Пропаганда

Город дьяволов. Так называли Шанхай иностранцы за беззаконие и разврат. Его золотые годы прошли до Войны, когда гангстеры пожимали руку порядочным предпринимателям за стаканом виски, когда женщины в узких шёлковых платьях кружились в танце в клубах, распространяя удушливый аромат дорогих духов, когда бары всю ночь напролёт сияли разноцветными огнями и гремели весёлой музыкой. Здесь было дозволено всё: азартные игры, наркотики, блудницы и даже гомосексуалисты. Человеческие низменные пороки, как высшее проявление слабости духа, всегда вызывали в Томе лишь брезгливость и презрение. Однако, к его неудовольствию, чем более злачным было место, тем лучше там играли джаз. Разумеется, гражданская война, инфляция и приход коммунистов поспособствовали закрытию многих заведений, но иностранцы в ожидании эвакуации кутили как в последний раз, превратив ночной Шанхай в непрекращающийся праздник. Американский эсминец прибывал меньше чем через неделю, а у Тома ещё оставался целый список незавершённых дел. Первым на повестке стояло признание в своих планах на будущее. Он и сам уже давно хотел всё выложить, но подобные заявления не бросают вскользь между чисткой зубов и причёсыванием. Нет, настолько грандиозные вещи рассказывают в торжественной обстановке и благодарным слушателям. Так же, как объезжают молодых строптивых лошадей, Том провёл долгую кропотливую работу по подготовке Гермионы. После услышанного у неё будет выбор из трёх вариантов: встать на его сторону, остаться с ним или перейти ему дорогу — в порядке предпочтительности. В ночь на понедельник, накануне её дня рождения, Том пригласил Гермиону на танцы. Они с головой окунулись в вихрь ночной жизни этого развратного города, сопровождаемый хаосом бибопа, ставшего за последние годы, к большой радости Тома, наиболее популярным. И пусть Гермиона отнюдь не была Терпсихорой, это не мешало им весело проводить время, а Тому любоваться тем, как взлетает лёгкая пышная юбка её нового платья из рубиново-красной тафты, сочетаясь с румянцем на её веснушчатых щеках. — С днём рождения, Гермиона, — поздравил он её ровно в полночь, притянув в жадный поцелуй. Том не обращал внимания ни на глазевших людей, ни на её слабые протесты из-за алой помады. Стоило их губам соприкоснуться, Гермиона таяла в его руках, как брошенная в камин пригоршня снега. Вспыхивала ослепительным бенгальским огнём, обжигающим его своими искрами. Он наслаждался её сладостью, смешивающейся с привкусом недавно выпитого шампанского, пока у обоих не закончился воздух в лёгких. Гермиона отошла в уборную, чтобы поправить размазанную помаду, а Том заказал ещё одну бутылку шампанского и принялся ждать за их укромным столиком. Сегодня они будут отмечать не только её день рождения. Он слушал музыку и следил за тем, как крошечные пузырьки в бокале исчезают на бледно-жёлтой поверхности, пока, наконец, Гермиона не проскользнула на место возле него. Отметив поздравление тихим звоном тонкого стекла, Том ещё чуть сильнее повернулся в сторону Гермионы, вытянув руку вдоль спинки сидения. — Думаю, — торжественно начал Том, — время пришло. Гермиона скептично приподняла бровь. — Я расскажу тебе, зачем мне нужно прослыть погибшим. — Что, здесь? — спросила Гермиона, обернувшись в сторону танцующих людей. — Ну не на протёртом же диване, — фыркнул Том. — Музыка громкая, нас никто не услышит. Она пожала плечами: —Хорошо, я вся внимание. Его немного укололо отсутствие энтузиазма, но Том всё же продолжил: — Сколько я себя помню, я всегда знал, что Особенный, — начал он издалека, — и что меня ждёт истинное величие. Гермиона внимательно слушала, потягивая шампанское. Она не сводила с него глаз, но в полутьме бара было непросто прочитать, что именно в них таится. По крайней мере, держалась она спокойно. — Разумеется, величие не падает с неба, — продолжал Том, — всё, что хоть сколько-то чего-то стоит, жаждут получить и другие. Те, у кого хоть что-то есть, ни за что не захотят с этим расставаться. Я же собираюсь стать самым могущественным волшебником, когда-либо ступавшим по земле. Мир поплатится за своё