Пропаганда

Сердце Гермионы всё ещё бешено колотилось из-за недавней поездки через полконтинента, но его быстро успокаивал умиротворяющий вид залива Гуанабара, чьи волны разбивались о белоснежный песок пляжа Копакабана. В Волшебной Южной Америке не пользовались летучим порохом, ведь камины в жарких странах были редкостью и у маглов, и у волшебников. Вместо этого основным общественным транспортом служило волшебное каноэ. По удобству и скорости оно напоминало «Ночной рыцарь». Огромная продолговатая деревянная лодка, рассчитанная на тридцать человек, стремительно опускалась под воду и пулей проносилась по водоёмам, выстреливая в конечном назначении за считанные минуты. Как объяснили им другие пассажиры, если остановка — море, то маглам казалось, что это из воды выпрыгивает дельфин. Поездка чем-то походила на американские горки, только в миллион раз быстрее и под водой, но, несмотря на все неудобства, каноэ, по крайней мере, зачаровали на то, чтобы пассажиры оставались сухими. Том раздобыл туристическую карту города в газетном киоске, и вот они уже под палящим полуденным солнцем направлялись вдоль Авениды Атлантика в сторону местного Косого переулка — Авенида Маглантика. Незадолго до вылазки в Миктлан друг Тома прислал ему буклет-памятку работника Отдела международного сотрудничества с указанием всех Министерств, волшебных поселений, волшебных частей городов и школ волшебства. Конечно, они не рассчитывали, что их перебросит на соседний континент, и не взяли её с собой, как и многие другие необходимые вещи, которых не хотели случайно лишиться, но, по крайней мере, Том запомнил всё, что относилось к Волшебной Южной Америке. Не пройдя и мили, Гермиона впервые за долгое время почувствовала усталость. В Миктлане им не хотелось ни есть, ни спать, ни отдыхать, но теперь казалось, что её настигли шесть месяцев бессонницы. Глаза нещадно слипались, а ноги еле тащились по асфальту. — Том, — тихо обратилась она, — давай лучше завтра? Я засыпаю на ходу. Он посмотрел на неё с беспокойством: — Точно, мы же не спали полгода, — сказал он, будто только сейчас об этом вспомнил, а его усталость не касалась в принципе. — Пошли найдём гостиницу. На карте для туристов были отмечены самые популярные, но ближайшей был шикарный многоэтажный отель, напоминавший французские дворцы, встретивший их лакеем в белых перчатках и просторным фойе с мраморными колоннами. После скитаний по горам, рекам и джунглям всё казалось нереальным и практически поражало чистотой. Гермионе не терпелось добраться до ванны, смыть с себя остатки приключений и крепко заснуть в настоящей кровати с мягким постельным бельём. Возможно, это было не самое рациональное решение, учитывая, что почти все их деньги зарыты на мексиканском кладбище за тысячи миль, но зато самое простое, и, признать по правде, после всего пережитого хотелось себя немного побаловать. По дороге к спальням они также поняли, что их настиг и полугодовой голод. Он оказался настолько сильным, что даже превзошёл усталость, а потому Том предложил заказать еды в номер. Не теряя ни минуты, они позвонили консьержу и оставили заказ то ли на обед, то ли на ужин в комнату Гермионы. Ждали они его прямо в кровати, развалившись поверх покрывала. — Что думаешь, — начал Том, — может, нет смысла так уж торопиться в Мексику? Пара недель ничего не изменит, а раз уж мы здесь… — Ты тоже подумал о Борадже? Здесь наверняка должна быть уникальная школа зельеварения! — нетерпеливо вставила Гермиона. — Вот бы найти наставника! Том слегка улыбнулся, забавляясь её воодушевлением: — И о нём тоже. Мы почти через целый континент от нашей точки назначения. Чем искать кратчайший путь через половину земного шара, можно исследовать, что интересного может предложить эта часть света. Гермиона устало закатила глаза: — Не успел ты вернуться из одного приключения, а уже ищешь новое? — широко зевнула она, прикрыв рот ладонью. — Я пока не готова. — Не сразу, конечно, — ухмыльнулся он. — Можем даже устроить себе здесь небольшие каникулы. Разве мы куда-то спешим? Том заложил руки за голову и посмотрел в окно, за которым простирались яркое синее море и белоснежный песок. Золотистое солнце клонилось к закату, отчего вид казался ещё более неземным. Возможно, каникулы не такая уж плохая идея. В дверь постучали, и Том лишь крикнул: «Войдите», — у них едва оставались силы пошевелить рукой, чтобы держать в ней вилку. Мальчишка-коридорный вкатил небольшую тележку, снял на их глазах серебристые «купола» с тарелок, а затем, раскланявшись, сказал, что, когда они закончат, её можно просто выставить за дверь. Ужинали они прямо в постели, приманивая к себе тарелки заклинаниями.

