Пропаганда

Гермиона тонула в чёрном, бушующем океане. Холодные волны обрушивались ей на голову, опуская под воду на несколько футов. Она барахталась, неловко торопилась вынырнуть на поверхность, чтобы сделать глоток воздуха, прежде чем её вновь затянет в бесконечную пучину. На небе клубились тяжёлые сизые тучи, грозившиеся в любую секунду обрушиться стеной дождя. Вдалеке вспыхивали острые яркие молнии и грохотал разрывающий уши гром. Насколько хватало взгляда, вокруг не было ни суши, ни какого бы то ни было плота — лишь бескрайняя волнующаяся чернота. Солёная вода затекала в глаза, нос, уши и обжигала, разъедала слизистые. Силы постепенно покидали её, но Гермиона упорно продолжала держаться на плаву. Ноги начинало покалывать от холода, а мышцы в руках нестерпимо ныли от усилий, но она, стиснув зубы, боролась со стихией, едва успевая переводить дух. С очередным, особенно мощным раскатом грома, из туч хлынул шквальный ливень. Тяжёлые капли били по поверхности воды, разлетаясь брызгами, и больно били по коже, будто кусали. Но дождь оказался не просто водой: он был бледно-зелёного цвета и пах смутно знакомыми травами. Отчётливо осознав, что это всего лишь сон, Гермиона безуспешно пыталась проснуться, но ничего не помогало. Лишь тогда она поддалась волнам и позволила им затянуть себя на дно под толщу солёной воды: где так холодно, что больше не чувствуешь рук, где так глубоко, что больше не пробивается ни один солнечный луч. Если умереть во сне, то он закончится. Гермиона медленно опускалась на бесконечно далёкое дно, чувствуя жжение в лёгких, в которых заканчивается воздух, — и тогда она проснулась. Резко распахнувшись, её глаза встретились с чернильной темнотой. Стояла глубокая ночь, а шторы в спальне были плотно задёрнуты. Гермиона чувствовала, как к её телу прилипает влажная ночная рубашка, слишком тёплая от наброшенного сверху тяжёлого пухового одеяла. Сердце бешено стучало, но постепенно успокаивалось, а вместе с ним и дыхание становилось более размеренным. На языке оставался вкус травянистой горечи, смутно что-то напоминающей, но всё же она не могла её опознать. Гермиона не помнила, чтобы она оказалась в спальне, но события предыдущего дня слились в неразборчивый туман. Слегка пошевелив рукой, она поняла, что её ладонь держит лежащий рядом Том. Гермиона попыталась её осторожно вытащить, чтобы его не разбудить, но он тут же сел, крепче стиснув её пальцы. — Гермиона! — резко выдохнув, воскликнул он. — Н… кхм, — прочистила она пересохшее горло. — Ну а кто? — Люмос, — призвал Том и повернулся, держа зажжённую палочку возле её лица. — Как ты себя чувствуешь? — Очень хочу пить и… — не успела Гермиона продолжить, как он уже наколдовал стакан с водой и всучил ей в свободную руку. — Спасибо, — сделала она глоток, но не смогла остановиться и осушила его полностью. В следующую секунду он был снова наполнен невербальным заклинанием Тома. — Спасибо, — повторила она. — Я в порядке, только немного путаются мысли. Том придирчиво изучал её с обеспокоенным видом. Выпустив её ладонь, он приложил тыльную сторону своей к её лбу, проверил зрачки, приближая зажжённый кончик палочки поближе. Приставив два пальца за ухо, нащупал точку пульса и сосредоточенно отсчитывал удары, пристально глядя ей прямо в глаза. Только сейчас Гермиона заметила, что он был бледнее обычного, а его скулы будто заострились немного сильнее. На самом дне его взгляда виднелся… Если бы Гермиона знала его хуже, она бы подумала, что это страх, но чего ему бояться? — Рот открыть? Сказать «а-а»? — пошутила она, стараясь разрядить напряжённую обстановку. Том нахмурился: — Не ёрничай, — продолжал он её осматривать. — Ты была без сознания десять дней. — Сколько?! — ахнула