пренебрежение… — Ты же утверждал, что я не права, считая, что ты хочешь устроить террор и госпереворот, — перебила Гермиона. Том раздражённо закатил глаза: — Да, не права. Я собираюсь стать величайшим волшебником. Заодно вернуть былое величие и Хогвартсу — то, что там сейчас преподают, судя по подготовке иностранцев, попросту позорит имя Слизерина, ну и остальных Основателей. А также вернуть величие и всему магическому сообществу: пока волшебники ковыряются в носу и делают вид, что живут на отдельной планете, маглы могут всю её уничтожить. — Но ты!.. На этот раз Том не дал себя перебить: — Да сколько тебе повторять, я не собираюсь устраивать геноцид маглов! — начинал терять он терпение. — Даже комары и те необходимы экосистеме. Но мы же не даём обезьянам управлять нашим миром, так почему волшебники — бесспорно, куда более соверш… — покосился Том на Гермиону и подобрал другое слово: — Способный и могущественный вид должны полагаться на решения маглов, готовых задушить себе подобных в газовых камерах из-за неправильной формы носа? — Кто бы говорил, — буркнула Гермиона и посмотрела в бокал. — Я и говорю, — рыкнул Том. — А не тот растерявший разум неудачник из твоего будущего. Она подняла на него взгляд: — Ну, допустим, — достаточно равнодушно сказала Гермиона, — но к чему спектакль с исчезновением? — Ты же не думаешь, что я собираюсь прославлять презренное имя своего отца, — просто ответил Том. — С чего бы? — Это и твоё имя тоже. — Нет, это его имя, — выплюнул он. — А всё своё мне приходится всю жизнь выгрызать. Казённая форма, подержанные вещи с чужого плеча. Моя никчёмная мать не смогла даже придумать мне собственное имя. И ладно бы оно было редким, но нет! Крикни в Лондоне: «Том!» — обернётся пол-улицы. — А я думала, тебе нравится, когда я называю тебя «Том». Или «сэр», — хихикнула Гермиона в бокал. Его начинало выводить из себя, что она так несерьёзна, но всё же он признал: — Нравится, — кивнул он. Затем произнёс низким голосом: — Когда ты меня так зовёшь. Смешки резко прекратились. Одарив Гермиону долгим взглядом, Том продолжил свою мысль: — Единственное, что долгое время было поистине моим, — это моя волшебная палочка, — пристально посмотрел он на вторую в своей жизни поистине его волшебную вещь. — Пришлось самому придумывать себе новое, Особенное имя, единственное в своём роде. В её глазах промелькнула грусть, но она быстро уступила обычной задумчивости. Гермиона покачала головой: — А по-моему, тебе твоё очень подходит. У тебя в мозгах всё так перепутано, всё с ног на голову. Если и существует человек-воплощение головоломки, то это ты, Риддл. — Как помпезно, — съязвил Том. Гермиона рассмеялась: — Ты толкнул вот эту речь, а помпезна я? — Да, — совершенно искренне подтвердил Том. — Не вижу ничего смешного. Она снова покачала головой: — Ладно, цель ты себе наметил. А дальше что? — План я пока не разработал, — честно признал Том. — Есть кое-какие идеи, но пока что у нас с тобой другие дела. Главное — цель, а остальное приложится. — Ну ясно, — к его раздражению насмешливо произнесла Гермиона. — И почему ты так боялся мне всё это рассказать? Том пусто моргнул: — А кто дёргается каждый раз, когда слышит «Волдеморт»? Ты не собираешься спорить и переубеждать меня? На это раз Гермиона снова рассмеялась в голос: — А ты разве рассказал мне что-то новое? Я согласна с тобой, что порядки Волшебного мира местами несовершенны — скорее всего, мы подразумеваем под этим разное, но всё же. Новое имя, ну, подумаешь, имя, не такое уж оно для меня и новое. А не желай ты стать могущественным волшебником, я бы решила, что ты болен. В горле Тома клокотал гнев. Да как она смеет! Он рассказал ей свои самые сокровенные секреты, но она от них беспечно отмахнулась, а сверху ещё и рассмеялась. После всего, что он для неё сделал, после всех попыток её поддержать и утешить! Неуважение обжигало его щёки, а руки непроизвольно сжались в кулаки. Мысли бешено неслись в сторону вариантов того, как поставить её на место или хотя бы отплатить той же монетой. Гермиона, будто не замечая его состояния, весело продолжала: — Главное, чтоб ты не стал сумасшедшим санитаром чистоты крови, но это, ты признаёшь, тебе самому противно, — встретившись с ним взглядом, она тут же осеклась, видимо почувствовав его ярость: — Что не так? — Я вывернул перед тобой душу, а ты рассмеялась мне в лицо, — холодно процедил он. — Ты считаешь, что это нормально? Гермиона возмущённо открыла рот, но тут же снова его захлопнула, будто ей пришла в голову новая мысль. Внимательно изучив его лицо с задумчивым видом, она накрыла его кулак своей тонкой ладонью и слегка сжала: — Ты прав, извини, — и после небольшой паузы добавила: — Спасибо, что поделился. — Выдрать бы тебя за дерзость, — непроизвольно брякнул Том. Губы Гермионы растянулись в загадочной улыбке: — В спальне, — тихо сказала она, но для Тома будто прокричала в мегафон. Затем она слегка приподнялась, чтобы произнести ему на ухо: — Лорд Волдеморт. Больше всего на свете Тому хотелось аппарировать сию же секунду, но вокруг столпилось слишком много маглов. Он принялся вспоминать обвисшую задницу миссис Коул, напудренную морщинистую грудь Хепзибы, крошки, застрявшие в бороде Дамблдора — всё, что угодно, лишь бы побыстрее избавиться от невыносимой тесноты в брюках и встать из-за стола. Ладонь Гермионы, переместившаяся с его руки на бедро, ему отнюдь в этом не помогала.

***

После многих малопродуктивных недель библиотекарь заговорщицки показал им Нефритовое хранилище — специальную секцию для исследователей. Неизвестно, что этому поспособствовало: их прилежание, аккуратное обращение с манускриптами или просто отсутствие других посетителей, — но там обнаружились гораздо более полезные тексты для поиска разгадки бессмертия. Теперь они с Гермионой проводили там всё свободное время перед отплытием, чтобы найти как можно больше полезной информации и зацепок. Для максимальной продуктивности они щедро тратили свои запасы эликсира Лунной ясности — зелье можно запросто сварить или купить, но сакральные знания бесценны. В хранилище и так всегда царила тишина, но сегодня она была другой — пробирала до костей и заставляла каждый шорох тонкой бумаги напоминать раскаты грома. Том сидел за низким деревянным столом, окружённый свитками, древними книгами и ворохом наспех нацарапанных заметок. Зачарованные парящие в воздухе крошечные фонарики отбрасывали резкие тени, отчего обычно нежное лицо Гермионы казалось заострившимся. Она сидела напротив, подперев голову одной рукой, а другой записывала конспект из старинного манускрипта в шёлковом переплёте. Гермиона нахмурила брови: — Бесполезно, — пробормотала она, захлопывая том. — Везде одно и то же: «Усовершенствуйте свою ци, проведите её через меридианы, совместите с пятью стихиями»… Всё это мы уже читали, — вздохнула она, потирая виски. — Как будто авторы нас путают намеренно. — Они никого не путают, — ответил Том, не отрывая глаз от страницы. — Просто никто так не нашёл разгадку. А может, скрывают информацию, чтобы её могли найти только те, кто действительно заслуживает, — добавил он, посмотрев на неё. Гермиона перевела на него взгляд, поджав губы: — Или исследователи поняли, что некоторые вещи не должны быть найдены? — Нет, — резко ответил Том, сворачивая свиток, который читал. — Всё всегда можно и нужно найти. Просто необходимо искать в правильном месте, — потянулся он за следующим свитком и развернул тонкую бумагу. Его глаза внимательно изучали каждый столбик иероглифов, будто он хищник, выслеживающий добычу. Время шло. Единственными звуками были тихий шорох страниц, мерный скрип карандашей и слабый гул магии, пропитавшей древние стены. В воздухе пахло старой бумагой, сандаловым деревом и как будто отголосками меди — этот запах Том не мог уловить, но ассоциировал его с древней магией. Тут всё и случилось. Мерцающий свет — тонкий золотой отблеск — вспыхнул в уголке глаза и привлёк внимание Тома. Его взгляд метнулся к полке справа от него, где между двумя древними фолиантами пульсировало едва заметное свечение. Его дыхание замедлилось, за ним и сердцебиение, а всё вокруг будто перестало существовать. Медленно, осторожно он встал, на