Пропаганда

Стажировка приближалась к концу. В какой-то мере Гермионе было жаль заканчивать учёбу. Она с удовольствием просыпалась чуть свет и отправлялась в старинные аудитории, вдыхала аромат чистого пергамента и терпких чернил и отряхивала с ярко-зелёной школьной мантии вековую пыль. Каждый день они узнавали что-то новое, что-то совершенно невероятное, чему не учили в Хогвартсе. У магии не было ни конца, ни края, а знания, которыми с ними делились, невозможно было прочитать в обычных книгах. Необычные же хранились в зачарованной библиотеке в сердце джунглей, и требовалась изрядная доля смирения, чтобы свыкнуться с мыслью, что все их прочитать не удастся. И всё же чего-то как будто не хватало. За шесть лет учёбы в Хогвартсе у Гермионы не случилось ни одного года, в котором не было бы места приключению или (угрожающей жизни) загадке. Не случилось ни одного года, чтобы она бы спокойно ходила на занятия и делала уроки в Гостиной. И так уж совпало, что виновник, прямой ли, косвенный ли, всех её прошлых приключений сидел на всех лекциях возле неё. Тоскливо вздохнув, вспоминая их с Томом «магическую экспедицию», Гермиона развернула чистый свиток пергамента и приготовилась записывать лекцию профессора Паредеса. — Доброе утро, сеньорита и сеньоры, — поприветствовал их преподаватель. — В нашу последнюю неделю занятий мы поговорим о кросс-функциональной магии. Как вы знаете, волшебную теорию нельзя разделить на отдельные дисциплины, ведь они все перекликаются между собой. Но самая могущественная магия — та, которая объединяет сразу несколько подходов. Об этом и будет наш заключительный учебный модуль. Паредес обошёл пюпитр и приблизился сбоку к длинному столу, заставленному горшками с различными растениями. Какие-то им уже были знакомы по прошлым неделям, другие они видели впервые. Гермиона нетерпеливо перебирала пальцами ног в ожидании лекции на захватывающую тему и держала перо наготове. Профессор встал возле одного из горшков с переливающимся на солнце ползучим растением: — Вот, например, обереги. Мы с вами изучили защитные укрепления древних замков Амазонии, а профессор Мендес рассказывал вам о растениях, испокон веков служивших защитой для волшебных поселений. Он обвёл рукой горшок: — Это хамелеоний плющ. Как вы можете догадаться из названия, его главное свойство — сливаться с окружающей средой. Однако, — Паредес занёс палочку, — если мы свяжем его с руной Перт, — принялся он вырезать на одной из лоз крошечную «ᛈ», — растение начинает работать на сокрытие. Как только его палочка закончила выводить руну, воздух вокруг растения на долю секунды будто блеснул. Паредес поднёс кончик палочки ближе, и как только он пересёк границу горшка, тот исчез. Единственное, что выдавало магическое присутствие, — воздух в пределах керамической кромки слегка дрожал, как в особенно жаркий летний день. Гермиона тут же подняла руку. Дождавшись кивка профессора, она спросила: — Но ведь руны и так могут работать на сокрытие, к чему добавлять себе сложности редким растением? — Хороший вопрос, сеньорита Грейнджер, — строгое лицо Паредеса слегка озарилось от лёгкой улыбки. — Разумеется, грамотно использованные руны могут быть достаточно сильны, чтобы справиться с задачей. Но почему бы не добавить дополнительный слой защиты, если это возможно? Взвесив ответ, Гермиона согласно кивнула и оставила на пергаменте несколько пометок. Тем временем заговорил Алу: — В Марокко растёт сумеречный жасмин, который используют для защиты от сглазов и проклятий. Я так понимаю Эйваз могла бы усилить это свойство? Профессор Паредес на секунду поднял взгляд к потолку, будто обдумывая варианты, а затем ответил: — Возможно, — сказал он. — Я не знаком с природой сумеречного жасмина, но звучит логично. Однако зависит от того, как работает его защита. Если его магия впитывает в себя злонамеренную магию, а не отражает её, то нанесённые руны могут с ней конфликтовать. В этом случае гораздо лучше высадить защитный круг жасмина, а сами руны нанести в центр, как бы питая их магию своим намерением изнутри. Лекция продолжалась. Взмахивая палочкой, профессор Паредес выводил на доске схемы нанесения различных рун, комбинации свойств растений и техники соединения рунической и природной магии. — Разумеется, если мы будем останавливаться только на живых растениях, возможности использования подобной магии весьма ограничены, — жёсткое, худое, испещрённое глубокими морщинами лицо преподавателя смягчилось. — Хорошо, что возможности магии безграничны, — усмехнулся он себе под нос. — Издревле волшебники Южной Америки использовали амулеты и талисманы. Самые сильные из них могли включать в себя измельчённые порошки растений или части магических существ. Этот механизм чем-то напоминает работу сердцевин волшебных палочек. Например, особенной популярностью пользовались живительные амулеты с включением уже вам знакомой амарилис фортуната и нанесённой на них руной Тиваз — они добавляли выносливости в магических сражениях. Подал голос обычно тихий Саито: — Забавно, — заметил он, — это чем-то напоминает талисманы Японии, но в нашей культуре руны не пользуются особой популярностью. Вместо них на наших омамори мы чертим подходящие природные символы. Рука Паредеса, в это время выводившая новые руны на доске, замерла на середине, и он с любопытством поинтересовался: — Расскажете поподробнее, сеньор Казухико? Саито смущённо улыбнулся, обнажив мелкие белые зубы: — Например, популярностью пользуется гора Фудзи для усиления выносливости путешественников, а бамбук — для отражения сглазов и тёмной магии. — И при этом вы не добавляете их части в сами амулеты? — задумчиво спросил Паредес. — Нет, мы переносим их качества силой намерения, — пожал японец плечами. — Правда, мы вынуждены ограничиваться достаточно распространёнными элементами, чья сила была проверена веками. Омамори плохо реагируют на новизну. — А если в какой-то предмет нельзя ничего положить, как в обычный талисман, — подал голос Том, обаятельно улыбнувшись, — есть ли ещё какой-то способ передать в руны волшебные свойства из флоры или фауны? Гермиона удержалась от того, чтобы подкатить глаза или рассмеяться. Ей было слишком очевидно, чего пытался добиться Том: кольцо Гонтов уже много недель не давало ему покоя. За это время Гермиона даже успела свыкнуться с этой мыслью и убедить себя, что в этом нет ничего дурного — в конце концов, это снижает риски непоправимых ужасных изменений её собственной временнóй шкалы. Профессор Паредес потёр подбородок, будто вспоминая: — Интересный вопрос, сеньор Риддл, — задумчиво начал он. — Если честно, не могу припомнить ничего сходу. Я не говорю, что это невозможно, просто это достаточно редкий способ употребления растений. — А у Вас есть какие-то предположения? — давил на него Том. — Хм-м, — размышлял профессор. — Я несколько предвзят, в Южной Америке мы предпочитаем наносить руны отдельными инструментами, а не палочками, так что, если бы мне требовалось исследовать подобную возможность, я бы задумался о хорошем магическом проводнике вроде меди, золота… Хотя нет, пожалуй, я бы выбрал серебро с вкраплениями лунного камня. Точно. Серебро очистит магию наносимого вещества, а лунный камень поможет её усилить, чтобы восполнить неизбежные потери при смене состояний. Том кивнул: — Разумеется, — оставил он несколько пометок на полях. — Спасибо, профессор. — Отлично, — вновь повернулся к классной доске Паредес. — Давайте обсудим напоследок ещё несколько рун. На практике после обеда вы будете тренироваться в связке их с растениями. Ваша задача будет заключаться в том, чтобы подобрать наиболее комплементарные друг другу пары.

