
Пэйринг и персонажи
Метки
AU
Частичный ООС
Неторопливое повествование
Развитие отношений
Серая мораль
Слоуберн
Элементы романтики
Элементы юмора / Элементы стёба
Насилие
Смерть второстепенных персонажей
Первый раз
Сексуальная неопытность
Манипуляции
Нездоровые отношения
Психологическое насилие
Канонная смерть персонажа
США
Боязнь смерти
Психологические травмы
Характерная для канона жестокость
Китай
RST
Становление героя
Великобритания
От врагов к друзьям к возлюбленным
Кинк на интеллект
Путешествия
1940-е годы
Великолепный мерзавец
Хронофантастика
Кинк на силу
Мифы и мифология
Религиозные темы и мотивы
Темная сторона (Гарри Поттер)
Политические интриги
Крестражи
Журналисты
Убийственная пара
ОКР
Вторая мировая
Нерды
Южная Америка
Описание
Надежда Волшебной Британии Том Риддл отмахнулся от напророченного ему блистательного будущего и предпочёл третьесортную лавку и странствия по миру. Но, оказывается, у него была спутница.
"Власть искусного пропагандиста так велика, что он может придать человеческому мышлению любую требуемую форму, и даже самые развитые, самые независимые в своих взглядах люди не могут целиком избежать этого влияния, если их надолго изолировать от всех других источников информации".
— Ф. фон Хайек
Примечания
старые томионские песни о главном
я настолько преисполнилась в своих переводах, что впервые за 10 лет (в жизни) мне кровь из носу нужно написать что-то самой. краткость — сестра таланта. которого у меня нет, поэтому это будет долго. а ещё будет много мифологии, политики и сносок с историческими справками.
свалка исторических фактов и обоснований:
https://t.me/propaganda_byepenguin
плейлист(ы):
https://concise-click-b5c.notion.site/c327ada36f704780a015aaec1f0dc464
если Вы считаете, что Хепзибу убили в 1950-х, то таймлайн, смещён на 10 лет раньше. но раз уж сама Дж.К.Р. не может произвести однозначные расчёты, думаю, можно позволить себе некоторую вольность
спасибо, что заглянули 🩵
Посвящение
неистовые благодарности Ариночке за невероятную обложку 🩵
https://ficbook.net/authors/8452883
Глава 58. Гореть заживо
19 ноября 2024, 11:36
Широкий иллюминатор открывал вид на бескрайний тёмно-синий океан и отчаянно голубое небо. Корабль слегка покачивало, но едва ли это можно было назвать качкой по сравнению с болтанкой на шаландах, на которых летом мальчиков из приюта Вула отправляли ни свет ни заря с моряками на летних вылазках к морю — как говорили воспитательницы, чтобы приучить их к труду и сделать настоящими мужчинами. Том же ещё в раннем детстве понял, что настоящим мужчиной человека делает не умение удержать свой завтрак в желудке и поймать рыбу к обеду.
Настоящий мужчина привёл свою женщину в роскошную каюту, обитую красным деревом. Две узких резных койки были заправлены хрустящим белым постельным бельём из плотного хлопка, у дальней стены возле окна расположился трельяж из такого же красного дерева, а сбоку — небольшой шифоньер из того же гарнитура. Ковролин был приятного кремового цвета, и на нём не было ни единого пятнышка, будто свежий постелили специально перед их прибытием. Лакей в тёмно-синей ливрее с латунными пуговицами занёс их багаж в каюту и, откланявшись, удалился, спрятав в карман хрустящую пятифунтовую купюру с заверениями, что никто их не побеспокоит, что если им что-то нужно, достаточно нажать на кнопку вызова «вот тут над кроватью» и что ужин накроют в семь. Настоящий же мужчина первым делом достал свою волшебную палочку и приготовился трансфигурировать две узких койки в одну просторную кровать — у него были большие планы на свою женщину в ближайшие сорок — или около того — дней.
