Пропаганда

Вступительные речи и приветствия завершились праздничным пиром. Обед был подан в стиле шураскарии: бразильских ресторанов, где подают всевозможные виды мяса, сколько удастся съесть. В отличие от магловских заведений, где между столов проходят официанты с вертелами и подносами, золотые блюда обновлялись сами по себе, заново наполняясь мясом, приготовленным на огне: стейки из всевозможных говяжьих отрубов, кусочки филе, замаринованные в вине, куриная грудка, обёрнутая беконом, говяжьи рёбрышки, свиные колбаски, бараньи рульки, гигантские креветки и даже куриные сердца. К ним подали традиционную фарофу (поджаренную кашу из муки маниоки), рис, тушёные бобы, а также жареные бананы, запечённый картофель, овощные салаты и сырные булочки пао де кейжо. За время еды все продолжали знакомиться, а преподаватели в бóльших деталях объясняли, что их будет ждать на лекциях и практике. Казалось, завтрашний день не мог начаться достаточно быстро. На протяжении многих лет, с самого первого дня, Тому твердили, что Хогвартс — лучшая волшебная школа во всём мире, но там и близко не преподавали дисциплины, которые им предстоит узнать за жалкие пару месяцев в Кастелобрушу. С некоторым замешательством Том размышлял, возможно ли, что превосходство Хогвартса было такой же выдумкой для оправдания собственного невежества и нежелания искать новые знания, как и все разговоры о превосходстве чистотой крови. Подобного рода обед плавно перетёк в ужин, и вечером они попросту выкатывались из-за стола. Преподаватели показали им дорогу к их спальням — зачарованным хижинам из веток в глубине джунглей, в которых скрывался золотой зáмок школы. Хижин было великое множество: на высоких деревянных помостах у берега окружавшей территорию реки, скрытые в деревьях, просто круглые деревянные домики на земле с крышами из пальмовых листьев. Им с Гермионой достались раздельные, но соседние дома на дереве, которые между собой и другими похожими хижинами соединял хлипкий на вид деревянный подвесной мост. Кажущиеся снаружи убогими, крошечными хибарами, внутри это были просторные, уютные комнаты с большой двуспальной кроватью, шифоньером, тяжёлым, крепким письменным столом и собственной небольшой ванной комнатой. На застеленной цветастым покрывалом кровати их ждали ярко-зелёные форменные мантии школы и карточки с расписанием на следующую неделю:       «Неделя 1: 13.12.1948 — 19.12.1948       Понедельник: Введение       09:00 — экскурсия по территории Кастелобрушу (проф. Олаво Мендес)       14:00 — введение в магию Амазонии (проф. Жоао Паредес)       Вторник: Обмен знаниями и культурой       09:00 — презентации стажёров       Каждый должен подготовить рассказ об одной волшебной традиции своей страны       14:00 — общая дискуссия о науке и магии (проф. Камила Дуарте)       Среда: Групповые проекты       09:00 — представление групповых проектов, над которыми командам предстоит работать до окончания стажировки       14:00 — практика для построения команды (проф. Раймундо Гимараес)       Четверг: Этика магии       09:00 — лекция о магической этике «Магия, сила и ответственность» (проф. Камила Дуарте)       14:00 — обсуждение силы в различных культурных аспектах       Пятница: Подведение итогов недели       09:00 — обсуждение пройденного       14:00 — открытый форум о мультикультурном обмене       Завтрак:       08:00 — 09:00       Обед:            12:00 — 14:00       Ужин:            19:00 — 21:00 (форма одежды: свободная)» Тому не терпелось поскорее надеть волшебную мантию, пусть она была и вызывающего цвета. Одним из очевидных минусов их с Гермионой путешествий была совершенно магловская обстановка. Как бы он ни относился к неопрятным бородам волшебников и вычурным безвкусным шляпам, мантии были любимой одеждой Тома. Весь мир — театр, а мантии — самый что ни на есть костюм волшебника. Конечно, не они определяли его могущество или магию, но всё же в мантии он чувствовал себя другим человеком. Но время для зелёной формы Кастелобрушу настанет утром. А сейчас нужно было собираться к посиделкам у костра с остальными стажёрами, где им предстояло познакомиться поближе в более дружеской обстановке без преподавателей. Том принял быстрый душ, надел свежую рубашку и чистые чёрные льняные шорты, решив, что для костюма с галстуком и без того слишком душно, а у костра будет ещё жарче, и отправился на улицу. Не успел он переступить за порог, как его лицо встретила влажная жаркая духота джунглей, несмотря на зашедшее солнце. Где-то вдалеке ломались ветки под лапами неизвестных животных, раздавался стрекот насекомых и карканье птиц. В воздухе витали ароматы листвы, подгнивающего дерева и прогретой на солнце земли, но больше всего — дыма. Огромный костёр на берегу реки вздымался к небу высоким столбом. Пламя трещало и искрилось, отражаясь в тёмной воде. Вокруг рассаживались стажёры, стекающиеся к поляне из разных частей территории. Гермиона уже сидела у огня, а по бокам от неё пристроились швейцарец Моргенштерн и новозеландец Фаитири. Первым порывом Тома было раскидать их от неё куда подальше, подойти из-за спины, забросить через плечо и отнести на другой конец костра… Но за многие годы Том научился блестяще играть Хорошего Мальчика, Лучшего Ученика, Старосту Школы, Надежду Волшебной Британии — ни к чему показывать себя дикарём без манер, особенно если в планы входило вытянуть все возможные магические секреты из иностранцев. Он сел неподалёку: так, чтобы Гермиона оставалась у него на виду, но достаточно далеко, чтобы располагать других присоединиться к нему. Том крутил свою палочку в длинных пальцах, краем глаза наблюдая за разворачивающейся сценой, и мысленно представлял, как именно мог бы расквитаться с наглецами. Лицо Гермионы сияло в свете огня, она вела оживлённую беседу с Моргенштерном. В швейцарце всё было слишком: он слишком громко смеялся, слишком широко скалился, слишком часто запускал свои слишком грязные руки в свои слишком взъерошенные, слишком кудрявые волосы. Гермиона вежливо смеялась в ответ на его глупые шутки, но тут она слегка наклонилась к нему. Будь у Тома в руках любая другая ветка, он бы её сломал, но свою палочку он лишь сжал крепче — так же крепко, как он стиснул зубы. Но будто швейцарца было мало, по другую руку примостился крепко сбитый, напоминающий гору Фаитири. Новозеландец не спускал с неё взгляда своих сальных карих глаз. Стоило ей обратить на него внимание, как