***

Гермиона сидела в аудитории на первом ряду, изо всех сил стараясь сосредоточиться на увлекательном предмете алхимии и не обращать внимание на растущее раздражение к профессору Дуарте. Дело было не в самом уроке. В целом, она была хорошей учительницей и интересно преподавала сложный, загадочный, но такой интересный предмет — алхимию. Нет, Гермиону раздражало то, что Дуарте, казалось, направляла каждый вопрос, каждую каплю внимания Тому. Оставалась одна неделя занятий и одна неделя сдачи проектов, и больше она никогда не увидит эту рыжую, во всех смыслах, ведьму. Сегодняшняя лекция была посвящена продвинутой алхимической трансмутации в связке с природой, в частности трансмутации живых флоры и фауны для использования их специфических свойств в чарах. Профессор Дуарте начала с изложения сложной теории о совмещении присущих растению качеств с элементами, чтобы перенести их силу в неживые материалы. С исследовательской точки зрения Гермиона была в полном восторге. Но во время изучения столь интересной темы — о которой едва ли писали в книгах — предвзятость Дуарте отвлекала больше обычного. — Том, — фамильярно обратилась к нему молодая преподавательница, — как Вы считаете, как можно извлечь необходимые свойства из живой флоры? Скажем, напитать металл целебными свойствами амазонского растения? Том, сидевший возле Гермионы, сверкнул своей обычной уверенной улыбкой: — Думаю, всё дело в сущности, профессор, — спокойно начал он. — Как только вы определили основную черту растения, задача сводится к тому, чтобы перенести её на совместимый элемент. В данном случае на металл. Дуарте одобрительно кивнула: — Именно. Металлы могут выступать в качестве мощных носителей ботанических свойств, если с ними правильно обращаться. Главное, чтобы сущность растения гармонировала с самой трансмутацией. Гермиона подняла руку: — Профессор, а что насчёт стабилизирующих чар? — несколько надменно спросила она. — Я читала, что некоторые растения, например те, что обладают целебными свойствами или устойчивостью, часто сопротивляются соединению, потому что их магия слишком изменчива. Необходимо что-то добавить, чтобы закрепить эффект. Дуарте сделала паузу, переведя на мгновение взгляд на Гермиону, а затем она вернула его к Тому: — Вы абсолютно правы, сеньорита Грейнджер, — сказала она, хотя и с заметно меньшим энтузиазмом. — Но, как правильно заметил сеньор Риддл, прежде чем стабилизировать основную черту, её нужно правильно понять. Скажите, Том, если бы Вам пришлось выбирать растение из этого региона, какое бы Вы выбрали для усиления долговечности? Гермиона стиснула зубы, заметив лёгкую ухмылку Тома. Похоже, ему нравилось такое внимание, и, хотя она была рада, что он преуспевает, трудно было не почувствовать себя немного в стороне. Том задумчиво наклонил голову: — Я бы выбрал лозу курупиры, — ответил он. — Она вынослива и её почти невозможно сломить. Думаю, её эссенция бы совпала с трансмутацией металлов. Дуарте просияла: — Отличный выбор! — излишне восторженно похвалила она. — Лоза курупиры действительно обладает этими свойствами, если её правильно обработать. Итак, у кого ещё есть подобный опыт работы с растениями? Ву, сидевший неподалёку от Гермионы, поднял руку, и Дуарте ему кивнула, разрешая говорить: — В китайской алхимии, — начал он, — мы часто используем сочетание женьшеня и нефрита. Жизненная сила женьшеня и заземляющие свойства нефрита создают мощную связь, которая стабилизирует действие чар, особенно в отношении прочности и долговечности. — Очень познавательно, — похвалила Дуарте заинтересованным голосом. Не раздражай она Гермиону так сильно, можно было бы признать её искреннее любопытство, что делало её весьма неплохим преподавателем. — Китайский подход всегда подчёркивал гармонию между природными элементами. Сочетание заземления и жизненной силы — отличный пример баланса. Следующим заговорил Лукас: — В швейцарской алхимии используются заколдованные металлы, обработанные альпийскими травами. Травы стабилизируют изменчивую энергию, особенно для заклинаний, призванных противостоять суровой обстановке. Например, невероятно стойким становится серебро, обработанное эдельвейсом. Дуарте лучезарно улыбнулась и кивнула: — Замечательно, сеньор Моргенштерн. Действительно, серебро — прекрасный проводник, а эдельвейс не только стабилизирует, но и усиливает способность металла проводить магию. В швейцарской алхимии всё же уникальный подход к долговечности чар. Гермиона снова подняла руку, решив принять участие в обсуждении: — Профессор, а не имеет ли смысл объединять растения в пары с элементом, основываясь на их родстве, а не только на свойствах самого растения? Например, если мы работаем с металлами, такими как железо