— Том, что ты делаешь? — спросила у него из-под локтя Гермиона, пока он раздумывал над наиболее эффективным решением проблемы прикрученных к полу ножек.
— Собираюсь объединить койки и сделать одну большую кровать, — бросил он через плечо, прикидывая, стоит ли просто испарить болты.
В ответ раздалось возмущённое:
— Ты с ума сошёл?
— Отнюдь, — с другой стороны, испарение болтов — плохая идея, возможно, койки придётся возвращать на место для уборки. — Силенцио! — принялся призывать он на стены и пол. — Не поможешь?
Гермиона подключилась к наложению заклинания Немоты, но всё же продолжала зудеть:
— Нельзя просто брать и менять мебель, — бубнила она, — во-первых, это нарушение техники безопасности, а во-вторых…
— А во-вторых, я не собираюсь спать отдельно, — перебил он, возвращаясь к проблеме болтов, — когда у меня столько идей, чем я мог бы заняться с тобой в одной кровати.
Том обернулся через плечо, чтобы встретиться с ней взглядом. По слегка расширившимся зрачкам Гермионы было очевидно, что она ясно поняла, что именно он имел в виду. В ответ он ухмыльнулся на левую сторону.
— Но горничная заметит уже вечером, когда придёт застилать кровать перед сном, — возразила Гермиона. — Зачем создавать себе лишние проблемы ради секса?
— Какие проблемы? Мы волшебники, мы можем это сделать буквально на штурвале, и никто об этом не узнает, — усмехнулся Том. Он замечал, что магловское воспитание оставляет довольно глубокий след, укрепляясь где-то на подкорке сознания. Ему и самому иногда приходилось себя одёргивать от старых привычек, хоть магия и давалась ему интуитивно.
Гермиону его предложение не особенно впечатлило:
— Давай хотя бы на штурвале мы этого делать всё же не будем, — хмыкнула она, закатив глаза.
— Ну давай, — широко улыбнулся Том, позволяя ей разыгрывать скромность. Впереди их ждало больше месяца однообразного морского пейзажа. Рано или поздно даже на воду смотреть надоедает, что бы ни говорили маглы. — Но я всё равно не понимаю, почему ты согласно сдвигала кровати в Лондоне, но отказываешься здесь.
— Потому что здесь они прикручены к полу, — скрестила Гермиона руки на груди, раздражённо сдув упавшую на лицо прядь.
Том лишь насмешливо покачал головой и повернулся обратно к основанию койки.
— Редукто! — призвал он на первый из болтов.
— Обалдел?!
— Редукто! Редукто! — спокойно продолжал вызывать он на каждый, даже не оборачиваясь.
— Экспеллиармус! — крикнула Гермиона, и его палочка вылетела у него из рук и укатилась под койку у противоположной стены.
Первой реакцией была рефлекторная вспышка гнева — кто-то посмел его обезоружить! Второй же было веселье от того, что это всего лишь Гермиона и её занудство. Том медленно встал и повернулся, встретившись с её расширившимися карими глазами с золотистыми прожилками. Её сердитый взгляд продолжал метать молнии, но на его глубине можно было различить лёгкий страх того, что она перегнула палку.
Разумеется, Гермиона не стала бы нападать дальше — она слишком благородна для того, чтобы ударить безоружного, и прекрасно усвоила, что в случае чего Том всегда даст ей сдачи. Подобрав палочку, он подошёл вплотную к ней и провёл кончиком вдоль её горла к подбородку. В этом не было никакой угрозы, скорее это своеобразная ласка, но Том с удовольствием отметил, как двигалось её горло от тяжёлого глотка.
— Перестань думать как магл, — низким голосом сказал он, — ты слишком хороша для этого. Мы сто раз ещё разберёмся с тем, как всё провернуть, не нарушив Статут.