Гермиона. Убедившись, что у неё нет видимых повреждений, Том вздохнул и притянул её к себе, зарывшись носом в волосы: — Прости, — несколько сдавленно сказал он. — Это всё из-за меня. Гермиона отстранилась, чтобы посмотреть на него. Никогда прежде она не видела Тома настолько подавленным. В его обычных эмоциях — раздражении, ярости, насмешке, самодовольстве, ликовании и безудержном, диком смехе — не было места подобному гнетущему выражению. — Я должен был тебя послушаться, — продолжал он. — Ты была права. Если бы прямо сейчас под ногами Гермионы разверзлась земля с помахивающими вилами чертями, или в окно постучал пришелец из космоса, или, быть может, появился сам Мерлин, она бы удивилась куда меньше. Никогда раньше Том не просил у неё прощения и не говорил, что она права, не считая единственного раза после случайной оргии в Германии — и то наполовину в шутку. Она внимательно изучала его, пытаясь найти следы притворства или попросту лжи, но на его лице по-прежнему оставалась лишь скорбная лёгкая грусть. — Права в чём? — силилась понять его Гермиона. — Что последнее ты помнишь? Она слегка сдвинула брови, пытаясь призвать воспоминания. В расплывчатых обрывках мыслей, смешивающихся между собой, последнее чёткое, что ей удавалось вспомнить, — как Том набрасывает на неё Вуаль и, обвив рукой талию, ведёт за собой в храм Солнца. — Кажется, мы пытались найти Зеркало Айни? — с сомнением сказала Гермиона. — Но я помню только как мы заходили в храм. Что произошло? Том вздохнул, расцепив объятие, и перевернулся на спину, покручивая зажжённую палочку в руках. — Мы нашли Зеркало, но оно оказалось бесполезным, мы просто в нём отражались, — пусто пересказывал он события. — А на выходе тебе стало плохо, изо рта пошла пена, и ты десять дней пролежала без сознания, — он перевернулся на бок, подперев голову ладонью, положил палочку между ними и принялся водить пальцем по её плечу, пот на котором к этому времени высох. — Ты была права, не стоило просто так трогать Зеркало, не проверив его до конца, но я притянул тебя за собой, несмотря на твои сомнения. — Спасибо за извинения, конечно, — в замешательстве пробормотала Гермиона. — Но ты не мог знать, бывает. Всё хорошо, что хорошо кончается? — Это непозволительно, — серьёзно заявил Том, снова притягивая её к себе. — Совершенно безрассудно с моей стороны, я слишком увлёкся какой-то малозначимой реликвией, — покачал он головой, пока Гермиона гадала, кто этот человек перед ней и что он сделал с Томом. — Мне стоит чаще к тебе прислушиваться, — прижал он её ещё сильнее. — Я не могу тебя потерять. Том принялся её целовать, и если Гермиона по глупости считала, что стала достаточно хорошо его понимать, ему удалось удивить её снова — видимо, с человеком по фамилии Риддл загадки просто не могут закончиться. Она считала, что он состоит лишь из тщеславия, голодных амбиций, холодного расчёта и сжигающей всё на своём пути страсти. Оказалось, за жаждой и жадностью до всего одновременно может скрываться и невыносимая нежность. Том целовал её медленно, чувственно, так, что она могла ощутить саму его душу на кончике языка. Если от их прошлых поцелуев она всегда горела, рассыпаясь искрами римских свеч, то теперь это было уютное, согревающее пламя, в котором она нежилась, как кошка на солнце. Крепко прижимая её к себе, он мягко проводил пальцами по её щеке, ключицам, вдоль позвоночника, будто она была хрустальной, бесценным хрупким сокровищем. У Гермионы по-прежнему кружилась голова, и туман в разуме после долгого зачарованного сна переплетался с дурманящей лёгкостью. Скорее всего, она никогда не узнает, что именно произошло за прошедшие десять дней, но, по правде, это было не так уж и важно.