или сталь, то растения, наиболее склонные к магии земли, могут дать более прочную связь. Дуарте кивнула и, удивительное дело, слегка улыбнулась и Гермионе: — Верно, сеньорита Грейнджер. Однако, как сказал сеньор Риддл, наиболее эффективным методом может быть определение основных свойств растения на предмет их совместимости с металлами. Не так ли, Том? Том степенно кивнул и сказал своим обычным ровным голосом: — Действительно. После выделения сущности растения родство с элементами обычно проявляется само собой. Гермиона едва заметно, буквально на секунду закатила глаза, чувствуя, как в ней снова закипает раздражение. Не то чтобы ответы Тома были неправильными, но существовали и другие методы, не менее действенные и, возможно, даже более эффективные. Она не могла понять, почему профессор Дуарте, казалось, игнорирует все альтернативные точки зрения. Поднял руку Алу: — В Марокко мы используем в алхимических трансмутациях травяные масла. Эти масла в сочетании с определёнными металлами усиливают соответствующие свойства. Например, масло пустынной розы с медью создаёт почти непроницаемый щит, который адаптируется к перепадам температур. — Отличный пример перекрёстного применения, — одобрительно кивнула Дуарте. — Масла часто упускают из виду, но они обеспечивают более мягкий процесс скрепления, что может привести к созданию более гибких чар. Том наклонился вперёд, слегка прищурив глаза, в которых вспыхнул интерес: — Профессор, можем ли мы приспособить технику использования масел для работы с любыми растениями? Скажем, использовать флору Амазонии для создания аналогичного эффекта? Дуарте снова улыбнулась: — Блестящее предложение, Том, — отметила она, отчего Гермиона подавила сердитый рык. — Масла некоторых амазонских растений, таких как ахиот или бальзамин, теоретически можно использовать для придания металлам, например, жаростойкости или гибкости. Правда, подобная практика малоизучена и потребуется тщательная экстракция. Но это определённо заслуживает изучения. Гермиона не могла больше сдерживаться: — Но разве это не опасно, профессор? Амазонские травы довольно летучие и могут вступать в непредсказуемые реакции, особенно в сочетании с металлами. Без тщательного тестирования это может привести к… нежелательным последствиям. Не говоря уже о том, что мало из какого растения вообще можно выжать масло. Дуарте перевела взгляд на Гермиону и еле заметно поджала губы: — Инновации иногда требуют готовности идти на риск. Сеньор Риддл, похоже, это понимает. Гермиона сжала кулаки под столом, с трудом сдерживая желание возразить. Она не имела ничего против риска. Её раздражал только вопиющий фаворитизм. Том, почувствовав её дурное расположение духа, слегка улыбнулся. Возможно его забавляло её расстройство. Но всё же он встал на её сторону: — Гермиона справедливо заметила, профессор, — слегка вызывающе сказал он. — Эксперименты требуют осторожности. Но если мы будем придерживаться контролируемых параметров, я думаю, это стоит усилий. Выражение лица Дуарте смягчилось, и она одобрительно — ну разумеется — кивнула: — Вы правы, Том. Нам стоить уравновешивать осторожность и любопытство. Ну что, перейдём к сегодняшнему заданию? Когда Дуарте повернулась, чтобы рассказать о послеобеденном семинаре, Гермиона почувствовала на себе пытливый взгляд Тома. Она посмотрела на него так, что знала, что в выражении её лица смешались раздражение и неохотное восхищение. Он наслаждался этим, и в то же время в глубине его угольно-чёрных глаз будто тлела нахальная янтарная искра: «Не отставай, если сможешь». Когда Дуарте наконец их отпустила, Гермиона вскочила со своего места с нехарактерной для неё поспешностью, одним махом сгребая записи в сумку. Том искоса взглянул на неё, собирая собственные вещи: — Что-то не так? Гермиона окинула его сердитым, гневным взглядом: — Ой, даже не знаю. Посмотрела бы я на тебя, если бы тебя задвинули в пользу любимчика профессора. Он сдавленно рассмеялся, явно наслаждаясь её раздражением: — Да ладно тебе, Гермиона. Не можешь же ты отрицать, что в её словах есть смысл. И, возможно, я просто лучше подхожу для… определённых типов алхимических подходов. Она хмыкнула, но слабая улыбка выдала её веселье, наступавшее на пятки ярости: — Продолжай в том же духе, и ты можешь оказаться без партнёра для своих безумных задумок. Том наклонился к ней: — Но кто же тогда будет держать тебя в тонусе, Гермиона? — низким голосом спросил он. Закатив глаза, она повернулась на каблуках и ушла на обед, оставив Тома собирать вещи в аудитории. Гермиона не могла отрицать, что он был прав — Том давил на неё, бросал ей вызов за вызовом, приводил в ярость, но в то же время подпитывал её стремление становиться всё сильнее и лучше.

