ухмылкой: — Баланс — это, конечно, хорошо, Гермиона, — взял он одну из книг в руки. — Возможно, он полезен для ритуалов, но вряд ли станет ответом на твои вопросы. К тому же истинная сила приходит с умением его нарушить, — добавил он, слегка покачав головой, — чтобы склонить чашу весов в свою пользу. Неисправимый. Ухмылка Тома стала шире: — Хаос — это могущественный инструмент в грамотных руках, — беспечно листал он страницы. — Но всё это, — кивнул он в сторону её записей, — не имеет никакого значения, если мы останемся скованными ограничениями секретности и страха. Гермиона нахмурила брови: — О чём ты? Том выпрямился и резким движением задвинул книгу обратно на полку: — О Статуте. Бесполезный, устаревший свод правил для трусов — полный провал волшебного сообщества. Кнут, созданный для усмирения амбиций и подавления инноваций. Гермиона захлопнула свою книгу и отложила её на столик, приподняв бровь: — Мы уже не раз это обсуждали. Нельзя просто отмахнуться от Статута, назвав его трусостью. Именно благодаря ему маглы больше не пытаются сжечь волшебников на кострах. В тебя опять вселился Гриндевальд? Том пренебрежительно махнул рукой: — Ты снова цепляешься за свои устаревшие страхи. Магловский мир уже не тот, что был в Средние века. Но он становится всё сильнее и опаснее. Ты видела их оружие? Их войны? Их правительства? Гермиона вздохнула, откинувшись на спинку кресла: — Конечно, видела. И именно для этого в том числе и существует Статут. Или ты предпочитаешь, чтобы волшебники начали полномасштабную войну против стран, вооружённых ядерным, то есть, атомным оружием? — Да, — без колебаний ответил Том. — Потому что мы бы не участвовали в их войнах. Мы бы возглавили их. Мы можем перехитрить их, одурачить, едва пошевелив пальцем. Маглы опасны только потому, что им никто не указ. Волшебники по глупости уступили контроль над миром людям, которые даже не могут постичь магию. Позорище. Гермиона некоторое время изучала его, а затем спросила: — И ты считаешь, что захват власти решит все проблемы? Ты думаешь, что волшебники лучше по своей природе? Что не будут совершать те же ошибки? Том опасно ухмыльнулся: — Волшебникам не нужно быть идеальными. Мы просто должны стать главными. Гермиона покачала головой. Может, он не сказал вслух о том, кого считает более совершенным видом, но это было и так очевидно. — Это идеалистично, — вздохнула она. — И безрассудно. Власть развращает. То, что ты предлагаешь, создаст только больше проблем. — А ты предпочитаешь ничего не делать? — возразил Том более резким голосом. — Позволить маглам создавать оружие, способное уничтожить целые континенты, пока мы прячемся в тени, делая вид, что их мир не посягает на наш? Это ли не безрассудство? В ответ она поджала губы: — Я знаю, что Холодная война закончилась без какой-либо катастрофы. Ты переживаешь попусту. Взгляд Тома потемнел, прожигая её изнутри: — А если ты ошибаешься? Если это не твоя временнáя линия, а… Как ты сказала? Параллельный мир? Что, если будущего, которое ты помнишь, не существует? Ты готова рисковать всем ради этой уверенности? Она молчала. Разумеется, иногда Гермиона переживала, а в прошлое ли своего мира её отбросило. В магловской истории всё, что она знала, совпадало, но в волшебной многое не сходилось — ей всё ещё предстояло выяснить, почему Поттеры не женаты, и убедиться, что Джеймсу и Артуру действительно суждено появиться на свет. — Нельзя спешить с тем, что может нанести непоправимый вред. Говорить об изменении общества — это одно, Том. Делать — совсем другое, — вздохнула она. — О какой спешке вообще речь, если у тебя в руках вечность? — в глазах Тома блеснуло что-то зловещее. — Но это необходимо, — твёрдо добавил он, подходя ближе. — И ты это знаешь. Посмотри на Шамбалу. Этот город — сокровищница