Пропаганда

«Дом там, где сердце», — и для Тома настоящим домом, сколько бы ни прошло лет, оставался Хогвартс. Не было в мире места более волшебного, чем стены его школы, а для Тома не было ничего более значимого, чем магия. Косой переулок, безусловно, поразил воображение одиннадцатилетнего мальчика, доселе знавшего только грязные улицы нищего Лондона, но вереница невиданных магазинов не шла ни в какое сравнение с Хогвартсом. В нём всё было пропитано магией. Невиданной, древней, неповторимой — никто из волшебников не смог создать и близко ничего похожего. В мире, где магию жёстко контролировало государство, где никто не стремился достичь самых её глубин и познать больше, чем видно на первый взгляд, только там Том действительно ощутил её безграничные возможности. Будучи единственным живым наследником Основателей, этот замок был его по праву, и в последний раз садясь на «Хогвартс-экспресс», он дал себе слово вернуться туда, чего бы ему это ни стоило. Так Том считал до тех пор, пока не оказался в Шамбале. Хогвартс, может, и был волшебным, но всё же оставался небольшой крепостью на утёсе Шотландского нагорья. Шамбала же была целым городом, сотканным из могущественного волшебства. Казалось, Том забыл, как дышать. Он с восторгом и благоговением осматривал представшую перед ним картину: каменные домики, напоминавшие древние тибетские монастыри, узкие мощёные улицы, навевающие мысли о маленьких старых английских деревушках, оранжево-розовое закатное небо. Где-то вдалеке виднелось кольцо гор, а снежные пики отражали золото солнца. За многие годы работы с древними книгами и артефактами Том научился нутром чувствовать магию, и здесь всё его естество отзывалось с трепетом даже на пахнущий чернилами тёплый воздух, с каждым вдохом обжигающий ноздри свежестью и морозом. Золотистое свечение рун на стенах и камнях улиц перекликалось с солнечными лучами, а среди всего этого сияния сновали волшебники и волшебницы в ярких расшитых мантиях. Казалось, что улицы живут сами по себе, извиваются и текут под действием внешних сил. Вдалеке Том заметил, что одна из них будто движется под ногами людей, пока они смирно стоят, склонившись над своими книгами, и его сердце снова тоскливо сжалось от воспоминаний о Хогвартсе. — Невероятно… — восхищённо пробормотала Гермиона возле него. — Как будто сам город живой, скажи? Не успел Том вместо ответа взять её за руку и сделать шаг, как из-за спины раздался молодой звонкий голос: — Живой, да. И обладающий сознанием! Они обернулись, и, к удивлению Тома, им предстал щуплый дряхлый старик, опирающийся на резной деревянный посох. Его длинная струящаяся мантия переливалась глубоким красным и золотым, а белая гладкая борода терялась в шёлковых складках. Может, его лицо и испещряли глубокие морщины, но тёмные глаза были по-юному блестящими, хоть за озорством и таилась древняя мудрость. — Добро пожаловать в Шамбалу, — ухмыльнувшись, произнёс незнакомец. Рука Тома инстинктивно потянулась к палочке, но старец лишь степенно взмахнул посохом: — Мир вам, путники. Скоро вы поймёте, что излишняя осторожность здесь ни к чему. Я мастер Джампа, — кивнул он. Наученная восточной вежливостью Гермиона, не задумываясь, сделала шаг ему навстречу и низко поклонилась: — Мастер Джампа, для нас большая честь быть здесь. Джампа ответил на её поклон со слабой улыбкой. Затем его оценивающий взгляд устремился на Тома: — А Вы… Вы ищете чего-то большего, чем честь. Возможно, власти? Знаний? Том мысленно одёрнул себя, не дав челюсти раздражённо сжаться, и натянул на лицо одну из своих обаятельных улыбок: — Я лишь ищу то, что хранит это место. Разве не поэтому оно позволило нам войти? Джампа мелодично захихикал: — Да, Шамбала выбирает своих посетителей. Но она даёт лишь столько, сколько человек готов получить. Следуйте за мной. Старец повернулся и направился вперёд по узкой улочке, слегка постукивая посохом по тёмным, гладким от времени камням. Гермиона без колебаний последовала за ним, не сводя глаз с сияющих золотом надписей на дороге и стенах. Том оставался чуть позади, продолжая держать палочку в руке. На первый взгляд хватка могла показаться расслабленной, но с его выработанной многочисленными дуэлями реакцией хватит и доли секунды, чтобы ею воспользоваться и отразить нападение. Улицы неуловимо менялись по мере того, как они шли, дорожки петляли и разворачивались, словно живые. Время от времени Том замечал и других людей — учёных в развевающихся вычурных одеждах: некоторые из них несли свитки, другие сжимали в руках маленькие шарики слабого свечения. В воздухе раздавался тонкий перезвон далёких колокольчиков, сопровождаемый слабым шелестом ветра. — Шамбала — это прибежище для ищущих, — заявил Джампа, обернувшись к ним через плечо. — Но она не терпит глупцов. Она свободно предлагает свою мудрость, но требует уважения. — И как же она оценивает уважение? — спросил Том, старательно сохраняя дружелюбный тон. Джампа перевёл на него весёлый взгляд: — По тому, что ты берёшь и что оставляешь после себя. Они подошли к скромному каменному зданию на краю небольшого двора. Возле входа висели заколдованные резные фонари, отбрасывая на стены и землю изменчивые узоры. — Это Дом странника, — сказал Джампа. — Пока вы здесь, будете жить в нём. Он скромный, но вам там всего будет достаточно. Первой внутрь шагнула Гермиона и тихонько ахнула, осматривая интерьер. Помещение было тёплым и гостеприимным, хотя и очень странным. Казалось, что обитые тёмной вагонкой стены осторожно сдвигаются вдоль такого же тёмного паркета, словно не решаясь принять окончательную форму. Посреди комнаты спиралью вверх уходила глянцевая резная лестница из лакированного дерева, её ступени слабо шевелились, словно рябь на воде. Вдоль стен тянулись покачивающиеся, перетекающие друг в друга полки с замысловатыми узорами, на которых с тихим шелестом сами по себе переставлялись книги. Том, проследовавший следом, осматривал комнату с прищуренным взглядом: — Она тоже живая, — осознал он, снова чувствуя древнюю, могущественную магию. Джампа кивнул: — Дом отражает своих обитателей, приспосабливаясь к их нуждам, а иногда и к их проблемам. Следите за тем, чтобы его шалости не стали испытанием вашего терпения. Гермиона слегка нахмурилась и повернулась к старцу: — Мастер Джампа, с чего нам начать? Как получить доступ к знаниям Шамбалы? Появятся ли они в этих книгах? — обвела она полки широким жестом руки. — Терпение, — ответил старик. — Завтра вы можете предстать перед Великим архивом. Если страж сочтёт вас достойными сокрытых в нём знаний, вам будет разрешён вход. Челюсть Тома сжалась, но он ничего не сказал. Взгляд Джампы на мгновение задержался на нём, но прежде чем старейшина успел что-то произнести, снова вмешалась Гермиона: — А он говорит по-английски? Джампа весело усмехнулся: — Нет, так же как и я. Но языковым барьерам не место на пути обретения истинных знаний, — добавил он, а затем повернулся, чтобы уйти. Напоследок старик сказал: — Хорошо отдохните. Шамбала вознаграждает за ясность ума. Когда за ним закрылась дверь, Гермиона медленно выдохнула и повернулась к Тому: — Что думаешь? Его губы скривились в слабой усмешке: — Думаю, ему нравится быть излишне загадочным без особой на то причины. Возможно, это часть своего рода посвящения… Смотри, ступеньки перестали дрожать, — сменил Том тему, чтобы дать себе время разобраться со своими чувствами по поводу этого удивительного места. — Пошли, посмотрим, что там. Они поднялись по спиральной лестнице и оказались в просторной спальне. Комната была такой же, как гостиная внизу: стены и пол из тёмного дерева, резьба на мебели, белая льняная обивка и шторы на больших окнах с тонкими деревянными переплётами, складывающимися в геометричные узоры, — но вместо низких кресел и столика там расположилась огромная кровать. По правде, самая большая из всех, что Тому когда-либо доводилось видеть: она занимала почти всё помещение. В его голову сразу закрались мысли, не требующие долгого анализа: — Мастер не солгал, сказав, что дом приспосабливается к нуждам жильцов, — с насмешкой начал он. Не дав Гермионе и секунды на ответ, Том резко притянул её в