***

Прежде чем отправиться в Кастелобрушу на научную стажировку, они договорились найти Сферу Пачамамы. Все древние записи указывали на то, что в ней есть некие свойства по взаимодействию со временем, и Гермионе было необходимо если не заполучить её, то хотя бы на неё взглянуть. До отправления оставалось чуть больше двух недель, но Том категорически отказывался отправляться в путь. Он говорил, что она недостаточно окрепла, что стоит потратить немного больше времени на исследование всех деталей, что они обязательно всё успеют, что самое важное сейчас для Гермионы — полностью восстановиться. Правда, при всём при этом Том считал её достаточно крепкой, чтобы заниматься с ней сексом по несколько раз в день. Стоило Гермионе наутро после пробуждения сказать ему, что она готова попробовать ещё раз, Том не стал переспрашивать дважды. В следующие несколько дней они буквально поселились в кровати: если они не предавались половому акту, то читали и обсуждали будущую вылазку прямо в постели, а еду им доставляли в номер. Он брал её первым делом утром, не давая даже почистить зубы, днём, распахивая шторы взмахом руки как можно шире, чтобы её видеть, и перед сном, пока оба в изнеможении не проваливались в сон. От недавней нежности не осталось и следа, Том снова заставлял её сгорать заживо, выгибаться и кричать, закрывая ладонью её рот, — он мог бы использовать заклинание Немоты, но вибрация её голоса на его коже будила в нём что-то животное. С каждым разом становилось всё лучше и лучше. Гермионе нравилось ощущать на себе тяжесть крепкого мужского тела, вдыхать его слегка мускусный запах и вздрагивать от размашистых, сильных толчков бёдрами. Она чувствовала жаркий поток магии по всему телу, и теперь Гермиона точно знала, что тогда, в первый раз на каменном алтаре под звёздным небом, дело было вовсе не в ритуале. И всё же, как бы это всё ни было хорошо, ей никак не удавалось достичь оргазма — чего-то не хватало, но она никак не могла понять, чего. Ничто не подводило её к краю, только пальцы и язык Тома, и хоть он всегда давал ей достичь разрядки, было очевидно, что его это расстраивает ничуть не меньше неё, а то и больше. — А-ах! Том! — очередным утром кричала Гермиона, зарываясь пальцами в его блестящие чёрные волосы, пока его руки крепко обхватывали её бёдра, раздвигая ноги как можно шире. Не в силах вынести ни секунды больше, она слегка потянула его к себе, и Том покорно приблизился к ней, прижимая её к своей горячей голой груди. Он размеренно дышал, прикрыв глаза, с лёгкой улыбкой на губах, а Гермиона пыталась перевести дух, сжимая кулаки, чтобы поскорее вернуть кровь к отнявшимся ладоням. Раздался стук о стекло. Том слегка приподнялся, чтобы посмотреть в окно, и Гермиона проследила его взглядом, заметив на подоконнике бирюзово-жёлтого ара с привязанным к лапе зелёным конвертом. Приоткрыв один глаз, Том потянулся за палочкой на прикроватной тумбочке и распахнул окно одним взмахом, не произнося слов заклинания. С громким карканьем попугай влетел в комнату, бросил на живот Гермионы конверт и тут же улетел восвояси, не дожидаясь, пока они прочитают письмо и напишут ответ. Она разломила синюю печать с гербом Кастелобрушу и развернула пергамент. Внутри также лежали два простых чёрных гладких кольца.       «Уважаемый мистер Риддл,       От лица всего профессорского состава и от меня лично хочу выразить нашу искреннюю радость и нетерпение в ожидании прибытия Вас и сеньориты Гермионы Грейнджер на стажировку в Кастелобрушу.       К письму прилагаются два портключа: два тукумных кольца. Портал активируется в воскресенье, 12 декабря, в полдень. По прибытию Вас встретят помощники.       Желаем вам лёгкой дороги и успешной подготовки к новому этапу вашего магического путешествия. С нетерпением ждём встречи с вами!       С уважением,       Директор Бенедита Дораду». — Какое сегодня число? — спросила Гермиона, переводя взгляд с пергамента на Тома. Покручивая одно из глянцевых деревянных колец в руке, он ответил: — Кажется, второе, — затем, широко улыбнувшись, добавил: — Не волнуйся, мы сто раз успеем в долину Урубамба.