ходу вытаскивая палочку. — В чём дело? — прозвучал тихий, настороженный голос Гермионы. — За этими полками что-то есть, — пробормотал Том, не отводя взгляда от тусклого свечения. Он взмахнул палочкой и прошептал: «Аппаребит», — простое, но малоизвестное заклинание обнаружения. Деревянные полки раздвинулись с тихим скрежетом. Ноздри наполнились пылью и резким металлическим запахом старинной магии. В полом углублении лежал свиток, не похожий ни на один другой. Он был переплетён в чёрный шёлк, перевязан тонким золотым шнуром и помечен прежде не попадавшимся им символом — горой с тремя острыми вершинами. Из-за плеча раздался голос Гермионы: — Это не даосский знак, а… — Тибетский, — закончил Том, протянув руку к свитку. Его пальцы замерли на шёлке, нащупывая вплетённые в него обереги. Свиток казался таким старым, что стоит взять неосторожно, как он тут же рассыпется. Скорее всего, единственное, что его держало в сохранности, — магия. Том с помощью палочки, чтобы касаться его как можно меньше, развязал шнур и крайне осторожно развернул свиток, отчего на них сразу налетел порыв холодного свежего ветра. — Защитные чары, — наклонилась Гермиона. Сияние свитка отражалось на её лице, но казалось, что она сама светится от восхищения изнутри. — Не для того, чтобы спрятать, но для сохранности. — Раз его пытаются сохранить, значит, это что-то важное, — пробормотал Том, раскладывая свиток на столе. Начертание представляло собой смесь рунических символов и сигилов — смесь магических языков, которые не должны существовать вместе. Но всё же они были прямо у него на глазах, сплетённые в нечто гораздо большее, чем простая совокупность знаков. — Это карта, — сказала Гермиона, следуя взглядом за линиями. — Смотри, это не реки. Это пути. — Но пути к чему? — притихшим голосом спросил Том. Он вглядывался в символы, рассматривая узоры, узнавая значения, изученные за бесчисленные часы исследований. Его взгляд остановился на одной комбинации символов, от которой у него участился пульс. — Шамбала, — прошептал Том практически благоговейно. — Скрытый город. Источник чистой мудрости и силы. У Гермионы перехватило дыхание: — Том, это… это миф. — Как и Эликсир Жизни, — резко ответил он. — Как и крестражи. Но и ты, и я уже не раз видели, что мифы реальны. Гермиона ответила не сразу. Её взгляд переместился на фразу, жирно выведенную иссиня-чёрными чернилами в нижней части свитка.       «Там, где сходятся три вершины, открываются врата неподвижности». — Три вершины… — тихим, но напряжённым голосом размышляла вслух Гермиона. — Том, символ на шёлке — три пика. Как ты думаешь, это… — Гора Кайлас, — уверенно сказал он. — Священная гора. Место, где начинается каждый ручей. Место встречи убеждений, веры и реальности. — А «врата неподвижности»? — Гермиона снова опустила взгляд на свиток. — Должно быть, физические врата. Граница. Если эта информация верна, то это точка схождения — место, где встречаются измерения. — Так ты думаешь, это вход… — задумчиво произнесла Гермиона. — Не просто вход, — сказал Том, переводя на неё взгляд. — Если Шамбала существует, то она находится за этими воротами, — он слегка наклонился к ней. — Там может храниться ключ к бессмертию. Мы должны отправиться туда! — На Тибете всё не так, как здесь, Том, — медленно произнесла Гермиона. — Монахи нас туда так просто не пустят. К тому же непонятно, как вообще туда попасть, коммунисты то обещают им свободу, то собираются даже отобрать право на автономию. — Мы зайдём со стороны Индии, так, наверное, будет даже проще, — отмахнулся он. — Нам всё равно нельзя упускать возможность уехать из Китая. — Но это священная земля. Она охраняется. — У любой защиты есть слабые места, — ответил Том. Усмехнувшись, он добавил: — Ты знаешь это лучше кого бы то ни было. По Гермионе было видно, что она всё ещё колеблется. Тогда он решил достать козырь из рукава: — Сходятся измерения, открываются врата — это больше, чем пространство, Гермиона, — бархатным голосом зашёл он издалека. — Если Шамбала хранит знания о бессмертии, представь, что она может рассказать о природе Времени.