Он стоял так близко, что вместо воздуха вдыхал запах её волос, в который вместе с возвращением в Лондон вернулся и прежний, привычный тонкий цветочный аромат. Кончиком палочки Том приподнял её подбородок и посмотрел прямо в глаза. Гермиона явно старалась успокоить бешено стучащее сердце: её ноздри раздувались чуть сильнее, а грудь вздымалась от глубоких, медленных вдохов, касаясь его рёбер. Свободной рукой Том скользнул вдоль её локонов к талии и прижал к себе ещё ближе, вовлекая в глубокий, чувственный поцелуй.
Палочки вскоре были забыты. Впрочем, как и болты на койке. Одежда валялась разбросанной по полу каюты, и Том крепко прижимал Гермиону к стене, поддерживая под ягодицы одной рукой, а другой стаскивал последнюю часть её наряда — шелковистые чулки. Его же собственные брюки были спущены до колен вместе с бельём, чтобы не тратить на них даже жалкие секунды. Гермионе оставалось лишь поверхностно дышать, поскольку её грудь крепко придавливал его торс, чтобы удержать её на весу, и впиваться ногтями в его спину, отчего по коже бежали колючие, приятные мурашки.
Но, конечно, она не собиралась молча безвольно болтаться у стены и вместо этого с тихими стонами целовала его шею, проскальзывая зубами к месту, где она переходит в плечо, что совершенно не помогало его и без того крепко стоявшему члену, прижатому к её обжигающим половым губам. Пальцы скользили по горячей гладкой коже вслед за чулком, обнажая стройные её ноги — возможно, стоило их оставить, возбуждение и без того было слишком сильным, но Том хотел чувствовать каждый дюйм её кожи на своей талии, а капли её густой смазки, уже стекавшие к его яйцам, стоили каждой секунды этой сладкой пытки.
Избавившись от нейлона, Том с ловкостью пальцев и небольшой толикой магии одним щелчком расстегнул её пояс от чулок и позволил ему упасть на свои стопы. Гермиона обвила его своими ногами, он слегка отвёл бёдра назад, направил головку члена к её входу и медленно вошёл в неё, вызвав у них обоих протяжный стон. Удерживая её ягодицы, Том ритмично толкался в неё, чувствуя, как по его груди проскальзывают её твёрдые соски. Стоны Гермионы становились всё громче, а его имя срывалось с её губ всё чаще. Было так хорошо, слишком хорошо — чтобы не кончить слишком быстро, Том даже мысленно стал считать от ста к одному на парселтанге.
Как и всему, что она делала, Гермиона отдавалась ему полностью, со всей страстью, а потому довольно быстро она кончила, слегка обмякнув у него в руках. Прикусив губу от невероятных ощущений того, как она изнутри сжимает его член, Том любовался её затуманенными похотью глазами и наслаждался чувством полной власти над ней. Но он не собирался легко её отпускать.
Подождав несколько секунд, пока её оргазм сойдёт на нет, а взгляд вновь станет осмысленным, Том, не выходя из неё, подхватил Гермиону ещё крепче и перенёс от стены прямо на пол. На краю сознания промелькнула мысль о микробах, но он напомнил себе, что волшебник, а кремовый ворс казался достаточно чистым — возможно, самым чистым из всего, что он видел у маглов, и от него исходил приятный запах каких-то чистящих химикатов.
— Может, — насмешливо протянул Том, аккуратно вытаскивая её волосы из-под спины и позволяя им разметаться дикими волнами золотисто-каштановых кудрей по полу, — ты предпочитаешь пол вместо двойной кровати? Я могу это устроить.
Гермиона открыла было рот, чтобы ответить, но получилось лишь:
— Чего… Том!.. — он снова принялся за неё, трахая размашистыми толчками, чего не мог себе позволить у стены, чтобы держать равновесие.