***

Гермиона всегда искала ясности и точности среди хаоса — а затем судьба, издевательски насмехаясь, подбросила ей Тома хаос-который-всегда-с-тобой Риддла. Отправившись с ним в странное, спонтанное путешествие, в её жизни не осталось места упорядоченности: он вёл её за собой в прерии и пустыни, на вершины гор и в подземный мир, в заброшенные храмы и на поиски незнакомцев. Ясность ускользала из рук, как мокрое мыло, оставалась вне зоны досягаемости, зудела над ухом едва уловимым шёпотом. В прошлой жизни она научилась воровать, если это было действительно необходимо: ещё в тринадцать лет она достала шкуру бумсланга из шкафа Снейпа, чтобы сварить Оборотное зелье, ведь узнать, был ли Драко Малфой наследником Слизерина, гораздо важнее обычных правил. Теперь же она была полна решимости найти Сферу Пачамамы — и забрать её, если она кажется полезной. Сфера взывала к ней, обещала даровать ясность, открыть карты будущего и показать последствия её действий. Что, если дома, куда она так спешила вернуться через полвека, больше не существует? Прежде чем отправиться на поиски, они изучили всё, что могли, про храм Пачамамы в Священной долине инков. Что бы ни случилось в прошлый раз с Зеркалом Айни, Том старался предусмотреть все возможные препятствия и последствия. Он даже предложил посоветоваться с аптекарем Педро Альваресом в Лиме, но Гермиона его переубедила: если Сферу хватятся, подозрение сразу же и небезосновательно падёт на них. Подождав ещё несколько дней, чтобы прекратились затяжные дожди, они аппарировали в долину Урубамба всего лишь в пятнадцати милях от Куско. От влажного, тяжёлого воздуха волосы Гермионы неприятно прилипали к шее, одежда — к телу. Под ногами простирались сходящиеся к низу ступеньки древних посадок, а над головой нависало кольцо величественных гор. В самом низу располагался храм Пачамамы, который казался маглам лишь руинами, о чём позаботились жрецы-волшебники с приходом в страну испанцев. Осторожно слезая вниз по заросшим травой высоким ступенькам, они направились прямо к нему. Тому с высоты своего роста не составляло труда просто ступать или спрыгивать вниз, но он подавал Гермионе руку, чтобы помогать ей удерживать равновесие. Наконец они добрались до самого храма: приземистого каменного строения, увитого лозами экзотических растений. На ветвях распустились фиолетовые и пурпурные цветы, обрамляя высокий каменный проём входа. Гермиона решительно шагнула внутрь. Ей были нужны ответы. Может ли Сфера стать решением загадок, мучивших её три с половиной года? Том возле неё шёл молча. Он преследовал совершенно иные цели в поиске Сферы: для него это был всего лишь инструмент продвинутых прорицаний, очередная возможность получить чуть больше могущества и власти. Как и с любым волшебством, его любопытство и жажда знаний бежали впереди него, его охватывали голод и желание обладать необычной магией, но, в отличие от Гермионы, он не ставил на артефакт так много. И всё же она не могла не обращать внимания, что при каждом упоминании Сферы его челюсть едва заметно сжималась, глаза становились ещё на полтона темнее — будто он противился одной мысли, что она приблизится к разгадке Времени. Воздух в храме был горячим, душным, липким от влажности. Все стены испещряли вырезанные изображениями Земли и Космоса, изображая сцены из мифологии Пачамамы, а камень поблёскивал серебристыми искрами, будто в самой его материи заключили россыпь звёзд. С каждым шагом сердце Гермионы билось всё быстрее — не от страха, но от предвкушения. Ей не всегда удавалось почувствовать магию, но не в этот раз: её будто что-то звало, тепло собиралось на кончиках пальцев, а потом снова разливалось по венам. — Вот оно, — прошептала Гермиона, еле сдерживая восторг. — Пошли! — нетерпеливо подпрыгивала она, безуспешно пытаясь потащить Тома за собой. Он продолжал молчать, тщательно осматривая помещение. Его взгляд задержался на одном из настенных рисунков, будто что-то вычисляя. Это было слишком на него непохоже, обычно именно Том бежал впереди, не раздумывая, что за углом может ожидать опасность. Он задумчиво провёл кончиком своей палочки по подбородку, а затем, вздохнув, встретился с ней взглядом: — Не спеши, — сказал он с нечитаемым выражением лица. — Здесь чувствуется сила, но, возможно, она даст не те ответы, которых ты ждёшь. — Я и не жду чего-то определённого. Я даже не жду, что будет легко и просто, — огрызнулась она. — Но что, если это наконец-то мой шанс ступить в будущее? Как ты можешь оставаться таким спокойным! Что с тобой? Том слегка прищурился, на мгновение стиснул челюсть, а затем черты его лица снова разгладились: — Ничего, — бесстрастно ответил он. — Просто не хочу, чтобы ты излишне себя обнадёживала. Лучше не очаровываться, чтобы потом не разочаровываться. — Кто бы говорил, — фыркнула Гермиона, встретившись с его тяжёлым