его грубое, будто вырезанное из камня, лицо озарялось широкой улыбкой. Гермиона поднялась за ещё одним стаканом фруктового пунша, и Фаитири тут же поспешил завязать с ней разговор. Она подошла к небольшому столу и принялась наливать себе напиток, как вдруг рядом до кучи материализовался белобрысый француз Дюфорт. Скользкий тип тут же наклонился к ней ближе и принялся что-то шептать, отчего веснушчатые щёки Гермионы слегка порозовели. Тело Тома непроизвольно дёрнулось, чтобы отправиться к столу с напитками, но он сделал глубокий вдох и сдержался. Он прекрасно знал правила этих игр. Он выше них — умнее, могущественнее, — выше них всех, а Гермиона, понимала она это или ещё нет, так или иначе его. Их жизни и судьбы переплелись так давно и так прочно, что обратной дороги уже нет. Несмотря на все сомнения Тома, это казалось естественным, даже в какой-то мере неминуемым. Ну и что, что Гермиона упорно рвётся в своё время, никто не говорил, что этого не может сделать и Том. И всё же что-то тёмное поднималось в его груди, распространяясь ядовитыми миазмами по всему телу. Том с усмешкой перебирал похотливые мысли Моргенштерна, любующегося Гермионой со спины. Его можно было читать как открытую книгу. Он может мечтать, представлять, фантазировать, но только Том знал, каково проделывать всё это с Гермионой в реальности. И уж он-то удостоверится, чтобы так оно всегда и оставалось. Пока Том пытался решить, какое из чувств в нём сильнее: гордость от того, что его ведьма так желанна, или жажда вырвать похотливые швейцарские глаза и раздавить их в кулаке, — его мысли прервал глубокий голос: — Так что, Риддл, — заговорил с ним Эквуэме из Нигерии, широко улыбнувшись, а его глаза с любопытством горели от пламени костра. — Что думаешь о беспалочковой магии? Мы как раз обсуждали её с Тяньлуном, — махнул он головой на китайца возле него. Том придал своему лицу умиротворённое выражение, ничто в его чертах не выдавало бури его чувств. — Завораживает, — выверенным тоном отвечал он. — Беспалочковой магии требуется куда больше дисциплины и контроля, чем вообще подвластно многим. Она чище, примитивнее. Меня она всегда привлекала. Эквуэме сдавленно рассмеялся себе под нос: — А мы дома сначала учимся беспалочковой магии. Лишь позже, уже на середине обучения, нам дают в руки палочки. Я всегда задавался вопросом, не делает ли нас слабее зависимость от них? Том был заинтригован, хоть и несколько разочарован. В Британии только величайшие волшебники владели беспалочковой магией, но чем больше он путешествовал, тем чаще встречал её использование в различных культурах. Он снова улыбнулся нигерийцу: — Слабее? Возможно. Палочка — это усилитель, но она может и ограничивать. Думаю, ключ к истинной силе — овладеть обоими видами магии. Краем глаза он заметил, что Фаитири рассмеялся над чем-то, сказанным Гермионой, его ослепительно белые зубы сияли в свете огня. Он положил свою широкую, грубую ладонь на землю в каком-то жалком дюйме от колена Гермионы, отчего рука Тома на палочке снова крепко сжалась. В его голове пронеслось множество простейших сглазов и проклятий, которые он мог бы направить в него, не произнося ни слова, без единого взмаха. Но Том сдержался. — Согласен, — продолжал разговор Тяньлун. — В Китае нас учат сосредотачиваться на внутренней магии — на нашем «ци» — задолго до того, как мы даже задумаемся об инструментах вроде палочек. Во всём главное — гармония. Том кивнул, придавая лицу заинтересованный вид, но едва ли он слушал китайца. Его ум был занят совершенно другим. Он умел читать людей и видел, как Дюфорт, Фаитири и Моргенштерн тянутся к Гермионе. Их привлекали её ум, красота, сияющая улыбка. Но ещё больше они чувствовали её силу, магию, которая, казалось, пульсировала в ней. От этого подонки вились вокруг неё, как мотыльки, слетающиеся на пламя. Том снова бросил быстрый взгляд на Гермиону, заметив, как она рассеянно заправляет локон волос за ухо, не обращая внимания на то, как привлекает к себе внимание. Это выводило его из себя, но в то же время её делало совершенно неотразимой то, что она не осознавала своей силы и притягательности. Внезапно к разговору присоединился и Фаитири, его грубый голос ворвался в мысли Тома: — В Новой Зеландии у нас сильная связь с землёй. Магия — это часть земли, воздуха, моря. Она протекает через все стихии. У нас есть древние традиции, которые не требуют ни палочек, ни заклинаний. Главное — почувствовать магию в природе и позволить ей направлять вас. Том улыбнулся, слегка наклонившись в его сторону: — Звучит увлекательно. Полагаю, нужно обладать огромным мастерством, чтобы использовать такую силу. Новозеландец усмехнулся, явно польщённый похвалой: — Ага. Не каждому это дано. Но когда ты научишься ею управлять, магия станет… безграничной. «Безграничная», — отозвалось эхом слово в голове Тома. Ему нравилось, как оно звучит. Но его взгляд снова переместился на Гермиону, которая слушала Дюфорта, что-то бормочущего ей на ухо низким, ровным голосом. Скользкий француз, конечно, был очарователен, и всё же Том видел его насквозь. Он вёл себя слишком ровно, слишком отрепетированно. Внутри Тома вихрем бурлил целый ураган эмоций, хоть внешне он сохранял спокойствие. Он принимал участие в разговорах, вёл беседу спокойным дружелюбным тоном, разыгрывал свою роль обаятельного, серьёзного молодого учёного, что ему всегда удавалось с блеском. Он делился своими знаниями в области магии, высказывал мнение и замечания о различных магических традициях и в целом старался произвести наилучшее впечатление. Никогда не знаешь, кто из людей может пригодиться. Даже скользкий Дюфорт — мало ли — может стать полезным. Например, в качестве корма для пираний. Но внутри него, как огонь, пылала ревность. Ему хотелось вырвать руку Моргенштерна вместе с плечом, чтобы он даже не пытался протянуть её к Гермионе, наброситься на Фаитири за его излишне дружелюбную улыбку и навсегда заткнуть Дюфорта. Но он знал, что подобной сцены Гермиона не оценит, а наладить связи ему это никак не поможет. Он не мог показаться дикарём и подобного рода собственником, не сейчас, не перед остальными. Пока продолжался разговор, Том не отрывал взгляда от огня, а в голове у него клубились тёмные мысли, расчёты, планы. Торопиться некуда. Скоро он напомнит Гермионе, кому она принадлежит, и что никто другой здесь не сможет сравниться с тем, что он ей предлагает. Но пока он разыгрывал свою роль.

