Пропаганда

— Доброе утро, класс, — поприветствовала их уверенным голосом профессор Дуарте. — Как вы все видели в расписании, эта неделя будет несколько отличаться от предыдущих. Новый модуль займёт две недели, и вести мы его будем вместе с профессором Паредесом. Молодая преподавательница подошла к классной доске и взмахнула палочкой, отчего на тёмно-зелёной поверхности проступили белые узоры. Они могли бы сойти за меловые, если бы не слабое жемчужное свечение. Том лениво развернул свиток пергамента, готовясь писать конспект. — На этой неделе мы будем проходить боевую магию, — продолжала Камила. — Мы начнём с приёмов магов Амазонии, но позже вы все сможете поделиться опытом и традициями своих культур. На следующей неделе нас также посетит приглашённый исследователь. В классе раздался радостный, любопытный гомон. Стажёры принялись шушукаться и обсуждать возможные кандидатуры гостя или углублённые темы, перекликающиеся с текущими. Вероятно, пару недель назад Том поторопился с решением, что герпентология — его самый любимый модуль стажировки. Тем временем профессор Дуарте продолжала: — Начнём с самого простого: заклинание Тёмного ветра, — указала она рукой на первую схему. — Им можно вызвать порыв ветра, полного зачарованных частиц, которые нарушат видимость, а также вселят в противника страх. Оно простое, но даёт большое тактическое преимущество. Гермиона тут же подняла руку, явно готовая начать спор. Дуарте по-прежнему её раздражала, хоть в её ревности не было совершенно никакого смысла. Но не Тому её винить, ведь в конце концов, он утащил её на край света, чтобы, помимо всего прочего, оградить от общения с другими мужчинами. Некоторыми рыжими мужчинами с плоским чувством юмора. В Кастелобрушу он по-прежнему глаз не сводил со стажёров. Ему не нужно было читать их мысли: когда Гермиона оказывалась возле любого из них, если достаточно сосредоточиться, Том мог различить еле уловимое голубое или оранжевое свечение, что в традициях древних инков означало знания и сотрудничество. Никакого красного, фиолетового или розового — или, простыми словами, страсти, духовной или эмоциональной близости. В этом не было никакой нужды, но всё же иногда, потехи ради, он их залезал к ним в голову и самодовольно ухмылялся, что столь изумительная, желанная ведьма — его и только его. Но иначе и быть не могло. — Профессор, — начала Гермиона резким тоном, который использовала исключительно с Камилой, — разве это заклинание нельзя расценить как тёмную магию? Несколько человек в аудитории прыснули от смеха. Губы Тома непроизвольно растянулись в широкой улыбке. Он подпёр подбородок рукой и слегка наклонил голову, предвкушая свой любимый спектакль: «Гермиона Грейнджер — за всё хорошее и против всего плохого». — Какую, простите? — отозвалась профессор, уголки её губ еле заметно подрагивали, будто она пыталась сдержать улыбку или даже смех. — Тёмную! — огрызнулась Гермиона, а её щёки слегка покраснели. — Это манипуляция сознанием. — Сеньорита Грейнджер, — снисходительно начала преподавательница, — понятия тёмной и светлой магии — это всего лишь политика. Мир волшебства не так категоричен. — То есть Вы хотите сказать, что Непростительные заклятья не так категоричны? — Конечно, — кивнула Камила, слегка прищурив глаза. — То, что они незаконны для большинства, не значит, что некоторые люди не обладают… бóльшими полномочиями. Кажется, у маглов схожим образом работает лицензия на ношение оружия. От возмущения у Гермионы слегка приоткрылся рот: — Вовсе нет! Ведь в них заключено намерение причинить вред, зло! — восклицала она. — В самой своей сути. Что это, если не тёмная магия? Чтобы Убивающее заклятье сработало, необходимо хотеть кого-то убить. Профессор слегка усмехнулась: — Что милосерднее: позволить своему любимому человеку медленно умирать, мучительно разлагаться на Ваших глазах, по капле лишаться своей личности в невыразимых страданиях, или даровать ему лёгкое, безболезненное избавление? Будет ли в этом случае искреннее намерение убить злом? Гермиона открыла рот для ответа, но Дуарте не дала ей вставить и слова: — Если Вашему близкому угрожает смертельная опасность, не были бы Вы готовы убить эту опасность, чтобы спасти его? — Мать моего друга отдала свою жизнь, чтобы спасти его, — процедила Гермиона. — Целенаправленное убийство не решение, всегда есть и иной путь. Конечно, тёмные методы гораздо проще, но они дорого обходятся. — И чем же, простите, самоубийство матери Вашего друга лучше убийства его врага? — наклонила голову профессор. — Она