взглядом. Челюсть Тома снова сжалась, а на его лице заиграли желваки. Он спросил ядовитым голосом: — Что, если ты увидишь не то, что хочешь? Что, если твои действия необратимо изменили временну́ю линию, и будущее стало ещё хуже? Гермиона ахнула, казалось, её сердце сорвалось и упало прямо в желудок, утопая в едкой кислоте. Том умел нажать на самую больную точку, безошибочно выявить самое слабое место и прицельно ударить именно в него, нанося одним тычком максимальный ущерб. Сжав кулаки, загнав прилипчивый ужас на самые задворки сознания, она, храбрясь, вздёрнула подбородок и ответила самым уверенным голосом, на который была способна: — Поверь мне, — искривился её рот в язвительной улыбке, — хуже, чем то, что устроишь ты, не будет. Он изучал её на протяжении одной, но бесконечной секунды. Его потемневшие глаза будто искали на её лице следы неуверенности, но Гермиона позаботилась о том, чтобы их там не было. Она была полна решимости, как никогда прежде. Слегка кивнув, Том повернулся навстречу открывающейся каменной галереи: — Пошли, закончим с этим побыстрее. Чем глубже они продвигались, тем больше Гермиона чувствовала присутствие древней магии. Холодный камень под ногами будто вибрировал от её энергии, поднимаясь в воздух, заставляя её собственную магию трепетать в ответ. Помещение будто было живым, дышащим организмом, пульсирующим своей силой. Они шли быстро, но осторожно. Шаги гулким эхом отражались от каменного пола, пока они спускались всё ниже к самому сердцу храма. Все органы чувств Гермионы обострились до предела, она держала палочку наготове, а все мысли сосредоточились лишь на размышлениях о том, что может показать ей Сфера. Позволит ли она переместиться вперёд во времени? Покажет ли она новый путь будущего? Сможет ли она обратить возможные последствия, совершённые её действиями? Наконец они с Томом добрались до центральной комнаты, расположенной глубоко под землёй. Посреди неё на высоком узком каменном пьедестале с вырезанными созвездиями и планетами располагалась Сфера размером с теннисный мяч. От неё исходило мягкое серебристое свечение, а сама она была сделана из такого же звёздного камня, как стены храма, но ещё украшена тёмно-синим лазуритом с золотистыми вкраплениями и изумрудами глубоко зелёного оттенка. Казалось, артефакт притягивает к себе, как магнит. Гермиона сделала шаг вперёд, но Том схватил её за руку: — Подожди, сначала надо проверить место на ловушки. — Ты прав, — кивнула она, поражаясь его внезапно проснувшейся осторожности, а Том, вместо того чтобы привычно сообщить, что всегда прав, лишь мягко улыбнулся в ответ. Они вместе принялись призывать различные проявляющие заклинания, но, казалось, никакая опасность их не подстерегала. Тогда они одновременно подошли к Сфере. Гермиона слегка коснулась самоцветов пальцами, почувствовав приятное тепло, будто от уютного очага. Её сердце снова принялось гулко ударяться о её рёбра. — Вот оно, — прошептала она так тихо, что еле слышала сама себя. Том осматривал артефакт с серьёзным видом, как оценщик, его глаза отражали блеск драгоценных камней, а сам он оставался спокойным и собранным. Низким голосом он осторожно спросил: — Ты уверена, что хочешь этого? От будущего может быть непросто отвернуться. В ответ Гермиона решительно кивнула. Он не стал останавливать её, лишь смотрел на неё, не сводя глаз. Она крепко сжала Сферу, чувствуя, как магия с жаром проникает ей под кожу. По всему её телу неслась прежде незнакомая ей энергия, накрывая с головой, вихрем кружа мысли и как будто разрыхляя сознание. Перед глазами проносились цветные пятна сливающихся картинок. Стены храма растворились, и теперь она стояла посреди бескрайнего поля золотистых колосьев. В этом месте время ощущалось не так, как в реальном мире: оно будто одновременно неслось быстрее и полностью остановилось. Перед её глазами проносились яркие образы. Она увидела повзрослевшего Тома, стоявшего на краю отвесной горы. Его лицо воплощало триумф, он победоносно вскинул руки, вокруг которых закручивалось нечто тёмное, пугающее, ужасающее. Ядовитый страх поднимался вдоль её позвоночника, хоть и было неясно, что именно её так сильно пугает. Глаза Тома вспыхнули кроваво-красным, и в следующую секунду он сорвался вниз. Дыхание застряло у неё в горле, но не успела она избавиться от ужаса, как увидела Рона и Гарри такими же, какими она их запомнила в последний раз, но всё же что-то изменилось — будто они были моложе, в глазах играл ребяческий