Том медленно выходил из неё почти до конца, а затем вбивался обратно одним резким, крепким движением, отчего её аккуратная круглая грудь вздрагивала в такт. Он по очереди отвёл и забросил себе на плечи каждую из её ног, чувствуя, как её влагалище ещё крепче сжимает его член, и из его груди вырвался низкий стон. Гермиона прикрыла глаза от наслаждения, длинные ресницы трепетали, почти касаясь веснушек на щеках, а из разомкнутых губ снова раздавались стоны и крики. Когда-то Том считал, что нет звуков приятнее, чем импровизированное соло на саксофоне, зловещее шипение василиска и бесполезные крики мольбы о пощаде, но с недавних пор он пересмотрел свои вкусы.
Гермиона приближалась к своему второму оргазму. Румянец алел на её щеках, спускаясь по шее к груди, где кожа блестела от пота в лучах солнца, проникающего через иллюминатор. Её горячие ладони крепко сжимали его ягодицы, погружаясь ногтями в кожу, и он и сам уже был слишком близко к тому, чтобы кончить, но изо всех сил старался сохранять ритм — неудобное отличие женской физиологии от мужской. Том всегда гордился своим железным самоконтролем, но даже он почти подводил его, когда все его мысли и силы сосредотачивались в не менее железном члене.
— Кончи для меня ещё раз, — низким голосом приказал он, не останавливаясь, — я хочу это видеть.
Ответом ему стал протяжный, с придыханием стон.
— Будь умницей, — почти прорычал он.
Похвала любого рода всегда волшебно действовала на Гермиону. Ещё один толчок, и она распалась в его руках, лопнув, как гитарная струна. Её наслаждение и переплетающаяся с его собственной магия резонировали мягкими волнами, окутывая Тома сладким дурманом, и, войдя в неё как можно более глубоко, почти на всю длину, он с низким стоном кончил сам, позволяя себе раствориться в их общем оргазме.
Придя в себя спустя пару минут, он осторожно снял её ноги со своих плеч и с тихим шипением вышел из неё. Гермиона продолжала лежать на полу, восстанавливая дыхание, и слегка сжимая и разжимая кулаки. Она всегда так делала, когда кончала особенно сильно, отчего у неё отнимались руки.
Пока Том шарил в поисках палочки, он решил вернуться к обсуждению насущной проблемы:
— Значит, смотри, — начал он. — Я думаю, мы можем объединить две койки и трансфигурировать их в одну большую кровать, хоть на всю каюту. А дальше варианты: можно вообще не пускать горничных, но мне кажется это глупым, мы заплатили и за них в том числе, — продолжал он, перебирая разбросанную по полу одежду. — Можем каждый раз перед выходом возвращать всё обратно: одно Репаро, и болты на месте, — достал он палочку из-под пальто. — А можем стирать им память после прихода.
— Нет, — слегка охрипшим голосом ответила Гермиона, пока он призывал Противозачаточное заклинание, — память мы постоянно стирать точно не будем.
— Значит, Репаро, — ухмыльнулся Том.