поцелуй и, крепко прижав к себе, принялся подталкивать её к краю этой необъятной постели так же напористо, как его язык проникал в её рот. Она не сопротивлялась. Напротив, Гермиона сразу включилась в эту игру, ловко расстёгивая пуговицы рубашки, чтобы обжечь его грудь лёгким касанием кончиков пальцев. От чередования нежных прикосновений и острых царапин по всему телу Тома бежали мурашки. Уперевшись задней стороной ног в кровать, Гермиона разорвала их поцелуй и села на край постели, расстёгивая пуговицы его брюк. Том лишь заворожённо наблюдал за происходящим, слегка приоткрыв рот. Глядя ему прямо в глаза, Гермиона освободила его уже вставший член от показавшейся жёсткой ткани и, наклонившись, провела острым кончиком языка от основания к головке. С каждым дюймом стон Тома становился всё громче, пока он позволял ей делать с ним всё, что она захочет. Гермиона обхватила его головку своими розовыми, ненакрашенными губами и медленно принимала его всё глубже, пока Том не почувствовал, что упирается в её горло. Её глаза слегка блеснули от непроизвольных слёз, но Гермиона, не обращая внимания, принялась двигаться вдоль всей его длины, с каждым разом засасывая всё сильнее. Том подавался вперёд, из его груди изредка вырывался низкий стон, но стоило ему почувствовать приближение оргазма, как он с громким хлопком вышел из её рта и одним рывком поднял и забросил на спину на кровать, а затем вскарабкался следом, на ходу стягивая подтяжки с плеч и избавляясь от расстёгнутой одежды. Том медленно раздевал её, оставляя засос на каждом дюйме открывшейся кожи. Извиваясь в его руках, Гермиона громко стонала и умоляла войти в неё, но он лишь ухмылялся и продолжал эту великодушную пытку. Она была его, и он мог делать с ней всё, что захочет. На полу оказалась тонкая блузка и кружевной бюстгальтер — к его восторгу, Гермиона не носила все эти излишние комбинации и майки. Следом отправились брюки, и, наконец, оставив дорожку из поцелуев и следов от зубов, Том подобрался к её белью, на тонком шёлке которого расползалось влажное пятно. Наконец, и вся её одежда оказалась на полу. Его губы непроизвольно растянулись в довольной улыбке, когда Гермиона ахнула, стоило ему коснуться языком её клитора. Том раздвинул её ноги как можно шире и упивался её сладостью, выводя медленные круги вокруг чувствительной точки, скрытой под складками половых губ, и стонами, срывающими с других её губ. Он проскользнул в неё языком, отчего Гермиона резко выгнулась, подаваясь ближе, а затем снова вернулся к клитору, двигаясь в таком ритме и с таким нажимом, от которого, он знал наверняка, в её глазах сейчас вспыхивают звёзды. Гермиона с громким криком кончила на кончике его языка, но Том не собирался давать ей никаких передышек, лишь продолжил терзать её, пока она не прокричала: — Это слишком, Том! — хриплым голосом. — Возьми уже меня! Он лишь усмехнулся и вошёл в неё двумя пальцами, а большим поглаживал чувствительный клитор: — А волшебное слово? — Пожалуйста! Том быстро двигался внутри неё: — Нет, — резко ответил он. — Пожалуйста, То-ом! — простонала она, превращаясь в безвольную куклу в его руках. Том лишь хмыкнул и добавил своему голосу властности: — Нет. — Мой Лорд? — с неожиданно вопросительной интонацией произнесла Гермиона. Но даже так эти слова пьянили его. Он резко вытащил пальцы и одним сильным движением забросил её ноги на свои плечи, отчего с её губ сорвался громкий выдох: — Сегодня я прощу тебе замешательство, должно быть, это перепады высот, — пристроил он головку члена к влагалищу. — Всё же я милосерден. По правде, Том просто и сам уже не мог сдерживаться. Но ему не хотелось в этом признаваться даже перед самим собой. Вместо того чтобы, как обычно, сразу войти в неё, он погружался медленно, невыразимо медленно, доводя Гермиону до исступления. Она выгибалась в его руках, закатывая глаза, а он не мог отвести глаз от быстро стекающей бисеринки пота на её груди. Стоило его члену погрузиться в неё на всю длину, Том прошипел какое-то ругательство на парселтанге, прикусив нижнюю губу. Не в силах больше сдерживаться, он подался бёдрами назад, а затем резко вошёл на всю длину обратно. Движения становились быстрее, девичьи стоны всё громче, а мыслей в голове всё меньше. Вместо крови по венам бежало кипящее возбуждение, перемешивающееся с удовольствием, а между ними пробегали тысячи ярких искр: магии, электричества, похоти. Том терзал её грудь, с лёгкостью полностью помещающуюся в его ладонь, а свободной рукой удерживал её дрожащие ноги. Гермиона уже давно не могла произносить слова, она лишь хрипловато, задыхаясь, вскрикивала, пока не содрогнулась в сильном оргазме, будто сама стала морской волной. Её стенки пульсировали вокруг его члена, вызывая во всём его теле разряды тока и сладкие спазмы, и Том и сам уже был на грани собственного экстаза. Несколько последних сильных толчков, и он, содрогнувшись, догнал её. Последнее, что ему удалось сделать, прежде чем провалиться в глубокий сон, — осторожно снять её ноги со своих плеч, иначе от его веса Гермиону бы ждали сломанные в нескольких местах кости.

***

На следующее утро воздух в Шамбале как будто изменился, и теперь вместе с ним можно было вдыхать само предвкушение. Том и Гермиона пробирались по извилистым, движущимся переулкам, ориентируясь на слабые, светящиеся золотом сигилы, освещавшие их путь. Город словно затаил дыхание. В самом центре Шамбалы возвышался Великий архив, фасад которого был испещрён замысловатыми рунами, мягко сияющими в утреннем голубовато-розовом свете, и усеян крошечными башнями с покатыми козырьками крыш. Высокое здание устремлялось ввысь, теряясь где-то в небе, а на широком крыльце вальяжно развалился массивный каменный лев, глаза которого слабо отливали золотом. Стоило им приблизиться, статуя повернулась и уставилась прямо на них. — Назовите свою цель, — прорычал лев глубоким, звучным голосом, исходившим будто из самого воздуха. Гермиона сделала шаг вперёд и произнесла ровным голосом: — Мы ищем знания. — Знания можно обрести в любом месте, — почти насмешливо заявил страж. — Почему же ты хочешь пройти в Архив? Она пристально посмотрела на каменную морду: — Я хочу научиться понимать Время и узнать о бессмертии. Взгляд льва на мгновение задержался на ней, а затем переместился на Тома: — А ты? Том пристально посмотрел в глаза льва, сохраняя выражение лица спокойным, но твёрдым: — То же самое. Я ищу знания. Страж разразился лающим смехом и заявил: — Не пытайся юлить. Тебя видно насквозь. Что ты ищешь? — Зачем спрашивать, если тебе и так известен ответ? — нахмурился Том. Статуя перестала смеяться и сказала: — Чтобы обрести истинные знания, необходимо быть честным. В первую очередь с самим собой, — пристально посмотрел на него лев. — Так что это? — Сила, — твёрдо ответил Том, отказываясь отводить взгляд от золотых глаз, которые выворачивали его душу наизнанку. — Могущество. И понимание. Лев слегка наклонил голову, как любопытная собака, но его блестящие глаза слегка сузились. Затем, издав гулкий рык, он отступил в сторону, и огромные резные деревянные двери за ним со скрипом распахнулись. Внутри Архив был огромным и напоминал лабиринт, полки и стеллажи казались бесконечными, расползаясь во все стороны. Том обратил внимание на светящиеся шары, которые висели между проходами, будто бы для освещения, но каждый из них отбрасывал слабые образы, тексты, диаграммы, схемы и символы. Гермиона еле слышно ахнула: — Невероятно, — сдавленно прошептала она. Том не нашёлся, что ответить. Он лишь жадно переводил взгляд с полки на полку, пытаясь совладать с нетерпением, гнавшим его скорее прикоснуться к книгам и впитать древние знания. Может, здесь его и ждут все ответы? Может, хотя бы некоторые? Следующая неделя прошла в безвылазном исследовании Архива. Изо дня в день Том и Гермиона часами бродили среди его запутанных стеллажей. Время от времени над их головами появлялись мерцающие нити голубоватого света, которые вели их к определённым полкам, стоило только достаточно отчётливо подумать о том, что хочется изучить. Гермиона нашла книги по темпоральной теории, а Том — о магии стазиса и алхимических принципах