блеск. Их звонкий смех разносился по невиданной ей прежде лужайке, но от одного его звука на душе будто становилось теплее. Мальчики весело что-то обсуждали и обменивались какими-то записями, не обращая на неё ни малейшего внимания. Картинки снова сменились, теперь она стояла посреди обломков Волшебного Лондона, ещё более разрушенного, чем после известной ей Войны. Вокруг чувствовались лишь пустота и запустение, будто руины здесь были уже не один год, но одновременно только что появились. Гермиона подняла ладони к глазам и увидела, что её руки по локоть в уже засыхающей крови. В следующую секунду она снова оказалась в Косом переулке, но теперь там царил мир и покой, улицы весело гудели от разговоров толпы. Стояла атмосфера абсолютной безмятежности, будто эти люди никогда не знали страданий и лишений — будто это на самом деле сон. Именно таким она надеялась видеть Волшебный Лондон в своих мечтах и снах, когда засыпала в палатке посреди Королевского леса Дин. Моргнув, Гермиона оказалась в отвратительном тёмном месте, холодом проникающем в её душу. «Азкабан», — промелькнуло у неё в мыслях, и в ту же секунду широко распахнулись входные двери. Два конвойных ввели Альбуса Дамблдора в наручниках. На вид он был моложе, чем она его запомнила: борода ещё не стала полностью седой, лишь несколько серебристых прядей испещрили его тёмно-рыжие волосы, но его взгляд был совершенно потухшим. Не успела Гермиона хоть как-то переварить арест профессора Дамблдора, как образ снова сменился. Она вновь смотрела на предсказание, когда-то представшее ей в столбе огня в ночь на Хэллоуин 1946 года, которое она так отчаянно пыталась забыть, убедить себя, что это невозможно, и спрятать его в самые глубины сознания… Гермиона снова стояла посреди каменной комнаты в храме Пачамамы. Том возле неё, не отрываясь, следил за ней с самым серьёзным выражением лица, а его пальцы проигрывали палочкой из тиса. Сердце билось так отчаянно быстро, что Гермиона слышала пульс в ушах, а её ладони покрылись липким потом. В мыслях проносились недавно увиденные образы, и никакая окклюменция не могла их остановить. — Что ты увидела? — резким, несколько приказным тоном спросил Том. Гермиона прочистила горло и глубоко вздохнула, пытаясь успокоить нервы. Она увидела многое: фрагменты возможностей, какие-то обнадёживающие, другие — ужасающие. Было не до конца ясно, вернулась ли она хоть в одном из них в своё время, но теперь у неё появилось чёткое осознание изменчивости будущего. Одно дело — читать про это в книгах, гипотетически рассуждать о высоких материях и теоретизировать. Совсем другое — увидеть всевозможные исходы, воплощение в жизнь которых зависит от её действий. — Я видела… Возможности, полагаю, — медленно произнесла она. — Это оказалось не так просто, как я думала. А теперь я чувствую себя так, будто меня переехал поезд, — выдавила она, ощутив, как раскалывается её голова. Том слегка прищурился, одновременно протягивая ей небольшой флакон неизвестного бледно-зелёного зелья. В ответ на немой вопрос Гермионы он произнёс: — Живительная настойка коки, — убедившись, что она выпила горькую жидкость с травянистым вкусом, как ни странно, придавшую ей сил, он спросил: — И что ты планируешь делать с этими знаниями? — Не знаю, — честно ответила она. — Я думала, они будут более определёнными. Но, по крайней мере, во всех исходах планета оставалась на месте, — угрюмо пошутила она. Глаза Тома пристально осматривали её, будто пытаясь проникнуть ей в самую душу. В его взгляде мелькнуло понимание, он не стал настаивать. Гермиона протянула ему Сферу: — Хочешь попробовать? Он кивнул и взял её в руку, но уже через секунду раздражённо сказал: — Ничего не происходит. — Вообще? — ахнула Гермиона. — Как будто её магия натыкается на какой-то барьер, — нахмурившись, ответил Том, принявшись крутить драгоценный шар. — Очень странно. Гермиона видела, как в нём нарастает гнев. Понятное дело, он разочарован, что какая-то магия ему не поддалась. Покатав Сферу в руках, постучав по ней палочкой и крепко обхватив двумя руками, Том, вздохнув, сказал: — Думаю, придётся попробовать подольше. Но нет смысла оставаться здесь вечность, — положил он шар в карман пиджака. — Том! — воскликнула Гермиона. — Только не говори мне, что ты собиралась её тут оставить, — лукаво ухмыльнулся он, от его раздражения почти не осталось и следа. — Тебе самой ещё нужно будет научиться перемещаться с ней во времени, — подмигнул он ей и притянул к себе.