***

Американский корабль прибыл в порт Шанхая в последнюю субботу сентября. У полутора тысяч человек было чуть меньше суток, чтобы пройти пограничный контроль перед отплытием в четыре утра. Казалось, весь город выстроился в очередь: люди стекались со всех сторон, примыкая к огромной массе, стопившейся на набережной в направлении порта. После недолгого спора, справедливо рассудив, что в тюрьме Шанхая, скорее всего, тоже подавляют магию, они с Гермионой договорились послушно выстроиться с остальным стадом и привлекать как можно меньше внимания. Часы тянулись со скоростью улитки. Толпа еле продвигалась вперёд, солнце палило нестерпимо, несмотря на разгар осени, и даже лёгкий бриз с моря не приносил свежести в густой влажной духоте. Раздавались отвратительные, режущие уши крики капризных детей, жеманные причитания женщин, визги чаек, люди толкались и ругались, но все продолжали смиренно ждать своей очереди. Наконец, впереди показался причал с пришвартованным возле него огромным кораблём. С высоты своего роста, возвышаясь над головами подавляющего большинства, Том разглядел у основания сходни пять столов с военными, но всё же они находились достаточно далеко, чтобы заметить какие-то важные детали: лишь блестящие на солнце козырьки фуражек и общие очертания пограничников и пассажиров. Проверка документов проходила очень медленно, в разы дольше, чем в полицейском участке, когда они решили удостовериться, что чары на их паспортах работают как надо. И в этот самый миг мужчина в костюме по американской моде вместо того, чтобы подняться на корабль, развернулся и понуро пошёл прочь. Глаза Тома непроизвольно расширились, а челюсти крепко сжались. — В чём дело? — с ноткой тревоги спросила Гермиона. — Мужчину развернули на проверке, — ответил Том. — Мало ли что у него не так, — постаралась она прозвучать уверенно, но всё же в её голосе слышалось беспокойство. Том ничего не ответил, лишь продолжил наблюдать за пограничниками. Остальных четверых, хоть и с большой задержкой, но пропустили. Однако временами людей отправляли обратно. Их разворачивали по одиночке и целыми семьями, а иногда отцов разлучали с жёнами и детьми. Некоторые уходили спокойно, ссутулив плечи, другие размахивались руками, а издалека доносились отголоски их ругани. Тому оставалось лишь гадать, что происходит. Спустя ещё примерно час они продвинулись достаточно близко, чтобы можно было разглядеть лёгкие складные столы. На каждом из них стояло по чёрному телефонному аппарату, от которых тянулись бесконечно длинные провода вдоль причала. Военные раскрывали паспорт, находили запись в книге и набирали номер. На некоторые разговоры уходила пара секунд, но иногда они затягивались на долгие минуты. — Они кому-то звонят… — пробормотал Том вслух, не обращаясь ни к кому конкретно. — Сынок, — произнёс мужской голос позади него с отчётливым американским акцентом, — ну как кому? Они проверяют гарантов. Тома передёрнуло от подобного обращения, но он обернулся как ни в чём не бывало, с лёгкой вежливой улыбкой. За ними стоял сухощавый пожилой мужчина в летнем льняном бледно-голубом костюме. Его обветренная загорелая кожа сочеталась по цвету с потёртыми кожаными