***

Они разбрелись по хижинам только ближе к полуночи, а Том, как и подобает воспитанному джентльмену, проводил Гермиону к её спальне. Подойдя к двери, Гермиона взяла его за руку и втянула внутрь, и, не дав сказать ни слова, приподнялась на цыпочках, чтобы его поцеловать, закрывая за ними дверь. Тому не нужно было повторное приглашение. Подхватив её на руки, он ответил на её поцелуй, протолкнув язык между её губ. Она обвила его ногами вокруг талии, а Том крепко держал её за ягодицы, впиваясь пальцами в её мягкое тело. Он отнёс её на кровать и одним сильным рывком дёрнул платье так, что спереди отлетели пуговицы. Всё возмущение Гермионы по этому поводу было заглушено его ртом, неистово её целующим и вбирающим сладость пунша и горечь смеха, который у костра предназначался не ему. Её волосы слегка пахли дымом вместо привычных цветов, но это было неважно, потому что Том намеревался сжечь её так же, как огонь ревности прожигал её на протяжении всего вечера. Содрав с её тела останки платья, он принялся за нижнее бельё, лаская её грудь, оставляя на ней отметины, отчего Гермиона лишь чаще дышала, а с её губ срывались сладкие стоны, от которых вся кровь Тома приливала к одному-единственному месту. Гермиона притянула его ближе за ремень и провела ладонью вдоль ширинки, и теснота в шортах стала совсем болезненной. Пока она мучительно медленно расправлялась с пуговицами, Том наложил Силенцио по всей комнате. Возможно, в следующий раз он даст подонкам послушать, но сегодня он решил оставить каждый стон и каждый крик Гермионы для себя. Наконец ей удалось избавиться от стесняющей одежды, и болезненное давление ослабло. Гермиона провела пальцами по вене на его члене, а на его кончике проступила смазка. Быстро облизнув губы, она собрала её языком и затем обхватила головку губами. На мгновение замерев, Том моргнул, но вскоре крепко схватил её за волосы и протолкнулся к ней в рот, впервые взяв минет, как называла его Гермиона, под свой контроль. Пришло время расставить точки над i и чёрточки над t и наконец-то показать ей, что она теперь его. Гермиона послушно давала ему взять её в рот, податливо насаживалась на его член с движениями его руки, иногда постанывая, а от вибрации в её горле у Тома в глазах вспыхивали тёмные пятна. Он упивался властью, которая сейчас была у него над ней. Резко оторвав её за волосы от себя с громким хлопком, он толкнул её на спину и следом опустился сверху, проводя пальцами по её уже совершенно мокрым половым губам. Ухмыльнувшись от мысли, что и ей понравилось ему подчиняться, Том медленно выводил круги по её клитору, наслаждаясь каждым её стоном, от которых по его позвоночнику пробегали приятные мурашки. Раздвинув её ноги чуть шире, Том с лёгкостью ввёл сначала один палец, затем другой. Её стенки туго сжимали его пальцы, и от предвкушения он непроизвольно прикусил губу. Ему не терпелось почувствовать, как она будет сжиматься вокруг него, но пока что он лишь наслаждался тем, как подводит её к краю. Гермиона шептала его имя, запрокидывала голову, выгибалась, пока, наконец, не кончила в его руках. Глядя ей прямо в глаза, всё ещё слегка затуманенные от прошедшего оргазма, и оперевшись на левую руку возле её головы, Том обхватил своими губами два липких пальца и медленно облизал их. Сквозь солоноватый вкус пробивалась лёгкая сладость, и, возможно, именно такой для путников пустыни была вода в оазисе. Гермиона провела ладошкой по его члену и, слегка сжав его, раздвинула ноги шире, направляя его. Том вошёл в неё одним сильным толчком, отчего она громко простонала: — Ах-х! Он обхватил одну её ногу, задирая выше, и быстро нашёл подходящий ритм. Свободной рукой он держал её руки над головой, крепко сжимая оба запястья сразу. Она была такой тугой и узкой, что даже после многих разов он всё ещё непроизвольно закатывал глаза, чувствуя, как она сжимает его член. Гермиона выгибалась ему навстречу, позволяя входить глубже, и с каждым толчком она стонала всё громче, совершенно не сдерживаясь. Тому как будто было сложно решить, что было приятнее: его физические ощущения от процесса или наслаждение от того, как она ему отдавалась. Чтобы не кончить слишком быстро, он замедлился, а затем и вовсе остановился, целуя её в шею и лаская грудь. — Том… — выдохнула Гермиона. — Думаю, нам нужно кое-что прояснить, Гермиона, — низким голосом сказал он возле её уха, слегка сжимая сосок. — Ч — ах… — ей было тяжело составлять предложения между вздохами от его прикосновений. — Что? — Как думаешь, — оторвался он от неё, чтобы посмотреть ей в глаза, — что происходит между нами? Почему я вообще позвал тебя с собой? — Н… Не знаю, — в глазах Гермионы мелькнуло беспокойство. — Есть догадки? — улыбнулся он одним уголком рта. — М-м… — слегка нахмурилась она. — Я тебе нравлюсь? — «Нравлюсь»! — сдавленно рассмеялся Том и резко из неё вышел, не обращая внимание на её недоумевающий взгляд. Затем одним рывком он перевернул её на живот, вызывая удивлённый возглас, и вошёл в неё сразу на всю длину. Удерживая её за бёдра так крепко, что наутро там совершенно точно появятся синяки, он снова принялся толкаться в неё: резко, сильно, быстро, с каждым разом заставляя Гермиону громко стонать и кричать его имя, пока она отчаянно сжимала одеяло перед собой, стараясь удержаться на месте. Том намотал её волосы на руку и притянул к себе, отчего её спина особенно сильно выгнулась. Не останавливаясь и даже не замедляясь, он произнёс у неё над ухом: — «Нравлюсь». Серьёзно? — выпустил он её волосы и обхватил ладонью горло, чувствуя, как она сглатывает слюну между стонами. — Мерлин, Гермиона. Ты такая умная, но иногда такая недалёкая, — продолжал он в неё толкаться размашистыми движениями. — Ты думаешь, что просто мне нравишься, когда я вот так тебя трахаю? — вырвалось у него несвойственное ему слово. — Я убью ради тебя, уже