распоряжалась своей жизнью, а не чьей бы то ни было ещё. Убийство себе подобных противоестественно, именно от него раскалывается душа. Или Вы, профессор, собираетесь поспорить и с этим? — язвила Гермиона. — Не любое убийство раскалывает душу, — пожала плечами Дуарте. — Это зависит исключительно от намерения волшебника. А вот добровольно лишить собственного сына матери — так ли это на самом милосердно? Как Вы считаете, сеньорита Грейнджер, что было бы лучше для Вашего друга: жизнь с мамой, пусть и убившей врага, но очевидно любящей его, или жизнь сиротой? — Всё было совсем не так! — А как? — Ну, во-первых, у неё не было при себе палочки… — Как тогда Вы можете быть уверены, что она бы не попыталась убить этого человека сама? Был ли у неё выбор? Том внимательно смотрел на Гермиону. Она опустила взгляд на парту, её глаза быстро бегали из стороны в сторону, будто она пыталась подобрать ответ, но не могла его найти. В её глазах плескалось смятение, в котором она тонула, пытаясь ухватиться за соломинку собственных убеждений, но они всё никак не проплывали мимо. Она резко повернула голову, и их взгляды встретились. Теперь в её смятении тонул и сам Том, но он наслаждался этим до последней капли, как густым, вязким горячим шоколадом в промозглый вечер шотландской зимы. Он лишь слегка улыбнулся, одним уголком губ, как бы восклицая: «Я же говорил!» — и ему не нужно было произносить ни слова, чтобы она его услышала. — В мадьярской культуре есть похожее заклинание, — подал голос Золтанфи, чтобы разрядить обстановку. — Босорки издревле умели призывать подобного рода ветер, как его называют «ведьмин ветер», и путешествовать между мирами. Тогда наши волшебники вывели похожее заклинание, но вместо страха оно распространяет сглазы, как своего рода распылитель. — Очень интересно, — повернулась к нему профессор Дуарте. — Можно ли передавать с его помощью что-то ещё, кроме сглазов? Венгр пожал плечами: — Думаю, да, — ответил он. — Полагаю, ничто не мешает добавить к нему всё, что угодно. Камила кивнула, отчего ей на глаза упал локон рыжих волос, который она отбросила взмахом головы: — Хорошо, продолжим, — снова подошла она к доске. — Помимо Тёмного ветра, на этой неделе мы также будем изучать Чёрное пламя — одно из моих любимых заклинаний, — искренне улыбнулась она, что делала чрезвычайно редко. — Заклинание Чёрного пламени работает своего рода противоположно огню: оно вбирает в себя окружающий свет, радиус будет зависеть от силы волшебника и магического намерения, а также забирает всё тепло… Мне видится в этом некоторая поэзия, — благодушно продолжала она. Профессор Дуарте объясняла заклинания, а Том оставлял быстрые заметки и небрежными штрихами перерисовывал схемы движения палочкой, зачарованно двигающиеся по классной доске. Эти заклятья действительно были поэзией: элегантные, эффективные и в некотором роде эффектные. Ему не терпелось посмотреть, как именно выглядит это Чёрное пламя, а самое главное — как ощущается. Последним заклинанием, которое они будут отрабатывать на этой неделе, стал Укус разума. — Укус разума, — читала лекцию профессор Дуарте, — относится к группе ментальных заклинаний. Некоторым оно дастся проще, чем другим, как известно, магия разума — одна из самых сложных ветвей волшебства. Но оно гораздо проще, скажем, легилименции. Оно вызывает острую психологическую боль, отчего происходит нарушение концентрации и временная дезориентация в пространстве. На этот раз пришла очередь Тома поднять руку: — О насколько сильной дезориентации мы говорим? Ближе к Конфундусу или Империусу? Камила слегка наклонила голову: — Хм, я не знакома с Конфундусом… Почему бы Вам не проверить и сообщить остальным, сеньор Риддл? — сказала она и молниеносно взмахнула палочкой: — Морсус Ментис! Том не был уверен, как именно работает заклинание, но инстинктивно поднял стены окклюменции, чтобы отразить возможный удар и выиграть немного времени, вытаскивая палочку из кармана мантии. Он ничего не почувствовал. Встретив недоумевающий взгляд преподавательницы, Том насмешливо приподнял бровь: — Нападение без предупреждения? Как непедагогично, — сказал он с глумливым смешком. — Хорошо, что заклятье, по всей видимости, довольно слабое, — добавил он, передумав бросить в неё каким-нибудь заклинанием в ответ. — Или Вы чрезвычайно сильный окклюмент, сеньор Риддл, — задумчиво произнесла профессор Дуарте, окинув его оценивающим взглядом. На это он лишь вальяжно откинулся на стул, оперевшись локтем на спинку, и продолжил записывать конспект вытянутой рукой.