***

Гермиона резко распахнула глаза, будто её выбросило в реальность. Она не помнила, как уснула, но ей даже сейчас казалось, что она продолжает спать. Органы чувств отказывались осознавать окружающую обстановку единой картиной, и её элементы запечатлевались постепенно. В окне сияло яркое солнце, в лучах которого кружили пылинки. Где-то вдалеке раздавались тихие шаги и звон лифта. К щеке прилипала влажная прядь волос. Гермионе было невыносимо жарко, её окутывало обжигающим теплом… Со спины её так крепко обнимал Том, что пошевелиться было практически невозможно. Его грудь, прижатая к ней вплотную, мерно вздымалась и опадала, а горячее дыхание путалось в её волосах. От сильных рук, обвивающих её талию и грудь, Гермионе с трудом удавалось сделать достаточно глубокий вдох, но, возможно, это было и хорошо, ведь вместе с ним её лёгкие заполнял его запах, отчего всё сильнее кружилась голова, а в животе образовывался странный тёплый узел. По крайней мере, они оба были полностью одеты, уснув прямо поверх покрывала. Гермиона попыталась вырваться из этого капкана, но, не просыпаясь, Том притянул её ещё ближе к себе, обвив ногой её ноги, как змея. Она почувствовала, как в её ягодицы упирается его, ну, член. Почти в двадцать два уже можно начать называть вещи своими именами. Её детство и юность прошли в окружении мальчиков, поэтому мужская физиология не была для неё ничем новым или удивительным. Год в палатке с Гарри и Роном. Бесконечные матчи и тренировки по квиддичу. Летние каникулы в «Норе» и на площади Гриммо с целой оравой сыновей Артура и Молли. На долю Гермионы пришлись бесконечные утренние эрекции, случайно распахнувшиеся полотенца и прочее мытьё в речке, и это не считая анатомических пособий, которые она листала с раннего детства. Несколько раз ей довелось и заметить член Тома — краем глаза, она всегда старалась как можно скорее отвести взгляд, — и Гермиона осознавала, что он значительно больше среднего. Но одно дело — видеть, а совершенно другое — чувствовать его прижатым к своим ягодицам. Тёплый узел в животе жаром опускался всё ниже. Гермиона снова попыталась вырваться, но безуспешно: сильные руки держали её железной хваткой. Тяжело вздохнув, она попыталась его разбудить: — Том? — М-м-м, — раздался сонный стон, и она всем телом почувствовала вибрацию его голоса. Гермиона снова дёрнулась в попытке вырваться: — Том, выпусти меня. — М-м, нет, — тихо ответил он, не шевелясь. — Пожалуйста, — попросила Гермиона. Подумав, она добавила: — Мне… Нужно в туалет, — что, как она тут же поняла, не было ложью. Над её головой раздался тяжёлый вздох: — Ладно, — и Том расцепил руки. Гермиона чуть ли не кубарем скатилась с кровати и поспешила в уборную. Закончив, она заодно умылась, а также, осознав, что у неё нет с собой зубной щётки, прополоскала рот водой. Вернувшись в комнату, пред ней предстала новая картина: Том уже выставил грязную посуду за дверь и, приподнявшись на локте, продолжал лежать в её кровати и заново просматривал вчерашнюю газету. Только теперь он был в одном нижнем белье, слегка прикрывшись простынёй, а его одежда аккуратно висела на спинке стула возле идеально свёрнутого покрывала на столе. — Доброе утро, Гермиона, — как всегда поприветствовал её Том, не отрываясь от газеты. — Я тут подумал, раз мы пока не возвращаемся в Мексику, может, лучше мы будем жить в одном номере, чтобы немного сэкономить? Он поднял, слегка наклонив набок голову, и пристально посмотрел ей прямо в глаза: — Мы же почти не взяли с собой денег, всё закопали в могиле. У них с собой было чуть больше трёх тысяч долларов, что, если верить «Нью-Йорк Таймс», равнялось медианной годовой зарплате на городскую семью в Америке. Они остановились в новом фешенебельном отеле на главной туристической улице города и могли бы тут оставаться ещё по меньшей мере полгода, ничуть