знаний, спрятанная от мира. А сколько их ещё? Сколько секретов хранится в Министерстве, в чистокровных семьях, в учреждениях, которые только собирают их в кучу и боятся прогресса? Гермиона колебалась: его слова задевали за живое, пусть она и была уверена, что они хотят разных изменений в волшебном сообществе. — Согласна, — в итоге медленно произнесла она. — Это несправедливо и расточительно. — Я бы даже сказал, опасно, — заметил Том, всматриваясь в её лицо, будто в поисках новой реакции. — Как любая некомпетентность и невежество. — Но разрушить Статут? Перестроить магическое общество? Простым идеализмом ничего не решить, — вздохнула она. — Это означает войну, а войны… — смолкла Гермиона, пытаясь подобрать подходящее слово. — Они ни для кого не заканчиваются хорошо. Выражение лица Тома слегка смягчилось, но его взгляд так и оставался пытливым, выворачивающим душу наизнанку: — Революции не даются просто, Гермиона. Но это единственный способ добиться настоящих изменений, — сел он возле неё и накрыл её ладонь своей. — Ты считаешь меня безрассудным, потому что я мечтаю о большем, чем все остальные, — принялся он обводить вены на её тыльной стороне ладони кончиком длинного пальца. — Но ты знаешь, что я прав. В глубине души ты всё прекрасно понимаешь. Гермиона отвернулась к огню и принялась всматриваться в пляшущие языки пламени. — Ты амбициозен, Том, — вздохнула она, — иногда себе на беду. А я другая. Я не могу просто… Броситься в бой сломя голову, не подумав о последствиях. Не после всего, что мне довелось пережить. — Поэтому мы и работаем вместе, — раздался над ухом его низкий голос. — Ты сдерживаешь мой огонь, а я разжигаю твой. Чем не баланс, которого ты так жаждешь? — вкрадчиво добавил он с еле слышным смешком.

***

Путь к границе Шамбалы пролегал через занесённые снегом тропы и скользкие от корки льда зубчатые скалы, освещённые золото-оранжевым светом заходящего солнца. Морозный воздух обжигал лицо, сильно отличаясь от тёплого ветра в городе, но Гермиона почти не замечала этого — её подстёгивало нетерпение, а на плащ были наложены созданные ими согревающие чары. Рядом с ней Том двигался с нарочитой лёгкостью, твёрдо и уверенно шагая даже на столь неровной местности. Сегодня был день его рождения, но его негде отметить в академическом городке, да Том и не стремился. И всё же Гермиона припрятала в кармане торт со свечками, уменьшив коробку до размера напёрстка. Его испекла пожилая волшебница, которая разрабатывала в Шамбале удобрения для сверхурожая растений, а по выходным для души заведовала булочной. В качестве платы она взяла одну банку шипов хребта рыбы-льва, которыми Гермиона запаслась ещё в Лондоне, что экономило ведьме вылазку до ближайшей аптеки в Волшебном Китае. Если подумать, два галлеона (а именно столько стоит порция шипов рыбы-льва) за торт — настоящий грабёж, но в Шамбале предпочитали обмен товарами и услугами вместо денег. Наибольшую ценность представляли знания и время, которое можно уделить на исследования, и в этом смысле несколько часов выпечки становились равноценными пути в аптеку. — Как ты думаешь, мы ещё когда-нибудь увидим нечто подобное? — спросила Гермиона, глядя вниз на сияющие золотом шпили города. Некоторое время Том смотрел куда-то в горизонт, а затем ответил: — Возможно, нет. Но нас ждут и другие чудеса. Даже более великолепные и великие. Гермиона слабо улыбнулась: — А ты всегда смотришь лишь вперёд. Тебе за столько лет странствий ни разу не хотелось передохнуть и где-то осесть? — Останавливаются те, кому больше нечего добиваться, — ответил Том резким, но беззлобным тоном. — А мне предстоит достичь ещё слишком многого. Они продолжали путь в тишине, и единственным звуком был хруст снега под ногами. С Томом было комфортно даже просто молчать. Когда