убивал, и сделаю это снова, хоть каждый день, не задумываясь. Он слегка ускорил темп, отчего Гермиона особенно громко выкрикнула его имя: — То-ом! В ответ на это он почувствовал, что уже приближается к разрядке. Но пока что рано. Чувствуя, как его яйца бьются о её влажный клитор, сделав глубокий вдох, чтобы немного успокоиться, Том продолжил: — Я вытащу тебя из загробного мира и даже с того света — уже вытаскивал, — если нужно. Ты можешь пытаться убежать в своё будущее… — Ох, Том, — непроизвольно срывалось с её губ. Влажные пряди прилипали к её лбу, а бисеринка пота скатилась между ключиц вниз к груди. Том сжал её горло ещё немного сильнее, чувствуя, как она ахнула: — …Но ни время, ни пространство не остановят меня, чтобы пойти за тобой. Ты моя. Скажи это, — рыкнул он над её ухом. — Твоя… — выдавила Гермиона между стонами. — Только твоя… Ах, Том! Я… Больше она ничего не смогла произнести. Гермиона вспыхнула прямо в его руках, её стенки туго сжимались. В ту же секунду Том резко загнал свой член насколько мог глубоко и кончил в неё. Тёплая сперма растекалась вдоль него, угрожая вытечь, а спазмы её влагалища выдавливали его без остатка. Гермиона под ним обмякла, будто не в силах пошевелиться, и слегка дрожала. Том аккуратно вышел из неё, перевернулся на бок рядом и притянул Гермиону к себе, зарываясь в её волосы, всё ещё пахнущие костром. С его лица не сходила широкая улыбка. Каждый раз, когда он думал, что ещё более могущественным чувствовать себя больше не может, оказывалось, что он ошибался. «Моя», — прошептал он у неё над головой, на что Гермиона лишь с тихим вздохом крепче прижалась к нему.

***

Начало стажировки смогло удивить даже кого-то столь искушённого магией, как Тома. Понедельник разбудил его предвкушением, витающим в воздухе. Утро началось с экскурсии по кампусу Кастелобрушу среди густых джунглей Амазонки. Территорию охраняли курупиры — крошечные существа, внешне напоминавшие рыжих гномов с повёрнутыми в обратную сторону стопами. Повадками они чем-то походили на полтергейста Пивза в Хогвартсе, но профессор Мендес заверил их, что они вредят только тем, кто нанёс ущерб животным или зверям в джунглях. Магический ботаник, казалось, знает каждую травинку необъятного леса. Они начали с Зачарованной библиотеки — высокого сооружения из переплетённых лоз и корней деревьев позади замка Кастелобрушу, слабо пульсирующее магией. Огромная коллекция книг располагалась среди гибких ветвей, сплетающихся бесконечно высоким куполом, под которым располагались тяжёлые длинные столы, а освещало всё пробивающееся через щели в лианах солнце. Казалось, знания в этих книгах только и ждали Тома, и, судя по блеску в глазах, Гермиона разделяла его чувства. Далее их проводили в Магический зверинец, где существа, о которых Том только читал, свободно скользили или летали перед его носом. Несмотря на тёплый климат, в Кастелобрушу также были и теплицы — чтобы поддерживать идеальную температуру для волшебных растений разной степени опасности, которая не всегда достижима в джунглях. Послеобеденная лекция профессора Жоао Паредеса была посвящена магии Амазонии. Паредес рассказал о древних практиках, связанных с этой землёй, о волшебниках и ведьмах, которые могли управлять самими джунглями, призывая природу к защите и силе. Место, казалось, сочилось первобытной, нетронутой магией, что так сильно отличалось от структурированных европейских заклинаний. Она была более грубой и в некотором смысле более опасной, на что собственная магия Тома откликалась нетерпением и жаждой как можно скорее приступить к практике. Но пока что продолжалась ориентационная неделя. Вторник начался с презентаций стажёров: каждый должен был рассказать о магической традиции своей Родины. Это был уникальный шанс узнать о десятке культур в одном месте, и, пожалуй, второго дня Том ждал даже больше, чем первого. Первым заговорил дикарь-новозеландец Фаитири, рассказав о разновидности маорийской магии, вызывающей природные силы с помощью древних песнопений. За ним последовал Эквуэме, который поведал о традиции Нигерии, связанной с манипулированием магией стихий для вызова штормов, что чем-то напоминало ритуалы погоды индейцев чероки, но требовало гораздо меньше танцев и пения. Казухико подготовил небольшой увлекательный доклад об Оммёдо — традиционной японской магии, базирующейся на равновесии противоположностей «инь» и «янь». За ним перед аудиторией выступил Халдун: молчаливый марокканец внезапно оказался блистательным оратором, рассказавшим им о геомантии — древней форме прорицаний, дающей толкования узорам из камней, песка и прочих природных элементов пустынь. Том методично распределял всё услышанное в своей памяти: сильные и слабые стороны, что может быть полезным, а что просто отвлекает внимание — каждый доклад был уникален в своём роде. Когда подошла его очередь, он экспромтом, но чётко рассказал о строгой, структурированной природе европейского волшебства, сосредоточившись на сложностях трансфигурации и необходимой точности при вызове заклинаний. Он чувствовал, что остальные внимательно наблюдают за ним, особенно Тяньлун и скользкий Дюфорт, будто оценивая его. Послеобеденный семинар о пересечении магии и науки вела профессор Камила Дуарте. Стажёры спорили о том, являются ли эти две дисциплины двумя сторонами одной медали или совершенно разными сущностями. Том всегда считал, что магия превосходит голую науку во всех отношениях, но всё же признавал, что и наука может быть магией, и иногда грань между двумя областями стирается. Гермиона отчаянно, страстно дискутировала с остальными, отчего Том чувствовал странную гордость — она могла поспорить в интеллектуальном плане с любым из присутствующих. Третий день в Кастелобрушу начался с густого тумана над Амазонкой, окутавшего всю территорию. Том проснулся, как всегда, рано, и, как и