сохранения. Каждый в городе приходил за знаниями, а Шамбала ему их давала. Древние манускрипты Архива разрешалось брать домой. Книги из домашней коллекции пытались вскарабкаться на колени или пролезть под одеяло ночью, если долго их не читать. Но чем больше они читали и изучали, тем, казалось, дальше уходили от разгадок. Знания накапливались, теории разветвлялись, а они барахтались в них, как мухи в липкой паутине непонимания. Однажды вечером, сидя по-турецки на полу гостиной, Гермиона открыла увесистую книгу под названием «Вечное настоящее». Сам Том сидел в своём кресле, закинув ногу на ногу так, что колено опиралось на подлокотник. Сверху он расположил толстый старинный фолиант с запутанными схемами и теориями о временны́х якорях. Он как раз дошёл до раздела о привязке души к определённому моменту времени, когда раздался любопытный голос Гермионы. — Послушай, — сказала она, читая вслух. — «Темпоральные отголоски — это остаточные отпечатки значимых магических событий. Они сохраняются в складках времени и могут служить ориентирами для понимания отклонений в нитях». — «Отклонений», — хмыкнул он. — Менее пугающее слово, чтобы сказать «вмешательство». Гермиона картинно закатила глаза и отбросила с лица локон: — Не всё, что связано с магией времени, — вмешательство. Это природное явление. В ответ он приподнял бровь: — Разве не ты постоянно твердишь об опасности парадоксов? Подобная писанина будто нарочно призывает глупцов создать именно их. Гермиона, пожав плечами, не удостоила его ответом и продолжила читать: — «Считается, что Зал Темпоральных Нитей содержит чистейшее проявление течения времени, священное место, где сходятся прошлое, настоящее и будущее», — тут она подняла голову. Её глаза ярко сияли, отражая тёплое пламя камина. — Только представь, что мы можем узнать, если он существует на самом деле! — вскочила она на ноги и положила свою книгу поверх его фолианта. Том слегка наклонился вперёд, чтобы рассмотреть страницу, но почти коснулся лбом её груди: — Похоже на какую-то поэтичную гиперболу для красного словца. Пещера, где сходится время? — спросил он, рассматривая иллюстрацию. — И по случайности никем не обнаруженная. Удобно. Или, может быть, удобно несуществующая. — Удобно спрятанная, — раздражённо поправила Гермиона. — Посмотри на это, — провела она пальцем вдоль золотых нитей, закручивающихся в спираль. — Эти диаграммы согласуются с временнóй теорией, на которую намекал мастер Джампа, когда мы его спросили пару дней назад. Взгляд Тома следовал за её пальцем, а затем он перевёл его обратно на Гермиону: — Джампа также намекнул, что Шамбала тщательно выбирает, кому открыть свои секреты. Думаешь, она явит нам эту пещеру? — вдохнул он цветочный аромат её мыла, смешивающийся с запахом тела. Гермиона ухмыльнулась: — С каких это пор тебя это останавливает? У тебя же практически зависимость от запретных знаний. Том откинулся на спинку кресла: — Зависимость? — хмыкнул он. — Сильное слово. Я предпочитаю «самоотверженность». Или, на худой конец, «преданность». — Самоотверженный нарушитель всех мыслимых правил, — поддразнила Гермиона. — Что плохого в обычном исследовании? — Согласен, — широко улыбнулся Том. — Это стоит исследовать, — не сводил он с неё взгляда и взмахом руки отлеветировал обе книги подальше. — Но сначала давай исследуем кое-что другое. Он снова наклонился вперёд, на этот раз намеренно касаясь её груди. Слегка приподнявшись, Том провёл языком, чувствуя узор её бюстгальтера сквозь тонкую ткань блузки. Белая материя тут же намокла, став прозрачной, и теперь он мог не только пробовать кружево на вкус, но и видеть его. Так же, как мог видеть лёгкие мурашки на гладкой коже груди в вырезе. Продолжая ласку, Том расстёгивал крошечные пуговицы, проскальзывая пальцами по нежному горячему телу. Каждое мимолётное движение вознаграждалось трепетным стоном, отзывающимся в нём самом. Избавившись от одежды, он проскользнул языком вниз до пояса юбки, сдёрнул её сразу со всем бельём, но не смог опуститься ниже, уперевшись в подлокотник. Пока Гермиона возилась с тем, что освобождала свои лодыжки из пут чулок, Том встал позади неё и прижался своей эрекцией к ложбинке её ягодиц. Он притянул Гермиону к себе, накрыв грудь ладонью, а затем проскользнул ею вниз, между её бёдер, отчего с её губ сорвался очередной стон. Другой рукой Том спешно расправлялся с разделяющей их одеждой на нём. Мысленно оставив себе пометку сделать что-то с бесконечными пуговицами, он с лёгкостью вставил в неё сразу два пальца и принялся медленно двигать ими внутри Гермионы, чувствуя под подушечками слегка ребристую поверхность горячих стенок влагалища. Наконец, между ними больше не было никаких преград. Том снова прижался к ней со спины и наклонился, чтобы прошептать в самое ухо: — На этот раз я разрешу тебе расположиться в моём кресле. Он вытащил из неё пальцы и резко перекинул через подлокотник, вызвав у Гермионы сдавленный смешок: — Мерлин, какая честь! Том, на секунду полюбовавшись открывшимся ему видом её молочной кожи, обрамляющей тёмно-розовые половые губы, звонко шлёпнул её и с шипением: — Кажется, мы что-то говорили об именах посторонних, — резко вошёл в неё, наклоняя голову в сидение. Ответом ему стал протяжный стон. Гермиона принимала его на всю длину, сжимая изнутри. Будто созданная для его члена. Вот уже ровно год они почти каждый день занимались сексом, а ему это всё не надоедало. В целом, Том был решительно настроен провести подобным образом и свою бесконечную бессмертную жизнь. Он исступлённо двигался, ударяясь бёдрами о её ягодицы. — Ах, Том! — хрипло выкрикивала Гермиона между стонами. Он двигался медленнее обычного, входя как можно глубже, чтобы растянуть удовольствие. Однако угол будто был неправильный, и Том никак не мог толкнуться на всю длину. Немного повозившись, но не изменяя ритма, он так и не смог войти так, как ему хотелось. И тут ему пришла в голову идея. — Стой смирно, — низким голосом произнёс он. Гермиона послушно стояла, но ахнула, когда он резко из неё вышел. — Какого?.. — начала она, оборачиваясь, но Том, схватив её за волосы у самых корней, повернул её голову обратно в сидение кресла. — Доверься мне, — резко бросил он, осторожно карабкался на подлокотник на корточки. Пристроившись к её истекающему влагалищу, Том прикинул, что теперь-то угол точно будет подходящим, и вошёл в неё одним длинным, резким толчком. Идеально. Том почувствовал, как его лобок упёрся в её влажное тело, и не смог сдержать низкого короткого стона. Он принялся быстро толкаться в неё, наслаждаясь громкими выкриками его имени, смешивающимися с междометиями разного уровня скабрёзности. В подобные мгновения Том ничего не имел против её ненормативной лексики. Внезапно кресло покачнулось, потянуло за собой Гермиону, а Том, потеряв равновесие, упал в противоположную сторону, выскользнув из неё. Всё произошло так быстро, что он не только не успел призвать Амортизирующие чары, но вообще не понял, что случилось. Следующее, что он осознал, — неприятный громкий хруст с последовавшей за ним вспышкой боли. — А-а-а! — только и смог прокричать Том, стараясь собраться духом, чтобы найти палочку. Гермиона же резко вскочила, как ни в чём не бывало, лишь потирая колено: — Том, что… Ты в порядке? — А ты как думаешь? — процедил он, не в силах даже сфокусировать взгляд из-за нарастающей агонии. — У тебя рука распухла! — воскликнула Гермиона, шаря в ворохе одежды. — Наверное, это перелом… Бракиум Эмендо! Рука будто стала плотнее, но отёк никуда не делся. По крайней мере, агония перестала ослеплять, а лишь стала неприятной болью. Том попытался пошевелить конечностью, чтобы её опробовать. — Стой! — вскрикнула Гермиона. — Новым костям надо дать время окрепнуть. Ферула! С очередным взмахом палочки предплечье Тома плотно обмотали бинты. С ними отступила и боль, став не более сильной, чем обычная ссадина. Но всё же более досадная — о том, чтобы завершить начатое, можно и не заикаться. Гермиона теперь точно включит целительницу и организует ему постельный режим — и вовсе не такой, каким его хотел видеть Том. — Спасибо, — всё же выдавил он. Рука ему ещё пригодится.