***

Группа сгрудилась за длинным столом в тускло освещённой библиотеке, на улицу уже опустилась ночь, а потому лучи пробивающегося солнца заменили зачарованные светлячки. Перед ними развернулся настоящий бардак: книги, свитки, разрозненные заметки — всё лежало неопрятными стопками, отчего у Тома неприятно зудели кончики пальцев, но сейчас не время наводить порядок. Он сосредоточенно склонился над ворохом бумаг. Уже несколько недель они неустанно работали, пытаясь структурировать китайский У-синь на европейский манер в беспалочковое заклинание, но Тому казалось, что что-то в проекте ускользает из его внимания. Не помогало и то, что Камила явно не была в особом восторге от их работы: она вежливо кивала, давала советы по исправлению вербальной формулы, но в её взгляде не было даже проблеска любопытства. А какой смысл тратить время на то, от чего у людей не будет изумлённо отвисать челюсть? Тяньлун напротив него тихонько напевал, его пальцы медленными, нарочитыми жестами рассекали воздух. У заклинания был особый, почти гипнотический ритм. В другое время Том мог бы оценить его элегантность, но сейчас всё больше терял терпение. Магия, которую он видел, вращаясь между пальцами Тяньлуна, не оказывала того функционального воздействия, которого он хотел. Да, это красиво, но совершенно бессмысленно. Халдун и Эквуэме с тихим восхищением наблюдали за тем, как Тяньлун как будто плетёт магию между своих пальцев: элементы — дерево, огонь, земля, металл или вода — проявлялись в слабых завихрениях дыма и света. Том лишь испытывал раздражение. Как всё-таки легко их впечатлить. Где их амбиции? Том прочистил горло, переводя взгляд с одного одногруппника на другого. — Впечатляет, — сказал он, жестом указав на мерцающие искры заклинания, придав голосу нотку уважения, которого не чувствовал. — Но полезно ли это? Когда я предлагал этот проект, я думал, что мы создадим что-то осязаемое. Что-то, у чего будет реальное применение. Тяньлун несколько сник, а Халдун бросил на него скептичный взгляд, будто чувствуя нарастающее напряжение. Том выпрямился на своём месте и расправил плечи: — Это просто магия ради магии. Напоминает цирк, — его голос был тихим, но властным. — Заклинание в его нынешнем виде не служит никакой цели, кроме зрелищности. Мы способны на большее. Тяньлун нахмурился, отведя руки назад: — Сила У-синь в балансе, Том. Дело не только в функциональности. Гармония элементов — это сила сама по себе. Том приподнял бровь, на его губах заиграла слабая ухмылка: — Но одной гармонии недостаточно. Что толку в балансе, если его нельзя применить в деле? Лучшая магия, самая сильная магия состоит из контроля, направления и чёткого намерения. Если мы хотим добиться уровня, который я представляю, нам нужно сделать заклинание практичным. Том переводил взгляд с одного молодого человека на другого, оценивая их реакцию. На мгновение повисла тишина. Он видел, как в Тяньлуне вскипает скептицизм, а Халдун колеблется с осторожным оптимизмом. Он их ещё не убедил полностью, но Том был полон решимости настаивать на своём. Эквуэме с любопытством посмотрел на Тома: — И что же ты предлагаешь? Ты же видел, как стихии реагируют, когда мы пытаемся изменить цикл. Они сопротивляются. — Не обязательно, — спокойно ответил Том, складывая руки в замок на затылке. — Вместо того чтобы останавливаться на цикле, мы могли бы сосредоточиться на элементах по отдельности. Найдём прямое, функциональное применение каждому из них — получится нечто вроде ящика с инструментами, которые мы можем использовать по мере необходимости. Халдун колебался, его взгляд устремился на клубящиеся остатки заклинания Тяньлуна, рассеявшегося в слабые нити дыма: — Но мы так тщательно соединяли элементы. Разделить их — всё равно что… отмахнуться от всего, что мы делали, разрушить весь смысл. Том наклонился вперёд, подперев подбородок сцепленными ладонями: — Напротив, это делает нашу работу адаптируемой. Представь себе: каждый элемент имеет уникальное практическое применение. Если мы разложим теорию по полочкам и выделим сильные стороны каждой фазы, мы сможем создать нечто универсальное. Что-то действительно могущественное. Тяньлун отвернулся с хмурым лицом. Было очевидно, что он противился этой идее. У китайца была глубокая связь с философией У-синь, он истово верил в баланс и гармонию. Но Том был уверен, что сможет переубедить его. — Я предлагаю, — продолжал он, — рассматривать элементальную магию не как