***
За пару недель путешествия бесконечные волны за бортом, как и ожидал Том, начали надоедать. Небольшим отвлечением стал перегон через Суэцкий канал, где они пару дней лавировали по узкой морской дороге среди белоснежного песка, высоких пальм и крошечных рыбацких хлипких лодок. Но то, что маглы считали чудом инженерии, у него вызвало мысленную зевоту — магия решала эту проблему несравненно эффективнее. Учить китайский оказалось гораздо сложнее, чем испанский или португальский, или даже науатль. За один час использования эликсира им едва удавалось освоить десяток новых иероглифов — а даже самый малограмотный крестьянин знал около полутора тысяч. Не помогала и сложная фонетика языка: судя по тому, что написано в самоучителях, даже полутон может изменить значение слова. Лишь вопрос времени, как быстро они попадут впросак, ни разу не услышав китайского вживую. Том сидел на своей узкой койке, которую они привели в обычный вид перед приближающимся ужином, и с видимым презрением перелистывал потрёпанный самоучитель китайского языка. Его пальцы в несвойственной ему манере нерешительно замирали над особенно запутанной фразой. Корабль мягко покачивался, но ритмичный гул двигателей мало чем мог успокоить его нарастающий гнев. — Почему, — пробормотал он, — этот язык настаивает на тонах? Как будто просто говорить недостаточно сложно, нет, нужно пропевать каждое предложение! Сидевшая напротив него Гермиона подняла взгляд от своего блокнота, и на её лице отразилась смесь сочувствия и раздражения. — Это не пение, — поправила она, хотя в её голосе слышалась усталость от зубрёжки. — Речь идёт о тонких изменениях высоты тона. Нельзя просто сгладить всё в один тон: «ма» означает «мама», но если ты произнесёшь это неправильно, это будет означать «лошадь». Контекст тоже очень важен. Том с резким хлопком закрыл учебник и откинулся на койку, ущипнув себя за переносицу: — Контекст не должен требовать вокальной акробатики, — возразил он. — Я осваивал куда более сложные рунические системы. А это, — пренебрежительным жестом он махнул на книгу, — бредятина. Заумь ради зауми. Гермиона вздохнула, отложив карандаш: — Ты просто злишься, потому что не можешь освоить его с лёту. В кои-то веки что-то не даётся тебе легко, — дразнилась она. Глаза Тома сузились, хотя в его взгляде было больше уязвлённой гордости, чем злобы: — Я не терплю неудач, — холодно сказал он. — Я приспосабливаюсь к обстоятельствам. — Ну, приспосабливайся быстрее, — сказала Гермиона, сдерживая улыбку. — У нас осталось три недели. Две, если ты собираешься попрактиковаться в Сингапуре. Том резко встал: — Я больше не могу, мне нужно подышать свежим воздухом. Или отвлечься. Что-то ещё, кроме этой бездумной рутины, — он жестом указал на дверь. — Я слышал, на судне есть небольшая библиотека. Может, зайдём туда перед ужином? По крайней мере, я смогу найти что-то, что напомнит мне, что не все знания скрыты за нелепыми тональностями. Гермиона колебалась, но эта идея была слишком привлекательной, чтобы сопротивляться: — Хорошо, — сказала она и последовала за ним. Библиотека оказалась не более чем уютной гостиной, приютившейся в тихом уголке корабля. Вдоль стен стояло несколько полок из красного дерева с эклектичной коллекцией книг и периодических изданий. По комнате было разбросано несколько кожаных кресел, а на низком столике лежала стопка глянцевых журналов. Том двинулся к книжным полкам, его пальцы перебирали корешки с нарочитой медлительностью, словно смакуя переход от разочарования к открытию. Гермиона, как бы это ни было для неё странно, обратилась к периодическим изданиям. Одно из них чем-то привлекло её внимание, и вскоре она уже листала толстый журнал. — Только взгляни на это, — сказала она из-за некоего издания под названием «Антиох Ревью». Обложка была простой и невыразительной: заголовок и содержание журнала. Мелким шрифтом значилось: «Том 8, Выпуск 2. Лето 