не чувствуя себя стеснёнными. Что, как выяснилось, равняется «почти не взяли денег» для Тома не-знаю-никаких-трущоб-вы-меня-с-кем-то-путаете Риддла. Его лицо оставалось совершено серьёзным, но тёмный взгляд искрился весёлым блеском. Казалось, он улыбается одними глазами. Гермиона слегка прищурилась и протянула: — Знаешь, если ты просто хочешь и дальше спать в одной кровати, говори прямо. Нечего пудрить мне мозги своими уловками. Том рассмеялся, запрокинув голову, громко, дико, как умел только он, и, встав на коленях, сгрёб её за собой в кровать. Не расцепляя объятия, он поцеловал её в макушку и сказал: — Отлично. Значит, я отменю вторую бронь. — Но мы заплатили за неделю вперёд, — вздохнула Гермиона. — Тебе уже не вернут деньги. Он усмехнулся: — Я договорюсь. Пойдём сейчас? Если нет, то снимай одежду. Гермиона уставилась на его самодовольно улыбающееся лицо: — Ты решил вообще расстаться с тормозами? — Что? Нет, — хмыкнул он. — Ты в этом где только ни лазала, мерзко так лежать в чистой постели. У неё слегка порозовели щёки, и стало немного стыдно за то, что она сразу подумала о чём-то развратном. Гермиона прочистила горло, прежде чем сказать: — Пойдём разберёмся с номерами и заодно купим настоящую одежду. Нельзя же вечно ходить в трансфигурированной из травы. — И позавтракаем, — согласно кивнул Том. — Умираю от голода.

***

Гермиона сидела на мягком стуле из тёмного дерева с жёлтой шёлковой обивкой. На ней было новое тонкое льняное платье, куда более приятное к телу, чем трансфигурированная парусина, а на столике слева стоял большой запотевший стакан ледяного лимонада, по стенкам которого капли конденсата стекали прямо на тёмно-коричневый лак стола. Сидя в роскошном лобби из бежевого мрамора, Гермиона, сцепив зубы, наблюдала, как Том на стойке регистрации договаривается об отмене своего номера с девушкой-консьержем. Головой она понимала, что в её раздражении не было никакого смысла, он лишь включил своё обаяние, чтобы, как это часто бывало, добиться своего. И всё же то, как хихикала загорелая девица со своими ослепительно белыми зубами, как хлопала ему ресницами и накручивала локон на палец, выводило Гермиону из себя. Казалось бы, за столько месяцев бок о бок можно было привыкнуть, что с Томом подобным образом ведёт себя любая женщина любого возраста (да и, чего греха таить, некоторые мужчины), и ему для этого не всегда даже нужно что-то делать. И всё же больше всего ей сейчас хотелось натравить на дурочку стаю заколдованных птиц. Пока она размышляла о целесообразности этого действия, на стул возле неё с довольной улыбкой сел Том. — Я обо всём договорился, — радостно доложил он. Не успел он что-либо добавить, Гермиона притянула его к себе за галстук. Она вложила в поцелуй всю энергию, которая не ушла на создание злобных птиц, но быстро отстранилась, вспомнив, что находится далеко в прошлом, где не приветствуется публичное выражение чувств. Довольная улыбка Тома лишь стала шире, и он, поправляя галстук, насмешливо произнёс: — Ты ведь понимаешь, что подобной наградой только побуждаешь меня больше улыбаться другим женщинам? — сдерживая смех от её, предположительно, разъярённого взгляда. — Все вы, мужчины, одинаковые — ни стыда ни совести, — вырвалось у неё. — А ты эксперт? — прищурился Том. — Уж повидала, — ухмыльнулась Гермиона. Том смерил её долгим взглядом и вернулся к прерванной теме: — Деньги за бронь второго номера переведут в счёт дополнительных ночей. Только знаешь что? — Что? — нахмурившись, спросила она. — Мы проспали два дня! — Да ладно? — у неё слегка отвисла челюсть. Том усмехнулся: — Неудивительно, что мы проснулись такими голодными, — за завтраком они съели примерно по слону. — А я ещё думала, что тяжело перестраиваться на часовые пояса Нью-Йорка, — вздохнув, вспомнила Гермиона свой первый приезд в Америку.