цикл, а как средство достижения цели. Мы можем создать заклинание, которое позволит нам выбирать стихию и управлять ею по команде в любой момент времени — то, что можно будет использовать в жизни, а не только для демонстраций. В комнате повисла тишина, и Том почувствовал, как его товарищи задумались над этой идеей. Он продолжил, придав своему тону ещё больше вкрадчивой убедительности: — Подумай, Халдун. Если бы ты контролировал Землю, чего бы ты мог добиться? Защитные укрепления, барьеры… Даже что-то такое простое, как затвердение почвы под ногами во время путешествий. Это гораздо полезнее, чем вызывать порыв ветра, который будет обрамлять пламя, просто так. В глазах Алауи мелькнул интерес, и он медленно кивнул: — Теоретически это может быть полезно. Но будет сложно сбалансировать влияние каждого элемента, чтобы он всегда был готов к работе, не нарушив структуру заклинания. Том кивнул, в его голове уже роились различные идеи: — Нам всего лишь нужен контроль. Если мы сможем совершенствовать каждый элемент по отдельности, то сможем комбинировать их по мере необходимости, не полагаясь на фиксированный цикл. Лицо Тяньлуна становилось всё более хмурым, но в его глазах различалась некоторая задумчивость, будто он тщательно взвешивал возможности. Том поспешил подтолкнуть его к верному решению: — Послушай, Тяньлун, — сказал он, пристально глядя на китайца, — я понимаю, как важна гармония в У-синь. Но скажи мне, что толку, если мы не можем адаптировать магию под наши нужды в реальных ситуациях? Наоборот, опираясь на баланс элементов, мы сможем сконструировать заклинание так, что после вызова оно всегда будет возвращать стихии в равновесие, что-то вроде гомеостаза. Тяньлун сжал тяжёлую квадратную челюсть, сделал паузу, а затем пробубнил: — У-синь — это не просто разрушение стихий. Это цикл, единое целое. Если мы разделим их, то рискуем окончательно потерять этот баланс. — Только если мы будем неосторожны, — спокойно парировал Том. — Подумай об этом так: управление элементами не означает разрыва цикла, а лишь то, что ты знаешь каждую часть настолько хорошо, что можешь объединить их, когда это действительно важно. Представь, какой силой мы будем обладать, если в один момент сможем приказать земле защитить нас, а в другой — обратиться в огонь, и при этом не придётся каждый раз завершать жёсткий цикл. Выражение лица Халдуна слегка посветлело: — Точно. Если мы сможем выделить уникальные свойства каждого элемента, это даст нам гибкость и способность реагировать на ситуацию в отрыве от фаз цикла. Тяньлун обменялся взглядом с Халдуном, затем с Эквуэме, который внимательно слушал, задумчиво нахмурив лоб. Том воспользовался моментом, чтобы ещё больше склонить чашу весов на свою сторону: — Эквуэме, представь себе практическое применение, — обратился он к нигерийцу. — Ты говорил, что в твоей культуре вода служит для пропитания, а возможность черпать её по команде, вызывать и очищать в одно мгновение может спасти жизнь. Вот о чём я говорю. Реальное применение. Эквуэме медленно, осторожно кивнул: — Я понимаю потенциал, да. И вода, если ею правильно управлять, бесценна, — затем он перевёл взгляд на Тяньлуна и добавил: — В словах Риддла что-то есть. Будет полезнее, если мы будем относиться к каждому элементу как к инструменту. Это прагматичный подход, Ву. Тяньлун колебался, но вскоре вздохнул и согласился: — Хорошо, Риддл. Давай попробуем. Но нам нужно быть осторожными. Если мы слишком сильно раздробим цикл, то магия будет нестабильна. — Конечно, — довольно ответил Том. — Тогда не будем терять времени. Начнём с чего-нибудь простого. Земля, — перевёл он взгляд на Халдуна. — Ты немало рассказывал нам о марокканских традициях управления песком. Давай используем это, чтобы создать что-то, что сможет нас защитить. Халдун кивнул, и его прежние сомнения, казалось, рассеялись. Он потянулся к небольшой чаше с землёй, стоявшей на столе, и положил на неё руки, ненадолго закрыв глаза. Затем, заговорив низким, ровным голосом, он начал тихонько напевать на арабском. Почва стала подниматься, медленно закручиваясь, принимая форму — сначала разросшись до размеров кургана, сжималась и твердела, пока не стала похожа на прочную и основательную глинобитную стену, разделившую помещение пополам. Эквуэме заворожённо наблюдал за происходящим. — А она достаточно сильная? — спросил он, подойдя ближе, чтобы рассмотреть её. Марокканец закрыл глаза и произнёс с лёгкой улыбкой: — Есть