***

Том барабанил пальцами по деревянному столу Великого архива. Его стеллажи тянулись во все стороны, а их содержимое тускло светилось под зачарованным светом плавающих в воздухе фонарей. Свитки и книги время от времени сдвигались сами по себе, переставляясь с тихим шелестом. Сидевшая напротив него Гермиона склонилась над древним текстом, сосредоточенно нахмурив брови. — Послушай, — пробормотал Том тихим, но настойчивым голосом. — «Концепция самопривязки подразумевает привязку своей сущности к моменту времени, предмету или даже месту, имеющему большое магическое значение. Якорь служит точкой возврата, связующим звеном, предотвращающим рассеивание души в результате временнóго коллапса». Гермиона подняла любопытный взгляд: — Звучит многообещающе, — сказала она. — Но что значит «предотвращение рассеивания души»? Том откинулся на спинку стула: — Думаю, постоянство. Стабильность. Душа остаётся нетронутой, независимо от внешних сил, — на этих словах он нахмурился. — Гораздо элегантнее, чем… дробить её. — Ты думаешь о своих крестражах, — тихо вздохнула Гермиона и покачала головой. Челюсть Тома сжалась, но он не стал отрицать очевидного: — Они были подходящим инструментом в момент их создания. Но, разумеется, этот процесс несовершенен. Грубый и грязный. Гермиона обдумывала его слова, задумчиво поглаживая край своей книги: — А дальше свою душу ты уже разделить и не можешь, — заметила она, очевидно ссылаясь на подарок от духов Миктлана. — Но как создать достаточно прочный якорь? Привязка к предмету — это одно, но привязка к моменту? Разве это не создаст временну́ю ловушку? Пальцы Тома слегка подрагивали на древних страницах: не то от решимости, не то от нетерпения, а может, от ярости. Прочистив горло, он сказал: — В этом-то и дело, не так ли? Чего не хватает в этих теориях? Что они оставляют недосказанным? Гермиона легонько постучала карандашом по нижней губе, а в её глазах можно было отчётливо видеть, как крутятся шестерёнки в её голове в поиске ответа. — Возможно, дело не в самом якоре, а в связи, — медленно начала она. — Там упоминаются «моменты большой магической значимости». Возможно, недостаточно выбрать объект или время — нужен какой-то резонанс. Что-то, что соответствует только твоей сущности. Том заинтригованно наклонил голову: — Продолжай. — Подумай об этом с другой стороны, — тараторила она всё быстрее, будто стараясь не потерять плохо оформившуюся мысль. — Если якорь должен удерживать твою сущность, то он не может быть просто вещью. Он должен… реагировать на тебя. Как… — сделала она паузу, подыскивая подходящее сравнение. — Как заклинание. Оно работает, только если намерение волшебника совпадает с магией, в нём заложенной. Том поставил локти на стол, сцепил пальцы домиком и опустил на них подбородок: — Симбиотическая связь, — пробормотал он. — Якорь должен быть оживлён магией. Гермиона кивнула: — Но это лишь предположение. Нужно проверить теорию, — осторожно добавила она. — Вот я и проверю, — ухмыльнулся Том. Он снова посмотрел на лежащую перед ним книгу. Схемы, текст и заклинания, казалось, менялись под его пристальным взглядом, словно открывая недоступные ранее уровни смысла. — Это только начало. Ответ находится здесь. Где-то здесь… — Ты не ищешь ответа, — добродушно улыбнулась Гермиона. — Ты строишь его сам, кирпичик за кирпичиком. — Именно.

***

Время в Шамбале ощущалось по-другому. Если судить по календарю, то дни текли так же, как и в остальном мире, но казались на несколько часов длиннее. Рассвет плавно перетекал в закат, минуя день, а затем наступала звёздная, но не особенно тёмная ночь. Минуты пролетали быстрее, но их как будто было больше шестидесяти в часе. От всего этого внутренние часы Тома бесповоротно сбились. Он не просыпался незадолго до рассвета, как приучил себя за многие годы в приюте, а потому каждый раз чувствовал себя в небольшом замешательстве, перекликающимся с лёгким выплеском адреналина от мимолётного переживания, что он проспал. Вот и в то ноябрьское утро он снова резко подскочил от мысли, что куда-то опоздал. Хотя, в общем-то, ему было некуда торопиться. Но от этого чувства ему всё равно было не по себе, будто он теряет контроль над собственной жизнью. Пока он ждал, что сердцебиение придёт к нормальному размеренному ритму, Том рассматривал лицо Гермионы в розовых утренних лучах. Её разметавшиеся по подушке золотисто-каштановые волосы блестели в мягком солнечном свете, а веснушки проступали особенно ярко на бледном лице. Она мирно спала, слегка приоткрыв рот, и её ресницы подрагивали, пока ей снились какие-то сны. Том рассматривал паутину тёмно-синих и фиолетовых сосудов на её веках, не в силах отвести взгляд. Никогда прежде он не замечал, что у неё такая тонкая кожа. Вот уже больше года они спали вместе, а Том по-прежнему не уставал находить что-то новое в её облике. Он подмечал разные детали, а она сама будто всё больше расцветала у него на глазах. Стараясь не разбудить её, он придвинулся ближе, чтобы вдохнуть аромат её волос и пропустить сквозь пальцы кончики мягких прядей. — Том, — сорвался полушёпот с её губ, но глаза оставались закрытыми. Гермиона повернулась на бок, отчего её попа оказалась прямо на его члене. Том чувствовал её жар даже сквозь тонкую ночную рубашку и шорты для сна, и тут Гермиона, по-прежнему не просыпаясь, слегка поёрзала. Утренняя эрекция снова незамедлительно дала о себе знать. Том привык каждое утро сбрасывать излишнюю энергию на пробежке или во время зарядки. Но сейчас он не мог заставить себя покинуть кровать. Он прекрасно понимал, что может взять Гермиону в любое время и в любом месте, но что-то в том, что она даже бессознательно, во сне, так тянулась к нему, завораживало. Правда, без спортивной разрядки ему казалось несколько опасным поддаваться своему возбуждению. Подумав — насколько это возможно, когда о его болезненно стоящий член трётся мягкое горячее тело, — Том решил уступить. В этом городе вся его жизнь ускользала из-под контроля, а потому не так уж и сложно, наверное, временно отдать ещё небольшую часть. Он стянул свои шорты и крепко прижал Гермиону к себе, перекатываясь на спину. Упиваясь ощущением лёгкой тяжести её тела, он потянул подол её ночной рубашки и стянул её через голову. От его внимания не ускользнуло, что она возбудилась от своих снов, и по внутренней стороне её бедра стекала капля смазки. Вот теперь Гермиона точно проснулась. — Том! — сдавленно воскликнула она, оставшись без пижамы. — Что ты делаешь? — А ты как думаешь? — низким голосом спросил он, сжимая её грудь и наслаждаясь её сонным стоном. Том опустил её немного ниже, чувствуя членом горячий жар её промежности. — Значит, это всё ещё сон… — пробормотала Гермиона. В ответ он лишь сдавленно рассмеялся и заявил: — Покажи мне, на чём мы остановились, — раздвигая её ноги, чтобы она могла опереться на кровать. Гермиона обхватила его толстый член своей ладонью и мягко провела по всей длине, выделяя большим пальцем одну из вен. Затем она слегка приподнялась и аккуратно ввела его в себя, отчего Том с шипением выдохнул, стараясь хотя бы немного усмирить охватившие его так редко возникающие ощущения: Гермиона могла делать с ним что хотела, она буквально держала его в своих руках, а ему оставалось лишь лежать навзничь и подчиняться. Но даже эти остатки мыслей вскоре улетучились, когда она начала ритмично двигаться на нём, уперевшись руками в его грудь. Гермиона запрокинула голову, не в силах сдерживать стонов, а её волосы щекотали его губы и кончик носа. Она использовала его по своему усмотрению, и по какой-то необъяснимой причине Тома это удивительно возбуждало. Он пытался толкаться в неё снизу, но Гермиона быстро его осадила: — Просто расслабься, Том, — с трудом складывала она слова в предложение. — Дай мне тобой насладиться. Лишь гортанно рыкнув, он подчинился и шумно упал на подушку, упиваясь её тихими вдохами, влажными шлепками и лёгкой тяжестью девичьего тела на своём — сильном и крепком. Стоны становились всё