всегда, с будоражащим чувством предвкушения. Местная магия, переплетаясь с тропическим лесом, была мощной, первобытной и опасной — именно такой магией, которую он искал в своих странствиях. В среду группа собралась в одном из лекционных залов внутри замка Кастелобрушу. На каменных стенах висели портреты бывших студентов — знаменитых и печально известных, а окна были широко открыты. Парты расставили квадратом, в центре которого их уже ждал профессор Паредес. Его выражение лица было серьёзным, как всегда, но в то же время приветливым: — Сегодня мы начинаем работу над групповыми проектами. Как вы знаете, они являются ключевой частью вашей стажировки в Кастелобрушу. Вы разделитесь на команды, и каждая из них будет работать над различными аспектами глобальных магических явлений. Некоторые из этих тем являются древними, другие — новыми и только начинают изучаться. Том внимательно слушал, хотя его взгляд то и дело останавливался на Гермионе, сидевшей напротив него. Накануне он узнал, что им придётся разделиться, потому что они из одной страны — в южноамериканской школе особенный упор делали на международный обмен. С другой стороны, возможно, это и к лучшему. Последние два года они были неразлучны, о чём Том ни секунды не жалел, но гораздо эффективнее будет, если разделятся, а потом обменяются изученным под разным углом. Именно так в резервации индейцев чероки они за один месяц обучились и целительной, и боевой магии. Профессор Паредес продолжал: — Для каждой команды мы подобрали темы, исходя из рассказанного накануне. Мы попытались сформировать группы таким образом, чтобы максимально проявить ваш потенциал. Некоторые из этих тем очень узкоспециализированные, поэтому вам придется полагаться на сильные стороны друг друга, — начал он зачитывать составы групп и задания для них. К большому неудовольствию Тома, Гермиону определили в группу со скользким Дюфортом и неотёсанным Фаитири. Кажется, четвёртым был Хуч, но, в отличие от первых двух подонков, он оставался тихим и, в целом, мало участвовал в общих обсуждениях. А вот внимание француза и новозеландца к Гермионе раздражало Тома с самого первого вечера, и их попытки завоевать её расположение отчаянно действовали ему на нервы. Однако Гермиона, казалось, по-прежнему не замечает их ухаживаний, лишь держится с ними приветливо и дружелюбно, а вдали от чужих глаз, каждую ночь, она неудержимо отдавалась ему, позволяя сжечь их обоих его пламенем ревности. Десять недель — ничто на фоне вечности, которую они разделят вместе. Самого Тома объединили с Тяньлуном, Эквуэме и Халдуном. Группа показалась ему крайне эклектичной, но в то же время именно их он считал наиболее интересными и заслуживающими внимания стажёрами. За последние дни он успел достаточно изучить всех, отсортировав по степени возможной полезности и компетентности. Он уважал серьёзность Тяньлуна, буйство Эквуэме иногда раздражало, но в нём таилась неоспоримая сила, а Халдун, казалось, знает гораздо больше, чем стремится поделиться, и его живой ум так и притягивал Тома. — Ваши темы проектов заключены в эти конверты, — сказал профессор Паредес, помахивая стопкой зелёных толстых пергаментных конвертов. — Внутри вы также найдёте некоторые предварительные рекомендации и зацепки для отправных точек. Помните, что самое главное в этой работе — сотрудничество. Ваша задача в первую очередь — найти способ объединить ваши сильные стороны. Один из конвертов проплыл по воздуху к группе Тома. Его поймал Тяньлун и аккуратно, спокойно его раскрыл: — Наша тема… Пересечение магии и стихийных сил в разных культурах. Эквуэме издал громкий смешок и широко улыбнулся: — Идеально. С моей штормовой магией и — ну, в общем, всем — Тома будет легко. В ответ Том улыбнулся неискренне. Комплимент был приятен, но тема не была ему особенно интересна. Он уже достаточно знал о силе стихий, что завораживало в первые пару раз, но это была не совсем та магия, которой он собирался здесь обучиться. И всё же изучение силы есть изучение силы — никто не помешает узнать немного больше, стать чуть более могущественным. К тому же ему требовалось поставить нигерийца на место — он был шумным, жизнерадостным и естественным образом располагал к себе людей. Том поспешил вернуть мяч на свою сторону поля. Он расслабленно откинулся на спинку стула и сказал: — Итак, Эквуэме может вызвать шторм. Я обучался практикам индейцев Северной Америки и могу призвать торнадо. Как насчёт остальных? Халдун заговорил тихим, но уверенным голосом: — В Марокко мы имеем дело с магией пустыни. Стихия сурова, но речь идёт скорее о выживании, чем о контроле. Мы можем управлять песком и ветром, но мы не властвуем над силами, как это делают в других культурах. — В Китае, — серьёзно начал Тяньлун, — магия стихии глубоко связана с философской системой У-синь — пятью состояниями или элементами, или элементами и стихиями: Дерево, Огонь, Земля, Металл и Вода. В отличие от западной магии элементов, где их всего четыре — земля, воздух, огонь и вода — и они часто рассматриваются как отдельные силы, наша магия сосредоточена на взаимодействии и трансформации между состояниями или фазами. Каждый элемент — это не просто статичная сила, это часть цикла. После небольшой паузы он продолжил: — Дерево питает огонь. Огонь порождает землю через пепел. Земля создаёт металл. Металл обогащает воду. А вода питает дерево. Дело не только в контроле над отдельными стихиями, но и в понимании того, как они перетекают друг в друга. Этот баланс лежит в основе многих наших магических практик. Пока китаец говорил, Том начал прикидывать и продумывать, в каком направлении можно начать работу над проектом так, чтобы не только показать наилучший результат, но и извлечь из этого максимальную выгоду для себя. — Например, мастер магии элементов может манипулировать наиболее необходимой фазой. Если