***

Утром воскресенья, двенадцатого декабря, Гермиона с Томом были готовы к отправлению на стажировку. Они заранее купили по небольшому чемодану, расценив, что спичечные коробки могут вызвать лишние, ненужные вопросы, и точно так же зачаровали их на магическое расширение, добавив руны рассеивания внимания, чтобы никто ими не заинтересовался. В конце концов, в глубине этих чемоданов были скрыты древние магические артефакты инков. Том рассчитался за гостиницу на стойке регистрации, и они аппарировали на одну из гор в окрестностях Куско, подальше от посторонних глаз. Там они надели предоставленные им тукумные кольца и принялись ждать активации портключей. Ровно в одиннадцать утра — с поправкой на разницу во времени — их перенесло в Кастелобрушу. Посреди джунглей Амазонки, среди бесконечно высоких деревьев и покрытых висячим мхом раскидистых лиан возвышался золотой храм, чем-то напоминающий пирамиды инков или ацтеков. На каждой его ступеньке росли невиданные растения. Позади шумел водопад, лазурная вода с грохотом ударялась о ров, окружающий школу, а в небе кружили разноцветные птицы. Гермиона всегда считала, что Хогвартс — самое волшебное место на земле, но впервые ей встретилась школа, которая могла бы с ним потягаться. Взявшись за руки, они с Томом отправились по вытоптанной тропинке к главному входу. Над головой в удивительно голубом небе шумели гигантские листья пальм, а с деревьев тут и там падали ветки, листья и иногда косточки, отплёвываемые птицами и животными. Наконец, они оказались у высоких, покрытых мхом каменных ступеней, ведущих к главному входу: высокой арке, увитой лианами. Вместо Вестибюля они оказались сразу в Большом зале. По крайней мере, так подобное помещение называлось в Хогвартсе: посреди комнаты стоял одинокий накрытый круглый стол на шестнадцать человек. Он казался крошечным в необъятной комнате, но, видимо, на летние каникулы все остальные убирали. За столом уже сидело четверо молодых мужчин, которым на вид было не больше тридцати, три старца с серебристыми волосами и бородами различной длины, одна высокая, поджарая женщина со строгим лицом и длинными кольцами рыжих волос и одна статная темнокожая женщина. Все, кроме последней, были одеты в ярко-зелёные мантии. Наряд же директрисы Дораду — а это была именно она — мог посоперничать эксцентричностью с самим Дамблдором: её бирюзовая мантия с длинными рукавами была расшита русалками с разноцветными хвостами, плещущимися в водах шёлка, а тюрбан на голове в тон был украшен плюмажем с разноцветными перьями, заколотым огромным турмалином. — А, сеньор Риддл! — воскликнула директор. — Добро пожаловать, проходите! А с Вами, должно быть, сеньорита Грейнджер? Гермиона кивнула: — Очень приятно. — Здравствуйте, директор Дораду, — поздоровался Том с обаятельной улыбкой. Они подошли к столу и принялись знакомиться с теми, кто уже за ним сидел. Молодыми учёными, которые также приехали на стажировку: крепко сложенный смуглый Те Ранги Фаитири из Новой Зеландии, чьи длинные чёрные прямые волосы резко контрастировали с ослепительно-белыми крупными зубами; высокий китаец Ву Тяньлун с тяжёлой квадратной челюстью и живыми глазами; субтильный Саито Казухико из Японии с заразительной широкой улыбкой на круглом лице и изящными длинными пальцами, как у пианиста; коренастый, немного угрюмый из-за застенчивости Бату Хуч из Монголии — все они прибыли накануне, чтобы скорее привыкнуть к большой разнице во времени. — Подождите, — внезапно осознала Гермиона, вспомнив Турнир Трёх Волшебников. — Все присутствующие отлично говорят по-английски? Разве это честно по отношению к принимающей школе? В ответ один из старцев весело рассмеялся: — Конечно, нет! Но в Южной Америке во всех странах, кроме Бразилии, говорят на испанском, но именно Бразилия — самая большая страна. Чтобы не волноваться о языковом барьере, в стены школы вписаны руны для перевода. Все понимают друг друга, на каком языке бы ни говорили, будто это их родной. За столом также сидели преподаватели. Профессор Жоао Паредес был крепким, несмотря на свой почтенный возраст, мужчиной с резким, буравящим взглядом, коротко остриженными волосами и излишне крепким рукопожатием. Его предметами были магическая архитектура и составление рун. Его коллега Олаво Мендес — смешливый сухощавый старик с веселящимися чёртиками во взгляде и длинной белой бородой — вёл травологию и магическую ботанику. Именно он объяснил магию школы. Последний из старцев — пышущий здоровьем, румяный профессор Раймундо Гимараес, больше всего напоминающий добродушного дедушку в круглых очках и с короткой аккуратной бородой, преподавал магизоологию. Рыжеволосая ведьма со строгим взглядом тёмно-синих глаз и веснушчатым