громче, их тела — жарче, а темп всё быстрее. Ощущения были непередаваемыми, и Том собирал все остатки своей воли, чтобы не кончить слишком быстро — ведь он даже не побегал, чтобы немного устать. Вскоре Гермиона перенесла одну из рук вперёд и, слегка задевая его член пальцами, но не прекращая двигаться на нём, подвела себя к краю с задыхающимся вскриком. Её тело слегка на нём обмякло, а её влагалище отчаянно пульсировало на его члене, но Гермиона не думала останавливаться. Вместо этого она опустила свою руку чуть ниже и аккуратно обхватила его яйца, отчего в глазах Тома вспыхнули искры. — Ох, Гермиона, — простонал он, чувствуя, как она аккуратно массирует их в своей тёплой, влажной ладони. Ответом ему стал лёгкий смешок, а затем мелодичное: — Кончи для меня, — повторила она его излюбленную фразу. И в очередной раз проскользнув вдоль его члена, опустившись на всю длину обратно, добавила: — Мой Лорд. С громким: — А-ах! — Том в одно движение обхватил её талию, прижал как можно ближе к своей груди и вогнал в неё член как можно глубже. Где-то на краю сознания он слышал женское хихиканье, но сейчас ему было не до этого. Том чувствовал, как его эрекция медленно спадает, но всё ещё оставался полным сил. — Готов собираться в Башню Алхимии, или тебе нужно время? — спросила Гермиона, аккуратно вынимая его наполовину опавший член. — Сначала пробежка, — слегка сдавленно ответил Том. — Что? — Каждое утро должна быть зарядка. Иначе день — не день, — объяснил он очевидное. — Это не обсуждается. Наконец настало время отправиться в Башню Алхимии. Она возвышалась на окраине Шамбалы, её шпиль пронзал клубящийся туман, окутывавший городские вершины. Том и Гермиона стояли у её основания напротив древней массивной деревянной двери, вырезанной сложными рунами, которые, казалось, мерцали в тусклом, подёрнутом белой дымкой свете. — Готов? — спросила Гермиона мягким голосом. Она поправила ремешок кожаной сумки, в которой носила множество книг из Великого архива, но её не заботила тяжесть фолиантов, скрытая под чарами Облегчения. Уголок губ Тома дрогнул в слабой ухмылке: — Всегда. Не раздумывая, он провёл кончиком палочки по рунам на старинном дереве входа. Они резко вспыхнули голубоватым светом, после чего дверь с протяжным скрипом распахнулась, открыв взору спиральную лестницу, которая, казалось, уходила в саму бесконечность. Воздух внутри был тёплым, с металлическим привкусом экспериментов алхимии. Вдоль стен протянулись полки, уставленные флаконами со светящимися жидкостями, банками с растёртыми в порошок минералами и приборами, которые тихонько щёлкали и жужжали, не останавливаясь ни на секунду. Комнату освещали парящие сияющие шары, а длинные тени, казалось, менялись независимо от предметов, которые их отбрасывали. Том и Гермиона поднимались по спиральной лестнице Башни Алхимии, их шаги гулко отдавались на древнем, но крепком дереве. Когда они достигли верхней площадки, их встретил тёплой улыбкой мастер Джампа, сложив руки за спиной. — Вы немного опоздали, — заметил он дразнящим тоном. — Но это неважно. Эти эксперименты ждали веками, могут подождать ещё несколько минут. Том вежливо кивнул, не собираясь оправдываться, а его взгляд сразу же переместился на столы и полки, уставленные множеством мерцающих зелий, зачарованных приборов и склянок с диковинными неопознаваемыми ингредиентами. Гермиона же извиняюще улыбнулась: — Спасибо за понимание, — сказала она. Джампа жестом пригласил их пройти вперёд: — Пойдёмте. Здесь есть на что посмотреть и над чем поразмыслить. Они прошли в самое сердце Башни, где в тускло светящихся флаконах плавали экзотические травы и куски различных волшебных существ, а в комнате разносились пьянящие ароматы. Джампа остановился у ряда маленьких, как игрушечных, котлов, каждый из которых содержал мерцающую жидкость разных оттенков: — Это, — начал он, — основополагающие эксперименты по самозакреплению — дисциплине, которая стремится привязать сущность существа к фиксированной точке. Это очень важно для тибетской магической теории, где непостоянство — это одновременно и вызов, и истина, которую нужно принять. — Самозакрепление, — повторил Том ровным голосом, но в нём отчётливо слышалось любопытство даже для него самого. Его глаза проследили за жестом Джампы, указывающим на золотистую жидкость, бурлящую в одном из котлов. Она казалась почти живой, как и её ритмичная непрерывная пульсация. — Представьте себе, — продолжал Джампа, — связь настолько глубока, что сущность человека — его душа, если хотите, — остаётся привязанной, не поколебленной ветрами времени или смертности. Гермиона наклонилась ближе к Тому и произнесла едва слышным шёпотом: — Как ты думаешь, это можно применить к… моей ситуации? Может, так была зачарована Чаша Хаффлпафф? Взгляд Тома на мгновение переместился на неё, встретившись с круглыми глазами, в которых смятение смешивалось с проблеском осознания: — Возможно, — тихо пробормотал он. — Если твоё перемещение было вызвано подобным якорем, то понимание того, как его воспроизвести, может дать ответы. Голос Джампы прервал их перешёптывание: — Эта особая смесь получена из эссенции горного хрусталя, измельчённого в порошок и настоянного на костном мозге дракона. Она стабилизирует душу, позволяя ей привязаться к определенной точке. Том резко напрягся, и всё его внимание устремилось к старцу: — Костный мозг дракона? Джампа кивнул: — Редкий и нестабильный ингредиент, но при правильном использовании он обладает необычайным потенциалом. Гермиона нахмурилась: — Но разве это не делает эссенцию опасной? Костный мозг может дестабилизироваться при неправильном обращении. Джампа насмешливо наклонил голову: — Именно поэтому к таким экспериментам нужно подходить с уважением. Равновесие очень хрупкое. Нарушишь его проще простого, а последствия будут катастрофическими. — А горный хрусталь? — поспешил вернуть Том разговор в более определённое, научное русло. — Какую роль он играет? — Хрусталь действует как гармонизатор, — объяснил Джампа. — Он усиливает магический поток и смягчает неустойчивость костного мозга. Без него привязка была бы в лучшем случае нестабильной, а в худшем — смертельной. Мысли Тома уже неслись вскачь. Костный мозг дракона. Концепция соответствовала его растущему пониманию связывания души, но он знал, что это лишь фрагмент головоломки. Но тем не менее он собирался использовать этот фрагмент по полной. Том не мог не провести параллели с практиками Внешней алхимии, которые он изучал в Китае. Использование редких и сильнодействующих ингредиентов напомнило ему о создании Золотого эликсира — снадобья, которое, как утверждалось, даровало долголетие или даже бессмертие. Однако здесь концепция казалась более развитой, более продуманной. Возможно, именно этого не хватало в даосских теориях, но тогда зачем Чжан отправил их в Александрию? В то время как традиционная алхимия фокусировалась на физических преобразованиях с помощью таких элементов, как ртуть и киноварь, этот подход соединял духовную и магическую сферы. Костный мозг дракона, летучий, нестабильный, опасный, но чрезвычайно могущественный, отражал катализаторы даосских эликсиров, а горный хрусталь выступал в качестве стабилизирующей силы. Если бы эти вещества можно было объединить в более комплексную структуру, возможно, Эликсир смог бы преодолеть этот недостижимый порог, который ограничивал всех ищущих бессмертие. Том представил себе, как совершенствует этот процесс, создавая нечто, что было бы не просто грубым продлением жизни, а совершенным состоянием существования. Речь шла не просто о противостоянии Смерти, а о достижении высшей формы бессмертия. От этой мысли по телу пробежали мурашки предвкушения, лёгкая дрожь. Когда Джампа подошёл к соседнему столу, объясняя свойства какой-то бледной, светящейся травы, Гермиона снова шепнула ему на ухо: — Он описывает всё так, будто это связано со временем и постоянством. Тебе не кажется… Том прервал её коротким резким кивком: — Кажется. И это завораживает.