есть избыток Огня — слишком много агрессии, разрушения, — можно призвать Воду, чтобы успокоить его. Или, если заклинанию не хватает силы, призвать Металл, чтобы придать ему структуру, чёткость, сосредоточенность. Серьёзное выражение лица Тяньлуна слегка смягчилось: — Конечно, это нелегко. Баланс очень хрупок, и неправильное использование магии может привести к катастрофе. Именно поэтому в Китае тех, кто владеет магией У-синь, одновременно и уважают, и боятся — они способны создать великую гармонию, но также и разрушить её, если потеряют контроль. — Думаю, — наконец произнёс Том задумчивым голосом, — что нам нужно рассмотреть фундаментальную природу магии. Стихия — это не просто грубая сила, это влияние. Контроль. Если мы найдём способ манипулировать этими силами в их основе, мы сможем подчинить магию. Эквуэме приподнял бровь: — Что ты имеешь в виду? — Речь идёт о том, чтобы понять стихии настолько глубоко, чтобы они подчинялись твоей воле, а не требовали твоей силы. Разве не в этом истинная природа мастерства? Тяньлун выглядел задумчивым, и даже Халдун казался заинтересованным. Том понимал, что направляет разговор в нужное ему русло — контроль, власть, — но он также знал, как сделать так, чтобы это прозвучало привлекательно для остальных. — Нам придётся провести серьёзное исследование, — размеренно сказал китаец с серьёзным выражением лица. — Я могу запросить из библиотеки своей семьи несколько книг, посвящённых стихийным силам, но они древние, и их нелегко понять. Халдун кивнул: — Я могу предложить некоторые из наших техник геомантии. Пустыня, конечно, отличается от Амазонии, да и мы сейчас говорим не о прорицаниях, но принципы земли и воздуха универсальны. По окончанию занятия они отправились на обед, где продолжили обсуждение проекта, а после профессор Гимараес созвал группы на практику по сплочению команды. Стажёры собрались на большой открытой площадке, окружённой густыми джунглями. Гимараес весело, добродушно объяснил, что они будут решать магические задачи, призванные проверить их способность работать вместе. Тому и его группе дали задание создать защитный барьер, используя только силы стихий. Гимараес, разумеется, специально подобрал такое задание, чтобы оно соответствовало теме их проекта. Конечно, Том мог бы спокойно создать столб земли, используя недавно изученное заклинание инков, но ему хотелось посмотреть на своих товарищей по работе в действии. Он взял на себя руководство группой, направляя остальных к решению. Эквуэме вызвал небольшое штормовое облако, а Тяньлун создал замысловатые ветряные узоры, чтобы направить энергию шторма. Халдун управлял землёй под ними, создавая прочный фундамент. Том же использовал свою магию, чтобы скрепить всё вместе. По мере того как они работали, Том всё сильнее испытывал чувство гордого удовлетворения. Он контролировал ситуацию и с лёгкостью руководил группой. Но даже когда он сосредоточился на задаче, его мысли то и дело возвращались к Гермионе — её смех разносился по ветру во время работы со своей командой. День прошел быстро, до самого вечера они вчетвером в поте лица работали над сильным барьером против нападений Гимараеса, разрушающих их щит, пока, наконец, они не смогли отразить даже самую мощную атаку. Профессор, на вид, впечатлился и особенно горячо хвалил именно их группу. По возвращению в замок на ужин Том встретился взглядом с Гермионой, которая ему в ответ мягко улыбнулась и, к его огромному облегчению, ушла от своей команды навстречу к нему.

***

На следующий день туман прошёл, будто его и не было, а солнце вяло поднялось над Амазонкой, отбрасывая золотистые лучи сквозь окно в комнате Тома. Он уже проснулся, как часто бывало, раньше других и рассеянно накручивал на палец локон волос спавшей возле него Гермионы, размышляя о предстоящем дне и групповом проекте. Наступил четвёртый день первой недели, и сегодняшней темой ожидалась магическая этика. По мнению Тома, этика зачастую была не более чем барьером, который ставили слабые умы, чтобы помешать сильным реализовать свой потенциал. Но всё же ему была интересна точка зрения школы, где нет такой предвзятости к тёмной магии, как в Британии. Когда он вошёл в лекционный зал, профессор Камила Дуарте уже стояла у пюпитра. Несмотря на её молодость, во всём её присутствии читалась неоспоримая власть. Она была самым молодым преподавателем в Кастелобрушу и казалась интересной собеседницей, отчего даже Том с любопытством ждал, что она скажет. Её образ мысли отличался от обычных волшебников. Вздохнув, Том отпустил Гермиону за стол с её группой и отправился к своему. Они не выбирали такую рассадку, напомнил он себе, таково было задание, а не предпочтения Гермионы. Профессор Дуарте начала без предисловий: — Магия — это сила, — слова отозвались мурашками вдоль спины Тома. — В каждой культуре мира магия переплетается с историей, властью и, да, конфликтами. Сегодня мы обсудим пересечение магии, силы и ответственности. Что такое этика магии? Кто определяет, что является правильным в использовании силы, и как это различается в разных культурах? Том уже мысленно анализировал направление лекции. Сила была настоящей сутью магии — как ею владеть, как её контролировать и как её можно подчинить своей воле. Этика же, по мнению Тома, была не более чем оковами. Он всю жизнь наблюдал, как моральные ограничения накладывались малограмотными, слабыми, но власть имущими на остальных, зачастую более компетентных волшебников, не позволяя им достичь величия. Профессор Дуарте медленно вышагивала, продолжая: — Давайте начнём с недавней истории. За последние несколько десятилетий мир пережил две великие войны — конфликты, затронувшие и волшебников, и маглов. Некоторые из вас родом из стран, которые сильно пострадали от этих событий. Как вы думаете, какова должна быть роль волшебников в таких