1948 г.». Том подошёл к её креслу и заглянул через плечо. Заголовок статьи гласил: «Самоисполняющееся пророчество» авторства некоего Роберта К. Мёртона. Он перевёл на неё взгляд: — Магловские домыслы о прорицаниях? — Это социология, — сказала Гермиона, быстро пробегаясь глазами по статье. — Идея в том, что предсказание, даже если оно ложное, может повлиять на поведение таким образом, что оно сбудется. Например… ученик, который верит, что ему плохо даётся математика, может показать плохие результаты из-за этого убеждения, даже если у него есть способности. Том нахмурился, но сел на стул на ручку кресла, скрывая то, что заинтригован: — Значит… заблуждения влияют на действия. Своего рода петля обратной связи. — Именно, — сказала Гермиона, просматривая текст. — Но это не просто личное заблуждение. Оно может быть и общественным. Если достаточное количество людей ожидает краха банка, они снимут свои деньги, и банк рухнет. Том слегка наклонился вперёд, вытянув руку вдоль спинки кресла: — Интересно. И для чего эта теория полезна? В глазах Гермионы сверкнул тот особенный свет, которым он втайне любовался — её неутолимой жаждой открытий: — Думаю, это может быть связано с моими исследованиями Времени, — сказала она. — Если кто-то верит, что событие неизбежно, он может действовать так, чтобы оно произошло. Например, посадить семена в прошлом, которые повлияют на настоящее. Это… ну, почти как переплетение причинно-следственных связей в обратном порядке. Том наклонил голову с возрастающим интересом: — Ты полагаешь, что причинно-следственная связь не линейна? Что убеждения могут петлять во времени? Гермиона коротко кивнула: — Подумай сам. Септимус и Седрелла не знали друг друга, пока мы их не свели, он не собирался даже смотреть в её сторону. Но… Что ж, ты уже и так знаешь. Но у них должен был родиться ребёнок в моём времени, это… Чрезвычайно важно, — тараторила она. — Но теперь я не могу быть уверенной в том, что именно стало причиной его рождения — действительно ли это должно было случиться? Или подумай вот о чём. Если я отправлю себе сообщение в будущее, предупреждающее о войне, но мое прошлое «я» слишком готовится к ней, я могу случайно вызвать эту войну, изменив решения так, как я и не предполагала. По сути, это и есть теория Мёртона, только растянутая во времени. Он тихонько хмыкнул, глядя на неё: — Занятно, — признал он. — Хотя и опасно. Игра с причинно-следственными связями приводит к хаосу. — Тебе ли говорить о хаосе, — закатила она глаза. Затем её взгляд слегка померк, и она продолжила более тихим, вдумчивым голосом: — Опасно… Но, возможно, это необходимо. Если ты знаешь, что тебя ждёт, не лучше ли действовать? Даже если само действие станет катализатором? Том соскользнул в кресло, пересаживая Гермиону себе на колени: — Зависит от цели. Ты действуешь ради других? Или ради себя? Гермиона ответила не сразу. Гул корабля заполнил тишину, пока она переворачивала страницу. Тогда Том продолжил: — В целом, без разницы. В конечном итоге мы всегда действуем только ради себя. — Как по-слизерински, — хмыкнула Гермиона. — Как по-гриффиндорски наивно верить, что существуют неэгоистичные поступки, — парировал он. Она закрыла журнал и положила его на столик: — Возможно, это зацепка, — пробормотала она себе под нос. — Понимание того, как убеждения формируют реальность — будь то путешествия во времени или просто решения, — может стать ключом к исследованиям. Пока что это самое осязаемое, что мне удалось найти по этой теме. Том перебирал пальцами её локоны, чувствуя, как прошлое раздражение рассеивается, но на его место приходит липкая, непривычная тревога: — Это занятная концепция, — признал он. — Хотя вряд ли безошибочная. Человеческая вера непостоянна. И ею легко манипулировать. — Может быть, в этом и есть смысл, — сказала она. — Суть не в том, чтобы контролировать веру, а в том, чтобы понять, как она контролирует