лицом оказалась профессором Камилой Дуарте и вела алхимию и магию стихий. Вскоре прибыли и остальные участники стажировки — и снова все мужчины. Единственной девушкой из группы оказалась Гермиона. По её левую руку сел высокий — на голову выше даже Тома — темнокожий учёный Ифеани Эквуэме из Нигерии. Место за ним занял чопорный француз Жан-Батист Дюфорт, выпускник уже известной Гермионе школы Бобатон, но, к сожалению, она не смогла бы с ним её обсудить, не проболтавшись о своём происхождении. К ним также присоединились швейцарец Лукас Моргенштерн — обладатель топорщащихся кудрявых каштановых волос и слишком громкого смеха, скромный, тихий Алу Халдун из Марокко, одетый в длинные белые одежды, и, наконец, полноватый венгр Ференц Золтанфи со сросшимися чёрными бровями, из-под которых он смотрел на всех тяжёлым взглядом своих тёмно-карих глаз. С таким количеством незнакомцев было удивительно наблюдать за Томом. Гермиона, конечно, замечала и раньше, как он уверенно держится, но никогда в такой большой компании. Казалось, он занимал немного больше места, чем остальные, — даже больше, чем невероятно высокий Ифеани. Его привычное для неё самодовольство уступило место чистому обаянию, Том располагал к себе каждого, и все, казалось, стремились познакомиться с ним ближе, а некоторые и вовсе набиться к нему в друзья. Он учтиво здоровался, к месту шутил и вежливо представлялся каждому из присутствующих. По крайней мере теперь Гермионе стало понятно, как же Лорду Волдеморту удавалось собрать столько последователей. Когда все расселись, директор Дораду встала, чтобы произнести приветственную речь. — Добро пожаловать в школу Кастелобрушу. От лица всего преподавательского состава мы счастливы приветствовать вас в нашей школе — сердце магического образования Волшебной Южной Америки. Многие столетия наша школа процветала, переплетая богатые знания и культуру Бразилии, Перу, Мексики, Колумбии, Чили, Венесуэлы, Аргентины и многих других стран континента, охраняя древние секреты магии и воспитывая светлые умы будущего. Мы рады открыть наши двери для пытливых мыслителей всего Волшебного мира. Преподаватели заулыбались и принялись аплодировать, к чему присоединились и остальные участники. Директор тем временем продолжала: — Вы, наши уважаемые стажёры, молодые учёные, проделали долгий путь, чтобы присоединиться к нам в этом историческом обмене знаниями. В течение следующих двух месяцев мы отправимся в путешествие, где встречаются магия и наука, где мудрость древних заклинаний сочетается со строгостью научных исследований. Вместе мы будем открывать новые горизонты, бросать вызов старым границам и узнавать, как магия и наука могут работать в гармонии для улучшения нашего мира. Гермиона вся трепетала от нетерпения. Она так давно не училась в школе, что уже забыла, насколько ей это нравилось — конечно, для изучения и исследования не нужны учебные заведения, но всё же что-то особенно волшебное было в том, чтобы делать это именно в школе, в окружении многих других учеников. Пропуск последнего года в Хогвартсе, пожалуй, был одной из наиболее расстроивших её вещей во время войны. — Наши зачарованные земли, — тем временем говорила директриса, — где обитают некоторые из самых уникальных магических представителей флоры и фауны в мире, будут служить нам и классом, и лабораторией. Вы будете учиться вместе с нашими лучшими профессорами — мастерами своих дисциплин, а также вносить свой вклад в виде своего опыта и точки зрения. Я призываю вас подойти к этой стажировке с открытым сердцем и пытливым умом, поскольку здесь, в Кастелобрушу, мы верим, что знание — наша самая могущественная форма магии. Все согласно закивали. Пожалуй, в этом стажировка казалась даже привлекательнее Хогвартса: все собравшиеся добровольно отправились за новыми знаниями, здесь не было тех, кто считал учёбу повинностью. Под столом Том взял её за руку и слегка сжал, будто пытаясь выразить таким образом свой восторг, не привлекая внимания остальных. Гермиона краем глаза заметила, что на его губах играет лёгкая, очевидно нарочно выверенная улыбка, потому что его глаза горели таким знакомым ей голодом. — Но эта программа не просто об обучении. Она о создании чего-то нового. Вы будете работать над проектами вместе, выходя за рамки обычной магии и науки, предлагая инновационные решения стоящих перед всем волшебным обществом проблем. Для нас большая честь приветствовать вас, и мы с нетерпением ждём ваших открытий, завязывания новых знакомств и дружбы. От имени всей семьи Кастелобрушу я желаю вам успехов и, прежде всего, магии в ваших сердцах. Добро пожаловать! Весь стол снова разразился бурными аплодисментами, а сердце Гермионы сладко сжалось от предвкушения.