только один способ узнать, — махнул он головой в сторону Тома. — Попробуй. Его не требовалось просить дважды. Взмахом палочки он резко швырнул небольшой валун в стену, отколовшийся от основной массы в процессе её создания. Камень ударился о глиняную преграду и отскочил с глухим стуком, оставив лишь едва заметный скол. Следом он выкрикнул: — Инсендио! — отчего глина лишь стала суше и потрескалась, но стена осталась на месте. В общем, барьер работал как надо. — Впечатляет, — прокомментировал Том, одобрительно кивнув. — Именно об этом я и говорил. Функциональная, надёжная защита. Если мы сможем адаптировать так каждый элемент, у нас был бы набор инструментов — что-то, что можно приспособить к любой ситуации. Эквуэме задумчиво осматривал стену, но затем спросил: — И как это отличается от того, что мы делали раньше? Мы всё так же объедениям нашу магию по отдельности. Том резко встал, хлопнув ладонями по столу: — Точно! — воскликнул он. — Вместо того чтобы создавать изолированные приложения каждого элемента, давайте сместим акцент на заклинание, которое адаптируется к потребностям волшебника. Один заклинатель должен уметь точно управлять каждым элементом и усиливать его. Представьте себе заклинание, позволяющее одному волшебнику плавно переключаться между землёй, огнём, водой и воздухом, используя весь потенциал каждого из них без потери контроля, — его губы растянулись в жадной улыбке. — Так даже лучше! Халдун заинтригованно поднял брови, но в его голосе сквозил скептицизм: — То есть… один человек сможет использовать все стихии сразу? — Да, — спокойно ответил Том, его тон полон решительного авторитета. — Если мы хорошо продумаем структуру, то сможем сделать так, чтобы один заклинатель использовал каждую стихию по очереди, но усиливал её для максимальной прочности, прежде чем переходить к следующей. Таким образом, вместо того чтобы разделять задачи или нуждаться в нескольких волшебниках, заклинатель сможет переключаться между стихиями. Глаза Тяньлуна сузились, став совсем похожими на щёлки. Он явно пытался понять логику: — Но не потребуется ли для этого слишком много магической энергии? Удержание такого количества стихий может истощить даже лучших из нас. Том уверенно улыбнулся: — Нет, если мы тщательно его разработаем. Нам нужна основа, которая позволит заклинанию «запомнить» каждый элемент. Думай об этом как о создании моста между землёй, огнём, водой и воздухом — каждый из них доступен, но опирается на общую основу, будто выложен на операционный стол. С такой структурой один заклинатель сможет управлять любым элементом, усиливая каждый из них, не истощая себя. С глазами полными любопытства Эквуэме наклонил голову: — И как именно мы построим этот мост? Я видел заклинания стихий, основанные на единой базе, например земле или воде, но все четыре?.. — В этом-то и прелесть, — еле сдерживая нетерпение, опустив голос почти до шёпота, вдохновенно объяснял Том. — Вместо отдельных команд заклинание всегда будет представлять собой последовательность — мы выведем её на основе У-синь. Ты подключаешься к каждому элементу, а когда отпускаешь один, энергия переходит к следующему. Думай об этом как о передаче энергии: земля превращается в огонь, огонь — в воду и так далее. Каждый этап черпает силу из предыдущего, усиливая его по цепочке, но это всегда одна система, — казалось, он сам превращается из огня в воду и так далее. Энергия бурлила в нём, грозясь вырваться наружу и взорвать всё вокруг. Алауи кивнул, и его прежние сомнения, казалось, рассеялись: — Тогда заклинатель не будет управлять всеми стихиями сразу, а просто… перемещаться между ними. На мгновение воцарилась тишина, пока его товарищи по команде осмысливали концепцию. Его команда переглянулась, будто переговариваясь взглядами: «Это возможно?» «Это безумие!» Первым обрёл дар речи Тяньлун: — При таком подходе у нас действительно может получиться что-то мощное. — А самое главное — эффективное, — во все зубы улыбнулся Том, уже предвкушая, какая сила будет у него в руках, если они разработают это заклинание. — У вас были планы на вечер, джентльмены? Эквуэме плюхнулся на стул возле него и потянулся за одним из древних фолиантов о магии стихий: — Видимо, теперь есть, — принялся он листать книгу в поисках новой информации для составления заклинания. К нему присоединился Тяньлун со своими свитками об У-синь из домашней библиотеки, чтобы сопоставить его факты с другими учениями об элементах. — Поспать