***

В этот вечер в Доме странника было необычайно тихо, слабый гул сдвигающихся стен свёлся к почти неуловимому шороху. Том сидел в кресле у окна, возле него парила книжная полка, а сам он устроил на коленях потрёпанный древний фолиант. Его пальцы рассеянно перебирали тиснёную обложку, но острый взгляд был прикован к страницам. В комнату вошла Гермиона, неся в руках, как магл, две чашки чая, от которых тянулись струйки пара. Она поставила чашки на маленький столик между двумя креслами и со вздохом опустилась на свободное. Некоторое время никто из них не разговаривал. Слышно было лишь слабое потрескивание огня в камине. — Ты удивительно молчалива, — наконец сказал Том с лёгким беспокойством, которое он старательно прятал за насмешкой. — Мне почти кажется, что у тебя закончились теории. Гермиона перевела на него усталый взгляд: — Теорий у меня хоть отбавляй. А сомнений и того больше. Том слегка наклонил голову, прищурив глаза: — Сомнений? Она вздохнула, заправив локон за ухо: — Чем больше мы читаем, тем более далёкими кажутся ответы, они будто расползаются от нас, разбегаются во все стороны врассыпную. Мы не нашли ни одной настоящей зацепки для ритуала бессмертия, все знания о времени остаются поверхностными, я никак не пойму ни как сюда попала, ни как вернуться… — её голос стих. Затем она продолжила с некоторым разочарованием: — И с каждым днём я всё меньше уверена, что это вообще моё прошлое. Постоянно находятся какие-то различия с тем, что я о нём знала. Что, если я даже не в прошлом, а в какой-то параллельной вселенной? Том слегка нахмурился, постукивая пальцами по книге: — Параллельная вселенная? Это ещё что? Задумавшись на мгновение, Гермиона спросила: — Ты читал «Люди как боги» Уэллса? — Нет… — настороженно ответил он. — А его же «Дверь в стене»? — Тоже нет, — несколько жёстче ответил Том. Гермиона пренебрежительно махнула рукой: — Тогда неважно. Забудь. Это понятие из моего времени. — Легко сказать, — сухо огрызнулся он. Гермиона слегка улыбнулась: — Потом как-нибудь обсудим. Сейчас это не так важно. Подавив раздражение из-за очередной недосказанности, чего ему с избытком хватало в Шамбале, Том решил сменить тему: — Если ты закончила размышлять о пространных идеях без возможности их доказать, давай сосредоточимся на чём-то осязаемом. Уголки губ Гермионы слегка дрогнули, но улыбка не стала шире: — Осязаемом. Например, как Шамбала скрыла все эти знания от остального мира? — горько спросила она. Том положил фолиант на столик и взял одну из чашек: — Например, — фыркнул он. — Когда мы тут оказались, я был в полном восторге. Город, пропитанный магией, существующий за гранью обыденности. Но сейчас? — покачал он головой. — Раздражает необычайно. — Так и говори: бесит, — хмыкнула Гермиона и отпила из своей чашки. — Бесит! — согласился Том. — Даже одна мысль, что всё это держится в секрете? Оскорбление для волшебников! Не окажись мы на краю света, мы бы даже не догадались о её возможном существовании. Гермиона согласно кивнула: — Несправедливо! Знания не должны так скрываться, — горячо добавила она. Глаза Тома задумчиво сузились: — У азиатских волшебников есть преимущество. Их понимание магии здесь превосходит всё, что мы изучаем в Британии, — отпил он из чашки. — С другой стороны, если бы я первым получил доступ к этим знаниям, я бы тоже держал их в секрете. Гермиона приподняла бровь и наклонила голову: — Тогда ты-то почему так злишься? Ухмылка Тома исчезла с его лица. Он наклонился вперёд, а голос стал ниже, тон более нарочитым: — Это не то же самое. Если я отказываюсь делиться знаниями, это моё собственное творение и открытие. Но Шамбала не человек, это город, целая система, хранящая власть и могущество под видом священного оберега. Британское Министерство магии могло бы этим поделиться. Они могли бы подготовить нас, сделать лучшими волшебниками. Вместо этого они позволили нам блуждать в неведении, как слепым котятам. Гермиона поджала губы, обдумывая его слова: — Хочешь сказать, что это другое дело, потому что это сокрытие институционального уровня? — Именно, — более воодушевлённо ответил Том. Ему нравилось, что Гермиона понимала его почти на лету. — Институты должны нести ответственность. Знания Шамбалы могли бы возвысить всё человечество, но вместо этого они спрятаны. А более всех нас подвело Министерство, делая вид, что таких мест не существует. В глазах Гермионы вспыхнула гневная искра: — А чистокровные семьи? Они ничем не лучше. Хранят древние магические книги в штучных экземплярах, передают их по наследству, как будто знания должны принадлежать лишь избранным. Каждый, кто владеет магией, должен иметь возможность учиться. Губы Тома изогнулись в холодной улыбке: — Согласен. И ради чего? — усмехнулся он. — Не было другого Мерлина. Никто не сравнился с Основателями по силе. Возможно, это потому, что современные волшебники либо утратили свою магию… либо просто слишком плохо образованы, чтобы ею владеть. — Скорее всего, последнее. И толку, что они сидят на своих книгах? — возмущённо поддакивала Гермиона. Том довольно кивнул, отпивая чай. — Судя по тому, как много знает остальной мир по сравнению с Британией, мы сильно отстаём, — продолжала Гермиона. Он наклонил голову, внимательно её изучая и продолжил, стараясь сохранять голос ровным: — Вот почему я намерен это изменить. Чтобы стать самым могущественным волшебником всех времён, придётся обрести знания чистокровных семей… Но ведь они не захотят делиться ими добровольно. Гермиона на мгновение задумалась: — Может быть, у них не должно быть выбора? — сказала она с необычной для неё злобой. — Если они не хотят делиться, значит, они не заслуживают и хранить эти знания. В ответ Том пусто моргнул, застигнутый врасплох резкостью её тона. Он впитывал её возмущение и наслаждался бурлящим гневом в обычно тёплых карамельных глазах. Его улыбка непроизвольно стала шире: — Думаешь, стоит заставить их поделиться? — осторожно спросил он, прощупывая почву. Гермиона со стуком поставил чашку на стол и сжала кулаки: — Почему бы и нет? Именно из-за их эгоизма магический мир находится в застое, — ядовито выплюнула она. — Они прячут знания не ради их защиты, а чтобы сохранить свою власть. — Возможно, ты права, — мягко сказал он, стараясь сохранять самообладание, чтобы её не спугнуть. — А если они откажутся… Что ж, у каждой системы есть свои слабые места. Их взгляды встретились, и он упивался необычной для него решительностью и жёсткостью. Казалось, в её выражении лица промелькнуло что-то зловещее, и в тёплом свете пламени камина Гермиона показалась прекраснее, чем когда-либо прежде. — Даже самые охраняемые секреты могут быть похищены, — тише добавил он, и уголок его губ подёрнула загадочная ухмылка.