нас. Он наблюдал, как она встаёт и подходит к книжным стеллажам. Любовался покачивающейся тканью длинного, струящегося алого платья на её бёдрах, которое он купил ей в Лондоне. Несмотря на то, что Том считал чёрный самым лучшим цветом в одежде, всё же, по его мнению, Гермионе больше всего подходил красный. Он оттенял её собственное пламя, делая из неё воплощение огня, в котором Том был готов гореть заживо снова и снова — ведь бессмертный не может сгореть. Возможно, в ней было больше Гриффиндора, чем ему хотелось думать. Мерное колыхание юбки отвлекало его от гораздо более чёрных мыслей, бушующих на границе его сознания. Внезапно в исследованиях Времени случился резкий прорыв, и он никак к этому не был готов — управление Временем, конечно, казалось заманчивым, и Том был не прочь получить над ним власть, но он чувствовал, что Гермиона всё ещё может ускользнуть у него из пальцев, несмотря на её признания. В то же время идея о том, что вера формирует реальность, влияет на решения и, возможно, даже на саму судьбу, была мощной. А в руках такого человека, как он, это было больше, чем просто идея, но самый настоящий инструмент. — Возможно, ты права, — спокойно сказал он. — Но помни, Гермиона: те, кто понимают веру, часто владеют ею лучше всех. Она обернулась и встретилась с ним взглядом: — А те, кто недооценивает веру, — ответила она, — часто становятся теми, кого она разрушает. Позволив жаркому пламени в её глазах сжечь его тревоги, он широко, дразняще улыбнулся и встал с кресла, протянув ей руку: — Ну что, пошли на ужин?***
Позади остался порт Адена, неисчислимые мили спокойного, но таящего опасность океана, и ещё почти две недели изучения китайского. Наутро они прибывали в Сингапур и собирались воспользоваться возможностью проверить свои знания тональности на практике среди местного населения. А заодно провести три дня на твёрдой земле после месяца плавания. С перехода через Суэцкий канал им удалось добиться немалого прорыва в изучении языка, добавив в него нечто куда более приятное, чем простая зубрёжка. По правде, если не считать возможной проблемы с акцентом и произношением, Том теперь считал себя вполне экспертом в китайском. Расположившись на большой трансфигурированной кровати, он стоял на коленях, а Гермиона, уперевшись на четвереньки, расположилась между его ног. Удерживая её за бёдра, Том быстро двигал её вдоль своего члена, любуясь, как он скрывается между её изумительных ягодиц, а затем показывается вновь, поблёскивая от её смазки. — Хорошо, мисс Грейнджер, — продолжал он размеренным голосом, не снижая темпа. — Посмотрим, чему Вы научились с нашего последнего урока. Переведите это: «Я хочу купить билет в Шанхай». Подавив стон, Гермиона принялась отвечать: — Хм… Уо сян… — каждое её слово сопровождалось очередным жёстким толчком, сбивая её дыхание, — май и… чжан… Ой, подождите, а как будет «билет»? — добавила она с придыханием. — Я всё время забываю. — Пхяо, — с силой шлёпнул он её по ягодице, резко вздохнув от вида того, как на её нежной, гладкой коже остаётся красный след. — И не притворяйтесь, что Вы забыли. — Конечно, нет, — ответила Гермиона насмешливым голосом. — Уо сян май и чжан пиао… Дао Бэйтин, — раздался ещё один звонкий шлепок. — Ах! — Бэйпин, — строгим голосом повторил Том, прекрасно понимая, что она нарочно делает ошибки. — Значит, Вы решили отказаться от Шанхая? — Может быть, — легкомысленно ответила она с тихим стоном от того, как глубоко он в неё входил. Том медленно выдохнул, крепче сжав её бёдра, пока его мошонка ударялась о её половые губы с тихими шлепками: — Правильный ответ, неправильный город, — продолжал он в неё толкаться. — Минус два балла за наглость, — за чем последовало ещё два звонких хлопка по ягодицам. — П-профессор Ри-идл, — выкрикнула Гермиона с громким стоном, и остатки самообладания Тома устремились к его члену. Прикусив губу, чтобы не кончить слишком быстро, Том