конфликтах? Должны ли мы вмешиваться или наш долг — держаться обособленно? Первым высказался Эквуэме: — В моей стране, Нигерии, волшебники в первую очередь защищают свои общины. Во времена конфликтов мы использовали магию, чтобы обезопасить свой народ, предотвратить вред. Но мы не вмешиваемся в магловскую политику. Это их мир. Тяньлун, всегда спокойный и задумчивый, поднял руку следующим: — В Китае мы ценим равновесие. Волшебники вмешиваются, когда дисбаланс угрожает природному или магическому миру. Но слишком сильное вмешательство может привести к тому, что мы станем правителями, а не защитниками, а это не наш мир, чтобы им править. Том слегка постукивал пальцами по парте, слушая, как другие студенты делятся своими взглядами. Было интересно наблюдать, как каждый из них видит свою силу. Казалось, никто из них не осознавал истинного потенциала магии, лежащего за пределами их ограниченных представлений, ориентированных лишь на защиту. Сила заключалась не только в поддержании равновесия, но и в управлении судьбой. Наконец настала его очередь говорить. Голос Тома был достаточно громким, чтобы показать его уверенность и захватить внимание аудитории, но не настолько, чтобы отвратить: — Я думаю, это вопрос перспективы. Магия по своей сути могущественна, и те, кто владеет ею, не должны бояться её использовать. Сдерживаться, ограничивать себя — значит отрицать саму природу того, кто мы есть. Этика может быть инструментом контроля над теми, кто опасен, да, но какой ценой? Международный статут о секретности был создан для защиты от маглов, устроивших охоту на ведьм, но почему мы должны связывать себя ограничениями, которые мешают нам полностью раскрыть свой потенциал? Синие глаза профессора Дуарте остановились на нём, и в её взгляде мелькнул интерес: — Вы поднимаете важный вопрос, сеньор Риддл. Но кто решает, каков этот потенциал? И в какой момент сила становится опасной не только для других, но и для самого обладателя? Том встретил её взгляд с непоколебимым спокойствием: — Сила опасна только для тех, кто её не понимает. Для тех, кто владеет ею правильно, она дар, ответственность. И я не считаю, что ответственность означает отказ от того, что мы можем сделать, только потому, что другие могут этого бояться. Слова Тома вызвали ропот среди студентов. Фаитири слегка наклонился вперёд, заинтригованный: — Хочешь сказать, что мы не должны вообще сдерживать свою силу? Том слегка улыбнулся: — Скорее, использовать её без страха. Сдержанность — это хорошо, если это выбор, но страх перед силой? Это то, что делает волшебников слабыми. Гермиона, сидевшая в другом конце комнаты, бросила на него взгляд. Он был быстрым, едва уловимым, но Том знал её достаточно хорошо, чтобы распознать её неодобрение. Она верила в этичное использование магии, в сдержанность там, где это необходимо. Это был один из немногих пунктов их разногласий, который они никогда не обсуждали открыто, но который оставался на заднем плане. Но к его удивлению и даже радости, она не стала спорить с ним перед остальными, в отличие от начала их знакомства и отношений. Разговор перешёл в другое русло, и остальные начали делиться своими взглядами. Фаитири рассказал о традиции маори использовать магию для охраны природы, объяснив, что их сила тесно связана с землёй и водой. Дюфорт высказал более пронырливую точку зрения — по его словам, французские волшебники часто работали за кулисами, осторожно используя магию, чтобы влиять на результаты, никогда не раскрываясь. По мере продолжения разговора Том хмурился всё больше. Создавалось впечатление, что Статуту следуют только в Волшебной Британии. Все остальные спокойно пользовались магией, если им это выгодно и если они действуют достаточно тонко. И только работа Министерства сводилась к вызову Обливиаторов и задержанию всех, кто ею посмел воспользоваться. Лекция перешла к дискуссии об ответственности. Профессор Дуарте направила разговор в сторону сложностей, связанных с использованием власти во времена глобального кризиса. Она подтолкнула их к размышлениям о последствиях своих действий: не только сиюминутных, но и о далеко идущем влиянии магии на общество. После обеда класс собрался для второй половины дня: взгляды на силу и власть в связке с различными культурами. Студенты сели в круг, и профессор Дуарте предложил каждому из них рассказать об этических основах их соответствующих магических культур. Цель состояла в том, чтобы глубже понять, как каждая из стран подходит к вопросу магической ответственности. Том слушал, как Эквуэме делился знаниями об общинной природе нигерийской магии, где власть делится между племенами, и ни одному волшебнику не позволяется стать слишком могущественным без одобрения общины. Тяньлун свёл всё к даосской философии равновесия, а Халдун рассказал о древних кодексах марокканского колдовства, где сила была средством защиты и использовалась только в случае крайней необходимости. Когда настала его очередь, Том заговорил со сдержанной уверенностью: — В Британии использование магии — это вопрос контроля. С раннего возраста нас учат, что магия — это инструмент, которым нужно овладеть, но на её использование налагается множество запретов. Лучше всего ею владеют те, кто знает, как скрыть её, как призывать её для формирования окружающего мира, не привлекая к себе лишнего внимания. Это вопрос тонкости. Дюфорт тихо, мерзко захихикал: — Действительно, тонкость. Думаю, у Британии и Франции больше общего, чем мы хотим признать. На ужин Том отправлялся в глубокой задумчивости, рассеянно взяв Гермиону за руку. Магическая этика была интересной темой, но не потому, что он верил в ограничения, которые она накладывала, а потому, что понимание того, как другие на них смотрят, поможет ему их обойти. Власть была в его власти — нужно только хорошо изучить правила, чтобы знать, как их нарушать.