***

Последние капли зелья упали в маленький хрустальный флакон. Пальцы Гермионы ничуть не дрожали, но это спокойствие с лихвой компенсировали мечущиеся от предвкушения мысли. Зелье получилось необычного оттенка — глубокого, насыщенного фиолетового, почти чёрного, если только не держать флакон на свету, с едва заметными вкраплениями золота. Казалось, оно прямо-таки кричит о своей силе. Впервые с начала проекта Гермиона позволила себе искренне улыбнуться. У них получилось. После нескольких дней тщательных расчётов, неудачных отваров и скрупулёзной подгонки тонкого баланса ингредиентов всё выглядело безупречно. За ней внимательно наблюдал Жан-Батист, но тут он усмехнулся и наклонился, чтобы осмотреть флакон: — Прекрасно, — сказал он полным гордости голосом. — Не могу поверить, что нам это удалось. Бату кивнул, но на его лице отразились одновременно и облегчение, и волнение: — Настоящее испытание начинается только сейчас, — пробормотал он, взглянув на Гермиону из-под густых бровей. — Посмотрим, действительно ли оно настолько податливо, как мы задумали. Гермиона глубоко вздохнула и осторожно поставила пузырёк на стол: — Хорошо, — бодро сказала она, — начнём с лечебных свойств. Проще всего проверить его на… раненном животном. Инстинкт самосохранения создаст достаточное намерение на исцеление. Она достала свою палочку и, сосредоточенно взмахнув ею, призвала: — Раттус! — отчего на столе появилась маленькая крыса. Её мех был пыльно-серым, и она моргала чёрными глазами-бусинками, подёргивая розовым носом. Ещё один взмах палочкой — и на боку крысы появился порез, достаточно глубокий, чтобы его можно было залечить, но не опасный для жизни. — Теперь капельку, — сказала Гермиона, снова поднимая флакон. С предельной точностью она позволила одной капле зелья упасть на мордочку крысы, и животное инстинктивно слизнуло снадобье. Затаив дыхание, все наблюдали, как у них на глазах затягивается рана. Её края слегка мерцали золотистыми крупинками, пока порез не начал закрываться, медленно скрепляя кожу. Через несколько мгновений рана исчезла, и крыса казалась совершенно невредимой: её маленькое тельце двигалось как ни в чём не бывало, а на боку не было никакого шрама. Фаитири тихо присвистнул под впечатлением: — Сработало! — ошеломлённо выдохнул он. — Зелье полностью заживило порез. Жан-Батист захлопал в ладоши: — Не могу поверить — работает! Безупречное заживление! Сердце Гермионы всё ещё колотилось, но волнение сменилось удовлетворением. Она сохраняла спокойное выражение лица, мысленно уже переходя к следующему, более сложному испытанию. Исцеление сработало именно так, как они надеялись, благодаря природному инстинкту. Но теперь им предстояло проверить другую, более тёмную сторону зелья — ту, что превращала его из живительного эликсира в смертельный яд. — Что ж, — сказал Бату слегка дрогнувшим голосом, — полагаю… теперь мы испытаем ядовитую сторону? Гермиона кивнула. Четверо обменялись напряжёнными, взволнованными взглядами. Они подробно обсудили этот этап, понимая все риски и этические соображения, но теперь, столкнувшись с перспективой использования зелья для лишения жизни никто из них, похоже, не хотел продолжать. — Может, — нерешительно начал Бату, — не стоит торопиться? Ещё немного подумаем? Ведь одно дело — испытать целебное зелье, но яд… Жан-Батист колебался не меньше: — Согласен. Трудно сказать, как именно… проверить это безопасно. Кроме того, кто будет… ну, вы понимаете… принимать его? Всегда улыбчивый Фаитири хмуро заправил свои длинные, прямые блестящие чёрные волосы за ухо и спросил: — А, кстати, кто в здравом уме захочет принимать яд? Как мы вообще пришли к этой идее? Четверо снова переглянулись, не находя подходящего ответа. Они так увлеклись сложностью поставленной задачи, что логичность существования подобного зелья отошла на второй план. Действительно, кто в здравом уме будет принимать зелье с намерением, чтобы это был яд? — Ну… — начал Жан-Батист. — Нельзя исключать у людей суицидальных наклонностей, — пожал он плечами. Гермиона метнула в него испепеляющий взгляд, но быстро успокоила своё раздражение: — Вообще, мы можем рассматривать это как концептуальный эксперимент. Это лишь демонтрация дуальности в крайних её проявлениях, — нерешительно предположила она. Бату нахмурился сильнее обычного: — И почему только нас Мендес сразу не отговорил? — Какая разница, — отмахнулся Фаитири, — менять что-то уже поздно, — снова растянул он губы в обычной улыбке. — Давайте лучше придумаем, как мы сможем доказать его смертоносность в случае, если принимающий зелье ищет погибели. Жан-Батист обратился к своему французскому ехидству: — Кажется, это задачка посложнее, чем сварить такое зелье, — усмехнулся он. В голове Гермионы пронеслись возможные решения. О том, чтобы испытать его на себе, не могло быть и речи, и никто из них не решился бы рисковать собой, чтобы доказать двойственность зелья. Мимолётно она подумала о Томе. Да, он был конкурентом, но он искусен в легилименции, умеет подчинять животных и не устоит перед необычной — а ещё лучше смертоносной — магией. Но она отбросила эту идею так же быстро, как она появилась. Они с Томом поспорили, чей проект будет лучшим, и меньше всего ей хотелось, чтобы создавалось впечатление, будто она нуждается в его помощи. — Хорошо, — сказала она через мгновение, решительно подняв подбородок. — Думаю, способ есть. Мы можем… использовать Проклятие Империуса. Глаза Бату расширились: — Ты имеешь в виду использовать Непростительное проклятие? Даже безнравственный Жан-Батист выглядел обеспокоенным: — Гермиона, не слишком ли это… экстремально? — нервно взлохматил он свои светлые волосы. — Накладывать проклятие на живое существо… Гермиона решительно продолжала стоять на своём: — Это заколдованная крыса, а не настоящая. Заколдованные животные не могут быть по-настоящему живыми, как мы — это магические конструкции, больше похожие на набор элементов, чем на разумное существо. В этом случае мы не причиняем вреда живому существу, а лишь контролируемо проверяем эффективность зелья. Фаитири взглянул на крысу, а затем снова на Гермиону: — Полагаю, использование магии разума в этом случае имеет смысл. Но Проклятие Империуса? Гермиона кивнула, успокаивая в том числе себя. Она понимала их