слегка наклонился вперёд: — Давайте продолжим. Переведите: «Я хочу заказать две чашки чая и три миски лапши». Гермиона, будто с огромным трудом, подавила стон и принялась отвечать в такт его толчкам: — Уо сян… дянь… лян бэй… чха… сань… вань… мянь. Пока она отвечала, Том снова выпрямился, чтобы снова видеть, как его член проскальзывает в её блестящие, налитые кровью половые губы: — Адекватно. Но Ваш тон дрогнул — снимаю балл, — снова ударил он её по ягодице, а в конце ещё крепко сжал. — Ты придумываешь наказания! — воскликнула Гермиона, но в её тоне не было и намёка на возмущение. Том обмотал её волосы вокруг запястья и резко потянул её голову наверх. Наклонившись к уху, но продолжая её трахать, он властно процедил: — Вы забываетесь, мисс Грейнджер. Вы забыли добавить «сэр», — отпустив её волосы, он снова шлёпнул её по уже красной ягодице. — Бонусный раунд для искупления: «Я хочу зайти в книжный магазин после обеда». К этому времени Гермионе уже с трудом удавалось объединять слова в предложения. Несколько секунд поборовшись со стонами, она, наконец, смогла их усмирить и слегка успокоить сбивчивое дыхание: — Уо… — толчок. — Сян… — толчок. — Цюй… — толчок. — Шудьень… — толчок. — Ах! Ихоу… — толчок. — Уфа-ань… Том цокнул языком и шлёпнул её по другой, до этого времени остававшейся нетронутой ягодице, за чем последовал ещё один протяжный стон: — Близко, но неправильно, — сделал он глубокий вдох, чтобы слегка отдалить свой оргазм. — Ваш порядок слов говорит о том, что Вы хотите пообедать после того, как закончите в книжном магазине. — Может, и хочу, — сдавленно ответила Гермиона. — Откуда Вам знать мои планы? Том усмехнулся и снова — немного слабее — хлопнул её по ягодице: — Мисс Грейнджер, кажется Вы намеренно саботируете свой прогресс. — Возможно, — сдавленно призналась она, — сэр. За подобную дерзость ему бы следовало снова её отшлёпать, но Том не мог быть уверен, что это не станет для него концом, поэтому лишь запрокинул голову к потолку и сделал длинный, глубокий вдох. Если одно её жаждущее «сэр» делало с ним такое, то что будет, когда она наконец-то назовёт его так, как ему действительно хочется. Однажды она это обязательно сделает. А пока что… — Продолжим. Переведите: «Где находится ближайшая железнодорожная станция?» — Цзуй цзинь… дэ хуочхе… чжань цзай… нар? — произносила Гермиона, очевидно и сама приближающаяся к разрядке. — Молодец, — низким голосом похвалил её Том, крепче сжимая бёдра и насаживая её на свой член. — Как спросить человека, говорит ли он по-английски? Вздохнув, Гермиона из последних сил протараторила: — Ни хуэй шуо инъюй ма? Том снова наклонился и прошептал ей в самое ухо, подводя её к краю: — Молодец, — низким голосом похвалил он. — Десять баллов Гриффиндору. С протяжным стоном Гермиона кончила, её стенки пульсировали на его члене, и он наконец-то позволил себе отдаться оргазму, так долго сдерживаемому в узде. В глазах вспыхнул ослепительный белый свет, и Том чувствовал, что у него почти отказывают ноги. Подхватив Гермиону за талию, он аккуратно облокотился на неё, перенеся вес на руку, чтобы её не раздавить, а затем перевернулся с ней на бок, пока последние силы покидали его. Некоторое время они лежали рядом, восстанавливая дыхание. Том зарылся носом в её волосы, несмотря на то, что они были слегка влажными от пота, а Гермиона переплела свои пальцы с его, накрыв его ладонь, лежащую на её животе, своей. Другой его руке она позволила обвить её шею, придавливая горло предплечьем. Через некоторое время Том насмешливо произнёс: — Возможно, нам стоит попрактиковаться в разговорном китайском. Я буду играть вежливого продавца. А ты — иностранную ведьму, которая пытается не опозориться. В ответ Гермиона прыснула: — Я бы предпочла наоборот. Думаю, из меня получился бы отличный лавочник. — О, Гермиона, — рассмеялся Том, — ты бы продалась себе в убыток, лишь бы доказать свою правоту.