***

Остаток недели пронёсся единым вихрем красок и звуков, а в воскресенье Том снова сидел в окружении своей команды. Они собрались в библиотеке в джунглях за одним из длинных столов. За другим расположилась Гермиона со своей группой, склонившись над какими-то материалами и обсуждая проект вполголоса. Том стиснул зубы, заставляя себя отвести взгляд. Это неимоверно раздражало. Не то, что они вместе работали над проектом, — это были правила стажировки, — но то, как Гермиона общалась с ними так, словно они были самыми интересными людьми на свете, пока новозеландец и француз липли к ней, как мухи на мёд. Его собственная группа была вполне приемлемой и компетентной, но никто из них не был похож на Гермиону. Том лишь в очередной раз — хотя в этом уже не было необходимости — убедился, что она поистине Особенная. Её острый ум быстро улавливал связи, которые другие упускали, только она могла найти изъян в ходе его рассуждений, и хоть он часто злился на неё за то, что она смеет в нём сомневаться, это было куда полезнее и продуктивнее слепому согласию остальных. Они отлично сработались. Ему не хватало этой лёгкости, этого вызова, сменяющегося молчаливым взаимопониманием, и его раздражало, что она, казалось, прекрасно обходится без него. Тяньлун заговорил своим обычным спокойным тоном, возвращая внимание Тома к поставленной задаче: — Я уверен, что ключ к овладению магией элементов, особенно при работе с противоположными стихиями, — это баланс. Если мы хотим понять, как можно манипулировать стихиями в рамках одного заклинания, мы должны начать с того, как они взаимодействуют. Это похоже на философию, о которой я говорил ранее на этой неделе, — фазы Дерева, Огня, Земли, Металла и Воды, все они движутся по циклам. Том кивнул, хотя его мысли частично витали в другом месте. За последние несколько дней их проект обрёл более чёткую форму: они работали над интеграцией системы элементов У-синь с западными заклинаниями, но при этом без использования палочки, перенимая практики Западной и Северной Африки. В теории это была увлекательная тема с интригующим конечным результатом, но его внимание постоянно уплывало в другой конец комнаты. — Как нам вообще это проверить? — спросил Эквуэме, откинувшись на спинку стула. Он был выше даже Тома на целую голову, а потому казался слишком длинным для этого помещения. Его рокочущий голос эхом разносился по всей библиотеке. — В смысле, мы можем посмотреть на отдельные стихии, но объединить их, ничего при этом не взорвав, кажется сложным. Халдун хмыкнул в знак согласия, что было ему несвойственно. Казалось, он вообще не умеет ворчать. Однако Том подозревал, что он предпочитал работать в одиночку и предвзято относился к подобному проекту — в чём Том его прекрасно понимал. Том слегка ухмыльнулся: — Меня больше интересует аспект баланса, о чём не устаёт нам напоминать Тяньлун, — дружелюбно кивнул он китайцу. — Мы имеем дело не с изолированными силами, а с системой, где каждый элемент влияет на другой, — потерев подбородок, он добавил: — Мы можем сосредоточиться на создании небольших сдвигов в одном элементе и наблюдать, как реагируют остальные. По чуть-чуть за раз. — Как цепная реакция? — заинтригованно спросил Эквуэме. — Именно так, — широко улыбнулся Том, обнажив зубы. — Начнём с малого. Если мы попытаемся форсировать магию, то получим хаотический беспорядок, который не сможем контролировать. Мы можем начать с простейших тонких изменений, например, используем воду, чтобы разрушить металл. Тяньлун одобрительно кивнул: — Я думал о таком же подходе. Мы также можем попробовать некоторые из техник, с которыми я сталкивался в Китае, но их придётся немного подкорректировать, чтобы приспособить к вашим методам. Том откинулся на спинку стула, его взгляд снова метнулся к группе Гермионы. Она склонилась к Фаитири, её лицо оживилось от объяснения ему чего-то. Новозеландец ухмылялся, его крупные белые зубы сверкали на фоне загорелой кожи, и что-то в его беспечной уверенности до безумия раздражало Тома. Как она вообще могла вот так им улыбаться, быть к ним расположенной, неужели она не видела, насколько они никчёмны? Фаитири просто занимал место и никак не затыкался про свои песнопения, наверное, никакой другой магией он и не владел. Дюфорт же прикидывался обаятельным, но его скользкая натура пробивалась сквозь неумело построенный фасад, он будто тужился в попытках произвести впечатление. Бату, хотя и был тихим, казалось, просто зависал на каждом её слове. Но по крайней мере он искренне старался принести вклад в проект, а не использовать его как предлог провести время с Гермионой. — Они же работают над целебными растениями? — прервал мысли Тома бархатный голос Халдуна. Он тоже смотрел на группу Гермионы, но скорее с беспечным любопытством. — Похоже, у них неплохие успехи. — Это простой проект, — пренебрежительно ответил он. — Растения и их лечебные свойства. Вряд ли это что-то революционное. Эквуэме усмехнулся: — По крайней мере, он прост. А то мы тут будто гоняемся за собственной тенью. — Тогда, возможно, тебе следует прибавить скорость в погоне, — огрызнулся Том. Его раздражало, когда волшебники искали простых путей и лёгких заданий, особенно те, в ком явно был потенциал, как у Эквуэме. Результат, конечно, важен, но путь его достижения не меньше. Грош цена лёгкой отличной отметке, если ты ничего не выучил для её получения. Лень была одним из самых отвратительных Тому смертных грехов. Он жалел, что не сделал крестраж в честь неё раньше, а теперь — благодаря духу Миктлана — ему это не удастся. — Мы разберёмся с этим, — спокойно сказал Тяньлун, не позволяя обстановке накалиться. — Нам просто нужно сосредоточиться на взаимодействии. Начни с воды и огня. Они противоположны, но при правильных условиях не отменяют друг друга, а создают нечто совершенно новое. — А что насчёт металла и дерева? — спросил Эквуэме, снова наклонившись вперёд. — Можем ли мы проверить, как металл может способствовать росту дерева? Или это слишком абстрактно? Том воспользовался возможностью снова вернуть их общению дружелюбие: — Это именно то, что мы должны проверить. Металл может усилить свойства дерева или даже усилить его эффект в некоторых заклинаниях. Речь идёт о наложении магии таким образом, чтобы дополнить каждый элемент. Халдун задумчиво кивнул: — Звучит логично. А что, если мы сначала наложим на деревянный предмет базовое заклинание роста, а затем добавим усиливающие чары с помощью металла? Работа продолжилась: они обдумывали дальнейшие действия, подыскивали необходимую литературу, распределяли работу. Проект был интересным и отвлекал от назойливых мыслей, погружающих Тома в темноту, когда он видел других мужчин в окружении Гермионы. Головой он понимал, что его эмоции безосновательны, она сама согласилась с тем, что его, тянулась к нему, проводя с ним ночи. Но другая его часть хотела схватить её и увести как можно дальше от этих уродов, прочь из этой школы. Том стиснул челюсть и продолжил работу. Возможно, он просто скучал по ней и жизни, где они были лишь вдвоём. Но разве вообще возможно скучать по человеку, который сидит прямо перед тобой и каждую ночь засыпает в твоих объятиях?