беспокойство, но уже приняла решение. Это зелье было кульминацией их усилий, настоящей демонстрацией того, чего они достигли, и она была готова предпринять все необходимые шаги, чтобы довести дело до конца. — Если вам обоим станет легче, я сама этим займусь и дам крысе зелье, — предложила она мягким, но решительным голосом. — Таким образом, я беру на себя всю ответственность за заклинание и его последствия. Вы можете просто наблюдать, а потом вместе задокументируем результаты. Жан-Батист некоторое время колебался, но затем слегка кивнул с неохотным согласием: — Ладно, Гермиона. Раз ты считаешь, что это лучший выход. Гермиона тяжело выдохнула, будто на её плечах лежал тяжёлый груз ответственности за их доверие. Она подняла палочку и направила её на всё ещё послушно сидевшую на столе крысу. Ухватившись за свою магию она сняла барьеры самоконтроля и прошептала: — Империо. Магия тёплым потоком стекала ей в руку, а из неё — в палочку. Мгновенно движения крысы замедлились, и на её крошечной мордочке появилось пустое выражение, а глаза-бусинки будто покрылись керамической глазурью. Гермиона уловила тонкую связь с крысой, усиливающуюся с каждой минутой, и отправила по тёплому потоку заклинания бутылку с посланием намерения жажды яда. — Теперь зелье, — сказала она едва слышным шёпотом себе под нос. Она снова взяла флакон и наклонила его, чтобы на нос крысы упала одна-единственная капля. Животное потёрло морду, соскребая зелье, и отправило его себе в рот. Эффект был почти мгновенным. Зелье, активировав свои тёмные свойства, просочилось в зачарованное тело крысы, и через несколько секунд она вздрогнула, а затем затихла навсегда. Ни единого звука, ни единой судороги. Жан-Батист сглотнул, не отрывая взгляда от неподвижного тела крысы: — Получилось, — потрясённо пробормотал он. К нему присоединился Бату, кивнув с мрачным лицом: — Яд… он был так же эффективен, как и исцеление. Фаитири шумно выпустил воздух через сжатые зубы: — Мы сделали это, — наконец сказал он. Гермиона выдохнула, чувствуя, как на неё накатывает чувство удовлетворения, но вместе с ним и тяжесть, придавливающая её словно гранитная плита. Сила, которой они овладели, была неоспоримой, но и ответственность тоже. Стеклянные бусины смотрели прямо Гермионе в душу.

***

Аудитория Кастелобрушу гудела от тихих разговоров. Гермиона устроилась между Томом и Бату, приготовившись к очередной увлекательной лекции. Сегодняшнее занятие вёл профессор Гимараес, а его тема — интеграция тёмной магии в охрану и защиту природы — занимала мысли Гермионы с самого воскресения, когда в их комнатах появились появились новые карточки с расписанием. Идея использования традиционно «тёмных» заклинаний и проклятых растений для защиты и сохранения казалась захватывающей — одновременно и вызовом нравственности и морали, и загадкой магической адаптации. Все притихли, когда профессора Гимараес и Дуарте заняли свои места у трибуны. Профессор Дуарте выглядела, как всегда, собранной и уверенной в себе, окидывая студентов цепким взглядом. Профессор Гимараес, тем временем, казался более спокойным и приземлённым, излучая искреннее добродушие. Ему не нужно было привлекать внимание, он просто владел им, притягивая взгляды студентов. — Сегодня мы рассмотрим несколько противоречивое применение магии, — начал профессор Гимараес спокойным голосом. — Тёмная магия часто ассоциируется с проклятиями, бесчеловечными заклинаниями и манипуляциями. Однако в Амазонии коренные магические общины издавна используют её так, что это не поддаётся таким ограниченным интерпретациям. Профессор Дуарте слегка кивнула в знак согласия: — Многие из этих техник связаны с проклятиями, которые были бы запрещены в традиционных магических школах, но здесь они переосмыслены как инструменты защиты и сохранения. Понимание этих приёмов требует как точности, так и открытости к этическим последствиям такой магии. Профессор Гимараес продолжил: — Я начну с примера из Амазонии: использование сдерживающих заклинаний, пропитанных, что называется, тёмной магией, для защиты исчезающих магических существ. Эти чары вплетаются в места, где животные наиболее уязвимы, не позволяя браконьерам или хищникам причинить им вред. Гермиона подняла руку, не удержавшись от вопроса: — А эти сдерживающие заклинания предназначены для того, чтобы причинить вред незваным гостям, или они действуют как сдерживающий фактор? Гимараес с одобрением улыбнулся: — Всё вместе, — мягко сказал он, блеснув взглядом из-за круглых очков. — Большинство сдерживающих заклинаний работают, вызывая чувство глубокого дискомфорта, замешательства и даже лёгкие галлюцинации у тех, кто подходит слишком близко без должного намерения. Представьте, что Вы попадаете в густой туман, в котором не видите, не слышите и даже не чувствуете, куда ступаете. Этого достаточно, чтобы заставить большинство людей повернуть назад. Жан-Батист, сидящий возле Бату, задумчиво наклонил голову: — Похоже на некоторые защитные заклинания, используемые во французских сельских районах, — чары для защиты полей и виноградников от посягательств. Они не причиняют вреда, но создают у нарушителей чувство тревоги. — Именно, — кивнул Гимараес. — Тревожности может быть достаточно, чтобы отвадить злоумышленников, не причиняя им ущерба. А для нарушителей с тёмными намерениями более сильные чары могут служить физическим сдерживанием. Эта способность к адаптации и делает так называемую тёмную магию таким мощным инструментом, когда с ней обращаются осторожно. В этот момент заговорил Бату, который всё это время лишь внимательно слушал: — В Монголии есть заклинания, использующие растения для укрощения или отпугивания агрессивных существ. Некоторые проклятия могут действовать как барьеры, удерживая хищников на расстоянии от скота или деревень, не причиняя им вреда. Может ли это быть похоже на то, что вы описываете? Профессор Гимараес, явно впечатлившись, просиял: — Да, Бату! Это блестящий пример. Тёмная магия не всегда несёт разрушение; она может создавать границы, пределы и барьеры, которые защищают и сохраняют. Гермиона снова почувствовала лёгкий укол недовольства. Она всегда относилась к тёмной магии с осторожностью, рассматривая её через призму защиты от тёмных искусств, как нечто, чего следует опасаться. Но профессор