всегда успеем, — насмешливо бросил он Тому, который сосредоточенно переписывал свои расчёты на чистый свиток пергамента. Халдун подошёл и посмотрел на его записи через плечо: — Ты сосредоточен на последовательности, Риддл, каждый элемент строится на предыдущем, но это… ограничение. Что, если вместо того, чтобы накладывать их друг на друга, ты сведёшь их вместе? Том поднял брови: — И как именно это будет работать? Нельзя управлять всеми элементами сразу, чтобы не нарушить баланс — у каждого из них свои свойства. Поэтому они должны усиливать друг друга, как я и рассчитывал. Халдун улыбнулся и постучал пальцем по свитку, где Том отметил в углу цифры 5 и 10, обозначающие цикл: — Ты используешь пять в качестве руководящего принципа из-за У-синь. А что, если использовать семь? Том нахмурился и перевёл взгляд обратно на страницу: — Семь? Оно даже не соответствует элементарному циклу — как это может быть связано? — Семь символизирует завершение и мастерство во многих культурах, не так ли? — ответил Халдун, присаживаясь рядом. Его голос оставался, как всегда, размеренным и тихим, а сам он был в серьёзной задумчивости. — В марокканской магии семь олицетворяет контроль над всеми направлениями и силами. Это не просто число для выравнивания, а число единства. Если ты применишь его здесь, то не просто усилишь элементы по отдельности, а свяжешь их с собой, создав единую, сплочённую силу. Глаза Тома сузились. Его разум быстро перебирал варианты, производил точные подсчёты в уме: — Если семь станет якорем… — пробормотал он, нацарапав эту мысль на пергаменте, — то это будет не просто последовательное заклинание. Оно превратит каждый элемент в продолжение заклинателя, черпая силу из символической силы числа. Халдун кивнул: — Именно так. Вместо того чтобы наращивать элементы один за другим, ты заземлишь все и сразу. По лицу Тома расползалась триумфальная улыбка. Сознание услужливо подбрасывало сладкие, яркие образы. Не прекращая расчётов, он довольно произнёс: — Если это сработает, то это может означать истинное владение всеми элементами, не только в последовательности, но и в единстве. Просто… гениально.

***

Гермионе категорически не поддавался Укус разума. Тёмный ветер оказался проще простого, а главное, от него укрывало обычное Щитовое заклинание. Чёрное пламя выглядело эффектно — чёрные языки пламени зловеще вились над землёй, распространяя вокруг себя могильный холод и погружая пространство в темноту, — но тоже было достаточно простым и легко обратимым. Укус разума же требовал особенной концентрации, а главное — желания причинить боль. Чем больше она бесплодно старалась, тем хуже у неё получалось: раздражение перекрывало намерение, и заклинание совсем переставало работать. Должно быть, это напоминало зыбучий песок: чем больше барахтаешься, тем глубже вязнешь. Тому оставалось лишь догадываться, потому что он овладел заклинанием с поразительной лёгкостью, ленивым взмахом палочки одолев каждого из стажёров. Последние несколько дней прошли в интенсивном исследовании глубин тёмной — как сказали бы в Хогвартсе, но здесь её называли боевой — магии, и Том был одновременно впечатлён и временами разочарован разным уровнем компетентности своих однокурсников. Больше всего его злило, что они знали достаточно много, чтобы удивить его, несмотря на все прочитанные им книги сомнительной моральной чистоты и работу в лавке с дурной репутацией. На третий день профессор Паредес познакомил их с концепцией тёмных магических мистификаций, опираясь на практику амазонок. Работа этих заклятий перекликалась с чарами, используемыми для иллюзий и заклинаний погоды для охраны священных мест. Это были изящные защитные чары, действующие тонко и целенаправленно, что сильно отличалось от часто используемых проклятий тупой силы. Том внимательно слушал, как профессор Паредес демонстрировал использование Спиритус Локи, заклинания, вызывающего вселяющую тревогу призрачную фигуру, и Нокс Лакримбалис, наполняющего воздух далёкими воплями и шёпотом призраков — звуком, призванным заставить незваных гостей дважды подумать, прежде чем приближаться. Тому нравилась подобная тонкость — в магии, не требующей физической силы, но основанной на психологическом воздействии, была своя красота. Он быстро освоил Висус Коруптус — заклинание иллюзии, искажающее зрение цели жуткими образами, — раньше любого другого стажёра. Том с усмешкой наблюдал, как большинство его однокурсников бились