***

Возвращение в «настоящий» Волшебный мир оказалось даже приятнее, чем можно было представить. Не то чтобы Гермиона жаловалась на произошедшие с ними приключения (разве что чуть-чуть), но всё же она скучала по возможности просто находиться среди других волшебников, не пряча палочку под юбку, не озираясь по сторонам. Даже в Нью-Йорке не было места, напоминающего Волшебный Лондон, но теперь они вовсю наслаждались этим в Волшебном Рио. Вход на Авениду Маглантику располагался примерно в миле от их отеля, для чего требовалось в особом порядке постучать по камням ограды у подножия форта. Разумеется, первым делом они с Томом исследовали книжный магазин, пополнив свою походную библиотеку справочником трав и растений, характерных для Южной Америки, всеми книгами зельеварения Либатиуса Борадже в особенно красивом издании, кроме «Фиесты в бутылке», которую они оба сочли бесполезной тратой времени, а также списком литературы учеников Кастелобрушу. Не сказать, что они узнали из них много нового, для большинства заклинаний существовал равнозначный, уже известный им эквивалент, но магозоология там изучалась не в пример глубже ухода за магическими существами Хогвартса. Позже они закупили в аптеке всевозможные ингредиенты для зелий, включая различную местную экзотику, — ведь с их образом жизни было невозможно сказать, что может пригодиться, — и несколько готовых настоек, которые удобно всегда держать под рукой, вроде зелья Сна без сновидений. Ассортимент в магазинах сильно отличался от привычного им в Косом переулке. В лавках им то и дело попадались необычные амулеты, которые не попадались даже Тому во время работы в «Богин и Бёркс», и даже известные им товары вроде настойки растопырника имели другой оттенок и консистенцию. Хотелось скупить всё, но они били себя по рукам, стараясь экономить. — Может, купим почтовую птицу? — как-то размышлял Том, сидя на террасе кафе за чашкой изумительного кофе и листая книгу по истории Волшебной Южной Америки. Гермиона, вздохнув, подняла глаза от учебника травологии, который читала: — Ты уверен? — скептически спросила она, вспоминая, как Гарри постоянно таскался с клеткой Хедвига. — Мы всё время кочуем. — Тоже верно, — согласился Том. — Но это сейчас мы можем когда угодно прийти в волшебный район. А что потом? — А куда ты, кстати, собрался потом? — приподняла она бровь. Они пару раз вскользь обсуждали дальнейшие путешествия, но неожиданно для самих себя так и не построили никаких чётких планов. — О, Гермиона, — таинственно улыбнулся Том, и сразу стало понятно, что он что-то затеял. — Во-первых, у нас под боком целые джунгли Амазонки. И если где и стоит изучать змей, так это здесь. Такую возможность просто нельзя упустить… — Куда же без змей… — пробормотала Гермиона. Том продолжал, не обращая внимания на её замечания: — Уже по простейшим учебникам для младших классов видно, что потенциалы ядов… — заметил он её взгляд исподлобья. — …и целительных зелий в этих краях попросту неисчерпаемы. Гермиона скептически осмотрела его. В некоторой мере она уже смирилась, что его будет всегда тянуть исследовать какой-то яд или отвратительное заклинание с жертвоприношениями. Но будет и ложью отрицать, что