чемоданами в руках, а зубы на её фоне казались особенно белыми. — Что, простите? — подала голос Гермиона. — Гарант, мэм, — повторил американец. — Они прозванивают указанных вами при подаче заявления гарантов, чтобы убедиться, что вы не бросаете своих работников на произвол судьбы… или что-то в этом духе. — Откуда Вы знаете? — спросил Том. Он не распознал в словах старика никакой лжи, но тот мог ошибаться вполне искренне. — Вас об этом не предупредили при возврате паспортов? — удивился мужчина. — Как странно. Они с Гермионой обменялись встревоженными взглядами. Ничего странного в том, что их не предупредили о правилах прохождения границы. Визу им выдали видения, создаваемые зельем с добавлением листьев волшебного кустарника. — Сэр, не могли бы Вы, пожалуйста, последить за нашим местом в очереди? — попросила Гермиона. — Мне срочно нужно отойти… — Без проблем, мэм, — снова улыбнулся американец, обнажив ровные зубы. — Хрупкой леди непросто стоять на такой жаре, я понимаю, — учтиво кивнул он. — Том, не поможешь? — обратилась она к нему. — Да, пошли, — взял он её за руку и отвёл подальше от очереди. Пройдя около полусотни ярдов, они добрались до ближайшего тёмного закоулка, точнее, зазора в три-четыре фута между двумя домами. Том сразу же наложил заклинание Немоты. — Мы не можем дать им свои паспорта, — начала тараторить Гермиона, — даже если они вдруг увидят, кому позвонить, этот человек нас знать не знает! Том лишь кивнул, быстро пытаясь найти решение. — Ничего страшного. Не зря я предложил подстраховаться Оборотным зельем… — начал он. Но Гермиона его тут же перебила: — Слишком рискованно, — покачала она головой. — Почему? — Том в недоумении слегка качнул головой. — За нас поручится гарант этих людей. — Во-первых, это ещё неизвестно, ты сам сказал, что некоторых людей не пускают на корабль… — Проблемы можно решить по мере поступления. Гермиона продолжала, не обратив внимания на его замечание: — А во-вторых, кто знает, может, они устраивают перекрёстный допрос, чтобы убедиться в искренности намерений и порядочности гаранта, — подытожила она. Том резко раздражённо вдохнул через сжатые зубы: — Ты права, — процедил он, снова принявшись за перебор вариантов. Он мысленно проходился по списку имеющихся у них вещей, как вдруг… — Гермиона, мы идиоты! — в сердцах выпалил Том. Ответом ему стал шок в округлившихся золотисто-карих глазах. — У нас же есть Вуаль Апу Кавак! Зря мы её из Перу тащили? Гермиона ахнула: — Ты прав, мы действительно идиоты. Опустившись на корточки возле раскрытого чемодана, Том самодовольно усмехнулся: — Я всегда прав. Акцио, Вуаль! Уже через пятнадцать минут они уже стояли на палубе. В одной руке Том держал чемодан, на дне которого был аккуратно свёрнут перуанский аналог мантии-невидимки, а другой обнимал за талию Гермиону, вдыхая цветочный аромат её волос, смешивающийся с солью морского бриза. Можно было бы, конечно, пожалеть о зря потраченных пятистах долларах, времени на зачаровывание паспортов и редких компонентах для зелья, но в словаре Тома отсутствовало слово «сожаление». Он не допускал ошибок. В конце концов, он изобрёл галлюциногенное зелье, вызывающее видения согласно его требованиям.