над этим заклятьем, не в силах поддерживать стабильность изображений, но ему самому удалось создать множество видений, которые даже Паредес прокомментировал одобрением. Но в четверг он застал себя на том, что с досадой скрипит зубами. Во время культурного обмена стажёры из Франции и Венгрии рассказали о различных европейских мистификациях тёмной магии. Одно дело, когда подобного рода знаниями делились азиаты или африканцы, но европейцы — совсем другое. Тому всё чаще казалось, что только Волшебная Британия страшится некоторой магии, как огня, что, судя по поведению Гермионы, стало только хуже по прошествии полувека. Было ли дело в их островной обособленности, отчего им не приходилось бороться с соседями так часто, как Континенту? В руководстве, которое управляло страной? Было ли это трусостью или попыткой контроля? Французская магия в значительной степени сводилась к стиранию границы между водой и сушей, например, Инвисибилитас Флувии — заклинание, позволяющее волшебнику слиться с отражением в воде. Вместе со многими другими оно было изобретено во время средневековой охоты на ведьм: подобные чары помогали раствориться в поверхности водоёмов, дышать под водой, куда ведьм бросали с камнем на шее, превращать языки пламени в прохладную воду на коже. Правда, французы за это платили жизненными силами мелюзинам, чтобы они их не разоблачали перед маглами. Если подумать, заклинания были посредственными, как и всё, что делают французы. Венгерские, в свою очередь, — совсем другое дело. Они были направлены не столько на сокрытие, сколько на маскировку и слежку за нарушителями и захватчиками — лёгкое проклятие здесь, кроваво-красная метка там. Оскулум Сангинеум, также известное как Кровавый поцелуй, оставляло на нарушителе слабый алый отпечаток, по которому можно было следить за его носителем, — простое, но эффективное средство для выявления незваных гостей, требовавшее лишь несколько капель крови. Со всеми этими заклинаниями и чарами Гермиона справлялась почти так же легко, как и он. Но что касалось Укуса разума — тот не поддался ей даже к пятнице. Том внимательно следил за её сосредоточенным лицом, крепко сжатой челюстью и поджатыми губами, но ничего. Её разочарования можно было коснуться кончиками пальцев. К выходным Том устал наблюдать за её неудачами и сразу после завтрака солнечным субботним утром отвёл её в пустой класс, не потрудившись объяснить свои планы. Поэтому Гермиона расценила это как приглашение, от которого ему пришлось с неохотой отказаться, перехватив её запястья на своей талии. Он с усмешкой заявил: — Мне нравится, в какую сторону движутся твои мысли, — чуть шире улыбнулся он, — но мы тут по другому поводу. Ответом ему стал вопросительный взгляд. — Я научу тебя Укусу разума. Теперь на лице Гермионы проступило возмущение: — У меня всё под контролем! Том ухмыльнулся: — Безусловно, — выпустил он её руки. — Удиви меня. — Предлагаешь мне ударить им в тебя? — недоверчиво спросила Гермиона. — Я хотел найти тебе подопытную крысу среди наших одногруппников, но справедливо решил, что среди нас всех со мной у тебя больше всего счётов, — подмигнул он ей. — А значит, самый большой шанс на успех. — Ну, в этом ты прав, — язвительно парировала Гермиона. — Так что, мне можно бросить в тебя опасным боевым заклинанием? Продолжая ухмыляться, он кивнул. — А смысл? Ты просто отмахнёшься окклюменцией. Том насмешливо подкатил глаза, а затем перевёл взгляд обратно на Гермиону: — Считай, сегодня я даю тебе разрешение напасть на меня. Один раз и только Укус разума. Иначе я дам сдачи, — с ноткой угрозы в голосе добавил он. Гермиона, прищурившись, смерила его недоверчивым взглядом, но всё же подняла палочку и хорошо отточенным за неделю движением призвала: — Морсус Ментис. Том ничего не почувствовал, но всё же скосил глаза, притворившись дезориентированным: — Где я? — картинно взмахнул он руками и приблизился к Гермионе. — Что происходит? — не менее картинно опустил он руки так, что они упали на её грудь и сжали её сквозь тонкий лён блузки. — Том! — воскликнула Гермиона. — Вот уж кого-кого, а от тебя я такой пошлости не ожидала! Он громко рассмеялся, сделал шаг назад и размашистым движением руки зачесал волосы назад: — Я же дезориентирован, в полной прострации, — продолжал смеяться он. — Я тебе сейчас покажу просрацию, — прошипела Гермиона. — Морсус Ментис! В следующую секунду его застала врасплох вспышка резкой головной боли. Мысли будто накрыло