***

Том и Гермиона провели почти месяц, прочёсывая полки Великого архива, расшифровывая загадочные отрывки и выискивая обрывочные сведения о Зале темпоральных нитей. Каждый текст намекал на его существование, но скрывал точное местоположение поэтическими загадками и метафорами. Гермиона подходила к задаче терпеливо и методично, собирая воедино ссылки на конкретные ориентиры в Шамбале, а Том всё больше раздражался из-за этого намеренного напускания тумана. Наконец им удалось собрать все части мозаики воедино, и они отправились на поиски его физического местоположения. Зал оказался спрятан за неприметной аркой, отмеченной тускло светящимися рунами. Он вообще не оправдал ожиданий. Том не мог даже подобрать слова, чтобы описать, насколько это его разочаровало. Будто он должен был кончить, но вместо этого его член передумал и просто опал. Вход всё это время был на виду, и для его открытия требовалось всего лишь совместить очевидные символы. Том нахмурился, резко сжав кусок пергамента с заметками: — Столько усилий, — пробормотал он, — ради того, что можно было изложить в одном предложении. Это даже не тайна. Они намеренно превратили это в игру. Гермиона, хотя её и забавляло его раздражение, ничего не ответила, а лишь шагнула вперёд, в светящуюся мягким светом пещеру. Том неохотно последовал за ней, его гнев сдерживался лишь пространным обещанием раскрыть секреты, которые может хранить этот зал. Их шаги гулко отдавались в сводчатом пространстве. В воздухе парили золотые нити, мягко светясь, они закручивались в спирали, петляли и объединялись в замысловатые узоры. Каждая нить казалась живой, мягко пульсируя, как биение сердца. Том окинул комнату острым и расчётливым взглядом. Нити были прекрасны, но их кажущаяся на первый взгляд случайность сводила его с ума. Учёный в нём жаждал навести порядок, расшифровать этот хаос, но тихий голос в его сознании шептал, что, возможно, нити не поддаются контролю воли. Эта мысль раздражала его. — Завораживает, — пробормотала Гермиона, наклонив голову, чтобы рассмотреть особенно плотный узел нитей. — Завораживает своим беспорядком, — пробормотал Том, шагнув вперёд. — Время не должно себя так вести. Правильно организованная система не позволила бы себе так запутаться. Гермиона искоса взглянула от него, не отходя от узла, и слегка улыбнулась: — Может, в том-то и дело, — пожала она плечами. — Время нельзя выровнять, и устроено оно нелинейно. Я же всё-таки здесь. Том лишь скривился в ответ, но ничего не сказал. Вместо этого он направился вглубь паутины сияющих нитей. Воздух вокруг него сгущался, а земля под ногами слегка вибрировала. Том держал палочку наготове, позволяя ей стать продолжением его руки. Пройдя несколько шагов, он решил, что разумно следить за пройденным путём, ведь неизвестно, насколько более запутанным может стать этот лабиринт. Лёгким взмахом запястья Том невербально призвал на полу тонкую сияющую линию, следовавшую за ними, но она почти сразу растворилась золотой пылью. Его раздражение усилилось, клокотало где-то в горле. Зал сопротивлялся ему, насмехаясь над его попытками привнести хоть какой-то порядок. — Не лезь, — сказала Гермиона, неуверенно протягивая руку к одной из нитей. Она задержала пальцы в дюйме от сияющей струны. — Если они действительно представляют моменты времени, то их изменение может что-то нарушить. Том насмешливо приподнял бровь: — Боишься небольшого парадокса? — уголок его рта дёрнулся в ухмылке. Светящиеся нити мерцали и пульсировали, перестраиваясь вслед за ним. — Ты сама один большой парадокс. Чем глубже они продвигались, тем более беспорядочно вились нити. Мерцание становилось всё более дёрганным, а пути впереди петляли и складывались сами собой. Том шёл впереди, осторожно отодвигая нити кончиком палочки, а второй рукой вёл за собой Гермиону. Внезапно один из узлов резко вспыхнул, а земля под ногами пошла рябью, будто стала водой. Гермиона споткнулась и схватилась за его предплечье: — Что это было? Он прищурился: — Какая-то помеха. Наверное… — слова застряли у него в горле, когда из-за петли нитей появилась фигура. Его собственное лицо смотрело на него с холодным и расчётливым взглядом со спокойным выражением. — Блестяще, — ворчливо пробормотала Гермиона. — Мы создали парадокс, — сразу же догадалась она и, отпустив его руку, принялась изучать окружающие их нити времени. Другой Том ухмыльнулся, отчего настоящему Тому стало несколько тревожно. Версия из парадокса неприятно подражала его движениям и манерам, как особенно пугающее зеркало. Некоторое время они всматривались друг в друга, держа палочки наготове. Наконец, в глазах парадокса — в его собственных глазах — мелькнуло понимание: — Не каждый день встретишь кого-то по-настоящему достойного твоего времени, а? — губы двойника растянулись в глумливой улыбке. Том стиснул челюсти и крепче сжал палочку: — Твоё появление дестабилизирует темпоральные нити. Чем дольше ты тут находишься, тем больше вероятность непоправимых разрушений. С тихим смешком Том-парадокс играл своей — его — палочкой, перекатывая её в длинных пальцах: — Тогда исправь это, — насмешливо ответил он. — Или ты не так умён, как я думал? Мысли Тома обгоняли друг друга в попытках разобраться. Его парадоксальная версия была не просто его эхом — она была самостоятельной, разумной и совершенно не связанной ограничениями реальности. Он даже не мог понять, откуда она взялась: был ли это он из ближайшего прошлого или будущего? А может, это вообще не он? В груди зашевелился страх, но Том подавил его, похоронив эмоции под слоем холодной решимости. Никто не может превзойти его — даже он сам. Правда, пока он спешно пытался превзойти самого себя, его двойник успел склониться над оказавшейся возле него Гермионой и что-то прошептать ей на ухо. Её щёки вспыхнули таким глубоким красным оттенком, что веснушки стали почти неразличимы, а и без того большие сияющие глаза стали совсем круглыми от испуга. Однако уже в следующую секунду она позволила другому Тому провести кончиками пальцев по её ключицам, вызвав сорвавшийся с мягких губ тихий стон. Настоящий Том занёс палочку для заклинания, но в последнюю долю секунды перед призывом его осенило. А что, если это всё же он из будущего? Не станет же он вредить самому себе. Тем временем двойник притянул Гермиону в глубокий поцелуй… Забыв о занесённой в воздух руке, в мыслях Тома разворачивался громкий диалог с внутренним голосом: «— Он не имеет права даже смотреть на Гермиону! — Но ведь он — это ты! — Нет, я — это я, а он — я понятия не имею кто! — Ты не можешь напасть на самого себя!» А пока он ссорился с самим собой, чужие, но такие знакомые пальцы уже опускались всё ниже вдоль спины Гермионы, проскальзывая за пояс юбки. Ткань бугрилась так, что Том сразу понял, что его двойник крепко сжал её ягодицу именно так, как ему больше всего нравилось самому. Казалось, ещё немного, и он взорвётся от противоречивых бушующих эмоций, Том не хотел причинить себе никакого вреда, это непозволительная глупость, но и Гермионы так касаться может только он… Но ведь это и есть он. Бывало, им удавалось заняться сексом у зеркала, и что-то в этом казалось Тому невероятно чувственным. Он мог видеть не только полуприкрытые глаза Гермионы, подёрнутые похотью, или её твёрдые розовые соски на аккуратной груди, или как его член исчезает между её округлых ягодиц, но всю её целиком, и насколько меньше она кажется возле него, и как покорно она ему подчиняется, позволяя делать с ней всё, что Том пожелает. Вот и теперь, глядя, как Гермиона опускается на колени перед второй его версией, несмотря на гневный рёв в его голове, заглушающий все остальные звуки, он не мог отрицать, что зрелище его возбуждало. От того, как длинный толстый член двойника — его член — исчезал у неё во рту, его собственный всё туже натягивал ткань на ширинке брюк. Том во все глаза смотрел за разворачивающимся действием, не обращая внимания на то, что поднятая в воздух рука начинала неметь. — Что стоишь как истукан? — встретился с ним с насмешливым взглядом Том-парадокс. — Присоединяйся, — выразительно кивнул он на Гермиону и принялся медленно опускаться на колени, вынуждая её встать на четвереньки. Возможно, не самая лучшая идея — взаимодействовать с самим собой из другого времени, но все мысли Тома давно устремились прочь из головы, гораздо южнее. Не в силах терпеть тесноту брюк и ноющую тяжесть эрекции, он подошёл ближе, на ходу расстёгивая пуговицы ширинки. Гермиона размеренно двигалась вдоль члена парадокса, но Том, наплевав на возмущённый голос ревности, лишь любовался, как блестит от её слюны в мерном сиянии временны́х нитей его член, почти чувствуя влажный жар её рта и вибрацию горла от тихих стонов. Ему не нужно было смотреть на перекошенное от почти губительного удовольствия лицо своего двойника, чтобы знать, насколько восхитительны эти ощущения. Том встал позади Гермионы и задрал её юбку, невербально испарив её трусики. Обнаружилось большое преимущество того, что её рот был занят — она не могла возмутиться утратой нижнего белья, и к тому же уже была готова принять его. Том провёл своей тёмно-розовой головкой по её налитым кровью горячим половым губам, собирая смазку, отчего по позвоночнику Гермионы пробежала лёгкая дрожь. Он ухмыльнулся и, встретившись с помутневшим, но всё таким же насмешливым взглядом двойника, вошёл в неё на всю одним резким толчком. Гермиона громко простонала, крепко сжимая его изнутри, отчего в ответ так же громко раздался его стон напротив. Казалось, что и без того каменная эрекция стала ещё твёрже. Возмущения его ревности окончательно заглушило ликующее чувство собственничества — никогда ещё Гермиона не отдавалась ему настолько. Она была податливой глиной в его умелых руках, без остатка растворялась в нём, и, что самое восхитительное, делала это с безудержным удовольствием. То, как она наслаждалась им во всех отношениях, заставляло Тома ощущать себя всемогущим властителем мира, вершителем судеб, и это волнующее чувство подстёгивало его толкаться в неё всё быстрее и глубже. Зачарованная пещера наполнилась громкими стонами, влажными шлепками разгорячённых тел и редкими хлопающими звуками. Том крепко держал Гермиону за бёдра, а её изящное гладкое тело трепетало в его руках, как никогда прежде. Он заметил, как его другая, не принадлежащая ему рука собрала волосы с её спины и крепче вцепилась в них. Пара резких движений, и его двойник кончил в горло Гермионы с утробным рыком, отчего Том почувствовал, что она ещё ближе приблизилась к оргазму. Слегка давящиеся звуки звучали в его ушах красивее самой гармоничной мелодии, и он звонко шлёпнул Гермиону по ягодице, добавляя в эту симфонию восхитительный стон его имени. Это стало для неё финальной точкой, и, безвольно опустившись грудью на пол, она кончила, особенно сильно сжимая его изнутри, отчего он смог начать входить в неё ещё глубже. Её тело слегка подрагивало, пытаясь прийти в себя после мощного оргазма, но Том не думал останавливаться. Тем временем его двойник пришёл в себя, спрятал медленно расслабляющийся член в брюки и, подмигнув, отправился куда-то прочь, вглубь сияющих нитей и узлов. У Тома не было никакой возможности задуматься о его направлении, ведь все его мысли сосредоточились на Гермионе и как восхитительно он её трахал. Они остались одни, но теперь ничто не помешает ему слышать её. И он позаботится о том, чтобы она кричала во всю громкость. — Ах, Том! — сорвалось с её губ, когда он, не давая ей окончательно потерять равновесие, подхватил её за бёдра и попросту насадил на свой член. — Да? — сдавленно ответил он. Снова звонко шлёпнув её по ягодице, он пару толчков полюбовался тем, какой сияюще-красной стала её задница, а затем наклонился вперёд и обхватил её горло, прижимаясь всем телом к спине с прилипшей к испарине блузкой. — Боже, Том! — выкрикивала она, пока он трахал её всё быстрее, сильнее и глубже, погружаясь на всю глубину. — Том… — хрипела Гермиона. Его взгляд застилали крошечные звёзды и тёмные пятна, смешиваясь с размытым сиянием темпоральных нитей. Горячее тело Гермионы в тонком шёлке скользило вдоль его торса, а его бёдра бились о её маленькую круглую попу, принимая каждый дюйм и каждую выступающую вену его члена. Она кричала и дрожала в его руках, разрешая делать с ней всё, что угодно, абсолютно всё. Идеально подходящая для него и полностью его. Том понял, что не продержится дольше нескольких толчков, и свободной рукой нашёл её клитор, с лёгкостью скользя по нему пальцами от обилия её смазки. — Вся, — выдохнул он сквозь стиснутые зубы, отмечая каждое слово крепким толчком, — моя. — Твоя, — прокричала Гермиона, и ещё один мощный оргазм сотряс её тело. Том притянул её как можно ближе и позволил себе кончить с гортанным стоном, чувствуя, как она вся пульсирует на его члене. Он тяжело дышал, изливаясь горячей спермой, и впервые почувствовал, как у него слегка отнимаются руки от силы его собственного оргазма. Силы медленно покидали его, и где-то на краю сознания тонкий голос напомнил, что им ещё нужно найти выход из этой пещеры. Но Том лишь отмахнулся от него и, осторожно выйдя из Гермионы, улёгся на землю, притянув её к себе. Он вдыхал аромат её волос, постепенно приходя в себя, а она тяжело дышала в его объятиях. Недолго подремав, Том почувствовал, что готов двигаться дальше. — Хочешь ещё тут побродить или найдём выход? — зевая, спросила Гермиона. — Думаю, на сегодня вмешательств во время хватит, — ответил он, застёгивая ширинку. — Или ты хочешь оказаться в ещё одном парадоксе, но теперь без исподнего? — насмешливо подразнил он её. Щёки Гермионы вспыхнули, но она не хотела показывать смущения: — Зачем оно мне? Явно же бесполезно для исследования времени, — хихикнула она. — Куда приятней искать синяки… На задницу. — Только если ты со мной, — произнёс жёстким, властным голосом Том, не оценив её юмора. В ответ она лишь рассмеялась громче и, отряхнув юбку и поправив блузку и чулки, встала на ноги и отправилась вглубь сияющей паутины Времени. Тому оставалось только последовать за ней, заглушая раздражение из-за её насмешливой дерзости. Он знал наверняка, что она действительно его и только его, и она это не раз доказывала и подтверждала. Но всё же даже такие шутки действовали ему на нервы. Он устремился за ней, стараясь не задевать переплетающиеся сияющие нити, но они становились всё более запутанными, и вскоре он потерял её из виду. Ослеплённый зачарованным светом времени, в лёгкой тревоге из-за того, что Гермиона исчезла, — он знал, что она постоит за себя, но всё же, — Том свернул за очередную гроздь ослепляющих переплетённых нитей и услышал голос, напоминающий его собственный. — Какая-то помеха. Наверное… Том вышел вперёд и увидел перед собой себя и слегка напуганную Гермиону. Её круглые глаза с длинными ресницами сияли россыпью Млечного пути в мягком свете нитей времени. Взгляд вспыхнул пониманием — его догадливая, смекалистая ведьма, — и она проворчала: — Блестяще, — ворчливо пробормотала Гермиона. — Мы создали парадокс. Сердце Тома гулко ударилось о рёбра, а член в штанах слегка дёрнулся. Он прекрасно понимал, где оказался и что должно произойти. Усмехнувшись, он сделал шаг вперёд, рассматривая замешательство на своём лице. Ему всё ещё было не по себе от этого излишне реалистичного зеркала, живущего собственной жизнью, но он уже вовсю предвкушал, что должно произойти следом. — Не каждый день встретишь кого-то по-настоящему достойного твоего времени, а? — протянул он, не в силах больше сдерживать улыбку.