***

Утро понедельника они встречали в Гонконге. Первым делом они отправились к открытию авиакассы, чтобы купить два билета на ближайший рейс в Калькутту — через четыре дня, ранним утром. На их удачу в кассе компании «ВОАС» даже нашлась и железнодорожная карта Индии, чтобы прикинуть маршрут до Дарджилинга. Вторым делом они заселились в ту же гостиницу, где уже когда-то жили перед прибытием в Китай. Но на этот раз вместо изучения китайского они позволили себе немного осмотреться и погулять по городу. Им всё равно не удастся за три дня освоить никакой новый язык даже с использованием Мозгового эликсира. Во время одного из завтраков Том просматривал выпуск «Нью-Йорк Таймс», оставшийся на столике у входа с выходных. Может, новости уже были не такими свежими, но всё же приятно было почитать цивилизованную газету на английском без коммунистической пропаганды.       «РОССИЯ И БОМБА       Президент Трумэн проявил благоразумие, поделившись с народом Америки информацией о том, что «в течение последних нескольких недель в СССР произошёл атомный взрыв». Было бы ошибкой пытаться сделать из этого знания государственную тайну. Попытка, вероятно, провалилась бы и в любом случае не должна была увенчаться успехом». Прочитай Том это в детстве, чашка чая, остывающая возле его руки, немедленно бы перевернулась от случайного всплеска гневной, инстинктивной магии. Но теперь он был состоявшимся, сильным волшебником, умеющим держать своё волшебство в руках, которые резко сжались в кулаки, порвав страницы. Том выругался сквозь зубы. — В чём дело? — подняла Гермиона взгляд от своей книги. — У русских теперь тоже есть бомба, — выплюнул он. — Ах, это, — пожала она плечами. — Конечно, есть. У Британии тоже будет. Как ты можешь судить по мне, мир от этого не рухнул. Внутри Тома всё похолодело: — Ты подумала, что меня это обрадует? — Но ведь хорошо, если твоей стране есть, чем защищаться. — Защищаться? — презрительно протянул Том. — От такой защиты на Земле не останется ничего живого. Ты видела, что случилось в Японии? — Но планета же осталась на месте. — Ты издеваешься? — Отнюдь, — но весёлый блеск в её глазах говорил об обратном. — Включи голову, — огрызнулся Том. — Я вполне уверен, что атомная бомба в состоянии уничтожить даже крестраж. — С чего бы? — фыркнула она. — По-моему, у тебя паранойя. На магию действуют совершенно другие законы. — Ты знаешь, как работает атомная бомба? — слегка прищурился он. — В общих чертах, — Гермиона скептически приподняла бровь. — А ты что, и в ядерной физике разбираешься? Том довольно ухмыльнулся, предвкушая возможность блеснуть знаниями: — Я много в чём разбираюсь, — слегка наклонил он голову и приготовился вещать. — Смотри, магия — это энергия. Атомный взрыв — энергия в её чистейшей форме. Принцип работы крестража основан на удержании фрагмента души в артефакте. Что произойдёт, если материя самого артефакта будет уничтожена на уровне атомных связей? Взгляд Гермионы стал гораздо более заинтересованным, но она не была бы собой, если бы не скрестила руки на груди и не начала спорить: — Разве разрушение артефакта не то же самое, что обычное Конфринго? Взрыв тоже расщепляет материю, но этого недостаточно для крестража. — Но не на уровне субатомных частиц, — улыбка Тома стала чуть шире. — Конфринго разбивает предметы на части, но их структура сохраняется. Атомная бомба не оставляет осколков. Камень, металл, плоть — всё это не становится кусками целого. Они просто испаряются. — Хорошо. Допустим, оболочка крестража будет уничтожена, — согласилась Гермиона, но, конечно же, отказывалась отступать так просто. — Но что насчёт самой души? У неё вообще есть атомы? Сомневаюсь. Том отвечал, аккуратно сворачивая остатки газеты: — Ты забываешь про правила привязки, — разгладил он смятые, порванные страницы. — Душа — это якорь, но этот якорь не может держаться за воздух. Уничтожь материю полностью — и якорь сорвётся, — аккуратно складывал он газету, уголок к уголку. — Это если мы предполагаем, что в части души нет атомов, иначе и разговаривать не о чем. — Значит, по твоему мнению, если полностью уничтожить предмет, то не останется ничего, за что душа могла бы зацепиться? — снова скрестила она руки на груди. — С чего ты взял? Думаю, она могла бы найти себе новое, э-э, пристанище. — Даже магия не работает в пустоте, — покачал он головой. — Там, где ничего не осталось, нет места и для якоря, которым цепляются. Гермиона слегка сузила глаза, в которых отразилось понимание: — Думаешь, полное уничтожение крестража разорвёт и магическую привязку части души? — Именно, — победоносно улыбнулся он. — И бомба не заклинание. Она не действует по магическим законам, а уничтожает всё. Ничего не оставляет после себя. Ни магия, ни душа не могут держаться за то, чего больше не существует. Гермиона тяжело вздохнула: — Может, ты и прав. Но это лишь теория, не проверенная опытным путём. — Убедись, что не окажешься тем, кто это опробует, — холодно, несколько угрожающе заметил он. А затем придал своему голосу большего дружелюбия: — Так вот, вернёмся к более насущной проблеме: ты правда считаешь, что волшебники должны оставаться в неведении о гонке вооружений?