ей это ничуть не интересно. — Кстати, — заметила она. — Как думаешь, может, попробовать попасть в Кастелобрушу? Не как ученики, наверное, но что-то вроде исследовательской стажировки? Как думаешь, у них есть какие-то программы мастерства, как в Британии? Том потёр подбородок: — Хм, а ведь их директриса, Дораду, приезжала к директору Диппету с делегацией… Она хотела уговорить его на программу обмена, но они не договорились. — Да, они открыты иностранцам, — подхватила Гермиона. — Мой знакомый переписывался с учеником из Кастелобрушу, и тот звал его в гости на учёбу по обмену. — И как ему там? — с интересом спросил Том. Гермиона вздохнула: — К сожалению, он не поехал, у его семьи не было возможности для поездки, — вспоминая историю Билла Уизли, рассказанную им Роном. — За это мальчик прислал ему прóклятую шляпу, и у моего друга свернулись уши. — Проклятие, вшитое в одежду? — загорелись глаза Тома. — Очень нетривиально для школьника… Может, там и Тёмным искусствам учат, а не просто как от них защищаться? Гермиона хмыкнула и устало покачала головой. Она уже даже не удивлялась его реакции. Тем временем Том продолжал: — Затем обязательно нужно будет посетить Перу, как минимум для того, чтобы закупить Порошок мгновенной тьмы, упустить такую возможность попросту преступно. — А это тебе зачем? — Мало ли, — пожал он плечами, — никогда не знаешь, что может пригодиться. — Ну, допустим… — И напоследок у нас ещё, конечно же, остаются майя и инки, — торжественно закончил Том. — Догадываешься, зачем? — выразительно посмотрел он. — Время?.. — ахнула Гермиона. — У майя были феноменальные наработки об измерении времени, а концепция инков перекликается с философией энтернализма. — Именно, — улыбнулся Том. — Мы же договаривались, что я помогу тебе с исследованием. Но сначала пошли купим пергамент и перья, нам нужно составить очень презентабельное письмо на имя директрисы Бенедиты Дораду от уже знакомого ей старосты Тома Риддла, — оставил он возле чашки несколько монет и встал из-за стола. Гермиона недоверчиво покосилась на него: — Что случилось с твоим планом пропасть без вести? Том ухмыльнулся: — Никому в школе нет дела до заезжего молодого учёного. Школы не отвечают Министерствам, а Министерствам не придёт в голову искать двадцатиоднолетнего выпускника Хогвартса по спрятанным в джунглях школам. — А, кстати, зачем тебе пропадать без вести? — снова попыталась у него выпытать Гермиона. — Я тебе расскажу, когда придёт время, — в очередной раз загадочно улыбнулся Том. Вскоре они уже стояли в дальнем углу магазина канцелярских принадлежностей, где располагались столы для росписи перьев. Гермиона и забыла, когда в последний раз держала в руках пергамент. Было ли это в Нью-Йорке? Во время их путешествий записные книжки, блокноты и карандаши оказались гораздо практичнее, чем свитки и чернила. Она стояла по левую руку от Тома и следила, как он выводит письмо на имя директрисы своим выверенным, ровным почерком. Вдыхая аромат нового пергамента, смешивающийся с запахом Тома, она невольно вспоминала урок зельеварения на шестом курсе, постепенно чувствуя нарастающий жар на щеках, от которого вполне можно было бы растопить сургуч для печати.