они наконец достигли края магической границы Шамбалы, от открывшегося вида у Гермионы перехватило дыхание. Бесконечно тянущиеся горы с позолоченными вершинами, покрытые толстыми шапками снега всех оттенков розового, голубого, сиреневого в отблеске заходящего солнца. Внизу простирались долины — море таинственных, не тронутых рукой человека теней, — и извивалась сияющая, как зеркало, река. — Потрясающе красиво, — пробормотала Гермиона, подойдя ближе к краю. Воздух слабо замерцал голубоватым сиянием, напоминая о защитных оберегах Шамбалы. Том стоял в нескольких шагах позади. Обернувшись, Гермиона увидела, что он задумчиво рассматривает пейзаж, но на лице нельзя было прочесть ни одной эмоции. — Время здесь идёт по-другому, — сказал он почти про себя. — Как будто оно приостановилось, ждёт. Но это иллюзия. Годы всё равно неумолимо проносятся мимо, как и везде. — Так вот почему ты не любишь дни рождения? — мягко спросила она. — Они напоминают тебе о безостановочном ходе времени? Губы Тома дрогнули в слабой улыбке, но она не достигла его глаз: — Помимо всего прочего. День рождения даже как будто отмечать неуместно, — пожал он плечами. — Это не праздник, а ода смертности. — Понимаю, — подошла она ближе, скрипя ботинками по снегу. — Но день рождения не обязательно должен навевать мысли об утрате. Он может быть напоминанием о том, что было приобретено. Том наклонил голову, изучая её тем пытливым взглядом, который всегда заставлял её чувствовать себя у него на ладони: — И что же я приобрёл? — спросил он, понизив голос. Сердце Гермионы учащённо забилось. Не так она собиралась ему это сказать, не сейчас. Она несколько дней репетировала в голове красивую, торжественную речь, а теперь, скорее всего, придётся обронить важные слова как будто невзначай. — Меня, — всё же просто ответила она, чувствуя, как краснеют её щёки. Пожалуй, это можно было бы списать на мороз. — И всё, что мы открыли вместе. И всё, что мы откроем. Том смотрел ей прямо в глаза, будто пытаясь в них прочесть скрытый смысл её слов. Он точно понял, что именно она хотела сказать. Условия сделки они утвердили два года назад. Но это уже не было простым рукопожатием над пунктами договора. Гермиона села на край обрыва, свесив ноги над пропастью, и кивком головы указала на место возле себя. Пока Том послушно пристраивался рядом, она смогла слегка успокоить сердцебиение и собраться с мыслями. — Я долго думала и приняла окончательный выбор, — тщательно подбирала она слова, — остаться с тобой. Это занимало все её мысли ещё со дня рождения. Гермиона долго обдумывала возможные исходы, представляла, как вернётся домой, но чем больше она над этим размышляла, тем больше убеждалась, что даже если она и обнаружит способ вернуться в будущее, всё равно гораздо больше пользы от неё будет именно здесь. Для всех: и для её мира, и для Тома, пусть и называющемся Волдемортом, но не ставшим тем Волдемортом. И, если быть до конца честной, для неё самой. Глаза Тома потемнели, всё сильнее затягивая её на самое дно этого бесовского омута: — А как же твоё время? Неужели ты не попытаешься туда вернуться при первой возможности? Гермиона на мгновение замешкалась, а затем расправила плечи: — Ты как-то намекнул, что всё равно мог бы отправиться туда за мной. Так почему я должна думать о том, чтобы уйти? Том приподнял бровь, будто заинтригованный её прямотой. — Это не значит, что я брошу изучение Времени, — мне всё ещё нужно как минимум понять, как именно это произошло… По разным причинам, — добавила Гермиона. — Но я даю тебе слово, что не буду пытаться ускользнуть от тебя в будущее и всё такое, о чём ты так беспокоишься, — не обращала она внимание на потемневший взгляд и без того чёрных глаз. — Я буду на твоей стороне — если только твоя сторона снова не