Гимараес снова показал иную точку зрения, которая рассматривала тёмную магию как потенциального союзника в правильном контексте. В какой-то мере ей было неприятно, что в их школе к магии относились так категорично, будто намеренно позволяя упускать могущественное волшебство. К обсуждению присоединилась профессор Дуарте: — Однако необходимо помнить, что тёмная магия может быть нестабильной, особенно если она используется для связывания или ограничения. Сдерживающие заклинания зависят от намерения заклинателя, поэтому любая ошибка в концентрации может легко превратить заклинание из защитного во вредное. Это хрупкий баланс. Гермиона не смогла удержаться от комментария: — Возможно ли использовать проклятые растения в качестве якоря для этих заклинаний, чтобы сдерживание было частично самоподдерживающимся? Профессор Гимараес кивнул: — Отличный вопрос, Гермиона. Действительно, в некоторых местных практиках для закрепления заклинаний используются такие растения. Однако ещё лучше использовать магических существ, поскольку их магия лучше связывается с магией волшебников. Например, хорошо подойдёт чешуя сипактли или панцирь жуков мурутока. Природные качества этих существ — будь то яд или источающие энергию кожные покровы — могут сделать заклинание более устойчивым. Однако важно помнить, что у этих существ есть своя защита, требующая осторожности в работе. С заднего ряда подал голос Ифеани: — Как вы обращаетесь с этими жуками? Я слышал, что порошок из их панциря может быть смертельно опасен, если случайно его вдохнуть. Профессор Гимараес махнул рукой в сторону классной доски. На ней светились зачарованные контуры огромного жука, напоминавшего скарабея. — Действительно, — начал он, — панцири жуков мурутока требуют очень осторожного обращения. Они обладают парализующим действием, что может быть смертельно в чистом виде. Но при работе с ними достаточно сдерживающих чар, специально разработанных для предотвращения выброса токсинов, и защитного снаряжение. Тут заговорил Жан-Батист, задумчиво прищурив глаза: — Во Франции часто используют дьявольские силки для защиты садов. Их усики задерживают и обездвиживают нарушителей, но редко убивают, если те не сопротивляются. Как Вы думаете, есть ли способ объединить сдерживающие свойства таких растений с чем-то столь мощным, как порошок из панциря этих жуков. — Это передовая идея, Жан-Батист, и я считаю, что она может дать хорошие результаты. Сочетание физических сдерживающих свойств одного растения с магической защитой другого существа может создать невероятно мощный оберег. Но, опять же, всё дело в балансе — слишком большая концентрация порошка способна плохо повлиять на близлежащих существ или даже на самого хозяина. В голове Гермионы будто что-то щёлкнуло. Вдохновлённая, Гермиона наклонилась вперёд, задавая вопрос особенно быстро: — А нельзя ли использовать сдерживающие чары, чтобы ограничить распространение свойств порошка? Что-то вроде экологической границы, которая не подавляет его силу? К дискуссии присоединилась Дуарте и, бросив на Гермиону острый оценивающий взгляд синих глаз, сказала: — Сдерживающие чары не всегда безотказны, сеньорита Грейнджер. Они требуют от заклинателя постоянного намерения, и любой промах может привести к неудаче. Не у всех хватает концентрации для такого уровня постоянного контроля. Гимараес, однако, казался более оптимистичным: — Вы правы, профессор Дуарте, но предложение Гермионы не лишено оснований. В некоторых местных практиках проклятия привязывают к земле, используя природные границы. Гермиона благодарно кивнула Гимараесу за поддержку, хотя суровый взгляд Дуарте не отрывался от неё. Но ей казалось, что Дуарте неправа и скорее всего сказала это просто в пику. Если тёмная магия может быть использована для защиты, то Гермионе не терпелось изучить эту возможность. Повернувшись к студентам, Гимараес продолжил: — Давайте перейдём к чарам сдерживания для животных. Опасные существа, такие как некоторые крупные змеи, имеют ареал обитания, который иногда пересекается с людскими поселениями. В таких случаях мы стараемся ограничить передвижение существа в определённых границах. Это позволяет предотвратить случайные встречи, сохраняя свободу существа в его среде обитания. Из-за спины Гермиона раздался ровный, бархатный голос Алу: — А если существо попытается прорваться через границу? — Вот тут-то и вступает в действие магический компонент оберега, — пояснил Гимараес. — Когда существо приближается к границе, оно испытывает инстинктивное чувство отвращения — почти страха. Это сдерживание скорее психологическое, чем физическое, и оно прекрасно работает, не причиняя вреда животному. Снова вмешалась профессор Дуарте, её голос приобрёл ещё бóльшую резкость: — Имейте в виду. Психологическое сдерживание требует большого мастерства. Если вы не сможете поддерживать в существе чувство отвращения, оно просто приспособится к границе, и чары потеряют эффективность. Любопытство Гермионы пересилило её раздражение: — Профессор Гимараес, не могли бы Вы показать нам в качестве примера основные сдерживающие чары? Гимараес кивнул: — С удовольствием, — добродушно улыбнулся он. — Мы начнем с лёгких чар для создания простого периметра. Для демонстрации мы будем использовать защитную границу, а не полную изоляцию, чтобы вы поняли, как эти чары взаимодействуют с окружающей средой. Он достал из-под трибуны небольшой деревянный ящик и отошёл с ним от пюпитра. Поставив его на пол, он поднял палочку и очертил круг на полу вокруг него. После произнесения заклинания края окружности засветились слабым голубоватым сиянием. — Это, — пояснил профессор, — базовые пограничные чары. Это не тёмная магия, но вы можете увидеть принципы её действия. Любое существо, которое попытается пересечь её, почувствует сопротивление. Чтобы создать полноценные сдерживающие чары, мы добавим несколько слоев сдерживания. А теперь представьте себе, что к ним добавлены свойства порошка жуков. Гермиона заворожённо наблюдала за происходящим. В голове у неё роились мысли о том, как можно сочетать защитную и боевую магию, что казалось столь захватывающим, что она не придавала большого значение моральной чистоте подобных техник. Ведь главное намерение, с которым может быть использован подобный оберег.