***

За пару недель в Рио у них выработался своеобразный распорядок дня. Каждый день после обеда они читали новые книги на солнечной террасе кофейни, где пили потрясающе вкусный чёрный кофе и вежливо отказывались от очень модных бригадейро, обсуждали прочитанное и в целом наслаждались своеобразными спокойными каникулами. Том, как всегда, вставал где-то на рассвете и занимался своей зарядкой или бегал по пляжу, но возвращался он, когда Гермиона просыпалась, или даже раньше. В нём кипело слишком много энергии, чтобы спать, как нормальный человек. Возможно, тот день, когда она проснулась в первый раз в его объятиях, останется первым и единственным, когда он проспал дольше неё. Гермиона быстро привыкла засыпать с ним в обнимку, и теперь это стало для неё такой же неотъемлемой частью хорошего сна, как уютное одеяло. За исключением того, что «одеяло» каждый вечер исступлённо целовало её, с каждым днём заходя всё дальше, а она и не думала ему сопротивляться. Длилось ли это несколько минут или часов, она не знала — в эти мгновения время становилось таким же ненужным понятием, как в загробном мире. Том, что было ему совершенно несвойственно, будто не торопил события. Он не пытался её раздеть, не прижимался к ней членом нарочно, не касался её ниже пояса — в общем, не делал ничего, что она слышала от соседок по спальне в старших классах. На краю её сознания даже начали зудеть противные унизительные мысли, но Гермиона от них отмахивалась. Том осторожно раздвигал границы их близости, в один вечер позволив себе оттянуть вырез ночной рубашки достаточно низко, чтобы провести языком по её соску. — Ах, Том! — от удивления воскликнула Гермиона, совершенно не рассчитывая на то, что такое лёгкое касание пронесётся по её телу ударом тока. Он лишь усмехнулся, обдав её чувствительную кожу жаром своего дыхания, и повторил это снова. И снова. И снова. Одной рукой он обхватил её свободную грудь, нетерпеливо сжав, совсем не больно, но Гермиона прошипела от неожиданности, и он тут же слегка ослабил хватку, проведя большим пальцем вокруг её затвердевшего соска. Гермионе захотелось сделать что-то и для него. Ей хотелось почувствовать над ним схожую власть, какую он имел над ней, когда держал в своих сильных руках и целовал, где ему захочется. Ей попросту хотелось его касаться, как бы приземлённо это ни звучало. Она переплела пальцы в его шелковистых чёрных волосах и притянула к себе в глубокий поцелуй. Не думая дважды, она опустила свободную руку ниже и осторожно провела ладонью вдоль его твёрдого, горячего члена. Том замер и отстранился от её губ, вдохнув сквозь стиснутые зубы. Он начал отталкиваться, поставив руку возле её плеча, но Гермиона обвила руки вокруг его талии. Воздух между ними будто сгустился, наэлектризовался, как перед грозой. — Стой, — выдохнула она ему в губы, пытаясь притянуть его ближе, осознавая, что, по сути, это бесполезно. Том был гораздо сильнее неё, и то, что он ещё не отодвинулся, было лишь жестом его доброй воли. Но ей так не хотелось, чтобы всё закончилось, как в предыдущие ночи: он переворачивается на спину, притягивает её к себе на грудь и начинает болтать на отвлечённую тему, перебирая её локоны. Чаще всего именно так она и засыпала. Его глаза потемнели, теперь напоминая беззвёздную глухую ночь, чем ещё громче сообщали о надвигающейся грозе: — Если я этого не сделаю, то дальше не смогу удержаться, — низким голосом произнёс он. — Может, я не хочу, чтобы ты сдерживался? — еле слышно сказала она. Какое-то время он всматривался в её лицо, а затем ухмыльнулся и спросил: — Ты уверена? Между ними будто пробежал разряд, и всё, на что хватило Гермиону, — лишь слабый кивок, не отводя взгляда от его глаз. Одним рывком Том оттолкнулся от неё, но вместо того, чтобы отстраниться, встал перед ней на колени и задрал подол ночной рубашки до самых подмышек. Опустившись на локти, он сначала поцеловал одну, затем вторую грудь и провёл языком по шраму, оставленному от проклятия в Отделе тайн, опускаясь медленными, жадными поцелуями, будто растягивая своё удовольствие, всё ниже, пока не подобрался к краю её нижнего белья. У Гермионы перехватило дыхание, но в следующую секунду она вспомнила, как однажды Парвати и Лаванда спорили о необходимости удаления волос в зоне бикини. Одна говорила, что надо выдирать их полностью, вторая — лишь подровнять, иначе это извращение, но Гермиона не делала ни того, ни другого, и сейчас её будто окатило холодной водой. Она резко напряглась, но прежде, чем успела