туманом, а глаза и затылок будто сжимали чьи-то огромные грубые руки, грозясь проломить череп. Комната плыла под ногами, сливаясь в одно цветастое пятно, и единственное, что Том мог видеть чётко, — золотисто-карие глаза, округлившиеся от тревоги и беспокойства. — Вот видишь, — прошипел сквозь боль Том, — главное — захотеть причинить боль, — призвал он внутренние силы, чтобы вытеснить отвратительную иллюзию за черту разума. Помотав головой, чтобы прогнать остатки дурмана, он добавил: — И даже тебе это не чуждо, — криво улыбнулся он. — Я не хотела причинить тебе боль, — пробормотала Гермиона. — Тогда придётся потренироваться лучше, — заявил Том, окончательно придя в себя. — Дело не в силе, а в контроле. Первой у тебя в избытке, но ты сама не понимаешь, чего хочешь, о каком тогда магическом намерении может идти речь. Попробуй ещё раз. Гермиона напряжённо прикусила губу: — Не хочу. Том лишь хмыкнул: — Да ладно тебе, раненых бросают в воду, — покачал он головой. — Ты мне ничего не сделаешь, я буду готов. Просто скажу тебе, достигла ты цели или нет. — Ну раз ты настаиваешь, — подняла свою палочку Гермиона. — Настаиваю, — кивнул он. — Боль кратковременна, это всего лишь вспышка в сознании. Давай. Сосредоточься на намерении, а не результате. Гермиона кивнула, сделав глубокий вдох, и занесла палочку. Том внимательно следил за ней, пока она бормотала вербальную формулу, её лицо застыло от сосредоточенности. Заклинание вырвалось вперёд, но было слишком рассеянным, и серебристые искры растворились в воздухе, даже не долетев до Тома. Он покачал головой: — Ты всё ещё колеблешься. Не бойся причинить мне боль — если ты боишься, то ничего не добьёшься этим заклинанием. Боль быстротечна, Гермиона, это такой пустяк. Не думай об эффекте, сосредоточься на осознании цели. Представь, что ты всаживаешь шип, только в разум. Гермиона сжала челюсти, в ее взгляде мелькнула решимость. Она ненадолго закрыла глаза, словно черпая какой-то резерв концетрации, а затем открыла их, в выражении ее лица появился стальной блеск. Она снова подняла палочку, движения её были резкими и продуманными, и с новой силой пробормотала заклинание. На этот раз оно попало точно в Тома, и его голова слегка дёрнулась, но он быстро призвал стены окклюменции, чтобы отмахнуться от него. Он придал своему искажённому лицу спокойное выражение, а затем покачал головой, стряхнув остатки боли. Том кивнул, показывая Гермионе, что всё в порядке: — Вот так, — сказал он, одобрительно кивая. — Намного лучше. Чувствуешь разницу? Гермиона кивнула, не отрывая взгляда от своей палочки: — Да… Наверное, я сдерживалась. Поначалу это казалось неестественным. Том издал сдавленный смешок: — В магии нет места сдержанности, Гермиона. Да, точность важна, но также и знание того, когда нужно надавить. Иногда приходится отбросить моральные колебания. Они только мешают. Она подняла на него глаза, её взгляд стал жёстче, решительнее: — То, что я могу призвать тёмное заклинание, не означает, что мне это нравится. Он пожал плечами, на его губах всё ещё играла ухмылка: — Наслаждение не имеет к этому никакого отношения. Важно мастерство. Никогда не знаешь, что тебе пригодится. Глаза Гермионы сузились, но в них мелькнула искра чего-то невысказанного, чего-то, что Тому не удавалось прочитать. Что-то в этом напоминало уважение, но не совсем. Однако упади эта искра на иссушенную землю, он бы с удовольствием сам раздул её в разрушительное, могущественное пламя. — Хорошо. Тогда давай ещё раз, — с вызовом заявила Гермиона. — Я хочу убедиться, что это не случайность. — Всё что угодно, миледи, — насмешливо поклонился Том с витиеватым взмахом руки. — Я к Вашим услугам. Гермиона снова занесла палочку. — Сосредоточься, помни, что я говорил о намерении, — ровным голосом сказал Том, пристально глядя ей прямо в глаза. — Морсус Ментис,— раздался голос Гермионы. — Агрх! — воскликнул Том от вспышки боли, но быстро от неё избавился. — Умница, — довольно добавил он. — Я знал, что в конце концов у тебя получится. Тебе просто нужно было немного… подсказать. Гермиона насмешливо закатила глаза: — Не слишком там привыкай к роли учителя. Просто это непривычная для меня область магии. — Пока что, — согласился Том, не отводя взгляда. — Это вопрос привычки, — встретил он её тревожный взгляд, в котором проглядывал намёк на вызов. — В конце концов, ты же не хочешь отстать от группы? — подмигнул он. Уголки губ Гермионы дрогнули: — Не хотелось бы.