***

Из кабинета профессора Мендеса Гермиона шла с улыбкой, грозившей порвать ей рот. Душа пела, а сама она ликовала, едва ли не паря над землёй. Она только что провела больше часа, представляя преподавателю результаты работы их группы и рассказывая о каждом компоненте зелья и как им удалось сбалансировать его свойства. Мендес был впечатлён. Поистине впечатлён. Он даже похвалил Гермиону по имени, картинно взмахивая руками от радости, и отметил её лидерские качества в руководстве работой команды. Его добрые слова до сих пор колокольчиком звенели в её ушах, наполняя сердце искренней, счастливой гордостью. Гермиона шла по тихим коридорам, а улыбка всё никак не сходила с её лица. Она знала, что её товарищи по команде отправились наслаждаться выходными. После лестных отзывов Мендеса они были уверены, что у них с лихвой времени на то, чтобы закончить отчёт и подготовить итоговую презентацию для всего курса. Но Гермиона не могла сидеть сложа руки. Она терпеть не могла откладывать всё на последний день, тем более когда срок совсем не за горами. Если начать работу над докладом сейчас, это даст им дополнительное преимущество, и, честно говоря, она была слишком взволнована, чтобы останавливаться. Ей не терпелось довести проект до совершенства. Стояла прекрасная солнечная суббота. Оказавшись в школьном дворе, Гермиона решительно направилась в сторону скрытой в джунглях библиотеки. Ноги непроизвольно пружинили во время ходьбы, периодически переходя от простого шага к ходьбе вприпрыжку. Наконец, она оказалась перед дверью в библиотеку и проскользнула внутрь. Её сразу встретил пьянящий аромат старого пергамента книг, листвы леса и полированного дерева столов. Гермиона двинулась в дальную секцию библиотеки, мысленно обдумывая структуру доклада. Обогнув стеллаж, она заметила знакомую высокую фигуру, сидящую за одним из столов и склонившуюся над стопкой записей. Том выходные-для-неудачников Риддл. Его тёмные волосы падали мягкой волной на лоб, а сам он был слишком поглощён чтением. Его перо тихонько царапало по пергаменту, иногда отрываясь, чтобы задумчиво погладить его подбородок. Том не заметил её приближения. От его сосредоточенного, собранного вида её сердце будто пропустило удар, чему Гермиона одновременно сопротивлялась и потворствовала. — Какие люди, — насмешливо поприветствовала она. Том поднял голову, и, стоило ему её заметить, его губы растянулись в загадочной улыбке: — Гермиона, — ответил он, откинувшись на стуле. — Что привело тебя сюда в выходной? Я думал, ты будешь праздновать свой триумф с Мендесом. Гермиона ухмыльнулась: — А, так ты слышал? — опустилась она на сиденье напротив него, поставила сумку и с триумфальной улыбкой скрестила руки. — Вообще-то он был впечатлён. Сказал, что наш проект — один из самых амбициозных, которые он когда-либо видел. Том насмешливо приподнял бровь: — И всё же ты здесь… Нужно спешно что-то переделать? Гермиона игриво закатила глаза: — Я не из тех, кто оставляет всё на последнюю минуту. В отличие от некоторых. Ухмылка Тома стала ещё шире: — И ты причисляешь меня к этим некоторым? — Даже не знаю, — шутливо ответила она. — Не я же начала работать над заклинанием с нуля посреди проекта. Том наклонился вперёд: — Зато мы оба знаем, чья работа вызовет больший фурор. Глаза Гермионы сузились, но на губах заиграла улыбка: — Ой, брось. Может, твой проект и интересный, но до нашего вам далеко. Зелья двойного назначения требуют большего изящества, чем манипуляции с элементами, тебе не кажется? — Изящества? — со смехом повторил Том. — Ваше зелье впечатляет, да, но вряд ли оно уникально по своей концепции. Проклятия и исцеление всегда были двумя сторонами одной медали. Мы же создали нечто совершенно новое, а главное — универсальное. Гермиона резко встала и подошла к стеллажу позади себя, сделав вид, что изучает книги: — Универсальное — да, но теоретическое. Мы с тобой оба знаем, что подобные заклинания редко срабатывают на практике в условиях стресса. Наше же, напротив, надёжно. Проверено. В ту же секунду Том оказался возле неё, оперевшись на стеллаж локтем, и, подперев голову, ухмыльнулся: — Надёжно, возможно, но осторожно. Мне кажется, ты предпочитаешь проекты, которые укладываются в рамки правил. — Осторожно? — притворно обиделась Гермиона. — Наш проект смелый, потому что опровергает идею, что у зелья есть единственное назначение. Твой — яркий, но каково его практическое применение? Наше зелье, в свою очередь, будет выгодно выделяться. Том наклонил голову, не сводя с неё глаз: — Ты действительно в это веришь, не так ли? — Верю, — ответила Гермиона с вызывающим блеском в глазах. — Более того, я надеюсь, что ты готов к разочарованию, Риддл, — сказала она, возможно впервые назвав его по фамилии. В этом было что-то отчётливо школьное и полное соперничества. — Я не собираюсь проигрывать. Их глаза встретились, и Гермиона почувствовала, как воздух между ними будто стал гуще. Его взгляд смягчился, и на мгновение выражение его лица утратило жажду борьбы, уступив чем-то иному — чему-то, что невозможно было до конца прочитать. Сложно было даже различить, тёмное ли было это что-то или вовсе нет. Гермиона отошла от стеллажа, но Том отправился следом, почти заставляя её упереться бёдрами в стол. Они оказались слишком близко друг к другу, гораздо ближе, чем обычно позволяли себе в школе. Сердце Гермионы бешено билось, гулко ударяясь о грудную клетку. Том стоял так близко, что она чувствовала исходящий от его тела жар кожей, а