займётся геноцидом или чем-то подобным. Том смотрел в самую её душу, а Гермиона всеми доступными ей силами старалась не думать о том, что пообещала всё это для того, чтобы убедить его доверять ей, и ещё дальше пыталась спрятать всеми доступными ей навыками окклюменции мысли о том, что сделает всё, чтобы уберечь его от зла и ненужных ужасов и разрушений. Том всё более открыто говорил об изменениях и революции, и Гермиона знала наверняка: ты против него, либо с ним против всех. Но если с ним будет кто-то, к кому он прислушается… — Хотя, может, подобное обещание ни к чему, — с несколько шутливым тоном добавила она, пытаясь разрядить обстановку. — Уверена, попытайся я действительно от тебя уйти, ты бы притащил меня обратно за волосы. К её удивлению, в ответ Том сморщил нос: — Фу, нет, — выплюнул он, слегка дёрнувшись всем телом, будто отгоняя противную муху. — Да ну? — не поверила своим ушам Гермиона. — Удерживать кого-то возле себя силой против воли? Отвратительно. Это унижает достоинство, — перевёл он на неё взгляд. — И прежде всего того, кто удерживает. Я бы и не подумал так поступить. В полном замешательстве Гермиона не знала, как реагировать на сказанное. Она была уверена на миллион процентов, что Том из ревностных собственников, и подобное признание повергло её в шок. — Если ты решишь уйти, я сделаю выводы и пойду своей дорогой, — тем временем продолжал он. — Мне не впервой кого-то терять, — пожал он плечами. — И мне не нужны те, кто мне не предан. — Но ты бы хотел, чтобы я осталась? — осторожно спросила Гермиона. — Конечно, — слегка улыбнулся он. — Ты ведь моя, — обхватил он её за плечи и притянул ближе так, что сквозь морозную свежесть она почувствовала аромат ветивера его одеколона. — Но одно дело, что ты бы решила уйти, — пожалуйста. И совсем другое, если мир решит тебя у меня отобрать. В тишине горного воздуха повисло предостережение, невысказанное разрушительное обещание Вселенной. Было ли дело в обстановке, волшебном месте или последних часах уходящего десятилетия, но слова, казалось, обрели куда больший вес. Несмотря на все пороки и недостатки, Том был джентльменом своего слова — особенно если дело касалось угроз. Вместе они сидели на краю Земли, а мир вокруг них был бесконечно огромен и совершенно безмолвен, но казалось, что эта тишина кричит громче любых слов. Когда последние лучи солнца опустились за горизонт, Гермиона достала крошечную коробочку из кармана плаща и свою волшебную палочку. — У меня нет для тебя подходящего подарка, — призналась она, — но всё же это твой день рождения, — постучала она палочкой, и коробка приняла свой истинный размер. — А я думал, твоё обещание и есть мой подарок? — улыбнулся Том на левую сторону. — Да, но всё же тебе ещё полагается желание, — взмахом палочки она зажгла двадцать три золотистых свечки. — Загадывай и задувай. Том насмешливо закатил глаза и ответил: — Я уже выучил правила, спасибо, — а затем, не сводя взгляда с Гермионы, после небольшой паузы задул все свечи разом. — С днём рождения, — в очередной раз поздравила она его с мягкой улыбкой. До самой полуночи они сидели на краю обрыва и болтали. Они предвкушали предстоящую поездку в Египет и обсуждали прошедший год. Строили идеалистичные планы на будущее. Запускали столпы разноцветных искр с кончиков волшебных палочек вместо фейерверков. В общем, вели себя как любая другая молодая пара в любую эпоху — если не считать того, что они и не думали о всяких сопливых мелочах вроде того, чтобы признаться друг другу в чувствах даже про себя. — Три… — следил за секундной стрелкой старых карманных часов Том. — Два… Один… — С Новым годом! — поздравила Гермиона, снова призвав палочкой всполох зелёных искр. Вместо ответа Том жадно притянул её в поцелуй под первыми звёздами нового десятилетия.