хоть как-то остановить Тома, он уже без помощи палочки испарил её бельё. Выпендрёжник. Он отстранился, обводя её тело обжигающим взглядом, и Гермиона чувствовала, как краснеют её щёки. Сейчас он опустит какое-то едкое замечание, с него не убудет… — Как же часто мне это снилось, — хриплым голосом произнёс он, поднимая её левую ногу. — Но сны даже близко не стояли с реальностью, — поцеловал он её колено. Он оставлял мягкие поцелуи, перемежающиеся с лёгкими укусами вдоль её внутренней стороны бедра, поднимаясь всё выше по ноге, и с каждым из них Гермиона постепенно забывала, как дышать. Проскользнув зубами у самого основания, Том крепко обхватил оба её бедра, забросив их себе на плечи, и провёл языком вдоль её половых губ до клитора, отчего из груди Гермионы вырвался непроизвольный протяжный стон. Вздох его довольной усмешки обжёг её, а затем он вернулся к своей изощрённой сладкой пытке. Первые несколько секунд было очевидно, что Том сам не знает, что делает, хаотично целуя её тут и проводя языком там, но чего у него не отнять, так это способности схватывать всё на лету. По тихим вздохам и сдавленным стонам он быстро понял, что ей нравилось больше всего, и вскоре Гермиона уже в прямом смысле видела звёзды, сжимая простынь по обе стороны от себя. Она пыталась сдерживать громкость рвущихся наружу стонов, но случайно сорвавшееся: «О боже, Том!..» — будто подстегнуло его. Вскоре Гермиона уже не могла перестать кричать его имя, а он не давал ей ни пощады, ни передышки, крепко удерживая её бёдра на месте, пока она, не в силах совладать с собой, выгибалась на кровати, задирала голову к потолку и хрипло дышала. Её накрыло волной мощного оргазма, не сравнимого ни с чем, что она испытывала наедине с собой, и она несколько раз разжала и сжала кулаки, чтобы попытаться вернуть чувствительность онемевшим пальцам. Том, будто не замечая, не останавливался, пока рябь остаточного удовольствия не сменилась болью от излишней чувствительности. — Том, стой! — воскликнула Гермиона, но он не обратил внимания на её просьбу. — Пожалуйста! Она приподнялась на локтях. Потрясающей красоты молодой мужчина — его уже сложно было назвать юношей — упивался ею, в этот момент она была полностью в его власти, и она осознавала, что, возможно, любая отдала бы всё, чтобы сейчас оказаться на её месте. Гермиона потянулась рукой к его волосам и мягко оторвала его от себя, встретившись с его недоумевающим взглядом. — Стой, Том, — приподнялась она ещё выше, притягивая его к себе. — Что-то не так? — нахмурился он. — Нет, просто… слишком хорошо, — поцеловала она его. Гермиона чувствовала на его языке незнакомый солоноватый привкус, видимо, свой, но она не обращала на это внимания. Продолжая целовать Тома, она провела рукой по его широким плечам, по твёрдым мышцам груди, проскользнула к талии и начала спускаться ниже, но он перехватил её руку. — Не нужно, — тихо сказал он. — Но… — У тебя пальцы дрожат, — довольно ухмыльнулся он. — Отдыхай, — отвёл он её руку и, подхватив снизу, перевернул на бок и обнял сзади, окутав своим телом. Том накрутил один из её локонов на палец, глубоко вдохнул аромат её волос, а затем высвободил руку и начал выводить на её бедре круги. — Я и представить не могла, что может быть… так, — тихо призналась ему Гермиона. Его палец замер. — А у тебя большая выборка? — спросил он у неё над самым ухом, и от его низкого голоса у неё приподнялись волоски на шее. — За кого ты меня принимаешь!? — Ты сама говорила, что у тебя были другие, — отстранённо ответил Том. — И весь этот твой суфражизм… — Я один раз целовалась с одним мальчиком! — возмущённо воскликнула Гермиона. — Ты первый, кто видел меня совершенно голой! И уже тем более первый, кто… целовал меня… там. Она не была до конца уверена, насколько открыто можно с ним говорить о сексе и употреблять физиологичные термины. Иногда Том казался очень прогрессивным для своего времени, в другой раз выдавал унизительные архаизмы о «порченных» девушках, а в третий не знал слова «месячные». — Хм, — раздался его довольный голос, — пусть так и остаётся. Не дав ей времени на ответ, Том прильнул к её шее и оставил грубый, жадный поцелуй, который, Гермиона была уверена, утром отнимет немало времени и целебной мази для лечения синяка и следа от зубов. Затем, проскользнув языком вверх к самому её уху, он гулко прошептал: — Знаешь, мне не особенно нравилось моё имя, пока ты его не прокричала, — обвил он её за талию и притянул ещё ближе. — Готовься теперь делать это часто.