его запах заменял ей воздух. — Я бы пожелал тебе удачи, — пробормотал он низким голосом, — но, по-моему, ты и так достаточно уверена в себе. Гермиона оцепенела под пронзительным взглядом тёмных глаз. От его слов перехватило дыхание, но она всё же выдавила весёлый смешок: — А ты, возможно, слишком уверен в себе. Уголок его рта дрогнул в лёгкой ухмылке, и в следующее мгновение она почувствовала, как его руки накрыли её на столе, ещё больше сократив расстояние между ними. В библиотеке вдруг стало намного теплее. Не успев опомниться, Гермиона окончательно сократила разрыв между ними, и её губы нашли его. Поцелуй стал одновременно волнующим и дерзким. Им она бросала вызов и Тому, подталкивая к соперничеству, распаляя его желание победить, и самой себе. Может, в библиотеке никого и не было, но это же библиотека. С тем же успехом это мог бы быть разгар мессы в церкви. И даже тогда, возможно, это было бы меньшим святотатством. Том ответил мгновенно и, обхватив горячей ладонью её щёку, углубил поцелуй, а затем проскользнул дальше, запутавшись длинными пальцами в её густых волосах. Соперничество между ними перерастало в нечто большее. Свободная рука Тома опустилась на талию, затем ниже, и в считанные секунды он резко подхватил её за ягодицы, чтобы одним быстрым движением усадить на стол. — Том! — только и смогла ахнуть Гермиона, а он уже обхватил её колени и, слегка задрав юбку, раздвинул её ноги достаточно широко, чтобы прижаться к её намокшему белью своей эрекцией. — Чт… — Тш-ш, — прижал он к её губам палец. — Как бы мне ни нравилось слышать, как ты выкрикиваешь моё имя, думаю, ты не захочешь, чтобы нас засекли. «Он же не собирается…»— в ужасе пронеслось в голове у Гермионы: — Том! — воскликнула она, но даже не вполовину так непреклонно, как ей бы следовало. Том прижал её к себе одной рукой, а второй уже быстро расстёгивал пуговицы на своей ширинке. Он наклонился, чтобы прошептать ей прямо в ухо: — Тихо, — произнёс он низким голосом, а затем добавил более властным тоном: — Не заставляй меня накладывать Силенцио. — А вдруг кто-то зайдёт? — прошипела Гермиона. Том лишь сдавленно рассмеялся, отодвигая в сторону её трусики: — Только не лги мне, что тебя это не заводит, — прижал он головку члена к её половым губам и собрал немного смазки. Гермиона обернулась через плечо, чтобы проверить, что вокруг никого нет, но он повернул её к себе за подбородок. — Что я сказал? Смотри мне в глаза, — весело ухмыльнулся Том, но в его взгляде не было никакого веселья. Тёмные глаза практически обжигали, заставляя безропотно подчиняться. — Я просто следила за дверью. — Это не твоя забота, — продолжая забавляться, покачал он головой. — Я хочу видеть, как ты будешь кончать в своём святилище. Остальное оставь мне. Он резко подхватил её ноги под коленями и одним рывком раздвинул их ещё шире, одновременно притягивая на самый край стола и входя на всю длину со сдавленным, глубоким стоном. Гермиона еле успела подставить руки за спину, чтобы удержать равновесие. Том резко, быстро входил в неё, заставляя задыхаться и прогибаться навстречу. Пальцы сминали попадавшиеся под руки листы пергамента, а всё её тело сотрясалось от мощных толчков. Гермиона прикусила губу, чтобы сдерживать громкие стоны, но они продолжали рваться наружу. Не было ни библиотеки, ни других стажёров, ни мешающегося собранного сбоку белья — ничего, только его бездонные глаза, их сливающиеся тела и её рвущиеся наружу крики. Гермиона обхватила его талию ногами, и тогда Том, не снижая силы толчков и темпа, опустил руку, чтобы удерживать отодвинутые трусики, а заодно обводил клитор медленными кругами. Гермиона непроизвольно запрокинула голову, но тут же услышала: — Я сказал, смотри мне в глаза, — особенно властным голосом подчеркнул он и опустил свободную руку ей на горло, ускоряя скорость толчков. Она послушно перевела взгляд. Сложно было сказать, видела ли она его тёмные глаза или чёрные пятна, затуманившие зрение. Было слишком хорошо. Гермиона чувствовала приближение оргазма, гораздо быстрее обычного, но, учитывая их местоположение, ей и не хотелось его оттягивать. Дыхание становилось всё чаще, тяжелее, щёки горели — всё горело, и Том, будто почувствовав, что она уже близко, слегка сжал руку на её горле. Это стало последней каплей. Со следующим сильным толчком Том подвёл её к самому краю, по телу пробежал электрический разряд, и Гермиону накрыло ярким, мощным оргазмом. Не в силах сдержать крика, она поспешно накрыла рот ладонью, чтобы заглушить звук. На этот раз Том не стал возмущаться её запрокинутой к потолку голове. Пара толчков, и он сам кончил, отпустив её горло, чтобы обхватить её бёдра и притянуть к себе ещё ближе. Рука Гермионы дрожала, и она осторожно опустилась на локти, позволяя своему телу полностью расслабиться. У неё не было сил и желания пошевелить даже пальцем. Пока она переводила дух, Том осторожно вышел из неё, произнёс пару заклинаний и вернул на место бельё и юбку. Затем он поправил собственные брюки и на последнем усилии сам лёг возле неё на стол, растягивая губы в совершенно мальчишечьей, ребяческой улыбке. Не успел он заложить руки за голову, как раздались приближающиеся шаги. В комнату зашёл Ференц. Гермиона привстала на локте, встретившись с его тяжёлым, но заинтересованным взглядом: — А вы чего на столе лежите? — добродушно спросил он, что совершенно не сочеталось с его всегда хмурой наружностью. Том заложил руки за голову и довольно протянул: — Да просто так думается лучше.